Колечко с бирюзой
Екатерина Ивановна Мосина
Литературно-историческая гипотеза
Наша статья – это новый, неожиданный, взгляд на один из фактов известной истории о дуэли Пушкина с Дантесом.
И хотя о дуэли написано много, нигде не попалось нам объяснение одного, довольно странного на первый взгляд, эпизода. Отчего же Александр Сергеевич Пушкин, известный своим пристрастием к различным приметам и даже суевериям, собираясь на дуэль, оставил дома такой мощный оберёг – колечко с бирюзой, которое ему подарил его друг Павел Воинович Нащокин?
Многие пушкиноведы эту деталь либо совсем не хотят замечать, либо не могут дать вразумительного ответа на периодически возникающий вопрос. Как правило, говорят, что Пушкин почему-то забыл талисман взять с собой. При этом одни уверены, что поэт не снимал с пальца колечка перед дуэлью, другие утверждают, что колечка при нём не было.
Откуда такая двойственность? Да от самого Константина Карловича Данзаса, а вернее от мемуаристов Бартенева и Аммосова. От Павла Ивановича Бартенева мы узнаём, что сам секундант Пушкина Константин Данзас рассказал другу Пушкина Нащокину, будто бы колечко раненый поэт достал из шкатулки и подарил ему на память. У Александра Николаевича Аммосова же сказано, что умирающий поэт снял колечко с пальца и передал Данзасу на память… То есть источник рассказа о том, как колечко попало к секунданту Пушкина, – один, и это сам Константин Карлович Данзас. Только вот он путается в своих утверждениях: то Пушкин взял его из шкатулки – это значит, что колечко было дома во время дуэли. То умирающий поэт снял его с пальца…
Здесь нам следует произвести сопоставление по времени, что было раньше: К.К. Данзас ли встретился с П.В. Нащокиным и рассказал ему о последних часах жизни поэта, или А.Н. Аммосов издал воспоминания пушкинского секунданта Данзаса.
Осенью 1851 года П.И. Бартенев, издатель, познакомился с П.В. Нащокиным, и начал записывать рассказы о Пушкине. Тут-то и открылось, что лично сам Данзас говорил Нащокину, что кольцо Пушкин взял из шкатулки уже после дуэли и отдал ему. То же изложено и в мемуарах В.А. Нащокиной, которые спустя почти 50 лет записал И. Родионов и опубликовал в «Новом мире» в 1898 году. Причём, здесь же изложена и дальнейшая судьба колечка, рассказанная Вере Александровне позднее тоже самим Данзасом.
Итак, подчеркнём, что Нащокины, и муж, и жена, в один голос со слов Данзаса утверждают, что колечко не спасло поэта от насильственной смерти, потому, что тот оставил его дома. И почему поэт так поступил – объяснений никаких нет.
Теперь сравним воспоминания Данзаса в изложении Аммосова. «Потом он снял с руки кольцо и отдал Данзасу, прося принять его на память». Это изложено в брошюре «Последние дни жизни и кончина Александра Сергеевича Пушкина в записи А. Аммосова», изданной в 1863 году. Следовательно, беседа Нащокина с Бартеневым была раньше, чем опубликована брошюра.
История издания книги – отдельный рассказ, но отметим здесь обязательно, что Александр Аммосов слышал историю дуэли от самого секунданта поэта лет за 18 до того, как решил записать рассказ и выпустить отдельной книжкой. Вряд ли он придавал значение такой «малосущественной» детали о том, где было золотое колечко с бирюзой: на пальце поэта или в его шкатулке.
А вот мужу и жене Нащокиным поверить можно. Ведь это был их подарок поэту - оберег от насильственной смерти, - и не отметить обидную для них деталь, что Пушкин не взял с собой колечко на дуэль, они не могли. Отметили, запомнили и рассказали: Павел Воинович – Бартеневу, а Вера Александровна и через 50 лет, беседуя с И. Родионовым, помнила эту «обиду».
Теперь можно вполне уверенно сказать, что колечка с бирюзой, талисмана, изготовленного специально для него его другом Павлом Нащокиным, на дуэли не было у Пушкина на пальце.
Кто-то может сказать, что деталь настолько несущественна, и толковать её вряд ли стоит. Это было бы так, если бы из-за этого колечка не возникало никаких вопросов. А вопросы есть, и довольно серьёзные. И первый, почему поэт не взял свой мощный талисман на дуэль.
