Марк Табол наконец закончил монтаж нового ретранслятора, до вахты оставалось еще минут сорок, которые он решил провести снаружи, болтаясь в безвоздушном пространстве. За работой особенно не поразмышляешь, но стоит остановиться, и в голову обязательно приходят всякие странные мысли. Когда от бесконечной пустоты тебя отделяет плексиглас шлема и пара сантиметров дыхательной смеси, поневоле становишься философом. Но одно не давало Марку покоя: в очередной раз он не мог решить, какое положение в пространстве должно занимать его тело. Сейчас в трех метрах под его ногами находилась матово-белая обшивка орбитальной станции с большой надписью «АРЕС-2». Но стоило посмотреть вверх, и мир тут же переворачивался с ног на голову. Обкусанный красный диск Марса был таким огромным, что на нем отчетливо различались горные хребты, долины и даже периодически бушующие пыльные бури. В такие моменты Марк представлял, как он падает вниз головой прямиком на каменистую поверхность планеты. Но, конечно, это было обманом, на самом деле, он висел рядом со станцией, которая плыла по своей орбите в двух сотнях километров над Марсом. На станции вместе с ним находился еще один техник, а остальные шесть членов экипажа первой межпланетной экспедиции уже неделю обживали бункер, построенный автоматами под поверхностью планеты за полгода до их прилета.
Одно удивительное наблюдение Марк сделал еще во время подготовки к полету. Перед отправкой к лунной стартовой площадке ему пришлось провести неделю на международной космической станции, которая вращалась на высоте четырехсот восьмидесяти километров над уровнем моря. И когда он наконец прибыл в лунное поселение, его поразил не размах строительства, не размеры нового термоядерного реактора, питающего экспериментальные модули с искусственной гравитацией, и даже не следы, оставленные первыми космонавтами почти век назад. Марка удивил тот факт, что ни он, ни кто-либо еще из полутора тысяч жителей поселения не мог точно сказать, когда «над» превратилось в «от». Два дня назад восемь человек были на высоте пятисот километров над землей, а сегодня они уже в четырехстах тысячах километров от земли. Это было первым столь ярким свидетельством иллюзорности человеческих границ, с которым столкнулся Марк. И даже если сейчас он похож на маленькую пылинку, затерявшуюся в рукаве Ориона галактики Млечный Путь, это совсем не значит, что он на самом деле ей является. Ведь благодаря усилиям тысяч таких же пылинок он все-таки оказался в пятидесяти миллионах километров от дома. Это, по мнению Марка, неопровержимо доказывало безграничность человеческого Духа. Плоть ограничена временем и пространством, но Дух беспределен, он простирается везде и всегда. Именно поэтому он способен закинуть плоть в самые невероятные уголки Вселенной.
— Табол, — прошипел в наушниках резкий голос Горана Ребо, — ты там не уснул? Принимай вахту.
— Уже иду, — ответил Марк, хватаясь за страховочный трос, соединяющий его со станцией.
В воздушном шлюзе он освободился от скафандра и вплыл в рубку станции. Горан разговаривал с кем-то по видеосвязи, параллельно проверяя работу ретранслятора.
— Да, — говорил он, — думаю, за пару недель выведем оставшиеся спутники и начнем тесты, максимум через месяц все будет готово. У вас как дела?
— Пойдет, — ответило ему с экрана худое лицо с сединой на висках, это был заместитель главы экспедиции Палмер Деини, — закончили проверку герметичности, все наконец разместились. Строительство в разгаре, но места уже много: гараж на четыре ровера, три лаборатории, восемь личных модулей. Дубич сейчас снаружи, проверяет генераторы, скоро выйдем на номинальную мощность, будет совсем, как на курорте. Да, что вспомнил, — добавил он, — маяк Ареса-1 включился. Он километрах в тридцати к северо-востоку, Агин собирается съездить к месту падения.
