Командир, он и в Африке - Командир

                От автора.

Прошло уже тридцать лет после тех событий. Всё изменилось в нашей стране, нет СССР, нет союзных республик, где многие из нас жили  по много лет, и куда теперь даже при желании  нельзя поехать без наличия заграничного паспорта. Но, остались те, кто прошёл когда-то ту тяжёлую Афганскую войну. Первым, офицерам, прапорщикам, солдатам, вошедшим на афганскую землю в составе нашего «ограниченного контингента», тем, кто организовывал и обустраивал первые военные городки, строил бани, устанавливал связь, оборудовал боевые посты, летал за ранеными и садился там, где в мирное время, он ни за что бы не сел, посвящаю этот роман.
   Именно им, и особенно всем связистам, которых я там встречал за два года службы.
 Я не писатель, а военный человек, имеющий за плечами более тридцати лет службы, в том числе и в ДРА. Поэтому,  прошу заранее прощения за  некоторые неточности и погрешности в датах, названиях населённых пунктов и фамилиях тех людей, моих героев. Дневников я не вёл, поэтому всё пришлось восстанавливать по памяти. Но, атмосферу первых месяцев нашего пребывания там «за речкой», я постарался передать точно, правдиво и объективно ничего не приукрашивая и не скрывая. Все совпадения фамилий и имён, кроме некоторых, случайны. А жизненные ситуации, просто моя фантазия, чтобы разнообразить повествование.
     С уважением Валерий  Ростин.

               
                Моим друзьям - авиационным
                связистам  посвящается..


        КОМАНДИР, ОН И В АФРИКЕ- 
         КОМАНДИР…

                Роман о военной жизни.

                ..Нельзя узнать ум или сердце
                любого смертного до   тех  пор,
                пока он   не   стал   главой  над
                всеми. Власть  раскрывает сущ-               
                ность человека.
                Софокл.
                …Никогда не ставьте задачу,
                решение которой вам неизвест-
                но.
                Правило Берке.

 Весёлая компания, четверо молодых, хорошо физически развитых парней с четырьмя такими же молодыми и красивыми в своей молодости и наготе девушками, расположились на песчаном пляже  около озера под тенью  ветвистого дерева недалеко от воды.
Все  были уже достаточно загорелыми, потому что  лето было в полном разгаре, а оно в Азии очень жаркое.
  Парни были в плавках, а девушки в довольно смелых купальниках, которые уже почти ничего не скрывали от мужского взгляда.
   Они отдыхали уже несколько часов, изрядно накупались, напились пива и  съели  несколько порций  жареного шашлыка. Он жарился тут же на пляже под навесом, и оттуда шёл пряный запах жареного бараньего мяса, из которого делается настоящий узбекский  шашлык. Да, ещё и с добавлением курдючного сала.
   В это время мимо них, с  небольшой сумкой в руках, проходила  пара:   довольно плотный мужчина, среднего роста,  лет пятидесяти и   женщина, чуть ниже его ростом.
Шагая в  летних туфлях по песку, мужчина, абсолютно не обращал никакого внимания на  расположившихся вокруг людей, и был занят своими думами.
  Женщина,  шедшая рядом с ним, выглядела значительно моложе мужчины по возрасту.  У неё была красивая стройная фигура,  которую подчёркивал одетый на ней  светло-зелёный сарафан и босоножки на босу ногу.
  Она внимательно смотрела по сторонам своими серо-голубыми глазами, выбирая место в тени, где они со своим спутником могли бы расположиться.
   Когда они проходили мимо молодых людей, те, увидев мужчину, тут же, как по команде вскочили, вытянулись по стойке «смирно» и поздоровались.
 Он  тоже поздоровался с ними, улыбнулся и пошёл дальше. А его спутница,  тоже поздоровавшись, тем временем внимательно разглядывала девушек сидевших с ребятами.
  - Ребята,  а кто это такой важный, что вы, при его появлении, тут же вскочили со своих мест и даже пиво не допили? – спросила насмешливо, одна из девушек, стройная, черноволосая Полина, когда парни сели на свои места.
 - Это наш командир! – ответил за всех самый старший из них, Пётр Лукин, сидящий напротив девушки.
-Ну, и что же, что командир? Он же тут на пляже в гражданской форме, а не в военной. Вы не в части, а на отдыхе. Да и он, судя по всему тоже, и сейчас вы не его подчинённые.
- Тут Полина ты не права: командир, он и в Африке - командир. Вот так, - рассмеялись парни,  снова  рассевшись по своим местам.


Глава первая. Июль 1979 года. Я лейтенант.

Меня зовут Владислав, фамилия Потапов, и я, наконец, офицер. Лейтенант.
  Сбылась «мечта - идиота», всю жизнь  посвятить себя служению родному Отечеству.
  Было немного жаль расставаться с родным ХВВАУРЭ (Харьковским высшим военным авиационным училищем  радиоэлектроники), где я проучился, не шатко, не валко целых четыре года.
  Мы последний раз прошли по плацу, бросив вверх горсти монет по традиции, потом подбросили кверху свои новенькие офицерские фуражки, шитые на заказ в училищной мастерской, и после команды «вольно, разойдись», быстро пошли к своим родственникам и знакомым.
  На выпуске в нашем училище всегда было много народу, потому что основная масса выпускников была с Украины, в основном, из самого  города Харькова.
Оба авиационных училища:  радиоэлектроники и лётное, пользовались большим авторитетом и в СССР, и именно на Украине.
 Поэтому поглазеть на новоиспечённых лейтенантов приезжали все их  многочисленные родственники: мамы, папы, сёстры и дяди с тётями.
  Ну, о невестах я вообще не говорю. Так, что все «хохлы», тут же оказывались в плотной толпе родственников, с непременной чарочкой горилки и тостами:  «За то, чоб звёзды   вовремя прибавлялись» и шумными восторгами.
   Вообще, я ещё в училище заметил, что у всех украинцев, особая тяга к военной службе, и военной карьере.
   Уже к концу второго курса, оказалось, что все командиры отделений, «замки»- заместители командира взвода,  были выходцами из Украины.
    Не бог весть, какая власть,  для курсанта, но в училищной системе эти должности  имели достаточно веское значение и при учёбе, и особенно при распределении. В общем, наша шутка,  «что хохол, без лычки, не хохол», была действительностью.
  Потом, после многих лет службы, учёбы в академии, я много раз утверждался  в этой истине. Половина офицеров, учившихся со мной в академии имени Гагарина, была с украинскими фамилиями.
   Я, вместе со своим другом и земляком Костей Соколовым, он был родом из Самары, тоже подошли к группе, где стояло много девушек, в том числе и наши подружки, Инна и Света, студентки четвёртого курса педагогического института, им до окончания  оставался ещё год.
   Я встречался с Инной около полугода, а Костя со Светой, уже два года. Знал, что они обе учатся на физико-математическом факультете, и ещё, по словам Светы, что Инка жутко талантливая, не то, что она. Света, «по секрету», рассказала Инне, что у них  с Костей было решено, что как только  она окончит институт, они тут же поженятся.
    Правда, последний год, они уже практически жили вместе как муж и жена, может поэтому, мой друг и забросил учёбу, еле-еле вылезая на одни тройки.
  С его оценками он мог получить направление, только в три округа: ТуркВО, ЗабВО  или ДальВО.
  Он выбрал ТуркВО, поближе к Самаре. Когда Светка узнала об этом, её энтузиазм, тут же сник. Дальше Уральских гор, она никуда уезжать не собиралась, но Косте ничего не говорила, чтобы не испортить праздник.
   А мы, с Инкой, вообще не говорили о будущем.  Мы  были просто друзьями. Если меня отпускали в увольнение,  мы иногда  просто встречались.  Гуляли с ней по городу,  ходили в кино, целовались «до упаду», обнимались и всё. До «большего», у нас дело так и не дошло. Хотя, я, если честно признаться, очень этого хотел.
    Да, и как можно не хотеть «большего», глядя на Инку. У неё была прекрасная фигура, карие глаза, очень правильные, чем-то похожие на Аллу Ларионову в молодости, черты лица,  тёмные вьющиеся волосы.
  В общем, она была просто красавицей, по сравнению со Светкой, которая нас и познакомила.
  До этого, у меня со второго и до середины четвёртого курса, был сногсшибательный роман  с одной местной красавицей работающей в нашем училище. Русской девушкой, к двадцати четырём годам имеющей уже двух детей, от разных курсантов нашего училища.  Они  оба обещали взять её замуж, но так своего обещания  и  не исполнили.
   Её звали Татьяна. Она работала в нашей библиотеке заведующей, и тоже была необыкновенно красивой, с одной интересной чертой характера - она не любила офицеров. Когда её направили на работу в библиотеку училища после окончания института из Запорожья, и тут же дали однокомнатную служебную квартиру как молодому специалисту, все молодые неженатые офицеры, тут же начали атаковать её и набиваться в женихи. Но, красавица всех отшивала, а встречаться  неожиданно для всех, начала с курсантом третьего курса, и тут же от него забеременела.
   Родила  мальчика, ушла в декретный отпуск, а курсант на ней не женился, хотя таких случаев у нас было очень много.
   Витька Гордеев, мой однокашник, вообще женился на Олесе, уже на первом курсе, сейчас у него уже большой сын, Серёжка.
   К Татьяне ухаживать за малышом, приехала её бабушка Таисия Ивановна, а она вышла на работу, ещё более красивая и повзрослевшая. Опять начались атаки офицеров, и не только младших, но и старших. И всё безрезультатно.
  Теперь Татьяна начала встречаться с  другим курсантом – выпускником, Игорем Дружининым. Я его хорошо знал, он был родом из Волгограда и опекал нас, своих земляков «волжан», когда мы пришли на первый курс.
    Игорь выпустился из училища и уехал служить на Дальний Восток, по собственному желанию, оставив Татьяну беременной. Она  продолжала работать в библиотеке и всё время ждала, что он за ней приедет и возьмёт замуж, а он всё не ехал, и даже писал редко, служа где-то на Камчатке.
   Татьяна родила второго ребёнка, дочку Юлечку, и на некоторое время исчезла из  нашего поля зрения.
   Честно говоря, я самого начала учёбы в училище, когда пришёл первый раз в библиотеку и увидел её, сразу влюбился.
   Именно благодаря той, моей юношеской любви, я перечитал уже на первом курсе в училище почти всех классиков, освоив даже полное собрание Льва Николаевича Толстого в двадцати двух томах, включая его эпистолярное наследие.
   Когда я приходил в библиотеку, и разговаривал с Татьяной Александровной Красиной, так её звали, моё сердце улетало под облака, и я буквально тонул в её серых глазах. Потом, у меня полдня было хорошее настроение, а может и дольше.
   Причём  в Татьяну был влюблён не только я, но и половина курсантов и офицеров нашего училища.
   Однако она этим совсем не гордилась, и как не хотели некоторые получившие «от ворот поворот», обслюнявить её имя, она честно встречалась только с двумя курсантами, и об этом все знали. Зато со всеми другими, она была очень дружелюбной, спокойной и очень твёрдой, ничем никогда не выдавала своего раздражения, даже после первой неудачной любви.
  Её родители, жили и работали в Запорожье:  мать на металлургическом комбинате «Запорожсталь», а отец в райкоме партии. Они купили дочери в центре Харькова трёхкомнатную кооперативную квартиру, где она теперь жила вместе с бабушкой и двумя детьми, погодками Антошкой и Юлей.
   Наверное,   именно из-за Тани, у меня до середины второго курса не было девушки, они меня просто не интересовали, хотя у других ребят за это время сменилось даже по две, по три, а кто-то уже успел жениться.
  Я же думал только о ней, и никогда не забывал, вызывая недоумение у своих друзей-курсантов, по поводу моего монашества.         О своей любви к Татьяне, я никому, никогда не рассказывал, хотя хвалиться своими победами над девушками, среди курсантов было очень престижно.
     Таня  снова появилась в библиотеке, когда мы вернулись из зимнего отпуска в феврале 1977 года, и я в первый же день её увидел.
   Увидел, и просто похолодел. Это была уже не та молодая женщина, которую я знал и любил. Передо мной стояла и улыбалась русская красавица из сказки. Милая красивая молодая женщина, повзрослевшая, похорошевшая, и хорошо знающая себе цену. Я поздоровался с ней, она ответила и улыбнулась в ответ, заметив мой открытый от удивления рот.
   - Здравствуйте, курсант Потапов! Очень рада Вас видеть! Как успехи в учёбе? У Вас ведь, кажется, электротехника хромала? Как? Подогнали?
   Меня прошиб пот. Я даже не мог представить себе, что Татьяна сможет запомнить фамилию какого-то первокурсника, да ещё и его «хвосты» на первом курсе.
   Я, стоял, смотрел на неё, и ничего не говорил. У меня,  девятнадцатилетнего парня в тот момент просто отнялся язык.
   Она снова засмеялась. Мы были с ней одни, две пожилые библиотекарши в это время работали в читальном зале.
     - Ну, что же  вы молчите Владислав? Я не ошиблась, нет?
Я мотнул головой, «нет».
   - Вот вышла из отпуска, дети с бабушкой, нужно работать, самой зарабатывать деньги. Да, если честно, дома очень скучно. Так, что же вы хотите почитать? По-моему Вы, товарищ курсант уже всю нашу библиотеку за первый год перечитали?- снова улыбнулась она.
   Я сошёл со стопора.
 - Здравствуйте Татьяна Александровна! Очень рад Вас видеть, и очень.., - я почувствовал, что краска заливает моё лицо.
 Молодая женщина с  лукавой улыбкой внимательно смотрела мне прямо в мои глаза.
   - Что очень? Ну, договаривайте же..
  - Я очень рад Вас снова видеть и разговаривать с Вами!- буквально выпалил я.
  Она теперь уже очень серьёзно посмотрела на меня, и сказала:
- Нет! Вы что-то не то хотели сказать? Так ведь?
  Я кивнул головой, опустил голову, и тихо произнёс: - Я просто очень по Вас соскучился, и страшно рад, что Вы пришли и стали ещё красивее, и  даже лучше чем были!
   Высказав эти слова, я чётко по-военному развернулся на каблуках сапог и, не попрощавшись, выскочил из библиотеки, ругая себя за такую наглость.
    Потом, я две недели не ходил в библиотеку, пока   мой  заместитель командира взвода
 сержант Остап Нечипоренко, не сказал мне, что звонили из библиотеки и просили принести книгу, которую я держу на руках уже больше положенного срока, а за ней очередь.
 - Какая книга?- сразу возмутился я.  - Я  после отпуска ничего там не брал!
     - Откуда я знаю! Мне позвонили вчера, когда я дежурным по роте был, и сказали. Я передал тебе. Так, что давай, дуй в библиотеку. Там, кстати, Татьяна из отпуска  вышла. Ну, она «вооще гарной жинкой»  стала. Подобрела, расцвела. Сам увидишь!
   Я побрёл в библиотеку, не понимая, о какой книге идёт речь.
 За столом сидела не Татьяна, а пожилая женщина, одна из двух библиотекарей работавших кроме Татьяны в библиотеке. Звали её Зинаида Семёновна.
   Я поздоровался, назвал свою фамилию и сказал:
  - Нам в роту звонили из библиотеки, сказали, что я какую-то книгу долго задерживаю. А, я ничего не брал. Посмотрите, пожалуйста!
    Женщина надела очки, и тут же принялась перебирать карточки.
   - Зинаида Семёновна! Не ищите, его карточка у меня, это я звонила. Проходите Потапов,- в  проёме, ведущем в читальный зал, стояла Татьяна Александровна, и рукой приглашала меня пройти за ней.
   Я повернулся и пошёл за ней вглубь зала, в кабинет заведующей, очень маленький, но уютный.
   Татьяна вошла первой, потом пропустила меня и прикрыла за собой дверь.
   - Владислав? Я Вас чем-нибудь обидела?- спокойным, ровным голосом произнесла она, глядя мне прямо в лицо.
   - Нет! Что Вы? Это может быть, я Вас обидел своими словами тогда, простите меня!
   - Нисколько не обидели, даже наоборот, мне было очень приятно слушать это от Вас. Я даже не ожидала.
    Она прошла за свой стол села, и рукой показала мне на один из стульев стоящих у стенки:
    - Садитесь, поговорим. Пришлось мне прибегнуть к маленькой женской хитрости, чтобы выманить Вас в библиотеку, товарищ курсант. Сами, Вы, наверное, ещё полгода не пришли бы, да?
   Я покраснел, и кивнул головой.
   И мы начали разговаривать. Говорили почти час практически обо всём. Она была старше меня, опытнее, но тогда я этого не чувствовал.
   Мне очень нравилось слушать её голос, смотреть в её глаза, видеть, как она улыбается, хмурится, как разговаривает по телефону, который звонил несколько раз.
    Я и представить себе не мог, что могу ей нравиться, особенно после Игоря, который бы выше меня ростом и значительно красивее.
   С этого дня и началась наша дружба, которая через полтора года переросла в любовь.
  В любовь, несчастную для меня.
 Когда мы заканчивали первое полугодие четвёртого курса, перед самой стажировкой, на горизонте неожиданно появился капитан Дружинин.  Его из Камчатки перевели в Возжаевку,  на аэродром в Приморском крае, на должность заместителя командира батальона. Там сразу дали квартиру, и он, наконец, решил приехать в Харьков, за Татьяной и её детьми, одна из которых, дочка была его родной.
      После училища, он с ней сначала переписывался, а потом перестал писать, так, что Татьяна, уже ни на что не надеялась, зато надеялся я.
  Я просто спал и видел, как окончу училище, и мы сразу сыграем с «моей» Таней свадьбу. Тем более что наши отношения за последние полгода давно перешли за рамки дружеских, и мы стали любовниками.
   Иными словами, я уже часто ночевал у неё,  убегая в самоволку, сумев очаровать бабушку и подружившись с детьми, которых любил как родных. Правда, взять, и сейчас жениться на ней, у меня почему-то мысли не возникало. Я просто любил, и боготворил эту женщину, и ни о чём больше не думал.
   Появление Игоря, сразу сбило всё. После того, как он пришёл  сразу к ним на квартиру, и предложил Татьяне руку и сердце, а потом уехать с ним, молодая женщина просто растерялась.
    В ней снова вспыхнула, та любовь, которую она испытывала к Игорю. Она выслушала его сбивчивые признания, о том, как он старался чего-то добиться за эти годы, досрочно получил «капитана», потом перевёлся   из Камчатки в другую часть, и теперь уже может обеспечить семью, за которой он и приехал.
   Таня выслушала его, и всё простила.  Подумала немного и согласилась поехать с Игорем на Дальний восток.
   Потом вызвала меня в свой кабинет, и со слезами рассказала обо всём мне.
  - Слава, ты пойми меня. Он отец Юли, законный отец. Он уже состоялся, и любит меня и детей. Я должна поехать за ним. Не обижайся. Всё, что было между нами, всё просто великолепно. Но, ты ещё молодой, ты младше меня на целых шесть лет, и у тебя всё впереди. Зачем тебе нужны чужие дети такому молодому, у тебя свои будут, я уверена. Прости ради бога, и не осуждай меня. Я тебя тоже очень полюбила. Но, вот приехал Игорь, и я сразу поняла, что это была не любовь, а просто женская тоска. Я люблю Игоря, и поеду с ним.
   Я слушал её, и просто кипел от гнева и злости.
   - Таня! Ну, как же так? А время поведённое вместе? А наши мечты? Наконец наши отношения в постели? Ты, что? Всё время играла? Лгала мне?
  - Нет, не лгала. Тогда, мне казалось, что я тебя люблю. Так и было до позавчерашнего дня, пока не приехал Игорь. А, теперь я не хочу лгать. Когда мы с ним встретились впервые, он меня долго добивался, даже не считаясь с молвой о моём первом романе. Наконец, я ему поверила. Он уехал, а я всё ждала. Потом устала ждать. Я же женщина, притом молодая, я увидела, как ты смотришь на меня, и тоже обратила на тебя внимание.
  Пока мы были вместе, я была очень счастлива, поверь мне Слава. Очень счастлива. Да, и дети, особенно Антошка, тоже в тебе души не чаяли. Именно так. Но, Игорь родной отец моей дочери, он хочет жениться на мне, и удочерить её и  ещё усыновить Антошку..
    Я, подумала, и согласилась.

