продолжение. 1 часть:
http://www.proza.ru/2011/03/11/623
2. «Пахан», как высшая стадия пивного розлива
…Утро.
Десять.
Андрей лениво отслеживает, как стряхиваемый пепел растворяется (РА-АС-СТВОР-ТВОРЯ-ВОР-Я-ЕТС-Я) в мутно-маслянистой водичке сонной пристани. В воде расплывается микро-галактика, мини-мир. Процесс субастральный: стык макро-косма с микром.
Как драная половина спасательного круга, людская масса осерпляет старый причал. В глаза бросается поразительное сходство большинства с мешочниками времен Гражданки. Рюкзаки, чемоданы, сумки, пакеты, авоськи, ну и мешки-батюшки. Преобладающий продукт – пиво в великого множества емкостях: белых и зеленых, красных и черных, голубых и даже оранжевых…
Невольно на память подсела студенческая градация сосудов ручной тяги по шкале вместимости пива. Так, самый габаритный резервуар: металлическая фляга для молока за 40 литров, - уважительно звалась «матушкой», а которая «тридцатка» – «паханом».
20-литровая канистра должна бы «откликаться» на «бабку», тогда как пластмассовая 12-литровка (спецом раздутый децилитр) – на «тетку».
10-литровый сметанный бидон устоялся как «дед».
6-литровую канистру (опять же раздутую 5-ку) обласкали «девушкой».
Непонятные, вольных конфигураций, 4-4,5-литровки и значились как «целка».
3-литровая стеклянная банка была просто «девчонка», такая же «двушка» служила «племянницей».
Отсюда: литровая – «дочка», пол-литровая (или пивная кружка) – «внучка», бутылка (1 литр) – «невеста», бутылка (0,5-0,7 л.) – «сестренка», стакан – «младенец», рюмка – «дитя»...
Так вот сегодняшние пассажиры явно отдавали предпочтение «теткам», «девушкам», самые же счастливее – ящикам дефицитных «сестренок» с «жигулевским».
Ты, как всегда, выпал из общего строя. В левой руке легкомысленный складной (еще вернее, сворачиваемый) чемоданчик из сине-клетчатой непромокаемой ткани. Несмотря на внешнее легковесие, он весьма грузоподъёмен, а нетто глухо позвякивает.
Неподалеку обособилась по преимуществу бритенькая группа на корточках. Сонные лица, папироски, на обрывках газет ржавые подлещики, каменная сорожка и кирпичная сопа. Эти, по всему видать, никуда не спешили, но тоже пробавлялись канистрами и банками мелкого литража. Правда, в отличие от томящихся туристов, активно жаловали весь арсенал. То были местные завсегдатаи пивного бастиончика, притаившегося сбоку от пристани. Под его козырьком пенный продукт отпускался в порядке живой очереди. В том числе тем отплывающим раззявам, которые вовремя не позаботились о наполнении емкостей.
Жара давила мясорубкой. Кто как мог изобретал способы спасения от пала. Под пивным козырьком, под шелестящей «Правдой» или шуршащей липой. Кто-то возлагал надежды на максимум холодного пива, после чего тек всеми порами. Один местный ландырь без ноги, но под мухой нес бесконечный мат-ер-иализм, грозя в паузах грязно-бежевой от пены «внучкой».
Докурив, сверился с часами. Если по графику, до подхода "пакетбота" считанные минуты. По глазам – чистый-пречистый горизонт. Но вот от соседней (точечно махонькой) пристани оторвался белый рачок. Впрочем, оторвался-то он давно, просто именно в этот миг прорвался в поле достижимости жерловских диоптрий. Честь речфлота была спасена.
Уже где-нибудь минут десять спустя Жерлов занял удобное сиденье в салоне и расслабленно внимал сперва Игорю Николаеву, загрустившему о старой мельнице. Потом гуцульской «меланхолии» Иона Суручану, но ее сбил на полкуплете Слава Добрынин, хрипло потребовавший у друзей не забывать трудящихся лодочной станции.
«Комета» стремительно вспорола слой теплой, светлеющей по мере удаления воды, и ходко понесла на рукотворных крылышках. За волною волна уходила назад, пока в нефиксируемом измерении «мертвый хвост» не препарировался вдруг в живехонький и новехонький валик с гребешком. И вот уже тот неразличимым клоном стлался туда же и столь же непостижимо\неизбежно свивал конец с началом…
3. Жигулевские амуры
…Меньше чем за час достигли города. Как известно, понятие "город", равно как и деревня, весьма растяжимое. И данное поселение свободно могло подпасть под оба.
Все дороги вели к продмагу. И чем ближе – тем гуще толпа. Самое удивительное: в пестром столпотворении винодобытчиков наличествовали все примелькавшиеся санаторские физиономии. Но всего поразительнее выглядела вездесущность очкарика-перехватчика. С набитым портфелем степенно он покидал магазин в тот момент, когда Андрей с Романом еще только клеились к хвосту очередищи.
В общую нестройную стоголосицу вплетались колоритные бичеванья на тему "партия - водка - очередь - спекуляция".
Через час друзья достигли финиша. Еще четверть часа спустя, груженные ящиком пива, тронулись восвояси.