— Смотрю, вы там без дела не сидите. Рад слышать, что все хорошо, — Ребо продолжал возиться с настройками ретранслятора. — Следующий сеанс связи через четыре стандартных часа, отбой.
Изображение лица на мониторе сменили столбцы цифр и графики диагностической системы.
— Горан, как думаешь, это справедливо? — спросил Марк, подплывая к иллюминатору, за которым висела красная глыба Марса.
— Ты о чем?
— Обо всем. — Ответил он, с тоской глядя в пустоту. — Теперь я точно понимаю, что чувствовал Коллинз. Висел там, в космосе, наблюдая, как Армстронг и Олдрин прыгают по Луне. Представь только, пролететь тысячи километров, чтобы так и не спуститься на нее. Думаю, ему было обидно, а мы, между прочим, пролетели гораздо больше. И вот теперь они там развлекаются, гоняют на роверах по красным холмам, живут каждый в своей комнате, спят в нормальных кроватях, а мы болтаемся тут в душной жестянке.
— Не будь занудой, — ответил Ребо, — закончим тут все и спустимся к ним через месяц. Если будешь меньше болтать и больше заниматься делом, то все произойдет гораздо быстрее. И вообще, смотри на это с другой стороны. Для них к тому времени Марс уже будет рутиной, а у нас все впереди: спуск, первый выход, первая прогулка по поверхности и все остальное. Это они должны нам завидовать.
— Я понимаю, — проворчал Марк, — но полет уже выжал из меня все силы. Я устал от постоянной тошноты и опухшего из-за невесомости лица; мне надоело торчать в коробках без верха и низа, есть через трубочку, пристегивать себя каждый день ремнями к беговой дорожке. Я хочу увидеть нормальный закат, пить воду из стаканов и есть из тарелок, а не из пластмассовых тюбиков, хочу запнуться и упасть, в конце концов, пусть и при силе тяжести втрое меньше земной.
— Полгода в космосе кого угодно измотают. Я устал не меньше твоего, — вздохнул Горан, уплывая через круглый люк в тренажерный модуль, и уже оттуда громче добавил: — но скоро и мы заживем, как нормальные марсиане.
Закончив проверку последнего генератора, Виктор Дубич всмотрелся в пустынный безжизненный пейзаж и голубой закат холодного марсианского солнца. Никогда не затихающий ветер, насквозь продувающий каменистые равнины, поднимал тонны пыли, которая оседала на скафандре и всех постройках, делая их такими же холодными и безжизненными, как и все остальное на этой мертвой планете. Больше года человечество метр за метром вгрызается в промерзший грунт Марса, но не так просто завоевать планету, если она этого не хочет. Марс сопротивлялся, он отбирал себя обратно. Даже в бункере не было спасения, пыль проникала в мельчайшие трещины, забивала воздушные фильтры и оседала в воде, превращая ее в грязную жижу. Ни один человек в здравом уме не согласился бы назвать это жуткое место своим домом, правительствам придется постараться, чтобы заманить на Марс будущих колонистов.
За полгода полета все на столько устали от замкнутых пространств, что после шестидневного карантина тут же выбрались на поверхность. Виктор уже третий час бродил вокруг станции, проверяя работу ветровых генераторов, которые давали поселению электроэнергию. Но больше всех, конечно, отличились глава экспедиции и географ-метеоролог, Николай Агин и Сол Аллао. Сославшись на необходимость проверки работоспособности роверов, они укатили за тридцать километров от бункера к месту падения маяка автоматической станции «АРЕС-1». Виктор еще раз взглянул на солнце, почти скрывшееся за близким горизонтом, и зашагал по направлению к станции. В теле ощущалась необычайная легкость, не смотря на семь месяцев, проведенных в невесомости. Организм, проживший три десятка лет при земном тяготении, никак не мог привыкнуть к тому, что теперь он весит тридцать килограммов вместо восьмидесяти. Еще большую путаницу в ощущения вносил тот факт, что масса, а значит и инерция, остались теми же, вместе со скафандром это было почти сто двадцать килограммов.
