Жила-была девушка. Странная она была какая-то. Вроде легко идёт, словно танцует, а нет-нет да и нахмурит брови, будто больно ей. Говорила тихо, а иной раз как будто и не слышно. И любила мочить ноги в холодной воде. Вот как-то собралась она в поход с друзьями в мае, когда земля ещё холодом веет и по ночам звёзды хрустко блестят. Присела у костра, все веселятся, шашлыки жуют, красным полусладким запивают, а она чашку с чаем в руках держит. Чашка хрупкая, пластиковая, руки девушка обжигает, но не ойкает. А глаза у самой такие, что об них обжечься можно.
И смотрит она своими обжигающими глазами на парня одного, Костиком зовут. А тот не замечает. Вот, кажется, как можно такие глаза не заметить - а он только с хрустом вгрызается в кусок мяса да смеётся.
Вечер настал, магнитофон, весь день оравший дурью, выключили, взялись за гитару, песни петь старые и новые, всякие. Засиделись долго, озябла девушка, только глаза по-прежнему полыхают, ушла в свою палатку, залезла в спальник и лежит, дрожит от холода. Заснула как-то всё-таки. А утром встала - заря чуть брезжит, побежала к озеру, кроссовки сняла, носки стянула и сунула ноги в ледяную воду. И вот словно стали ей тесны брюки, она и брюки скинула. А там будто жар её охватил, она куртку, да термобелье, да лифчик с трусишками всё поснимала. Друзья её, когда проснулись, только кучу одежды на берегу и обнаружили. Милицию, конечно, вызвали, протокол составили, следствие вели, вынесли вердикт - утопилась.
Ан не утопилась она. Она по сю пору по озёрам карельским плавает, золотыми волосами поблёскивает огненными глазами приманивает. Только уж такие пошли мужчины - не слышат они её песен, не видят её водяных игр. Скучные стали мужчины, неправильные.