Гимнастика ума

«Гимнастика ума» на тему:
 «Размышления о людях науки и научном творчестве»

г. Санкт-Петербург

2010 г.

 «Мы не в силах выразить…доступными нам способами хотя бы один день своей собственной жизни со всеми его звуками, красками, событиями, мимолётными впечатлениями, неясными ощущениями, мыслями…Живая жизнь неизмеримо разнообразнее и сложнее любых наших схем, отражающих её».
                (Р.К. Вернадский)

«Как движение является жизнью тела, так размышления являются жизнью нашего духа».
(А. Кирсанов [1])



Гимнастика ума (вместо предисловия)

    К изучению любой проблемы приступают, словно к осаде хорошо укреплённой крепости. Тщательно определяют предмет и направления исследования, углублённо изучают работы других авторов, долго по кирпичику собирают нужный материал, всесторонне обсуждают его, старательно ищут убедительные доказательства и т.д. Но как заманчиво отступить от принятых канонов! Например, изложить свои соображения, полагаясь лишь на интуицию, личные наблюдения и пристрастия. Вот и мне захотелось сотворить нечто подобное. А почему бы и нет! Всё, что непозволительно делать в сфере науки вполне допустимо за её пределами.
 Возникновение подобного желания связано с некоторыми обстоятельствами, случившимся в моей жизни. Дело в том, что я покинул сферу общественно полезной деятельности. Это решение было логически оправдано и ожидаемо. По возрасту мне пошёл девятый десяток лет. Кроме того, не хотелось своим присутствием превращать Институт, в котором я долго служил, в подобие богадельни.
  Несмотря на моральную подготовленность к указанному выше событию, «новая жизнь» произвела на меня довольно неприятное впечатление.
 Во-первых, с момента, когда перестал  действовать допуск к закрытым работам, я утратил возможность участвовать в научных исследованиях по специальности. Тем самым, обширное поле научных интересов, которое мною старательно возделывалось в течение 52 лет, как бы оторвалось от меня и осталось в стенах Института, а вместе с ним — результаты выполненных исследований, замыслы, идеи и т.п. Честно признаюсь, что всё это воспринялось мною как весьма болезненная утрата.
  Во-вторых, исчез постоянный дефицит времени. В прошлом я был жадным до работы научным сотрудником, к тому же трудоголиком, поэтому крутился как белка в колесе. Резкая смена обстановки породила во мне странное ощущение: то-ли свободы, то-ли ненужности (свободен мозг, свободны руки, свободен ты сам; никому ничего не должен, но и ты (увы!) никем не востребован). Одним словом, сам себе хозяин - занимайся, чем хочешь. В перспективе - уйма свободного времени. Казалось бы, чего ещё желать в личной жизни!
    Вместе с тем, отказ от привычного порядка бытия, как свидетельствует опыт многих поколений, далеко не безобиден (особенно, на склоне лет). По утверждению психологов, отсутствие мотивации к активной деятельности толкает людей в объятия душевной деградации, а она способна разрушить устои самой жизни. Уж не об этом ли сетовал Лев Николаевич Толстой в своей «Исповеди»? «...После исчезновения разумных земных перспектив — писал он - человек видит перед собой пустой горизонт, на котором единственной конечной точкой маячит лишь смерть».
  Причины такого мироощущения лежат в отсутствие привлекательных целей, что способствует постепенному угасанию потребности пожилого человека к чему-то стремиться. По словам физиолога И.П. Павлова [2]: «Жизнь только того красна и сильна, кто неустанно стремится к достигаемой цели или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой…». Движущей силой этого необходимого для жизни процесса является особый рефлекс. И.П. Павлов назвал его «Рефлексом цели». По его утверждению: «Рефлекс цели... есть основная форма жизненной энергии каждого из нас... Вся жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делается рефлексом цели, делается только людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели...».
  Суть рефлекса цели в единстве цели и акта стремления к её достижению. Причём главенствующую роль играет сила стремления. В этой связи, И.П. Павлов обращает внимание на тот факт, что «...не существует никакого постоянного соотношения между затрачиваемой энергией и важностью цели: сплошь и рядом на совершенно пустые цели тратится огромная энергия, и наоборот...Это наводит на мысль, что надо отделять самый акт стремления от смысла и ценности цели и что сущность дела заключается в самом стремлении, а цель — дело второстепенное».
   В рефлексе цели И.П. Павлов усматривает две существенные особенности.
  Во-первых, для полного, правильного, плодотворного проявления рефлекса требуется известное напряжение («стремление к объекту»). С захватыванием объекта быстро развивается успокоение и равнодушие и появляется необходимость в обновлении цели.
   Во-вторых, имеется «периодичность» проявления рефлекса. Она необходима для сохранения энергии и облегчает путь к весьма отдалённой цели. Причём, поставленная перед самим собой цель должна достигаться упорным трудом (иначе цель не будет способствовать самовыражению), а итоги этого процесса - постоянно накапливаться и не иметь мимолётного характера.
   Примером отдалённой цели является достижение высокого мастерства.
 Таким образом, применительно к обсуждаемому вопросу, имеется в виду изменение привычного образа жизни, требовалось найти для себя цель способную вызывать сильное, неодолимое желание к её достижению.
  Руководствуясь общедоступными сведениями в области физиологии, психологии, человековеденья и т.п., я, ещё до ухода на «полный пенсион», начал поиск необходимого занятия («на всю оставшуюся жизнь»), способного пробуждать и поддерживать во мне рефлекс цели.
 В данном случае, выбор рода занятий имел не просто житейский смысл (на что употребить свободное время). Это занятие должно быть желанным и доступным в домашних условиях и, что самое главное, способствовать сохранению умственной работоспособности. Кроме того, оно должно отвечать моему душевному складу, физическим возможностям и не ущемлять интересы близких людей.   
 Многие пенсионеры, оказавшись на последнем перепутье, не мудрствуя лукаво, полагаются на судьбу и терпеливо (пассивно) доживают свой век в кругу семьи или за её пределами. Такой путь («Путь смирения») я сразу же отверг, полагаясь на жизненный опыт Л.Н. Толстого и научный авторитет И.П. Павлова. Это — тот путь, на котором, по словам В.Г. Белинского: «Прежде физической старости и физической смерти постигает человека нравственная старость и смерть». Особенно опасно «смирение» для людей интеллектуальных профессий. Пытаясь представить подобный исход, а это не так уж и трудно, если тебе почти 83 года, я сочинил стишок — страшилку, под названием
«Пробуждение пенсионера-интеллектуала». Заранее прошу извинить за пренебрежение к нормативной лексике и карикатурный образ героя.
Утро.
           Выполз из постели.
Жив, не жив, понять нельзя.
Пульс фурлычит еле - еле.
Тихо кружится земля.
Тело есть, но сил немного.
Проклиная тяжесть лет
После «отдыха» ночного,
Пробуждается скелет.
А в головке окаянной
Шум и звон давным-давно.
Всё!
         Поплыл по жизни странной
Словно в проруби г…о.

  Более активные пожилые люди пытаются найти себя в новых пристрастиях (путешествиях, знакомствах, воспоминаниях). Так, например, некоторые из моих коллег стали трудиться над мемуарами, стремясь запечатлеть себя на фоне знаменательных событий. Это занятие почему-то меня тоже не вдохновило.
  Анализируя опыт прожитых лет, я пришёл к выводу, что доминантой моего душевного здоровья была, есть и, по-видимому,  останется в отпущенной мне перспективе творческая работа ума. Человеку, привыкшему к целенаправленной умственной работе, необходим сходный с прежним образ жизни, а самому занятию - творческая направленность. Выражаясь «научным языком», требовалось найти целевую функцию, эквивалентную по значимости ранее утраченной.
   В конце концов, из различных вариантов занятий, я выбрал для себя - творческую работу в форме сочинений на свободную тему. В этом случае, альтернативой научному творчеству становится сочинительство, а доказательства истины заменяются размышлениями на избранную тему. Занятия, такого рода, призванные поддерживать работоспособность стареющего мозга, я решил называть гимнастикой ума (по аналогии с гимнастикой тела).
   Ниже приводятся общие правила, которым я стараюсь следовать, занимаясь «умственной гимнастикой».
  1. Темы сюжетов, а, следовательно, и сочинений, всегда выбираю по «зову сердца и души». Это придаёт работе эмоциональный стимул: ты испытываешь постоянно тягу к продолжению начатого творческого процесса. Хочется начатую работу скорее завершить. Одним словом, инициирую в себе рефлекс цели.
  2. Содержание сюжетов стараюсь прямо или косвенно увязать с событиями своей жизни или профессиональной деятельности. Это позволяет при изложении текста чувствовать себя более уверенно (словно рыба в воде).
 3. Повествование обычно веду от первого лица. Тем самым получаю максимальную свободу для творчества (возможность смотреть на свой труд не только глазами автора, но и с позиций возможного читателя, собеседника, критика и т.п.).
 4. Суть (содержание) размышлений, в их конечном виде, обязательно фиксирую на бумаге. Как сказал Омар Хайям: «Воздух уносит слова – бумага их держит». В письменном виде намного легче высветить и осмыслить обсуждаемые вопросы и конкретизировать своё отношение к ним. Кроме того, письменный вариант размышлений представляет собой некий реальный продукт творчества (рукопись).   
 
   Мои занятия «гимнастикой ума» имеют короткую историю (с 2007 г.). Сразу же хочу отметить, что замена научного литературным творчеством  прошла для меня почти безболезненно. Дело в том, что  в юности я мечтал об этом поприще. Однако жизнь распорядилась иначе. Я стал профессиональным военным, потом на долгие годы был втянут в сферу прикладной науки. И только на пенсии, сквозь толщу лет, ко мне пробился сладостный ветер юношеской мечты. Сочинительство, как и встарь,  стало доставлять мне удовольствие, творческое удовлетворение, что, каким-то образом, помогает поддерживать душевное равновесие.
  Сегодня в моём архиве имеются первые материальные продукты «гимнастики ума». В 2008 г. я  написал две рукописи: «Слово о родичах и близких людях, благодаря которым мне дарована жизнь» и «Начало пути». В 2009 г. оформил рукопись под названием «В память об Игнатьевых».
   В первом сочинении я выразил свою любовь и признательность родителям и няне, подарившим мне счастливое детство и отрочество. На эту тему писалось радостно и охотно. Работа была выполнена на одном дыхании.
  «Начало пути» — повествование о начале самостоятельной жизни, в которую я вступил в семнадцатилетнем возрасте. Сочинение построено на дневниковых записях, сделанных в Училище, в период службы на Черноморском флоте и учёбы в Академии. Анализируя поднятые в дневнике проблемы самовоспитания, я позволил себе поразмышлять о роли творческого начала в жизни каждого человека. Эта тема, мне очень близка. Поэтому работалось легко и увлечённо.
  Сочинение «В память об Игнатьевых», посвящено конфликту человека с обществом.  На примере трагической судьбы рода Игнатьевых (маминой сестры - блокадницы, её мужа — полярника, погибшего в лагерях НКВД, их сына, моего двоюродного брата, не нашедшего в жизни своего предназначения и др.) я пытался показать бессилие и одновременно величие обыкновенных людей, столкнувшихся с несправедливостью общества.
   Настоящий очерк «Гимнастика ума» на тему: «Размышления о людях науки и научном творчестве» (далее «Размышления») – построен на материалах, порождённых моим давним хобби (пристрастием к коллекционированию идей,  точек зрения, мыслей, касающихся темы творчества). Многие годы эти записи пролежали мёртвым грузом, ожидая обобщения и осмысления. Такая возможность появилась у меня лишь после окончательного ухода со службы.
   Основная часть очерка посвящена творчеству людей, работающих в области науки. Для них творчество – образ жизни.  Я попытался выразить своё отношение к людям науки, к профессиональным качествам научного сотрудника, показать своё видение роли творчества в поисках «Своего пути».
  Для лучшего восприятия текста и придания ему доказательности, в него включены высказывания видных деятелей науки, литературы, искусства о специфике труда учёного и роли науки в жизни общества, а также их точки зрения по различным актуальным вопросам.
   Помещённый в «Размышлениях» список использованных источников, составлен мною с отступлениями от правил. Дело в том, что выписки велись в течение многих лет, причём случайным образом и в произвольной форме. Во многих случаях упомянут был только автор и название источника, а издательство, год издания мною не фиксировались. Этот недостаток, в какой-то мере, оправдывается тем, что моё сочинение не претендует на роль классического труда, а всего лишь конечный продукт «гимнастики ума».
 Поскольку «Размышления» посвящены сложной теме (научное творчество), постольку считаю необходимым подтвердить степень моей компетентности в подобных вопросах. Для этой цели сошлюсь на некоторые биографические сведения.
  Я родился в первой половине прошлого века (1927 г.), т.е. обладаю достаточным опытом жизни. Образование высшее, доктор технических наук, профессор. Область научной деятельности – кораблестроение. Основное место работы – научно-исследовательские организации.
  Общий стаж трудовой деятельности – 62 года, из них 51 год в научно-исследовательских организациях.
 Занимал должности старшего научного сотрудника, ведущего научного сотрудника, заместителя начальника научно-исследовательского отдела (НИО), начальника НИО.
  Всю свою сознательную жизнь интересовался (на уровне хобби) проблемой творчества .
  Надеюсь, что моё многолетнее участие в научно-исследовательских работах может рассматриваться как своеобразная индульгенция, дозволяющая мне перейти к непосредственному изложению поднятых в «Размышлениях» вопросов.
 