А дело могло объясниться совсем просто, если бы исследователи заглянули не только в воспоминания современников Пушкина, но и в правила ведения дуэли. Те, кто пристально изучал этот вопрос, могут меня тут же и оборвать, поскольку правил, изложенных на бумаге и узаконенных впоследствии в дуэльных кодексах, тогда ещё не существовало. Да, во Франции был издан «Очерк о дуэли» Шатовильяра, на него в основном и ориентировались русские господа дуэлянты. Но французы могут отдыхать со своими правилами, поскольку в России люди всегда были более отчаянными и имели непостижимо для французов горячие головы. Например, если у тех расстояние между дуэлянтами было 35 шагов и нельзя было его сокращать менее чем на 15, то в России сплошь и рядом 10 шагов, а то и того меньше, было общепринятым условием для дуэли.
Как утверждают исследователи дуэлей, например Я. Гордин, А. Востриков, во времена Пушкина все дуэли в России основывались на ДУЭЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ. Следовательно, делаем вывод, что прописные истины ведения дуэли знали все, кто собирался драться. И чтобы не уличать секунданта Пушкина в непорядочности, представим дело так, что Константин Карлович Данзас был не искушен в вопросах ведения поединка.
Ох, как некстати он попался Пушкину. Совсем ведь не обязательно ему было соглашаться. Известно, Медженис из английского посольства, сначала было согласился, но когда узнал, что ему придётся присутствовать на убийстве, поскольку примирения не предвиделось, то отказался. Что ему было страшнее: стать ли соучастником убийства и потом иметь множество неприятностей в карьере и в жизни, или допустить возможность этого убийства, в результате которого могли быть убиты два человека, один из которых знаменитый русский поэт, - для нас теперь малоинтересно. Ведь не личность англичанина мы исследуем. И коль для французов этот вопрос – поиска секунданта - не представлялся мучительным, поскольку дуэт был сформирован давно (ещё после первой волны – получения пасквиля), то остаётся только строить догадки о моральном самочувствии французов, которые явно не в их пользу.
Можно, конечно, рассуждать и о других причинах его сопричастия к убийству поэта, но всё же жалко этого человека, который был настолько неповоротлив умом, что не смог оценить правильно и саму дуэль, и её возможные последствия, которые на деле оказались гораздо тяжелее, чем можно было ему предполагать, соглашаясь на роль секунданта.
Но отчего-то навязчивая мысль об этом золотом колечке с бирюзой заставляет вспоминать такое любопытное словцо из русского языка, как мзда. Мзда – это не взятка, это не подкуп, это по первому значению у Даля – «награда или возмездие, плата, вознагражденье, воздаяние». Воздаяние – это колечко с бирюзой – за то, что согласился свидетельствовать. Отдав это колечко «на память» Данзасу, Пушкин как бы ОТБЛАГОДАРИЛ своего секунданта. (Хотя никто больше не мог нам рассказать, как было на самом деле: на память о поэте «от общего друга – Нащокина» или по-другому было сказано. Из шкатулки ли достал его Пушкин или Данзас, забыл его ещё с Чёрной речки вернуть поэту? Свидетельствует только один Данзас, остальные с его слов повторяют). Нельзя представить, чтобы поэт благодарил таким же образом Пущина или Кюхельбекера. Отчего же он не подарил это колечко на память Далю, который всё время был рядом у одра, или другу своему Александру Тургеневу, отчего не отдал на память Жуковскому, более близкому для поэта, чем Данзас? Можно таких вопросов и не задавать, всё равно уже некому на них дать ответ...
Остаётся только предполагать, что Пушкин оценил поступок Данзаса, и придал ему гораздо большее значение, чем хлопоты друзей у его одра. Ведь дуэль могла бы не состояться! И для Пушкина – невольника чести – это было бы непереносимым позором.
Кстати сказать, здесь может быть и такой, весьма интересный и близкий к правде ответ. Поскольку колечко было оберёгом от насильственной смерти, а Данзасу она косвенно угрожала (вспомним приговор о казни), то Пушкин ему и отдал свой талисман. Красиво и благородно! Тогда и словцо «мзда» как-то в тень уходит, хотя совсем не исчезает.
Ещё в 1832 году был опубликован новый Свод законов Российской империи, в котором уже не было смертной казни за дуэль. Да и сама история дуэлей в России не приводит на память эти смертные казни, по крайней мере, в пушкинские времена. (Тут, конечно, возникает вопрос, отчего же всё-таки смертный приговор Данзасу был. Как свидетельствуют умные комментаторы из весьма добротного издания «Быт пушкинского Петербурга. Опыт энциклопедического словаря», изданного у Ивана Лимбаха в 2003 году, «Однако на практике эти постановления в полной мере никогда не соблюдались», см. т. 1, «А-К», стр. 203. При этом даются ссылки на самых авторитетных исследователей истории дуэли. То есть казнь отменили, но приговор написали смертный. Наверное, назидания ради).