В кают-компании бункера уже собрались все оставшиеся на станции члены экипажа. Одри Сати — медик и биолог экспедиции — читала почту на своем электронном планшете, а Палмер Деини за кружкой кофе тихо беседовал с механиком Генри Лоддом.
— Мы как раз Вас ждем, — обратился Деини к вошедшему Виктору.
— Что-то случилось?
— Присаживайтесь, — Палмер указал на стул, — кофе будете?
— Нет, спасибо. — Ответил Виктор, потянувшись за пластмассовым графином. — Я, пожалуй, воды выпью. Так, что произошло?
Деини тяжело вздохнул, уставившись в стол.
— До самого последнего момента я надеялся, что наша экспедиция пройдет без серьезных проблем. Увы, должен признать, — сказал он, посмотрев на присутствующих, — у нас первое чрезвычайное происшествие. Как вам всем известно, около полутора часов назад Николай Агин и Сол Аллао выехали к месту падения радиомаяка. Двадцать минут назад, в запланированное время, они не вышли на связь.
— А я предупреждал, что затея плохая, — флегматично заметил Лодд, — надо было тут роверы обкатать, как следует.
— Как бы там ни было, Генри, — продолжил Деини, — теперь нам придется что-то предпринимать, исходя из текущей ситуации. По последним данным они находились в трех километрах от маяка. Сколько кислорода могло остаться у них?
— Вместе с тем, что есть в ровере, — ответил Лодд, — должно хватить еще часов на семнадцать или около того.
— Уже неплохо, что с запасом хода ровера?
— На основных аккумуляторах где-то сто километров, — сказал Дубич, — плюс резервные на двадцать. Значит, с учетом того, что они накатали вокруг бункера, остаться должно чуть больше семидесяти.
— Итак, — Деини постучал кончиками пальцев по столу, — предлагаю следующий план действий. Генри, ночная вахта ваша? — Лодд кивнул. — Если Агин выйдет на связь, немедленно доложите. И попросите орбитальную станцию просканировать район в оптическом и инфракрасном диапазонах, может быть, удастся что-то увидеть. Параллельно подготовьте второй ровер. Виктор, у нас с Вами шесть часов отдыха, ближе к рассвету выдвигаемся. Одри, за время нашего отсутствия подготовьте лазарет, возможно, понадобится Ваша помощь. Предложения или возражения есть?
Наступило минутное молчание.
— Отлично. — Закончил Деини.
К утру ситуация не изменилась. Всю ночь в окрестностях бункера бушевала песчаная буря, и Марк Табол, дежуривший на орбитальной станции, смог лишь определить, что ровер стоит рядом с холмом, за которым, судя по всему, и находился радиомаяк. От самого Агина никаких известий не приходило.
Когда заспанный Виктор поднялся в ангар, Деини с Лоддом уже заканчивали перетаскивать оборудование и кислородные баллоны в ровер.
— Доброе утро, — сказал Палмер, укладывая ящик, — собирайтесь быстрее. Прокатимся вокруг станции для успокоения души и в путь.
Виктор зевнул, пуская густые клубы пара, и поежился: технические помещения станции практически не отапливались, и в ангаре было не больше пяти градусов тепла.
— Да, сейчас, — ответил он, растирая замерзшие руки, — дайте мне пять минут.
Через полчаса Виктор уже гнал ровер по пустыне, блестящей от утреннего инея. Рядом с ним, развалившись в кресле, Деини разглядывал проплывающий мимо пейзаж. Большую часть пути проделали молча: Виктор сосредоточенно следил за дорогой, а Деини наслаждался видом за окном, изредка проверяя направление по приборам и передавая координаты на базу.
— Поразительно, — сказал Палмер, смотря на фиолетово-голубой восход, переходящий в темно-розовое небо, — за последние несколько миллиардов лет в этих местах до нас появлялись всего два человека.
