9 часть - Военые сборы
И вот … двух месячные военные сборы в какой-то части в азербайджанском Сал-оглы. Сал-оглы, это пустыня, ну почти пустыня, три палатки на 40 человек каждая, так как было три взвода. Палатки были установлены прямо на песке, воды не было, по утрам во флягу набирался "чай", который надо было растягивать до обеда, а жара за 30 градусов. Первый месяц у начальника сборов был летчик, полковник Глазков, которого мы раньше не знали, но оказался мужиком, что надо, и нас не прижимал, и мы его не подводили. Этот был месяц щадящих занятий, постоянных розыгрышей и даже небольших пьянок. Женатики, как я, в субботу утром, тихонько сматывались на ЖД станцию и попутными товарняками добирались до Тбилиси, а вовремя перекличек 120 человек прокрикивали отсутствующих, и все было с этим в прядке, главное в понедельник, ровно в девять быть как штык на месте. Начальство это знало, но делало вид, что не замечало, ну что поделать — семья.
Недалеко была пожарка и мы со Шнейдером, который постоянно получал замечания за небритое лицо, хотя брился ежедневно, просто щетина была такая черная и густая, что создавалось впечатление небритости (Лев Шнейдер, сегодня один из руководителей энергетики Израиля), решили постирать просоленные от пота робы в пожарной пене. После чего ХБ стало почти белого цвета, видимо в состав пены входила щелочь, и роба напоминала, не то зимнее спальное белье, не то парадную морскую форму, а в панамы, ну хоть перья вставляй! На построении, полковник Глазков сначала слегка опешил, потом заставил выйти из строя в перед и минут пятнадцать хохотали все, так весь месяц в белых робах мы и проходили как альбиносы. Потом срочники уехали на учения, и стоять на посту стало почти некому, и тогда решили использовать "студентов". Кому пришла эта идея не знаю, но представьте, что ничего не смысливших в воинской службе бывших студентов вооружили автоматами и отправили заступать на посты?!
На территории части стоять на посту еще ничего, а вот — авто парк (КТП), находился на расстоянии километра от части и были проблемы с местными, так как недавно часовой застрелил чью-то корову, которая, ночью, не захотела остановится на окрик постового и осветить лицо, а при выстреле в воздух, рвануло с перепугу на часового, ну тут он "нарушителя" и пристрелил. Все по закону, выдали хозяевам коровы стоимость мяса по цене хвостов, а бдительного солдата наградили десятидневным дневным отпуском домой. По возвращении, беднягу, хозяин коровы, когда он снова охранял КТП — застрелил. Поэтому этот пост был самый "опасный».
Разделили нас на команды по три человека, одна смена 2 часа стояла в карауле, другая спала, а третья — бодрствовала. Телевизор в части принимал все три республики и в дни футбола, свободные от всего, наблюдали три футбола одновременно. Когда начались футболы, я был в бодрствующей смене, ну в смысле ничего не делал и как многие пошел то же смотреть футбол прямо с сумкой для рожков и автоматом. Когда смотрели уже второй тайм, по части стали носиться срочники, с криками, что кто-то сбежал из части с оружием и боезапасом. Я очень удивился, кто бы это мог быть, а главное зачем. Сначала стали шестом прощупывать отхожие места, потом с фонарями бегали вокруг части, но это было уже далеко и я досмотрев матч, поплелся в караулку, каково же было мое изумление, что сбежавшим оказался … я. Когда я бормотал, что был в десяти метрах, лейтенант Студенников, по кличке – "студент", теребя круглые очки кричал вы студенты меня до инфаркта доведете.
В караулке мы получили инструктаж: — при разводе караула подходя к посту, постовой требует остановиться, потом требует осветить лицо и скомандовать, мол разводящий ко мне, остальные на месте, произвести смену караула. Мне, выпал счастливый случай — пост на КТП, а до меня там заступил Кодрадзе. Подходим мы к КТП, там освещённая широкая из старых дубов аллея, а посредине вышка. Кодрадзе нигде не видно. Студенников начал нервничать, окрикнул постового по фамилии, ничего, осветил себе лицо — ноль. Тогда он приказал нам стоять, сам пошел по освещённой аллее, мы замерли, памятуя историю с коровой. И вдруг из-за толстенного дуба выскакивает Кодрадзе и, тыча автоматом в грудь лейтенанта, кричит:
– Фамилия?
