Эхо войны. маленький партизан

 
Маленький партизан.
Петрусь заехал ко мне: « Быстро собирайся, едем на рыбалку».
; Куда? – спросил я.
; Давай поедем в сторону станицы Петровской.
 Это его любимое место. Петрусь – это  мы его так зовём ещё со школы, а настоящее его имя – Виктор.   Он   потомственный казак, высокий, выше меня . У меня где-то метр восемьдесят два, а у него, наверно, метр девяносто два.  стройный. когда разговаривает – жестикулирует правой рукой. Я даже не знаю, есть ли казаки левшерукие. Если  и родятся, то их в детстве сразу переучивают под правую, потому что шашку, саблю казаки носят слева,  это нормально, и на коня садятся с левой стороны. А если будет казак допустим левшерукий, то очевидно шашку надо тогда крепить справа. А как тогда на коня садиться? Если на коня будет садиться слева, шашка будет мешать ему , задевать круп коня, будет практически мешать ему сесть, а если будет садиться справа, то конь не поймет. Ведь кругом принято у казаков, что на коня садятся слева. Я даже замечал, что все казаки на велосипед тоже садятся как на коня слева. То есть ставят левую ногу на педаль, как на стремя, и правую ногу забрасывают как через седло коня через седло  велосипеда. Поэтому мне кажется, что левшеруких казаков нет. Потом если посмотреть, когда говорит казак, как и Петрусь, говорит, то левая рука всегда у них неподвижна, а правая жестикулирует. Это наверно от того, что в левой  повод,  а  в правой руке–  шашка.  Говорят, что  некоторые  казаки  могли одновременно работать  двумя шашками,  но  это  высший класс, возможно, это и есть   левшерукии.

; Давай, поехали рыбачить.
;  Надо ж собраться.
; А чего собираться? Бери снасти, овощей я взял, а по пути,  там за  станицей  Ковалевкой  фермер открыл  цех, там у него коптильня. И чего у него там нет. И твои любимые нутрии, и куры, и утки, и окорока, и колбасы разные. Заедем там у него купим. А овощей и зелени я взял.
;  Хорошо.
Я взял снасти и мы поехали на его машине. Машина у него чистенькая, аккуратненькая. Всегда в машине все приготовлено так же примерно как у моего брата, и снасти отдельно лежат, и все, что для ухи надо: казан, тренога. Когда приехали мы в Ковалевку, там фермерское хозяйство. Мы подъехали к  магазину , зашли, а там была только колбаса. Петрус говорил, что там все, а оказалось  только колбаса, причем на вид красивая в натуральной оболочке, колечками. Я посмотрел на Петруся,  подошел хозяин. Петрусь ему: ;Что такое, у вас ничего нет.
;  Вот сейчас готовлю оборудование к осеннему забою птицы и прочего зверья, поэтому решил сделать профилактику оборудования. А колбаса, пожалуйста, четырех сортов.
 Петрусь от этой колбасы как-то отвернулся. Я стал расспрашивать, фермер мне с удовольствием стал рассказывать. Вот у него четыре сорта, как он готовит. Вот эта колбаса сделана по особому рецепту. Это готовился фарш не на мясорубках, а рубленый как-то, в другой кусочки сала такие-то, причем называл сорта, но я в конце концов все перепутал,  он отрезал кусочки и давал мне попробовать, объясняя. Единственное я оценил, что это намного вкуснее, чем колбаса в супермаркете в Питере. Я с удовольствием взял этой колбасы, у нее и вид, и запах такой  аппетитный. А Петрусь как-то не очень реагировал на эту колбасу. Я набрал довольно прилично колбасы, и мы поехали. Станица Петровская, довольно  большая , мы как-то рыбачили в этом районе.
 Петрусь говорит:
; За станицей с восточной стороны есть пруды их в аренду взяло ООО «Три  пескаря»,  Вот они пытаются там сделать какие-то удобства, сервис для рыбаков, но, по-моему, у них получается все наоборот.
; А что так?
;  Во-первых, к пруду близко подъехать нельзя. Они сделали площадку довольно далеко, и вот там надо машину оставить, а к месту ловли  идти пешком далеко.  Снасти, прикормку, наживку, стульчики, подставки  придется нести в руках. А для отдыха они сделали такие непонятные, как их назвать бунгало, не бунгало – столик отгородили  плетнем, так, что там три человека, не больше, поместятся, . Это, конечно, от солнца там хорошо, крыша из камыша, но  сесть и  нормально покушать -  мало места. Вместо того, чтобы сделать выкладку под костер, они около этих бунгало поставили мангалы. Не каждый любит шашлык, на рыбалке  уха должна быть.
. Мы попросили у администратора  разрешения,  подъехать к бунгало, чтобы выгрузить из машины снасти и остальное.
; Нет, у нас только так заведено. Вот ставьте машину на стоянку и туда идите пешком.