         Глава вторая. Татьяна Красина.

Я говорила Владьке эти слова, но сама им не верила. Милый мальчик, как он сразу изменился в лице, когда я ему рассказала про Игоря. Раньше, мы никогда о нём даже не вспоминали, хотя, как я поняла, они были знакомы и он, как и всё училище, знали нашу историю.
   Наверное, я лгала себе всё это время, пока с ним встречалась, и даже соблазнила его, что люблю. Нет,  это была неправда.        Стоило только появиться на моём пороге Игорю, как моё сердце сразу остановилось на мгновенье, а потом просто потянулось к нему и запрыгало от счастья.
   Первый вечер, мы допоздна говорили с ним, потом он ушёл ночевать в училищное общежитие к офицерам, а я просто не могла уснуть до утра. А на другой день, он снова пришёл вечером с цветами и шампанским, и остался ночевать.
   Всё было, как тогда, когда мы встретились с ним в первый раз в городе, и Игорь предложил мне меня проводить. Потом начал активно ухаживать за мной, и я в него просто влюбилась. А, через месяц стали близки.
   Серёжа Махонин, мой первый мужчина и отец Антошки, был совсем другим. Более настырным, более грубым и наглым. Он тогда покорим меня тем, что сразу, прямо в библиотеке признался мне в любви и предложил выйти за него замуж, обещая мне при помощи родителей, его отец служил в главном штабе ВВС, нормальную жизнь в одном из московских гарнизонов.
   У него всегда водились деньги, он дарил мне цветы, конфеты, делал дорогие подарки и настойчиво тянул в постель, постоянно клянясь в вечной любви.
   И я сдалась. Первое моё грехопадение, произошло в одноместном номере небольшой гостиницы на окраине Харькова, где Сергей снял номер, потому что в моей квартире в это время гостила мама, приехавшая на неделю ко мне в гости из Запорожья.
  Честно сказать, но первый секс, несмотря на то, что мы оба этого хотели, не доставил мне особого удовольствия, но потом, через месяц, когда мы снова встретились с ним в моей квартире, всё было уже совсем по-другому.
   Вот именно, в эту ночь, я и забеременела. Он прибегал ко мне в самоволку раз-два в неделю, и то поздно ночью, а утром, чуть свет убегал в училище. Потом мельком заглядывал в библиотеку, в общем, встречи с курсантом, это не особо большое удовольствие для женщины. Остальное время я была одна, но была счастлива, это был первый мой мужчина.
   На библиотечном факультете педагогического института в Запорожье, у нас не было ни одного парня, да и находился он рядом не с политехническим институтом, где училось много ребят, а рядом с медицинским училищем, где тоже учились одни девчонки. Так что с парнями у нас всегда была проблема.
   Нет, я бы не сказала, что за мной никто не ухаживал. Ухаживали и в школе, и потом, когда я стала студенткой. Но, они мне или не нравились, или были просто не интересны.
  Когда я получила назначение в Харьков в военное училище, моя мама, заместитель главного конструктора на комбинате «Запорожсталь», просто пришла в ужас.
   -Господи, доченька! Откажись пока не поздно. Папа, поговорит в райкоме и мы что- нибудь придумаем. Ну ладно Запорожская область, это куда не шло! Но Харьков, да ещё и военное училище! Это же кошмар! Они же все грубые и наглые эти военные,- со слезами на глазах выговаривала она мне.      – Да, и как ты там будешь одна? Где жить будешь? Как питаться?
  - Зоя, ну ты совсем девчонку запугала, - вступилась за внучку бабушка, мать Зои Дмитриевны.
  – Она у нас девушка самостоятельная, не дура. А, теперь вот и диплом имеет, не пропадёт. А, насчёт военных, это ты зря. Забыла, как в институте за тобой Генка Садовников бегал, а? Он, кто тогда был? Кажется капитан? А ты тоже в него влюбилась? Не помнишь? Пока Сашку своего не встретила, то Генке голову морочила.
  - Мам, ну что вспоминать прошлое, то? Да, Генка был красивый парень, и капитан. Сейчас, я слышала, он уже генерал, и каким-то округом командует. Но, он приезжал наездами, только в отпуск, А Саша был рядом. Вот поэтому я его и выбрала. Мы уже двадцать два года вместе и я, совсем об этом не жалею.
  - Конечно, чего жалеть теперь! Муж то, не последняя величина в городе,  в райкоме партии инструктором работает, и живём мы хорошо,- добавила Таисия Ивановна, обнимая внучку сидевшую на стуле.
  – Но, и военные разные бывают, твой то отец Зоя, тоже капитаном был, воевал на войне, трижды был ранен, потом в нашем военном госпитале служил, до майора дослужился, но умер. Раны фронтовые не дали спокойно пожить.
 Тебе, Зоя, тогда всего два годика было, когда он умер, ты его совсем и не помнишь. Вот так.
   - Ба! Ты знаешь, я уже звонила в училище, их заведующая  библиотекой ушла на пенсию по состоянию здоровья, ей было уже за семьдесят.
   Теперь им нужна заведующая, и непременно, с высшим образованием, таково требование руководства. И мне сказали, что предоставят даже комнату в преподавательском общежитии, вот так,- я говорила всё это бабушке, а сама глядела на заплаканную маму, которая собиралась проводить свою повзрослевшую дочь далеко от себя, и надолго.
  - Мам! Ну, не расстраивайся ты так! Ну, это же недалеко, всего километров двести от нас. Сядете с папой в его «Волгу», и через три часа будете у меня, - я встала со стула, подошла к матери и обняла её.
   Отец, тоже разволновался, когда я показала ему свой пахнущий типографской краской «красный» диплом, об отличном окончании института, а потом рассказала о том, куда получила назначение, но вида не подал.
    Он, надел свои очки в красивой роговой оправе, внимательно прочитал, то, что написано в моём дипломе, потом изучил вкладыш – оценочный лист, довольно хмыкнул, улыбнулся, молча встал из-за стола и вышел в другую комнату. А, спустя минуты две-три, вернулся, держа в руке небольшую бархатную коробочку.
   -Ну, что дочь? Ты у нас молодец! Не посрамила нашей фамилии! Я, и все мы, очень гордимся тобой! А, вот это лично от меня подарок, в честь окончания института. Носи и помни. Мама, с бабушкой  знаю, тебе тоже подарок приготовили,  а я дарю сейчас.
   Он открыл коробочку и протянул её мне.  И моё сердце даже подпрыгнуло от счастья. Это был прекрасный комплект: серёжки и кольцо с топазом, камнем, который мне очень нравился, и я очень завидовала маме, у которой были такие серьги. А, тут комплект, и серьги и кольца.
    -Папочка! Какой же ты у меня молодец! Ты же знаешь, что я о таких серёжках мечтала с шестнадцати лет. И даже не думала что они у меня, когда-нибудь будут. А, они, взяли и появились, спасибо тебе мой родной, любимый папочка, спасибо!
   Я расцеловала    отца    в обе щёки и тут же, отвернувшись от них, сняла старые серьги и колечко, и  быстро напялила новые кольцо и серёжки на себя.
  -Ну, как я вам нравлюсь?
  - Прекрасно! Они очень идут к твоим глазам и к твоему лицу. Я просто подумал, что на зарплату библиотекаря, ты в наше время никогда их не купишь, вот и купил, не прогадал.
  - Ну, и молодец Саша! Смотри, какая у нас дочь красавица, прямо загляденье, - мама сходила в свою комнату и принесла оттуда, прекрасный серый костюм из английской шерсти, и туфли-лодочки от бабушки.           – А, это от нас с бабушкой доченька, носи на здоровье, - преподнесли они мне подарки, которые я тут же примерила и была очень счастлива.
   Когда мы уже сидели за праздничным столом, «обмывая» мой диплом, отец разлил по бокалам шампанское, встал и сказал:
  - Вот, ты Танюша и выросла, «стала на крыло», как говорят в народе. Мы, с мамой и твоей бабушкой дали тебе всё, что могли. Дальше тебе придётся пробиваться одной. Но, ты всегда должна помнить дочь, что здесь твой дом, твои родные люди, которые тебя очень любят, и ты всегда к ним можешь обратиться за помощью. В любое время дня и ночи. Помни это, милая моя, и счастья тебе. И, ещё. Я, если честно, буду не против того, если у меня будет зять-офицер. Знай это. Всё, давайте выпьем!- и он залпом выпил бокал шампанского.
   Да, попав в училище, да ещё в мужской коллектив, я впервые поняла, что такое мужская наглость,  настырность и лицемерие. Атаковать меня начали буквально с первых дней, особенно офицеры, среди которых, как я потом узнала из карточек, было много женатых.
   Меня просто проверяли «на вшивость», как говорят в военной среде. И самое главное, этим «мужчинкам» нужно было сразу одно, чтобы я легла с ними в кровать. Причём, это предлагалось почти открыто. Ну, разве кто-то мог предполагать, что такая красивая как я девушка, ещё ни разу не спала с мужчиной, и была ещё девушкой.
   Через месяц, когда эти все назойливые ухаживания офицеров мне надоели, я обратилась за помощью к начальнику политотдела училища, полковнику Родькину, попросившись к нему на приём, и всё рассказала ему в его кабинете.
   Никита Фёдорович, высокий седовласый, внимательно выслушал меня, улыбнулся, помолчал немного, а потом сказал:
 - Ну, что я Вам скажу, Татьяна Александровна? Девушка Вы красивая, видная, и судя по всему неглупая. Было бы ненормально, если бы наши офицеры, не обратили внимания на такую яркую девушку как Вы. Что же они за авиаторы тогда? Это по-нашему!
   - Нормально? Вы считаете, что это нормально, товарищ полковник? Они же мне работать не дают, поймите. Ведь я сейчас инвентаризацию затеяла, Вы же знаете, много литературы пришло в негодность, требует списания, а новая лежит в ящиках не распакованная уже больше года. Просто кошмар! А, тут эти, со своими ухаживаниями. Я, даже не знаю, что делать?
   Полковник снова улыбнулся моей горячности, и сказал: - А, вы их посылайте! Просто посылайте и всё!
   - Куда посылать? К Вам?- наивно спросила я.
  - Нет, уж! Ко мне не надо! Просто посылайте от себя. По-женски, и как можно дальше! Они тогда и отстанут, - рассмеялся начальник политотдела. – Только будьте пожёстче и посмелее, это поможет. Иначе, с нами мужиками нельзя. Ну, если уж, и это не поможет, тогда приходите снова, мы что-нибудь придумаем.
    И я начала выполнять совет полковника Родькина. Уже через месяц, всё училище гудело, что новая библиотекарша совсем не любит офицеров, просто ненавидит их. А ещё через два месяца я познакомилась с Сергеем, курсантом четвёртого курса и сразу «по-уши» влюбилась в него.
   И взял то он меня, именно своей наглостью и напором, придя однажды в конце работы в библиотеку с большим букетом цветов прямо в библиотеку, преподнёс мне цветы почти на виду у всех, и сказал:
- Я Вас люблю, и хочу, чтобы Вы вышли за меня замуж. Не спешите говорить нет, подумайте,- и тут же ушёл, оставив меня буквально оглушённую в центре читального зала.
   Букет в библиотеку, для меня, на виду у тысячи лиц, это скажу я вам, был поступок. И моё сердечко, уже жаждавшее любви затрепетало и пошло навстречу Сергею.
   Когда  после наших встреч и любовных наслаждений я забеременела, то очень испугалась, понимая, что одна я ребёнка не смогу вырастить, потому что Серёжа, добившись от меня близости, больше разговора о женитьбе не заводил.
 Он начал говорить, что сначала поступит в академию, а уж потом будет создавать семью. Поэтому, я пошла в женскую консультацию и попросила направление на аборт, решив, ничего Сергею не говорить. Но, тут ко мне неожиданно приехала мама, как будто почувствовала, что со мной что-то случилось.
  Она была у меня уже два месяца назад, жила целую неделю, оставив папу на попечение бабушки, поэтому её приезд был очень неожиданным для меня, и был совсем некстати.
     Но мама  уже  приехала.  И, в первые же, минуты нашей встречи, сразу поняла, что я беременна. У меня начался сильный токсикоз, и меня постоянно тошнило. Она «надавила» на меня, и я всё ей рассказала.
   - Ну, и что доня, ты решила?- начала она разговор, усадив меня на кухне, напротив себя, за столом.  «Доню моя», так  она меня частенько называла в детстве на украинский лад.
  Я показала направление на аборт и сказала, что гинеколог, которая меня осматривала, предупредила, что первый аборт, может привести к тому, что я в дальнейшем, вообще не смогу иметь детей, и даже взяла с меня расписку, о том, что до меня эта информация доведена.
   - Она права. Я вот после тебя сделала два аборта, а потом мы так захотели ещё ребёночка, когда ты подросла, но я уже не могла родить, именно из-за тех абортов, вот так,- и она заплакала.
  - Слушай, а отец ребёнка знает о том, что ты забеременела? Кто он? Хоть человек то порядочный?
    - Его зовут Сергей, фамилия Махонин, он учится на четвёртом курсе,  и на следующий год оканчивает училище. Его отец полковник, один из помощников Главкома ВВС, у него ещё есть сестра Лиза, ей десять лет. Он замечательный парень, и я, кажется, его люблю.
   - Господи! Таня! Горе ты моё! Кажется, люблю! Кажется, хороший парень! Что же он о тебе то не подумал, когда тащил в кровать, а? Надо было подумать, как ты будешь жить, и воспитывать ребёнка. О том, что придётся работу бросить, а ему ещё учиться нужно целый год, а потом ехать неведомо куда! Ну, какая же это любовь?
  - Мама, он хороший. Он меня тоже любит, и предлагал мне выйти за него замуж, но я сказала, что выйду только после того, как он окончит училище.
   -И, что? Он когда предлагал, «до того», или «после»?
   - Что, до того? – не поняла я.
  - Ну, я имею в виду, до того, как вы легли в постель, или после?
  - Мама! Ну почему ты так плохо думаешь о людях? Скажи? Если хочешь знать, предлагал раньше, предлагает и сейчас, это я отказываюсь,- солгала я, глядя, матери прямо в лицо.
  Солгала и тут же подумала: «А ведь действительно, после того, как мы с ним стали заниматься любовью в постели, Сергей, больше ни разу не предложил выйти за него замуж. И, значит я просто наивная дурочка».
   - Ну, что же? Я думаю, ты должна сначала с ним поговорить, он всё-таки отец твоего ребёнка, услышать его мнение, ну а потом уже принимать решение. Лично я, милая доченька, категорически против аборта. Ка-те-го-ри-чес-ки! – громко и по слогам произнесла она и заплакала.
    Сергей на другой день пришёл в библиотеку, я рассказала ему о приезде матери, и попросила придти вечером к моему дому, чтобы поговорить.
   Он прибежал к дому, где я жила в самоволку в гражданской одежде и позвонил мне по телефону-автомату на соседней улице. Я тут же вышла из квартиры и рванулась на свидание, чтобы «огорошить» моего любовника. Всё так и произошло.
   Услышав о том, что я беременна, и врач не рекомендует мне делать аборт, Сергей мгновенно изменился в лице.
  - Таня, так ты что? Хочешь рожать? Да ты с ума сошла? Мы ещё очень молодые! Какие пелёнки, распашонки? Пожить для себя надо! Для себя, ты понимаешь!- зло кричал он мне прямо в лицо, не обращая внимания на гуляющих в парке людей.
   В какой-то момент, я вдруг по-новому увидела этого человека, и его лицо и глаза, которые буквально пылали яростью и  злостью.
  Видимо ребёнок в его планы совсем не входил.
   - Потом, я же тебе говорил, что пока не собираюсь жениться. Батя, уже нашёл мне хорошее место для службы, в городе Щёлково, под Москвой, сразу на капитанскую должность, а там, через год или два дорога прямо в академию имени Гагарина. Вот, тогда можно и жениться.
   Подумай, зачем тебе это нужно. Нам ведь только чуть больше двадцати  каждому, а мы уже себя ребёнком свяжем. Кому это нужно, скажи? Да и батя мой, меня просто убьёт. Он мне ни за что жениться не разрешит, ни за что?
   - Серёжа, но ведь ты вначале нашего знакомства предлагал мне несколько раз выйти за тебя замуж. Это, что, была шутка?
   Сергей посмотрел в моё лицо, потом громко рассмеялся и сказал:
  - Ну, как  же я ещё мог тебя заставить со мной переспать, а? Только изъявив желание жениться, тут же и немедленно.
   Кровь мгновенно прилила к моему лицу, и я, размахнувшись, резко и больно хлестанула рукой по его  щеке, и тут же второй раз. Сергей даже не пытался защищаться.
  - Ах ты сволочь! Скотина! Значит, все твои слова о любви были ложью, и они нужны были только для того чтобы затащить меня в постель, да? И я как  глупая дура на них клюнула, да? Какая же ты тварь!! Тварь! Я ненавижу тебя! -  я заплакала и, развернувшись, быстро пошла в сторону дома, а опешивший от моих действий Сергей, остался стоять на месте.
   Больше мы с ним не виделись.
Я не сделала аборт, было решено, что ко мне приедет помогать бабушка, и я буду рожать. Отец тоже поддержал эту мысль, хотя немного поворчал на свою непутёвую дочь. Через пять месяцев я ушла в декретный отпуск, а потом в июле родила Антошку. Бабушка уже жила со мной, а папа с мамой копили деньги на кооперативную квартиру.
    Роды прошли успешно, и я и мои родные очень радовались этому малышу, огорчало только одно, у меня было очень мало молока, и буквально через месяц, пришлось полностью перевести его на искусственное вскармливание.
   Бабуля сидела с малышом, мама с папой снабдили меня детскими принадлежностями на пять лет вперёд,  а я могла выйти на работу.
  Сразу после новогодних каникул 1975 года, я снова вышла на работу. О Сергее, я даже вспоминала, навсегда выбросив его из сердца. Мне казалось, что я поумнела, повзрослела, став матерью и теперь меня уже «не проведёшь на мякине», как говорят на Руси.
   Я снова активно включилась в работу, стараясь снова быть такой же доброжелательной со всеми, особенно с курсантами, хотя, честно сказать, у меня это плохо получалось.
  Та  душевная боль, которую мне нанёс Сергей, не уходила. Да и я, очень изменилась внутренне.
   Но, видимо, судьба, опять подставила мне грабли, чтобы я наступила на них во второй раз. «Грабли», в лице Игоря Дружинина, тоже курсанта четвёртого курса.
  Это был рослый, спортивного роста парень, широкоплечий,  красивый, той мужской  русской красотой, каких немало в центральной России.
 Когда мы познакомились, и я спросила его, откуда он родом,  Игорь улыбнулся и напел песню Владимира Высоцкого:
«.. Русский я, самарин. Если кто и влез в родню, то и тот татарин». И сказал, что он из Волгограда.
У него, этого здоровяка и одного из лучших спортсменов училища, была очень красивая детская улыбка, открывающая ямочки на щеках. Вот эти ямочки меня и «погубили», я снова влюбилась, и опять в курсанта. Это была уже не случайность, это был диагноз. Причём, я влюбилась так, что совсем потеряла голову. Впервые за эти годы, мы начали с ним встречаться у меня в кабинете, сразу после того, как в восемь вечера, закрывался читальный зал, и я в нём дежурила.
   Там же, в моём кабинете прямо на кушетке, мы в первый раз занялись сексом, и кажется инициатором, была я.
  Потом уже мы встречались несколько раз на квартире у его местных друзей, и как результат, я снова забеременела.
   Игорь тут же почувствовал это, и начал атаковать меня предложениями о замужестве. Но, наученная горьким опытом, я ответа не давала, хотя твёрдо решила, что буду рожать и второго ребёнка. Игорь не возражал, даже наоборот. Он, категорически запретил мне  делать аборт, и с того времени, стал всячески опекать меня.
  Он окончил училище в июле, остался в городе, чтобы встречаться со мной почти на двадцать дней, и потом, на недельку заехав, домой к родителям в Волгоград, улетел служить на Камчатку.
    Первое письмо от него я получила  уже через десять дней после его прибытия в часть, потом  я получала их каждую неделю. Они были очень добрыми, хорошими и всячески меня поддерживали.
   Бабушка узнала про мою беременность первой, и тут же позвонила родителям. Они мгновенно среагировали и примчались спасать свою непутёвую дочь. Но, было уже поздно, у меня уже был большой срок беременности и  мы все вместе решили, что я буду рожать второго.
   Моего отца к тому времени назначили вторым секретарём райкома партии в Промышленном районе города Запорожье. Оказалось, что его друг по Высшей партийной школе, первый секретарь горкома партии у нас в городе. Отец поехал к нему, они хорошо с ним выпили на загородной даче, и как результат, у меня и у бабушки, появилась своя кооперативная квартира из трёх комнат.
   Теперь я  ждала уже второго ребёнка.
 Когда я в середине декабря родила девочку, которую назвали Юлей, мама взяла отпуск и приехала мне помогать, а потом нашла няню, замечательную сорокалетнюю женщину Ванду Станиславовну.
    Юля росла очень спокойной и тихой девочкой, в отличие от Антона. Молоко у меня так и не появилось и Юля, практически сразу же стала искусственницей.
    Перед рождением дочки, я почти не получала писем от Игоря, а те которые получала, меня не особенно радовали. Он рассказывал в них как служит, делает карьеру, но ни разу не поинтересовался, как я себя чувствую, и как там его ребёнок.
  Сначала меня это очень огорчало, и я по полночи ревела в подушку. Ревела тихо, так, чтобы не слышала бабушка, и не проснулся сын, которому шёл уже второй год. А, потом просто смирилась с этим. Когда родилась Юлечка, я написала ему письмо, где рассказала про то, как прошли роды, как «мы все» скучаем без него и ждём в гости.
  Игорь долго не отвечал, потом сообщил, что долго был в командировке, потом на учениях. Сообщил коротко, что он рад дочери, но лучше бы хотел сына. И замолчал на три месяца. Ну, а я тоже решила не набиваться в жёны. Мне помогали мама и няня,  и я решила годик посидеть с детьми.  А ровно через год, в конце февраля 1977года  вышла снова на работу.
    Меня очень тепло встретили «мои бабушки»- две библиотекарши, с которыми у меня сложились прекрасные отношения, и которые по-женски  жалели меня.
  А на второй день я увидела Славу. Молоденького курсанта, Владислава Потапова, который всегда с обожанием смотрел на меня, два три раза в неделю приходя в библиотеку, и читая запоем книги наших классиков, которые, я ему рекомендовала. 
  Он был очень застенчивым и немногословным парнем и, наверное, по-юношески был влюблён в меня. Теперь вот, увидев меня, он
 просто остолбенел и, покраснев, поздоровался,  произнеся  какие-то слова. Меня это очень позабавило. Как молодой женщине, мне очень льстило, и было приятно, что к тебе так относятся мужчины, даже если они и моложе намного.
   Во мне тут же взыграло моё женское «эго», и я принялась с ним кокетничать. А потом, когда он убежал от меня, выпалив слова, «что он очень рад меня видеть, и очень соскучился», я снова, сама не знаю, почему, вытащила его в библиотеку, позвонив в роту и сообщив, что Потапов должен книгу.
 Зачем я это делала, сама не знаю. Наверное, просто я устала быть без мужчины, и всё моё существо вдруг потянулось к этому парню.
   Мне нравилось, как он смотрит на меня, с каким обожанием и любовью, и всего этого  мне сейчас как раз и не хватало.
   Я пригласила его домой, познакомила с бабушкой, а потом и мамой, которая частенько приезжала к нам в свои отгулы, чтобы повозиться с внуками, ну и, конечно же, с детьми. Они от Владислава были в полном восторге.
  Нет, я пока даже не допускала мысли, что буду с ним спать, он просто был моим другом, любимым другом.
   Но, потом, уже через год, поймав однажды его взгляд на себе, я внезапно почувствовала огромное желание, и на другой день, в воскресенье, когда бабушка пошла с внуками гулять во двор, решилась.
   Просто подошла к нему, сидящему в кресле сзади, обвила его голову руками и прижала к себе. Ну, а потом..
   Потом всё было просто замечательно, Слава оказался замечательным любовником. Немного наивным, грубоватым, но зато пылким и страстным. Наверное, именно этого мне тогда и было нужно.
   И всё у нас было прекрасно, пока  не появился Игорь. Появился, и я уже ни о ком больше не могла думать. Ни, о ком, кроме него.
   И я всё честно рассказала Владиславу. Потом, я долго помнила его глаза, когда он слушал мои прощальные слова. Он выслушал до конца мои оправдания и доводы, потом встал, и молча вышел из кабинета.
 А, через две недели я уволилась с работы и уехала вместе с Игорем в  Возжаевку.