Мысль о том, что секундант Пушкина постфактум начал постигать истинную трагедию произошедшего убийства, очень навязчива в контексте всей этой дуэльной истории. Если шаг за шагом анализировать дуэльную традицию пушкинского времени, то тут, что ни пункт, то явная беспомощность секунданта налицо. Как при этом не вспомнить такие точные слова автора «Правил дуэли» австрийца Франца фон Болгара:
«Там, где неправильная интонация слова, опрометчивость, недоумение, рассеянность или незначительная беспечность могут причинить смерть честному человеку, там только место для людей, которые вполне в состоянии выполнить свою роль с должным достоинством. НЕ ПУЛИ, НЕ КЛИНКИ УБИВАЮТ – УБИВАЮТ СЕКУНДАНТЫ». (Выделено – Е.М.)
К сожалению, этого Константин Карлович Данзас мог и не знать, поскольку «Правила» были переведены и опубликованы на русском языке в 1895 году. (А Данзас записным дуэлянтом не был, и похоже, интересовался этим вопросом мало).
Секундант Пушкина, в силу ли своей неосведомлённости в вопросах дуэли, или по другим каким причинам, становится также соучастником убийства. Здесь ещё не время указывать – кого. Никто же точно не мог предвидеть исход дуэли...
Условия поединка Пушкина и Дантеса сочинили их секунданты. Отчего же не стали драться на «французском» расстоянии? Ведь д`Аршиаку французский опубликованный кодекс был хорошо известен. Это же он делал внушения Пушкину, когда тот, не найдя секунданта, сказал примерно следующее: «Не я оскорблённая сторона, а Дантес. Вы же прислали вызов. И я согласен на любого секунданта, которого вы мне найдёте». На что д`Аршиак ему возразил, что честь и порядочность требует того, чтобы Пушкин сам представил своих секундантов. После чего у поэта и возникли затруднения с их поисками. Ещё накануне вечером он так и не решил этого вопроса.
Поэтому ясно, что условия дуэли исходили от французской стороны, и это Дантес решил убить поэта с маленького расстояния. Здесь можно привести цитату из «Воспоминаний» Владимира Соллогуба, где сказано, что Дантес «говорил, что чувствует, что убьёт Пушкина…».
Пушкин не стал эти условия даже читать, целиком положившись на своего секунданта. Конечно же, ему было не до дуэльного ритуала. Он ведь тоже приехал убить Дантеса. И для него было не важно, как это произойдёт. Но для того и должен присутствовать секундант, чтобы не допустить этого безрассудства.
Данзас же был безучастен. Требовать соблюдения традиций он не мог, поскольку вряд ли осознавал, как всё на самом деле было трагично.
А в традиции ведения дуэлей были обязательные положения, которые следовало исполнять неукоснительно. И в частности было и такое, что противники не должны иметь при себе никаких вещей, которые бы могли изменить полёт пули. То есть, Пушкин, зная такое правило, даже пожертвовал своим талисманом, оберегом от насильственной смерти, которая и могла иметь место. Хотя Бог знает, как колечко на пальце могло помешать полёту пули. Чего, в свою очередь, не сделал Дантес. Ведь пуля, пущенная Пушкиным, срикошетила от пуговицы или как некоторые исследователи уверяют от кольчужки, надетой под бельё Дантеса.
Но в чём же здесь виноват Данзас!? – воскликнут некоторые. А в том, что первостепенная задача секунданта была проверить противника на наличие таких предметов. Он же не проверил.
Что это?
Щепетильность ли Данзаса – неудобно и бесчестно было не доверять Дантесу?
Глупая беспечность?
Незнание своих обязанностей?
Или поступок другого измерения, когда приходят на ум слова о порядочности.
Мы можем назвать это преступной халатностью.
Автор статьи «Поединок» в энциклопедии Брокгауза и Ефрона С. Абрамович-Бараневский говорит о трёх видах поединков: правильном, неправильном и изменническом, или коварном. Любопытны его рассуждения о коварном поединке: «…когда уменьшение или устранение для одной стороны опасности боя (кольчуга на одном из дуэлянтов, вынутие пули из одного пистолета), или когда кто умышленно отступит во время самого боя, во вред противнику, от принятых или обычных условий поединка (например, выстрелит, не дождавшись условленного сигнала…)». И тут же об ответственности: «врачи, присутствовавшие на поединке по нашему уложению, признаются ненаказуемыми».
Эти сведения – для тех, кто склонен оправдывать пушкинского секунданта Константина Данзаса в том, что он не мог найти врача для дуэли, поскольку у последнего были бы неприятности.
И опять те же вопросы рефреном: беспечность? ложная щепетильность? незнание обязанностей?..
Не соглашение же это с французами?
Кстати, о «вынутии пули из одного пистолета». Нигде не указано, что Данзас проверил заряды пистолетов. Он и за пистолетами Пушкина заехал в магазин Куракина, потому, что поэт их заранее присмотрел. Далее он вспоминает: «пистолеты эти были совершенно схожи с пистолетами д`Аршиака. Уложив их в сани, Данзас приехал к Вольфу…».