   Как говориться, в добрый путь, «пенсионер - сочинитель»! Включай свой компьютер! Начинай творить на избранную тему! Занимайся гимнастикой ума! Пробуждай в себе рефлекс цели! И пусть попутным ветром несут твою творческую ладью поэтические строки Николая Заболоцкого [3]:   

«Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день, и ночь!».







«…мы учимся не для того, чтобы знать, а для того, чтобы уметь».
 А. Кирсанов [4]

«…знания не делают человека умнее...».
 Б. Васильев [5]

 «…учёный сегодня не тот, кто много помнит, а тот, кто ищет и находит».
 А. Крон [6]
 
«Кто учился наукам и не применяет их, похож на того, кто пахал, но не сеет».
 Саади





О понятии и употреблении слова учёный


  Я очень ответственно отношусь к слову учёный. Поэтому необходимо определиться в каком смысле оно будет использоваться в тексте «Размышлений».
   Согласно словарю русского языка С.И. Ожегова [7] слово учёный имеет широкое толкование. Это – человек, относящийся к науке, либо выученный, много знающий, либо специалист в той или иной области. Из этих определений не очень понятно – кто же такой учёный? Человек, которого многому научили или человек, достигший определённых успехов в науке, благодаря своей одарённости.
   В литературе я встречал и другие толкования понятия учёный. Так, например, по мнению Г. Лихтенберга, в слове учёный заключается только указание на то, что человека много учили, но это ещё не значит, что он чему-нибудь научился.
 Иной точки зрения придерживается писатель М Анчаров [8]. Он убеждён, что «Учёного делают не звание и даже не знания – знания меняются – учёного делает ум». Таких же взглядов придерживается Мишель де Монтень («Мозг хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг хорошо наполненный»).
  Правоту последнего высказывания подтверждает и мой жизненный опыт. В начале карьеры научного сотрудника в номерном НИИ я попал в лабораторию, возглавляемую кандидатом химических наук Борисом Андреевичем Кравченко. Он поражал сослуживцев обилием разнообразных знаний. Он знал почти всё. Но он не умел использовать эти знания, организовать научную работу, не знал с чего начать, чем её завершить, разбрасывался в делах, проявлял импульсивность, когда принимал решение. От этого страдал не столько он сам, сколько его подчинённые. При всём уважении к его личности (он был милейший человек) и потрясающему объёму энциклопедических знаний я не считал его настоящим учёным. Приобретённые знания не стали движущей силой его натуры. Они были бесполезны. Так отражение неба на спокойной воде не является его сутью.
   С тех пор бездумное употребление слова учёный, а этим многие грешат на заседаниях, совещаниях, защитах и т.п., всегда вызывало и вызывает у меня внутренний протест. В стенах различных научно-исследовательских организаций, где довелось мне работать, слово учёный широко использовалось письменно и устно. Учёным называли сотрудника, который только начинал работать над кандидатской диссертацией, кандидата наук (кандидата в учёные), просто научного сотрудника, занимающего определённую должность, например, начальника научно-исследовательского подразделения и т.п. Поэтому за годы работы в области прикладной науки, у меня сложилось двойственное отношение к расхожему понятию учёный. Я преклоняю голову перед многими людьми, которые сделали себе имя в науке, став учёными. Вместе с тем, не могу мириться с вольным, житейским употреблением этого слова, применительно к тем, кто не внёс в науку должного вклада. 
  Очевидно, что не каждый специалист, в том числе научный сотрудник, вправе называться учёным. Учёным может быть только специалист (научный сотрудник), внёсший  значительный вклад в науку. В этой связи, чрезвычайно важно быть точным и объективным при определении заслуг того или иного научного сотрудника.
  Естественно, возникает вопрос, как определить ту грань, преодолев которую научный сотрудник может считаться учёным? На этот вопрос нет точного ответа. До сих пор заслуги в области науки оцениваются экспертным путём и практикой. Такой подход к оценке труда учёных официально закреплён в Положении ВАК России (заключение оппонента, заключение ведущей организации и др.). Там же приведены правила выбора экспертов, делающих такие оценки. В качестве экспертов могут привлекаться только специалисты очень высокой квалификации. Мы же, раздавая, налево и направо, слово учёный, незаконно присваиваем себе роль экспертов.
  Следует отметить, что понятие учёный, в прикладной и академической науке - неоднозначно.  В сфере производства новых знаний прикладник всегда занимал более низкий уровень иерархии, чем работник академической науки. Прикладник, в большей мере, инженер и практик с обширным запасом научных знаний. Его деятельность направлена, прежде всего, на внедрение в создаваемую технику новых знаний, добытых специалистами академической науки. Вместе с тем, деление учёных на представителей прикладной и академической науки достаточно условно.  Многие из них успешно совмещали (и совмещают) свою деятельность в обеих областях науки.  В отечественном кораблестроении к их числу можно отнести академиков А.Н. Крылова, Ю.А. Шиманского, Ю.А. Шокальского, А.И. Берга; членов - корреспондентов АН СССР П.Ф. Попковича, М.И. Яновского и многих других.
  Принимая во внимание выше изложенное, понятие учёный употребляется в «Размышлениях» на уровне очень высокой оценки. Оно будет относиться, либо к деятелям  науки, имеющим высокий авторитет, либо к абстрактному образу идеального научного сотрудника, о котором пойдёт речь в последующих сюжетах.
   У читателя наверняка возник бы вопрос: «В какой мере высказанные в сюжете соображения распространяются на Автора, относит ли он себя к учёным?».
 С моей точки зрения, этот вопрос не принципиален. Меня всегда интересовали результаты исследований, а не мой статус в глазах научной общественности. Однако, по формальным признакам (доктор наук, профессор, научные труды, научная школа), понятие учёный ко мне применимо.
   Вместе с тем, не лукавя перед самим собой, хочу сказать, что всегда испытывал дискомфорт, когда обо мне отзывались как об учёном. Объясняю это жёсткой самооценкой собственного труда.
   Анализируя общие итоги своей научной деятельности, я до сих пор не уверен, что преодолел планку, за которой можно уверенно считать себя учёным.
  Самооценка – дело совести каждого научного сотрудника. В последующем сюжете речь пойдёт о необходимых качествах учёного, в том числе, и о способности критически относиться к своей персоне и результатам своего труда. Развивать эти качества — прямой долг научного сотрудника. Только таким путём из гадкого утёнка он может превратиться в лебедя. Я знал научных сотрудников, которые, любыми средствами и способами создавали себе имидж учёного, не становясь им по существу. Они просто делали карьеру. О таких «творческих» людях обличительно писал Б.Л. Пастернак [9]:

«Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех».

       В жизни настоящий учёный - очень порядочный человек. Этим он отличается от других смертных.






































  «…Мои успехи в науке…объясняются, насколько я могу судить, сложными и разнообразными свойствами моего ума и определёнными условиями. Самые важные мои свойства – любовь к науке, безграничное терпенье, благодаря которому я мог долго размышлять над одним и тем же предметом, упорство в накапливании и объяснении фактов, изобретательность и здравый смысл…».
 Н.И. Пирогов

  «Главное требование к исследователю – это наблюдательность, способность к научному анализу и обобщениям, уменье научно разработать методику исследования, правильно поставить эксперимент».
И.П. Бардин

  «Исследование редко направляется логикой; оно большей частью руководится намёками, догадками, интуицией…Основная ткань исследования – это фантазия, в которую вплетены нити рассуждений, измерения и вычисления».
Сент-Дьёрдьи



Главные профессиональные качества учёного

  В массе своей, люди умственного труда решают профессиональные задачи, базируясь на знания, полученные в период обучения или приобретённые опытом. В отличие от них основная функция учёного состоит в добывании самих знаний (новых знаний) и внедрении их в технику и производство. «Знание только тогда знание - говорил Л.Н. Толстой - когда оно приобретено усилиями своей мысли, а не памятью» [10]. Поэтому учёный отличается от других представителей интеллектуальных профессий особым складом ума и специфическим сочетанием профессиональных качеств. Исследователь не тот, кто легко усваивает готовые знания, а тот, кто постоянно стремится и умеет обнаруживать то, что может стать новыми знаниями.
  Ум учёного ориентирован на постоянное творчество. Необходимость творить, добывать новое знание – это способ самовыражения учёного.
«…учёный без трудов – дерево без плодов…» (Саади). Каждое завершённое им исследование несёт элемент самовыражения. И этот процесс бесконечен, так как творческий импульс никогда не удовлетворяется! «…знание возбуждает любовь: чем больше знакомишься с наукой, тем больше любишь её» - писал Н.Г. Чернышевский [11].
   Знание в науке фиксируется в форме теорий. По определению академика Л.С. Берга «Наука есть систематизированное знание».
  «Знания и основанные на них представления можно назвать материей, содержанием науки, форма же её движения – это её метод, та совокупность подходов, критериев, приёмов, которые направляют поиск и определяют содержание истины.... Дух науки и есть искание истины» (Академик А.Д. Александров [12]).
     Профессиональное занятие наукой постепенно вводит мышление учёного в некоторую отчуждённую от него формальную систему (соответствующую, в конечном счёте, системе вещных отношений), заставляя его действовать согласно её законам, подчиняет его себе [13]. Характерной особенностью мышления учёного становится его способность обобщать и находить истину на основе недостаточного числа признаков. Эта особенность ума (её называют иногда чувством нового) отвечает одному из главных принципов науки. Имеется в виду обобщение, и причём, раннее (с самых незначительных, самых первых фактов и явлений).   «Одна из задач науки – это получение наибольшей информации из наименьшего количества фактов…» (Л.И. Гумилёв [14]).
   Очень сильная, действенная и устойчивая склонность к какому-либо делу, склонность, становящаяся подлинной любовью к этому делу, обычно говорит о наличии важных способностей у человека, связанных с этим делом [15]. 
 Среди них в профессиональном облике учёного, можно выделить, по меньшей мере, четыре составляющие:
любовь и бескорыстную преданность своему делу;
огромное, зачастую, фанатичное трудолюбие;
фантазию и интуицию, которые позволяют учёному бесстрашно переходить границы устоявшихся представлений;
критичность в оценке результатов научных исследований.

