Ожидание радости

   
      Драматический актер Алексей Скворцов, после долгого пребывания в городской больнице вернулся домой. Жил он в коммунальной квартире в центре города, но дома его никто не ждал. Матушку схоронили несколько лет назад, сестра уехала к мужу на Украину, а своей семьи у него не было. Все надеялся, что  встретит большую любовь, вот тогда, мол, и женится. А теперь о женитьбе думать бессмысленно. Не то, чтобы поздно (недавно стукнуло тридцать лет), а по причине случившегося с ним несчастья.
      В квартире было тихо, пахло пылью. На общей кухне и в коридоре ни единой души. Всего в коммуналке проживало четыре семьи, если одинокого Алексея считать за семейную единицу. Пройдя в комнату, он запихнул под стол дорожную сумку, скинул куртку и пошел в ванную. Умывшись, осторожно промокнул лицо полотенцем и посмотрел в зеркало. Страсти, господние! Все лицо изуродовано рубцами и бугристыми пятнами. Не «квазимодо», конечно, но на сцене с таким лицом не появишься. И голос хриплый из-за поврежденной гортани. Об актерской профессии теперь придется  забыть.
      Выходя из ванной, он встретил соседа. Валерий, облаченный в засаленный женский халат, зевнул, почесал бородку и равнодушно спросил:   
      — Отпустили?  Петровна на днях говорила, что скоро вернешься. Ну, что, по  сто грамм, по случаю выздоровления?
      Алексей отрицательно мотнул головой и с трудом прохрипел:
      — Врачи запретили, пока горло не заживет.
      Валера хмыкнул и, шлепая тапками, удалился на кухню.
      В комнатах все было точно так, как  он оставил, уезжая на гастроли с театром. С тех пор прошло около пяти месяцев. Не такой уж и долгий срок. Молчаливая жизнь жилища осталась прежней, а к его прежней жизни актера, похоже, возврата нет.   
      Он обошел обе комнаты, прилег на тахту и уставился в потолок. Каждая трещинка на потолке и каждая завитушка незамысловатой лепнины были знакомы с раннего детства. Здесь когда-то жили его дед и бабушка, а затем он с сестрой и матерью. Отца не помнил, слишком мал был, когда мать осталась вдовой. Он считал ее самой прекрасной и доброй женщиной. И почти так же беззаветно любил сестру. Она старше его на четыре года и, пока они жили вместе, была для него ангелом-охранителем.
      На него нахлынули воспоминания из далекого детства.  В памяти всплывали картинки, события, фразы, отдельные ощущения, которые он когда-то испытывал. Наиболее яркие из впечатлений прошлого были связаны с какой-нибудь радостью или с ожиданием предстоящей радости...

      Когда Алешка Скворцов пошел в школу, одноклассники прозвали его Скворцом. Обычное дело. Рыжиков - значит Рыжий, Громов — Гром, а Серов — обязательно Серый. Правда, были прозвища и другого толка. За одной партой с Алешкой сидел  Женька — смешливый мальчишка с озорными глазами, пухлым ртом и такими же пухлыми и румяными щечками. Неизвестно, кто первым из одноклассников назвал его Пончиком, но это прозвище прочно к нему приклеилось, хотя фамилия у него была Кондаков, а не Пончиков. Став постарше, Алешка решил записаться в спортивную секцию. Он был шустрым парнишкой: ловко прыгал и быстро бегал. Ребята из секции прозвали щуплого на вид новичка Птенцом, но Леша Скворцов на прозвище не обиделся. Птенец даже лучше Скворца, потому что скворец — птичка маленькая, а из птенца может вырасти сильная и гордая птица, нужно только добиться, чтобы товарищи тебя уважали. В шестом классе он уже выступал за сборную школы в соревнованиях по легкой атлетике, а затем увлекся футболом. В школьном дворе и во дворе дома, где жили Скворцовы, мальчишки часто играли в футбол. Алешке пришлось приложить много сил, проявить упорство, чтобы овладеть искусством футбольного дриблинга, научиться разным финтам для обводки футболистов команды соперников. Среди дворовых команд, он стал считаться игроком высокого класса, и его уже не называли Птенцом, а звали Лехой или Алексеем Скворцовым. В каждом матче он отдавал все силы, а его спортивный азарт и увлеченность игрой не раз приводили их команду к победе. Славное это было время, когда он гонял мяч на футбольном поле. Сколько радости приносила игра, и с каким нетерпением ожидал он начала каждого матча!

