Кандидат
Сегодня очень важный и волнующий день, сегодня меня должны принять в кандидаты в члены КПСС, но это будет во второй половине дня, а пока идет лекция по военно-политической географии. Лекция ротная, а значит, можно поспать и вообще заниматься своими делами: читать, писать письма, играть в «Чепуху» или «Морской бой». Лично я читаю книгу «Черный всадник» Владимира Малика, вернее перечитываю, так как я ее уже читал, когда учился в школе.
– Берите ручки и громко записывайте, – дежурно шутит преподаватель подполковник Ленский.
– А это как? – дежурно спрашивает Веня.
– Ну, можете писать тихо, – дежурно разрешает преподаватель.
Те курсанты, кто слабо знают этот предмет, с излишним воодушевлением хихикают. Тоже дежурно. Я углубился в чтение и только иногда все-таки «включаюсь», чтобы не попасться.
– Богатым не нужна идеология, – вещает преподаватель.
В следующее «включение» я услыхал, что из-за денег в обществе и среди людей происходят заметные изменения в системе ценностей. Я не очень понял и просто стал читать дальше. Что прослушаю, потом в учебнике прочту. А вот когда я через пятнадцать минут снова «включился», то услышал кое-что интересное.
– Война требует жертв, это понятно всем. Но мир тоже требует жертв. Хорошенько запомните это.
– Не поняли, – снова за всех выразился Веня.
– Сейчас объясню. Политика это та же война, только ведется она другими средствами. Любые переговоры это тот же торг. Успехи достигаются уступками. Здесь выгадал, там потерял.
Все слушают, затаив дыхание, это для нас действительно ново и интересно.
– Чтобы кого-то купить, надо кого-то продать. А, вообще, запомните и пока просто поверьте на слово: безопасность государства не имеет ничего общего со справедливостью.
– Вот это да! – во весь голос ахнул Лео.
– Лично мне хочется в ладоши захлопать, – шепнул КорС.
– Безусловно, сейчас у вас другое представление о жизни и о политике, но со временем они будут меняться. Очень сильно. Поверьте мне, я посвятил армии тридцать лет своей биографии!
Любопытство боролось с книгой и пересилило, но лекция уже окончилась. Лекция эта сильно отличалась от всех остальных – правильных и дико хрестоматийных. В учебнике ничего подобного и близко нет. Заодно становится понятно, почему такой умница, как наш преподаватель не сделал (и едва ли сделает) головокружительную карьеру в армии.
И вот наступил этот долгожданный момент – меня приняли в кандидаты в члены КПСС. Зачитали вслух рекомендацию комсомольской организации роты, задали мне дежурные вопросы о Программе, Уставе, истории партии, а я на них дежурно ответил, все чин по чину, и все. Я вышел из помещения, где заседала партийная комиссия училища, уже кандидатом в члены КПСС.
– Поздравляю! Поздравляю, – горячо обнял меня важный Васька и задушевно добавил: – теперь и ты пополнил наши ряды!
– Пургу гонишь. Я и так был в ваших рядах. Самым, что ни на есть, непосредственным образом.
– Теперь ты проводник линии партии, идей марксизма-ленинизма!
Глаза Васи горят и излучают свет, а щеки разрумянились, словно от мороза.
– Полагаю, что ты заблуждаешься, он скорее пока только полупроводник, – смеется Кальницкий. – Он же еще только кандидат!
– Угу, – подтверждает КорС, – Вася, ты еще расскажи Иванову, что перед ним открывается новое поле деятельности.
– И прямо-таки драматические перемены в жизни, – вторит Лис, через силу сдерживая смех.
– В общем, Василий, не стоит тратить время на высокие слова на такую тему. Иванов этого точно не оценит!
– Я придерживаюсь того мнения, – как-то жалко и неубедительно начал Васька, но Лис как ножом отрезал:
– Кто это здесь интересовался твоим мнением, душа моя? Васька, вырабатывай у себя привычку думать хоть бы на один шаг вперед, чтобы самому себя не ставить в неловкое положение. Следуя этому правилу, тебе станет легче жить, и у тебя будет значительно меньше огорчений в жизни.
От такого напора Васька замер в нерешительности, задумался на минуту, а потом обижено надулся и замолчал.
– Это ты зря, – хлопнул его своей лапищей по плечу КорС.– Лис дал тебе весьма недурной совет.
Видно было, что Васька с мнением Королева не согласен. Категорически не согласен.
– Пойми ты, чудак, совсем не обязательно… – положив руку на плечо Васьки, сказал Веня, но Васька тот час, же сбросил его руку.
– Я не нуждаюсь в ваших советах! – Вася всем своим видом показывает пренебрежение. – У меня свое мнение и …
– Оно ошибочно! Ха! Вот ты пытаешься высказать нам свое мнение, хотя никто из присутствующих у тебя его не спрашивает, – смеется Веня.
– Идите вы все, – помог Васе сформулировать главную мысль Миша.
Оторопевший Вася замолчал. Разговор не получился.
Сон
Замполит батальона майор Кудрин Максим Петрович лично проводит занятие в масштабе батальона. Мы сидим в зимнем клубе, а замполит вещает со сцены.
– «Защита социалистического Отечества относится к важнейшим функциям государства и является делом всего народа» – записано в Конституции СССР. «Долг Вооруженных Сил перед народом – надежно защищать социалистическое Отечество, быть в постоянной боевой готовности, гарантирующей немедленный отпор любому агрессору».
– Это мы все уже и сами на память знаем, – констатирует Рома.
– Советские Вооруженные Силы оправдывают высокое доверие партии, правительства, всего советского народа. Беззаветная преданность идеалам коммунизма, любовь к социалистической Родине, готовность с достоинством и честью защищать ее с оружием в руках – вот что отличает советского воина.
– Сейчас будет рассказывать, что молодые люди увольняются из Вооруженных Сил физически окрепшими и морально закаленными. Часть из них по путевкам комсомола с энтузиазмом поедет на ударные комсомольские стройки страны, – ворчит КорС.
– Есть такая профессия – Родину защищать. Рабочий, работающий на станке, строитель, управляющий краном, тракторист, поднимающий плугом пласты земли, комбайнер, которому кланяются налитые золотым зерном колосья, и воин за рычагами танка, за пультами управления ракет – они всегда рядом, одинаково велик их труд. Воинский труд жизненно необходим нашему обществу, от него зависит самое главное – свобода и независимость Родины, сохранение мира, возможность успешно строить коммунизм. …
Хорошо говорит замполит, душевно. У Васьки и Димы вон даже слезы на глазах блестят, так они прониклись его речью.
– … Живет в пограничных войсках традиция: «Брат на смену брату». Вот и Петр Стрельников выбрал место службы сам – пограничная застава имени Героя Советского Союза старшего лейтенанта Ивана Стрельникова. Не подвел младший брат старшего брата-героя, стал отличным пограничником. И вот настал день, когда на комсомольской конференции Краснознаменного Тихоокеанского пограничного округа начальник войск округа вручил Петру Стрельникову автомат. Самый обычный автомат, с каким пограничники выходят на охрану госграницы. Но на прикладе пластинка с надписью «С автоматом № 4519 нес службу по охране Государственной границы СССР И.И. Стрельников». Нет, это не простой автомат, это почетное оружие. Горячий комок подкатил к горлу, Петр прижался губами к вороненой стали: «Клянусь служить Родине так же беззаветно, как служил мой старший брат. Буду так же крепко держать в руках этот автомат».
Я нисколько не преувеличу, если скажу, что добрая треть курсантов в клубе хлюпает носами, а у некоторых слезы прямо ручьем текут по щекам. Все-таки слово это сила, а наш замполит молодец, умеет эти самые слова и примеры находить.
– Хорошо, когда на церемонии вручения молодым воинам оружия выступают ветераны Гражданской и Великой Отечественной войн, ветераны части. Они рассказывают молодым солдатам о том, как славно служили бойцам революции трехлинейка, клинок и тачанка, как противотанковой пушкой, ружьем да гранатой советские воины останавливали армады врага в Великую Отечественную. …
– Какие ружья? – ворчит Королев. – Ружья – это гладкоствольное оружие и на вооружении в армии не стояло и не стоит.
– Заткнись ты уже, зануда, – шепчет Лео, – дай послушать.
– И, правда, КорС, разве ты не понял, что речь идет о ПТР?
– Мне просто хотелось пошутить.
– А еще в пограничных войсках есть автомат с дарственной надписью генерального конструктора Калашникова. …
– Прямо захотелось попасть служить в пограничные войска, – вырвалось у Лео.
– Рядовым? – улыбаюсь я.
– Нет, – хмуро шутит Королев, – это Лео готовит нас к тому, что на выпуске он будет в пограничной форме. Так ты, Лео, сексот?
– Служу, – звучит с трибуны зычный голос майора Кудрина, – значит, защищаю самое дорогое – завоевания Великого Октября, родную землю, интересы Родины.
Хорошо говорит замполит, только очень монотонно. Его голос успокаивает, убаюкивает, и я засыпаю. И мне снится сон.
Вначале я геолог и брожу где-то по сопкам. Потом, вдруг, я уже археолог, и изучаю какие-то пещеры. В пещерах я нахожу останки каких-то разумных существ, пока еще не известных современной науке. Они похожи на людей и зверей одновременно. И у всех – холодное оружие: мечи странной формы, боевые топоры, копья и стрелы в теле. А вот я уже пограничник и отстреливаюсь из автомата от наседающих нарушителей госграницы. Патроны у меня на исходе, а тут меня еще и ранили. Я падаю и отстреливаюсь лежа, истекая кровью.