По выходе взгляд Романа скрестился со "шестишпажием" тусклых зрачков. То были давешние битые, вооруженные пятью бутылками "бормотухи". Севцов выжидающе-вызывающе отставил левую ногу. Обошлось без сатисфакций: несмотря на яро выраженный реваншизм, вчерашние бойцы не стали рисковать такими сокровищами.
Легко удовлетворенный Роман показал выпивохам тыл, а за углом лихо прибавил ходу. Жерлов автоматически переключился на его скоростной режим…
Вечером отправились на танцы в "Ландыш", как заманчиво именовалась соседняя турбаза с просторной движенческой клеткой.
Свежело. Одну из скамеек эксплуатировала молодая пара, успевшая свести «короткий контакт в условиях полной диетической несовместимости», - профессионально заковырил Роман.
- У них одна диета, - возразил Андрей, кивнув на парня, заботливо одергивавшего куртку на плечах подруги. Прищурясь, Рома узнал удачливого "столовского" конкурента. Вспыхнув, демон страсти пренебрежительно мотанул музыкальной сумкой с дюжиной пива.
Турбазовская площадка была заселена куда плотнее, чем "бассейн" городского рыбторга «Океан». Вопиющий перебор объяснялся нашествием горожан, клюнувших на знакомые аккорды, сфабрикованные пятью яв¬но свихнувшимися местными вундеркиндами из группы «Трест». Хотя "Треск" – было бы точнее. Голоса участникам, похоже, ставили шакалы и хрюшки. И по некоторым акустическим приметам, ОДИН из них вполне мог оказаться ОДНОЮ, но вот кто, выяснить не улыбнулось.
Без предупреждения сбросив сумку у ног Жерлова, Рома с ходу врезал корпус в живую и потную гилею.
И вот уж с кем-то пляшет.
Как и положено цепному сторожу, Андрей угрюмо выжигал глазами вечерний дансинг, особенно, посетительниц. Его просто раздирало. С одной стороны, влекущее и законное желание повихляться. С другой, удерживающее чувство караульного долга.
С каждой минутой он все сильнее нервничал и был уже готов послать ко всем чертям и пиво, и умника Рому. Тут-то и словИл он красноречивый кивок лошадника с вектором направо. Жерлов глянул, прокашлялся и вразвалочку подкатил к девушке, привлекательной с любого расстояния и в короткой красной юбке.
- А у вас нет часов? - с чего-то нужно было начинать, и он не изобрел другой прелюдии.
- Нет-нет. – В ее тоне не досада, а нетерпеливость.
- А что так небрежно-то?
- Не клейся. Даром не обломится.
- А мне и за деньги не надо.
- Что ты?.. Чё ж тогда пристал?
- Не все ли равно, к кому приставать? Выбирают невесту.
Естественно, на этом процесс сближения постиг инсульт. Андрей остался при улыбке, но кто бы знал, до чего кислой!!!
Желания "подонжуанствовать" более не возникало. Вернулся к бутылочному пиву.
- Чего торчишь, как прыщ на ж..? – Отлучившийся на перекур Рома уже тут, как тут.
- Не в форме. - Буркнул Андрей.
- А! Зато у меня вроде как чего-то наклевывается. Ты приди сегодня поближе к завтра, ладно?
- Хм, дело житейское. Пиво оставить?
- Лучше да.
- Ну, счастливо.
- Без обиды?
Жерлов отмахнулся и наугад черпнул из сумки, сколько пальцы осилили.
Поплелся в санаторий…
Шатался до трех часов утра. Ни одной удачной стыковки. Все было против.
В четвертом часу выбрался к родному балкону и закурил. Из окна раздавались приглушенные голоса. Даже показалось - страстные. С тазового дна стегающе вздымалась жаркая зависть, покуда не забила все по самое горло. Он слегка задыхался, но прочистить глотку было нечем.
Присев под балконом, задремал. Но ненадолго. Рядом шлепнули босые ступни. Открыл глаза. К выходу из санатория летела кометой тонкая женская фигурка. Жерлов впрыгнул в номер.
- Спишь? - бросил он, зевая.
- Теперь уснешь. - С горечью посетовал Роман. - Всё под конец обломила.
- Да? Ну, поздравляю. Меня обломили уже в начале. – Андрей не прекращал позёва. - Вот ведь два валенка: Обломов и Пролетов.
- И запьянела-то с двух бутылок... - сокрушался Роман.
- Ничего. Скоро "зеленого змия" занесут в "красную книгу".
- Я добьюсь, чтобы мой отдел писем сделали заповедником.
- А ты, конечно, будешь там егерем? – догадался Жерлов.
- Как пить дать...
- Ну, с добрым утром, в смысле, счастливых снов.
- Ага. Да, в связи, один токсинаркоша в моем районе надышался из баллона бензинки. Потом стал прикуривать и взорвааа... – Храп резко оборвал воспоминания.
Андрей закутался в пододеяльник и зажал уши: сегодня к ним подселили комаров, а он одинаково болезненно переносил их укусы и писк...
Воспроизведены фрагменты повести «Стрекоза на зрачке», 1987 (из цикла «Волжское ретро-1980»).