   Любовь к науке определяет профессиональную деятельность и личную жизнь учёного. Об этом свидетельствуют высказываниям самих учёных.
   Научную деятельность  и личную жизнь Н.И. Вавилов рассматривает как единое целое: «Работа и есть личная жизнь», а А.Ф. Иоффе утверждает, что «Научная
деятельность только тогда плодотворна, когда она составляет содержание жизни, её цель».
  С.Л. Соболеву приписывают высказывание, в котором он признается, что «…влюблён в науку…». Об этом чувстве к науке говорили Я.Б. Зельдович («Страстное отношение к предмету приносит наилучшие плоды в науке»),
Ч. Дарвин («Самые важные мои свойства – любовь к науке…»), К.А. Тимирязьев («…наука является самой лучшей, прочной, самой светлой опорой в жизни, каковы бы ни были её превратности»), А.С. Яковлев («Добиться исполнения мечты – в этом величайший смысл жизни человека…») и многие другие учёные.
  Трудолюбие – неотъемлемая черта профессии учёного. Без трудолюбия невозможна творческая работа. Говоря о науке, академик К.М. Быков отмечал: «Она держится на трёх китах – это знания, опыт и трудолюбие, т.е. уменье систематически, последовательно работать в избранной области».
  Математик К. Гаусс утверждал, что от других людей он отличается только прилежанием, а наш соотечественник К.Г. Якоби считал, что всеми своими познаниями обязан не особым природным дарованиям, а упорному тяжёлому труду.
  По словам академика А.Н. Бакулева: «…умение трудиться есть самое главное для человека, ставшего на путь науки. Если этих качеств нет или они не выработались системой ежедневного труда, волей, то, как бы талантлив ни был учёный, он принесёт мало пользы».
  Академик В.Р. Вильямс писал: «Наука не знает отдыха. Отдых – это перемена работы».  По воспоминаниям профессора С.Я. Далецкого, академик Л.Д. Ландау даже в постель брал записную книжку.
  Чарльз Дарвин связывал успех человека науки с «…безграничным терпеньем при обдумывании любого вопроса…» [15]. Не менее эмоционально высказывался академик В.А. Амбарцумян: «Научное творчество…требует большого напряжения, я бы сказал, неимоверного труда».  Обязательным качеством исследователя И.И. Артоболевский называл настойчивость.
  Специфический характер трудолюбия учёных И.П. Павлов образно назвал [16] «неотступным думаньем». По–видимому, об этом же писал И. Ньютон: «Я постоянно держу в уме предмет своего исследования и терпеливо жду, пока первый проблеск, мало-помалу, обратится в полный и блестящий свет». В силу «неотступного думанья» учёных, многие законы природы, были откры­ты не в научной лаборатории и не за письменным столом. В это время творцы  этих законов (Архимед, Ньютон, Торричелли и др.) гуляли или отдыхали.
   Научное творчество – очень сложный и во многом загадочный процесс. Механизм и закономерности его ещё мало изучены [17]. Однако можно считать, что способность учёного выходить за пределы, устоявшихся в науке представлений, так или иначе, связана с  такими проявлениями сознания как фантазия, воображение, интуиция. Рассуждая на эту тему, Н.И. Пирогов писал: «Всё высокое и прекрасное в нашей жизни, науке и искусстве создано умом с помощью фантазии, а многое – фантазией при помощи ума. Можно смело утверждать, что ни Коперник, ни Ньютон без помощи фантазии не приобрели бы того значения в науке, которым они пользуются».
  Учёный должен быть наделён фантазией, утверждал А.Е. Ферсман. «…без фантазии научная работа превращается в нагромождение фактов и умозаключений, пустых, худосочных и зачастую бесплодных. Но в гармоничном сочетании научного исследования и научной фантазии лежит залог движения науки вперёд». Этой точки зрения придерживался и К.Э. Циолковский. Он писал: «Никогда я не претендовал на полное решение вопроса. Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчёт. И уже, в конце концов, исполнение венчает мысль» и далее «…исполнению предшествует мысль, точному расчёту – фантазия».
  «Наука выигрывает, когда её крылья раскованы фантазией» (М. Фарадей).
  «Науке чужд штамп и стандарт, она не может развиваться без повседневной выдумки, без фантазии, без творчества» (П.А. Ребиндер).
Воображение – это основа творческого процесса [18]. Не случайно, Монтень цитировал фразу Сенеки – «Сильное воображение рождает факт».
  «В мечтах рождаются новые идеи, замыслы новых конструкций, пути их осуществления…» (А.С. Яковлев).
  В творческом процессе всегда присутствуют элементы непосредственного знания. Его называют интуитивным или интуицией в отличие от опосредованного характера логического мышления [19,20].
  Как справедливо заметил Я.И. Френкель: «Подлинно новое не может содержаться в старом; оно может быть обнаружено только с помощью какого-то нелогичного процесса». В поисках новых идей, продолжал он – «…мы должны руководствоваться не только и не столько даже логикой, сколько интуицией. А интуиция предпочитает следовать по пути аналогий, перескакивая, с полным пренебрежением логикой, через препятствия, если эти пути заводят в тупик. Именно эти скачки и означают переход на более высокую ступень знаний».
  Так, например, теория относительности не могла быть «логически выведена» из разработанной к тому времени системы научных представлений. И, вместе с тем, она складывалась по некоторым логическим параметрам, за которыми просвечивались контуры новых категорий. Первым увидел такую возможность А. Эйнштейн. Воспринимая контуры новых категорий вначале в форме эйдоса (образа), включавшего «чувство направления», он в итоге напряжённого поиска синтезировал рассеянные в идейно-научной атмосфере элементы в формализованное учение. Рассказывая психологу М. Вертгеймеру о работе над теорией относительности, Эйнштейн описал своё состояние следующим образом: «В течение всех этих лет имелось чувство направления, движения вперёд по направлению к чему-то конкретному. Очень трудно, конечно, выразить это чувство в словах, но оно, безусловно, имелось, и оно должно быть отграничено от последующих размышлений о рациональной форме решения, конечно, позади этого направления всегда имелось нечто логическое, но я имел его в виде обзора в зрительной форме».
   Исходя из личного опыта, А. Эйнштейн пришёл к мысли, что «Надо разрешить теоретику фантазировать, ибо иной дороги к цели для него вообще нет».
По мнению А. Сент-Дьёрдьи: «Исследование редко направляется логикой; оно большей частью руководится намёками, догадками, интуицией…Основная ткань исследования – это фантазия, в которую вплетены нити рассуждений, измерения и вычисления». 
Наш соотечественник Я.Б. Зельдович писал:  «Интуиция, стремление к истине, наконец, понятие красоты формы, красоты явления – вот те очень важные стороны научного творчества, которые сближают его с творчеством художественным». По убеждению А. Эйнштейна - «В научном мышлении всегда присутствует элемент поэзии».
   Критичность в оценке результатов своей работы. Место и роль этого качества в творческой работе очень точно определил К.А. Тимирязьев: «Творчество человека вообще, а, следовательно, и учёного, не первичное, неразложимое свойство, а итог двух более элементарных свойств: изумительной производительности воображения (в свою очередь – результат колоссальной наблюдательности и памяти) и не менее изумительно тонкой и быстрой критической способности».
  Было бы ошибочно предполагать, что исследователь сразу же охватывает истину или имеет какой-либо метод её распознавания, по всей вероятности, число ошибок в процессе творческой работы учёного во много раз больше, чем у обычных людей. Имея в виду учёных, М. Борн писал: «Мы…отыскиваем свой путь посредством проб и ошибок, строя свою дорогу позади себя по мере того, как мы продвинулись вперёд».
  По убеждению С.Л. Соболева - «… научная работа на 99% состоит из неудач и, может быть, только один процент составляют удачи…». О бескомпромиссном отношении исследователя к негативным результатам испытаний призывал в своё время Анри Пуанкаре [21]. Обращаясь к учёным физикам, он говорил: «… прежде всего, учёный должен предвидеть…чтобы предвидеть, надо, по крайней мере, опираться на аналогию, т.е. обобщать…всякое обобщение есть гипотеза. Поэтому гипотезе принадлежит необходимая, никем никогда не оспариваемая роль. Она должна лишь как можно скорее подвергнуться и как можно чаще подвергаться проверке. Если она этого испытания не выдержит, то, само собой разумеется, её следует отбросить без всяких сожалений». Как говорил, Публий Сир - «Сомнение есть первый подступ к разуму».
   «Сильные умы именно и отличаются той внутренней силой, которая даёт возможность им не поддаваться готовым воззрениям и системам…Они ничего не отвергают сначала, но и ни на чём не останавливаются, а только всё принимают к сведению и перерабатывают по своему.» (Н.А. Добролюбов).










«Лучшие черты джентльмена викторианской эпохи выходят к добродетелям…средневековых рыцарей…, а в наши дни эти достоинства можно обнаружить в новейшей разновидности джентльмена – в породе людей, которых мы называем учёными…».
Джон Фаулз [22]



Прав ли Джон Фаулз, называя учёных джентльменами?

  Слово учёный это - не просто указание на сферу профессиональной деятельности и заслуги человека, а нечто большее. Многие качества учёного, обусловленные его профессией, имеют общечеловеческую значимость. Эта особенность людей науки тонко подмечена английским романистом Джоном Фаулзом, который наделяет образ учёного качествами джентльмена. Тем самым, учёный должен рассматриваться как некий идеал для человека вообще. 
  Жизнь подтвердает правомерность точки зрения Д. Фаулза. С одной стороны, высокие нравственные качества учёного необходимы для выполнения его профессионального долга, с другой стороны, изменились моральные устои самого общества. Как выразился Генри Саттон [23]: «В наши дни техника и научные знания опередили моральные способности людей контролировать свои поступки». Эту же мысль развивает Станислав Лем [24]: «В противоположность большинству животных человек не столько приспосабливает себя к окружающей среде, сколько преобразует эту среду в соответствии со своими потребностями». В современном мире учёные начинают определять пути развития общества, а личность ученого становится неким эталоном для членов этого общества.
  О нравственных качествах, присущих профессии учёного, говорят и сами учёные.   
С.П. Капица утверждает, что наука воспитывает в человеке правдивость, хотя бы профессиональную, ибо обмануть природу нельзя. Любое утверждение, опыт или наблюдение поддаются проверке.
По убеждению В.М. Глушкова, тому, кто решил посвятить себя науке, следует воспитать в себе два важных нравственных начала: дерзость и скромность.
С.С. Четвериков, Н.И. Вавилов и В.И. Вернадский чтили людей науки по трём качествам: талант, порядочность, трудолюбие [25].
Известно высказывание Тимофеева-Рясовского [26]: «Доблесть не в том, чтобы доказать преимущества своей идеи, а в том, чтобы отказаться от своих заблуждений…».
Академик И.И. Артоболевский среди качеств учёного выделяет: «…настойчивость, осторожность в выводах и беспристрастность оценок, …терпимость к инакомыслящим, мужество при неудачах и великодушие в дни удач – все эти качества также необходимы учёному, как знание своего предмета».
  Об уме и честности людей высказывается известный хирург Фёдор Углов [27]: «О том умён ли человек, можно судить по тому, насколько он правдив…Человек большой силы духа и таланта не нуждается ни в лживости, ни в необходимости скрывать свои мысли…В сложной ситуации умный человек всегда проявит соответствующую гибкость, которая состоит в том, чтобы не сказать правду, не прибегая ко лжи…».
  По утверждению В.Р. Вильямса - «…наука не совместима с погоней за материальными выгодами…».
  Безусловно, указанные выше качества, присущие учёному, придают ему облик настоящего джентльмена.





















«Только ум, способный проследить неразрывную связь несовместных на первый взгляд явлений, может создавать подлинные ценности».
К.Г. Паустовский

«Интеллект состоит в том, чтобы узнать подобие разных вещей и разницу подобных».
Ш. Монтескье