       Глава третья. Лейтенант Потапов.

В середине июля, я, уже новоиспечённый лейтенант поехал в отпуск к матери в Саратовскую область. Я представлял радость мамы за своего единственного сыночка, ставшего, наконец, офицером, как и его отец.
   Правда, отец, учитель по профессии, попал служить в танковые войска в самом начале войны, и дослужился до капитана.
   Они поженились с мамой весной сорок первого года, когда моему отцу  Виктору Ивановичу Потапову, было девятнадцать, а маме восемнадцать лет, и впервые же дни войны их обоих призвали  в армию.
   Отец был дважды ранен, чудом остался жив, когда его танк подбили немцы, а потом уже командовал ротой и танковым батальоном. А, когда окончилась война, он снова вернулся в школу и работал там до самой смерти в 1962году.
  Мама, Нина Романовна, была направлена в женскую школу снайперов в Подольске. Участвовала в битве за Москву, потом до конца войны служила снайпером в пехоте. Она редко получала письма от отца, пока он воевал, узнавала  о нём только тогда, когда он лечился в госпитале, но вырваться к нему возможности не было. Они встретились уже после войны.
   Отец всё время болел, часто лежал в больнице, раненые ноги и позвоночник не давали ему спокойно жить и работать. Но мама всегда им гордилась, гордилась его орденом Красной Звезды, двумя Орденами Славы и медалью «За отвагу» и как могла, помогала ему.
   Я появился на свет, когда отцу было уже тридцать шесть, а маме тридцать пять лет, и был долгожданным ребёнком в семье. Мой дед Иван Денисович Потапов, работавший машинистом на  тепловозе,  тогда ещё был жив и мы все вместе жили в большом доме, построенном им на станции Анисовка, на другом берегу Волги, напротив Саратова.
   У меня был замечательный дед, мастер на все руки, он умер на семидесятом году жизни, когда мне было уже двенадцать лет, пережив своего сына на восемь лет. Когда ещё до моего рождения умерла бабушка, он больше так и не женился, отдавая всю любовь и внимание моему отцу и маме, которую очень уважал и ценил.
   Теперь мама жила одна в огромном доме, и с нетерпением ждала, когда я выучусь, потом женюсь и приведу в дом невестку. Она работала завучем в школе, и я очень её любил.
   Мне, в общем повезло. Я получил назначение в войсковую часть 92717, 51-й отдельный полк связи ВВС, 67 Воздушной Армии в посёлке Кубинка, Московской области, это не так далеко от Саратова. А пока, я ехал домой в отпуск к маме.
   Перед отъездом, мы устроили «отвальную», в кафе на окраине города, куда пригласили и нескольких наших командиров. Было ещё несколько  жён новоиспечённых лейтенантов, местных и приехавших из других городов, но их было совсем мало. Так, что по  военным округам, поехало огромное количество неженатых молодых офицеров - мечта проводниц, медсестёр и официанток. Девушек своих мы на тот вечер-мальчишник, не приглашали, так было договорено.
   Я тепло попрощался с Инной, пообещав, что сразу же напишу ей, когда приеду в часть, и ещё, зачем-то, без всякой задней мысли,  дал адрес матери в Саратове.
   Я ехал домой в новой хорошо пошитой офицерской форме, и потихоньку любовался в стекло вагона своим отражением, и представлял, как будет рада мама. Она всегда мечтала, чтобы я стал офицером как отец.
   Мы вчетвером занимали одно купе, напротив меня лежал на верхней полке Костя Соколов, который ехал домой в Самару. Двое других ребят Саня и Вадим, тоже были из нашей роты, но они ехали до города Кирова.
  Две молоденькие, улыбчивые проводницы, искоса поглядывали на наши новенькие погоны и довольные рожи, и непрочь, наверное, были бы познакомиться. Поэтому они по очереди периодически заглядывали в наше купе, и предлагали нам, то  чай, то  печенье от самого Харькова.
   Но мы «затарились» продуктами ещё в Харькове, и считали что еды до Москвы, нам хватит. Тут езды всего десять часов, и потому взяли только чай.
  Когда проводница в отлично подогнанной по её фигуре форме принесла четыре стакана чая, Костя поднял голову от подушки, внимательно посмотрел на неё и спросил:
  - А, как тебя зовут, красавица? Я, Костя.
Девушка подняла голову, внимательно посмотрела на него, лёгким движением поправила волосы и сказала: - А, я Анна.
  - Ух, ты! Редкое сейчас имя. Нынче всё больше Вики, Вероники, Олеси, да Оксаны в моде.
   Анна улыбнулась, разговор её видимо заинтересовал.
  - У тебя Костя, девушки только с такими именами были, наверное. У нас в Москве, больше всего Наташ, Люб, Свет, Даш, ну и конечно Людмил. Это имя сейчас больше всех встречается. Я когда  училась в школе, у нас было четыре Люды, три Светы, и две Наташи. Вот так.
  - Аня, ты извини, можно я спущусь вниз, и мы поговорим?
  - Ой, извини, я тут стала в проходе и мешаю вам всем. Конечно, спускайся.
  - Нет, нет! Ты, что!! – загалдели в один голос  сразу четыре лейтенанта- джентльмена. – Нам очень интересно  с тобой поговорить, и ты нам совсем не мешаешь.
   Поезд «Харьков-Москва», только что отъехал от Белгорода и теперь набирал скорость.
  Аня, была очень симпатичной девушкой, курносой, с немного раскосыми глазами, она чем-то напомнила мне Татьяну, которую я всё это время пытался забыть. Она явно заинтересовалась ребятами.
  Я  же вышел из купе, прошёл в тамбур и закурил. Курить я начал после расставания с Таней, наверное, от тоски, или просто  по своей дурости.
  Мне совсем не хотелось знакомиться в поезде, и меня немного удивил Костя, который ещё несколько часов назад нежно и страстно, целовался, прощаясь со своей Светкой, обещая через год приехать за ней и взять в жёны. А, тут вот, проводница Аня. Она,  кстати, очень даже ничего, и даже красивее Светки. Ничего не понятно, в этой жизни. Ничего.
   Но меня женщины сейчас совсем не интересовали, я всё ещё жил воспоминаниями о Татьяне и до сих пор любил её.
   В Москве, мы переехали на разные вокзалы с ребятами и поехали по своим родным, договорившись писать друг другу.
  Десять часов я проспал на полке, и меня разбудила проводница, толстая тётка со злыми глазами уже на подъезде к Саратову. Это был мой родной город.
  А ещё через два часа, я уже входил в знакомый дом.
   Мама была в школе, и я, оставив свои чемоданы с вещами у соседей, как был в форме, направился  прямо к ней.  Это была и моя школа. Летом в ней всегда организовывали пионерский лагерь, и мама мне писала, что она, просто потому, что ей скучно, будет его возглавлять, а отпуск отгуляет после.
   Первыми меня увидели дети наших соседей, погодки Лёнька и Глеб, которых я знал с самого рождения.
   - Нина Романовна! Нина Романовна! Идите скорее, там ваш сын военный приехал, - закричали они в раскрытое окно маминого кабинета, увидев меня входившего во двор школы, где мальчишки играли в футбол.
   Мама тут же поспешила мне навстречу, выбежав их двери школы.     Мы обнялись, и тут я увидел слёзы на глазах мамы.
  - Господи, Владик, как я рада, что стал офицером. Вот отец бы за тебя порадовался. Ты был ещё маленьким, а он уже мечтал, что станешь военным,- она отстранилась в сторону, внимательно осмотрела меня с ног до головы, засмеялась довольная. – Ну, и вымахал же ты! Такой большой стал, и очень стал похожим на папу.
  Всё, мучения закончились? Куда назначили?
 - Всё закончилось мама. Теперь я лейтенант Военно-Воздушных сил СССР. Назначение получил, в полк связи. Он находится в Кубинке, это километров шестьдесят от Москвы. Так, что буду служить недалеко от тебя. А, пока отпуск, целый месяц буду с тобой. Я уже так по рыбалке соскучился.
   Нина Романовна, счастливая и довольная, рассмеялась:
  - Да, уж! Свежо предание, но верится с трудом. Тут, твои одноклассницы, студентки Варя и Зиночка приехали на каникулы из Ленинграда, обе учатся  там в университете. Похорошели, повзрослели, особенно Зиночка. Ты её не узнаешь, какая она стала красавица,- мама делала уже не первую попытку свести меня с кем-нибудь из моих школьных подружек, но всегда безрезультатно. Но, она,  видимо, не теряла надежды.
   - Галочка, - позвала она одну из учительниц, женщину, которая была мне незнакома.
- Ко мне сын приехал, я пойду домой, и сегодня меня уже не будет. А, вы, - обратилась она к потным и загорелым мальчишкам, ведите себя нормально, и не обижайте Галину Павловну.
  - Не будем, не будем! – за всех ответили мои соседи, и помчались на площадку. А мы пошли домой.
  Отпуск пролетел незаметно, в компании с Варей и Зиночкой, которые действительно, за эти четыре года превратились в настоящих красавиц, уже попробовавших все прелести столичной жизни, и получивших определённый сексуальный опыт.
  Они обе пытались по-всякому расшевелить меня, даже соблазнить, и никак не могли понять, что я ещё жил и грезил Татьяной, и все остальные девушки и женщины, мне просто были не нужны.
   Особенно настойчивой была Зинка, невысокая стройная брюнетка, с удивительно красивыми, миндалевидными глазами. Она напрямую предлагала мне себя, и страшно злилась, когда я, под каким-либо предлогом увиливал.
  Однажды, когда мы были вдвоём у нас дома, она неожиданно сбросила с себя хлопчатобумажные зелёные шортики, плотно обтягивающие её попку, и маечку, представ передо мной в одних маленьких очень сексуальных трусиках. На секунду остановилась, потом повернулась вокруг своей оси, и подошла к креслу, где я сидел, рассматривая журнал.
   - Ну, как я тебе? Что совсем не нравлюсь?
   - Нравишься. Ты, очень красивая молодая девушка. Очень.
   - Так, в чём же дело? Я давно хочу, чтобы ты переспал со мной. Ты же знаешь, что я с восьмого класса влюблена в тебя, и сейчас люблю. Ну! Вот она я, смотри!- она  села ко мне на колени, и  с горящими глазами, принялась целовать.
  Ну не прельщал меня  сейчас секс с ней, не прельщал, сам не знаю почему. Хотя, если честно сказать, от её тела и её запаха можно было сойти с ума.
  Я взял её за руки. Привстал, и молча посадил Зину, на своё место.
  - Ты, что Влад, голубой, что ли? Тебя, что, женщины  уже не возбуждают? – зло проговорила она, сверкая красивыми  глазами.
  Я рассмеялся.
- Да нет, не голубой! Просто я люблю одну женщину, и не могу её забыть.
- И где она эта женщина?
- Вышла замуж, уехала на Дальний Восток с мужем офицером.
 - Ну, вот видишь! Уехала! Вышла замуж, бросила тебя! Её нет. Нет! А я есть, вот она я, рядом. И люблю, и хочу быть с тобой,- она вскочила с кресла, и двинувшись ко мне голой удивительно красивой грудью с торчащими сосками. И другой бы мужик, наверное, не устоял перед этим натиском.
   Но, у меня в голове пока  была совсем другая.  Вот её я, наверное, по-прежнему безумно любил. И потому устоял, понимая, что следующее моё действие после секса с Зиной, это обязательно ЗАГС. А мне это не нужно пока, да и не люблю я её.
  В общем, мы расстались с Зиной почти врагами, и мама была этом очень не рада. Судя по всему, она уже видела Зину своей невесткой и матерью многочисленных внуков.
  Зато в последний день отпуска, к нам «на чай», неожиданно пришла Варвара, и мы с ней проболтали целый вечер, она же проводила меня вместе с мамой и на вокзал.
  На другой день я уже был в Кубинке, и представлялся полковнику Солодовникову, командиру войсковой части 92717. Или  по- другому, 51-го отдельного полка связи 67 Воздушной Армии.
   Я попал в радиороту первого батальона, или по-другому – батальона КП, на вакантную должность командира взвода. Бывший командир взвода Андрей Сергеичев, недавно стал командиром этой роты. Он окончил Кемеровское училище связи три года назад.
   Обстановка в полку и в батальоне мне очень понравилась. Наш комбат, подполковник Сахарный, был очень жёстким, требовательным и знающим командиром,  и совсем не оправдывая свою сладкую фамилию. Под стать ему, были  все офицеры и прапорщики роты.
   Первый батальон, во время ведения боевых действий Воздушной Армией, в полевых условиях обеспечивал  командующему  все виды связи с КП главного штаба ВВС, с КП Сухопутных войск и со всеми частями, входящими в подчинение командующему Воздушной Армией. Это была очень сложная задача, причём она требовала быстроты, чёткости и большого умения от всего личного состава.
   У второго батальона, батальона ЗКП было больше времени на развёртывание, на отстройку аппаратуры и каналов связи, чего не было у нас.
   По-тревоге, наш батальон, уже через час, должен был убыть на стационарный защищённый командный пункт, там усилить смену, и взять на себя всё управление Воздушной Армией уже отсюда к приезду Командующего, генерал-лейтенанта Горбатенко и его штаба.
   Потом, после отработки боевых действий авиации армии по прикрытию Сухопутных войск, по мере их перехода, наш батальон двигался вперёд вместе с подвижным КП ВА, и разворачивал свой узел связи недалеко от КП Сухопутных войск Фронта.
  Заменял нас на стационарном, защищённом КП ВА, второй батальон, становясь на время нашей перегруппировки, батальоном КП.
  ПКП, или подвижный командный пункт штаба ВА, состоял из нескольких штабных машин – «бабочек», развёртываемых рядом с нашим узлом связи, который пока был запасным узлом для защищённого узла связи, откуда управлял авиацией армии командующий.
   Мы, разворачивались, брали связь на себя, командующий прилетал к нам, наш  запасной КП, теперь становился основным, а второй батальон, теперь выдвигался вперёд как ЗКП.
  В общем, для связиста, динамика понятная.
Была одна сложность и трудность, при перемещении узлов связи КП и ЗКП, то есть первого и второго батальонов, нужно было всегда иметь между ними связь, уметь работать в движении. И эту важную  роль, выполняли  коротковолновые радиостанции, Р-140 и  Р137, работающие на антенну АЗИ или ШТ-4м.  А вот навыков, в работе при движении у моих ребят почти не было, разве что у двух прапорщиков, начальников радиостанций.
   Они оба, прошли  срочную службу в этом же полку, на должностях радиотелеграфистов, потом поехали учиться в школу прапорщиков в Новоселицы, под Новгородом, и вернулись год назад в полк уже прапорщиками – начальниками радиостанций.
 С одним из них, Романом Силениным, я сразу подружился, и он мне преподал многие особенности работы на коротковолновых радиостанциях в поле, и в движении.
  У нас в училище была прекрасная учебная база, нас очень хорошо учили и строго спрашивали, но это было не то, что в реальной обстановке. Я хорошо работал на ключе, был даже чемпионом училища по радиоспорту, и тут я, конечно, мог дать фору своим учителям- прапорщикам. Но вот  в организации связи по радио в телефонном режиме, и последующей сдачей канала для закрытия аппаратурой ЗАС, у меня навыки были очень слабые. Поэтому мы учились друг у друга.
   В месяц три, четыре раза, мы поднимались по тревоге, и начинали «работать» по предназначению. Один раз, был обязательно с выездом в поле, и иногда в район нам совсем неизвестный.
   Полковник Солодовников Пётр Ильич, оказывается, был родом из Душанбе, где его родители когда-то строили электростанции и, выйдя на пенсию остались там жить, пользуясь большим уважением у всех, и таджиков, и узбеков, и русских, проживающих в столице Таджикистана. Он нам много рассказывал об Азии, о её проблемах,  и о замечательных людях которые там живут.
  Ещё в училище мы знали, что в соседнем с нами Афганистане произошла революция, что там взяла в руки власть Народно-демократическая партия Афганистана, и её лидер Тараки, большой друг СССР, и лично Генерального секретаря ЦК КПСС, Леонида Ильича Брежнева.
  Знали, и то, что враги  афганской революции, не дают спокойно жить, и строить в  этой стране социализм. Поэтому, Тараки постоянно просит Москву о помощи, оружием и даже людьми.
 На служебном совещании  в конце сентября 1979 года, Солодовников рассказал нам, что все офицеры и прапорщики Туркестанского Военного округа, и Средне-Азиатского тоже,  давно написали рапорта с готовностью помочь дружественному нам Афганистану защищать завоевания Апрельской революции с оружием в руках. Но, пока,  мы им помогаем только специалистами и оружием. Разговор, о направлении туда наших войск пока не стоит.
  - Хотя, товарищи офицеры, всё может быть.
На последних штабных учениях в академии  Монино, в середине августа, Главком ВВС намекнул нам  на то, чтобы мы больше уделяли внимания подготовке войск в условиях горно-пустынной местности. А, где у нас в Союзе такая местность? Правильно! В Азии, и в Афганистане. Поэтому, с сегодняшнего дня, начинам работать по-другому. Комбатам: Сахарному, Аникееву, и Родину, вместе с начальником штаба и моим заместителем  подполковником Терентьевым, переработать план тренировок, с учётом требований Главкома ВВС, и все их проводить в поле, в разных районах, с отработкой всех нормативов и задач.
  В конце октября, начале ноября у нас спланирована годовая проверка, вот она и будет экзаменом на зрелость. Зам по тылу, зам по вооружению, обеспечить батальоны всем необходимым для тренировок и выезда в поле.
  Иван Аркадьевич,- обратился он к сидящему рядом с ним начальнику штаба подполковнику Арефьеву:
 - Районы куда пойдут  батальоны КП И ЗКП, должны быть неизвестны им до последнего часа. Расстояние от  нашей части 60-70 километров. Отработать связь в движении, и тренировать водителей.
  Вот так, в общем. Установите связь, товарищ подполковник Сахарный, позвоните мне в кабинет по закрытому каналу, доложите о готовности управлять авиацией, я сразу приеду к вам. Ну, а потом уже на ЗКП, к Аникееву.
 Да, и ещё. Подвижный командный пункт, следует с первым батальоном. Связь в колонне по УКВ радиостанциям Р809м, или  по Р-123. Но, нужно попробовать отработать КВ связь через Р140 и КВ радиостанцию, установленную на борту БТРов  АКШМ Р-975, из состава ПКП. Что-то она у нас никак не получается.
