Ночью, в желтовато-коричневом свете фонарей, она бежала по залитой жидкой грязью просёлочной дороге. Иногда босые ноги попадали в глубокие лужи, которые не желали выпускать их из своих цепких объятий, но не в силах сопротивляться напору, с громким чавканьем, словно полным сожаления, расставались с ней. Грязь, грязь, грязь.
Вокруг. И что самое страшное – в её душе.
Обидеть женщину несложно. Ранимую - тем паче. Поднапрягись – сделаешь ей больно. А они старались.
Наделить красотой, той самой, которую мало кто красотой не сочтёт, впечатлительную, восприимчивую натуру, воспитанную в традициях галантного девятнадцатого века – это не шутка природы, скорее – результат особенного, нестандартного её подхода к созданию людей.
Красивая? Очень красивая? На, получи. Искупайся в похотливых взглядах. Послушай скабрезные шутки, желающих понравиться пролетариев, постарайся проигнорировать сальные словесные изыски интеллигентов, пропускай мимо ушей грязные намёки шефа, да и просто, попытайся отличить, где симпатия к тебе искренняя, а где она выстроилась на банальной похоти.
Точёная, грациозная, изящная. Дар ли это? Или наказание? Эти трое хотели. По-простому, по-деревенски. Что с того, что баба артачится? Эка невидаль – они все из себя целок строят по первости. Ломается она не потому вовсе, что в мутные масляные глаза смотреть ей противно, что запах навоза вкупе с перегаром вовсе не рождает в ней желания, что дико для неё это – пришёл, увидел и… да-да, нет в русском языке такого слова. При всём его богатстве, могучести и великолепии. Матерщина, научные термины и аналоги-эвфемизмы. В общем, не даёт она потому, что не выпила. Выпьет – даст. Вот такая простая логика. Разбудим животные инстинкты вонючим алкоголем самопального производства!
Впереди темнела кромка леса, позади, купаясь в вое собак, огоньками пестрел небольшой посёлок. А бежать по сути было некуда. Ну на станцию. А дальше то что? Туда, откуда приехала спрятаться от этих фальшивых улыбочек и стихов чужого сочинения?
* * * * *
- Катьк, езжай в деревню. Ну вот серьёзно. Нельзя же так.
- Ларк, я ведь любви хочу. Не машины, яхты, острова.
- Все хотят, дурёха. Только вот тебе эти яхты, машины, острова предлагают, а многим нет. Мне вот, например, - и какая-то тягучая зависть во взгляде.
- Так они же не… они же… зачем меня покупать-то?! Я не кукла! – фальцет всё равно прорвался сквозь всё это напускное самообладание, - Не кукла!
- Наивная ты. Мужики – это мужики. Они прежде всего на внешность реагируют. Нормально это, понимаешь? Пепел.
- Что?
- Пепел стряхни. Упадёт сейчас.
- А. Да. Спасибо.
- Вот послушай моего совета, езжай в деревню. Там и люди другие и воздухом свежим подышишь, польза сплошная.
* * * * *
Воздух и правда был совсем другой. Вкусный. Возникало желание его пить.
Она села на влажную траву у дороги, обняла колени. Плакать хотелось очень, но мешало что-то. Как будто кто-то схватил сильной ладонью за горло, сжал и склонив голову на бок, наблюдал – как де поведёт себя сейчас?
* * * * *
- Не верю я тебе, Славик. Прости меня, не верю, - как же сложно порой говорить такое тому, кто так старался понравиться, кто сейчас так внимал её словам, и кому так больно делала этой правдой.
- Я просто хотел… Просто общаться. Дружить. Понимаешь? Ну, так бывает.
- Славик, давай не будем. Я всё понимаю. Но твои действия я могу расценивать только как ухаживания. И смски эти твои ночные. Ты либо себе лжёшь, либо мне лгать пытаешься, - захотелось пить, язык прилипал к нёбу, слова давались с трудом.
- Я не понимаю. Ты на цветы так отреагировала?
- На ложь твою, Слав. Не моего романа ты герой. Другая тебе девушка нужна.
- А с чего ты взяла-то?! Ты что, блин, провидец? Знаешь, что мне надо?
- Не сердись, пожалуйста.
- Да какого хрена-то? Я, как дурак, билеты эти оформлял в агентстве, сейчас наплыв, очередь отстоял. Потом понимая, что опаздываю, цветы забежал купить… - и всё, и глаза в пол, и жалость сразу в ответ…
- Можно я тебе три вопроса задам?
