8. Зелёная афганская трава.
Ребята из батальона стали покуривать анашу (или гашиш, или «чарс», как это дело называли афганцы). Подобного добра в Афганистане хватало. Местные жители по дешёвке обменивали наркотик. Причём зачастую наркотой торговали дети. Они же мастерски забивали «косяки» и постоянно курили дурман сами. Вся одежда у них была прожжена угольками («кропалями»), сыплющимися из забитых гашишем папирос. А ведь тем детишкам было лет по 8-10 на вид, а то и меньше.
В один из вечеров несколько наших парней смолили «заряженные» самокрутки в палатке. Помню, как солдат Витька лежал на нарах и хохотал. Он говорил, что лежит и видит, что его ноги зависли перед ним в воздухе. При этом он понимал, что этого быть не может, и ноги на самом деле лежат, где им и положено.
Обкурившегося солдатика из другой части спас офицер. Боец разбил лёд в большой луже и усиленно куда-то плыл. Два его тоже «обкумаренных» товарища стояли рядом и ржали. Офицер вытащил бойца, тот даже не успел простудиться, но вот «крыша» у него съехала, и солдата комиссовали.
Несколькими месяцами позже, под Баграмом, я наблюдал следующую картину: на территории батальона появился неизвестный солдат и двинулся через плац по диагонали. Шагал он, как странник, босиком, без ремня и головного убора. Так и шёл, пока не наткнулся на нашего нового комбата майора Линчака, вставшего у него на пути.
«Чьих будешь?» - спросил комбат. Тогда боец поднял затуманенные глаза на командира и сказал одно слово: «Пить». Ясно, что солдат накурился наркотика, ничего не соображал, а исходя из того, что юноша испытывал чувство жажды – у него начинался т. н. «отходняк». Майор велел кому-то из солдат принести воды. Человек попил, и его отвезли на гауптвахту («губу»).
Буквально на следующий день я оказался в наряде по гауптвахте и обнаружил в одной из камер вчерашнего солдата-странника. Он потребовал вызвать к себе коменданта. А когда его спросили, не надо ли ему ключа от квартиры, где деньги лежат, солдат сказал, что вскроет себе вены.
Начальник караула доложил обо всём коменданту, и тот решил поговорить с солдатом. «Чего тебе, сынок?» - спросил комендант у бойца. «Никакой я тебе не сынок, - злобно ответил боец. - Принеси-ка мне чего-нибудь покурить хотя бы на косячок». Комендант возмутился: «Ничего себе заявочки! Ты майора просишь, чтобы он тебе наркотик преподнёс? Да ты до конца службы с гауптвахты не выйдешь!»
«Ну, чего ты разорался? - невозмутимо парировал юноша - Не принесёшь – будешь отвечать за меня. Я же сказал, что вены вскрою или повешусь». Комендант буркнул, что это, мол, личное дело солдата, как распорядиться своей жизнью, и ушёл к себе. Для очистки совести он всё же вызвал врача из госпиталя.
Тот осмотрел наркомана и сказал коменданту, что состояние у бойца в данный момент такое, что он запросто может наложить на себя руки. «Его безотлагательно надо лечить», - сказал доктор. Арестованного в тот же день доставили в госпиталь. После необходимых обследований солдата списали из армии.
Я долгое время не пробовал гашиша, постоянно предлагаемого мне то одним, то другим сослуживцем. Как-то не сдержался и поддался на уговоры бывалых анашистов. Да, были в роте и такие ребята, кто неоднократно курил гашиш на "гражданке". Афганский они нахваливали, говорили - это индийская конопля, лучшая в мире. А здесь - нахаляву. Совсем за какую-нибудь ерунду афганцы отдавали по несколько чёрных палочек «продукта».
Что ж, подумал, проверю, как действует анаша, и прекращу, не стану докуривать. Не почувствовал совершенно ничего. Только дым очень едкий и огоньки - «кропаля» - крошатсся на пол. Знающие люди объяснили, что такое бывает, и некоторые «прикуриваются» по несколько месяцев, пока не начнут ловить кайф. Но я решил обойтись без «прикурки». Тем более, появилась возможность иногда попить спирта или браги, тайно изготовляемой солдатами, и открыто – офицерами и прапорщиками. Это наше, да и более безопасное без излишнего увлечения.
Было дело, когда у офицеров из общей палатки ночью солдаты вынесли большой термос (литров на 40) с брагой, заготовленной к какому-то празднику. Шмон результатов не принёс. А через несколько дней, когда шум утих, одна рота ночью хорошо повеселилась.
Однако командный состав не успокоился - обидно, что проспали готовый продукт, да ещё у подчинённых.
Началось тайное "дознание". Знаю, что одного парня вызывали и из нашей роты. Он к краже отношения не имел, но с ним довольно сурово поговорили. В ходе "допроса" толсто...опый кусок вдруг завизжал, все посмотрели на него. Наверное, подумали, с досады с мужиком приступ не выпитой бражонки случился. На деле же прапор изобразил боевой клич каратиста и сильно ударил сапогом в живот бойца. Но тот оказался "стойким оловянным солдатиком". Он успел напрячь пресс и показал присутствующим, каков "мастер" боевого искусства озверевший вояка.
За солдата вступился офицер и того отпустили.
Через некоторое время кто-то сзади вырубил другого прапорщика, так же участвующего в избиении солдат. Подумали на нашего парня, которого пнули, но он этого не делал.
Как-то тот солдат, необоснованно подозреваемый в нападении на прапорщика, подошёл к тому и попросил спичек. Прапор полез в карман и вдруг со всех ног бросился наутёк. тогда солдат понял, что человек решил, что с ним снова начнут разбираться. Вторичной потери сознания он не пожелал и поспешил скрыться от совершенно непричастного к его избиению бойца.
На фото: Баграмская гарнизонная гауптвахта («губа»), вид со двора.
Этот забор, кстати, частично рухнул после ночного землетрясения. Камни-то без опалубки лепили.
А строения из камней, залитых раствором в опалубке, ничуть не пострадали.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/03/30/87