Сколько же нам запрещается!
Сколько же нам нельзя!
А юность уж машет, прощается,
И дни утекают, скользя.
Спрячу бесстыжие очи я
И в сотый раз промолчу,
Но если нельзя, но хочется,
Сделаю так, как хочу.
Детство сейчас вспоминается,
Как долгий и нудный роман.
Всяк назидать старается,
А видишь вокруг обман.
Догму правды вбивали,
Как в стенку горох, в меня.
Но если б про «двойку» узнали,
То я б получил ремня.
Из дневника бумагу
Рвал я – вот и ответ!
Ежели ложь во благо,
То почему бы нет?
Есть еще слово «надо».
И в жизни короткой своей
Слышал я «надо, надо»,
А также «нельзя, не смей!»
А видел часто другое.
Правда, теперь говорят,
Что то было время застоя.
Позвольте, а как же я?
А я все усваивал твердо.
Рушилась альтернатива:
Да, человек – это гордо,
У сволочи – перспектива.
А то, что в газетах читалось,
Не вырубишь и не сотрешь.
Из маленькой лжи рождалась
Большая красивая ложь.
А я ступал осторожно,
Тихонько себе говоря:
«Ну, что ж, что нельзя… можно,
Но только, чтоб втихаря».
Все идеалы – утопия.
Правит не совесть, а страх.
И зрела своя философия
Во многих и многих умах…
Сидит на коленях кроха.
Хочется крохе знать:
Что хорошо, что плохо,
И с чем это нужно жевать?
Вспомнились строки-марши,
И сказал, тон пророка взяв:
«Хорошо – это слушаться старших.
Старший – всегда прав!»
И тут же скривился неловко.
«Па, что у тебя болит?»
«Да так… погуляй-ка с Вовкой,
Вон он, в песочке сидит.
А плохо… ну, слушай, Незнайка, –
Когда вместо правды – ложь.
А, в общем… беги, погуляй-ка!
Вырастешь – сам поймешь».