Тут Студенников никак не ожидая такого вопроса, да еще с автоматом у груди, завопил:
– Студент я, студент.
– Проходи, – сказал Кодрадзе, – Я товарищ лейтенант ваше лицо не помнил, а фамилию знал, потому спрятался за деревом.
Лейтенанта била мелкая дрожь.
Ну они ушли, а я заступил на пост, залез на вышку и посередине лестницы
благополучно устроился поспать, но не тут то было, из части раздались выстрелы, сначала очередь, а потом одиночный. Вся часть ожила. Люди стали бегать, туда-сюда светя фонарями. Оказывается, придя в караулку и поставив автомат под 45 градусов к стене, Кодрадзе не сняв рожка и поставив переключатель на автомат, разрядил пол рожка в стену, а было это в два часа ночи. Студент с выпученными глазами выхватил у него автомат, вынул рожок, но забыв про патрон в стволе, опять нажал на курок, прогремел выстрел. В общем, ночь была веселя. Я за два часа дежурства выспаться не удалось.
Теперь немного о Кодрадзе. Есть люди, которые не могут ходить строевым шагом, руки у них работают в "противофазе" К таким относился и Кодрадзе. Он ходил как иноходец., ты хоть тресни. Когда ему ставили вперед — левую ногу и правую руку, то он не мог сдвинуться с места. В общем, и по этому поводу ржачки было вдоволь. "Служба шла без надрыва и весело, но все хорошее когда-нибудь заканчивается. На второй месяц начальником сборов к нам приехал уже майор…. Терцвадзе. Вот тебе бабушка и Юрьев день!
У нас проходил сбора студент Каладзе, который знал Терцвадзе, "лютовавшего" годом раньше на аналогичных сборах в Бенагады — под Баку. Тогда, студенты в знак протеста на плацу не гашеной известью написали большими буквам – "Терцвадзе пуй", Кока за это пострадал за всех, так как у него папа был генерал и единственный кого могли бы отмазать. Ему пришлось проходить сборы еще раз. Так вот от, Коки все это знали и соответственно точно такая надпись встречала майора уже на нашем плацу.
При построении, между строем и командованием сборов, красовалась белая четкая надпись размером букв примерно метр, очень точно характеризовавшая нового начальника сборов. Кто-то из офицеров как-то неестественно дергался, пытаясь сдержать смех, кто-то делал вид, что разглядывает небо, в надежде увидеть НЛО, а майор Колбасенко, вдруг заговорил по-грузински, давая понять, что по-русски читать забыл. Студенты вообще не реагировали. Воцарилась зловещая тишина. Зная, что про эту "шутку" мог рассказать нам только Каладзе, майор сверлил его взглядом, видимо, обдумывая как отреагировать.
Потом перевел взгляд на второго врага, меня, я понял, что райская жизнь закончилась и если Каладзе отделается легким испугом, то мне достанется — по полной, скомандовал:
– Якунин и Каладзе три шага вперед.
Мы чеканя шаги старались встать так, чтобы не закрыть надпись.
– Якунину четверо суток ареста за четыре самоволки в Тбилиси в течение прошлого месяца (всегда есть тот, кто только и мечтает поглубже лизнуть начальника, заложив кого-нибудь).
– Каладзе выяснить, кто участвовал в художествах на плацу и к вечеру доложить, в противном случае пять суток ареста.
Как я уже говорил, Каладзе, был сын действующего генерала и влепить ему просто так арест, коротышке Терцвадзе было страшновато, карьеру можно похерить, поэтому, как мне кажется командование сборов пришло к консенсусу, пять суток губы, зачет автоматом и... домой!
Гауптвахта в части была одна на два места, утром Каладзе посадили, а для меня места не осталось, так как на губа уже сидел местный боец. Так у меня оказались первые четыре дня отложенной ареста. Кто слаб в устном счете, запасетесь калькулятором, чтобы легче было считать суммарное количество дней моего ареста. Если глумиться над Каладзе его душонка побаивалась и как потом будет видно, не зря, то уж на мне, он решил отыграться за все и за прежнюю нашу стычку, и за Каладзе. К сожалению, тот, кто спас меня от отчисления из института в то время был в Чехословакии на той же должности, что и раньше, но это было дадеко и видиоо Терцвадзе это знал. Так что он затаил на меня злость и изуверский план мелочного мщения.
