Хековый день

Владимир Плотников-Самарский
Хековый день

Старик Нефёдов радостно тряс складками битого веком лица. Выдали пенсию, и, значит, впереди – гусарский кураж в виде самоходных покупок. Да-да, раз в месяц, получив пенсию и отпустив соцработника, Нефёдов позволял себе лихой пеший набег на ближний универсам. Поход традиционно завершался в рыбном ряду покупкой хека. Кило, а то и все полтора! Рыбный запас он растянет на 4 недели, тешась по воскресеньям новым блюдом. Сначала морепродукт будет приготовлен в кастрюле, потом на сковородке… в фольге… на пару… Последовательность соблюдалась железно, без экспромтов.
Нефёдов сладко облизнулся. Леденцовая улыбка к вегетарианскому лицу его приросла задолго до дверей магазина. И не мороженый хек волновал стариковское сердце, а вполне живая дЕвица.
Ланду из рыбного отдела любили. За порядочность, приветливость и изумляющую в продавщице вежливость. За годы работы в рыботделе она, говорят, ни разу не повысила голос. Неизменно мила, любезна. Униформа чиста и наглажена, губки бабочкой.
Нефёдов забредал в «Рыбу» и вне графика. Просто для поднятия тонуса. Зайдёт, замрёт и любуется. Как на икону. Иной же раз, осмелев, бочком-бочком подкрадётся к самому прилавку. Разрешите, мол, полюбопытствовать, рыбица почем? А в приступе острой решимости мог даже попросить какю-нибудь мороженную особь на осмотр. Само собой, мнимый: финансы не предусматривали межпенсионных покупок.  Но так ведь хочется порой замлеть в солярии живительных улыбок.

***
А общем, пенсионный день был старику праздником втройне. Тут главное уметь считать. Важно ведь что? Во-первых, дары моря ты и выбираешь, и платишь. А поэтому, второе, весь ритуал обрамляется античным пафосом. Ну и третье: в роли реального покупателя ты по максимуму используешь своё право общения или хотя бы топтания рядом с богиней. Допустим, на предмет выбора товара. Попросишь взвесить или там заменить, «а эту вот взвесь, дОчушка, а вот теперь заверни, голубушка». В этом и заключался самый сладкий, самый упоительный момент торжества…

***
…Сегодня в универсаме, как на заказ, никого. Это радовало и воодушевляло: на икону можно вволю любоваться и очиститься. В ину-то пору ушлый молоднячок вокруг Ланды так и вьется, так и увивается. Да, день, пожалуй, выдался просто ангельский!
Нефедов прилоктился к подоконнику и, сощурясь, зрел. Безмолвно. Бестрепетно. И бесконечно долго… О, ангел совершенства в голубой каёмке (униформы)!
Но чу! Не слуховой ли «мираж»? Старческого уха коснулась, нарастая, брань. Площадная, беспощадная, всё портящая.
Что?!!! Этот меднощекий буржуй честит… и кого? – ее!- Ландочку!! За что? Кто таков?? Как посмел??? Нефёдов приподнял пальцем пыльные очёчки. Но варвар, невозбранно обесчестивши святыню, уже отвалил.
Насадив очки как лемех, старик посучил к прилавку. Неприступная, прекрасная и улыбающаяся, сейчас она даже видом своим как бы попирала грубость мира. Красный бейджик фирменной эмблемы вкусно гармонировал с краснотой изящных ручек. Натруженных и отмороженных. Эта краснота в сочетании с красотой, эта красота, не страшащаяся красноты, всё это в сотый раз умилило пенсионера.
Позади Ланды полыхал выцветший бархат переходящих Красных знамен.
- Здравствуйте-благодарствуйте, - обожатель приветствовал милое создание со старческой, от волнения ещё более заточенной гнусиночкой.
Ланда сдержанно кивнула.
– Вот рыбицы, понимаешь, прикупить. Ты уж отвесь: получше какА, дОчушка…
Девушка опять кивнула, нагрузила весы. Нефёдов спустил линзы по мясисто-сизой склеротической блямбе, низко нагнулся и скрюченным пальцем ткнул в…
- Вот эту скользенькую, посвежее, голубушка, будь добра…
Хлопнула дверь. За последним покупателем. А за нею…
- Пошёл… к разэтакой бабушке, шнурок задрипанный! ДОчушку нашел! Терпеть тебя ненавижу… Не перевариваю, понимаешь?! Убери паучьи хваталки! Корыто с парашей! Благодетель гнойный! Ходит тут, сексот трухлявый, всё сроду вонючками своими уделает, трясёт мокрым хоботом! Зенки вылупит, глазеет, оценивает… Тьфу!..
Как домной опалённое, лицо Нефедова зачернилось, удёрнулось. Очковая дужка, падая, прожгла по переносью взрез. И всё в старике разом хрупнуло, перекосилось. Стекляшки спрыгнули на пол и обжигали оттуда рассыпчатой дробью заоконного солнца.
День, правда, выдался белый, хековый, почти ангелький. Почти…
С улыбкой ужаса старик смотрел на «дОчушку». Скребнув глазами дверь, она подалась почти вплотную. Смахнутая рыбная ледышка торпедировала стариковский мениск. Сузившиеся глазки хищно гарпунили его влажный подбородок, хлипкий дедовский кадык… С брезгливым омерзением, с плазменной ненавистью, с яростной злобой:
- !!!
Но Нефедов уже ничего не слышал…

1987, 2005 г




1987, 2005 г.