Писатели о науке и учёных

   Экспериментально доказано, что для воспитания и культивирования творческих способностей может использоваться так называемый механизм переноса. Суть его состоит в том, что способы стимулирования творческих способностей в одной области человеческого познания, могут успешно использоваться и в других. По-видимому, это – одна из причин профессионального интереса писателей к науке и её представителям.
   Указанная тема – очень серьёзный и самостоятельный вопрос, выходящий за рамки настоящего повествования. Экскурс в эту сторону необходим лишь для того, чтобы, взглянуть на науку и учёных глазами писателей, чтобы показать сходство людей различных творческих профессий.
   Свою оценку науке в эмоциональной форме выразил А.М. Горький: «У людей нет силы более мощной и победоносной, чем наука».  Сравнивая задачи науки и искусства, он констатирует: «Искусство живёт вымыслами, наука – реализует вымыслы…».
   По философски рассматриваются эти вопросы В.А. Солоухиным: «Наука с её формулами, выкладками, умозаключениями призвана организовывать интеллектуальную сторону человеческого сознания. Искусство же призвано организовывать эмоциональную сторону сознания, ибо если наука есть память ума, то искусство есть память чувств».
   В том же ключе, звучат высказывания других писателей. Так, например, в одном из рассказов Г. Шахназарова [28] приводится такая мысль: «…человек стал человеком благодаря труду, приобрёл могущество благодаря науке, но остался человеком благодаря искусству».
 «Искусство обращено к личности, научно-технический прогресс (следовательно, и наука) – к обществу» - утверждает Юлиан Семёнов [29].
  Определяющая роль науки в развитии общества отмечалась А. Сен-Симоном, который провозглашал: «Счастливой будет та эпоха, когда честолюбие начнёт видеть величие и славу только в приобретении новых знаний и покинет нечистые источники, которыми оно пыталось утолить жажду. Довольно почестей Александрам! Да здравствуют Архимеды!».
  На сходство творческих процессов в науке и художественной литературе обращал внимание А.М. Горький: «Между наукой и художественной литературой есть много общего: и там и тут основную роль играют наблюдение, сравнение, изучение; художнику, так же как и учёному, необходимо обладать воображением и догадкой – «интуицией».
  «Наука это знание, а вдохновение – один из способов получения знаний» - констатирует М. Анчаров [8].
   А.М. Горький признавал приоритет науки. Он считал, что воображение, догадка дополняют недостающие, ещё не найденные звенья в цепи фактов, позволяя учёному создавать «гипотезы» и теории. Тем самым, разум получает возможность изучать и подчинять себе и воле человека силы и явления природы. Так возникает культура, «…которая есть наша, нашей волей, нашим разумом творимая «вторая» природа».   
   Имеются многочисленные высказывания писателей о качествах людей творческого ума.
  Облик творческих людей хорошо описан Оноре де Бальзаком [30]: «Люди избранные всегда поддерживают свой мозг в деятельном состоянии, как рыцари былых времён держали наготове оружие своё. Они укрощают лень, отказываются от волнующих наслаждений; если же уступают потребности в них, то только в меру своих сил. Таковы были все люди, развлекающие, поучающие или ведущие за собой эпоху».
  С полным основанием могут быть отнесены к учёным особенности ума, отмеченные Н.А. Добролюбовым: «Сильные умы … отличаются той внутренней силой, которая даёт возможность им, не поддаваться готовым воззрениям и системам…Они ничего не отвергают сначала, но и ни на чём не останавливаются, а только всё принимают к сведению и перерабатывают, по своему».
  Не только писатели, но и люди других профессий всегда уделяли  большое внимание интеллектуальному развитию личности, знаниям.
   «Чем больше знает человек, тем полнее он воспринимает действительность, тем теснее его окружает поэзия и тем он счастливее». (К.Г. Паустовский).
   «Чем выше человек восходит в познаниях, тем пространнейшие открываются ему виды». (А.Н. Радищев)
  «Человек стремится к знанию, и только в нём угасает жажда знания, он перестаёт быть человеком». (Ф. Нансен).
   
























«Если путь твой к познанию мира ведёт, -
Как бы ни был он долог и труден – вперёд!»
                (Фирдоуси [31])

«Для меня, нет интереса, знать что-либо, хотя бы и самое полезное, если только я один буду это знать. Если бы мне предложили высшую мудрость под непременным условием, чтобы я молчал о ней, я бы отказался».
 (Сенека [32])


 
Экскурс в «творческую кухню» учёного

   Формализовать процесс получения новых зна­ний не представляется возможным, ибо нельзя с помощью слов и формул описать умственную деятельность человека. Однако какие-то элементы этого процесса наиболее часто упоминаются учёными. Поэтому они могут быть предметом некоторого обобщения. Сразу же необходимо оговориться, что, так или иначе речь будет вестись о способностях (качествах) учёного, благодаря которым он способен пройти тернистый путь от сомнения к истине, от незнания к знанию.
   Процесс производства новых знаний можно условно разделить на пять этапов. В соответствии с целями этапов им можно присвоить следующие названия:
- Усмотрение (постановка) задачи;
- Создание гипотез;
- Выбор рабочей гипотезы;
- Проверка рабочей гипотезы (эксперимент);
- Оформление результатов исследования.   
    Объективной причиной усмотрения (постановки) задачи, является наличие некоторой «неясности» в том или ином процессе или явлении. Таких неясных вопросов в различных областях знаний великое множество. Однако профессиональный исследователь отличается от обычно­го человека тем, что он из многочисленных нерешённых проблем способен выбрать для изучения наиболее значимую (ключевую) проблему. Э. Резерфорд, по воспоминаниям академика П.Л. Капицы, утверждал: «Если у меня работает молодой ученый и после двух лет работы приходит ко мне и спрашивает, что же мне делать дальше, я ему советую бросить работу в области науки. Ибо если человек после двух лет работы не знает, что ему делать дальше, из него не может выйти ученый».
  Академика К.И.Скрябин считал, что начинающему входить в науку необходимо с первых же шагов про­явить огромную активную самостоятельность, старание, прежде всего, справиться с возникшими затруднениями, прибегая к помощи руководителя только в наиболее трудных случаях [25].
   Осо­бенно ценится новизна в самой постановке задачи, т.е. оригинальность самой темы исследования. «Гораздо труднее увидеть проблему, чем найти её решение» - писал Джон Бернал – «Для первого требуется воображение, а для второго только уменье».   
   Огромное значение имеет способность исследователя увидеть изучаемое явление в новом свете, отрешившись от устоявшихся, традиционных взглядов.    
   В данном случае весьма полезна рекомендация известного французского учёного Анри Луи Ле-Шателье: «Если вы хотите дать нечто действительно большое в науке, неч­то фундаментальное, принимайтесь за детальное исследование самых, по видимости, до конца исследованных вопросов. Эти-то, на первый взгляд, простые и ничего в себе больше не таящие объекты и послу­жат тем источником, откуда вы сможете, при умении извлечь самые ценные, подчас, совершенно неожиданные результаты».
  Иной по замыслу путь предлагал академик Н.С. Курнаков: "Возьмите какую угодно старую работу и повторите ее с начала до конца, но применяя современные более совершенные способы измерения, приборы, мето­дологию, - и вы найдете не одну, а ряд новых тем».
   На этапе усмотрения задачи имеют большое значение та­кие качества исследователя как «чувство нового» и оригинальность мышления.
   Про всех ученых говорят, что они обладают «чув­ством нового». По мнению известного хирурга С.Я. Далецкого, для воспитания этого качества необходимо, во-первых, хорошо знать «старое», т.е. быть профессионалом, а, во-вторых, нельзя бояться быть в меньшинстве при отстаивании своих (новых) взглядов. Поиск «нового», во многих случаях, идет в разрез с общепринятыми соображениями.
   Как отмечал Вильгельм Фридрих Оствальд [33]: «Характерным признаком исследователя является то, что он идет по новым путям, прокладывает их для других. Но необходимой предпосылкой такого поведения исследователя является полное от­сутствие уважения с его стороны к протоптанным путям».   
  Следующие два этапа деятельности исследователя тесно связаны между собой. Их содержанием являются создание и критика гипотез. Причём поиски объяснений гипотезам являются самым важным видом творческой деятельности учёного. На этих этапах творческой деятельности, ученому необходимо брать под сомнение, казалось бы,  очевидные факты. Но только так можно добиться оригинальности мышления. Творить новые знания, стоя на коленях перед авторитетами, нельзя! По этому поводу, В. Оствальд выразился так: «Человек, не желающий вступить в воду, пока не научится плавать, плавать никогда не сможет».
    По убеждению философа Джордано Буно:  «Недостойно мыслить заодно с большинством только потому,  что оно большинство. Единственным авторитетом должен быть разум и исследования, производимые под его руководством». Этой точки зрения придерживался и Чарльз Дарвин. Он отмечал: «Насколько я могу судить, у меня нет склонности, сле­по, следовать указаниям других людей,…я не могу вспомнить ни одной первоначально составленной мною гипотезы,  которая не была бы через некоторое время отвергнута или сильно изменена мною» [15].
  В большинстве случаев явление можно объяснить как частное про­явление уже известных закономерностей. Но если не удается объяснить природу явления таким путём, приходится придумывать и рассматривать в качестве объяснения новое (оригинальное) пред­положение. Это и есть момент зарождения гипотезы.
  В творческом процессе нет резкого разграничения между стадией создания гипотезы и стадией её критического разрушения. Имея это в виду, Д.И. Менделеев поучал студентов: «Уметь всегда перенестись на точку зрения противоположного мне­ния – это и есть истинная мудрость. Науку забудьте, а это сумей­те оставить у себя на всю жизнь».
  Исследователь должен быть обострённо критичен в оценке результатов своей работы. По мнению Ле-Шателье: «Людей способных изменить свои первоначальные мнения, крайне мало. Одной из причин успеха Клода Бернара и Луи Пастера было нали­чие у них этого дара. Обладая пылким воображением, они каждый день выковывали новые гипотезы, но, когда последние опровергались опытом, они легко отказывались от них» [34].
   Оценивая состояние критики, академик П.Л. Капица писал: «…мы в научной среде даже боимся дебатов и определенных оценок. Может быть это потому,  что мы еще считаемся с ложным са­молюбием, основанным на неправильном представлении, будто хороший ученый не может ошибаться,  ибо "ошибка" его должна дискредитиро­вать. Мы как будто забываем,  что только тот не ошибается, кто ниче­го не делает».
    При выдвижении, критике и объяснении гипотез учёный не может быть несамокритичным. Он должен иметь мужество в любой момент времени признаться себе и окружающим: «Я неправ». Без умения анализировать свои ошибки, без признания их, нет, и не может, быть творчества. Об этом качестве ученого проникновенно сказал И.В. Мичурин: «Мои последователи должны опережать меня, противоречить мне, даже разрушать мой труд, в то же время, продолжая его. Только та­кой последовательно разрушаемой работой и создается прогресс».
  Наглядным примером самокритики является книга Н.И. Пирогова «Записка врача», в которой автор внимательно анализирует свои просчёты и ошибочные действия.
  Таким образом, преодолевая с помощью критики ошибку за ошибкой,  вскрывая противоречия, можно создать правдоподобную гипотезу и с её помощью объяснить изучаемое явление. 
   Однако критика - обоюдоострое оружие.  Исследователь всегда должен помнить предупреждение М.В. Ломоносова:  «…опасно быть в те времена писателем,  когда больше критиков,  чем сочинителей, больше ругательств, чем доказательств».
   В истории науки известно не мало случаев, когда видные учёные ошибочно от­клоняли гипотезы, состоятельность которых была доказана впоследствии. Так, например, не признал электромагнитную теорию света английский физик Джозеф Джон Томсон. Отвергал хромосомную теорию Т. Моргана наш соотечественник естествоиспытатель К.А. Тимирязев. Христиан Гюйгенс и Готфрид Лейбниц отрицали закон тяготения Исаака Ньютона. Оствальд, Мах и Дюгем категорически возражали против гипотезы атомистичес­кого строения материи. Д.И. Менделеев не признавал идею превращения элементов. А. Эйнштейн считал невозможным распад атома и искусственную радиоактивность. Только опыты Э. Резерфорда заставили его изменить эту точку зрения. Австрийский физик Людвиг Больцман, не ожидая победы атомизма раньше чем через 300 лет, покончил жизнь самоубийством! Через 5 лет после его смерти эта гипотеза получила полное признание.
   Приведенные примеры свидетельствуют о том, какую осмотритель­ность надо проявлять, давая заключение о невозможности того или иного события, процесса, явления.
   Для стимулирования процесса выдвижения и отбрасывания гипотез учёные применяют специальные способы и приёмы. К числу наиболее известных способов (приёмов), можно отнести (условное название): «Со стороны виднее»,  «Отчуждение», «Перенос» и «Количественная оценка».
 -   Способ «Со стороны виднее» заключается в творческом обсуждении спорных моментов с коллегами по работе или другими специалистами. В этом случае появляется возможность увидеть изучаемое явление с иных точе­к зрения, как говориться «чужими глазами».  Авиаконструктор А.Н. Туполев говорил, что при решении трудной задачи полезно взглянуть на полученный результат «чужими глазами». Тем самым, появляется возможность объяснить изучаемое явление по-новому, вырвавшись за пределы привычных суждений.
-  Приём «Отчуждение» достигается в результате сознательного или вынужденного перерыва в работе. При возобновлении творческого процесса появляется возможность посмотреть на полученный результат, как бы издалека и другими глазами, что позволяет увидеть главное и отсеять второстепенное.
-    Выработке новых подходов, постановке новых задач, появлению новых взглядов способствует использование методов исследований из других областей науки. (Способ «Перенос»). Так, например,  Г. Гельмгольц свои творческие успехи объяснял тем, что, обладая познаниями в геометрии и в физике, стал применять их в об­ласти медицины и физиологии.
-    Критическое рассмотрение любого предположе­ния становится весьма эффективным, если найден и применён метод «количественной оценки» изучаемого явления. Настоящий исследователь не может довольствоваться тем, что установлено и измерено другими специалистами. Он должен постоянно развивать в себе интерес к самостоятельно произведенной количественной  оценке явления. Из умения численно оценить изучаемый параметр, умения быстро выяс­нить порядок определяемой величины постепенно вырастает способность как бы чувствовать искомую величину, предвосхищать ре­зультат исследования.
   