– Вставай, Иванов! Вставай! – тормошит меня Лео. – Пора идти на ужин, лекция уже окончилась.
Приходится подниматься, и неуверенно ступая, идти к выходу. По дороге я думаю: к чему бы этот сон? Может, все-таки мне нужно было пойти на ссору с родителями и настоять на своем желании стать геологом?
Вечером оказалось, что Веня решил начать бриться, причем он решил бриться станком.
– Пацаны, – пристает он к нам, – а сколько нужно выдавливать на помазок крема для бритья?
– Достаточно выдавить один сантиметр крема, – как всегда угрюмо ответил Королев.
– А сколько это – один сантиметр? – допытывается наш любознательный Веня. Правда, сейчас им движет не простое любопытство, он учится!
– Это приблизительно десять миллиметров, – принялся объяснять я, – да ты носи с собой линейку и не мучься!
Извращенец
Выйдя в увольнение, я переоделся в гражданку и поехал в студенческое общежитие инженерно-строительного института. Сегодня Лена должна быть в комнате одна, так что все должно быть. Но в комнате меня ждало разочарование в лице студента, ожидающего Валю Кудашеву, которая живет с Леной в одной комнате. Это означает, что Валя где-то здесь, и домой она не поехала.
Мне это откровенно не понравилось, потому я глянул на студента весьма недоброжелательно. Он это заметил и сразу стал собираться.
– Лена, ты передай Вале, что я заходил, ладно?
В это время в одежном шкафу что-то тихо зашуршало.
– Опять мыши завелись, – равнодушно сказала Лена, – надо будет кота сюда на выходные завести или мышеловку поставить.
Студент, наконец, ушел. Лена выждала минуту и вместо того, чтобы броситься в мои объятья, выглянула в коридор.
– Он действительно ушел! – громко сообщила она, и из шкафа со стоном вывалилась Валя. Похоже, ноги и руки у нее затекли так, что она ими, и пошевелить не могла.
– Что же ты смотришь? – возмутилась Лена. – Перенеси ее на кровать, а я на всякий случай дверь закрою.
Я поднял Валю и перенес ее на кровать. В волосах у нее было много косичек с тряпичными ленточками. Волосы уже были сухие.
– Давно сидишь? – с состраданием спросил я.
– Д-два часа, – чуть не плача, простонала Валя, – жутко неудобно: колени прижаты к подбородку, волосы мокрые были, а чуть шевельнусь – слышно. Хорошо хоть Лена придумала, будто это мышь.
Лена подошла к Вале и стала энергично растирать ей затекшие руки и ноги. Она даже разрумянилась от этого занятия и стала еще красивей. Или это я просто к ней не очень ровно дышу?
– Иванов, тебе я такое дело не доверяю! – пошутила она.
– Валь, а ты чего в шкаф забралась?
– Очень не хочу с тем парнем встречаться. Говорят, он извращенец, – с круглыми, как блюдца, глазами ответила Валя.
– Да ты что? – усмехнулся я. – Не может быть!
– Да! Не веришь? Он наших девчонок склоняет, страшно сказать, к оральному сексу! Вот!
– Действительно, ужас, какой, – притворно улыбнулся я.
Валя привела себя в порядок, мы втроем попили чая, и она, взяв сумку с вещами, уехала домой.
– Лен, а, Лен, скажи, я, что, тоже извращенец?
– Нет, ты же меня ни к чему не склоняешь. Я и так все умею и хочу. Повезло тебе со мной, Иванов!
– Так чего же мы ждем? – с вожделением глянул я на Лену.
– И в самом деле, чего? Так, больше не медлить, и в постель! Куда поскакал? Сначала раздень девушку, лентяй!
Увольнение прошло чудесно, но быстро. Перед расставанием Лена сказала:
– Просто уму непостижимо, сколько может курсант, который две недели не был в увольнении!
Переодевшись с гражданки в военную форму, я шел переулками в училище, потихоньку напевая себе под нос:
– Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново.
Я люблю тебя, жизнь, повторяю я снова и снова!
– Толик ты откуда? – вышел из соседнего переулка Лео.
– Из обители греха, – сегодня я неимоверно искренний. – Я там нашел кладезь любви, и не мог не испить из него!
– Со студенческой общаги, стало быть? – Лео мне завидует, я выразительно прочел эту его мысль. Не повезло ему в увале. Хуже было другое – я и не припомню, чтобы моему другу везло.
– Прямо в точку, – порадовался я сообразительности Лео и, чтобы еще больше не расстраивать его, постарался быть немногословным. Однако он предпочел продолжить этот разговор.
– Не спрашиваю, как ты провел время. Твоя довольная физиономия и твое песнопение весьма красноречиво говорят об этом. Кстати, а ты чего такой жизнерадостный, неужели в сон не клонит?
– Клонит, но тем крепче будет сон, – честно признался я.
– Не бережешь ты себя, пренебрегаешь здравым смыслом. Разве можно так истощать свой организм? Удивляюсь я тебе, – шутит Лео. – Ты что, решил за один вечер удовлетворить свое ненасытное желание?
Друг пытается подбирать слова помягче, но не может скрыть, что мой успех у женщин вызывает у него жгучую зависть. Лео на моих глазах много раз предпринимал попытки сблизиться с разными девушками и женщинами, но все они закончились неудачей.
– Не убедил, – улыбнулся я. В моей душе покой, и Лео мне его не нарушит, как бы он не старался. Это самое лучшее состояние, какое я испытывал в своей жизни.
– А если ночью нас поднимут по тревоге, а ты еле-еле ноги передвигаешь после своих постельных подвигов?
– Не трусь, как-то оно будет. Мне бы часок поспать. У нас самый лучший возраст и силы восстанавливаются быстро.
– А если не удастся?
– Значит, получите вводную: «Командир третьего отделения ранен» и понесете меня на руках!
– Редкий ты наглец, Иванов! – Валерка даже и не намеревался обижаться, он только смеется. – К тому же ты из любой ситуации всегда выкрутишься!
И я посоветовал своему другу учиться, пока я рядом. Вдруг пригодится? Заметно ведь, что большого опыта общения с противоположным полом у него нет, хотя он такой же курсант, как я. А ведь про нас девушки говорят, что военное училище это резервация бабников.
– Берешь, значит, меня в ученики? – подтрунивает Лео. – А ты не боишься, что вырастишь в моем лице конкурента, способного соперничать с самим тобой?
– Не боюсь и еще долго бояться, не намерен. Я ведь ветеран с огромным боевым опытом!
Так, подшучивая друг над другом, мы продолжили путь в училище. По тревоге нас не подняли.
Разговор
Подполковник Шульгин читает лекцию о том, как складывалась предреволюционная ситуация в России, про то, как обнищавшие массы не хотели, а зажравшиеся верхи уже никак не могли.
– Великая Октябрьская социалистическая революция была закономерным результатом развития мировой системы капитализма, – привычно излагает преподаватель, навевая скуку и сон.
Со всей роты только мы с Королевым не конспектируем: мы и сами знаем эту тему настолько, что можем выйти и такими же дежурными штампами прочесть лекцию не хуже преподавателя.
– Владимир Ильич Ленин отмечал, что для победы социалистической революции одних материальных предпосылок недостаточно. Необходимы также объективные социально-политические условия, совокупность которых составляет революционную ситуацию. Главными признаками революционной ситуации являются: невозможность господствующих классов сохранить прежними методами и в прежнем виде свое господствующее положение, обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов, значительное повышение активности масс, побуждаемых обстановкой кризиса к самостоятельному выступлению …
И вдруг привычный ход лекции был сломлен. КорС поднял руку и перебил преподавателя: «Товарищ подполковник! Курсант Королев. Разрешите вопрос?»
– Слушаю вас, товарищ курсант. Да вы не стесняйтесь, спрашивайте. Ни умных, ни плохих вопросов не бывает.
– Извините, товарищ подполковник, а сколько у вас детей?
– Двое, – машинально ответил подполковник Шульгин, а затем изумленно спросил: – А вам зачем? Какое это имеет отношение к нашей сегодняшней лекции?
– Самое прямое и непосредственное. А почему только двое? Ответьте, пожалуйста, – требовательно говорит КорС.
– Ну-у, средства не позволяют.
– Как так? – прищурился Королев. – Вот до революции Россия имела самые высокие темпы прироста населения, причем за счет русских! Тогда все могли позволить себе иметь по восемь-десять, и даже по двенадцать детей! Могли их одевать, обувать, кормить и выводить в люди. Что означает, что Россия вовсе не была такой уж «нищей». Российский рубль был свободно конвертируемым. За двадцать лет, предшествующих русско-японской войне, личные доходы рабочих, крестьян, служащих выросли почти в шесть раз! За тот же период вдвое увеличилась протяженность железных дорог, удвоился сбор хлеба. На Дальнем Востоке российские товары, в силу своей дешевизны и высокого качества, успешно вытесняли японские и английские товары. …
Своим выступлением Королев разбудил всех дремлющих. На подполковника жалко смотреть – он стоит бледный, ни живой, ни мертвый. Рота замерла, и, затаив дыхание, во все глаза слушает Королева. При этом, не спуская глаз и с подполковника Шульгина. Королев невозмутимо продолжает.
– Россия поставляла 50% мирового импорта яиц, 80% мирового производства льна. В 1913 году урожай зерновых в России был на одну треть больше, чем в США, Канаде и Аргентине вместе взятых!
– Россия была отсталой во всех отношениях страной, – все еще не оправившись от растерянности, сказал преподаватель. – Россия была неграмотной.