  - Там, В КВ радиостанции, сетка частот другая, товарищ полковник,-  невежливо перебил командира полка наш комбат.- КВ радиостанция на этой авиационной командно-штабной машине, предназначена  только для связи с самолётами и вертолётами  в воздухе.
 Полковник, простил своему «любимчику» нетактичность, секунду помолчал, и спросил: - Ты, Александр Максимович сам проверял, или это догадки?
   Сахарный встал, улыбнулся, и твёрдо сказал: - Да, я сразу, как они только поступили к нам три года назад, испробовал все режимы работы этих станций.
  УКВ - Р8О9, Р832, прекрасно работают. Ну, 123-я, встроенная в БТР, тоже, а вот  коротковолновая Р-847, с наземными станциями не стыкуется. У неё шаг перестройки 1 Килогерц, а на Р-140 – 100герц. Вот если бы туда радиостанцию Р130, поставить, пехотную, вот тогда всё было бы нормально. Мы пробовали раз сорок, ничего не получается, товарищ полковник.
  - А, вы ещё попробуйте! – улыбнулся командир.  - Садись, Александр Максимович. Если так, может и правда попробовать туда Р-130 поставить, а? Интересно предложение. Сегодня же позвоню в штаб ВВС, пусть помогут. Кстати, нам по штату положены три такие станции, на КП, но не одной нет. Буду просить. Пока всё, товарищи офицеры, идём работать.
  И мы начали работать.
До 25 октября мы трижды выезжали на учения в поле, и отрабатывали все нормативы, которые были заложены в приказах и наставлениях, и в планах, которые предлагал командир: действовать в условиях приближённых к боевым.
   Во время инспекторской проверки за год, это сказалось, батальоны получили твёрдую хорошую оценку, и командир полка был доволен. Чего не скажешь о нашем комбате, он считал, что такие выезды в поле, должны совершаться не менее одного раза в неделю. Пусть на два дня, но выезжать. Это и маршевая подготовка водителей,  умение следовать в колонне днём и ночью, это и тренировки экипажей, а особенно приобретение опыта офицерами, начальниками радиостанций и аппаратных связи.
   В середине ноября, после окончания проверки, мы получили две радиостанции Р-130, и установили одну из них, на  АКШМ.
   Включили, установили связь с нашей коротковолновой  радиостанцией находящейся на защищённом командном пункте, и даже закрыли канал аппаратурой ЗАС, находящейся на борту АКШМ.
   Одно было плохо, питание станции, было  возможно только от генератора, при работающих двигателях БТР- 60 ПБ.
  Отдельного агрегата питания, как у всех КВ радиостанций на автомобильной базе, в составе Р-975 не предусматривалось. Зато теперь, мы могли держать связь в движении, между командным пунктом  и ПКП, в движении. Это было здорово.
   С 1-го декабря 1979 года начался в войсках новый учебный год, и до нового года мы ещё дважды выезжали на тренировки, теперь уже по снегу, что для меня было в новинку.
   Я жил в офицерском общежитии, вместе с двумя офицерами из второго батальона, мы быстро подружились.
 Особенно мне нравился Володя Цыренов, командир радиороты. Он был родом из Улан-Удэ, и очень много рассказывал нам про жизнь, быт и историю бурятского народа, имевшего корни ещё со времён Чингизхана.
Обедали  мы в офицерском кафе на территории жилого городка, а завтракали и ужинали «дома». Для приготовления пищи у нас на  втором этаже общежития была специальная комната – кухня, где стояло несколько электрических плит. На одной из них, Володя частенько по воскресным дням готовил бурятские «позы» - большие пельмени, очень сытные и вкусные.
  После получения денежного довольствия, мы трое, сразу скидывались на продукты. И Володя сам, на правах старшего по возрасту и званию, покупал для нас продукты и забивал ими наш холодильник «Саратов», умело, распределяя их на месяц до следующей получки.
  Так, что мы, в отличие от других ребят, не имеющих в комнате такого зажимистого «старшого по комнате», питались нормально.
  Прожить молодому лейтенанту, даже одному, на ту зарплату, которую я получал, было очень сложно. Если только не курить, не пить, и не гулять с девушками, которых в Кубинке было огромное количество.
  Впрочем, мне хватало. Я не курил, пил только пиво, и то редко, и с девушками не встречался. Просто пока не было желания.
   Подкатил новый год, и 30 декабря, мы случайно узнали от лётчиков, что наши войска в ночь на 26-е  декабря вошли в Афганистан, и это событие нас всех очень взволновало, особенно нашего командира полка. Наверное, он один, сразу понял, что ввод наших войск обязательно коснётся и нас, если не сейчас, то позже.
   Как молодого офицера, меня спланировали начальником караула в ночь на новый год. Я не роптал, зная, что все молодые офицеры через это прошли.
   Наступило 31-е декабря, и я с солдатами своей роты заступил в праздничный караул, нещадно, и многократно заинструктированный всеми вышестоящими командирами, начиная от комроты, и заканчивая начальником штаба полка. 
  Было градусов пятнадцать мороза и много  снега.  Зам по тылу расщедрился, и выдал нам на ДП (дополнительный паёк) несколько килограммов отличного свиного сала с нашего подсобного хозяйства, подкопченного по его собственному рецепту, сахар, печенье, конфет и сливочного масла.
   Так, что после приезда командира части за полчаса перед новым годом, для проверки караула и поздравления солдат, мы накрыли в  столовой караульного помещения вполне приличный стол и встретили новый 1980 год с кружками наполненные компотом.
   Я сменился с караула уже в восемнадцать часов первого января, и когда уставший и измотанный бессонной ночью пришёл в свою комнату в общежитие, там меня ждал «приятный сюрприз» - накрытый стол с закусками и выпивкой, и оба моих соседа по комнате Володя и Павел Смехнов.
  - Ну, давай Влад, иди быстро принимай душ и за стол. А, я ставлю варить позы,- только тебя и ждём с прошлого года, засмеялся Володя, одетый по случаю праздника, в белую рубашку с галстуком, и Пашка, тоже выглядел очень нарядно.
   Мы сели за стол, изрядно выпили, потом к нам зашли ребята из соседней комнаты,  порций «поз» хватило и на них. В общем, вечер прошёл весело  в непринуждённой обстановке, правда, без женщин.
   Уже порядочно поддав, Саша и  Семён, наши соседи, начали звонить по телефону официанткам из лётной столовой и договариваться о встрече, и потом тихо исчезли. Я ни с какими девушками встречаться не хотел, поэтому мирно заснул в третьем часу ночи уже второго января.
    Утром снова была служба, занятия со взводом, потом на другой день регламентные работы на технике, и снова занятия.
  6-го января утром, меня сразу по прибытию в часть неожиданно вызвали к командиру полка в кабинет. Там уже находились все его заместители, наш комбат подполковник Сахарный и командир роты.
   Я вошёл, доложил о прибытии и поздоровался со всеми. И сердце неожиданно ёкнуло от какого-то предчувствия, вот только хорошего или плохого, я сразу не понял.
  - Здравствуй Потапов, садись, - улыбнулся  командир, и указал мне на единственный свободный стул около окна. – Я пригласил тебя сюда, чтобы нам всем вместе обсудить, как будем выполнять поставленную сегодня ночью Начальником войск связи и РТО ВВС генерал-лейтенантом Рощиным, задачу. Для выполнения которой, мне рекомендовали  тебя, как молодого, грамотного, знающего и перспективного офицера.
  Мы оказываем тебе огромное доверие Потапов. Ты, первый из нашего полка отправляешься в Афганистан, для оказания интернациональной помощи Афганскому народу. Понял, какая честь?
  Я кивнул головой. А, сердце затрепетало от радости и от слов командира. Мы ещё в училище часто вспоминали сначала Испанию, потом Корею, потом Вьетнам, и просто мечтали когда-нибудь оказаться на одном из таких участков.
  - Понял, товарищ полковник. Постараюсь не посрамить честь полка. Я туда в командировку на время, или в штат другой части?
 - Образована и комплектуется 40-я Общевойсковая Армия, со штабом в Кабуле. В её составе, штаб Военно-воздушных сил, командующим назначен генерал-майор авиации Лепаев Борис Александрович, прекрасный организатор, отличный лётчик и очень смелый человек. Мне по службе пришлось с ним познакомиться.
   Связь штабу ВВС с подчинёнными частями, обеспечивает отдельный батальон связи, основной его состав из Ташкента, новым командиром батальона  планируется подполковник Ерасов Владимир Петрович, он сейчас служит в Люберцах, а до этого был у нас заместителем командира второго батальона. А, пока там командует командир  Ташкентского батальона связи. Там теперь будет новый штат, и людей с техникой будут собирать со всего союза, даже из Германии.
  В Ташкенте, на базе бывшего батальона связи, будет  развёрнут полк связи и РТО.
Батальон  будет подчиняться начальнику отделения связи, оно состоит из пяти человек. Вот и всё, что я пока узнал. Понял только одно: как я и говорил, 25 –го декабря, ровно в 15-00 мы начали ввод войск в Афганистан. Авиация разместилась на аэродромах,   а личный состав недалеко от городов, теперь с ними нужна устойчивая, постоянная связь: телефон, телеграф, и всё закрытое аппаратурой ЗАС.
  Короче так. Ты должен срочно, уже сегодня подобрать два экипажа на радиостанции Р-140, которые получишь с НЗ. Начальников, бери опытных прапорщиков, радистов и электромехаников тоже. А, специалистов ЗАС, подберёт тебе командир батальона, причём самых лучших,  я думаю, товарищ подполковник,- обратился он к Счастливому:- Что Вы чувствуете меру ответственности за этих людей.
 Тот в ответ, молча кивнул головой.
-Чувствую, что на первых порах, у них будет там очень много работы, особенно у радистов.  Самолёт завтра утром, АН-22. Отсюда и прямо в Кабул, так что времени совсем нет. Зам по вооружению, комбат, командир роты лично взять на контроль расконсервацию станций, проверку их в работе, а Потапов пока пусть разговаривает с личным составом. К 12-ти часам всех кого отберёшь,  ко мне в кабинет. Обсудим, присмотримся, послушаем замполита, что он скажет про твоих кандидатов. А, после обеда на технику.
  Да, Потапов, экипажи можешь подбирать из состава любой роты и любого батальона. Ты, у нас первый едешь туда, тебе даю такое право.
 И ещё, проверь сам, чтобы у тебя на каждой станции была рабочая паяльная лампа, тренога, чайник и чугунная кастрюля, зам по тылу тебе подберёт из старого фонда, ну и канистры для воды и для топлива обязательно.
  Кто знает, как  тебе придётся  там готовить еду, а так всегда можно будет что-нибудь согреть, скипятить воду, пожарить. Знаю по опыту учений в степях.
   - Спасибо, за доверие.  Обязательно проверю. Но, я думаю, что со мной поедут мои подчинённыё, из моего взвода. Я их уже достаточно хорошо изучил и верю им.
  Заместитель командира полка по политической части подполковник Ринат Равильевич Рахимов, поддержал меня:
  - Командир, пусть он сам решает. Потапов я смотрю, офицер серьёзный, задачу понял. Пусть он сам себе людей и подбирает. Можно и своих. Даже лучше. Я тоже подойду к Вам в кабинет и поговорю с ребятами, которые туда полетят.
 - Согласен. Тогда вперёд, у нас много дел!
Все вышли из кабинета, а я вместе с командиром роты старшим лейтенантом Андреем Сергеичевым и подполковником Сахарным пошли в кабинет командира батальона, чтобы решить вопрос с экипажами, которые полетят со мной.
  Я просто сиял от гордости и счастья. А сердце прямо рвалось из груди. Ведь именно мне первому из полка доверили поехать за границу и выполнить свой интернациональный долг.
   Весть о том, что одного из офицеров полка вместе с двумя радиостанциями и экипажами посылают в Афганистан, мгновенно облетела весь полк, и через полчаса после нашего прибытия в кабинет, у дверей толпилась толпа прапорщиков и сверхсрочнослужащих со всего полка. Пришли даже два командира взвода – лейтенанты из второго батальона. У всех было желание поехать в неведомый  Афганистан, и послужить там, на благо нашей страны.
   Ведь из лекций заместителя командира полка по политической части, мы знали, что афганцы наши друзья, многие из них учатся в Советском Союзе, и теперь они оказались в беде. И, если не мы, то туда войдут американцы, разместят там свои ракеты, а это очень близко к нашим границам и тогда, мы совсем окажемся, окружены врагами. Поэтому, наверное, все и рвались туда, в неизвестность.
   Но я настоял на своём решении, и выбрал ребят из своего взвода, а двух специалистов-  телефонистов ЗАС, мне выделили из другой роты.
   В качестве начальников радиостанций, я предложил прапорщиков Романа Силенина и Дмитрия Вовченко, двух друзей, к тому же ещё, как и я, не обременённых семьёй.
   Комбат вызвал их обоих к себе в кабинет, рассказал о предстоящей долгосрочной командировке в ДРА, и они тут же, с радостью согласились. Первая проблема была решена.
  Потом, уже вместе мы подбирали себе солдат срочной службы, и беседовали с ними. Самое интересное, что никто из тех, кому мы предложили полететь служить в Афганистан, не отказался, настолько велика была пропаганда по оказанию необходимой помощи народу Афганистана и роль Советской армии в этом вопросе.
   Ровно в двенадцать часов дня в кабинете командира я представил ему список экипажей, которые выстроились в коридоре.
  После короткого представления кандидатов и ограниченного времени, состав экипажей был подобран и утверждён. Наш комбат, «скрипя сердце» отдал мне в команду двух специалистов ЗАС, младших сержантов Геннадия Савушкина и Сурена  Оганесова.
  Начальниками радиостанций были утвержены мои подчинённые прапорщики Роман Силенин и Дима Вовченко, молодой, но очень серьёзный парень, которого уважали все солдаты. Ну а водителей и радиотелеграфистов, я взял тоже из экипажей этих прапорщиков. То есть забрал из батальона два полных экипажа, но опытных и хорошо знающих друг друга.
    С ними побеседовали по очереди все замполиты: сначала роты, потом батальона, потом полка, сказав свои напутственные слова о долге, чести и о том, чтобы они не посрамили там случайно имя нашего знаменитого полка.
   После обеда мы все пошли в автопарк, на склад хранения техники НЗ, из состава которой были нам выделены радиостанции. Перед годовой итоговой проверкой, мы снимали их с хранения, прогоняли во всех режимах, потом снова законсервировали, так что я хорошо знал обе эти станции, обе были 1979 года выпуска, совсем  ещё новые.
   Мы заправили полные баки топливом, выехали на  полковой  полигон, на территории части, развернули несколько антенн, проверили работу в сети и потом всё оборудование. Командир роты ЗАС, привёз на машине два комплекта телефонной аппаратуры засекреченной связи, сержанты установили её в кузове станции, подключили, набрали документы и мы проверили работу станции в телефонном  закрытом симплексном режиме. Всё было нормально.
   Начальники станций остались сворачивать станции, а я пошёл в штаб оформлять командировочные документы на мою команду. Потом пошёл в общежитие, чтобы собрать свой тревожный чемодан, и попрощаться с ребятами.
  Перед этим я зашёл на почту и позвонил маме, предупредив, что еду в длительную командировку, месяца на три. Что жив, здоров, и после напишу ей, что и как. Зачем волновать её зря.
  Мои соседи офицеры, правду говоря с завистью, смотрели на меня, когда мы ужинали, немного недоумевая, почему такая роль первого специалиста из полка выпала мне, молодому лейтенанту, недавно окончившему училище, а не им более опытным воякам. Я и сам этого не знал. Но, был очень горд собою.
  От ста грамм на дорожку я отказался, впереди было ещё много работы, утром рано погрузка. Мы тепло попрощались, договорившись, что я буду им изредка звонить и рассказывать, как там дела в Афганистане, и может, даже напишу, если будет время.
  Ребята вместе с моими вещами проводили меня до КПП, и пошли домой.
  Все офицеры  штаба и  моего батальона были на местах.
 Старшины экипировывали солдат по-зимнему, все уже знали, что в Кабуле ночью холодно и лежит снег, а днём разогревает до 15-18 градусов тепла.
   Командир роты, лично проверял экипировку каждого солдата и сержанта, выстроив их в середине ленинской комнаты, в казарме это было сделать невозможно из-за любопытства других солдат, очень завидующих отбывающим.
   Станции стояли на плацу около входа в штаб, под охраной двух солдат с автоматами. Внутри уже находились комплекты специальной засекречивающей аппаратуры.
  Нам выдали на каждого сухих пайков на десять суток, и мы забили ими агрегатные отсеки. Туда же по возможности разместили и наши вещи.
   Потом нас всех отправили поспать четыре часа, меня старшина разместил в своей каптёрке. И, я тут же вырубился, наверное, от всего пережитого.
  Подняли нас в два часа ночи,  всем, солдатам, сержантам и прапорщикам, в том числе и мне, в соответствии с телеграммой Главкома ВВС, выдали автоматы и по четыре полных рожка с патронами, штык ножи, а я, кроме того,  получил и свой ПМ с двумя  снаряжёнными обоймами. Получили пистолеты и прапорщики.
  Когда стали получать оружие с полным боекомплектом, все сразу притихли, начиная понимать, что мы едем заниматься серьёзным делом, и возможно придётся стрелять как на войне. Тогда, о том, что будем принимать участие в настоящей войне, мы совсем не думали.
 Потом было построение, короткий инструктаж командира и мы расселись по машинам.  Пересекли в последний раз родной КПП, и за следующим впереди  автомобилем УАЗ командира полка двинулись на аэродром.
   Погрузка началась в три часа ночи, а в половине пятого мы уже сидели на борту  огромного транспортного самолёта АН-22, готовые к вылету.
   Когда самолёт порулил по ещё тёмной  рулёжной дорожке, я взглянул в иллюминатор, командир полка, командир батальона и командир моей роты стояли около машины и махали нам вслед. Мы улетали в новую неведомую пока никому из них жизнь.


