Запах весны

Антон Сотников
В феврале Женя начала жаловаться на плохие сны. Я не придавал этому большого значения - такое может быть у всех. К тому же, тогда температурила Тома и мы плохо высыпались всю неделю. Еще авитаминоз, постоянный стресс и усталость на работе. Да что говорить? Даже мне иногда снились кошмары.
Женя во сне беспокойно ворочалась, стонала. Иногда мой бок получал чувствительный удар острой коленкой. Я стал покупать фрукты для Жени и Томки. Женьку еще отпаивал чаем с мятой и мелиссой. Спать она стала спокойнее. Ну а Томка на плохие сны не жаловалась - стрескает вечером грушу, улыбнется мне, демонстрируя отсутствие переднего зуба, скажет "спасибо, папка" и ускачет вприпрыжку смотреть мультики. Или к Женьке, выпрашивать еще что-нибудь вкусненькое, зависит от размера казенной груши.
В конце февраля, плохие сны вернулись. Женя вскакивала среди ночи, тяжело дыша, мокрая от холодного пота. Начала даже пить серьезные успокоительные, но это не очень-то помогало. Мне она содержание своих снов не рассказывала. Буркнет: "кошмар", и молчит, надувшись. Такая она у меня - все свои проблемы старается решать сама.
Сны продолжались. От недосыпания она стала нервной, раздражительной. Иногда срывалась на мне, хоть с Томкой всегда была ласкова, не смотря на ее проделки. Это мне досталась роль сурового родителя, готового карать за любую провинность.
Я стал замечать, что Женя даже ложится спать позднее - чтобы оттянуть время кошмаров. Каждое утро мы уходили на работу, (и Томка тоже. Так она называла свой поход в детский сад), Женька отводила ее туда, а я забирал. По дороге домой слушал о делах насущных: кто кого дразнит, что делали сегодня; а Вовка из старшей группы удрал домой, и все его искали.
В тот день, я впервые заметил, как изменилась Женя: исхудала, под глазами залегли фиолетовые тени. Она сидела за столом на кухне, сутулясь, будто постарев за день на десять лет, пила чай. Увидев нас, румяных с мороза, устало улыбнулась.
Уже лежа в кровати, я завел разговор о том, что ей необходим отдых.
- Возьми отпуск. Съездите с Тамарой к твоей матери, отдохнете, развеетесь. И тебе полезно, и Томке тоже.
- Ты же знаешь, что я не могу. На работе сейчас завал: проект горит.
- Да нахрен тот проект! Ты же совсем как вобла сушеная стала! Зачем ты мне такая? Вот разведусь и Томку с собой заберу!
- Ах, вобла?! Ах, сушеная!? Я тебе сейчас твою бородку козлиную вырву!
Приглушенно смеясь мы затеяли возню, словно те же дети.
Потом, лежа в обнимку, Женька серьезно сказала мне:
- Не могу я сейчас все бросить. Хочу, но не могу. Сдадим проект и хоть на край света! И ты тогда отпуск возьмешь.
Ночью она проснулась вся дрожа и начала плакать. Сон у меня чуткий: проснулся, обнял ее, начал успокаивать. После долгих расспросов наконец призналась, что за кошмары ее  мучают. Мы сидели на кухне, свет еле мерцал, (знаете, есть такие выключатели-резисторы, их крутишь и настраиваешь интенсивность света), пили чай.
- Сон постоянно один и тот же. Я стою на заброшенной автостанции и жду автобуса. Людей нет. Даже в городе их нет. Все пыльное, дороги желтые от песка. Даже стены зданий желтоваты. Солнце в зените и мне жарко. Я стою, понимаю, что автобус сюда больше никогда не приедет, но уйти не могу. И вдруг на дальнем конце улицы, из-за угла выскакивает раздолбаный ПАЗик. Это чудо подъезжает, открываются двери и я вхожу. Дверь водителя закрыта, в салоне пусто. На полу валяется газета, я ее поднимаю, только начинаю читать, как автобус рвет с места, я хватаюсь за спинки сидений, газету роняю. Ее тут же подхватывает сквозняк и уносит в открытую форточку, хоть сквозняка я и не чувствую. Вдруг двери открываются, я подхожу к ним, чтобы выглянуть наружу. Меня сильно толкают в спину, и я выпадаю из автобуса. Это кондукторша. Хоть я ее и не видела, но знаю, что это она. Знаешь, так бывает во снах? Она кричит мне: "твоя остановка!". Я оказываюсь на комете, вижу яркий хвост. Небо абсолютно черное, звезд нет. Ну, не небо, а... Ну, ты понял, да?
- Да-да, продолжай. - Ободряюще сжимаю ее ладонь.