  В процессе выдвижения и критики гипотез важную роль играет интуиция исследователя. Характеризуя роль интуиции в творческой деятельности, Альберт Эйнштейн писал: «Подлинной ценностью является, в сущности, только интуиция" [35].
   Психолог Я.А. Пономарев считает, что «Вопрос о психологической природе интуиции есть вопрос о механизме решения за­дачи, которое не может быть прямо получено путем логического вывода. Это тот случай,  когда для необходимого преобразования ситуации (решения задачи) у субъекта не хватает знаний» [36].
   Интуиция «работает» лишь на базе определенного объёма накопленной ранее информации. Кроме того, для проявления интуитивных догадок необходим целенаправленный труд.
Как говорил Луи Пастер: «Случай помогает лишь умам, подготовленным к открытиям путем усидчивых занятий и упорных трудов». Эту же мысль высказывали и другие учёные.   
   «Интуиция - деликатное орудие, которым надо уметь пользоваться, и помогает этому самая обычная "выучка"… Свою интуицию надо тренировать в том направлении, чтобы вместе с результатом она помогала найти подтверждающее его достаточно простое рассуждение или короткую и изящную выкладку» писал А.Н. Колмогоров [37].
  Английский физик Майкл Фарадей, обладавший, по свидетельству современников, чрезвычай­но мощной интуицией признавался: «Никто не подозревает, сколько догадок и теорий, возникающих в голове исследователя, уничтожаются его собственной критикой и ед­ва ли одна десятая часть всех его предположений и надежд осущест­вляется».
   По мнению академика П.С. Александрова: «Творческий процесс - это непрерывная работа; непрерывные неу­дачные попытки; рухнувшие гипотезы вбирают в себя 99% всех творческих усилий, и лишь изредка, прерываются кратковременным успехом. Этот успех - как крупица золота после тонн   промытого песка...» [38].
    Судя по высказываниям самих учёных, возникновение интуитивной догадки связано с особым состоянием ума ученого и рядом условий, сопутствующих этому состоянию.   
   Во-первых, после более или менее длительного периода работы ученого над проблемой, в момент, когда он ею не занят, возникает состояние подобное «озарению», происходит как бы «творческий взрыв». Д. Пойа описывается подобное состояние следующим образом [39]: «Это похоже на то,  как бывает, когда входишь поздней ночью в незнакомый гостиничный номер, в котором даже не знаешь, где зажигается свет. Отыскиваешь в темноте выключатель, натыкаешься на какую-то мебель, ощущаешь какие-то острые углы, какие-то бесфор­менные тёмные массы. Но вот выключатель нашёлся, зажёгся свет - и все сразу стало ясным... Идея - это внезапное просветление, вносящее ясность, порядок, связь и целесообразность в детали, кото­рые до этого казались смутными, разбросанными , запутанными, неуловимыми».
   Во-вторых, в качестве   непосредственного «толчка» к интуитивному озарению, часто, выступает какое-либо случайное обстоятельство. Например, факт восприятия внешнего объекта, не имеющего, на первый взгляд, никакого отношения к объекту исследования. Это подтверждается историческими примерами.
   Как известно, Галилео Галилей осознал законы колебания маятника, наблюдая колебания лампады, подвешенной к куполу Пизанского собора. Его ученик Эванджелиста Торричелли пришёл к мысли о существовании атмосферного давления, обнаружив, что вода, поступающая из колодца, движется только до определённой высоты. Луи Пастер догадался об эффекте иммунизации, наблюдая состояние кур, ранее легко переболевших оспой, но выживших при вторичном заражении. Беккерель выявил наличие радиоактивности, обнаружив потемнение фотографических пластинок, находившихся в контакте с солями урана. Александр Флеминг открыл антибиотики, случайно наблюдая разрушающее воздействие микроскопических грибков на колонии стафилококков и т.д.
   В-третьих, неожиданность интуитивной догадки часто не только совпадает, а порой и противоречит направлению предшествующих мыслей учёного, вызывая необходимость их полной переориентации. Нечто подобное испытал математик Анри Пуанкаре в момент посадки в омнибус. В этот момент у него возникла идея о тождественности преобразований, к которым он прибегал для определения фуксовых функций, с преобразованиями неэвклидовой геометрии. Это был внезапный и не подготовленный, ни одной из предшествующих мыслей, поворот в исследованиях.
   Наиболее веским доказательством справедливости высказанной гипотезы является её экспериментальная проверка. В данном случае, имеются в виду не только натурные испытания, но и проведение численного эксперимента с использованием ЭВМ. 
   Опыт – это вопрос, поставленный исследователем природе. Природа никогда не уклоняется от ответа, а степень ясности ответа зависит от экспериментатора: чем удачнее поставлен вопрос, тем ценнее и ответ. «Экспериментатор принуждает природу разоблачиться,…не предлагая ей, вопросы во всех направлениях, – говорил Клод Бернар – но он никогда не должен отвечать за неё или не вполне выслушивать её ответы, выбирая из опытов только часть результатов, благоприятствующих или подтверждающих гипотезу».
  Предлагаемые природе вопросы решаются выборочно и в определённой последовательности. Поэтому в каждой области знаний постепенно вырабатываются технические приёмы накопления фактов путём соблюдения конкретных процедур. «Выучиться, правильно измерять - одно из наиболее важных, но и наиболее трудно осуществимых этапов науки» - говорил  Ле-Шателье.
  О важности методики в эксперименте писал И.П. Павлов [40]: «Часто говорится,  и не даром, что наука движется толчками, в зависимости от успехов, делаемых методикой. С каждым шагом методики вперед мы как бы поднимаемся ступенью вы­ше, с которой открываются нам более широкий горизонт, с невидимыми ранее предметами, Поэтому нашей первой задачей была выработка методики».  Эксперимент считается тем более красивым, чем проще его техни­ка.  Отзываясь о работе Рэлея, который показывал свою лабораторию, английский физик Сибрук писал: «Все было похоже на мою собственную лабораторию: самодельные ртутные вакуум-насосы, стек­лянные трубки, смонтированные на старых потрескавшихся деревянных досках. Большую роль играли щепки,  веревочки и сургуч, что напол­няло мой душу восхищением - я понял, что именно с этой простой аппаратурой первый из физиков Англии сделал свои важнейшие открытия». Из изложенного следует, что при постановке эксперимента вопрос оборудования лаборатории отнюдь не самый главный. Первичными, более важными являются цели и направления эксперимента.   
   Оформление результатов исследования. О трудностях при составлении научного отчёта говорил Г. Гельмгольц. Он признавался: «Письменная обработка научных исследований, большей частью, бы­вает трудным делом; мне, по крайней мере, она стоила великого труда...».
   При оформлении материалов исследования значительное внимание должно быть уделено названию работы. В названии должна быть отражена суть исследования. Так, например, Роберт Майер опубликовал свой закон сохранения энергии под весьма туманным названием «Органическое движение и обмен веществ»,  в силу чего, его работа продолжительное время оставалась незамеченной. 
    При оформлении текстовой части отчёта очень трудно добиться ясности, если изложение не построено на основе общего плана. По словам Ж. Бюффона: «Только из-за отсутствия плана человек испы­тывает затруднения и не знает,  с чего начать изложение». К сожалению, многие авторы пишут так,  как будто играют в домино: наполови­ну с расчетом, наполовину случайно.  Вместе с тем, именно исследователю, из всех пишущих тексты, менее всего допустимо неорганизованное, без четкого плана писание. Исследователь обязан представить отчёт о новых знаниях так, чтобы эти знания были восприняты другими как им самим. Во многих случаях это правило не выполняется. Литературный редактор «Казанского медицинского журнала» Шапиро, иллюстрируя бездумное отношение авторов к тексту научных статей, приводит такие выражения [41]: «В опытах Дарвина над мышами наблюдался отёк хвоста, который отсутствовал у других авторов» или «Впервые в 1917 году перелита кровь больным, умирающим от газовой гангрены с блестящим ус­пехом».
   Часто авторы отчётов неоправданно усложняют текст, например, пишут: «Отделку корпуса производят путем окрашивания», хотя вместо слов путем окрашивания можно написать окрашиванием, а фразу из пяти слов заменить фразой из двух слов: «Корпус окрашивают». При редактировании отчётов необходимо исключать из текстов слова–сорняки и канцеляризмы, например, слова «в целях» вместо «для» и др. Как здесь не вспомнить эмоциональный совет А.М. Горького: «Лишние слова надо истреблять, как вошь».
   Наука - один из источников новых слов, поэтому серьёзное внимание следует обращать на качество терминологии. Её роль в восприятии научных текстов имеет большое значение. Так, например, Ф. Энгельс писал К. Марксу о рукописи Иосифа Дицгена следующее: «Терминология, разумеется, еще очень путанная, отсюда недостаточная четкость и частые повторения в новых выражениях».
   Можно привести пример неудачной терминологии из отечественного кораблестроения. В течение пяти лет одна и та же корабельная сис­тема сменила несколько наименований, а именно: «система водяной завесы», «система смыва», «система обмыва», «система водяной защиты».
  Уменью излагать материал исследования научным сотрудникам следует учиться у писателей и поэтов.
   А.С. Пушкин писал о прозе: «Точность и краткость - вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат» [42].
   Н.А. Некрасов, в стихотворении «Форма», выразил эту мысль еще короче: «Правилу следуй упорно, чтобы словам было тесно, мыслям – просторно».
  Л.Н. Толстой, свои требования к изложению текста выразил в виде следующих советов:
«Надо навсегда отбросить мысль писать без поправок. Переделы­вать три, четыре раза - это ещё мало».
«Нужно писать (первый раз) начерно, не обдумывая места и правильности выражения мысли. Необходимо положить на бумагу общую идею».
«Второй раз переписывать, исключая все лишнее и давая нас­тоящее место каждой мысли».
«Третий раз переписывать, отрабатывая правильность выраже­ния».
 
 Как говорил, А. Франс: «Ласкайте фразу – она, в конце концов, улыбнётся вам».
 Весьма строгие требования к собственным рукописям предъявляли Н.М. Карамзин [43], Ф.М. Достоевский и   И.С. Тургеньев.
   «Величайшее умение писателя - это вычёркивать. Кто умеет, и кто в силах, своё вычеркивать - тот далеко пойдет» - говорил Достоевский.
   И.С. Тургенев писал Аксакову [44]: «Коли Пушкины и Гоголи трудились и переделывали десять раз свои вещи, так уж нам, маленьким людям, сам бог велел».   
    Несколько слов об использовании математики в исследованиях. Использование математики в исследовании не является самоцелью. Например, Э. Резерфорд и М. Фарадей были блестящими экспериментаторами. Они мало использовали формулы и мало прибегали к математи­ке, а в науку вписали много блестящих страниц.
    Вместе с тем, исследователи, для которых математический язык стал удобной формой мышления, умеют добиваться наибольшей ясности в словес­ном изложении хода своих мыслей. По словам Д. Максвелла: «Первый этап развития науки состоит в отыска­нии системы величин, относительно которых можно предположить, что от них зависят явления, рассматриваемые данной наукой. Второй ступенью является отыскание математической формулы со­отношений между этими величинами. После этого можно рассматривать эту науку как науку математи­ческую».
   Математический язык имеет разные формы. Составление уравнений – форма, отражающая аналитический уклон. Более наглядным и простым является графическое выражение - фор­ма, отражающая, геометрический уклон.
   При изучении явлений, которые можно непосредственно наблюдать или представить в виде понятных образов, более эффективен геомет­рический уклон.
   Графическая интерпретация полученных данных, анализ принципиа­льных схем и т.п. - ключ к пониманию процессов, источник новых мыслей. Это отмечал Н.К. Жуковский в своей речи «О значении геометричес­кого истолкования в теоретической механике». По мнению академика А.Н. Колмогорова: «Геометрическая интуиция…играет большую роль в исследовательской работе во всех разделах математики,  даже самых от­влечённых» [45].
   Д. Томпсон утверждал, что явление только тогда может считаться вполне понятным, когда мы можем представить его на модели.
   Научные сотрудники некоторых специальностей (медики, химики и др.), в процессе своей деятельности, часто сталкиваются с математическими трудностями. В этом случае следует, преодолев ложную скромность, воспользоваться услугами профессиональных математиков. Так, например, А. Эйнштейн в своей работе обращался за помощью к математику Гроссману.
  В то же время, использование математики без надобности наносит ущерб работе. Специалисты, для которых математический язык есть нечто на­носное, усваивают преимущественно его форму и поэтому склонны к нагромождению элементов математики. Декоративная математика заслоняет содержание работы и неприятна как избыток косметики.
  Творческие способности и навыки людей, в том числе и работников науки, поддаётся воспитанию и культивированию. Поэтому тот, кто готовит себя к серьезной научной работе, должен, прежде всего, повседневно и неустанно совершенствовать свой мыслительный «аппарат».
  «Мозг хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг, хорошо наполненный» - говорил Монтень. Лишь при выполнении этого условия, может состояться факт постепенного превращения научного сотрудника в учёного. Следовательно, успех творческой работы заключается не в ча­стных задатках научного сотрудника,  их можно развить, не в знаниях, которые можно получить, даже не в умениях,  ими можно овладеть на практи­ке. Главное состоит в тренированности ума. Он должен быть ориентирован на постоянное стремление искать истину и объяснять причины неисследованных явле­ний. Для этого научный сотрудник должен воспитать в себе потребность творить и доводить до сведения окружающих новые знания.
Только на этом пути исследователь сможет раскрыть в себе возможности, о которых так поэтично выразился А. Эйнштейн: «Радость видеть и понимать есть самый прекрасный дар природы».
