— Да, странно, — сухо ответил Виктор.
— Неужели, у Вас это не вызывает трепета или каких-нибудь эмоций? — Удивился Деини.
— Хотел бы я разделить Ваш восторг, но нет. Пустыни мне и на Земле не особенно нравились.
— Что же тогда заставило Вас лететь в такую даль?
Виктор смущенно улыбнулся.
— Моя бывшая жена. Она постоянно повторяла, что я безвольный конформист, живу в тихом спокойном мирке, никуда не высовывая носу. — Возмущенно сказал он. — Видите ли, я не способен на настоящий мужской поступок, который мог бы ее удивить, заставить снова влюбиться в меня.
— Понятно. — Лукаво улыбнулся Деини. — И Вы решили доказать ей обратное?
— Нет, — помотал головой Виктор, — себе. Ведь в чем дело: задеть может только правда, а ее упреки меня действительно задевали. И в очередном порыве гнева я подал заявку на участие в полете, а когда прошел отбор, и начались тренировки, обратной дороги уже не было. Честно говоря, не думал, что пройду, для меня это было неожиданностью.
— Но ей-то Вы об экспедиции рассказали?
— Нет. Она узнала обо всем из новостей. Дозвонилась, когда я был уже на Луне. Видели бы Вы ее лицо, — захохотал Виктор, — говорила, что я сошел с ума, что она имела в виду совершенно другое.
— Могу себе представить. — Деини тоже засмеялся. — Так, Вы доказали себе, что хотели?
— Не знаю, — Виктор тяжело вздохнул, — кажется, она была права. Марс меня угнетает: мертвая пустыня до самого горизонта, всюду этот мелкий противный песок. Я думал, все будет по-другому: первые люди на другой планете, в миллионах километров от дома, это обещало быть чем-то грандиозным. Помните, с какой помпой нас провожали? Но теперь для меня это просто работа, и я жду того момента, когда мы отправимся домой, чтобы снова спрятаться в своем уютном мирке. Геройство меня не привлекает.
— В чем-то Вы правы, — ответил Деини, — геройство действительно не Ваш удел, Виктор. Но Вы же не думаете, что к полету на Марс допустили бы безвольного человека? Вот, что я скажу. У Вас в крови нечто лучшее — рассудительность. Вы не испытываете эйфории от осознания того, что гуляете по чужой планете, но и в критической ситуации Вас очень трудно вывести из равновесия. Вы даже в уныние впадаете последовательно и логично, взвесив все за и против.
— Вы действительно так думаете?
— Я заместитель главы экспедиции, — серьезно ответил Деини, — и в мои обязанности входит изучение психологических портретов ее участников. Кто-либо другой на Вашем месте без колебаний покинул бы проект, но у Вас есть понятие о долге перед коллегами, перед друзьями, перед человечеством наконец. Вы жертвуете собственным комфортом и благополучием ради общей цели, и, поверьте мне, мы все это ценим.
— Приятно такое слышать, — смутившись, сказал Виктор.
— Знаете, — продолжил Деини, — я надеюсь, что когда-нибудь тут, на Марсе, люди построят новый мир, лишенный недостатков старого. И мы с Вами прокладываем им дорогу. Это трудная, но благородная работа. По крайней мере, мне хотелось бы верить, что наши лишения не напрасны, и здесь будут не только рудники и бюрократы.
— Думаете, кто-то согласится тут жить?
— А почему бы и нет? Уже есть проекты целых марсианских городов с садами и зелеными парками. Думаю, лет через пятьдесят жители земных мегаполисов будут чувствовать себя тут достаточно уютно.
— Звучит заманчиво, — ответил Виктор.
— Вот об этом я и говорю, — снова рассмеявшись, сказал Деини, — мечтатели потянут стратегов на Марс, а стратеги не дадут мечтателям остановиться на полпути от цели.