- Конечно, Катюш. Можно.
- Как мою собаку зовут?
Молчание, шевеление губами, бесцельное, потерянное.
- А я тебе говорила. А какой у меня любимый цвет?
- Сиреневый?
- Зелёный, Слава.
- Ах да, точно…
- Ты меня как женщину… хочешь?
- Эээ… нет.
- Врёшь?
- Вру.
- Прости, Славк.
Кивнул, отвернулся, пошёл в сторону, сам поди не знает куда. И моросит ещё.
И захотелось позвать. Но ведь, прислушиваясь к себе, если по-честному – из жалости, из жалости захотелось. Не нужно. Так лучше. Наверное.
Она тогда напилась. Дома, в одиночестве, обнимая сеттера, подняв ему ухо, пела ему песни из старых советских кинофильмов. Она последний раз так напилась на выпускном в школе.
* * * * *
Решение созрело постепенно. Дикость его её не пугала. Она верила в то, что благодаря этому в неё начнут видеть личность. Небольшая пластическая операция, в результате которой она станет чуть менее красивой. Записалась по телефону. Пришла, объяснила. Направили к психологу.
Классический советский врач. На вид – лет сорок пять – пятьдесят. Халат белый, заметен недорогой костюм, седина на висках, очки в железной оправе, небольшая бородка. И так внимательно смотрел. Выслушал.
- Извините, нет.
- Что значит «нет»?
- То и значит. За этим идите в другое место. Я же могу вам прописать курс антидепрессантов и порекомендовать хорошую клинику. Всё.
- Почему?
- Потому что «красота спасёт мир».
Оторопь. Вот чего-чего, а этого она не ожидала услышать здесь.
И всё. И как-то по-детски. В голос. Не стесняясь.
А он голову склонил и смотрел на бумаги, разложенные на столе, на медицинские карты, на бланки.
И захотелось рассказать. Про то, как тяжело порой быть такой. Как некому рассказать об этом. Потому что женщины кивают головой, но думают «мне бы твои проблемы, дура», а мужчины стараются обнять, прижать к себе и чувствуется при этом не сострадание, а возбуждение и оттого больнее только.
Про то, что нет друзей. Про то, что страшно.
А он слушал, сжав губы. Она закончила, вытерла остатки слёз. Он посмотрел на неё внимательно.
- Хотите, я Вам прочитаю одну сказку?
- Что? – она подумала, что ослышалась.
- Сказку. Это не входит в мои обязанности. Но я подумал о том, что это может Вам помочь.
Она кивнула.
- Я сейчас найду её в Интернете. Подождите пожалуйста.
Вышел, вернулся через несколько минут с ноутбуком, включил, поколдовал немного.
- Готовы слушать?
- Да, - как школьница, сумку поставила на пол, у ног, руки сложила на коленях.
Он откашлялся, посерьёзнел лицом.
- Жила на свете одна женщина. У нее не было детей, а ей очень хотелось ребеночка. Вот пошла она к старой колдунье и говорит:
- Мне так хочется, чтоб у меня была дочка, хоть самая маленькая!..
- Чего же проще! - ответила колдунья. - Вот тебе ячменное зерно. Это зерно не простое, не из тех, что зреют у вас на полях и родятся птице на корм. Возьми-ка его да посади в цветочный горшок. Увидишь, что будет.
- Спасибо тебе! - сказала женщина и дала колдунье двенадцать медяков.
Потом она пошла домой и посадила ячменное зернышко в цветочный горшок.
Только она его полила, зернышко сразу же проросло. Из земли показались два листочка и нежный стебель. А на стебле появился большой чудесный цветок, вроде тюльпана. Но лепестки цветка были плотно сжаты: он еще не распустился.
- Какой прелестный цветок! - сказала женщина и поцеловала красивые пестрые лепестки…
Она слушала. Просто слушала. И ей было хорошо. Потом поблагодарила, взяла визитку и ушла.
Они не виделись около двух недель. Потом, когда проезжала мимо, задумалась и остановила машину. Набрала номер. Вечером смотрели спектакль.
Они женаты уже семь лет. Если вы спросите её - счастлива ли она, вполне возможно, она улыбнётся и кивнёт, прижимая к груди очаровательную дочурку. Неисповедимы пути Господни, что уж там.