– Это тоже неправда, – спокойно произнес Сергей, – социальное законодательство России было самым совершенным в мире. Еще в ХVІІІ веке в России – впервые в мире – были приняты законы, защищающие условия труда! Был запрещен ночной труд женщин и детей, ограничена продолжительность рабочего дня и так далее. А кодекс императрицы Екатерины II, регулирующий условия труда, был запрещен к обнародованию в «цивилизованных» Англии и Франции, как «крамольный!» В 1912 году президент США Тафт сказал российским представителям: «Ваш император создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может».
– Разрешите! – поднял руку и я. – Сержант Иванов!
Шульгин, находящийся в полуобморочном состоянии, слабо кивнул. Времена изменились, товарищ подполковник, раньше курсанты не посмели бы такого говорить в вашем присутствии!
– Известный экономист Эдмонд Тей утверждал в начале ХХ века: « ... в середине настоящего века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-экономической». Не в этом ли одна из причин неистребимого стремления Запада подорвать любой ценой мощь России, ослабить и поработить ее?
Преподаватель молчит, а Королев согласно кивнул мне и продолжил.
– Что касается неграмотности России: к 1923 году согласно «Программы народного образования», принятой задолго до революции, Россия должна была стать страной всеобщей грамотности.
– Где вы этого набрались? – наконец не выдержал преподаватель. – Вражеские «голоса» слушаете?
– Вовсе нет. Просто в нашем возрасте люди читают не только «Краткий курс истории ВКП (б)» в его разных вариациях. Мне моя бабушка много рассказывала о тех временах, а ей я верю!
– Давайте лучше поговорим о борьбе с пьянством, – опомнился и неуверенно предложил подполковник Шульгин.
Бао зевает так, что я диву даюсь, как он себе рот не разорвет?
– А чего о нем говорить? – удивился Королев, и тут же снова удивил всех присутствующих. – Первые церковные общества трезвости в России появились еще в 1858 году. В 1889 году Указом Святейшего Синода духовенству предложили заняться этим делом.
– Разрешите! – поднял руку Лео, и, не дожидаясь разрешения, поднялся. – Младший сержант Леонтьев. Пользуясь, случаем, хочу сообщить, что при употреблении 15 литров алкоголя на душу населения в год через тридцать лет наступает тридцатипроцентное повреждение генофонда нации. При употреблении двадцати литров – уже через двадцать лет наступает пятидесятипроцентное повреждение генофонда. Сегодня по официальным данным в СССР употребляется по двадцать пять литров на душу населения в год! Только за послевоенные годы в нашей стране от алкоголизма погибло тридцать миллионов человек! Вы только представьте себе!
– Откуда вы знаете? – удивился преподаватель.
– А у меня отец – врач, и занимается именно этой проблемой.
– Что касается царской, дореволюционной России, – невозмутимо продолжил КорС, – то там употребление алкоголя составляло всего пять литров! И это тогда, когда бюджет страны называли «пьяным», а страну – «пьющей!»
– А сегодня, сокращая производство алкоголя, вырубая виноградники, просто наносится сильнейший удар по бюджету, по экономике страны, – не поднимаясь, добавил я. – А значит, не только по настоящему, но и по будущему нашей страны.
Дальше разговор пошел еще острее и лекцию мы сорвали, но «разбирался» с нами почему-то не особист, как все ожидали, хотя наши «шептуны» наверняка ему обо всем доложили, а наш ротный. Так что ничего страшного не произошло. Мне показалось, что особист и наш ротный – друзья, и поэтому первый закрыл на это глаза.
– Слушай, – спросил меня Королев, после разговора с ротным, – чего это подполковник Шульгин так болезненно воспринял мое выступление?
– Думаю, он и сам пришел к тем же неожиданным выводам: что народ до революции жил не так уж и плохо, а, следовательно, в учебниках – ложь. Значит, ложь может быть и в других местах. …
– Ты мне этого не говорил, – оглянулся КорС и отошел от меня.
Удивило то, что отмолчался Вася, ведь все сказанное остро противоречит его убеждениям. Возможно, он уже научился относиться спокойнее к проявлению инакомыслия?
Исключение из правил
Я узнал, что в городе есть секция парашютного спорта, и уже вторую неделю «достаю» ротного просьбой позволить мне записаться в эту секцию. Он моего желания, мягко говоря, не одобряет. А я при каждом удобном случае снова и снова пристаю к нему с этой просьбой.
– С ума ты, что ли сошел? Иначе чем это можно объяснить?
– Ну, товарищ майор…
– Точно с ума сошел! Другого объяснения нет, – ошеломленно повторил ротный, словно сама мысль о том, что курсант может хотеть добровольно прыгать с парашютом, никогда не приходила ему в голову. Ротный, в который раз отказывает мне, и каждый раз не забывает напомнить, что делает это исключительно для моей же пользы.
– Ну, товарищ…, – канючу я старым, проверенным детским способом.
– Да отстань ты от меня! Даже не думай, – сердится ротный, – не нужны мне проблемы. Ведь реально ты сможешь посещать секцию только по воскресеньям, а в эти дни и наряды, караулы бывают. Да и увольнения не каждую неделю случаются. А если разобьешься? Ты об этом подумал? Нет, Иванов, мне проблемы не нужны. Совершенно не нужны. Я уж не говорю о том, что в этом нет никакой необходимости. Хочешь так прыгать с парашютом – так тебе нужно было сразу в летное училище поступать, или еще лучше в воздушно-десантное. Там только этому и учат: с неба об землю, и в бой!
– Ну, товарищ майор! Я поступал в Рязанское десантное, но меня забраковали. Редко когда представляется такая уникальная возможность …
– Отстань, Иванов! Я все понимаю: мечтаешь служить в ВДВ, а парашютные прыжки – нелишний плюс при распределении. За три года можно и «Парашютистом-инструктором» стать, а это уже кое-что. Но я сказал – нет! И поверь мне на слово, если тебе на роду написано послужить в десанте, то ты там непременно послужишь. Вот тогда и напрыгаешься вдоволь, сколько твоей душеньке будет угодно! Так что тихо молчи, не морочь мне голову и не напоминай об этой твоей блажи.
Ротному нет никакого дела до моей мечты, он непреложно уверен, что это всего лишь минутная блажь и только.
– Это не блажь, товарищ капитан, – не сдаюсь я в надежде убедить командира, – это погоня за мечтой.
– Все, разговор окончен, романтик.
Пришлось отстать, поскольку стало ясно, что манящего неба мне пока не видать. Для меня это слишком огорчительно.
– Да, Иванов, если тебе станет легче, то могу тебе сказать, что никакой другой ротный тебе посещать парашютную секцию тоже не разрешил бы.
– Товарищ капитан, а я знаю, что дочка полковника Зуброва ходит в эту секцию.
– Вот если бы ты был дочкой полковника, то тогда смог бы прыгать. Постой-ка! А ты часом ничего не утаил? Может тебе все это нужно ради того, чтобы видеться с Викой Зубровой?
– Никак нет!
– А зря! Между прочим, она очень красивая и интересная девушка. Правда, на пару лет старше тебя будет. Хотя о чем я говорю? Ведь курсанты сверстников не ищут!
– Сверстниц, – машинально поправил я ротного.
– Твоя, правда. Чего ты на самом деле хочешь? А знаешь, у меня все-таки нет внутренней уверенности, что ты это не ради Вики задумал.
– А почему вы так думаете? – довольно бесцеремонно спрашиваю я. Впрочем, ротный не обращает на это особого внимания, а я надеюсь, что еще не все потеряно.
– Вика как-то говорила, что если ее и заинтересует какой-то мужчина, то только тот, кто, хотя бы два раза прыгнул с парашютом. Причем не с вышки, а с самолета. Ты об этом знал?
– Знал, но Вика здесь, ни при чем. Хотя я с вами согласен – она очень красивая и развитая девушка. Ну, насколько я могу судить.
Ротный испытывающе посмотрел на меня, торжествующе ухмыльнулся и вдруг сказал:
– А знаешь, вот если бы ты мне сказал, что хочешь прыгать из-за Вики – я бы тебе, так и быть, разрешил! Ха-ха! Шучу я, шучу! В любом случае, я категорически, активно против! Из нас двоих кому-то же надо иметь голову на плечах! А вообще, должен тебе сказать, что за многие годы моей учебы и службы в училище ты единственный курсант, который изъявил желание заниматься таким опасным видом спорта. Что и говорить – для курсанта политического строительного училища это весьма нетипично. Весьма.
– И что с того? – я болезненно остро воспринял отказ.
– Знаешь, я, конечно, понимаю, что в юности все понятно и все возможно. Юность не боится мечтать и стремиться. Но ты – настоящее исключение из правил! Были бы мы с тобой сейчас выпившими, я бы тебе сказал: «Я тебя уважаю!»
– На трезвую голову слабо? – говорю я то, что думаю.
– Устал я уже тебе в который раз доказывать, что дважды два четыре, – бросил на меня пронзительный взгляд ротный. Он предпочел не продолжать полемику. – Сержант Иванов! Почему ваше отделение там, а вы все еще здесь?
– Виноват! Уже иду. Бегу, то есть, – я добросовестно выполнил приказ, то есть побежал, но ротный меня остановил.
– Вот так! Совсем другое дело! Знаешь, я не сентиментальный, но если бы ты разбился, мне тебя было бы искренне жаль, – напоследок сказал ротный. – И потом, не хочу, чтобы это было на моей совести.
Слабое утешение, хотя и приятно, но желаемого я так и не достиг. Я уверен, что для меня это действительно важно, но ничего изменить не могу.
Однако вскоре произошло событие, которое отвлекло меня от моих невеселых дум. Начальник училища с начальником политотдела почему-то решили покинуть свои уютные служебные кабинеты и пройтись по училищу.