На третий день появился Каладзе старший. Ему, конечно, сообщили, так как он, скорее всего, заранее знал, что будет стычка сына с Терцвадзе. Кока все еще сидел на губе.
Нас построили прямо на надписи, чтобы её не было видно. Видя, что на построении сына в строю нет, генерал был явно взбешен. Понимая, что майор знал о его приезде, но сына не выпустил — генерал скомандовал:
– Рота, пять шагов назад.
Мы быстренько отошли, обнажив вожделенную надпись, понимая, что команда дана не спроста.
– Товарищ майор, вы не сообщите мне, куда девался мой сын, и если он сидит на гауптвахте, то за что?
– За то, что он не сказал, кто написал эту надпись.
У Генерала ходили желваки
– Какую?
– Эту!
Генерал прошелся вдоль надписи
– Майор, неужели вы думаете, что если я проглотил то, что в прошлом году, Кока был наказан один и из-за тог, что ему не засчитали прошлогодние сборы, он не смог поступить в институт, то я спущу вам сегодняшнее над сыном издевательства? Терцвадзе стоял в окружении офицеров кафедры, пунцовый, но по стойке смирно.
Генерал Каладзе на этом не закончил и перейдя на грузинский, что бы русские по национальности офицеры, не поняли разразился такой бранью, что переводить не буду, так как в русском языке аналогов тех ругательств просто нет.
Потом плюнул на надпись, обратился к дежурному по части, стоявшему поодаль с командой освободить Коку. С тех пор мы Коку больше не видели.
На вечернем построении Терцвадзе вызвал старшину, с меня сняли ремень и в сопровождении старшины отправили на губу. Видимо и командир части получил от генерала нагоняй за то, что на солдатской губе, в нарушении устава, сидели вместо солдат и студенты, то он сразу же как уехал генерал, он издал приказ примерного содержания:
– Сажать на губу студентов лишь в том случае, когда она будет свободна, а лучше гауптвахту для студентов заменить работами на территории.
В связи с тем, что сидевший на губе солдат был еще там, меня вернули назад — отложенный штраф продолжался.
Видимо все маленькие офицеры мнят себя "наполеонами", но у нашего майора были замашки и Муссолини.
Мы вообще-то плохо знали майора, что он маленький мудак, знали, но что он — большой изверг, не догадывались.
Надпись стиралась ежедневной двух часовой маршировкой по ней после обеда вместо свободного времени. Однажды кто-то из марширующих выкрикнул:
– Товарищ майор присоединяйтесь к нам, быстрее сотрется, в тот день мы маршировали на плацу до вечера. И так ежедневно. Но когда уезжали, надпись таки просматривалась.
Его издевательства были изощренные и в то же время — это относилось не ко всем студентам, из чего мы сразу вычислили доносчиков. Бить их не били, но при них разговоры не велись или просто их отсылали провожая презрительными взглядами.
Мои поездки к жене, накрылись, на занятиях сидел как рыба, брился ежедневно, ночью ХБ держал под матрасом, чтобы выглядели глаженными и вообще старался не попадаться ему на глаза, но все равно к концу первой недели у меня было двенадцать суток отложенного штрафа, хотя и была возможность посидеть. Сначала не мог взять в толк, чего это он меня не сажает, не получает удовольствие и понял его коварный план. Этот изверг решил насобирать как можно больше суток ареста и посадить меня в конце месяца, что бы я сидел после сборов. Я получал сроки, когда, выходя из сортира и застегивая ширинку, не отдал честь проходившему мимо лейтенанту, а он это видел, за плохо выдраенный котел, когда я дежурил по кухне, хотя котел был не моя обязанность, а тех, кто тут служил, но для него это значения не имело. Когда на плацу сняв со студентов сапоги, он увидел, что у всех вместо портянок, надеты шерстяные носки, я за всех получил новый срок, так как вовремя не доложил об этом командованию?! В общем, имей я шапку невидимку, мой срок все равно бы рос, только из-за тог, что меня не было видно.