Глава четвёртая. Лейтенант Потапов. Кабул, январь 1980 года.
 
Мы летели почти пять часов и около  одиннадцати часов утра местного времени,  наш самолёт плавно приземлился  прямо на международном Кабульском аэродроме.
  Температура за бортом была плюс восемь градусов, светило солнышко.
   Нас уже встречали. Первым к открывшейся рампе самолёта, подошёл сухощавый, среднего роста подполковник в полевой форме и в бушлате.
  - Здравствуйте. Рады вас видеть на кабульской земле. Я командир батальона связи ВВС, подполковник Мирошниченко, а это помощник начальника штаба по ЗАС капитан Вилкин,- представил он стоящего рядом с ним высокого капитана с лицом закоренелого пьяницы, одетого в  бушлат и  полевую фуражку.
  - Давайте выгружайтесь.
Я дал команду и мои подчинённые вместе с оружием и вещами начали спускаться на бетонку прогретую солнышком. Как и полагается, я протянул командиру наши документы и построил личный состав.
  Потом началась разгрузка, лётчики торопились, оказывается, они должны были сделать ежё один рейс сегодня и привести две каких-то радиостанции, но уже с аэродрома Чкаловский в Москве.
  - Как с заправкой, спросил меня капитан Вилкин, когда  радиостанции уже стояли на  бетонке, а водители сидели в кабинах. – У нас тут с этим напряжёнка. Дизельного топлива для питания  агрегатов питающих узел связи хватает, а вот с бензином сложно. Мы тут захватили на всякий случай две канистры  бензина по 20 литров, они там, он указал на стоящий рядом с легковым автомобилем грузовой автомобиль ЗИЛ-130.
   Я мысленно похвалил себя за то, что ещё в части, полностью заправил баки обеих машин, основной и запасной, баки агрегатов и по 20-литровой канистре в каждой машине. Но, внутренний голос сразу подсказал мне, что все секреты сразу раскрывать нельзя, поэтому я сказал:
 - Километров на пятьдесят хватит, лётчики категорически запретили нам заправлять машины полностью, уж извините.
  - Ну и прекрасно. Отсюда, до дворца Амина примерно 28 километров, доедем.
 Давай садись во вторую станцию, я рядом сяду, а прапора, оба пусть едут в первой.  Командир батальона поедет впереди, а ЗИЛ-130 замыкающим. Ехать будем через центр города, потихоньку.
  Мы  попрощались с лётчиками, поблагодарили их, попросили передать привет родной Кубинке и поехали.
   Мы выехали через запасные ворота, капитан  указал мне на небольшое помещение и радиолокационную станцию, стоящую на пригорке.
  – Это наш русский диспетчер тут сидит, и РЛС из нашего батальона. На хрена она здесь стоит, не знаю, но люди здесь находятся, и мы им сюда возим питание. Но, скоро здесь будет стоять  отдельный транспортный авиационный полк, тогда всё будет проще. Я вчера видел штаты ВВС новой 40-й Армии, так что тут всё заваривается по-настоящему и круто.
    Около ворот, я впервые увидел афганского солдата с автоматом в руках. Он открыл нам ворота, улыбнулся и махнул рукой приветствуя «шурави». Одет он был в тёплую форму, цвета нашей шинели, шапку и ботинки-берцы. Тогда, я впервые узнал, что «шурави», они назвали всех советских людей,  в переводе это означало « советские».
   Город сразу поразил меня обилием магазинчиков и небольших лавочек с яркими кричащими товарами.
   Мы проезжали мимо русского района, все  пятиэтажные блочные дома там были удивительно похожи на дома в Саратове и в Харькове.
   Я сразу обратил внимание на фигурки женщин идущие с детьми, но закрытые с ног до головы светлой тканью, так что под ней ничего не было видно и много людей на улицах.
   Полицейские, их здесь называли «царандоевцы», увидев нашу маленькую колонну, тут же останавливали движение и пропускали нас, махая руками в белых крагах,  и это тоже было необычно. И ещё я заметил на прилавках огромное количество апельсинов, мандаринов и другой зелени, которую свободно даже в Москве нельзя было купить.
  - Да, женщины тут, ни как у нас в Ташкенте, все в накидках ходят. Наши узбечки уже осовременились, даже в мини юбках шастают по городу, а раньше говорят тоже все в парандже ходили. Восток, что скажешь. Так что не удивляйся лейтенант, ещё и не то увидишь. У них тут почти у каждого мужика по четыре жены, а у них куча детей, и все вместе живут. Муж, ночью выбирает к какой жене идти, и они не обижаются. Дико, но приятно,-  Вилкин засмеялся. – Всё по Корану, но если не сможешь прокормить, то тоже ответишь по Корану. Могут даже яйца отрезать.
  Саша Кошкин, сидевший за рулём машины, и тоже глядевший по сторонам, в недоумении хмыкнул, и слегка притормозил машину перед перебегавшим дорогу мужчиной, завёрнутым в какую-то ткань и с интересной шапкой на голове.
 - Ты боец не хмыкай, веди  машину осторожно, а то мы тут уже несколько машин им побили, особенно когда на БТРах ехали через город. Вы там, живя в России, ничего об азиатских обычаях не знаете, поэтому вам всё будет в диковинку, а мы уже привыкли и ничему не удивляемся.
  Вон впереди нас  посольство СССР, дальше будет афганский Генеральный штаб, и потом уже дворец Тадж-Бек, мы его называем «Дворец Амима». Дальше посёлок Дарул-аман, там мы стоим. Ты, голову не забивай, всё равно не запомнишь эти названия сразу, - снова засмеялся капитан, указывая на ограду, мимо которой мы проезжали и за которой были видны несколько многоэтажных зданий.
   Потом капитан Вилкин рассказал мне про то, что 25 декабря 1979 года в Кабуле при заходе на посадку в ночное время, разбился наш самолёт ИЛ-76 с десантниками на борту и семь человек экипажа. Они столкнулись с горой  высотой 4662 метра.
  - Представляешь Потапов, Этот капитан Головчин, командир экипажа, совсем не имел опыта посадки в горной местности, да ещё и ночью, вот и угробил, и себя и ребят. Там на месте падения глубокий снег, пока послать поисковую группу нет возможности, но говорят, что командир дивизии, уже ищет добровольцев-альпинистов, чтобы вытащить оттуда их останки и похоронить.
 Это были первые наши жертвы в таком количестве, если не считать несколько танков, БМП и автомобилей упавших в пропасть вместе с водителями на перевале Саланг. Есть здесь такое проклятое место. Правда, там, кое-кого удалось вытащить.
  Генеральный штаб, высокое, красивое здание мне понравился, а вот «Дворец Амина», нет. Он сиял пустыми окнами, стены в нескольких местах были обожжены пламенем, и на них виднелись даже издалека следы пуль и осколков от снарядов.
   Дворец остался слева, а мы повернули к шлагбауму, за которым располагался батальон связи и  временный штаб 34-го смешанного авиационного корпуса, который нам предстояло обеспечивать связью.
   Уже подошло время обеда, и мы, поставив машины в импровизированный отгороженный автопарк, под охраной часовых двинулись в столовую, где впервые вкусили настоящую полевую военную пищу: консервированный борщ,  с приправой из сухого лука и моркови, сухари и на второе овсяную кашу со свиной, очень жирной тушёнкой.
  Ну, и конечно мои бойцы, успевшие перед посадкой на аэродроме, подкрепиться в самолёте сухими пайками, есть отказались, чем сразу вызвали любопытство у местных военнослужащих. И когда они вышли из палаточной столовой на воздух, их тут же обступили солдаты батальона и завалили вопросами: кто они, откуда, и чем прилетели.
  А мы, то есть офицеры и прапорщики, мои и батальонные все вместе, заняли солдатские места и принялись за обед.
  За время учёбы в училище, я едал и не такое, поэтому с аппетитом съел всё, что подал нам дневальный по столовой. Самое главное это всё было горячее.
  Сразу после обеда, на построении, командир батальона представил меня и моих прапорщиков личному составу, и сразу поставил задачу: - Час на размещение, потом в автопарк, и на позицию. Площадки уже подготовлены. Ну, а дальше всё расскажет подполковник Свищёв, старший офицер отдела связи по радио, он уже мне звонил и спрашивал про вас.
   Стоя на узкой площадке перед узлом связи, я обратил внимание, что в ту же палатку-столовую, где мы обедали, двинулись офицеры, они располагались рядом с недостроенным двухэтажным зданием, расположенным прямо перед афганским посёлком.
  Это были офицеры штаба ВВС, они тоже питались  обычной солдатской пищей. Это, их как-то мгновенно сблизило со мной и моими ребятами.
     После построения, ко мне подошёл высокий, плотный капитан и представился:
  - Ну, привет. Я капитан  Таулис,  командир радиороты, зовут Владимир, ты поступаешь в моё распоряжение.
   Я приложил руку к шапке, и как положено  по Уставу, отрапортовал: - Товарищ капитан. Лейтенант Потапов, прибыл для дальнейшего прохождения службы вместе с экипажами и двумя радиостанциями Р-140, с комплектами. Станции опробованы в работе, экипажи обучены, матчасть исправна, почти новая, 1979 года выпуска.
   - Вольно, вольно Потапов,- улыбнулся  капитан. Это хорошо, что новые, да, ещё и целых две, а то я тут зашиваюсь. Двумя Р-140, и одной Р-140-0,5, очень трудно обеспечить пять радионаправлений. Поэтому, сразу развернёшься и заступишь на дежурство. Времени на раскачку у нас нет.
 Ну, и второе, примешь радио взвод, а то там  пока прапорщик командует, Злыгостев. Мужик  он толковый, но грамотёнки не хватает. Давай, собирай свих людей, идём в автопарк, берём шмотки, разместим сначала солдат. А ты будешь жить в палатке со мной. И прапорщики рядом.
   В палатках пока холодновато, тут в Афганистане проблема с дровами, своих мы пока мало завезли, а ночью холодно. Но мы живём уже десять дней и не умерли, даже новый 1980 год здесь встречали.
  Ещё два часа ушло на то, чтобы нас поставили на все виды довольствия в батальоне и разместили по палаткам. После этого, ничего не сообщив командиру о своих припасах, и потом, я понял, что поступил правильно, мы выехали из автопарка и начали месить грязь, устанавливая машины на две небольшие площадки, расположенные в основании небольшой горки: одна прямо напротив Дворца Амина, а вторая напротив афганского посёлка. С третьей стороны, как оказалось, буквально в пятидесяти метрах от нас на пригорке располагалось старое кладбище, куда жители посёлка раньше хоронили родных и близких. Потом, летом 1979 года сюда пришли солдаты афганской армии, огородили территорию колючей проволокой, и начали строить двух этажную казарму. Но, не достроили, и сейчас в ней располагалось временно управление 34-го смешанного авиационного корпуса, во главе с генерал-майором Орловым.
  Вместе с капитаном Таулисом, мною руководил ещё и подполковник Свищёв, из  Ташкентского отдела связи. Он мне сразу понравился. Оказалось, что мы  с ним окончили одно училище только в разное время, и в процессе развёртывания и знакомства, нам было о чём вспомнить.
   Он быстро прощупал мои знания и возможности, довольно хмыкнул и сказал:
 - Ну, слава богу, действительно толкового офицера прислали. Мне генерал  Рощин, когда звонил по телефону ещё в Ташкенте, я там был два дня назад, лично пообещал. И слово сдержал. Спасибо ему.
  Короче так. Нужно организовать постоянную радиосвязь,  в радиосети, с переводом в радионаправление с двумя аэродромами: Канданар и Шинданд.
 Позывной аэродрома Шинданд «День», позывной Кандагара «Лучина».
  Причём, связь нужна устойчивая, канал сдаёшь на П-238Т, чтобы можно было отправлять телеграммы и получать их оттуда. Разнесём по времени. С нуля часов местного времени до шести утра работает телеграф, а с  шести утра и до нуля часов телефон ЗАС. Трубку поставим на столе у начальника штаба, пока связь будет симплексная. У нас аппаратная есть П-240, но оба комплекта неисправны. Их сегодня утром отвезли на самолёте в Ташкент на ремонт. Так, что надежда только на твои комплекты, и те, которые стоят в двух  наших Р-140. Вот так мы начинаем организацию связи, мой друг.
 Давай Потапов, быстрее разворачивайся, и начинай работать, пусть радист пойдёт на узел к дежурному по радио, и передаст мою команду, чтобы вам дали все наши позывные и частоты. Надеюсь, станции пойдут, если их в самолёте не растрясло. Проверял перед уездом?
  - Обижаете, товарищ подполковник. Я ведь знал куда лечу. Даже баки всех агрегатов под завязку заправил, хотя лётчики очень возражали. Станции этого года, сняли с НЗ, сам проверял в работе, закрывались между собой, телефон шёл нормально. Но, вот телеграф, если честно, ни разу не пробовали закрывать.
  - Ничего, у нас телеграфисты сильные ребята,- вмешался командир роты. Ты, сдай им хороший канал, а они дальше сработают. Мы, по КВ радиостанциям тоже никогда не работали телеграфом ЗАС, в основном по радиорелейным и тропосферным каналам. А, теперь вот уже неделю учимся.
   - Да, уж мужики. Вы учитесь,  а я пи---лей от командующего получаю на КП, с утра до ночи. Им связь возьми и выложь на тарелочке, да ещё и устойчивую. Вот так!
 Давайте разворачивайтесь, включайтесь, хорошо прогрейте аппаратуру, уже темно стало, и подмораживает, сегодня градусов пятнадцать мороза обещают, а я пока схожу на КП, доложу своему начальнику, как вы тут работаете.
  Он пригнулся и вышел из  радиостанции, а мы с экипажем под присмотром командира роты продолжали свою работу.
  « Да, времени для передышки и раскачивания у нас нет. Так, что нужно будет всех своих мужиков настроить на трудную и бессонную работу» - подумал я. Даже не представляя, насколько окажусь прав в своих догадках.
   Димка Вовченко вынырнул из темноты и протянул мне листы бумаги, вырванные из обычной тетради в клетку с написанными на ней карандашом позывными и частотами обоих аэродромов.
  - Темень, как у негра в одном месте,- пошутил он. – Командир, а прямо перед нами метров через пятьдесят только колючая проволока и дальше пустота, деревья и посёлок. Я это ещё до темноты успел заметить. Интересно, кто же нас ночью тут охранять будет, а?
 - Кто будет охранять? – капитан Таулис засмеялся. – Сами себя и будете охранять. Этот участок как раз прикрыт только колючей проволокой. БМП с пехотой стоят на углу здания перед штабом и выше до горы их окопы. Потом слева ближе к дворцу, ещё два БМП стоят и солдаты охраны дежурят. Ну, а в промежутке, метров сто наш участок обороны. Там сейчас два окопа, в каждом по три человека, меняются каждые два часа. Так, что, с завтрашнего дня, вы тоже включитесь в охранение. А пока работайте спокойно, у вас другая, более сложная задача, качать связь.
   Кое-как развернув антенну десятиметровый штырь,  буквально ввинтив колья крепления в подмёрзшую землю, и запустив агрегаты питания, мы начали работать.
  Было уже девять часов вечера местного времени. С момента нашего убытия из Кубинки, прошло меньше суток.
 Зная, что Роман Силенин, более опытный и расторопный, я вместе с командиром роты остался на станции прапорщика Вовченко. Правда несколько раз сходил на  вторую   площадку, где они разворачивались и, убедившись, что всё идёт по плану, вернулся назад.
   Все премудрости организации радиосвязи, особенно в условиях горно-пустынной местности я описывать не буду, могу сказать только одно, что экипажи Р-140-х из Кызыл-Арватского батальона связи и РТО в Шинданде, и из Чирчикского в Кандагаре, вообще не имели навыков организации радиосвязи и использования телефонной и телеграфной аппаратуры ЗАС. Работая на своих аэродромах в стационаре, они закрывали только телефонные линии связи, а по радио работали только в открытой сети, лишь иногда отрабатывая по КВ радиосетям упражнения по сигналам «Клён и «Блеск». Но, там, на коммутаторах,  уже всё было заранее коммутировано, предусмотрено, и проходило без сучка и задоринки.
    Другое дело, когда это же пришлось делать в полевых условиях, чему мы в своём полку в Кубинке, постоянно тренировались, и знали всё как отче наш, эти же навыки были и у радистов нашего батальона.
   Короче, после недели мучений и нервотрёпки, я обратился за помощью к подполковнику Свищёву,  и мы все вместе: я, он и прапорщик Вовченко, полетели на АН-12, сначала в Шинданд, а потом в Кандагар.