Они въехали на невысокий холм, и динамик радиоприемника, молчавший всю дорогу, вдруг начал издавать равномерные щелчки.
— Добрались, — довольно сказал Виктор, останавливая ровер, — сигнал мощный, они где-то рядом.
Палмер поднес бинокль к глазам:
— Чуть правее, метрах в трехстах, видите? — сказал он, потянувшись к рации. — Генри, ты нас слышишь?
— Да, слышу, но с трудом, — донесся из динамика заспанный голос механика, — у нас тут снова ветер поднялся, сигнал слабый.
— Мы в трехстах метрах от ровера, — ответил ему Палмер, — Попробуем подъехать поближе, следующий сеанс связи через тридцать минут.
За время ночной бури ровер порядочно занесло песком. Еле видневшиеся следы тонкой змейкой тянулись от него за высокий холм. Виктор стер перчаткой слой пыли с люка, закрывающего разъемы для подключения диагностического оборудования, и открыл чемодан с аппаратурой.
— Виктор, — позвал его Деини, уже забравшийся на холм, — подойдите-ка сюда.
— Сейчас, — ответил Дубич, подключая разноцветные кабели к разъемам; на экране планшета в это время появлялись различные цифры и диаграммы. — Странно, с ровером все в порядке. Батареи заряжены, все узлы в норме, передатчик жив.
— Да бросьте Вы там ковыряться, идите сюда, — раздраженно крикнул Деини.
Виктор оставил подключенный диагностический комплекс и зашагал к вершине холма по каменистому склону.
— Что еще там стряслось? — Спросил он и замер на месте.
Перед ними, в долине между холмов, стояла плосковерхая пирамида из черного матового материала. Под ее поверхностью вспыхивали яркие фиолетовые символы, складывающиеся в причудливые вертикальные строки, в эти моменты в наушниках слышались слабые статические разряды, как в грозу по длинноволновому радио. Два ряда следов вели к высокому черному проему, который, судя по всему, служил входом.
— Это не маяк, — наконец выговорил Виктор.
— Определенно, нет, — Палмер заворожено наблюдал за вспыхивающими надписями.
— Тогда что это?
— Понятия не имею, но, кажется, оно работает. — Сказал Деини, шагая вниз по склону.
— Палмер, — растерянно воскликнул Виктор, — Вы же не собираетесь заходить внутрь?
— А что нам остается? Вернуться на базу и рассказать, что Агин и Аллао, кажется, находятся в черной пирамиде посреди марсианской пустыни, но мы не уверены, потому что не решились туда зайти?
— Но это же безумие, мы даже не знаем, зачем она тут стоит. Надо хотя бы Лодда предупредить.
— Да, бросьте Вы, — сказал Деини, — тут помехи такие, что мы не пробьемся, а сейчас каждая минута дорога. Это же всего лишь здание. Зайдем, осмотримся, трогать ничего не будем. Если никого не найдем, съездим обратно на холм и свяжемся с бункером.
— Да, конечно, — Виктор неуклюже размахивал руками в скафандре, — это всего лишь здание в центре марсианской пустыни, построенное всего лишь марсианами. Делов-то. Действительно, что с нами может случиться в пирамиде, по которой бегают фиолетовые закорючки?
Палмер вздохнул:
— Говорите, их ровер в порядке?
— Да, — кивнул Виктор.
— Вот что, — Деини помолчал, собираясь с мыслями, — как только я туда зайду, связь между нами прекратится, вряд ли эта штуковина прозрачна для радиоволн. Вы ждите меня у выхода на случай, если понадобится помощь. Если через двадцать минут я не дам о себе знать, берите ровер и отправляйтесь обратно на базу. Если же и через двенадцать часов от меня не будет никаких известий, действуйте, как сочтете нужным. На время моего отсутствия — Вы старший.