  «…тайна человеческого бытия не в том,
чтобы только жить, а в том для чего жить…»,
 (Ф.М. Достоевский [46])

«Много людей живёт, не живя, но, только собираясь жить».
 (В.Г. Белинский)

«Пока мы откладываем жизнь, она проходит».
(Сенека)

«Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни».
(А.П. Чехов [47]) 
«Жить значит мыслить».
(Цицерон [48])



Препятствия этнической природы

   Способность к творчеству - великий дар природы, который вручается каждому из нас при рождении. В течение всей жизни эту способность можно развивать и применять по своему разумению. Здесь многое зависит от личности  человека, его образованности, характера, одарённости, взглядов на жизнь, воспитания, привычек, условий существования и т.п. Приобщение к творчеству требует от него не пассивного желания («Не буду возражать, если всё это придёт ко мне само»). В данном случае требуется поставить перед собой конкретную цель и активно добиваться её достижения, ибо «Цель - идеальное выражение желаемого будущего» (К. Маркс).
   Необходимо проявить незаурядное волевое усилие, чтобы  пойти на осознанные (добровольные) «жертвы». Имеется в виду, отказ от многих привычных благ, неустанное трудолюбие в приобретении новых знаний и навыков, значительные траты сил и времени и т.д. По этой причине, у многих людей, если не у большинства, желание взять на себя, указанные выше, обязательства не вызывает энтузиазма и, как следствие, этот бесценный дар природы (способность к творчеству) остаётся невостребованным.
  Такая бездеятельная позиция объясняется особенностями нашей нации. Не хочу быть голословным, поэтому сошлюсь на мнение двух выдающихся людей России.
  А.С. Пушкин, отзываясь о русском народе, писал: «Мы ленивы и нелюбопытны». Как мне представляется, русский человек издревле привык к такому состоянию. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к нашему фольклору, например, к народным сказкам. Главные герои сказок (Иванушка - дурачёк, Емеля и пр.) не блещут умом и, в отличие от мастеровитых европейских собратьев, ничему не желают учиться. Они либо лежат на печи, либо сидят «сиднем» и бездельничают. Только большая беда может стронуть их с места. В то же время, всё, что хочется этим персонажам, достаётся им без каких-либо усилий. Для этого в сказках придуманы различные носители волшебства (золотая рыбка, щука, конёк-горбунок, скатерть самобранка...). Одним словом, герои сказок очень смахивают на самих сказителей и слушателей. Они также ленивы и безынициативны.
  Об этих негативных чертах россиян говорил и академик  Павлов. Выступая на lll съезде экспериментальной педагогики [2], он обращал внимание педагогического сообщества на низкие деловые качества русского человека, усматривая в этих национальных чертах, главный тормоз на пути практического овладения рефлексом цели. Ниже приводятся два фрагмента  из яркого выступления академика.
  В первом из них учёный раскрывает истоки отрицательных черт россиян, которые не способствуют активному проявлению в наших людях ориентировочного (от слова ориентироваться) или исследовательского рефлекса.
  Вот, что он сказал  по этому поводу: «Когда отрицательные черты русского характера: леность, не предприимчивость, равнодушное или даже неряшливое отношение ко всякой жизненной работе, — навевают мрачное настроение, я говорю себе: нет, это не коренные наши черты, это — дрянной нанос, это проклятое наследие крепостного права.
    Оно сделало из барина тунеядца, освободив его, в счет чужого дарового труда, от практики естественных в нормальной жизни стремлений обеспечить насущный хлеб для себя и дорогих ему, завоевать свою жизненную позицию, оставив его рефлекс цели без работы на основных линиях жизни.
  Оно сделало из крепостного совершенно пассивное существо, без всякой жизненной перспективы, раз постоянно на пути его самых естественных стремлений восставало непреодолимое препятствие в виде всемогущих произвола и каприза барина и барыни.
  И мечтается мне дальше. Испорченный аппетит, подорванное питание можно поправить, восстановить тщательным уходом, специальной гигиеной. То же может и должно произойти с загнанным исторически на русской почве рефлексом цели.
 Если каждый из нас будет лелеять этот рефлекс в себе как драгоценнейшую часть своего существа, если родители и все учительство всех рангов сделает своей главной задачей укрепление и развитие этого рефлекса в опекаемой массе, если наши общественность и государственность откроют широкие возможности для практики этого рефлекса, то мы сделаемся тем, чем мы должны и можем быть, судя по многим эпизодам нашей исторической жизни и по некоторым взмахам нашей творческой силы».
  Далее учёный обращает внимание на тот факт, что для полного, правильного, плодотворного проявления рефлекса цели необходимо его напряжение, а напрягаться, будить в себе рефлекс цели, не в характере русского человека.
    В этом отношении Н.И Павлов ставит в пример русским людям англосаксов.
  «Англосакс, высшее воплощение этого рефлекса, хорошо знает это, и вот почему на вопрос: какое главное условие достижения цели? — он отвечает неожиданным, невероятным для русского глаза и уха образом: существование препятствий. Он как бы говорит: «Пусть напрягается, в ответ на препятствия, мой рефлекс цели — и тогда-то я и достигну цели, как бы она ни была трудна для достижения». Интересно, что в ответе совсем игнорируется невозможность достижения цели.
  Как это далеко от нас, — с болью произносит Павлов - у которых «обстоятельства» все извиняют, все оправдывают, со всем примиряют! До какой степени у нас отсутствуют практические сведения относительно такого важнейшего фактора жизни, как рефлекс цели! А эти сведения так нужны во всех областях жизни, начиная с … воспитания».
   Со дня выступления Н.И. Павлова прошло без малого столетие (94 года). За этот период времени выросло несколько поколений русских людей. Как далеко они ушли от современников Пушкина и Павлова в искоренении национальных недостатков? На мой взгляд, «Дрянной нанос» как назвал безынициативность русских людей Н.И. Павлов, прочно засел (скорее укоренился) в нашей натуре. От неё не удалось избавиться даже за 70 лет Советской власти (посредством всеобщего образования и «Коммунистического воспитания» масс).
  Увы! «Дрянной нанос» и сегодня находит себе место в умах россиян. Многие из них предпочитают потребительский образ жизни, обходясь скудной жатвой текущего дня. О никчёмности, безалаберности такой жизненной позиции с горечью писал поэт П.А. Вяземский [49]:

«Я не умел постигнуть в жизни смысла,
Ни ей, ни силам я своим не знал цены,
Дела и дни мои – разбросанные числа,
Которые в итог не сведены!».

  Чтобы избавиться от пагубного влияния «Дрянного наноса» необходимо направить свои усилия на активное строительство своей жизни (заняться жизнетворчеством). Ключ к успеху на этом пути один. Постарайтесь увидеть в отдалённом будущем желанную для себя цель и ради её достижения всерьёз займитесь самовоспитанием и самообразованием. А начать нужно с совета М. Ганди: «Самое главное, самое нужное – подчинить собственному контролю движение своей мысли». За этим, казалось бы простым актом будущее каждой личности, а, следовательно, и России в целом.
 







«Человеческий ум питается учением и мышлением».
(Цицерон)


«Познай самого себя».
(Девиз Сократа)

 «Кто дорожит жизнью мысли, тот знает очень хорошо, что настоящее образование есть только самообразование и что оно начинается только с той минуты, когда человек, распростившись навсегда со всеми школами, делается полным хозяином своего времени и своих знаний».
(Д.И. Писарев [50])

«Всем людям свойственно познавать самих себя и мыслить».
(Гераклит)

«Истинный предмет учения состоит в приготовлении человека быть человеком».
 (Н.И. Пирогов )