Позже некоторые даже утверждали, что пострадавшие в этой истории стали жертвой доноса, но наверняка никто этого утверждать не может. Ну а пока свой неожиданный обход отцы-командиры решили начать со столовой. Время было девять часов утра, начались занятия, и территория училища опустела.
Генерал и начальник политического отдела училища не предупредили ни дежурного по училищу, ни дежурного по столовой о том, куда они идут, поэтому наряд они застали врасплох. Вошли они в раздевалку на первом этаже, а там курсант из наряда по столовой ведет активную интимную жизнь с официанткой.
Многого могли ожидать от своих курсантов наши начальники, но почему-то только не такого. Молча, стояли и смотрели генерал и начпо на это непотребное с их точки зрения зрелище. (А, может, быть, и совсем наоборот – оно их захватило? Кто их знает?) Курсанта и официантку, позирующих начальству, бил озноб. Отцы-командиры все смотрели и смотрели, возможно, чтобы вновь насладиться незабываемым зрелищем, и чтобы острые ощущения еще долго не изглаживались в их памяти.
Затем генерал и начпо, так и не дождавшись никаких объяснений или хотя бы извинений со стороны курсанта и официантки, развернулись и, молча, вышли. Подоспевший дежурный по столовой попытался было представиться, но не успел. Генерал вдруг побледнел и упал в обморок, громко ударившись затылком об кафельный пол. Начальнику политотдела просто стало плохо.
Очевидцы утверждают, что после того, как начальник политотдела более-менее пришел в себя, и откачали генерала, перебинтовали его разбитую голову, начальник политотдела вдруг отчетливо сказал:
– Эх, бросить все на хрен, и уехать в Устюжок.
Сохранить в тайне произошедшее в столовой даже не пытались. То, что сказал на построении училища генерал, я пересказывать не берусь. Потому что, даже если заменить все сказанные им слова на литературные, все равно выходит слишком вульгарно и грубо. Что касается его отношения к курсантам, то как метко заметил КорС, наш начальник воспылал еще большей ненавистью к нам. Неповторимый реализм увиденного произвел на начальника училища крайне сильное и негативное впечатление.
Да, того курсанта отчислили. Так что пришлось ему отбыть для дальнейшего прохождения службы рядовым в родную нашу советскую армию. С небольшим опозданием туда же направился и дежурный по столовой – командир его взвода старший лейтенант Терехов.
Мнение широкой курсантской общественности в этом вопросе разделилось. Плохо то, что нас теперь проверяют раза в четыре чаще, чем на зоне. И в основном, разумеется, во время самоподготовки. Да и несение суточного наряда стало из-за частых проверок более тяжелым. Так что результат обхода вышел для всех курсантов удручающим. Да, кроме этого, нам участили проведение разнообразных кроссов. Кто служил в армии, тот знает, что бег в противогазе является лучшим средством от любви во всех ее проявлениях.
– Не хотите жить, как люди, – терпеливо объяснил нам комбат, – будете жить по уставу. Ничего, уставы вам еще не раз пригодятся в жизни. Вам же нужно будет еще своих детей как-то воспитывать! Кто давал команду смеяться? Что вы все галдите, будто вы все в муравейнике? Отставить нездоровый смех. Вы что же, думаете, что вы все дураки, а я один умный? Молчать, в конце концов, или я начну зверствовать!
– А может, у них любовь была? – выкрикнул кто-то из строя.
– Какая такая любовь? – удивился комбат.
– Первая! – снова выкрикнул тот самый голос.
– Запомните, товарищи курсанты: первой любовью курсанта должен стать устав, а второй – командир! Запомнили? Вот и хорошо. С вами интересно разговаривать, когда вы молчите!
Потерпев неудачу при обходе столовой, наше высокое начальство надолго забыло туда дорогу. Женщина в армии – это, как известно, предмет особый и разглашению не подлежит, а я вот не удержался, взял и немного разгласил.
Молоток
Вместо уборки территории мы всем отделением рванули в самоход. Вернее, не все: Вася, понятное дело, остался и по-честному убирает закрепленную территорию за всех нас, а Еременко в наряде. С нами пошел еще Рома со второго отделения.
Вчера был вечер отдыха и у нас у всех новые подружки. Не знаю, надолго ли, но на сегодня точно есть. Железо, как известно, нужно ковать пока оно горячо, а девушек тем более. Вот мы и решили не откладывать в долгий ящик наше более тесное и близкое знакомство. И мы рванули в общагу, где нас уже ждут.
Через два часа, управившись со всеми неотложными потребностями, мы вышли к дежурному администратору, как и договаривались. Все довольные, улыбчивые и с масляными глазами. Что и говорить, для курсанта два часа все равно, что ничего. Ну, или почти ничего.
На обратном пути у какой-то школы Миша заметил гарнизонный патруль. Я заметил второй, а КорС узнал служебный автомобиль военного коменданта гарнизона!
– Вот, влипли! – ахнул Лис. – Учения у них тут, что ли?
– Облава, – хмуро говорит Миша.
– Не дрейфить, – начал командовать я, – значит так: форма одежды № 2 и играть в волейбол вон с теми пацанами. Миша старший. Я сейчас.
Старшеклассники играли в волейбол. Краем глаза я заметил, что они согласились, и половина ребят отправилась на скамейки, а мои курсанты стали азартно играть с оставшимися. Я подошел к забору, и тут мне помогла Фортуна, я увидел лейтенанта мотострелка, проходившего мимо. Я сразу сообразил, что он может нам помочь.
– Товарищ лейтенант! – негромко позвал я его. – Товарищ лейтенант, выручите нас, пожалуйста.
– А в чем дело? – сразу остановился лейтенант.
– Мы в самоходе, – честно признался я ему, – а тут два патруля! Если подойдут – представьтесь, пожалуйста, нашим старшим, ладно? Вроде у нас соревнования с учениками этой школы.
Лейтенант колеблется, и его сомнения хорошо читалются на его лице. Еще немного, и он откажет.
– Ну, пожалуйста, товарищ лейтенант, – настаиваю я. При необходимости я бываю необычайно напористой личностью. (Это так обо мне говорит мой лучший друг Виталий Шепелев). – Вы ведь не забыли еще, как сами были курсантом, правда?
– Ладно, – решился, наконец, к моей радости лейтенант. – Пошли. Как имя вон того высокого курсанта?
– Рома Журавлев, – с готовностью подсказал я.
Мы с лейтенантом к скамейке подошли раньше патруля. Военный комендант выжидает в стороне.
– Рома! Журавлев, – командирским голосом вскричал лейтенант. – Давай! Гаси! Ну!
Вот молодец лейтенант, подумал я. В этот миг к нам подошел патруль. Мы с лейтенантом приняли строевые стойки.
– Начальник гарнизонного патруля майор Воротченко.
– Лейтенант Кузьмин, – бодро отчеканил лейтенант. – Старший команды по волейболу.
– А почему вы в красной фуражке и эмблемы у вас общевойсковые? – подозрительно спрашивает начальник патруля.
– Только прибыл в училище из войск для дальнейшего прохождения службы, еще не успел получить форму, – отчеканил лейтенант, не моргнув глазом.
Повезло нам с лейтенантом, снова подумал я. Видно, что он в училище тоже был самовольщик еще тот! Начальник патруля оглянулся на военного коменданта, но тот уже садился в машину. После его отъезда патрули, молча, разошлись.
Еще через минуту я поблагодарил лейтенанта, и мы рысью бросились подальше от школы. И хотя я бежал первым, а Лис в конце строя, я все равно расслышал, как он негромко сказал, отдавая мне должное:
– Вы все знаете, что я не симпатизирую Иванову, но надо честно признать, он у нас молоток!
Долго разговаривать на бегу неудобно, и разговор прекратился так же неожиданно, как начался.
В ротном помещении мы застали Леонтьева, пребывающего в полуобморочном состоянии. Выяснилось, что Валерка совершенно случайно стал свидетелем поединка по рукопашному бою между лучшими рукопашниками нашего училища.
Три наши чемпиона, которые регулярно достойно представляют наше училище на всевозможных соревнованиях, вызвали на поединок подполковника Кантонистова. Последний ниже среднего роста, худ и сутул, а также носит очки. Но о нем ходят слухи, что он занимается, то ли каратэ, то ли русским стилем рукопашного боя. Остальные рукопашники: полковник Шатилов, майор Громовой и старший лейтенант Бадрак – всеобщие любимцы и неоднократные победители разных соревнований, вызвали его на честный бой. Ему предложили выбрать себе в противники любого из этой троицы.
Подполковник Кантонистов долго отказывался, но потом уступил нашим заслуженным чемпионам и согласился. Только он предпочел не честный поединок, и, в свою очередь, заявил, что будет сражаться только при условии, что против него одновременно выйдут все трое! На этот раз уже великолепная троица стала отказываться, предлагая сражаться один на один. Но, видно, очень уж им всем хотелось помериться своим умением с Кантонистовым, потому что, в конце концов, они согласились на его условия.
Леонтьеву повезло, перед их поединком он с Захаровым и Мирзояном прибыл наводить порядок в борцовском зале. Они затесались в толпу зевак, ожидавших поединка, и стали зрителями и свидетелями страшного позора наших бравых чемпионов. Сутулый Кантонистов, вышедший на поединок без очков, справился с тремя лучшими рукопашниками училища за считанные секунды! Это если верить Леонтьеву, может на самом деле бой занял и больше времени.
Одно, несомненно: чемпионы безоговорочно проиграли! Шок был велик и для их зрителей, и для них самих. Лео и сейчас еще пребывает в полуступоре, если так можно сказать.
Безо всякого преувеличения можно сказать, что его кумир по имени Брюс Ли отошел на задний план, уступив место подполковнику Кантонистову.