   Особенно меня удивил прапорщик Седых, начальник радиостанции в Шинданде. Он появился на станции через полчаса после нашего прилёта, весь грязный,  немытый, весь в песке и очень злой. Мы, всю ночь, работая вместе с ним на его станции, и связываясь с  нашим узлом связи в Кабуле, всё пытались выяснить причину его такого состояния.
 Уже к утру, когда связь была нормально восстановлена, и мы сдали канал на телеграфную аппаратную, он устало сказал:
  - Спасибо вам мужики. А то, я бы из нашего «зиндана»  никогда не вылез. Комбат считает, что я плохо работаю, но меня никто и не учил переходу из радиосети в радионаправление. Я дежурил в радиосети штаба ВВС, и работал на ключе или на датчике. Тот, прапор, который всё знал и умел, неожиданно заболел, схитрил сука, а я только недавно из школы прапорщиков прибыл, вот меня сюда и послали.
  Теперь все орут, командир роты не радист, а РТОошник, командир радио взвода двухгодичник, тоже не радист. Вот и получается, что на две станции, я один специалист. Короче два дня тому назад, когда мы вас потеряли в радиосети, комбат посадил меня в подземную тюрьму - «зиндан». Тут солдаты рядом с узлом вырыли такую яму глубиной метра четыре, как погреб. Вот туда всех виновных, или кто «плохо» себя ведёт, сажают. Меня и посадили.
  - Как это сажают? Кого солдат?
 - Да нет, там  и лейтенант один сидит с РСП, напился три дня тому назад. Два солдата, и я вот был. Но меня подняли наверх, после того как вы прилетели. Такой у нас командир, майор Мордвинов. У нас там и в Союзе такое же было.
  - И, что? Никто не жаловался? – удивился я.
 - Видимо никто. Наш комбат Мордвинов даже в любимчиках у начальника войск связи и РТО ВВС полковника Чилингаряна  ходит. Говорят, скоро подполковника получит. Вот такие дела.
  Это дело меня очень заинтересовало.
 - И как это всё происходит. Ну, как сажают в ваш  «зиндан»?
 - Обыкновенно. На построении у нас происходит разборка, потом командир с замполитом, а он у нас мастер спорта по борьбе, здоровый «бугай» выводят виновного из строя. Могут и по морде съездить перед этим, а потом  объявляют, сколько суток «гауптвахты». И сажают. В эту яму. Спускают по лестнице, а поднимают на фале подмышки и наверх, для того, чтобы ещё больше унизить.
 - А там как, внизу?
 - Внизу несколько досок, песок и твоя одежда. Пищу спускают  в ящике в котелках. Там же и ведро, куда люди ходят по нужде, а днём её дежурный поднимает наверх и выливает.
  - Слушай, но это же настоящая тюрьма. И почему вы не жалуетесь?
 - Да жаловались уже. Но, у нас же тут всё закрыто, никто ничего не видит. Узел то охраняют часовые, сюда без допуска даже командира полка не пускают. Тут же аппаратура ЗАС. Вот и творят  командир  с замполитом что захотят.  Ну, ладно, товарищ лейтенант, вы на всё это не обращайте внимания. Лучше учите меня  всем особенностям и всем премудростям, чтобы меня больше туда  в яму не сажали, там ночью холодно…
   И мы снова начали повторять все действия и разбирать проблемные вопросы, возникающие при переходе из радиосети в радионаправление, и сдачи канала на аппаратные.
  Ни подполковник Свищёв, ни командир батальона, ни командир роты, до самого рассвета, так на станции и не появились.
   Свищёв, когда пришёл утром вместе с командиром батальона и пригласил нас на завтрак, сказал мне, что он впервые за  семь суток по-настоящему выспался. А, я доложил о том, чего мы добились за ночь, и как бы, между прочим, добавил, обращаясь к комбату:   - Товарищ майор, я тут прапорщика всему научил, мы все телеграммы в штаб корпуса отправили, и по прилёту в Кабул, я буду работать только с вашим прапорщиком. Мы теперь хорошо знаем, друг друга, иначе нормальной связи не будет.
   Мордвинов, что-то хотел сказать в ответ, но понял, что я, как представитель главной рации, могу и помочь ему, и посадить в лужу.
  - Да, о чём разговор! Через пару дней должны прибыть ещё два прапорщика, начальники станций, правда, там только один радист, но я думаю, что теперь Седых его научит.
  Димка Вовченко в это время обучал специалистов на другой станции,  уже довольно старой по меркам работы в условиях Кызыл-Арвата,  1976 года выпуска.
  - Товарищ подполковник,- обратился прапорщик к Свищёву. – Сержант  Закиров,  который работает на этой станции, толковый парень, хороший радист. Станцию знает прекрасно, но он ведь один работает, на той станции, где вы были, там хоть прапорщик есть. А, здесь только он, старший радиотелеграфист и водитель-электромеханик. Равиль уже даже в туалет боится пойти, не хочет оставлять станцию без присмотра. Он же тут круглые сутки один, ну разве кто выдержит?
   - Ну, вот командир обещает через  пять дней, прапорщиков двух своих  привезти сюда. Так, что скоро я думаю, будет  легче.
   Мы позавтракали в технической столовой, поели горячего горохового супа, поели с удовольствием перловой каши с тушёнкой и снова пошли на узел.
 Работали там до глубокой ночи, пока не добились от экипажей чёткого и слаженного выполнения всех правил ведения радиосвязи.
  А утром, на самолёте АН-26, мы все трое перелетели на аэродром Кандагар.
   Кандагар меня поразил у самого трапа. Была уже вторая половина января, в Кабуле лежал снег, в Шинданде, тоже было прохладно, а тут было жаркое лето. Температура воздуха составляла 34 градуса.
   Нас у трапа встретил майор Жураковский, командир батальона связи из Чирчика, который с одной ротой, обслуживал теперь этот третий, по величине аэродром в Афганистане.
   Здесь тоже было две КВ радиостанции, были даже полные экипажи на них.
   Но, и они раньше работали по радио, только со стационарного узла связи, ни разу не выезжая в поле. Это было характерно для всех батальонов связи, обслуживающих полёты на аэродромах. Вторая рота, которая должна уметь работать с запасного аэродрома, как правило, туда выезжала редко, «условно». По-тревоге, она выстраивалась в автопарке, проверялась её укомплектованность, и всё. Дальше отбой. А, теперь вот её «заставили» работать, и командиры теперь пожинали плоды своей снисходительной бездеятельности.
   Мы, с Димой работали также два дня, но здесь с нами постоянно был и командир роты, и командир радио взвода, толковый грамотный офицер - лейтенант Роман Довлатяну.
  Он окончил тамбовское  авиационное училище связи, в том же году, как и я. Но был не радистом, а специалистом  по системам посадки, прекрасно в них  разбираясь.
  - Ты, как оказался командиром радио взвода то? Обычно, сюда только радистов назначают?- спросил я его, когда понял, что Ромку нужно начать обучать с самых азов.
  - Как, как? Отец родом из Ташкента, служит в ПВО, вот я после окончания училища и попросился в ТуркВО, домой к маме.
    Попал на аэродром Чирчик. Сначала служил начальником смены системы посадки РСП, но с самого приезда на аэродром уже знал, что скоро мы войдём в Афганистан. Ну, когда нас по тревоге подняли и дали команду второй роте полностью укомплектованной личным составом, следовать в Кандагар, тут оказалось, что у нас нет командира радио взвода, и никто  туда особенно и не рвётся. Вот я тогда и предложил командиру батальона и командиру роты взять меня, пообещав, что я за месяц освою КВ радиосвязь. Вот осваиваю. Правда не всё ещё получается, но  спасибо, что вы ещё прилетели на помощь, теперь всё будет отлично.
 Давай учи,  брат! А то, мой авторитет как командира падает, - засмеялся Роман, усаживаясь напротив меня с техническим описанием и инструкцией по эксплуатации радиостанции Р-140, в руках.
  Несмотря на жару, за те же двое суток, мы, как и в Шинданде, обучили ребят всем навыкам работы в сетях, а командира я тренировал особенно, даже ночью, когда все спали.
 Мы сразу подружились, и эта дружба, потом, все два года очень помогала нам, когда мы стали участвовать в операциях, когда теряли связь, а потом снова находили друг друга в сети, и часто звонили друг другу.
   Вернувшись в Кабул, мы уже спокойно работали потом с этими двумя узлами, почти три месяца, пока с ними не была организована  устойчивая связь по тропосферным станциям связи.
   Когда мы летели на самолёте из жаркого Кандагара в Кабул, я осторожно рассказал о том, что узнал и увидел на узле связи в Шинданде подполковнику Свищёву. В ответ он рассмеялся.
– Ерунда это всё. Я Костю Мордвинова давно знаю, он на такое не способен. А, то, что офицеры и прапорщики здесь в Афгане расслабились, это точно. Тут уже инструмент продают в их лавки - дуканы, меняют на жвачку, сигареты. Есть случаи даже продажи патронов, правда не у нас, а в пехоте. А ведь ещё и месяца не прошло, как мы сюда вошли. Вот командиры и крутятся, пытаясь хоть как-то наладить дисциплину. Но, уж только не таким способом, как ты мне рассказал.
   Я тогда промолчал и не стал разочаровывать офицера из вышестоящего штаба. Потому что на другой день после работы на станции в Шинданде, выйдя по нужде в туалет, я  лично видел как туда, в яму, сажали «провинившегося» солдата, предварительно связав ему руки впереди грязной фалой.
  За эти дни, пока нас не было, батальон получил две новеньких аппаратных с комплектами аппаратуры, две авиационные командно-штабные машины  Р-975 на базе БТР-60ПБ.
 Аппаратуры ЗАС, теперь хватало а вот, КВ радио средств, было по-прежнему недостаточно.
   Подполковник  Мирошниченко, часто звонил  в Ташкент на «Кумач», начальнику войск связи и РТО ВВС, и постоянно просил, чтобы ему прислали ещё  коротковолновые  радиостанции. Он, уже твёрдо решил, что останется тут командовать и его назначат командиром батальона связи РТО ВВС, теперь уже  40-й Общевойсковой Армии, а там, в Ташкенте найдут на батальон нужного человека.
  Я не стал  никому, ничего рассказывать, потому что  ещё в Кубинке, знал, что на место комбата на наш батальон придёт подполковник Ерасов.
   Ерасов прибыл в начале февраля, когда мы уже представились новому Командующему ВВС 40-й Армии, генерал-майору Лепаеву, и начальнику штаба ВВС - нашему непосредственному начальнику, генерал-майору Пашкову, прибывшему в Кабул прямо из Польши.
  Владимир Петрович Ерасов, мне   понравился. Я знал, что он когда-то он служил в нашем полку, и это меня тоже радовало.
  Комбат, сразу же обошёл все станции, побеседовал с каждым солдатом радистом. К тому времени, мы уже не работали на собственных агрегатах питания. Наши станции подключили к общей системе электропитания узла.  Весь узел питала двухсот киловаттная дизель-электростанция, а наши водители охраняли нас, дежуря в окопах.
  - А как ночью дежурство организовано? Не спите?- поинтересовался он у меня и у прапорщиков стоящих около станции.
  - Ночью трудновато, особенно под утро. Нам бы чайку горячего, заварки нет. Чайник есть, тренога тоже и паяльная лампа, а вот заварка кончилась товарищ подполковник, - смело, глядя новому командиру прямо в глаза, сказал Роман Силенин.
  - Узнаю полковника Солодовникова, - рассмеялся Ерасов. – Неужели он вам никаких запасов не дал с собой. Вы  же тут всего месяц с не большим, находитесь.
  Я решил вмешаться. Как рачительный хозяин, я далеко-далеко запрятал несколько  нераспечатанных сухих пайков на «чёрный день», и приказал всем забыть про них.
  - Всё было товарищ подполковник, - решил я немного слукавить.- На каждого сухпаи на неделю, бензин, масло, вода. Но, мы уже через сутки начали круглосуточную работу, все спали прямо в станциях, ну и всё естественно подъели. Очень трудно ночью во время дежурства, кушать хочется. Ну, сухарей из столовой мы сюда приносим, сахар тоже, а вот заварки нет, и в столовой её тоже не дают.
  - Ладно, я думаю, этот вопрос мы решим, учитывая тот факт, что вы из станций почти не вылезаете.
Ну, что, я вам скажу москвичи? Формируется 40-я армия, в её составе ВВС. Командующий уже прибыл, сегодня ожидаем начальника отделения связи и старшего офицера по радио. Это пока. Ещё в  штате нашего отделения связи  три  должности: старший офицер по ЗАС,   инженер по РТО, инженер про радиорелейной и тропосферной связи. Вот так. Это наши начальники.
  В Ташкенте начал формироваться отдельный полк связи и РТО ВВС Туркестанского военного округа. Там в учебной роте будут готовить специалистов для нас, а пока будем работать с теми, кого пришлют. Командиром полка предлагают подполковника Лебедева Григория Александровича. Мы с Гришей вместе окончили Кемеровское училище связи. Мужик  он настырный, злой, но своё дело хорошо знает. Вот только он людьми никогда не командовал, всё время на узлах  связи ошивался. Потом вот в отдел связи и РТО ВВС ТуркВо попал.
  Ну, посмотрим. Нам ведь и с его командой придётся работать. Я побывал на узле связи ВВС в Ташкенте на «Кумаче», там почти вся смена из батальона связи дежурит, их возят на машинах. Сам узел маленький, может сейчас в связи с этой войной расширят? Не знаю?
   Да, и ещё идёт активная работа по строительству тропосферных каналов связи с Кандагаром и Шиндандом через Узбекистан и Туркмению, но когда это будет, никто точно сказать не может. Поэтому пока основная надежда на радиосвязь, и на вас - радистов. А ты командир, - обратился он к стоящему рядом с ним капитану Таулису: - Им даже заварки на ночь организовать не можешь? И куда это годиться?
  Капитан хотел что-то сказать, но стушевался и промолчал, зло, посмотрев на меня. Но я уже хорошо понимал своё значение и своего взвода и считал, что ничего особенного мы у нового командира не попросили.
   Не мог же я ему рассказать, что после ночёвки в палатке, у моего радиста рядового Мягкова появились вши, и мы их с трудом уничтожили, простирав всю его одежду в хлорке, а потом прогладили утюгом, который предприимчивый прапорщик Вовченко захватил из своей комнаты в Кубинке. И теперь, все мои подчинённые ютились на стации, приспособив для спанья даже агрегатный отсек.
  Слава богу, в нашей  офицерской, на четырёх человек палатке, где я жил с капитаном Таулисом, командиром взвода ЗАС - лейтенантом, Геной Максимовым, и старшим лейтенантом Сергеем Савкиным – командиром взвода АКШМ, всё было нормально. Дневальный топил печку понемногу, и ночью спать было не холодно, хотя я предпочитал ночевать на своих станциях.
   Через два дня нас, офицеров батальона, знакомили с новым начальником отделения связи майором Васильчиком и старшим офицером по радио – майором Мулиным, - они оба прибыли из дивизии базировавшейся в Белоруссии в городе Щучине. Ну, и со старшим офицером по ЗАС, им стал капитан Вилкин, чему мы особенно не удивились. Всего, что касается аппаратуры ЗАС и правил пользования этой аппаратурой, ему в батальоне не было равных.
   Меня удивило только одно. На другой день вечером, мы, четыре офицера, решили выпить по сто граммов, отмечая тридцатилетие капитана Таулиса, приготовив на столе довольно скудную закуску, состоящую из банки свиной тушёнки и пары банок консервов «Кильки в томате, когда к нам неожиданно вошёл капитан Вилкин, теперь уже наш начальник.
   Мы все вскочили от неожиданности, и стали прятать фляжку со спиртом, которую капитан хранил ещё с Ташкента.
  Вилкин рассмеялся этой картине, и махнул рукой:
- Сидите мужики, вы чё, вскочили? Я пришёл  поздравить своего товарища Володю с днём рождения. Не выгоните?
  - Да, ты что Валентин? Я очень рад, садись на кровать рядом, мы только начинаем,-  заулыбался Таулис нежданному гостю и, развернувшись к  своей тумбочке, достал оттуда ещё одну новенькую эмалированную кружку.
  - Нет, мужики! Я пить не буду, завязал. Мне кажется, я свою цистерну водки уже выпил. Перед входом сюда дал себе и жене слово, если останусь здесь служить, брошу пить совсем. Позавчера подписали приказ, и всё, я завязал. Вы пейте, не стесняйтесь, а я посижу, поем немного, чайку попью.
  « Немножко» в устах капитана Вилкина выглядело так, что он практически один съел  всё мясо из банки, потом очистил баночку консервов, сказал тост, держа кружку воды в руках, и убыл спать.
   И поскольку закусывать нам было нечем, мне пришлось идти на станцию и вытащить из укромного уголка один из запрятанных сухих пайков. Чего не сделаешь ради своего командира. И веселье продолжилось.


Глава пятая. Отделение связи ВВС, капитан Соснов.