Кое-что из личного опыта

  Тягу к литературному творчеству я почувствовал лет в 15-16. Отечественная война была в самом разгаре (1942-1943 гг.). Тыловой город, где мы жили (г. Углич) наводнили беженцы. Среди них был наш преподаватель литературы (к сожалению его имени и отчества я не помню). Он эвакуировался из блокадного Ленинграда. Свой предмет он преподавал блестяще. Уроки литературы захватывали нас настолько, что  звонок на перемену казался грубым вмешательством в прекрасный сон. Спустя какое-то время учитель из города на Неве стал выделять меня из общей среды учеников. Он часто хвалил меня за устные ответы и письменные сочинения, даже ставил в пример. Это льстило мне и придавало  уверенности в «литературных дерзаниях». Так, например, я попытался в одном лице стать автором сюжетов и эпиграмм, художником-карикатуристом, оформителем и редактором, рукописного «Боевого листка», который периодически появлялся в школьном коридоре. Эта маленькая стенная газета пользовалась среди учеников большой популярностью. Тогда я впервые соприкоснулся с прекрасным чувством, имя которому вдохновение. Мне хотелось вновь и вновь испытывать это состояние. Потом появилась мечта о литературном творчестве. Однако ни что не могло затмить драматизм обстановки в период Отечественной войны. Под её влиянием формировался внутренний мир молодых людей, возраст которых приближался к «призывному» (18 лет).
  В 1944 году война уже набирала свои победные обороты, а оставшиеся в тылу подростки и юноши, в массе своей, рвались на фронт. Не был исключением и я. Поэтому решение поступить в военное Училище было вполне закономерным.
  Одним из способов поступления на военную службу в допризывном возрасте (до 18-и лет) был комсомольский набор добровольцев в военные училища. Именно таким путём 20 июня  1944 г. (после окончания 9-и классов средней школы в городе Угличе), я принял Присягу. Мне было чуть больше 17 лет.
  Химическое Училище ВМФ, куда я поступил, готовило офицеров по химической специальности для кораблей и частей флота. Обучение было «ускоренным» (для нужд фронта). Выпускники получали не высшее, а только среднее техническое образование.
   Для меня и моих товарищей учёба в Училище стала осознанным исполнением своего воинского долга. В 1941 – 1943 гг., будучи ещё подростками, мы, как и взрослые, находились в атмосфере постоянной тревоги за судьбу своей страны и близких людей. Многие из нас голодали, а зимой учились в 2-3 смены и мёрзли в не приспособленных для учёбы помещениях. (Школы были заняты госпиталями).
   В пору летних каникул приходилось трудиться в колхозах. Ученики старших классов должны были заменить в тылу ушедших на фронт. Я мог работать «на току» (загружал снопами барабан молотилки), таскал 60-ти килограммовые мешки гороха и зерна, умел запрягать лошадь в повозку и возить на ней различные грузы, «верстал» стога и скирды из сена и соломы, «колотил» лён, убирал «из-под плуга» картофель, а на полях полол сорняки и «собирал колоски». Зимой на лыжах доставлял в отдалённые деревни повестки из Военкомата. 
  Переборы, где я жил с родителями до переезда в Углич, на какой-то период стал «прифронтовым» населённым пунктом. Обстановка в городе свидетельствовала о идущих неподалёку тяжёлых кровопролитных боях. Привычными для нас стали дежурства на крыше в часы «воздушных тревог», эпизоды воздушных боёв и бомбёжки авиационных заводов Рыбинска, безуспешные налёты самолётов «фрицев» на Рыбинскую ГЭС, свётомаскировка в ночное время, ожидание у репродукторов очередных «сводок»,  посылки с тёплыми вещами «неизвестному фронтовику» и многое другое.
  Так, например, военнослужащие, с расположенного неподалёку прифронтового аэродрома воспринимались на улицах посёлка как хорошие знакомые. Особый колорит в нашу жизнь вносили многочисленные «ходячие» раненые, находившиеся на излечении в госпиталях.
  Летом в хорошую погоду они, как правило, в одиночку или небольшими группами располагались по берегу Волги. Их можно было узнать по белым застиранным рубашкам, выношенным пижамам и халатам, стоптанным тапочкам,  бинтам на голове и лице, гипсу на конечностях и различным приспособлениям (иногда самодельным) для удобства передвижения (костылям, самодельным палочкам, и даже доскам). Некоторые из «гуляющих» фронтовиков были в выгоревших гимнастёрках, на которых, будоража наше воображение, красовались цветные планки – свидетельство перенесённых ранений, а иногда - медали и ордена за совершённые подвиги.
  Было  необычным поведение этих, залечивающих раны мужчин. Они не сторонились любопытных мальчишек, наоборот, часами могли сидеть рядом, дымя своими самокрутками с «махрой», и терпеливо наблюдали за ловлей рыбы.
  Надо было видеть, как искренне они сопереживали нам, если с крючка удочки срывался показавшийся из воды окунёк. И как дорого для нас было это молчаливое внимание израненных и искалеченных в боях незнакомых людей, уважительно именуемых в тылу Фронтовиками! Как я гордился тогда своим общением с ними! Они были для меня живым примером исполнения мужского воинского долга!
  Безусловно, военная обстановка тех лет предопределила мой выбор – обязала стать профессиональным военным, а лишения, которые пришлось до этого испытать, лишь закалили меня духовно и физически.
   Жизнь «в условиях казармы», т.е. по строго заведённому порядку, не стала для меня в новинку. К упорядоченному распорядку дня меня приучили ещё дома. В преимуществах такого образа жизни я убедился лично и следовал ему всегда. Я оказался подготовленным и суровым будням военной службы. Одним словом, к различным лишениям, а нас готовили по суворовскому завету: «Тяжело в учении, легко в бою», я привык ещё «на гражданке».
 Что касается моей духовной составляющей, с которой я пришёл в Училище, то она явно не соответствовала реалиям военной службы. Нужно сказать, что с подросткового возраста я основательно проникся идеей самовоспитания. Примерами для подражания были, как правило, литературные герои, а иногда и реальные люди (о них я узнавал из серии книг под общим названием «Жизнь замечательных людей»).
  В семье мне привили уважение к традиционным в России, отнюдь, «не политическим» добродетелям, таким как: доброта, любовь к ближнему, скромность, порядочность, любознательность и другие. Я идеализировал окружающий мир, был романтиком, жил мечтами и плохо разбирался в людях.
   Оказавшись в Училище, я убедился на практике, что многие мои наклонности и привычки не соответствуют реалиям жизни, поэтому принял решение активно заниматься самовоспитанием. Как мне кажется, корни такого решения уходили в далёкое детство, к тем урокам жизни, которые мне преподали родители. Отдавая должное им и воспитанию в семье, сошлюсь на высказывание  В.А. Сухомлинского: «Воспитание, побуждающее к самовоспитанию – это и есть, по моему глубокому убеждению, настоящее воспитание».
  Начав карьеру профессионального военного, я не отказался от юношеской мечты о литературном творчестве. Поскольку для её реализации требовались определённые знания, навыки (умения) и способности, постольку, ещё будучи 17-летним курсантом военного училища, я, наряду с самовоспитанием, начал  заниматься самообразованием. Впрочем, этот шаг был необходим и без моего хобби. Морские офицеры всегда считались наиболее образованной  средой Русской Армии. Эту мысль я вынес из прочитанных книг. Вместе с тем, мой исходный интеллектуальный багаж, несмотря на хорошую начитанность, был очень скромным. Формально он определялся программой за 9-ть классов средней школы и среднетехническим образованием, которое я мог получить по окончании  Училища.
  Как утверждают выдающиеся педагоги (Н.И.Пирогов, К.Д. Ушинский, И.Ф. Гербартане и др.):  обучение не просто обогащает новыми знаниями, оно и воспитывает человека. Так случилось и со мной. Наращивание познаний, прежде всего, в области литературы, существенно расширило мой кругозор, привело к позитивным изменениям жизненных позиций, привычек, некоторых черт характера. В результате самостоятельных занятий у меня появились целеустремлённость, склонность к самоанализу, самокритике, самоусовершенствованию. Я стал планировать свою работу, повысил требовательность к своим поступкам, к литературным пробам.
     Был у меня и дополнительный стимул для самовоспитания и самообразования. С детских лет в глубине моей души тлела, тщательно скрываемая от окружающих, досада на несправедливость, «популяризируемых» тогда общечеловеческих требований. Я не смирился с тем, что, в силу моего «не пролетарского» происхождения, уже с момента своего рождения оказался «человеком второго сорта».
  Как Дамоклов меч «висела» надо мной снятая с отца судимость по политической «58 статье». В глазах кадровиков, партийных работников и всякого рода «особистов» я числился потенциально неблагонадёжным.  Следовательно, у них всегда имелся повод тормознуть моё продвижение по служебной лестнице, несмотря на мои старания и заслуги (что не раз случалось в моей жизни).
  Всё это порождало во мне постоянное желание доказать обратное: превзойти по всем или многим статьям сослуживцев с безукоризненным рабоче-крестьянским происхождением. Так я пытался сохранить чувство собственного достоинства. Это была защитная реакция личности, не желавшей смириться с господствующим в то время политизированным миропорядком.
  Надо сказать, что такой скрытый протест приносил мне, не только тайное удовлетворение, но и много неприятностей при общении с командирами, политработниками и некоторыми сослуживцами. 
  Большую роль в моём самоусовершенствовании сыграл дневник. Я начал его вести на втором курсе Училища (в октябре 1946 г.), а закрыл  последнюю страницу в апреле 1956 г., став научным сотрудником Научно-исследовательского Института ВМФ. В эти непростые послевоенные годы дневник был для меня верным другом, терпеливым собеседником и суровым критиком принимаемых решений и совершаемых поступков. Тогда он воспринимался как важный инструмент самообразования и самовоспитания.
 Бесспорно, эти годы «дневниковой жизни» (1946 — 1956 гг.) были насыщены важными событиями. Я приобрёл военную специальность; стал офицером и в этом качестве продолжил воинскую службу; женился и создал семью; поступил в Военно-морскую Академию и получил долгожданное высшее образование; до Академии окончил заочно «КЗОС» (Курсы заочного обучения стенографией) и три курса «ИНЯЗ-а» (немецкий язык); проштудировал учебники для ВУЗ-ов по «Теории литературы», «Логике», «Психологии»; в период подготовки в Академию самостоятельно одолел азы «Высшей математики» и «Теоретической механики»; старательно упражнялся в прозе и поэзии, породив три «Круга проб»; расстался с юношеским максимализмом и осознал пределы своих творческих возможностей. Будучи в Академии, я по настоящему ощутил плоды своих усилий в части самообразования. Уровень моих знаний и творческие способности были замечены вышестоящими начальниками: по окончании Академии, вопреки существующим правилам, я был назначен на должность старшего научного сотрудника НИИ №10 ВМФ.
  Обратившись к «Дневнику», я вновь пережил описанный в нём десятилетний период жизни. Кроме ностальгии пришло осознание того, что мне всё же удалось добиться поставленной перед собой цели – подготовиться к активной творческой деятельности. И в этом смысле, мой опыт позитивен. Он может пригодиться честолюбивым молодым людям. Независимо от того, какие они поставили перед собой задачи: занимаются ли духовным самоусовершенствованием или ищут примеры для подражания в чужой жизни.
   Процесс самосовершенствования, в какой-то мере отражён в моих дневниковых записях. Они искренни и отражают мои мысли и душевное состояние в ту далёкую пору. Ниже приводятся выдержки из «Дневника».


31 октября 1946 г. 
  «Последний день октября. В нём больше свободного времени.  Мне нужно:
1) усовершенствовать свои навыки в стенографии;
2) написать ряд вещей, которые можно будет послать в ту или иную
редакцию;
3) прочитать (внимательно) «Теорию литературы» и «Словесность»».



12 декабря 1947 г.
   «Как мизерно смешны мои занятия в эти дни: немного «Теории литературы», чуть-чуть стенографии, самая малость физкультуры, капелька «Логики» (не занимаюсь, а пробую заниматься).
 В думах о будущем ощущаю незаполненную пустоту. Обычными представлениями о жизни, которые имеются в моём сознании, её заполнить невозможно. Впереди… неизвестное и… не совсем приветливое.
   Регулярные занятия по самовоспитанию, вероятно, прервутся. Собирался написать рассказ на конкурс, вряд ли это осуществится. Ожидающий отпуск – это только «подсахаривание» предстоящего».

14 марта 1948 г.
  «Человеческому уму, в массе своей, свойственна консервативная косность, а именно боязнь нового, нежелание оторваться от старого, так сказать, инстинкт обжитого («приручённого»). По этому поводу есть хорошая древняя пословица: «Кто вперёд не идёт, тот назад подаётся»».

21 июля 1948 г.
   «Если у тебя появилась тяга к необычайному, неизведанному, если тебя тревожат грёзы о других странах, мирах, людях, живущих там, то «раскуй» свою фантазию и посети её целиком литературе. Только она наполнит твои задыхающиеся легкие свежим воздухом, раскроет шире твои глаза, распутает мысли и даст возможность ощущать желанное. Писать обо всём этом, это – жить в иных мирах.
   Часто духовный мир писателя богаче впечатлениями, чем духовный мир самого незаурядного путешественника, который видел многое, но увы, беден фантазией».

2 ноября 1948 г.
   «Творчество моё не клеится. Чувствую страшное раздвоение: сильное желание писать (болезненное и мучительное по своей природе) и, с другой стороны, холодная насмешка разума («на бумаге мысль потеряет свои соки, завянет…  на бумаге ты бессилен»).
  Стараюсь объяснить это тем, что сам я в своём мировоззрении значительно продвинулся (вышел на новый рубеж), а мои литературные методы, приёмы, чаяния – остались на прежнем рубеже. Придут ли они ко мне? Сумею ли я их поставить на новую основу? Да имею ли теперь новую основу (жизненный опыт). Вот в чём причина моего душевного кризиса…  и время - мой лекарь».

6 января 1949 г. 
  «Пусть, будущая жизнь – сплошная неопределённость с широким ассортиментом «хорошего» и «плохого». Предстоящей жизни нечего бояться, хотя бы потому, что при большом желании «плохого» можно избежать, а «хорошего» добиться. Только вера в себя, только вера в «хорошее» делает человека оптимистом. Я знаю, что мне свойственны сомнения, но они не мешают мне жить, а, наоборот, заставляют мучиться, опасаться, размышлять. Они приучают меня жить по-человечески, по-настоящему».

10 февраля 1949 г.
  «Знания удлиняют руки, делают зорче глаза; чувства от знаний становятся красивее, глубже, много образнее; мысли более трезвыми и чёткими. Человек, который много знает - больше живёт, больше забирает от жизни благ, впечатлений и радости. Иной живёт сто лет, а узнает и почувствует меньше человека, жизнь которого была двадцатилетней».

11 февраля 1949 г.
      «Много ли стоит человек, у которого голова подобна копилке знаний? Очень мало только приобретать знания, необходимым дополнением к этому является их умение использовать практически. Грош цена «большому умнице», который начинён науками и не переводит их в дело. Гораздо больше стоит обыкновенный человек, умеющий перевести обыкновенные знания в обыкновенное дело».

31 августа 1949 г.
  «Почему-то сегодня очень чётко представил свой жизненный путь. Это дорога упорной учёбы, борьба за аттестат, Академия. Сколько ещё нужно потратить энергии, сил; сколько ещё нужно уходить от любимых предметов, бороться с ленью, малодушием!».