А я неожиданно вспомнил, как на абитуре мы со Столбом и Черновым насмехались над Ежевским, который тоже носит очки, когда тот хотел побоксировать с Черновым. Кто знает, может он тогда, будучи уверен в своем превосходстве, просто пожалел нас – молодых и глупых?
– Иванов, – отвлек меня от размышлений Королев, – у меня к тебе вопрос, как к специалисту. Вот ответь мне, почему боксерские перчатки называют перчатками, если они варежки? Вася, закрой свою варежку!
– Какую еще варежку? – надрывается от смеха Лис, только что за живот не держится. – У Васи реальная рукавица!
– Слушай, КорС, – честно признаю я, – а я не знаю ответа. Есть еще снарядные перчатки, они предназначены для тренировки по грушам или по тяжелому мешку, потому что боксерские перчатки для этого не очень удобны, и к тому же могут деформироваться. Поэтому в них рекомендуется только боксировать.
– И на том спасибо, – не может скрыть своей радости Королев, довольный тем, что посадил меня своим вопросом в «лужу». – А, слушай, все забываю спросить, откуда ты знаешь это блюдо, которое тюря?
– В книжке одной прочел. Называется «Тревожная молодость» о винницком подполье в годы войны. Там один из героев ел эту самую тюрю.
– Плюс рецепт был описан?
– Ага. Я попробовал и мне понравилось!
Впечатления
С увольнением мне сегодня не повезло: к Лео приехал отец, и мне пришлось вместо него заступить в наряд по роте. Мама Жора лично подошел ко мне и спросил:
– Иванов, ты еще не пьяный? Нужно заступить в наряд.
Вот я и заступил за своего товарища. Уже вечер, и довольные курсанты возвращаются из увольнения. Рома, Лис и КорС делятся своими впечатлениями.
– Чего вы такие довольные? Пельменей что ли объелись? – завистливо интересуется Веня, стоящий на тумбочке дневального.
– Нет. В жизни есть и другие удовольствия. Панков отмолотили! – беззаботно сообщил Лис. – Знаешь, как приятно?
– Где вы их нашли? – не скрывая своего любопытства, спросил кто? Правильно – Бао. По-видимому, потенциал его природной глупости еще далеко не исчерпан.
– Разве их нужно искать? Они теперь повсюду, – недоумевая, отвечает Лис. – Проходили мы мимо магазина «Океан», а в сквере через дорогу этих панков, как грибов после дождя. Рома сказал: «Глядите – гордые панки нахохлили ежики!» Прямо, как Асмолов пропел, чем нас насмешил. Мы сначала посмеялись, а потом решили повоспитывать их немного. Тем более, как оказалось, у всех нас руки чешутся, так что удержаться от соблазна мы не смогли!
Ребята сделали то, что считали правильным, и горды этим. А вообще, что-то слишком часто стали наши курсанты «скрещивать шпаги» с панками, металлистами и рокерами, и даже дважды с наци!
– Побили их? А сколько их было?
– Привирает Лис, – серьезно объяснил КорС, – их и было-то всего семеро, а нас трое. Конечно, побили.
Тут вернулся из увольнения Вася Россошенко, чем-то явно расстроенный. Это не осталось незамеченным, и Лис сразу поинтересовался:
– Вась, чего ты такой хмурый? Не удалось подвиг совершить? – подмигнул Лис расстроенному Васе.
– Не удалось, – грустно подтвердил Вася, и шумно вздохнул.
– О каком подвиге идет речь? – заинтересовался я, и выжидающе посмотрел на Васю.
Вася тяжело вздохнул и принялся рассказывать: «Были мы с девушкой в видеосалоне. Когда уже выходили после фильма, то кто-то ногой задел шнур и телевизор упал. Я бросился вперед, и загородил собой девушку от осколков. Но телевизор упал экраном вниз, так что никаких осколков не было».
И Вася снова шумно и печально вздохнул. Потом еще раз.
– Вот чудак! – удивился Миша. – Ничего-то ты не понимаешь. Радоваться нужно, а ты огорчаешься из-за того, что не поймал десяток-другой стеклянных осколков в спину и ноги! Поверь, твоя девушка и так оценила твою жертвенность, в смысле готовность к самопожертвованию, поскольку ты ее собой загородил! В самом деле – не твоя же вина, что телевизор упал экраном вниз!
– Ты так думаешь? – с огромной надеждой спросил Вася.
– Тут и думать нечего – так оно и есть! Тем более что другие просто шарахнулись в стороны, а ты загородил собой свою даму!
Мой приятель Генка Чернов из увольнения вовсе вернулся «без лица». В том смысле, что лица на нем не было. Был он обут в грязные, прохудившиеся носки, и вообще, имеет бледный и потерянный вид.
– Гена, ты, где был? – удивился я, разглядывая его.
– Да-а, – неопределенно махнул рукой он. – Представляешь, Толик, познакомился я с девушкой. Полтора месяца уже встречаемся – очень она мне понравилась. Встречались все время на нейтральной территории – кафе, танцы, концерты, посиделки на свежем воздухе. Фамилией ее я как-то не интересовался, и она сама тоже не говорила. Сегодня пригласила она меня к себе домой. Я пришел, разулся, вошел в комнату, а там …, – Гена потрясенно замолчал, не в силах совладать со своими пережитыми эмоциями и впечатлениями. Как говорится, в зобу дыханье сперло.
– Кто там оказался? Привидение? – пошутил я.
– Хуже! В тыщу раз хуже! Там наш начальник училища газету читает! Оказывается, она дочка нашего генерала! Ну, я сразу ходу оттуда! Вот – всю дорогу бежал.
– Заходи не бойся, выходи не плачь! – шутит Столб.
– И что теперь? – с любопытством спросил я, а сам попытался представить, чтобы чувствовал я, оказавшись в такой ситуации – лицом к лицу с нашим генералом.
– Не знаю. Она мне, конечно, очень нравится, но нашего начальника училища я панически боюсь. Еще подумает, чего доброго, что я специально с его дочкой познакомился, чтобы себе карьеру сделать. Тьфу! – Гена сокрушенно качая головой, пошел переодеваться и мыть ноги. Генка Чернов искренен, так уж он воспитан.
– Чудак-человек, – сказал вслед ему Костя Морозов, который слышал его рассказ, – понравился дочери генерала и готов от нее отказаться! А я бы с удовольствием женился на такой девушке. А что? Хочешь – в Крыму оставайся, а хочешь, куда сам хочешь! Только мечтать о такой возможности! Нет, я бы на его месте оказаться не отказался бы. Но не мне в калачный ряд, – искренне вздохнул он.
Здесь с ним трудно не согласится – до рослого темноволосого, синеглазого симпатичного Чернова невысокому, лысому и кривоногому Косте далеко, как до Луны.
– Ну, теперь уже поздно, – злорадствует Костя, – нашему генералу такой робкий зять не нужен! Ему бы такого уверенного и решительного, как наш Иванов!
Курсант Хасанов из второго взвода, узбек по национальности, возбужденно рассказывает, как он в увольнении избил двоих гражданских. Никто не сомневается, что на самом деле он не смог бы постоять за себя.
– И я вступил с ними в кулакопашный бой! – размахивая тонкими руками, горячо рассказывает он. – И показал им, что такое наши военные войска!
– Врешь ты все! – потешаются над ним курсанты. Надо отметить, что худее и слабее Хасанова в нашей роте курсанта нет. Конечно, врет. – Так что не морочь нам голову!
– КорС, – спрашиваю я, – а ты где увольнение провел?
– У Светки. Помнишь, я тебе рассказывал о ней?
Я пристально следил за Серегой, и мне кажется, что он чем-то расстроен. Мне казалось, что этой девушке удалось растопить лед в сердце Королева, но сейчас он снова выглядит как Кай после того, как ему в сердце угодил осколок волшебного зеркала Снежной королевы. Надо же, меня на лирику потянуло!
– Учитель русского языка? – вспомнил я и тут же проявил острый интерес. – Помню. И как?
– Нескромный ты, Иванов, а проще говоря – нахал. Разве о таком спрашивают?
– А если не о таком? – насмешливо поинтересовался я.
Королев вытащил из тумбочки печенье «полумесяцы», которое я очень люблю, и протянул его мне, сказав, что это мне к сегодняшнему чаю. Я отказываться не стал, а денег у меня Королев брать не захотел, пообещав, что вместе чаю попьем, ему все равно не спится.
– Да, знаешь, был забавный момент. Она перепечатывала на пишущей машинке сценарий какого-то праздника и говорит мне: «Сосчитай, сколько там строк. Я пока это место пропущу, может, потом другой сонет сюда подберу!» А я ей и говорю…
– Чего их считать, это же сонет, а значит в нем четырнадцать строк, – перебил я Королева.
Точно, КорС так и ответил. А Светлана смутилась – учитель, а забыла. Да и не ожидала она, что курсант военного училища может это помнить. Заметно, что Сергей немного разочарован Светланой, но, по-видимому, уже смирился.
– Молодец! – шутливо хлопнул я его по плечу, и, пытаясь говорить как наш комбат, сказал: – Не уронил честь курсанта СВВПСУ! Но, все-таки, вы, же не весь вечер сценарий переписывали?
– Нет, конечно. Было кое-что поинтересней, – сдержанно говорит Королев, хотя это стоит ему неимоверных усилий.
– Ну не тяни, она довольна осталась?
– Все пучком! Сказала: «Я тебя съем!», а я ей: «Не ешь, я тебе еще пригожусь!» Она посмеялась и говорит: «Врешь ты все – наверняка не пригодишься. Ну, да ладно, так и быть – живи!»