Они поднялись на широкую матово-черную платформу, которая испускала под ногами мягкое фиолетовое свечение. Разряды в наушниках превратились в тихий низкочастотный гул.
— Уверены, что стоит туда заходить? — Спросил Виктор, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в темном коридоре.
— Я буду осторожен, — ответил Палмер и шагнул вперед.
Казалось, пустота поглотила его: ни света фонаря на стенах, ни силуэта скафандра, ничего не было видно. Радиосвязь тоже прекратилась, как будто их друг от друга отрезала черная непроницаемая стена. Чтобы скоротать время, Виктор стал ходить кругами по платформе, считая шаги и наблюдая за тем, как под ногами вспыхивают и медленно гаснут фиолетовые огни. Так прошло пятнадцать минут, но Деини все не появлялся. Виктор снова подошел к входу в пирамиду и увеличил мощность передатчика до предела:
— Палмер, время вышло. Вы меня слышите? — Несколько секунд он ждал ответа, но низкий гул прерывался только редкими электростатическими разрядами.
На вершине ближайшего холма танцевали почти невидимые пыльные смерчи, заметая свежие следы. Марс снова приводил себя в порядок. Бросать Палмера, особенно после недавнего разговора, Виктор не желал, но и, что делать, тоже не знал. Неужели он действительно трус, ни на что не способный обыватель, чудом попавший на Марс? Нет, пришла пора действовать, ведь именно за этим он летел сюда, пришло время показать, на что способен Виктор Дубич. Эта неожиданная мысль показалась Виктору весьма заманчивой и воодушевляющей. В конце концов, он ничего не теряет. А если вернется в бункер, то репутация его будет окончательно испорчена, и, конечно, этот случай всплывет при расследовании уже на земле. Виктор снова развернулся к входу в пирамиду и, затаив дыхание, протянул руку в пустоту. Перчатка исчезла в густой тени, но никаких неприятных ощущений не последовало. Он сделал шаг вперед, рука исчезла уже по локоть. И тут высоко в небе, на самом краю поля зрения, мелькнула огромная тень. Отпрыгнув от входа, как испуганный кот, Виктор стал озираться по сторонам. Казалось, в обстановке ничего не поменялось: все так же ветер мел по платформе песок, а в небе белело ничем не заслоненное солнце. Но теперь Виктор никак не мог избавиться от назойливого неприятного чувства, будто к нему прилип чей-то пристальный взгляд. Глубоко вдохнув, он шагнул в темный проем, в надежде, что под защитой стен ему станет уютней.
Сразу за входом начинался длинный, тускло освещенный тоннель, дальний конец которого терялся где-то далеко в темной дымке. Потолок и стены, испускающие мягкое фиолетовое свечение, были усеяны глубокими трещинами и сколами. Судя по всему, здание уже очень долгое время стояло без присмотра, и если прочные внешние стены сохранились в первозданном виде, то внутри пирамиды царили хаос и разруха.
— Эй, тут есть кто-нибудь? — Спросил Виктор.
Глухую тишину теперь не нарушал даже гул. Виктор сделал несколько осторожных шагов, по тоннелю эхом разлетелся хруст камней, рассыпанных по всему полу. «Эй, тут есть кто-нибудь?» — услышал он собственный голос, и тут же развернулся в сторону входа, но вместо черного проема увидел перед собой стену, покрытую паутиной трещин. «Сол, идите-ка сюда», — где-то за спиной сказал Николай Агин. Виктор повернулся на голос и увидел, как в один из боковых коридоров скользнул чей-то силуэт в скафандре.
— Аллао, стойте! — Закричал Виктор. Только теперь, он понял, что слышит звуки не в наушниках, а так, будто на нем вообще нет шлема. — Сол, Николай, вы меня слышите? — Повторил он, но из коридора никто не вернулся.
Снова воцарилась тишина, в которой теперь отчетливо слышался далекий шум ветра и волн. Виктор подошел к коридору, в который только что проскользнул Сол Аллао, и остановился в нерешительности.
