Я в баре и в тоске. Буфетчица-матрона,
Прищурив глаз, сипит, чего бы я хотел.
Хотел бы автомат, и чтоб к нему патроны,
Чтоб спала духота, и чтобы не потел.
Есть место лишь одно, где кондиционеры.
Спокойно, и равны там все до одного:
Всем одр с простыней – бомжу, миллионеру;
Все дамы без одежд, бывают ничего.
Потеют только те, кто здесь, чтоб убедиться,
Что тот, под простыней, не будет изменять,
Не будет докучать, не будет разводиться,
Что уточку под ним им больше не менять.
В пролете автомат – в хозяйстве есть веревка:
Зависну, затащусь, на рожу изменюсь.
Но будет больно жать, да и вообще неловко –
Ведь высуну язык, подумают – дразнюсь.
Дрожащею рукой семье черкну записку:
«Прощайте, я – тю-тю, имущество – дитю.
Мне горько уходить, ведь счастье было близко…
Да, кстати, починил я сломанный утюг.
Добытчик – никакой, согласен, каюсь, жалко.
Колымить, зашибать я сроду не умел.
А вот насчет нулей… пусть ноль, но не без палки –
Я с этим никогда проблемы не имел…»
Матрешку я достал. «Брать будем?» – и глумливо:
«Учти: нектар несвеж, а краник чуть сосет».
Ну ладно, говорю, давайте ваше пиво:
Быть может, не помру, а просто пронесет.