- И мне становится страшно. Просто безумно страшно. Я одна на этой комете, кругом темнота и пустота, лишь свет от хвоста. Я не знаю, что делать. И вдруг громыхает голос. Он ужасный. Мерзкий, и пугает меня меня еще больше. И он говорит мне, что я ничего не изменю. Что я умру. - Женя начинает всхлипывать, Подхожу, обнимаю ее. Она крепко обхватывает меня руками.
- Не бойся, родная. Это всего лишь кошмар. - Говорю. Прижимается ко мне сильнее и глухо произносит:
- Он говорит, что я умру 23 марта.
Еще долго мы сидели на кухне. Я успокаивал жену, говорил всякие ободряющие вещи. В конце-концов пошли в кровать.
- А если это вещий сон? Если я и правда умру?
- Не думай о таком, солнце. Это лишь кошмар, ничего больше. Просто страшный сон, как результат твоей усталости.
- Думаешь? - Смотрит мне в глаза.
- Уверен. Абсолютно уверен, лапа.
На следующую ночь она спала спокойно. И на следующую тоже. Стала больше улыбаться, синяки под глазами начали пропадать. Сны перестали ее беспокоить, чему я был несказанно рад.
Начался март. Женя иногда становилась задумчивой, погружалась в себя.  Приходилось несколько раз ее окликать. Я спрашивал, о чем она думает. Отвечала - о работе. Правда я боялся, что она думает об этом дурацком кошмаре.
Как-то вечером сказала, что проект почти готов. Шутя, решили на следующий вечер закатить праздничный ужин, так сказать, прорепетировать.
Вечером, когда мы с Томкой пришли домой, нас сразу же приставили к делу. Томку назначили почетным дегустатором, а мне досталось "самое лучшее", как заявила Женька, - чистить морковь и картошку. Мои подлые женщины ехидно посмеивались, глядя как я с постным лицом выполняю это поручение.
Дни неудержимо сменялись один за другим. Женька веселилась, часто смеялась, много времени проводила с дочкой. Даже несколько раз сбежала с работы, чтобы сводить Томку в цирк. Моя тревога за нее утихла. Улеглась, как цепной пес, в дальний конец будки и не высовывалась оттуда.
Ближе к 23му, Женька снова начала уходить в себя, хотя сны ее не мучили. Отвечала невпопад, ее настроение стало трудно предсказать. Могла читать книгу и во весь голос хохотать, а потом отложить ее и разрыдаться. Снова стала плохо спать, аппетит пропал. Моя тревога, потянувшись, вылезла из будки. Я предлагал Жене сходить к врачу, а она отшучивалась, говорила, что просто устала на работе. Вместо врача согласилась пить успокоительное и витамины.
Потом она впала в депрессию. Я позвал ее вечером спать, а она сказала, что спать не будет, потому что у нее мало времени, и она скоро умрет. На работу она ходить перестала по той же причине. Каждый день Женя стала одевать те платья, которые больше всего нравились мне. Красилась, душилась. Иногда выходила и стояла на балконе, чтобы от нее пахло свежестью.
Я понимал, что с ней определенно не все в порядке в психическом плане, но вот так взять и отвезти ее в сумасшедший дом? Чтобы она потеряла работу, подруг? Репутацию, наконец! Даже Тому могут отдать бабушке, раз у матери "потекла крыша". (Я бы не смог уделять все внимание ребенку - меня часто вызывали в неурочное время, иногда приходилось задерживаться допоздна). Я просто не мог этого сделать. Это же Женька, моя любимая Женька! Это просто нервный срыв, все пройдет. Ей нужно посидеть дома, расслабиться и отдохнуть. Меньше думать о своих навязчивых мыслях о дате смерти и успокоиться. Так я думал.
Казалось, она пытается прожить за несколько дней всю жизнь.
Когда я приходил с работы, она садилась возле меня и что-то читала, иногда просто пристально смотрела. Бывало, обнимала и звала Тому. Та замечала, что мама ведет себя необычно, спашивала:
- Па, а что с мамулей? Она играет, да?
- Да, зайчонок, мама дурачится.
А на душе скреб легион кошек.
Несколько раз мне на сотовый звонил Женин начальник. Спрашивал, что с ней, почему она не выходит на работу? Без ведущего дизайнера проект почти встал. Я врал, что она сильно заболела, температура 40, а дозвониться он ей не может, потому что она, наверное, забыла поставить телефон на зарядку. Обещал ей передать, чтоб она вышла как можно скорее, иначе потеряет место в фирме.
Когда приходил домой, она встречала меня на пороге, улыбалась и сообщала, сколько дней до 23 марта и как она по мне соскучилась. Тогда понимал, что на работу она выйдет не скоро. То, что она не в себе, выражалось во всяких безобидных мелочах. Она выбирала комфорку для чайника по считалочке, задергивала окно только одной шторой. Варила манную кашу всерьез советуясь с кем-то невидимым о том, нужны ли комочки или нет.