На следующей неделе у нас были стрельбы — лафа! Пистолет ТТ расстояние до мишени пятнадцать метров, мишень № 4 — натянутая на веревке и епчающаяся на ветру. Выстрелов давалось три и оценивалась стрельба так: шестнадцать очков – тройка, девятнадцать очков – четверка и двадцать два очка - пятерка. Половина дня проходили инструктаж, что на человека не наводить, при стрельбе глаза не закрывать, при вопросе поворачивать только голову, руку с пистолетом не поворачивать. Зрелище стрельбы взвода, напоминало посещение цирка, так как многие никогда не стреляли из боевого оружия, не то что из ТТ 1935 г. выпуска, курок которого был настолько тугой, что пока на него жали, дуло уже почти упиралось в землю.
В общем, из двадцати семи человек 1десять вообще не попали в мишень, пятерки отсутствовали. Когда выкрикнули мою, последнюю по алфавиту фамилию, я спросил:
– Товарищ майор, если я выбью больше чем двадцать два очка — у меня же не будет шестерки, может снимите за это трое суток ареста?
Как уже писал, я занимался подводным плаванием, а в то время, это был военизированный вид спорта и одним из видов троеборья была стрельба из "Марголина" на 25 метров, так, что я стрелял прилично и по мишени №4 с учетом веревки, с 15 метров из ТТ ну 28-29 очков выбил бы точно. Но этого майор не знал, он думал, что я буду стрелять, так же как и все, на удачу. Майор немного поколебался и на всякий случай поднял "планку" до двадцати семи очков, тогда я сказал, что это очень много и за это надо бы снять весь срок ареста. Во взводе, с подачи Николаева, который был не только замкомвзвода
моим другом и знал что я умею стрелять, прошел ропот, мол, трепло, куда ему 27 очков, накажите его товарищ майор прибавьте ему еще пару суток за хвастовство. Так и решили, если я выбью 28 очков, то с меня снимется шесть суток, если 29 или30, то все двенадцать суток, а если я не смогу выбить 28 очков, то — трое суток прибавляются. Обратившись к взводу, он сказал примерно так:
– Я думаю, это справедливое решение, боец должен с оружием в руках искупать свою вину.
Он еще долго говорил, а потом приказал стрелять. Результат был двадцать девять очков. Майор долго смотрел на мишень, а потом заорал, что я его обманул, так как не сказал, что умею стрелять, на что я возразил:
– Во-первых, вы не спрашивали, а во-вторых вы хотели, чтобы я впервые взяв в руки оружие побил мировой рекорд?
Взвод был в кайфе, кричали чтобы, сняли весь арест, но Терцвадзе решил иначе, он сказал, что будем стрелять из всей обоймы и с расстояния 25 метров, и он снимет весь арест, если я у него выиграю и прибавит еще трое суток, если – проиграю. Взвод был против, выкрикивая, мол, вы же обещали, но все было бесполезно. Стреляли по обойме. Я выиграл два очка и внутри ликовал, майор был зеленый как его пилотка, но держался, только ус подрагивал.
После обеда, было построение, и на нем Терцвадзе заявил, что за отличную стрельбу я награждаюсь значком "Стрелок отличник" и дополнительно в знак поощрения с меня снимается двенадцать суток ареста. Все кричали ура, хлопали меня по плечу, но я знал — главное впереди.
Как то пришел в часть азербайджанец и спросил. Кто-нибудь из студентов, умеет чинить телевизор? Я обрадовался, что можно подзаработать, домой попасть уже не получается, денег на магазинчик и сгущенное какао нет — пошел ремонтировать. Неполадка была ерундовая, да и запасной неработающий телик как склад имелся, через полчаса все было в ажуре. Хозяин сорвал мне пару груш, пару яблок, и — поблагодарил. Магазин накрылся, но теперь сразу несколько человек из села пришли за мастером. Я собирал друзей по три-четыре человека, шли, сначала хорошо кушали, а потом я ремонтировал телик, так мы и кушали вкусно и телевизоры ремонтировали, все были довольны, но тот, кто сообщил о моих самоволках за прошлый месяц, видимо не попал в число "обедающих", и малява пошла на вверх.