Ему было достаточно и того, что пистолеты были внешне похожи на пистолеты де Баранта, который одолжил их для дуэли Дантесу. Если он запомнил, как выглядят пистолеты противника, что ему, военному человеку было нетрудно, это ещё не говорит о том, что он дотошно проверил их заряд. И подсказанная мысль автора из энциклопедии имеет свои основания быть применённой к дуэли Пушкина.
Д`Аршиак, как он сам пишет, возражал против того, чтобы Пушкину поменяли пистолет, когда в него набился снег. Менять должны были на тот, что привёз Данзас от Куракина. Боялся ли секундант Жоржа Дантеса, что этот пистолет не такой, как их? Скорее всего, он был заинтересован в том, чтобы стреляли из французской пары. Тут-то он был уверен, что за штучку он подсовывает противнику. «Вынутия» пули, может, и не было – ведь заряжали пистолеты тут же, на месте дуэли, как пишет Данзас.
Но и мыслью о том, что с пистолетами не всё было в порядке, коль француз заволновался, не следует пренебрегать.
Довольно интересное суждение высказал наш современник доктор Дмитрий Панфилов, который поставил диагноз болезни Пушкина после ранения. Здесь следует дословно процитировать материал, поскольку, он вполне имеет основания существовать. К предрасполагающим факторам, приведшим к летальному исходу, доктор Панфилов причисляет и этот:
«9. Малый заряд дуэльных пистолетов. Это предположение укладывается при анализе баллистики пули в теле обоих пострадавших. Будь заряд «полным», пуля прошила бы тело насквозь. Следует учесть, что заряды в пистолетах были одинаковые, за этим ревностно следили секунданты Данзас и д`Аршиак, которые, не сговариваясь (а может быть, обговорив всё заранее), решили уменьшить массу заряда до минимума, исходя из добрых побуждений. Это сыграло на руку Дантесу, но не Пушкину. Пуля на излёте ударила в верхнюю ось таза, отрикошетила в брюшную полость и застряла в крестце. Будь ударная сила пули больше, она бы прошла через мягкие ткани боковой поверхности живота, не повредив никаких органов». (Пушкин: неизвестное об известном. Избранные материалы газеты «Автограф» 1994-1998 годов. М., 1999, с. 145).
Не заостряя внимания на поведении секундантов, продолжим свои наблюдения. Такого не случилось с пулей, выпущенной из пистолета от Куракина: она прострелила руку Дантесу, но срикошетила от кольчуги (пуговицы).
Значит, в этом пистолете заряд был полным, а не малым?
Этого ли опасался д`Аршиак, сделав возражающий жест Данзасу, когда тот решил поменять пистолет?
А теперь скажем и о сговоре секундантов «из благих побуждений». «Благие побуждения» - это утверждение идёт оттого, что принято считать Данзаса «положительным героем» в дуэли. С нашей точки зрения всё та же глупая беспечность не дала секунданту Данзасу продумать, мысленно представить себе коварство французов.
Из названного уже источника мы узнаём, что и пуля была непомерно тяжела – 17,6 грамма, и заряд оказался малым. Секунданты должны всегда были проверять величину заряда.
Отчего Константин Данзас, не обратил на это внимание? Он, военный человек, не понял этого или всё же был в сговоре: «обговорив заранее»? И он это скрыл от Пушкина? Он, на которого поэт положился так, что не вникал ни в какие нюансы и детали. Какие «добрые побуждения» здесь могут быть?
Французы одурачили нашего Данзаса! И это ещё мягко сказано.
И получив пулю в живот, поэт не хотел думать о худшем. Он сказал: «Мне кажется, что у меня раздроблена ляжка». Он не мог сначала подумать даже, что КОНЕЦ НАСТУПИЛ.
Как бы там ни было, смерти он не ждал.
В нашем небольшом рассуждении мы взяли только некоторые аспекты поведения Данзаса.
Особо можно обсудить тему, отчего он смолчал там, на Дворцовой набережной, когда мимо проехала Наталья Николаевна.
А также и о том, был ли он Пушкину действительно товарищем в Лицее?
И насколько честны его воспоминания о дуэли, рассказанные им только через семь лет после случившегося своим молодым собеседникам – Александру Аммосову и Фридриху Боденштедту, впоследствии известному немецкому писателю?
И только из глубокого уважения к словам поэта: «За Данзаса просите. Он – мне брат!» наши суждения не столь категоричны, какими они должны бы были быть.
__________________
От автора. Эта статья была опубликована в "толстом" журнале "Подъём", но при воспроизведении её в интернете произошли досадные опечатки. Теперь я публикую второе издание своей статьи.
© Copyright: Екатерина Ивановна Мосина, 2011
Свидетельство о публикации №21103271960
http://www.proza.ru/2011/03/27/1960