С противоположного конца коридора через проем лился яркий солнечный свет, и доносились тихие, неразборчивые голоса. Виктору снова показалось, будто за ним кто-то наблюдает и ждет его следующего шага. Он пожал плечами, мысленно отвечая невидимому наблюдателю, что готов идти до конца, и шагнул в коридор. Шепот голосов тут же превратился в знакомый гул, а навстречу Виктору понеслись десятки черных силуэтов, похожих на человеческие фигуры. Он попытался рассмотреть один из них, и тут же все его тело пронзила такая жуткая боль, что он еле удержался на ногах. Виктор остановился, чтобы прийти в себя, и все разом стихло, остался лишь тихий шелест волн, накатывающих на берег где-то вдалеке. Он сделал шаг, и тут же мимо с гулом пронеслась пара силуэтов, еще один шаг — силуэтов стало больше. Чем дальше продвигался Виктор, тем сильнее нарастал гул и твердел воздух. В конце концов ему пришлось пробираться сквозь плотную пелену нечетких силуэтов, как через густой кисель. От напряжения ныли все мышцы, по лицу ручьями тек пот, а в глазах танцевали разноцветные искры. Вырвавшись из коридора, Виктор без сил свалился на платформу, жадно вдыхая душный воздух, циркулирующий в скафандре.
Отдышавшись, Виктор поднялся на ноги и осмотрелся. Стоял ясный, погожий день, со всех сторон пирамиду обступал густой лес, едва открывая вид на узкую полосу песчаного берега, по небу бежали редкие барашки белых облаков. Сквозь шлем доносился глухой рев моря и восторженные крики детей, которые бегали по берегу и ныряли в набегавшие сине-зеленые волны. Виктор разгерметизировал скафандр, с шумом выпустив остатки дыхательной смеси, бросил шлем на красный песок и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох. Воздух был непривычно свежим и прохладным. Мягкий ветер приносил с собой откуда-то из глубин леса необычайную гамму ароматов, среди которых отчетливо выделялся знакомый с детства запах земляники. От обилия новых ощущений у Виктора снова закружилась голова.
Внезапно все звуки заглушил протяжный металлический скрежет, а над пирамидой появилась огромная, высотой в сотню метров, черная головешка, обращенная узким концом к земле, верхний ее торец переливался фиолетовым свечением, как угли костра. Отдельные части головешки двигались друг относительно друга, создавая впечатление исполинского работающего механизма и живого существа одновременно.
Виктор был так заворожен зрелищем, что не сразу заметил, как кто-то начал теребить перчатку его скафандра. Он опустил взгляд и увидел перед собой рыжеволосого мальчишку лет шести-семи.
— Это Рарфордер, — пролепетал тот тонким голоском, — ты ему нравишься.
— Что? Ты о чем? — Удивился Виктор.
— Рарфордер, — мальчик указал пальцем в небо, — не сопротивляйся, он сделает тебе хорошо.
— Да. Конечно. — Задумчиво ответил Виктор, провожая взглядом мальчика, убегающего обратно к берегу, и снова уставился на проплывающие облака, пытаясь вспомнить, что так привлекло его внимание. В голове все перемешалось, он уже с трудом понимал, куда попал и откуда пришел.
Из леса к подножию пирамиды вышел, опираясь на длинную трость, высокий седой мужчина в серых брюках без стрелок, сером, длиннополом пиджаке, одетом поверх оранжевого свитера, и в оранжевых, под цвет свитера, туфлях.
— Добро пожаловать, — приветствовал он Виктора низким басом, — какими путями Вас занесло в нашу глушь?
Виктор вопросительно посмотрел на незнакомца.
— Вы же вышли из порта, не так ли? — мужчина указал тростью на пирамиду.
— Да, — неуверенно ответил Виктор, — кажется, да.