Сам не свой вернулся на этот раз из увольнения Мирзоян. Как сказал Веня, ни на что не похожий, и в первую очередь на себя.
– Ну, а ты чего не весел – буйну голову повесил? – спросил его Веня. Причина оказалась банальна и проста.
– Девушку увидал – само совершенство, да! У меня даже голова немного закружился. Давно я мечтал именно о таком. Можно сказать, о ней и мечтал.
– Да, вечно волнующая тема! Ну и познакомился бы с ней!
– Я хотел, очен хотел! Но повода придумат не мог. Тогда вытащил свой носовой платок, догнал ее и говорю: «Девушка, ви платочек уронили!» Она толко посмотрела, что он м-м-м не совсем первой свежести, и ушла. Даже не глянула на меня и не сказала ничего. Я очен смутился. Эх, не повезло, да.
– Будешь теперь свои платочки чаще стирать и гладить, – не очень дружелюбно подытожил Миша. – Видишь, даже от несчастного, но чистого носового платка бывает очень много зависит!
С синяком под глазом вернулся любимец женщин Литин. Он старается не попадаться никому на глаза, но в тесной казарме, где живут сто двадцать курсантов, это просто невозможно. Пришлось ему на радость всем поведать о своих любовных злоключениях. То ли его очередная пассия немного полновата, то ли платье ей тесно, но Литин ей брякнул, что это платье на ней, как шкурка на колбасе. И вот результат – вместо приятного времяпрепровождения синяк!
Возвращаются из увольнения наши курсанты, и у каждого свои впечатления. Мне тоже остро захотелось в город, где массово гуляют влюбленные, надолго и на этот вечер. А я в наряде, блин.
О религии
Сегодня лекцию по партийно-политической работе в Вооруженных Силах СССР полковник Тетка начал без предварительного опроса усвоения материала прошлой темы, что говорит о важности (с его точки зрения) темы нынешней.
Если Тетка добрый, то он обычно опрашивает устно только тех, которые запомнились ему своей недисциплинированностью на прошлой лекции. Если Тетка злой, то он опрашивает письменно всю роту, доставляя этим головную боль командованию роты, так как оценки всегда даже хуже, чем объективные.
Сегодня тема лекции посвящена борьбе с пережитками нашего далекого прошлого. Тетка начал, как всегда, высокопарно:
– Одним из важнейших программных заданий Коммунистической партии Советского Союза является формирование научно-материалистического мировоззрения советских людей. Чем быстрее будут преодолеваться пережитки прошлого, тем успешнее будет осуществляться строительство коммунизма, которое из мечты сегодня становится реальным делом советского народа.
– Сколько уже им сказано, – резюмирует первые впечатления Веня, – а ничего пока не сказано! О чем лекция-то?
– О борьбе с религией, – негромко и не поднимая головы, отвечает Батя, – разве не понятно?
– Коммунистическая партия, – продолжает полковник Тетка, не заглядывая ни в какие конспекты, – уделяет исключительно большое внимание идейно-воспитательной, партийно-политической работе, направляя ее, в частности, на преодоление в сознании и поведении части граждан нашей страны пережитков прошлого, несовместимых с социалистическим образом жизни советского народа, его коммунистическими идеалами.
– Ощущение такое, – негромко говорит мне КорС, – что мы попали где-то в 20-30-е годы и слушаем лекцию в избе-читальне для неграмотных крестьян.
– К наиболее живучим пережиткам относятся религиозные верования и предрассудки, которые и сейчас еще встречаются как дальнее эхо многовекового одурманивания трудящихся господствующей в классово-антагонистическом обществе церковной идеологией, – не торопливо читает преподаватель.
– Я же говорил! – торжествует Батя, глядя на Веню.
– Центральный Комитет КПСС требует от всего идеологического актива, от каждого коммуниста не ослаблять работу с такой специфической группой населения, как верующие, – полковник Тетка сделал паузу, чтобы передохнуть, или собраться с мыслями. – Вы записывайте, не стесняйтесь, в учебниках вы этого материала не найдете, а на семинаре я буду спрашивать. Товарищи курсанты, вы знаете, что в армии все верующие служат в военно-строительных частях. А это значит, что именно вам, офицерам-политработникам придется работать с этой категорией воинов-строителей. И вы должны быть готовы каждый день развенчивать реакционную сущность религии, эксплуататорскую роль церкви и духовенства, высмеивать аморальное поведение «слуг божьих», одним словом, бороться против религиозных пережитков и предрассудков, утверждать атеистическое мировоззрение воинов Советской Армии и Военно-Морского Флота! И вы будете готовы к этой работе, не будь я полковник Тетка!
Я приятно удивлен, у Тетки в репертуаре появилась вторая шутка! Раньше он восхищался только своей фигурой.
Я глянул на Диму, ожидая, что он станет спорить, пардон, дискутировать на тему религии с преподавателем. Оказывается, на Диму смотрит почти весь наш взвод, но Дима уткнулся в конспект, словно не замечает наших взглядов. Королев, который тоже всегда готов поспорить, причем неважно о чем, у которого на любой вопрос есть готовый ответ, а на любой ответ еще один ответ, тоже молчит. И Веня, который регулярно подливает масла в огонь, тоже непривычно молчалив. Стоит ли удивляться? Лекцию читает Тетка, и этим все сказано.
– Многочисленные идеологические центры империализма пытаются не только поддерживать, но и насаждать религиозность, придавать ей антисоветскую, националистическую направленность, – с непоколебимой убежденностью вещает Тетка.
Трижды прав Дима, как тут можно дискутировать? Хотя Тетка и говорит, что наше мнение может быть разным, это только красивые слова и не больше. А на деле – стоит неосмотрительно попробовать высказать свою мысль, отличающуюся от мнения Тетки – тогда и узнаешь почем фунт лиха! Законы ведь не для всех писаны! Как говорится, (раз уж мы говорим о религии), что попу можно, то дьякону – зась!
– На протяжении многих веков религия удерживает трудящихся в темноте, стремясь затуманить их сознание и чувства верой в какое-то высшее существо – бога, – такой насмешливой и пренебрежительной улыбки, которую продемонстрировал полковник Тетка, я от него даже не ожидал. – Все предписания и догмы христианской религии направлены на унижение человека, на воспитание в нем покорности, инертности и равнодушия, на превращение его в «раба божьего», а, следовательно, и в безмолвного раба помещика, капитализма, царизма. Как идеология, религия чужда и враждебна трудящимся массам. В статье «Об отношении рабочей партии к религии» (1909 год) Ленин писал: «Религия есть опиум для народа …»
Мы добросовестно конспектируем все, что говорит преподаватель, потому что он непременно все это будет спрашивать. После лекции я спросил Диму, отчего он не стал высказывать свое видение по этому вопросу.
– Шутишь? – удивился он. – С кем тут можно разговаривать? С Теткой? Если составить список офицеров училища по принципу «С кем можно поговорить», то полковник Тетка в этом списке будет самый последний!
– Зашибись! Ну, как ты можешь так говорить о полковнике Тетке? – притворно возмущается Веня. – Не может Тетка быть самым последним. О нем нужно говорить, что он возглавляет этот список с другого конца!
– Ну, или так, – поддержал шутку Дима. – А ссориться с Теткой – это в мои планы не входит! Я миллион раз представлял себе, как бы мог сложиться такой разговор, и конец всегда не в мою пользу. Так что меня мало волнует научно-педагогическая отсталость полковника в вопросе религии.
– Ну что, товарищи курсанты, – донесся жизнерадостный голос Ежика, – я полагаю, что вы насквозь прониклись важностью предстоящей борьбы с верующими?
– Да ну их в пень! – жизнерадостно смеется Столб. – И Тетку, и эту борьбу!
А я вспомнил, как мама Жора любит говорить мне, чтобы я два раза подумал перед тем, как промолчать. В отношении Тетки подумать надо миллион раз.
– Слушай, Дима, – подошел к нему Батя, – ты Библию читал?
– От корки до корки. И не один раз, – честно признался Дима, и нервно оглянулся по сторонам.
– Просвети нас тому, о чем написано в Библии, – серьезно попросил Батя, – ну, вот хотя бы меня, Иванова и Лео. Думаю, что и Королеву это тоже было бы интересно и полезно.
– Чтобы учить других разумному, доброму, вечному, – улыбнулся Дима, – нужно самому иметь эти достоинства, а у меня их нет! Так что идите вы к Тетке!
– Нет, до такого абсурда доводить не нужно! – смеется КорС, а потом, припомнив что-то, спрашивает: – Я по ходу лекции подумал: интересно, а есть ли хоть один культ, который никогда и ни кем не осуждался?
– Есть, – выждав эффектную паузу, ответил я. – Культ матери!
Королев уткнулся в книжку, что означает, он должен был догадаться сам. Теперь он злится сам на себя.
– КорС, а КорС, – решил отвлечь его от грустных мыслей Лео, – ты знаешь, как расшифровывается ППР?
Королев понимает, что Лео не устроит правильный ответ и поэтому молчит, так как других вариантов у него попросту нет.
– Партийно-полицейская работа! – выдает Лео, а Королев торопливо, словно он ничего и не слышал, опускает голову и углубляется в чтение. Я, как и все остальные, удивляюсь безрассудству Лео.
Может, кто-нибудь еще как-то пошутил на эту тему, но за Лео прибежал дневальный по роте.
– Младший сержант Леоньев! Бегом на КПП-1! Мама к тебе приехала!
– Ух, ты, – радуется Зона, – на сампо будут мамины пирожки!