      Но всему свое время. Будучи старшеклассником, он увлекся чтением книг, а затем — театром. Мать, работая в библиотеке, приносила домой интересные книги, но Алешка обычно их только просматривал, а читал лишь те, где рассказывалось о приключениях его сверстников. Страсть к чтению он приобрел после Диккенса, вернее, после прочтения «Оливера Твиста». Он «проглотил» эту книгу взахлеб, а потом — все тома собрания сочинений Диккенса. Какой новый, неведомый раньше мир открылся ему тогда. После Диккенса он стал читать книги запоем, проводя часы на работе матери, выбирая книги, страницы которых принесут ему ни с чем несравнимую радость. Домой возвращался почти бегом, чтобы быстрее начать читать.      
      А любовь к театру вспыхнула так же внезапно, как и открытие  мира литературной прозы. В школе ему нравилась невысокого роста девчонка из параллельного класса. Однажды она предложила ему пойти вместе с ней в театр, пояснив, что имеется лишний билет. С тех пор и началась для него жизнь заядлого театрала. Та девчонка из параллельного класса давно куда-то уехала, а Леша Скворцов при любой возможности продолжал посещать театры, наблюдая с замиранием сердца за удивительной жизнью на театральной сцене. Увлеченность театром не проходила. Решил попробовать стать актером. К тому времени Алексей вырос в стройного симпатичного юношу, а способности к лицедейству у него, несомненно, имелись.
      Закончив одно из театральных училищ, он не маялся в поисках актерской вакансии. Его приняли в труппу театра, известного своей приверженностью к классическому репертуару. В том театре он проработал шесть лет. Сначала играл в массовках и небольшие второстепенные роли, но это его не расстраивало. Он верил в себя, набирался опыта и мастерства. Это были самые счастливые годы. По утрам, едва проснувшись, с радостью думал о  том, что вечером снова будет играть на сцене. Наконец наступило  время, когда ему доверили играть одну из главных ролей, причем в замечательной пьесе известного драматурга.      
      Но личная жизнь Алексея не задалась. Он, по-прежнему, вел холостяцкую жизнь в двух комнатушках коммунальной квартиры. В театре его считали завидным женихом, но пока он не встретил девушку, о которой ему мечталось.
      В начале лета Скворцов отправился с театром на гастроли по городам России. Там и настигла его беда.
      Пожар в старинном театральном здании, построенном в прошлом веке, произошел во время спектакля. Как это случилось, он узнал позже от администратора их театра, навестившего Алексея в московской больнице.
      — Милиция установила, что в пожаре виноваты трое местных рабочих, нанятых на время гастролей театра, ; печально вещал Семен Львович, хлюпая простуженным носом. ; Перед началом спектакля они уединились в подсобке нижнего этажа, распили пару бутылок вина и ушли. В той подсобке и начался пожар. А мы с тобой в это время беседовали у меня в кабинете и бросились к выходу, когда пылал уже вестибюль. Слава Богу, обошлось без жертв. Зрителей и актеров вывели через запасные выходы.   
      —  А  девушка, которую мы нашли в вестибюле?
      — Откачали. Она наглоталась дыма и потеряла сознание, пробираясь к дверям на улицу.
      Он отчетливо помнил, как в заполненном дымом и язычками пламени помещении они наткнулись на обмякшее тело и понесли девушку к выходу. Семен Львович шел чуть впереди.  До парадных дверей вестибюля оставалось совсем немного, когда раздался ужасающий треск...
      — Пока я пришел в себя, пока выбирался из-под обломков рухнувшего потолка и тащил девицу на улицу, — печально рассказывал Семен Львович, — прошло, должно быть, минут двадцать. А потом пожарники вынесли из горящего вестибюля тебя в бессознательном состоянии. 