За вымогательство обедов из местного населения и оскорбление звание комсомольца, мне влепили пять суток, а когда я заявил, что не являюсь комсомольцем, то получил еще трое суток. За то, что я, после просмотра кино, в части был летний кинотеатр, пошел провожать домой жену командира роты, когда тот был на курсах повышения квалификации и опоздал на перекличку — получил еще трое суток, но то, того стоило, хорошая была у ротного жинка и провожать, сама напросилась, а задержаться пришлось, так как не только же мужу повышать квалификацию. Но на губу меня майор не сажал — собирал аресты, зараза.
За восемь дней до окончания сборов, начались экзамены. Сдавали повзводно, я был в первом взводе, но у меня экзамен не приняли. Вздыхая, майор Васильев, хороший мужик был, сказал, что этот чудак на букву "м" хочет тебя продержать до последнего дня, принять экзамен последним, а потом посадить на губу на все сутки, что у тебя будут. К началу экзаменов у меня уже собралось 1волсемьнадцать суток. Кто сдавал экзамены, собирал манатки и уезжал домой. Потом сдавала второй взвод, потом третий. Затем повторилось все то же самое, только уже сдавали те, кто не сдал с первого раза. Потом был третий круг.
Тогда, я расслабился, у меня было почти бесконтрольная неделя, так как Терцвадзе был на экзаменах. Навещал жинку ротного, шастал на бахчи тех, кому ремонтировал телики и пару раз притаскивал громадные арбузы и дыни, ели с удовольствием. Эта неделя была самая спокойная.
Настал последний день экзаменов, осталось три студента и я. Наконец и у меня приняли экзамен! Ну, что я знал, то знал, поставили, отл. Я и глазом моргнуть не успел, Терцвадзе вызвал старшину, у меня, от перспективы, волосы дыбом встали, а эта зараза майор, пишет и издевается, мол молодец Якунин, ответа на отлично я от тебя не ожидал, видимо, со страху. Пришел, старшина, снял с меня ремень и повел... и тут пришло дерзкое решение, говорю:
– Сегодня все уезжают, а в палатке у меня вещи остались, может, я возьму их, упакую и сдам в каптерку?
Мы пошли к нашей палатке на 40 человек. Старшина, остановился у входа покурить, а я пошел, собрал вещи в рюкзак, подлез под брезент с другой стороны и сиганул что есть мочи. Появившийся забор, я перемахнул как мастер спорта, сердце выпрыгивало из груди, радовался как ребенок! Все, сейчас на вокзал и свобода.
К несчастью, перемахнул на территорию склада, чьего не знаю, но охранял его волкодав, бегавший по проволоке на цепи и достававший почти все уголки, кроме маленького пятачка размером св два метра, где я стоял, прижавшись к какой-то двери, а волкодав лежал в полуметре следя, что бы я не шевелился. Оба ждал хозяина.
Минут через десять старшина понял, что я сбежал и в части начался переполох. Тут же отправили людей на вокзал, осмотрели все в округе, кроме этого склада, так как туда не пускал волкодав. Бегали до вечера Терцвадзе матерился на чем свет стоит. А я уже почти падал в обморок, и отчаянно сожалел, что не сижу на губе и не ем что, там дают. Вдруг открылся засов ворот и появился охранник, гражданский азербайджанец, отогнал пса и спросил:
– Это из-за тебя? Что наделал? - узнав, что сбежал от ареста, улыбнулся – сегодня не уедешь, ищут всей частью. Ты же мастер, я видел тебя у родственника, отрегулируешь телевизор, а завтра, отвезу тебя на другую станцию.
Еще посидели в его сторожке часа два, тихонько пошли к нему домой. К тому времени пришла его жена, работавшая в офицерской столовой, рассказала, Терцвадзе был злой как шайтан, он собирался посадить меня на губу и дожидаться того, что бы я умалял его простить и отпустить, но он не отпустил бы, а собирался позвонить жене, дождаться её и заставить ей просить за меня прощение в моем присутствии. И тут все развалилось.
Утром Карим на своем колхознике отвез меня на другую станцию, купил мне билет и дал пакет с едой. Ехал домой в полной армейской амуниции с сапогами, но без ремня. Сапоги я долго носил, под брюками, мне нравилось.
В конце сентября пошел на кафедру и спокойно взял свой военный билет старлея.