Валеркину маму мы увидели, когда строем шли на самоподготовку – она подошла к забору у облвоенкомата. Старшина роты разрешил перед сампо покурить, и строй рассыпался. В аудиторию никто не торопится, даже те, кто не курит.
– Ребята, – радушно говорит Валеркина мама, – будете в наших краях, милости просим к нам в Сарны.
– Какие еще Сарны? – первым спросил Веня. – Вы что, перебрались в Сарны?
– В каком смысле? – растерялась мама Лео. – Мы там живем с деда-прадеда. А Валера сказал, он откуда?
– Из Ровно, – снова опеределил всех Веня.
По виду Валеркиной мамы видно, что перед расставанием Лео придется выслушать пару нелестных слов о себе. Мы оставили их одних, но отходя, я услышал, как мама с укоризной спросила:
– Ты что же, сынок, стесняешься того, что ты из маленького городка, а не из областного центра или столицы?
Ответа Валерки я не услышал, но думаю, что он был утвердительный. Неужели нужно стесняться того, что ты из небольшого райцентра? Лично я этого совсем не стесняюсь, ни нисколечки.
Чебуреки
«Больше всего мы недовольны другими,
когда недовольны собой».
Анри Амьель
Мое отделение в полном составе заступило в наряд по охране военного городка в селе Перевальное или, как у нас принято говорить, в «Перевал». После приема наряда Дима озвучил вопрос, терзающий всех:
– Что бы такого по-быстрому и вкусно поесть? Может, рыбы наловить?
– Хорошо бы, – мечтательно сказал КорС. – Во всяком случае, мысль соблазнительная, но можем ведь и не наловить. Или наловить, но не так быстро. Или не так много, как нужно. А потом еще пока почистим и приготовим ее, а есть хочется уже сейчас. Что скажет командир?
– О! – смеется Миша. – В минуты глубоких личных сомнений Королев все-таки вспоминает о своем непосредственном командире!
Курсанты рассмеялись, а их командир, то есть я, с самым серьезным видом ответил:
– Собаку надо изловить и на шашлыки ее! Всего и делов!
– Фу! – брезгливо поморщился КорС, тут же пожалев о том, что спросил меня. – Невозможный ты, Иванов, человек – все всегда опошлишь.
– Зато, правда, – улыбнулся я коротко и скупо. – В городе шашлыки из чего, думаете, вы едите? Через раз из собачатины!
– А-то и чаще, – подтвердил симферополец Миша, – вы и сами об этом догадываетесь, только признаться стыдно.
– Так что: может к поварихе попробовать подкатить? – вопросительно посмотрел Володя и криво ухмыльнулся.
– Попробуй, – кивнул ему Лис, и тоже улыбнулся, – только учти, что она точно из Чикаго, а ты нет. Впрочем, попробуй, пока ты ничейный кавалер. Командир, подводи итоги.
– Может, как в старые, добрые времена – в Перевал за чебуреками? – предложил я и сразу бросил клич. – Кто пойдет?
– Я пойдет! – тут же с готовностью отозвался Миша, словно он только и ждал моего предложения. – И Лис тоже. Иванов, все-таки здорово, что ты у нас неисправимый авантюрист! Ну, ладно, ладно, пусть не авантюрист, но все равно разгильдяй! Лично мне сладкий мед твоих слов о чебуреках, залечил раны желудка и даже души! Лис, я что-то никак не пойму, ты идешь со мной или нет?
– Собственно говоря, это действительно самое оптимальное решение. Ладно, раз уж ничего другого не остается, – согласился Олег, хотя по его виду понятно, что идти в самоход у него до этой минуты планов не было.
На том и порешили, сбросились, и Миша с Лисом отправились в самоволку в Перевальное. Остальным оставалось имитировать нормальный ход службы и томиться в сладком ожидании. После возвращения «гонцов», все собрались в дежурке.
Чебуреки были съедены одним махом, а потом мы заварили чай и стали его не спеша пить, растягивая удовольствие. За этим невинным занятием и застал нас дежурный по лагерю майор Козлов. Я готов был поклясться, что сейчас начнется приятный диалог, но неожиданно ошибся.
– Чего это здесь все стены в крови? – удивился Козлов.
Для большей драматичности я выдержал длинную паузу, а потом ответил, что это предыдущие наряды комаров мочили.
– А чем это вы тут в рабочее время занимаетесь? И почему вы все здесь? Питаться нужно по очереди.
– Пьем чай с конфетами, – ответил я как старший. – Угощайтесь, товарищ майор. А вместе мы потому, что привыкли жить в коллективе.
– Знаю я ваш чай, – недовольно проворчал майор. – Как показывает опыт, сначала чай с конфетами, потом водка с салом, а там и пиво с рыбой.
Под дружный курсантский гогот Миша сказал:
– Было бы неплохо! Я бы сегодня отдал предпочтение пиву. А что? Печень-то всего одна, а почек все-таки две!
Что касается меня, то сам я невольно удивился тому, как разительно отличается майор Козлов в наряде от себя во время лекций. Оказывается, он может быть жестким и принципиальным. Оказывается, мы еще очень плохо разбираемся в людях.
– Прекратить безобразие! – неожиданно для всех нас рявкнул всегда сдержанный майор Козлов. – Вижу, вы упрямо не хотите жить в ногу со временем.
– Во, блин, а это как? – искренне удивился Лис.
– Товарищи курсанты, я даю пять минут вам на чай, и все по объектам, – командует Козлов. – Прогулка на свежем воздухе с личным составом вам, Иванов, тоже не повредит. И чтоб в село к девушкам ни одной ногой! А к женщинам тем более!
– Вот доказательство, что чем старее плоть, тем крепче моральность, – негромко произнес Литин так, чтобы майор не услыхал.
– Ну что, товарищ сержант, будете работать? – снова переходит в наступление и строго спрашивает майор.
– Никак нет! – отчеканил я. – Будем служить! Товарищ майор, разрешите нам доесть и допить, чтобы поддерживать хоть какой-то микроклимат?
– Вот, безошибочно узнаю вас, – довольно произнес майор, и вежливо предупредил. – Да, Иванов, там еще в столовой двери нужно починить, а то они там с «мясом» вырваны. Какие двери? Ну, такие, обыкновенные дверные двери белого цвета. Видно, что шурупы молотком забивали. И давайте уже, займитесь своей непосредственной деятельностью. И чтобы я за вами не бегал.
Я пообещал, что дверь починим, свежим воздухом подышим, и только после этого майор успокоился и ушел.
– Надо же, – негодует Лис. – На словах майор такой демократ, а на деле даже не признает права подчиненных на чаепитие! Эх, Симона, не был бы ты нашим командиром, я бы тебя попросил спеть нам на радость!
Мы посмеялись этой шутке. Через пять минут с чаем и конфетами было покончено, а еще через пять минут Королев уже мчался с горки от хлораторной станции на чьем-то велосипеде и орал: «Я без тормозов!» Когда он врезался в дерево, стало ясно, что он имел в виду то, что у велосипеда тормоза не работают.
Мальчишка, владелец велосипеда, плакал, и мы до позднего вечера чинили ему его сокровище. Домой мальчишка уехал уже на целой веломашине.
– Могло быть и хуже, – заметил Миша. – А могло и ничего не быть.
– И чего мне так не везет? – ворчит КорС. – Что за жизнь такая?
– Серега, – говорю я, – если ты хочешь, чтобы жизнь тебе улыбалась, то сначала ты сам подари ей свое хорошее настроение. Это не я придумал.
– И правда, КорС, – поддержал меня Лис, – на каждый день нужно смотреть, как на маленькую жизнь, а смех, как Солнце: он прогоняет зиму с лица! Ты, кстати, давно себя в зеркало видел? У тебя ведь уже прорезались угрюмые складки на лице, и это в двадцать лет! Ты же вечно чем-то недоволен. Будь проще, малыш, это в первую очередь в твоих интересах!
– Ну, да, ну, да, если улыбаться чаще, то и чаща когда-нибудь улыбнется тебе. Оставьте меня в покое, – недовольно говорит КорС, и отводит глаза в сторону. Он прекрасно отдает себе отчет в том, что мы правы и ему это не нравится. Дима с сожалением посмотрел на него и ничего не сказал.
Майор нас больше почему-то не беспокоил, что дало Королеву возможность пофилософствовать о возможных причинах этого. Самой вероятной причиной ему казалась внезапно вспыхнувшая взаимная страсть майора и нашей поварихи.
За старшего в лагере остался я, поэтому, пользуясь, случаем, беззаботно проспал все оставшееся время. Ребята, надо полагать, тоже нашли, где отдохнуть, потому что мой сон никто не потревожил до самой смены с наряда.
Мечта
Идет лекция по истории КПСС, а значит, я занимаюсь своими делами – читаю художественную книгу. Преподаватель может и по аудитории пройтись, поэтому я, немного прислушиваюсь, чтобы он не застал меня за чтением.
– Важнейшей задачей было организационное и хозяйственное укрепление колхозов и совхозов. В этих целях по решению январского (1933 года) Пленума ЦК и ЦИК ВКП (б) было образовано 3368 политотделов МТС и 2021 политотделов совхозов. Для работы в них партия направила 25 тысяч коммунистов.
– Что читаешь? – спрашивает КорС, и разочаровано отслоняется. – У-у, на украинском языке. Я все равно ничего не понимаю. А ты что, все понимаешь?
– Так же как по-русски, – мне это не кажется особенным.
– Молоток, – почему-то удивляется Королев, хотя и знает, что я вырос на Украине. Особенно ему горько оттого, что сам он владеет только русским языком. Недосмотрели его родители ученые, а ведь могли его научить хоть латыни какой-нибудь.