      Рассказав о делах в театре и пожелав поправляться, администратор ушел, не спросив Алексея, что у него с лицом, упрятанным под тугими повязками (свободными были лишь щелки для глаз и  рта). Тактичный человек Семен Львович! Наверняка, заранее расспросил хирурга и не стал затрагивать болезненную для Скворцова тему. Тогда Алексей окончательно понял, что возвращение на театральную сцену для него безнадежное дело.
      В коммуналке на Пушкинской улице жизнь текла своим чередом. По утрам было слышно, как в коридоре переговариваются соседи, ожидая очереди в туалет, расположенный рядом с комнатой Алексея. Выждав, когда смолкнут соседские голоса, он шел умываться, затем ставил на кухонную плиту закопченный чайник и готовил завтрак, во время которого начинали одолевать невеселые мысли, чем заняться и куда попытаться приткнуться человеку, не имеющему работы.
      В те лихие девяностые годы устроиться на работу было не просто, тем более, если нет у тебя ни профессии, ни знакомств, ни нужных связей. У Скворцова ничего этого не было. Денежные накопления тоже отсутствовали.
      Надо найти хотя бы какой-то заработок, а потом уж решать, как жить дальше. Данный вывод показался ему логичным, поэтому и согласился на Валеркино предложение. Сначала сосед попросил помочь в пустяковом деле. Алексей с детства хорошо рисовал, стены комнат до сих пор украшают  его акварели. А Валерка попросил сделать эскиз цветного рисунка для коробок дешевых конфет.  Разговор их происходил на кухне. Бородатый Валера опрокинул в рот стаканчик вина, неспеша подцепил вилкой ломоть жареной колбасы.
      — Понимаешь, старик, — сказал он, прожевав еду,— мы с моей Зойкой зарегистрировали частную деятельность, наладили производство популярных конфеток, так называемой, клюквы в сахарной пудре. Пока что фасуем ее в пакетики, но, сам понимаешь, в нарядных коробочках конфетки пойдут по другой цене. Ты, старичок, сделай для нас эскиз, мы заплатим. Понимаешь, не хочу обращаться к художникам по рекламе, им бы только денег срубить за свою халтуру.
      Спустя пару дней эскиз был готов и вызвал у соседей бурное одобрение. После этого Алексей выполнил окончательный вариант рисунка, и вскоре Валера принес домой пачку оттисков, выполненных на цветном ксероксе. Это событие решили отметить.  Зойка жарила на кухне картошку с луком, а Валерка, прихлебывая из стакана портвейн, громко вещал:
       Если «клюква» принесет доход, можно будет расширить конфетную деятельность. Что вы скажите о коробках с захаренными орехами и сухофруктами?
      Валерий с Зоей работали инженерами. Когда в их институте прекратили давать зарплату, они стали заниматься коммерцией. Ездили «челноками» в Польшу и в Турцию, крутились, проявляя изобретательность в изыскании денежных средств, чтобы приобрести ходовой товар. Купить — продать — снова купить товар, используя прибыль на удовлетворение своих жизненных нужд. «Нам ведь с Зайкой много не надо, —  говаривал Валера соседям. — Было б чего пожрать да выпить, ну, и шмотки разные, чтобы были». Валерий и Зоя лукавили, говоря о своих скромных запросах. Среди жильцов коммунальной квартиры они выделялись скупостью и неуемной жаждой к деньгам. Алексей помнил, как мать часто жаловалась, что Зойка то и дело обманывает соседей при оплате общих счетов. Ее муж поддерживал со всеми приятельские отношения, но, чтобы, хотя бы раз, он кому-то помог, такого никто припомнить не мог.
      Семья Скворцовых жила бедно. Мать растила детей одна, из последних сил тянула лямку на двух работах ради того, чтобы дочка и сын могли учиться и получить хорошее образование. Вырастила и умерла. Сестренка окончила строительный институт, а Алексей ; престижное театральное училище. Только толку сейчас никакого нет от этого образования. А любимую матушку с того света уже не вернешь...
