Пятого марта 1953 года всех детей из старшей и старшей средней групп собрали в нарядном зале и велели плакать, потому что умер Сталин. А тех, кто не плакал, записывали на бумажку.
Я не плакал!
Дело в том... Нет, вы не поверите...
Дело в том, что я Сталина не любил. Его вообще не любили в нашем доме. И, наверное, боялись. Или... Нет, не знаю, как сказать.
Бабушка пугала:
- Вот придет Сталин и тебя заберет!
Папа впервые поднял на меня голос, когда я сообщил, что напишу Сталину письмо, как советовала воспитательница детского сада.
Мама Сталина не ругала, но плакала, когда папа сказал, что скоро мы все отсюда уедем. Папа тогда работал в Мостострое, ходил в железнодорожной военной форме и рассказывал маме про какие-то теплушки. А я подслушивал и удивлялся тому, что, узнав про теплушки, мама плачет. Теплушки значит тепло. А у нас так холодно.
А потом папа из Мостостроя перешел в военный округ. А меня из-за этого отдали в военный детсад на Кирова угол Свердлова. А там, вот видите, заставляли плакать.
Дома мне, за то, что не плакал, ничего не было. Правда, и не хвалили.
- Подумаешь, подвиг! – сказал папа. И сразу спросил: - А плакать хотелось?
- Если бы хотелось, сразу бы плакал! – ответил я. И в доказательство заревел.
А тут пришел пьяный папин товарищ еще по институту Чистяков. И сказал, что я правильный ребенок, раз плачу. И тоже стал плакать и кричать:
- Как теперь жить? Как теперь жить?
- Нормально! – сказал папа.
А Чистяков обиделся и ушел.
- Ну, и что теперь будет? – чего-то испугалась мама.
- Теперь-то чего бояться? – спросил папа.
- А что изменилось? – захотелось выяснить бабушке. Бабушка у меня была особенная. Она окончила гимназию, знала много языков: немецкий, французский... А еще идиш. И на нем говорила со всеми во дворе. Она и меня хотела научить, но папа не позволил.
- В этой стране надо знать русский язык! – сказал он. И почему-то добавил: - А остальные лучше и не знать!
Вот, вспомнил! У мамы 4 марта был день рождения. Но решили пока не отмечать.
- Подождем! Потом всё вместе отпразднуем! – сказал папа.
А я огорчился. Потому что, когда праздников много, то много еды. Винегрет делают, селедку покупают...
Так что, мамин день рождения перенесли. Некоторые гости, правда, не пришли. Папа говорил, что испугались. А чего пугаться-то? На столе много чего было! Даже шпроты! Это рыбки такие. Маленькие, но золотые. И вкусные! Я такой вкуснотищи отродясь не ел. А пожил уже, пожил...
А потом, когда тосты пошли, часть гостей поуходила.
- С вами доиграться можно! – сказал дядя Миша, муж противной маминой двоюродной сестры. Он всегда ходил в военном и носил медаль «За победу над Германией».
Папа говорил, что стишок – А на груди его могучей одна медаль висела кучей! – про него.
Дядя Миша как-то при папе сказал:
- Мы – фронтовики...
А папа ответил, что набьет дяде Мише морду, если еще раз это услышит. Они после этого долго не приходили, а в тот день пришли. И сразу собрались убегать.
Но мамина сестра все-таки собрала с тарелок своей и дядимишиной угощение в бумажный кулек. Такие на Привозе дают, когда что-то покупаешь.
А некоторые гости остались. И пили вино кагор и водку, и вообще праздновали. А меня спать бабушка уложила. Рассказала сказку, как всегда. Я и стал засыпать. А сквозь сон слышал, как папа говорит, что будем теперь жить по-другому...
Я не знаю, откуда он это взял, потому что лично я жил совсем не по-другому. И в детский сад меня наутро отвели, как миленького!