— Меня зовут Ирол Пацпер, я мэр этого захолустного городишки. — Мужчина поклонился. — Путешественники не особенно жалуют здешние места, поэтому я люблю встречать прибывающих лично. А Вы, я вижу, — мэр смерил Виктора взглядом, — издалека.
— Не поверите, — Виктор смущенно хмыкнул, — но я не знаю. В голове все как-то смешалось. Если честно, я смутно помню, как тут оказался, и совершенно не представляю, что это за место.
— Вы находитесь в северных землях Империи на побережье Океана, в городе Мекет. — Ответил Пацпер с помрачневшим взглядом. — Бьюсь об заклад, об Империи вы тоже ничего не знаете?
— Кажется, нет, — Виктор снова глупо улыбнулся, — простите. Видимо, я не первый, да?
— Не первый, — мэр задумчиво покачал головой, — были еще двое на прошлой неделе и один вчера. Все в таких же странных костюмах и тоже не помнят, как попали сюда. Да что там, попали, даже имен своих назвать не могли.
— Ну, уж это я помню, мое имя… Виктор.
— Рад знакомству, Виктор, — мэр указал на дорожку, уходящую в лес, — Пойдемте, я отведу Вас к остальным гостям, они живут тут недалеко, на окраине города. Может быть, Вы внесете ясность во всю эту ситуацию.
— Расскажите мне что-нибудь, какие-нибудь общеизвестные факты, — предложил Виктор, догоняя мэра, — вдруг память вернется.
— Ну, что же, — Пацпер размеренно вышагивал по мощеной дорожке, над которой нависали густые кроны деревьев, — давайте попробуем. Итак, сейчас идет девятьсот шестьдесят седьмой год Эпохи Объединения. Датой отсчета является год восхождения на престол Демота Тимзера. Это значимое событие положило начало объединению Империи со столицей в городе Лират и привело к тому, что теперь Империя занимает всю материковую часть.
— Материковую часть? — Удивился Виктор.
— Да, наш мир географически поделен на две части: материк на юге и Океан на севере. Всю материковую часть, как я уже говорил, занимает Объединенная Империя, по Океану же разбросаны островные государства, входящие в Океаническое Островное Содружество.
— Понятно, — Виктор на мгновение задумался, — послушайте, а что такое Рарфордер? У меня это слово из головы не выходит.
— Рарфордер? — Мэр добродушно рассмеялся. — Это сказка, древнее предание. Мне про него рассказывала еще бабушка. Рарфордер придумал весь мир. И пока он придумывает, мысли его приобретают плотность, постоянно меняясь. Но плотны его мысли только для нас, потому что мы часть выдуманного Рарфордером мира.
— То есть, мы — это мысли Рарфордера?
— Не только мы, а все, что Вы видите вокруг. Деревья, птицы, Вы, я, эта дорога, все есть Рарфордер, его мысль, обретшая плотность.
— Занятная теория, — сказал Виктор, примеряя на себя роль мысли Рарфордера.
— Не только занятная, но и действенная. — Продолжил мэр, — Бабушка всегда говорила мне, что Рарфордер придумывает только хороших мальчиков, поэтому я должен вести себя хорошо. Однажды я нашел тайник, в котором она прятал от меня конфеты и съел почти все. А ночью не мог глаз сомкнуть, боялся, что когда я усну, Рарфордер решит больше меня не придумывать, и я исчезну. На следующее утро я рассказал бабушке про конфеты. — На его лице появилась еле заметная улыбка. — Сейчас это кажется глупостью, но до сих пор я не в состоянии вспоминать эту историю без содрогания.
Они шли дальше в тени деревьев по узкой дорожке, окутанной лесной прохладой, и оживленно беседовали. И чем больше подробностей узнавал Виктор об этом неизвестном мире, тем больше он ему нравился. Но один вопрос никак не вылетал из головы: жил ли он тут всегда, или же пришел из какого-то далекого мира?