      От горестных мыслей отвлек зычный Валеркин голос:
      — О чем задумался, старичок? Жизнь в искусстве закончилась, надо думать о хлебе насущном. Могу предложить тебе подзаработать. Если согласишься съездить в провинцию.
      Выслушав Валеркино предложение, Алексей сначала хотел отказаться, но потом подумал, почему бы ему не сменить обстановку? Все лучше, чем маяться в городе в поисках неизвестно какого дела. Поручение соседа казалось несложным. Всего-то, — доехать на поезде до районного центра, расположенного в Ярославской области, купить на базарной площади несколько бочек клюквы и доставить их на грузовой машине в Москву.
      Сборы в дорогу были недолгими. Вручая деньги, Фролов еще раз повторил инструкции по закупке и транспортировке клюквы. Присутствовавшая при их разговоре соседка Петровна — пожилая неприметная женщина — испуганно охала и покачивала головой в платочке. На прощанье перекрестила Скворцова и, вздыхая, удалилась в комнату.
      Всю дорогу в райцентр Алексей провел, ворочаясь на жесткой вагонной полке. Ранним утром, потягиваясь и кряхтя от  боли в ногах, он вышел на освещенную солнцем привокзальную площадь. Осмотрелся и улыбнулся, чувствуя, как накатывает, захватывая все его существо ощущение покоя и благодати.
      Господи, хорошо-то как, думал он, прогуливаясь  по улицам и проулкам, наслаждаясь чистым, словно в деревне, воздухом и теплом наступившего бабьего лета.
      В этом маленьком городе, вдали от сочувственных взглядов друзей и знакомых, он вдруг понял, что снова способен испытывать радость жизни.
      Закупка клюквы и погрузка пластмассовых бочек в грузовичок заняли всего пару часов. В Москву Алексей возвращался, сидя в кабине машины, рядом с водителем, не ведая, что уже на следующий день разразится скандал.
      Валерий, вернувшись из расположенной в подвальном помещении мастерской, долго орал, размахивая руками, что Алексей зарезал его без ножа и что он взыщет с него все расходы. В нескольких из привезенных бочек клюква оказалась мятой и частично прокисшей.
      — Выброшенный товар! — ярился сосед. — Куда ты смотрел, покупая эту помойную клюкву? 
      Скворцов знал, что Валерка не прав: клюква, лежащая сверху, была свежей и выглядела отборной. А проверить до дна содержимое бочек Алексей не мог. «Кинуть», оптового покупателя в те годы было делом обычным.
      — Сейчас подсчитаем убытки, — Фролов стал колдовать над стареньким калькулятором. — Вернешь нам все до копейки.
      — Да чего с него взять, с убогого, — подала голос, стоящая в дверях кухни Зойка. — У него и рубля не найдется.
      — Отработает, — буркнул сосед и глянул зло на жену: — Чего уставилась? Тащи портвейн и жарь картошку.
      Однако супруга не двинулась с места. Покачав головой, украшенной разноцветными валиками бигуди, насмешливо изрекла:
      — Как же!  Такой отработает. Сделаем вот что...
      Предложение супруги Фролова сводилось к тому, чтобы сдать внаем одну из комнат Скворцова какому-то Арику с Полашевского рынка.
     — На том и решим,— одобрил владелец конфетного бизнеса.
      — Но я не согласен.
      — Тогда плати, — жестко сказал Фролов, почесывая волосатую грудь.
      Разговор был прерван тремя звонками в дверь, извещая, что кто-то пришел к Алексею.            
     Это был Виктор Прохоров, живший в соседнем подъезде. Закадычный друг детства, такой же надежный и прочный, как стены их дома, построенного до революции купцом Ляпиным. Они поговорили о жизни и о погоде. Рассматривая лежащую на тахте книгу, Витек спросил, чем вызван расстроенный вид Алексея. Не удержавшись, он рассказал об истории с клюквой и о грозном ультиматуме, выдвинутом соседом. 
      — Зови сюда этого коммерсанта, — распорядился Виктор, отличавшийся нетерпимостью ко всякой несправедливости.