 Не очень  понравилось тащить на себе,  мы расспросили об условиях ловли. Условия такие: пойманную рыбу  больше 3 кг отпускать как маточника,  белого амура любой величины не брать ;  отпускать, далее: плата за вход 150 рублей с человека и потом 60 рублей за килограмм пойманной  рыбы.  У Петруся расширились глаза:
; Как-как-как? А?
; Да, такие условия.
; Вы что, ребята, не ошиблись? И вход и за рыбу?
;  У нас вот такие условия. Хозяин  поставил условия. За вход – это домик, вот здесь в тени сидеть, а рыбу – сколько поймаете,  взвесим по 60 рублей  килограмм.

; Нет, это чепуха. Это не для рыбаков делается. Нет. Мы здесь не будем рыбачить. За пойманную рыбу платить по базарной цене, да ещё за вход.
; Да какая разница?
; Нет-нет-нет. Меня такие вещи не устраивают. Поедем на другие пруды.
;  Хорошо, поехали на другие пруды, ты здесь все знаешь.
Мы поехали с ним на пруд, на котором мы  года 3-4 назад были. Приехали  на этот бесплатный пруд. Не так уж он далеко  находится от станицы.  Там прекрасные места, заросшие камышом, одна абрикосовая лесозащитная полоса подходит к воде. Мы подъехали - прекрасное тенистое место,  абрикос,  не абрикос, а жердел, очень много, они уже поспели, конечно, много на деревьях оставались, но и на земле валялись сплошным слоем. Такое вот у нас хозяйство бесхозяйственное. В Питере они  дорого стоят, а здесь просто лежат, пока не сгниют.
Мы расположились, забросили закидные, я закрепил сторожки, но не успел поставить поплавочную удочку – просигналил сторожок.  Я подсек,  приличный карп на килограмм попался.  Я его в садок опустил, забросил вторую поплавочную удочку, тоже недолго пришлось ждать, там сазанчик такой же. У Петруся тоже  ловилось хорошо.  Когда в садке набралось с десяток рыбин, я предложил перекусить.

; Что, уху готовить? – спросил Петрусь.
; Да нет, давай просто перекусим.
;  Согласен.
Я достал колбасу, которую накупил, четырех сортов. Нарезал  хлеб. Петрусь достал вино собственного приготовления – ему нельзя, он за рулем, а мне не хотелось , поскольку жарко, пришлось вино убрать,  стали перекусывать – потом к вечеру сделаем уху. Я обратил внимание, что Петрусь до колбасы даже не дотронулся. Мне как-то это странным показалось, что колбаса такая хорошая, вкусная и на вид хорошая, и фермер объяснял, как они готовят. Петрусь  кушал только овощи и хлеб. Я  не стал ничего говорить, мы так налегке перекусили, из термоса чаем запили, и опять разошлись на свои места рыбачить.
Я стал вспоминать. Дружим мы со школы, в третий или в четвертый класс он пришел к нам в школу. И практически мы все время с ним дружили, и после школы. Он потом уезжал из Новокубанска в Тимашевск на сахарный завод после института, а я как в Ленинград уехал, так только в отпуск приезжаю, но каждый раз мы с ним встречались. И я стал вспоминать: и в самом деле, он как-то колбасу не ел. Думаю, вечером посмотрю, у нас ничего мясного нет, кроме этой колбасы.
 К вечеру мы распределили обязанности между собой, кому что делать. Он взялся почистить рыбу, приготовить к ухе, а я – костром и закусками. Я поставил триножку, котелок, развел костер, вода стала закипать. Петрусь почистил рыбу, принес. Дальше он стал уху варить,  все приправы и прочее, как положено в уху, как у брата, так и у него точно также: должен все своевременно положить, вынуть, чтобы получить не, как он говорит, луковый суп с рыбой, а уху.  Я не следил, что он там химичит, добавляет, убавляет. В конце концов, после того, как добавил водки, снял котелок, поставил, остыло. Мы приступи к ужину. Я опять нарезал колбасы.  Я ему пододвигаю колбасу, а он ее как бы в сторонку отодвигает. Я заметил, что он ни разу не взял, ни одного кусочка колбасы. Когда мы покушали уху, заварили чай, я задал ему вопрос:
; Слушай, Вить, мы вот, сколько с тобой дружим, я ни разу не замечал, чтобы ты колбасу кушал.
Он посмотрел на меня: ; Заметил что ли?
; Ты знаешь, вот, сколько мы с тобой дружили – не замечал. А вот  сегодня  заметил. Почему ты именно вот такую колбасу не воспринимаешь?
; Да запрограммирован я.
; Как так запрограммирован?
; Да был такой случай. Ты знаешь, я из казаков, богатых, зажиточные мы были казаки. Прадед был атаманом, здесь в станице. А у деда, вон там вон видишь типа развалины какие-то, один почти фундамент.
;  Да.