Кроме этого, никаких поступков больше сказавших бы о ее стостоянии, она не совершала. Хотя о чем я говорю? "Безобидные мелочи"!?
"Нервный срыв, это не опасно для окружающих." - думал я. Вечером 22 марта мы сидели втроем перед телевизором. Томка была полностью поглощена мультфильмом, Женя смотрела на нее, а я украдкой наблюдал за ней самой. Из открытой форточки тянуло прохладой и запахом весны.
- Том, сядь на диван, по полу дует. - Скомандовала Женька. Та неохотно, не отрываясь от экрана, подчинилась.
- Как ты себя чувствуешь? - Тихонько спросил я.
- Нормально, а что? - Женька обернулась. - Со мной все в порядке, не думай ничего. Я до этого приболела, но теперь все в норме.
- Точно?
- Точнехонько.
- Я завтра отпрошусь пораньше с работы.
Женя утеряла интерес к разговору. Отвернувшись бросила
- Отлично.
Ночью она, в отличие от меня, спала крепко и спокойно. Я же долго не мог уснуть, ходил курить на балкон. Узнала бы она - убила. Женька заставила меня бросить курить сразу после свадьбы. Но в свете таких событий я сдался. По-настоящему бросить курить очень сложно, даже после шести лет без сигарет. Хотя, может мне просто нужен был повод, чтоб оправдать свою слабость. На всякий случай я спрятал все ножи. Что бы она не говорила, я не мог ей совсем доверять. Уснул я перед рассветом.
Утро началось как обычно. Женька была самой собой. Они с Томой собрались и ушли в садик, а я поехал на работу. До самого обеда не находил себе места. Позвонил Женьке, но телефон был отключен. Хоть я и сам просил ее выключить его, чтоб ей никто не названивал, стало еще тревожней. С работы я сбежал даже раньше обеда и гнал машину нарушая все правила дорожного движения - спешил домой.
На звонки в дверь Женька не открыла. Матерясь, побежал назад к машине, за забытыми в спешке ключами.
На вешалке в прихожей висела одежда Жени и курточка Томы. Испуганно выругался - Томка должна быть в детском саду!
Тома спала на диване, положив голову на кулачок. Облегченно улыбнулся и подошел к ней, хотел перенести в комнату. Поправил волосы, дотронулся до лба. Он был ледяной. Моя дочь не дышала. Она была мертва.
Смутно помню происходящее дальше. Я орал, выл, рыдал. Потом просто впал в прострацию. Сидел, держал дочь за руку и остекленевшими глазами смотрел на ее спокойное личико. Услышал шаги за спиной. Обернулся просто рефлекторно. Улыбаясь, подошла Женя. Пахнуло свежестью. Запахом весны.
- Там ей будет хорошо. Там, со мной. Я тоже пойду за ней. Сегодня.
У меня в голове что-то сдвинулось. Я уже не кричал, просто сидел и слушал голос жены.
- Я ей снотворного дала... Она просто уснула... Ты хочешь пойти с нами?..
Тишина. Лишь шевелятся занавески от сквозняка из открытой балонной двери. Холода не чувствую, лишь лезет в ноздри запах весны. А я держу за руку дочь.
- Знаешь, где она хочет быть? В сосновом лесу. Надо ее туда отвезти. Ты слышишь? Нам надо в лес! И нужна плита. Съездишь за ней?
Я не соображал что делаю. В тот момент я тоже был безумен. Заразился от Жени. Как робот, на ватных ногах вышел из комнаты, обулся. Спустился к машине и поехал в похоронное бюро. Там ничего не стали спрашивать. Все было понятно и так. Не лезли с вопросами. Плиту сделали минут за 40. Я это время сидел в машине, вцепившись в руль и смотрел как на светофоре меняются цвета. Не думал, просто смотрел. А потом пошел и забрал надгробие.
После мы ехали прочь из города. Женя улыбалась и укачивала мою пятилетнюю уснувшую дочь.
Тома осталась там, в сосновом лесу, среди окопов второй мировой, на холмике. Женя еще сказала, что ей точно не будет одиноко здесь.
Сколько времени мы там провели? Как верулись обратно? Я даже не уверен, что снова смогу найти то место. Нихрена не помню. Воспоминания начинаются лишь сегодня, 27 марта, когда я отвозил жену в психбольницу. У меня глубоко порезана рука. Правда, кровь давно свернулась. Наверное, это сделала Женя, не помню. Да мне и безразлично это.
Сейчас я сижу один в нашей квартире, вдыхаю запах весны и не знаю, что делать. Что теперь мне делать?