      После школы Витек, не без помощи хорошо учившегося Алексея, поступил в автодорожный техникум, а сейчас, в наступившие трудные времена, работал механиком в одном из автомобильных сервисов. После пожара в театре он  часто навещал Алексея в больнице, а потом, когда тот вернулся домой, не забывал о друге и пытался поддерживать в нем бодрость духа.
      Когда в комнате появился Валера, Витек пересчитывал вынутые из бумажника деньги.
     — Вот и ладненько,— ухмыльнулся Фролов и потянулся к деньгам.   
      — Погоди, - Прохоров встал, сунул деньги за ворот рубахи соседа и ухватил мертвой хваткой его руку повыше локтя.  Легко придвинул его к стене и прошипел:
     — Еще раз пристанешь к Алешке, размажу по стенке.
      После того, как сосед ретировался в коридор, Алексей с восхищением посмотрел на Виктора.
      — Спасибо, Витек. Верну долг, когда устроюсь с работой.
      Прохоров беззаботно махнул рукой, мол, какие проблемы с долгами между друзьями. Стал рассматривать полку, уставленную забавными фигурками из глины и пластилина. В основном, - персонажи  пьес и спектаклей:  Городничий,  Хлестаков, Чацкий, Отелло, Фигаро, Мэки-нож... Это было давнее увлечение Алексея, сохранившееся с дней его юности, а теперь, пожалуй, единственное, что продолжало связывать его с театральным миром.
      — Продолжаешь лепить? — Виктор вертел в неуклюжих пальцах одну из последних работ Алексея. - Здорово у тебя получается.
      Уходя, Прохоров пообещал помочь другу с работой.
      — В автосервисе у меня много приятелей и знакомых. Есть на примете интересный мужик. Если он согласится, на днях зайдем с ним к тебе в гости.
      Витек сдержал обещание. Спустя день привел к Алексею высоченного костлявого старика с всклокоченной седеющей бородой.
      — Это Кирилл Петрович Романов, — представил Прохоров спутника. — Он живет в доме двадцать. Кирилл Петрович хотел бы взглянуть на твои художества из пластилина.
      — Виктор рассказывал мне о вас, — сообщил старик. — В каком театре играть изволили? — Водрузив на кончик мясистого носа очки, он стал рассматривать акварели и пластилиновые фигурки.
      — Вы, должно быть, были хорошим актером. —  сказал он задумчиво. — Знаете, в молодости я тоже мечтал играть на сцене, а вышло так, что стал кукольником. И нисколько не жалею об этом.
      Прощаясь, Кирилл Петрович, заглянув в глаза Алексея, произнес:
     — Вот что, молодой человек. Заходите завтра ко мне домой, и мы продолжим наш разговор.
      Романов жил в огромной комнате, расположенной в первом этаже соседнего здания. Это был один из первых в городе кооперативных домов, построенный в довоенные годы. Войдя в жилище Кирилла Петровича, похожее на музейный зал и, в то же время, на мастерскую художника, Алексей с любопытством стал рассматривать развешанные по стенам куклы. Целый мир удивительных сказочных образов.   
     — Нравится? — спросил подошедший Кирилл Петрович. — Хотите заняться изготовлением кукол, подобных тем, что  видите?
      Спустя неделю Алексей показывал старому кукольнику сделанные по его просьбе рисунки сказочных персонажей. Внимательно просмотрев эскизы, Кирилл Петрович одобрительно пробурчал:
      — У вас есть способность претворять фантазии и жизненные наблюдения в образы, обитающие в царстве сказок. Но вам, Алеша, надо многому научиться. Труд будет каторжный.
      Трудно, ох, как трудно, пришлось Алексею на первых порах, не имея профессиональных навыков в рисунке, в лепке моделей, в изготовлении муляжей из папье-маше. Но он справился. В лице старика Романова он нашел внимательного и опытного наставника, научившего его искусству изготовления кукол и не раз повторявшему способному ученику, что без творческой увлеченности и любви к делу ничего путного не получится. 
      Спустя несколько месяцев Алексей изготовил свою первую куклу. Это был сказочный старик-лесовик, внешний облик которого сложился у него при воспоминаниях о  стороже, дежурившем когда-то у ворот пионерского лагеря. Сколько счастья Алексей испытал, когда, выполнив заключительный штрих в работе над куклой, понял, что у него получилось, что он, все-таки, создал именно то, что ему хотелось.