16 февраля 1980 года, я как старший машины встречал  на аэродроме Кабул, прилетевший из Ташкента наш караул во главе с прапорщиком Мизиным, сопровождавший из ремонта аппаратуру ЗАС.
   С этим же самолётом из Ташкента прилетел и капитан Соснов,  инженер по радиотехническому обеспечению в отделение связи. Мы познакомились с ним прямо у трапа Ан-12, когда сгружали аппаратуру и УКВ радиостанцию Р-845 на базе автомобиля ГАЗ-66. Вместе с ним прилетели двое ребят из его роты: начальник УКВ радиостанции младший сержант Алексеев, и водитель-электромеханик рядовой Боков.
   Аппаратуру погрузили в кузов машины, туда же уселся и состав караула. Когда выгрузили и радиостанцию, Соснов вместе с Алексеевым проверил, как работает двигатель  ГАЗ-66 и, убедившись, что всё нормально, сказал: - Сергей, поедем потихоньку в колонне. Не отставай. А ты Борис, не очень крути головой по сторонам, потом всё увидишь. Мы поедем через центр города, расстояние до штаба примерно 28 километров. И если что, то просто сигналь. Понял?
  - Всё понял, товарищ капитан.
Немного легкомысленный, весёлый парень Боков, сразу стал серьёзным и собранным.
   И мы расселись по машинам.
   Когда Соснов, зная, что в кабине автомобиля  рядом с водителем может ехать только один человек – старший машины, полез со своими вещами в кузов, я остановил его.
  - Товарищ капитан. Давайте сюда в кабину рядом со мной. А то неудобно как-то. Мы же поедем колонной. В Кабуле пока ВАИ нет, и никто особенно не следит за этими нарушениями. Оставьте вещи в кузове, а сами садитесь в кабину и поехали.
  Тот в ответ махнул из кузова рукой и сказал:
  - Нет уж. Давай не будем ничего нарушать. Ты старший машины, ты и едешь в кабине. Да, и ещё, мне просто хочется посмотреть на город в первый раз. Мне уже много про него рассказывали наши лётчики из Тузеля, а теперь я сам всё хочу увидеть. Поехали.
  Эта простота и  непритязательность капитана, мне тогда очень понравились. Капитан Вилкин, меня бы просто выгнал из кабины и сам поехал старшим.
  По своей службе, я больше всего встречался с майором Мулиным, мужиком с простецким хитроватым лицом, и с большим чувством юмора. Особенно, это было нужно, когда у нас пропадала радиосвязь с каким-нибудь аэродромом, а Командующему она срочно была нужна. Василий Сергеевич тогда прибегал с Командного пункта к нам на станцию, шутил, теребил нас, рассказывая всякие прибаутки и случаи из жизни, и всё у нас постепенно налаживалось.
  Потом, он стал приглашать на станцию и нашего комбата подполковника Ерасова и нашего командира роты, и сидеть рядом с нами в тесном пространстве аппаратной, пока связь не восстановится.
   Это вначале происходило довольно часто, но по мере  приобретения опыта экипажами и здесь у нас, и на аэродромах, перерывы в связи стали очень короткими, только при переходе на новые частоты.
   Ну а после того, как мы в начале марта месяца получили ещё две радиостанции Р-140М, и одну радиостанцию Р-137, и два экипажа из Прикарпатского  военного округа, наше положение заметно улучшилось.
   Начальник радиостанции  прапорщик Николай Якимчук, прибыл с двумя радистами из Ивано-Франковска, а прапорщик Василий Нетудыхата с экипажем из Луцка. Оба парня сразу показали себя с лучшей стороны, а Микола Якимчук, с самого начала заявил мне:
 - Товарищ лейтенант! Я не люблю сидеть на месте, и если там нужно будет куда-то выехать, то я первый. Хорошо?
  Я согласно кивнул головой, ещё слабо представляя, куда мы тут в Афгане, собираемся ездить. Но, оказалось, я глубоко ошибался.
 Первая  боевая операция 66  бригады под Джелалабадом совместно с батальоном 103 Водушно-десантной дивизии из Кабула, была не совсем удачной. У десантников и у личного состава 2-го батальона бригады были значительные потери в людях. Она началась 24 февраля 1980 года и длилась ровно неделю.
   Это была первая совместная операции войск 40-й Армии, и она сразу вскрыла все недостатки в нашей системе.
   Оказалось, что транспортные вертолёты вертолётного полка из Джелалабада, МИ-8Т, прилетевшие в Кабул за десантом, могли взять на борт лишь пять-семь человек, вместо положенных десяти. Они не могли взлететь даже «по-самолётному», из-за нехватки мощности двигателей.
   В боевых порядках войск не хватает офицеров боевого управления «авиа наводчиков» с радиостанциями, которые могли бы управлять авиацией с земли, для того, чтобы те не ударили по своим войскам.
   Генерал-майор авиации Пашков, руководитель операции от штаба ВВС, вместе с командиром 103 ВДД генерал-майором Рябченко, приняли решение снять с вертолётов блоки УБ-32 с неуправляемыми ракетами, погрузить их в АН-26, а на облегчённые вертолёты посадить как можно больше десантников. И работа закипела.
   Мне об этом потом, в конце марта рассказал капитан Соснов, когда мы с ним выехали на наше первое обеспечение  операции пехоты в  город Газни.
   Мы выехали из Кабула рано утром своей оперативной группой состоящей из одной КВ радиостанции с комплектом ЗАС, одной УКВ радиостанции Р-845, и одной АКШМ, с одним офицером боевого управления из нашего штаба  лейтенантом Пашкой Воробьёвым.
  Ехали в середине колонны, которая в основном состояла из грузовых Камазов, нагруженных железными полосами, скрепляемыми друг с другом. На вертолётной площадке около города Газни, инженерный батальон должен был построить металлический вертодром, стоянки и пункт заправки горючим для прилетающих туда вертолётов.
   Строили вертолётную площадку и в расположении 191 мотострелкового полка, расположенного в нескольких километрах от Газни.
  Добрались мы до Газни, довольно быстро, за четыре часа, и тут же начали «качать связь».  А солдаты из инженерного батальона начали вручную разгружать машины.
  Начальником оперативной группы от ВВС, был подполковник Родионов, он прилетел  сюда раньше нас на вертолёте вместе с капитаном Сосновым.
  Мне очень понравилось само здание и оборудование  места, где мы расположились на ночлег. Это были комнаты на двух человек, со своей системой вентиляции, автономными источниками электропитания, водоснабжения и холодильной установкой для кухни. Говорили, что раньше, ещё до апрельской революции 1978 года,  здесь размещались подразделения миротворцев. Они были  направлены в Газни  ООН, для прекращения убийств  и разъединения двух враждующих между собой племён. Эти племена проживали в самом городе Газни и в его окрестностях. И именно для их   проживания была  построено и оборудовано это помещение.
  Утром, четвёрка вертолётов МИ-24 из Джелалабада, нанесла удар по  одному из гнёзд мятежников, в тридцати километрах от города, а потом туда рванули солдаты из мотострелкового полка. Среди них был и мой подчинённый начальник АКШМ Р-975 прапорщик Петя Кукушкин вместе с офицером боевого управления.
  Он же  нам и рассказал потом, что когда наши солдаты на БТР-х, и БМП, подъехали к посёлку, над которым ещё висела пыль после отработки наших вертолётов сначала бомбами, а потом и НУРСами и, взяв его в кольцо, начали осматривать каждый дом, то оказалось, что там никого нет.
  Не было внутри небогатых домов и никаких вещей. Судя по всему, все люди ушли отсюда несколько дней тому назад, после того, как их предупредили о нашем возможном ударе.
   Выслушав всю эту историю, капитан Соснов, рассмеялся:
 - Узнаю братьев азиатов. Они могут друг друга ненавидеть, даже драться друг с другом клан на клан. Но, если против них пошли «неверные», как они нас русских и всех православных называют, то тут они всегда друг друга поддержат и помогут. Скорее всего, кто-то из их Генерального штаба предупредил. Наши советники пока все операции совместно обговаривают и согласовывают.
  Я получил команду сворачиваться, и следовать в колонне домой в Кабул. Поеду с вами, не хочу лететь вертолётом. Нужно все дороги здесь изучить самому, я чувствую, они нам могут пригодиться. Давай Потапов, сворачивайся, через час тронемся обратно.
  Через час, колонна тронулась обратно, оставив часть личного состава инженерного батальона для строительства вертодрома, под охраной взвода из 191 мотострелкового полка.
  Доехали почти без приключений. Если не считать того что,  не доезжая 20 километров от Кабула, на Р-140, а вернее на нашем автомобиле ЗИЛ-131, неожиданно лопнули два задних колеса.
  Мы попросили старшего колонны, майора из 108 дивизии остановиться и смогли включить «самоподкачку», рассчитывая так «доковылять до дома». Но, ничего их этого не получилось. Покрышка и камера были сильно повреждены, так что компрессор просто не справлялся. Потом в автопарке, после разбортовки колёс мне показали два острых ежа, похожие на те, которые ставили ещё партизаны против немецких машин ещё в Великую отечественную войну
   Ехать так было нельзя, нужно было ставить запасные колёса. А, у нас было только одно колесо в запасе, и мы решили поставить хотя бы его. Но, тут меня, как командира ждал сюрприз: оказалось, что на всех трёх машинах, кроме одних плоскогубцев и  отвёртки не было  больше вообще никакого инструмента.
  Соснов, узнав об этом, страшно возмутился, и отчитал меня как мальчишку:
 - Да,  товарищ лейтенант, связь вы может, и можете устанавливать, а вот о своей жизнедеятельности и безопасности позаботиться не умеете. А, Вы товарищ прапорщик,  - налетел он на Николая Якимчука, первый раз выехавшего на операцию: - О чём думали, когда ехали на операцию. Здесь же война уже идёт, а вы всё по мирному времени живёте, и ни хрена ни о ком и ни о чём не думаете! Что теперь прикажете делать?
   Якимчук покраснел как рак:
- Простите товарищ капитан. Эту станцию я получил только перед самой операцией. Проверил в работе, закрылся, проверил оба агрегата питания, а вот инструмент даже не посмотрел.
   Костя, а ну иди сюда, - позвал он водителя пытающегося спрятаться подальше от гнева командиров. – И где весь инструмент? Не скажешь?
    Водитель молчал, опустив глаза к земле.
 - Да, х..и тут смотреть? Продали они уже весь инструмент сучата! Или обменяли на курево или жвачку, - к нам подошёл старший колонны сухощавый подтянутый майор в бушлате и  со шлемофоном на голове.
 – Мои  «архаровцы» тоже уже умудрились несколько комплектов инструмента обменять засранцы. Ни хрена не думают, как тут будут служить потом, думают здесь будет также как в Союзе.
   Давайте так мужики. Времени у нас нет, скоро начнёт темнеть, поэтому мы дадим вам запаску с одной из наших машин, но под расписку, или  если вы дадите слово, что привезёте его к нам в дивизию в Тёплый стан.
 - Я даю слово. Капитан Соснов, отдел связи ВВС. Мало того, ещё и «бакшиш» за это будет, сто граммов и огурчик, - тут же заявил наш капитан, чтобы не терять времени.
 - Ну, если так, я сейчас дам команду,- рассмеялся майор и поспешил к своим машинам.
 После почти часа совместного труда воинов связистов-авиаторов и пехотинцев, колёса были сменены, и в это время над колонной неожиданно появился вертолёт и начал над нами кружиться.
  Из-за нашего остановки, начальник штаба ВВС,  просто потерял нашу колонну, ведь Соснов, перед тем как мы вышли из Газни, доложил на КП ВВС, о времени убытия и возможном времени прибытия. Из-за прокола колёс мы задержались почти на два часа, и на наши поиски был послан вертолёт.
   Офицер боевого управления Паша Воробьёв, вышел с ним на связь с АКШМ, доложил о том, что произошло, и мы тронулись дальше, но уже под «прикрытием»  с воздуха до самого въезда в Кабул.
 Капитан  Соснов тогда, после того как мы прибыли в автопарк, срочно вызвал руководство батальона и, не считаясь с субординацией, напрочь, разругался с нашим комбатом,  его заместителем по технической части и командиром роты. И в конце пообещал  всем, что на следующую операцию, если они так будут готовить и проверять автомобильную технику, он попросит начальника связи взять их всех с собой.
  Ерасов психанул вначале, но потом, когда я рассказал ему всю историю, пошёл в комнату, где жили офицеры отделения связи с фляжкой, и угостил всех для укрепления взаимодействия и взаимопонимания между отделением связи и батальоном.
  Потом, когда мы выезжали на операцию, он лично выдавал из «своего склада» комплекты инструментов  под расписку начальникам радиостанций и после операции требовал их возвращения к нему в его машину, где он временно проживал.
   Я, на всякий случай тут же проверил весь инструмент на « своих» двух радиостанциях, с которыми я прилетел, и был очень рад тому, что мои ребята в вопросах купли-обмена с афганскими мальчишками из посёлка оказались пока на высоте.
   В конце марта возникла необходимость организовать радиосвязь с аэродромом Файзабад, куда перелетели несколько вертолётов из Кундуза. Отдельная рота связи и РТО, обеспечивающая вертолётный полк, не могла ничего выделить туда из своих скудных радиосредств и генерал Пашков, дал команду перелететь туда ВЗПУ МИ-6 из состава вертолётного полка, и через него по сеансам держать связь с КП аэродрома.
  Так, на мои плечи легло ещё одно направление, устойчивая связь с «Санитаром», такой был позывной у Файзабада.
  Всё вроде вначале было нормально,  но через несколько дней возникла серьёзная проблема. Для того, чтобы работать с нами, воздушному узлу связи там  нужно было на земле запускать двигатели, или свою турбину, которая «жрала» очень много топлива, а доставить его туда по горным дорогам было очень проблематично. К тому же душманы уже тогда начали организовывать налёты на наши колонны, и эта работа становилась очень опасной. Поэтому, когда мы устанавливали связь, начальник ВЗПУ, тут же просил доложить начальнику отделения связи майору Васильчику, которому он подчинялся, о том, что у них почти нет топлива.
  Я, конечно, сообщал об этом майору Мулину, и продолжал работать с корреспондентом  по графику.
  В районе  города Файзабада и Кундуза уже в конце марта, начале апреля начались серьёзные  совместные операции афганских войск и нашего контингента и, наверное, поэтому, за потерю связи с «Санитаром» мне больше всего доставалось.
   Ещё в феврале, я один раз побывал во дворце Амина. Там уже начинались восстановительные работы, которые проводили солдаты из стройбата – обросшие, нестриженые «партизаны» призванные из запаса и оторванные от своих семей.  И меня, особенно поразило варварство, с которым было всё там разломано и раскурочено. Разукомплектованы люстры, вывернуты выключатели и электрические нагреватели из водяных батарей, которые обогревали всё здание, исцарапаны штыками двери. Дворец выглядел  так,  будто в здании побывали  дикие люди.
  В саду вокруг дворца,  солдаты и прапорщики нашего батальона находили огромное количество патронов и гранат.
  Из рассказов пехотинцев я узнал, что   в ночь с 27 на 28 декабря, из-за неразберихи и несогласованности действий, десантники 103 дивизии начали обстрел дворца, получив задание захватить его. А дворец был уже в руках офицеров из спецназа и солдат из так называемого «исламского батальона». И в результате этих действий большое количество людей пострадало, были даже убиты наши врачи и сотрудники посольства.
   Капитан Соснов, потом рассказал мне, что «исламский батальон» был сформирован в начале 1979 года в узбекском городе Чирчике. Там были собраны солдаты со всего Союза: таджики, туркмены, узбеки, говорящие на языках пушту и дари, на котором говорило основное население Афганистана.
  Их первоначально готовили для оказания помощи  руководителю НДПА -Тараки,  по его просьбе, они были переброшены в Баграм ещё в августе 1979 года.
   Но, в Кабуле они оказались 20 декабря, за несколько дней до ввода наших войск, и охраняли  по внешнему периметру дворца Тадж-Бек уже Хафизуллу Амина, который уничтожил прежнего лидера. Сам дворец охраняли преданные Амину солдаты.
   Вечером, 27 декабря, исламский батальон,  одетый в афганскую форму, под командованием майора Халбаева, совместно с офицерами специальных групп КГБ «Гром» и «Зенит», взяли штурмом дворец.
  Десантники 345 полка воздушно-десантной дивизии, не зная об этом, тоже атаковали дворец, потом ворвались туда, разобравшись, наконец, где свои, где чужие.
   Во время штурма Хафизулла Амин, его врач, и врач из посольства были убиты. Погибли и несколько офицеров КГБ. Были большие потери и среди личного состава исламского батальона, почти сто человек получили ранения, а несколько бойцов были убиты.
  И в эту же ночь, в Кабул из Баграма прибыл новый лидер Афганистана – Бабрак Кармаль.
  С приходом весны, а она в Кабуле началась рано, уже в середине марта, стало значительно теплее по ночам. А днём температура поднималась до 25 градусов тепла. Вокруг зацвели сады, и стало необыкновенно красиво, если бы только не эта война.
   Мы уже довольно неплохо работали с авиационными полками по радио, но это была не та связь, по которой можно управлять. Из-за гроз, и других аномальных явлений, КВ радиосвязь была не очень устойчивой, особенно для закрытия каналов специальной аппаратурой что было просто необходимо, для обмена секретной информации. Поэтому, связисты и полка связи  40-й армии и мы, искали пути для организации связи  с использованием радиорелейных и тропосферных станций.
   В апреле прямо на аэродроме Кабул, был сформирован 50-й отдельный смешанный авиационный полк, им командовал полковник Будников.
   Силами нашего батальона и  одной роты батальона связи из Баграма, с ними сразу установили связь  через радиорелейную станцию Р-409.  Позывной аэродрома стал называться « Флюсный». Здесь уже работали ребята из радиорелейной роты, а руководил всем капитан Фанов Евгений Иванович, офицер по радиорелейной и тропосферной связи из нашего отделения связи. Потом, уже в начале апреля была установлена устойчивая связь по Р-409 и с аэродромом Баграм.
   В батальоне активно строилась баня, которую с нетерпением ждали не только солдаты и офицеры нашего батальона, но и офицеры штаба ВВС, живущие с нами рядом. С помывкой у нас было сложно.
   Питались мы по-прежнему тушёнкой, рыбными консервами и консервированными овощами, правда, хлеб уже стали привозить из пекарни оборудованной штабом тыла.
   Вокруг дворца Амина, начали возводиться одноэтажные  «модули»: сборно - щитовые казармы  для проживания личного состава. Строилась поликлиника, начали приезжать женщины: официантки, медсёстры, машинистки. Жить становилось веселее.

    Глава шестая. Гардез. Боевое крещение.