5  декабря 1950 г.
  «Всё, что я писал полмесяца назад, совершенно правильно! Осознавать что-либо – это не значит ещё уметь...  с горечью признался самому себе, что я ещё очень далёк от Академии. Более того, я очень далёк и от серьёзного отношения к академической учёбе: как можно стать инженером без любви к математике и механике? А ведь это так.
  Область гуманитарных наук, притягательная своей осязаемой жизненностью, всегда была ближе для меня, чем абстрактный мир чисел и величин или сухие расчёты ферм и блоков. Только в эти напряжённые от учёбы дни я понял, что пришёл в Академию не по зову своих умственных интересов, а скорее по желанию изменить образ жизни (начать её на более высоком уровне, пускай даже не гармонирующим моей натуре).
  Что же дальше? Вот уже второй день текут мои думы, оставаясь без итога, без выводов, без решения.
  Самообразование! Этот инструмент интеллектуального роста и самоусовершенствования, без всякого сомнения, остаётся со мной.
  Над чем работать? Это определить гораздо труднее. Пусть о виде занятий мне подскажет само будущее».
   
   Ответ на поставленный в «Дневнике» вопрос (см. запись от 5  декабря 1950 г.)
 был получен в стенах Академии.
   Академическая учёба обогатила меня системными знаниями. Усилиями педагогов  в моей голове был наведён удивительный порядок. Я стал смотреть на окружающий мир как бы новыми, более зоркими глазами. Пришли понимание и любознательность в новых, ранее незнакомых мне областях знаний.
   И, самое главное, в Академии я соприкоснулся с научным творчеством. Первоначально этому обстоятельству не придавал никакого значения, т.к. считал научное творчество — не своим выбором. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.
   Мой путь в науку начался с заурядного спора с коллегами по учёбе. Обсуждался вопрос - может ли дымовая завеса противостоять световому импульсу ядерного взрыва? Я (в одиночестве) утверждал, что может (ведь туман ослабляет солнечную радиацию). Мои оппоненты отрицали такую возможность и приводили свои аргументы. Спор был дружеский и не имел какой-нибудь серьёзной подоплёки. Как часто бывает в мужских компаниях, он закончился мировым соглашением – проигравшая сторона «ставит бутылку коньяка». 
   Я с детства неуступчив в спорах и чтобы доказать свою правоту задумал натурный эксперимент. Его предполагал провести в период практики на военном полигоне под городом Саратов. Для тщательной подготовки задуманного пришлось заняться теорией вопроса. В результате изучения специальной литературы я нашёл теоретическое подтверждение своей догадки (насчёт радиации солнца, тумана и светового импульса при ядерном взрыве). Оказалось, что световой и тепловой спектры радиации солнца могли служить удовлетворительной моделью светового излучения воздушного ядерного взрыва. Теперь нужно было определиться с прибором для измерения солнечной радиации и получить разрешение на использование дымовых средств на полигоне.
  Прибор (актинометр) для замеров солнечной радиации я нашёл на кафедре метеорологии, немало удивив преподавателя, дававшего мне инструктаж. О проведении эксперимента на полигоне договорился с руководителем практики.
   Летом в Саратовской области стоит иссушающая жара. Солнце на небе палит целый день, поэтому проблем с солнечной погодой не возникло.
   Испытания прошли успешно. В процессе их проведения мне оказали активную помощь товарищи по учебной группе (Е. Аверин, Е. Андреев, Е. Бондаренко, Н. Карпов, С. Малашин, В. Огнев). Они обслуживали дымовые шашки, поддерживая в рабочем состоянии дымовую завесу.  Я же с актинометром всё время находился «в дыму» и замерял солнечную активность. Оказалось, что дымовая завеса способна понизить солнечную радиацию в 7 - 8 раз. Одним словом пари я безоговорочно выиграл. У меня и моих добровольных помощников (и оппонентов) появился убедительный повод отметить это «знаменательное событие» бутылкой коньяка.
   Однако результаты испытаний привели к другим, более весомым последствиям.
   Собранные мною материалы в период подготовки эксперимента и сами результаты эксперимента стали основой моего дипломного проекта («Защита маскирующими дымами береговых объектов и баз флота от поражающего действия светового излучения ядерного взрыва»).
  Моё настроение ещё больше поднялось, когда спустя 2 месяца, после испытаний, в Академию поступило «Информационное сообщение» о проведении аналогичных работ в США. Оказалось, что в своих азартных изысканиях я был не одинок. Ту же задачу решали и учёные в США. Их оценки возможностей дыма практически совпали с моими результатами. Как американцы моделировали световое излучение ядерного взрыва, в сообщении не указывалось. Сомневаюсь, что для этой цели они использовали солнце.
   Можете себе представить, как я был горд, получив экспериментальное  подтверждение собственной идеи. Я впервые ощутил завораживающую притягательность вдохновения от научного творчества.  Пришло понимание того, что я способен «творить» не только в поэзии и прозе, как был убеждён раньше, но и в науке.
   Так произошло моё «крещение» на алтаре науки. Как потом оказалось, первый успех в «научном творчестве» на много лет вперёд предопределил мою судьбу и дальнейшую службу в ВМФ.
   Более крутой поворот в моей жизни (я назвал его в шутку «Эффектом Золушки») произошёл в марте 1955 года на защите дипломного проекта в Академии.
  Приёмную комиссию возглавлял Начальник 10 Научно-исследовательского института ВМФ контр-адмирал А.С. Антипов. Сразу же после защиты моего дипломного проекта он захотел познакомиться со мной и, после лестного отзыва о моём докладе, предложил работать в его Институте в качестве старшего научного сотрудника.
   Такое предложение было для меня большой неожиданностью. До этого момента о карьере научного работника я даже не думал. Я сразу же дал согласие, однако, посетовал, что ранее согласился служить на Севере на соединении надводных кораблей. Александр Сергеевич заверил, что добьётся изменения проекта приказа Главнокомандующего.
  К слову сказать, моему дипломному проекту была дана высокая оценка не только Государственной экзаменационной комиссией, но и командованием флота. За успешную работу в научном обществе слушателей Академии Главнокомандующим ВМФ поощрил меня денежной премией.
  После этого разговора с А.С. Антиповым я закончил с отличием ВМАКВ им. А.Н. Крылова (Академию) и ожидал приказа о назначении либо на Северный флот, либо в 10 НИИ ВМФ.
  Начальник 10-го НИИ ВМФ А.С. Антипов слово своё сдержал, проявив при этом завидную оперативность и настойчивость в переговорах с Управлением кадров ВМФ. Он добился, казалось, невозможного - выпускник Академии «командного», а не «инженерного» профиля,  вопреки действующим правилам был назначен в 10 НИИ ВМФ на должность старшего научного сотрудника. С тех пор прошло много лет. Однако, до сих пор я испытываю глубокую признательность Александру Сергеевичу (ныне покойному), разглядевшему во мне задатки научного сотрудника и толкнувшего меня на новый творческий путь.
  После этого знаменательного события я прожил 52 года в прекрасном творческом мире научного поиска. Судьба благоволила мне. Я стал доктором технических наук, профессором, начальником научного отдела, вошёл в элиту научных кадров ВМФ.
   
   В заключение хотелось бы поделиться открывшейся мне истиной.
  Творчество, как таковое, многогранно, и в определении своего призвания можно легко ошибиться. Тем более, нельзя его заранее предвосхитить.
  Каждый человек, находясь у истоков самостоятельной жизни, неоднократно будет стоять перед выбором «Своего пути и призвания» и неоднократно должен принимать ответственные решения.
   Эти переходы будут более удачны и безопасны, если к ним готовиться заранее, двигаясь по тернистой дороге жизни. Рецепт подготовки для всех одинаков.
  С юных лет необходимо развивать в себе творческую составляющую ума и личности, а именно — способность (потребность) творить и испытывать вдохновение при выполнении любой, даже простейшей или неинтересной, работы.
  При серьёзном отношении к развитию этой «рукотворной способности», она, рано или поздно, как нить Ариадны, приведёт Вас к «Вашему пути» и «Вашему главному призванию».








Список литературы


[1] — А. Кирсанов. «Смерть капитана Челикова»

[2] – И.П. Павлов. «Рефлекс цели». Сообщение на 3-ем съезде экспериментальной педагогики в Петрограде 2 января 1916 г.

[3] –  Н. Заболоцкий. «Не позволяй душе лениться»
[4] – А. Кирсанов.  «Ступени»
[5] – Б. Васильев. «Летят мои кони»
[6] - А. Крон. «Бессонница»
[7] - С.И. Ожегов. «Словарь русского языка». М.: «Русский язык», 1984
[8] - М. Анчаров. «Самшитовый лес»
[9] - Б.Л. Пастернак. Лирика («Быть знаменитым некрасиво»). Минск: Харвест, 1999, с. 290

[10] - Л.Н. Толстой. ПСС (Юбилейное издание под общей ред. Черткова). М., 1928 – 1952
[11] - Н.Г. Чернышевский. ПСС, том 1-16. М., 1934 – 1953
[12] - А.Д. Александров. «Научная установка нравственности»
[13] - А.С. Арсеньев. «Наука и человек» (философский аспект)
[14] - Л.И. Гумилёв. «Этногенез и биосфера Земли»
[15] - Чарльз Дарвин. «Воспоминания о развитии моего ума и характера». М., 1957
[16] — И.П. Павлов. «25-летний опыт по физиологии»
[17] - В.М. Теплов. Учебник психологии. М., 1946, с. 211
[18] - И.П. Короленко, Г.В. Фролова. «Чудо воображения»
[19] - А.С. Кармин, Е.П. Хайкин. «Творческая интуиция в науке». «Философия».  М.:  «Знание», 1971

[20] - В.Ф. Асмус. «Философская энциклопедия», т. 4, М., 1967
[21] - Анри Пуанкаре. Доклад на международном конгрессе физиков; Париж, 1900
[22] - Джон Фаулз. «Любовница французского лейтенанта». С-П.: «Азбука. Классика», 2005, с.325

[23] - Генри Саттон. «Гром среди ясного неба»

[24] -  С. Лем, «Сумма технологий»

[25] - К.И.Скрябин. «Качества истинного ученого». Сб. «Наука и молодежь». М., 1958, с. 184.

[26] - Д. Гранин. «Зубр»

[27] - Фёдор Углов. «Человек среди людей»

[28] - Георгий Шахназаров. «И деревья, как всадники»

[29] - Юлиан Семёнов. «Бомбы для председателя»

[30] - Оноре де Бальзак. «Провинциальная муза»

[31] - Фирдоуси. «Шах Наме». том 1-2. М., 1957-1960

[32] - Сенека. «Избранные письма к Люцию». СПБ, 1893

[33] - Сборник «Изобретатели и исследователи». СПб, 1909, 33-34

[34] - «Наука и промышленность», М.,1928, с. 21

[35] - Сборник «Физика и реальность», М., «Наука», 1965, с. 337

[36] - Я.А. Понамарёв. «Психика и интуиция». М.: «Политиздат», 1967, с.231

[37] - А.Н. Колмогоров. «Математика на по­роге вуза». (В книге «Наука сегодня»). М.: «Молодая гвардия», 1969, с. 224

[38] - П.С. Александров. «Мера таланта, эстетика». (В книге «Наука сегодня»). М.: «Молодая гвардия». 1969, с. 251

[39] - Д. Пойа. «Математические откры­тия». М.: «Наука», 1970, с. 237

[40] - И.П. Павлов. «Труды», том 2. М., 1946 , с. 43

[41] - Шапиро, «Заметки литературного редактора» («Казанский медицинский журнал»). Казань,  1940, 5; 15

[42] - А.С. Пушкин. ПСС, том 7. М., 1951, с.15

[43] - М.Н. Погодин. «Николай Михайлович Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников». М., том 1-2, 1866

[44] - И.С. Тургенев. ПСС, том 11. М., 1949 г., с.131

[45] - А.Н. Колмогоров. «О профессии математика». М., 1960, с. 10

[46] - Ф.М. Достоевский. «Братья Карамазовы»

[47] - А.П. Чехов. Собрание сочинений, том 8, М., с. 101

[48] - Цицерон. «Тускуланские беседы»:

[49] - П.А. Вяземский. «Я не умел постигнуть в жизни смысла…»

[50] -  Д.И. Писарев. «Реалисты». ПСС, том 1 – 6. СПб., 1904 – 1909




















Содержание



Гимнастика ума (вместо
О понятии и употреблении слова
Главные профессиональные качества
Прав ли Джон Фаулз, называя учёных джентльменами?........................................19

Писатели о науке и
Экскурс в «творческую кухню»
Препятствия этнической природы
Кое-что из личного
Список