; Это мельница была, наша мельница, дедова. Кроме того еще торговлей занимался дед. В общем, богатые мы были казаки. Кроме моего отца еще было три сына, почти погодки. Дед воевал в первую мировую с немцами, а в гражданскую не воевал и  сыновьям не позволил, они еще молодые были. Он сказал, что казак на казака не должен поднимать шашку. Я не знаю, как он их прятал, но ему это удалось. А потом, когда начал Свердлов уничтожать казачество, это ему почти удалось, уничтожить казачество. Во времена НЭПа  дед  богатым был,  знаешь,  на Кубани иметь мельницу – это такой капитал. Потом, когда началась коллективизация, дед сказал сыновьям: «Уничтожат нас, казаков. Идите в мужики». Он отправил сыновей в разные города на заводы. А здесь когда началась коллективизация, он все сдал добровольно: сдал мельницу, сдал торговлю, сдал коней. Кони у нас гарные были. А сам вот сюда уехал в Восход, на конезавод  устроился конюхом. Недолго был он там конюхом. Дом его забрали под  сельсовет.  У него еще было два дома для дочерей ; у дочерей не тронули. Когда дед работал на конезаводе, мельницу принял кто-то  из комитета  бедноты. Но понимаешь, кругом хозяин должен быть. Хозяин, который бережет свое добро, за которым ухаживает, приумножает. А это, как говориться, за всем надо следить: за редуктором надо было следить, за колесом следить, за жерновами –  за всем должно быть глаз да глаз.  А тут что - ничье: напились там эти механики, ... как их называют – и редуктор полетел, и колесо, даже и жернова раскололись. Короче, вывели они мельницу из строя, пьяные были. А чтобы скрыть это, они наклеветали на деда, что тот подсыпал в редуктор песку и прочее. Тогда недолгие были разговоры с богатыми, и дед попал на строительство Беломор-Балтийского канала.  С его честностью  недолго там он протянул.
А здесь началась война. Естественно, отец был сразу призван. Он жил в то время в Армавире, работал на заводе. Женился, я родился, мне уже три года было. Когда его забрали, мать приехала сюда, в Петровскую к тетке, здесь стали все родственники с детьми собираться. У меня брат постарше был, на два года.
В 43-м здесь немцы были, не то немцы, не то румыны – но мы их немцами звали. Знаешь, тогда ж в оккупации голодно было всем, питались кто чего мог. И мы с братом украли у немцев колбасу, естественно, нас поймали. Мне еще и пяти не было, брату – семи. . Поймали нас с братом, поставили на ящики, и такую колбасу – он показал на ту колбасу, которую я купил у фермера- кольцами, на шею надели, надели на руки, поставили на ящик спиной к друг другу. Смеялись, кричали: «Партизаны, партизаны». Потом одели на нас автоматы и опять: «Партизаны, партизаны». А один толстый, повар что ли, бегал вокруг и кричал: «Партизан колбасу украл», причем стрелял из пистолета, но не в нас, конечно, а вверх. Мы боялись, что в нас сейчас будут стрелять. Мы, естественно, плакали, а на нас: «Партизан, партизан». Потом пришли немцы на обед, проходили и смеялись: «Партизан попал, партизан попал». Мы вот так вот стояли, пока немцы кушали: с колбасой на шее, на руках, да еще с автоматом. Мы плакали с братом, ревели. Потом, когда немцы разошлись, этот толстый подошел, снял с нас автоматы и стал говорить: «Колбаса кушай – будет пух-пух». И при этом стрелял почти у самого лица. Стал снимать, каждый раз как снимал колечко колбасы, говорил: «Колбаса кушай – будет пух-пух», и стрелял вверх. Вот так он снял колбасу с нас, мы, конечно, плакали. Потом он взял ремень – с себя снял , и отстегал по голой попе вначале брата, а потом меня  и прогнал.
И вот знаешь, после того не могу я колбасу в кольцах кушать. И все. Даже пытался иногда скушать, но просто не знаю, что тогда перевернулось у меня в мозгах, когда немец  перед носом стрелял из пистолета, мы боялись, что в нас попадет, выстрелит. И вот, как говорят сейчас, запрограммировался,  столько  лет уже  прошло, а вот такую колбасу ; не могу кушать. Я скрывал ото всех, не знал, что ты можешь догадаться.
; А  в самом деле, сколько лет я и не замечал, сколько мы обедали вместе.
; Я такую колбасу не покупал, а покупал всегда в палке. В палке она как-то не действовало на мое подсознание. Поэтому я не выдавал такое аллергическое отношение к этой колбасе.
;  Мы с тобой – дети войны. Так что, ты, считай, в пятилетнем возрасте был партизаном, какой-то вред нанес немецко-румынскому хозяйству.
 Я сидел, смотрел на костер. Петрусь пошел проверять свои закидные. Каких только рубцов не оставляла война на человеческих судьбах. Вот мой друг Петрусь, с которым мы столько лет дружим, и я, его близкий друг, не замечал шрамов, которые он столько лет носит с собой. Эхо войны до сих пор откликается на нас, детях войны. Не хотелось, чтобы оно и на внуках было, пусть это будет последнее на нас.