– Политотделы стали центрами политического воспитания колхозников и партийного руководства колхозами. С их помощью была проведена большая работа по очистке колхозов от враждебных кулацких элементов, по укреплению колхозных партийных организаций, воспитанию массового колхозного актива …
– Иванов, – шепчет Лео, – хватит читать! Нет, правда, а то так глаза до дыр протрешь!
Я читаю и у меня перед глазами раскрываются картины освободительной борьбы украинского народа в ХVІІ веке против татар и турок. На какое-то время я перестаю воспринимать преподавателя. Интереснейшая все-таки книга, ничего не скажешь!
Вася, видя, что я не конспектирую материал лекции, сказал, что я немного беспринципный. Что ж, может он и прав. Сам Вася проявляет завидную принципиальность, записывая все подряд. Это как капитан 2 ранга Жихарь – тот один коммунист во всем нашем училище, а Вася – единственный принципиальный человек во всем моем отделении.
– Укреплению колхозного строя способствовал новый Устав сельскохозяйственной артели, принятый в 1935 году ІІ Всесоюзным съездом колхозников-ударников. Понимаете, товарищи курсанты, в первом Примерном уставе, принятом в 1930 году, не были отражены вопросы организации труда в колхозах, порядок колхозного землепользования, распределения доходов по трудодням, а также размеры приусадебных участков колхозников в их личном пользовании, – разъясняет нам преподаватель.
Зона, Веня и Вася отчаянно зевают, из них только Веня прикрывает рот рукой. Что значит столица!
– Что вы ночью делали? – шутит Лео. – Подозрительно даже!
– Ты все понимаешь неправильно. Просто не выношу я тем по экономике, – тушуется Веня, – совсем ничего не понимаю, и в сон сразу клонит. Сразу видно, что я чистый гуманитарий!
– Серьезно? – Снова насмехается Лео, – Ну-ка, друг ситный, покажи, что ты там прячешь под партой?
– «Веселые картинки!» – Смеется Веня и показывает Лео Журнал «Playboy». Лео удивился, но виду не подал. И откуда у сына советского генерала американский порнографический журнал?
Я перестаю их слушать и углубляюсь в чтение, из которого меня выводит перемена. Все встают со своих мест, а Лео обращается ко мне:
– Я за тобой наблюдал, чего это у тебя вид был такой … блаженный, что ли?
– Интереснейшую книгу читаю о запорожских казаках. Читаю и мечтаю сыграть в художественном фильме по этой книге.
– Всего-то? А я-то думал, что ты хочешь попасть в то время!
– Благодарю, с меня и фильма вполне хватило бы.
Но на перемене я с интересом обдумываю, как бы это могло быть на самом деле, если бы была создана машина времени, и мне бы разрешили попасть в то время? Например, на танке с двойным боекомплектом! Забавное бы вышло приключение!
Переменка пролетела ужасно. В смысле, ужасно быстро. Майор Козлов гоняет курсанта Баранова по предвоенному положению Европы, а Артем мелко плавает. И плавает чем дальше, тем мельче.
– Когда был официально оформлен военный блок трех агрессивных стран: Германии, Италии и Японии? Отвечайте-с! Что вы так сосредоточенно смотрите в потолок, словно ищете там ответ? Не нашли слов для ответа? Потолочные данные вам не помогут.
– Половые тоже, – шутит Лео. – Так же, как и пальцевые!
– Никак нет, то есть так точно, нашел! Германия, Италия, Япония на основе тройственного союза стремились установить «новый порядок» в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке и освоить «великое восточноазиатское пространство», – уверенно ответил Артем.
– Содержательный ответ, очень, – хмыкнул преподаватель, и, видя, что Баранов собирается еще что-то брякнуть, перебил его. – Ну, хватит воду лить. То есть Германия и Италия стремились в восточную Азию, я вас правильно понял?
– Так точно, – бодро отчеканил Баранов.
– Может, все-таки только Япония собиралась осваивать это самое пространство? – толсто подсказывает преподаватель.
– Никак нет! Германия и Италия тоже, – уверенно барахтается и пускает пузыри Артем, не понимая, что это уже бессмысленно.
– Что ж, с ваших слов записано, верно, и сказано точно!
По совести сказать, меня уже давно не смешат такие ответы. Все-таки мы уже учимся на втором курсе, и стыдно должно быть курсанту военно-политического училища так плохо знать профилирующий предмет. Надо будет дать Баранову нагоняй и от себя.
– А как все-таки на счет даты оформления блока?
Баранов молчал, поспешно перебирая в памяти свои скудные знания. Наконец он решился блефануть: «1938 год, Рим».
– По историческим меркам, вы вроде и не сильно ошиблись, всего каких-то там два года. Но блок был оформлен в Берлине 27 сентября 1940 года. Вы фальсификатор, товарищ Баранов. Ну что, поплывем дальше, или сразу согласитесь на два балла?
– За что два? Не за что ведь? – не соглашается Артем.
– Вы правы, и два не за что ставить. Надо бы вам поставить кол, но чтобы у вас не возникло соблазна исправить его на четверку, я вам все-таки завышаю оценку и ставлю два. Садитесь. Плохо, Баранов, историю нужно знать. Тем более что вы получите диплом, в котором будет написано, что вы учитель истории и обществоведения. Представляете? Впрочем, впереди у вас будет еще много возможностей восстановить истерическую справедливость.
– Историческую, – поправил майора Артем.
– И историческую тоже, – согласился наш преподаватель. – Товарищи курсанты, каждому из вас я говорил, а может и не говорил, историю нужно знать! Знания могут пригодиться вам в будущем. Может даже очень. … Следующий вопрос. …
Артем с несчастным видом покачал головой и вернулся на свое место. Все углубились в конспекты, а я окинул взвод взглядом. У Бао на лице явственно заметна печать задумчивости, и даже муха, ползающая по его лицу, от удивления разинула рот. Батя перехватил мой взгляд и шепнул:
– Кто знает, может в суровых буднях борьбы за выживание он пришел к выводу, что лучше выглядеть тугодумом, чем вольнолюбцем?
– Да вы не прячьтесь за спины друг друга, – улыбнулся преподаватель, – все равно я непременно дам высказаться всем, кого сочту нужным выслушать! Иванов, а Иванов! – окрикнул меня преподаватель. – Ну-ка, дайте мне ответ на следующий вопрос, как звучал девиз союза коммунистов до учредительного съезда, который прошел … где?
– В Лондоне в июне 1847 года, – с готовностью ответил я, но тут вскочил Вася.
– Разрешите мне ответить? «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» – радостно выкрикнул Вася, перебив меня.
– Иванов, вопрос был адресован вам, – хладнокровно напомнил преподаватель.
– Девиз сначала звучал так: «Все люди братья». На учредительном съезде «Союза коммунистов», созданном после раскола «Союза справедливых» по настоянию Энгельса девиз заменили призывом «Пролетарии всех стран соединяйтесь!»
– Хорошо, можете оба сесть. Сержант Иванов – пять, курсант Россошенко – два. Если у вас возник вопрос, почему я именно так оценил ваш ответ, подойдете ко мне на перемене. Ну-с, продолжим.
– Бать, ты чего так покраснел? Не готов, что ли? – наклонился я к Бате.
– Тебе показалось. Я вообще никогда не робею, не бледнею, не краснею, – уткнулся Батя носом в конспект.
В этот напряженный момент, когда взвод с пересохшими глотками ожидал, кого вызовет к доске преподаватель, тишину в аудитории вдруг нарушил задорный смех Королева.
– Курсант Королев, что с вами? – выразил всеобщее удивление преподаватель. – Поиграть со мной вздумали? Ну, я жду.
КорС ко всеобщему удивлению повел себя, как никогда раньше. Вместо того чтобы начать врать и выкручиваться (типа мошка заползла, а он щекотки боится), он сказал правду.
– Извините, товарищ майор. Я вчера на кооперативном рынке купил брошюру с гороскопами и, вот, читал, – признался Королев.
– Может брошюра все-таки с анекдотами? – борется майор с желанием подойти и проверить, в чем там на самом деле дело.
– Никак нет, – показал брошюру с нарисованными знаками зодиака на обложке Королев. Вопреки всему, ему все еще весело.
Майору нет, но начинает он издалека. Ручаюсь, что выходка Королева вылезет ему боком. Разумеется, Серега к занятиям готов, но преподаватель всегда знает больше и глубже, так что может оно совсем другим боком ему вылезет.
– Политработник не должен верить в приметы, – говорит майор Козлов. – Кстати, а что вас там так рассмешило?
– Вот, моему знаку написано, что сегодня легко забеременеть!
Это называется психологическая разгрузка – после страха в ожидании вызова к доске, взвод взорвался смехом и ржанием.
– Сержант Иванов, вы командир отделения Королева? Сегодня суббота? Проследите за тем, чтобы он не пошел в увольнение. А то вдруг предсказание сбудется? Позор-то на весь свет – курсант Симферопольского военно-политического училища, кандидат в члены КПСС, и вдруг забеременел! Хотя вы все должны знать и понимать, что звезды склоняют, но не заставляют. Продолжаем. Давайте, товарищ Королев, к доске. Как это у вас говорят? Вперед за орденами!
– Это он сейчас, о каких звездах? – не понял Вася.
– О тех, что на наших знаменах и погонах, – с видом заговорщика ответил Миша, и Вася сразу впал в ступор. Правда, такое его поведение уже не удивляет и давно никого не смешит.
Проходя мимо меня, Королев прошептал:
– Иванов, ты, когда меня в увольнение отпустишь?
– После непонятно какого числа. Да и то не факт!
Лис смеется, что это не есть «гут». КорС окончательно понимает, что на эти выходные он точно лишился всех радужных перспектив.