      Поделиться нахлынувшей радостью было не с кем. Кирилл Петрович дремал на кушетке, и тревожить его Алексей не стал. Вернувшись домой, он заглянул на кухню, где Валерий пил пиво, обсасывая куски вяленой рыбы. Алексей постучал в закрытую дверь в конце коридора. Подхватив под руку возникшую на пороге Петровну, он привел ее в свою комнату. Достал из буфета бутылку сухого вина и наполнил янтарной жидкостью два хрустальных бокала. Он рассказывал пожилой соседке о своих прежних ролях в театре и о куклах, которые собирается сделать. Петровна слушала, кивала седой головой, поддакивала и улыбалась, вспоминая годы, когда она была красной девицей. А сосед все рассказывал и рассказывал. Так тепло и ласково на душе у Алексея давно уже не было.

      Пронеслись короткие зимние дни. Жизнь Скворцова, казалось, наладилась. Его куклы пользовались успехом на различных выставках и вернисажах. Но к вернувшейся радости творчества примешивалось сожаление о прошлой жизни в театре и актерской среде, в которой он когда-то вращался. По ночам  иногда снилась девушка, о встрече с которой ему мечталось еще в театральном училище.
      И однажды  это встреча случилась...

      На одной из выставок кукол, состоявшейся в Доме художника, к нему подошла незнакомая женщина. Она представилась Анной и сказала, что ей нравятся куклы, сделанные его руками. Разговорившись, они провели вместе время до вечера и договорились встретиться снова. Лишь спустя несколько  дней она призналась, что  пришла на выставку специально, чтобы познакомиться с ним.
      — Когда-то вы помогали вынести меня из горящего здания, - сказала она, глядя ему в глаза.
      — Почему вы не сказали об этом раньше?
      Она не ответила, теребила в пальцах подхваченную с земли еловую веточку.
      — После пожара, — продолжала  рассказывать Анна, - меня увезли домой, а потом — в санаторий. Только год спустя я смогла приехать в Москву, поступила в полиграфический институт на художественное отделение.
      — Как вы меня нашли? — спросил он, пряча за шарфом изуродованные шрамами губы.
      — Родители рассказали о Семене Львовиче. Я разыскала его в Москве. Знаете, он оказался не таким, как я себе представляла. Это не важно.  Я хотела сказать, что Семен Львович с виду совсем не похож на героя, но более мягкого интеллигентного человека я еще не встречала. Он рассказал мне о вас, где вы живете и чем занимаетесь. Извините меня за обман: постеснялась придти к вам домой, решила, что лучше познакомиться с вами как бы случайно.
      Они подружились, невольно испытывая друг к другу симпатию, стали часто встречаться. В одну из таких вот встреч, гуляя с Анной по Страстному бульвару, он отчаянно и бесповоротно понял, что влюбился в нее до потери сознания.
      В тот день он еще долго бродил в одиночестве по раскисшим бульварным аллеям, прислушиваясь к тому, что творится в душе. Когда-нибудь это должно было с ним случиться. Жизнь продолжается. Совсем скоро наступит весна. Уже тают сугробы, и небо с каждым днем становится выше и все пронзительнее в своей синеве.
      Надеялся ли он на ответное чувство Анны? Конечно, надеялся, хотя понимал, что шансов на успех с такой внешностью у него немного. Ну, и пусть, с горечью думал он, размышляя о том, что случилось. Все равно он будет ждать и надеяться. Ждать, словно большого праздника, каждую встречу с Анной, радуясь, что скоро увидит ее... 

      Не станем вздыхать над превратностями судьбы Алексея Скворцова. Еще неизвестно, чем закончится эта история.
      Будем надеяться на ее счастливое продолжение, зная наверняка, что наступит весна и что в жизни много хорошего. Поэтому накроем столы белоснежными скатертями, включим негромкую музыку и откроем двери, приглашая друзей на праздник, который ждали и всегда будем с радостью ожидать.