В начале апреля, Ромка Силенин, который ездил как старший машины на аэродром, рассказал, что встретил на аэродроме своего земляка, тоже прапорщика из десантной дивизии, и тот рассказал ему, что на окраине аэродрома Кабул, в «Тёплом стане», как это место обозвали русские солдаты, сформирован полевой Кабульский военный госпиталь. И там, почти триста баб, изнывают уже месяц от безделья в ожидании первых пациентов.
  Госпиталь формировался в Ленинграде, и все девчонки оттуда.
  - Все красавицы командир. Вот бы туда попасть хоть на денёк, а?
 - Тьфу! Типун тебе на язык Ромка! На хрена нам в госпиталь попадать, туда ведь только больные и раненые попадают.
 - Да, нет, я имею в виду просто так туда поехать, хоть на девчонок посмотреть.
 - Ну, ты надумал, дружище! Это же надо ехать за тридцать километров для того, чтобы посмотреть на девушек. Ну, другое дело погулять там, пообжиматься, или ещё что? А то просто посмотреть. Отставить, товарищ прапорщик. Ни тот случай.
  Я даже не представлял себе, что скоро этот случай нам представится.
  В середине апреля меня, вместе с командиром роты вызвали в кабинет командира, небольшую комнатку на втором этаже двухэтажного здания, где проживали офицеры штаба ВВС.
  Цементный пол в этих комнатах застилали брезентом, а  неоштукатуренные стены обтягивали целлофаном, для сохранения тепла от железных печек, трубы которых выводились прямо в окна. Целлофан  просто «дышал» при каждом открывании двери. Хорошо, что во всех окнах уже  были вставлены стёкла. На первом этаже, около двух комнат офицеров особого отдела, находилась комната, где располагались офицеры нашего отделения связи.
  Мы с Таулисом постучали в дверь и, получив разрешение, вошли в кабинет Ерасова.
  Там, на одном из стульев, рядом с комбатом сидел капитан Соснов, и что-то показывал ему на карте.
  - Привет мужики, садитесь,- совсем не по-военному предложил нам места около него капитан. Ерасов, тоже повторил его слова.
  - Так вот. В районе города Гардез, намечается большая операция. Мятежники, захватили там все посёлки, и прогнали оттуда правительственные войска. Вот мы теперь и будем им помогать, опять вернуться на свои места и восстановить там народную власть. Расстояние отсюда до Гардеза по дороге порядка  ста тридцати  километров. Пойдём под охранением в составе сводной колонны и под прикрытием вертолётов.
  Я назначен старшим группы по связи от ВВС на эту операцию. Она продлится неделю или чуть больше по тому, как пойдут дела. Когда мятежники видят, что идёт большое  количество войск и техники, они обычно  уходят, не вступая в контакт, предпочитают воевать как партизаны, из засад.
  Я спланировал  для   обеспечения  операции
две радиостанции Р-140 с комплектами ЗАС, две АКШМ, и одну радиостанцию Р-845 для связи  между нашим, полевым  КП авиации, и  вертолётами.
  Одна Р-140 должна  будет обеспечить непрерывную закрытую радиосвязь с КП ВВС «Помпа», вторая с КП отдельного вертолётного полка в Джелалабаде, позывной «Валун», наш позывной в поле и КВ и УКВ - «Арча». УКВ частоты, и  остальные позывные получите на месте.
  На АКШМ будут работать в боевых порядках офицеры боевого управления штаба ВВС, но поскольку их пока очень мало в одном будет находиться начальник группы майор Званцев, а во второй, офицер боевого управления – авиационный наводчик, лейтенант Юрьев.
   Отправление в восемь утра послезавтра, от КП 108 дивизии в «Тёплом стане». Туда ехать через город даже рано утром часа два, поэтому готовность к убытию нашей колонны 5-00. Я думаю, товарищ подполковник, Вам лично придётся их провести до места, впереди на своей машине, а потом вернётесь сюда. Это распоряжения начальника связи.
  Я тоже хотел ехать с вами, но мне приказали лететь туда на вертолёте с оперативной группой ВВС.
 Старший от ВВС,  начальник оперативного отдела подполковник Стельмах. Да, позывной начальника ГБУ «Агат», а офицера боевого управления «Крот».
  Теперь об экипажах: операция серьёзная, масштабная, поэтому отберите самых лучших, и желательно добровольцев. Тут Потапов, я думаю, лучше всего подойдут ребята, которых ты хорошо знаешь, может те которые прилетели с тобой. Ну, на АКШМ у нас выбора нет, уж какие есть водители, такие и есть. А вот на Р-845 рекомендую младшего сержанта Алексеева и рядового Бокова. Это мои ребята из моей роты, сам отбирал по конкурсу. Так что не пожалеешь. Впрочем? – он на секунду задумался, а потом обратился к ротному:
 - Подумайте немного, посовещайтесь и решите. А вечером я приду на смотр техники в автопарк, там вы мне всех и представите. Лады? Да, и ещё не забудьте взять сухой паёк и на меня. Я ведь тоже на довольствии в батальоне стою и должен неделю чем-то, питаться.
   Мы с ротным вышли из кабинета, и направились  в автопарк, где стояли две радиостанции Р-140, одна из них уже была задействована в операции на Газни, и именно на этой машине были пробиты два задних колеса.
   Кстати, я по прибытию «домой»  после той операции закрутился, и совсем забыл о том, что мы должны отдать «запаску» тому майору из 108 дивизии, который нас тогда любезно выручил. Но, ровно через неделю, меня вызвал  в автопарк заместитель командира по технической части, там уже рядом с УАЗиком начальника отделения связи стоял капитан Соснов, и приказал мне снять одно из колёс, чужое, и передать его капитану.
  Ну, мой водитель, быстро,( при наличии инструмента, смена колеса не такая уж тяжёлая работа), поддомкратил машину и снял то самое колесо, которое нам любезно предоставили пехотинцы. Потом мы  протёрли его,  погрузили в задний отсек УАЗа, и Соснов уехал. Он своё слово держал.
  Потом я узнал от него, что он прихватил с собой и бутылку спирта, правда, разведённого наполовину. Но, у нас в Кабуле, при сухом законе, это был неплохой подарок за запасное колесо.
  Кстати ни сам Ерасов, ни его заместитель по технической части даже не думали отдавать это колесо, считая, наверное, что это дело как бы забудется само собой. А, вот Соснов не забыл, и сам повёз его. Потому что дал слово офицера.
   Мы потом поставили запаску с другой машины, и теперь мне нужна была запаска на две машины ЗИЛ-131. Две камеры от прошлых колёс,  имели много проколов, а завулканизировать их сырой резиной или заклеить их было просто нечем. Пришлось брать запаски с автомобилей, которые я привёз из Кубинки, станции всё равно стояли без движения на площадке.
  Мама уже знала, где я нахожусь, и писала мне длинные письма, где просила очень беречь себя и с честью выполнять свой интернациональный долг. Я, тоже, как мог, писал ей нежные письма, рассказывая, как мы тут хорошо живём, как хорошо питаемся, и как нас тут любят афганцы.
   Часто, особенно среди ночи, когда не спалось, я вспоминал о Татьяне и всегда  только хорошие мгновения нашей любви.
 Минуты нашего расставания и последний разговор я вспоминать не хотел, и до сих пор меня ни одна женщина больше не интересовала. Хотя мама писала, что мои  бывшие одноклассницы очень мною интересуются, особенно Варвара, и даже просит мой адрес. Но я категорически запретил ей это делать. В моём сердце пока была только Таня. Только она. И поэтому я всего себя отдавал службе, которая мне очень нравилась.
  Здесь в ДРА, была настоящая боевая работа, через нас передавали распоряжения на боевые вылеты, приказы и указания. Через нас вызывали вертолёты, для того чтобы вывести раненых и погибших солдат, которые появились  к апрелю в довольно большом количестве. Доставить в боевые порядки пехоты воду, питание, боеприпасы и многое другое, что нужно при ведении войны, особенно на чужой, враждебной нам территории, где никто ни воды, ни куска хлеба тебе не даст, это уже всем стало ясно.
   И я старался с честью выполнить свой долг. Когда я узнал, что старшим на операцию назначен капитан Соснов, я  обрадовался. Мои  подчинённые прапорщики, на двух АКШМ  и с одной Р-140, уже участвовали в марте месяце в операции, которая проходила в Панджшерском ущелье, старшим от отделения связи был майор Мулин. Так говорят, он за неделю измучил их всех своими требованиями по организации связи, требуя, чтобы связь с КП ВВС «просто звенела».
   Учитывая, что в том районе Афганистана располагаются залежи различных руд и драгоценных камней, находятся магнитные аномалии,  влияющие на качество радиосвязи, сделать это было очень трудно, но ребята справились.
 О том, что  на территории  ДРА, собраны все элементы системы Менделеева, а в Панджшерском ущелье, огромные залежи золота, алмазов, лазурита  и других драгоценных камней, я узнал, когда послушал лекцию советника Главного геолога Афганистана, доктора наук, профессора Карасёва Игната Романовича, выступившего перед офицерами штаба ВВС.
   После этого нам всем стало понятно, что это ущелье, так просто нам душманы не отдадут. И первая операция, сразу это показала.
  Теперь вот операция в районе города Гардез, и мы туда едем.
   Я  с прапорщиками и солдатами укомплектовал две станции всем необходимым, взял даже чайники и кастрюли, потом начальник медицинской части батальона, капитан Кошкин, дал мне йод, несколько упаковок бинтов, а командир роты, втихаря сунул фляжку со спиртом, так, на всякий случай.
   С собой я взял своих прапорщиков и по одному радиотелеграфисту, остальные остались дежурить в сетях. Ну, а на Р-845 младшего сержанта Алексеева, и водителя рядового Бокова.
   Соснов, пришёл в автопарк как обещал, и досконально проверил всё, что необходимо для жизни в поле, попросив дополнительно залить по две канистры: одну двадцатилитровую бензином, а десятилитровую маслом, и положить их пока в АКШМ. Заместитель по технической части, майор Зимин, скрипя сердце, выполнил эту просьбу Соснова. Она потом очень нас  очень выручила эта заначка топлива.
   Соснов был доволен.
 Рано утром, как только чуть-чуть рассвело, мы тронулись в путь в Тёплый стан. Впереди колонны из пяти машин ехал на своей машине наш комбат.
 Город только просыпался, машин и людей почти не было, и мы быстро добрались до КП 108 дивизии, где формировалась колонна машин на Гардез.
  В колонне было около пятидесяти единиц разной техники, в том числе и с десяток БМД из воздушно-десантной дивизии. Но, основной личный состав был из самой мотострелковой дивизии.
  Ещё меня очень удивили большие орудия с длинными стволами, оказалось  с нами пойдёт и батарея  мощных 155 миллиметровых гаубиц. Они были прицеплены к четырём автомобилям ЗИЛ – 131, и выглядели очень устрашающе.
   После построения и инструктажа, нам определили место в середине колонны, за станциями связи от дивизии и от 103 отдельного полка связи Армии.
   Возглавил колонну, уже знакомый мне майор, с неизменным шлемофоном на голове. Увидев меня, он улыбнулся и спросил:
 - Ну, что лейтенант, опять вместе едем? Надеюсь, теперь у тебя колёс хватит, и инструмент водительский есть?
 - Так точно, товарищ майор! – Здравия желаю! Всё есть, и Соснов лично проверял, - улыбаясь в ответ, сказал я.
 - Ну, если Соснов проверял, тогда конечно! Кстати где он? Что-то его не видно?
 - Он прямо на аэродром Гардез прилетит, и нас встретит.
 - Да, какой там аэродром? Так грунтовая полоса. Правда, укатанная, с щебёнкой с песком, там раньше только «Чесна» чешская садилась.  Один раз я видел, как этот самолёт садится там, по-моему, он человек десять на борт берёт или больше, не знаю. Я уже два раза  был в этом Гардезе. В городе крепость, вода херовая, кругом только песок и овраги, но дорога туда хорошая. Вот такие дела.
  Мы тронулись в начале  десятого, оказывается, ожидали офицера боевого управления, который должен был  на ходу поддерживать связь с вертолётами, которые сопровождали колонну. Он приехал, на машине начальника штаба ВВС и сразу подошёл к нам.
   Мы познакомились.
 Звали лейтенанта Василий Юрьев, он в 1979 году окончил штурманский факультет Челябинского военного штурманского училища,  после училища послужил на КП на аэродроме в Борисоглебске, а в январе 1980 года был направлен в штаб ВВС 40-й Армии на должность офицера боевого управления.
  Я тоже  представился, и коротко рассказал ему о себе.
  Мы тут же пошли на АКШМ, и проверили работу УКВ радиостанции. Начальник Р-975, прапорщик Виктор Онегин, очень обрадовался Юрьеву. Оказалось, они уже вместе работали на Панджшерской операции.
  - Ну, значит, всё будет хорошо, - я увидел, как лейтенант Юрьев ловко и скоро, залезает на броню БТРа АКШМ. – Пойду, доложу   майору, старшему нашей колонны, что мы готовы к движению.
  И мы поехали.
 Дорога на Гардез, действительно была хорошая. Асфальт. Пока не выехали из пригорода Кабула, вокруг было много глинобитных домиков, зелень деревья, а километров за десять от города, пейзаж был совсем другой. Поля, сопки и лента дороги по которой растянулась наша колонна.
  Мы спокойно прошли последний блок-пост из Кабула – кишлак Шиваки, потом проехали километров пять, и въехали в «зелёнку», самое опасное место, откуда, как рассказывал майор, их несколько раз обстреливали. Но на этот раз всё было спокойно, и мы быстро дошли до ещё одного кишлака, с длинным названием – Мухаммед Вулус Вали.
  Колонна двигалась довольно быстро и через некоторое время, пройдя по мостику небольшую речушку Лагар, мы справа увидели довольно большой  посёлок Бараки, тоже опасное место, откуда постоянно обстреливали наши колонны. Но и его мы прошли без проблем. Впереди была дорога на Гардез. 
  Нас прикрывала пара вертолётов Ми-24 из Джелалабада, а другая пара, как резерв сидела в это время уже в Гардезе в готовности. Потом, Соснов, как бывший вертолётчик, оказалось, он летал в Ташкентском аэроклубе на спортивных самолётах и вертолётах, рассказал мне, что именно с этой  военной операции под Гардезом, наши вертолёты стали летать парой, как во время войны.
  Только роль ведомого здесь была не прикрыть хвост ведущему экипажу, а спасти экипаж, если вдруг его подобьют.
  Если вертолёт летает один, и будет сбит в этих условиях или из ДШК или ракетой, то организовать его поиск в условиях горно-пустынной местности  просто не возможно. Радиолокационный контроль  на территории Афганистана  за  самолётами, и вертолётами  в воздухе,  ещё не был организован, да если бы он и был, то вертолёты летали на небольших высотах, и в этих  горных условиях за ними по локатору уследить было просто не реально.
  Вот, командование ВВС и приняло решение – летать теперь только парой: первый ведущий, а второй ведомый ( прикрывающий при высадке десанта или груза, и спасающий если подобьют). Или   наоборот.
  Добрались мы без происшествий, никто не обстрелял, никто не подорвал, и это было совсем неплохо, потому что случаи нападения на колонны, уже были.
  На  высокогорном аэродроме Гардез, высота над уровнем моря 2374 метра,  нас встретил наш капитан Соснов, начальник группы боевого управления майор Званцев, и несколько прилетевших  офицеров из нашего штаба.
  Дальше мы должны были двигаться  по  горной местности, в район сосредоточения наших и афганских войск, примерно в сорока километрах от Гардеза. Там намечалось оборудовать командный пункт руководителя операции начальника штаба 40-й армии генерал – майора Сергеева, и наш КП ВВС. Оттуда и начиналась наша совместная с афганскими войсками операция, в суть которой мы не были посвящены.
   Уже потом, во время другой операции в районе Газни, Соснов рассказал мне, что в городе-крепости Гардез стоит огромный гарнизон правительственных войск: одна пехотная дивизия, штаб корпуса и несколько корпусных частей.
  Город постоянно обстреливался мятежниками, и руководство корпуса, вместо того, чтобы провести операцию по захвату артиллерии противника, слало в свой Генеральный штаб просьбы о помощи. Иначе они сообщили,  что сдадут город мятежникам. Вот и была спланирована эта операция по уничтожению группировки мятежников, базы которых находились в нескольких кишлаках в пятидесяти километрах от Гардеза. Именно их мы и должны были уничтожить.
  Мы, все вместе,  должны были прибыть на место, развернуть средства связи, оборудовать площадку для приёма вертолётов, организовать охрану и оборону полевого КП, а потом туда прилетит оперативная группа из штаба 40-й армии, и начнётся операция.
  На аэродроме Гардез, к нашему личному составу, добавилась ещё рота десантников, на трёх БМД и шести грузовых автомобилях ГАЗ-66, они прибыли сюда уже неделю назад, и просто изнывали от безделья. И ещё один батальон 191 отдельного мотострелкового полка из Газни.
   Машин стало больше, поэтому колонна растянулась почти на два километра.
    Наскоро перекусив сухим пайком, мы сразу тронулись в путь, и тут же над нами начала кружиться пара МИ-24, прикрывая колонну с воздуха.
  Все средства связи, и наши и из полка связи армии, были поставлены снова в середину колонны, а впереди и сзади, прямо в колонне, нас прикрывали по одному БМП, и это меня успокаивало.
  Я сел в наш БТР – АКШМ, с лейтенантом Юрьевым, а Соснов, на второй вместе с майором Званцевым. Майор держал связь с вертолётами в воздухе, а Юрьев, просто слушал и был в резерве.
   Когда мы проехали несколько километров, в воздухе поднялось огромное облако пыли.
 Было так темно, что  в нескольких метрах ничего не было видно. Вертолётчики тоже сообщили, что вся колонна, как в плотном тумане. Команда включить фары, тоже ничего не дала, два водителя БТР и БМД, из-за плохой видимости столкнулись друг с другом. Сидя внутри боевых машин, им ничего не было видно.
  Колонну вёл теперь командир 191 полка, подполковник Тереньтьев, следуя впереди на БТР-60 ПБ, и держа связь в колонне, по радиостанции Р-123.
  Когда ему доложили о столкновении, и о том, что уже пятым, шестым машинам впереди ничего не видно, он остановил колонну, и пригласил старших групп к себе. Соснов и Званцев пошли к нему, и через полчаса, матерясь, вернулись обратно.
  - Ну что Витя, это конечно выход, но ведь пыли наглотаемся, по самое «не хочу». Давай зови моего лейтенанта.
  Короче так, - начал Званцев улыбаясь, когда я с Юрьевым подошли к нему. Пыль уже  немного рассеялась. Впереди,  несколько сот метров, дорога была вида хорошо. Но колонна пока стояла на месте.
  – Сейчас мы с тобой  Василий разуваемся, и голыми ногами  сидя сверху на броне и свесив ноги на плечи водителя, внимательно глядя вперёд сквозь пыль, управляем им. Едем осторожно, глядя вперёд и назад. Сними майку, укутай лицо под шлемофоном, чтобы не глотать пыль.
   Пехота говорит, что они так всегда ездят на марше, и их водители к этому приучены. Так, что будем учиться и мы. С вертушек сообщили, что такой дороги ещё километров двадцать, а потом будет зелёная  долина.  Я чувствую, что нам тут долго придётся ещё ездить вдоль и поперёк по этому грёбаному Афганистану. Я в этом даже  уверен.
  Ты хоть носки чистые надел, Вася? Ножки не воняют? – улыбнулся начальник ГБУ,  присаживаясь на камень и снимая свои сапоги.
  - Обижаете товарищ майор. Носки чистые, и ноги не воняют. Ну, разве совсем немного,- покраснел  лейтенант, и мы с ним пошли на наш БТР.
   Минут десять понадобилось для того,           чтобы старшие машин расселись на броне, и колонна медленно двинулась дальше.
   Водители сначала немного заартачились, не желая подчиняться нажимом ног сверху, но когда снова поднялась пыль, и через стекло ничего не было видно, они начали чётко выполнять команды сидящего над головой. И мы медленно, но двигались.
Небо было ясным, нежно голубым, ярко светило солнце, но его из-за пыли почти  не было видно. Но колонна всё же шла вперёд. Я тоже сидел на броне справа от Василия, прикрыв нос и рот носовым платком, как в ковбойских фильмах и внимательно смотрел за огнями впереди идущего БТРа, на котором  прямо на броне, свесив ноги в  открытые люки, сидели, так же как и мы – майор Званцев и капитан Соснов. Расстояние между БТРами не превышало пяти метров.
   Я ещё тогда удивился, зачем капитан поехал с нами в колонне, в то время как вся оперативная группа ВВС, осталась пока на аэродроме Гардез, и прилетит на место на вертолётах. Зачем ему это было нужно? И понял я это только спустя много месяцев, уже в 1981 году во время Асадабадской операции.
  В общем, до зелёной зоны мы ехали почти два с половиной  часа, и вздохнули свободно только тогда, когда колонна въехала в зелёную долину, шириной более километра, то сужающейся, то расширяющейся по ходу движения.
  Мы, наконец, могли посмотреть друг на друга. Вид был, прямо скажу, не очень респектабельный. Всё лицо, даже закутанное  бывшей синей моей майкой, было в пыли. Вся одежда тоже, на лице были видны только глаза.
  - Ты, Владислав сейчас на Фантомаса похож, - рассмеялся Василий, снимая свою пыльную майку с лица, и стряхивая пыль назад. 
  - Ты тоже не Ален Делон, вся морда в пыли. Хорошо хоть, что пыльная дорога, наконец, кончилась, - ответил я ему, тоже разматывая лицо.
  Водитель теперь видел дорогу, да и сидевший на месте начальника прапорщик, теперь мог им управлять, наша помощь им была уже не нужна.
  Впереди нас, метрах в ста оказалась батарея гаубиц, которая вначале шла сразу за машиной командира полка, и в кузове хорошо были видны пыльные лица артиллеристов.
   Долина, в которую мы въехали, была очень красивой: зеленела трава, блестели на солнце гранитные глыбы по обеим сторонам долины, светило солнышко и небо было голубое, голубое. На душе было светло и радостно, и ничего не предвещало беды.
   В некоторых местах две ленты накатанной грунтовой дороги, сходились вместе, потом снова расходились на две, или даже на три. И мы быстро двигались вперёд.
   Километров через пять, долина стала уже, и расстояние между двумя  горными сторонами сузилось метров до трёхсот, и мы уже ехали по одной колее, разглядывая скалы.
   Неожиданно,  позади нас в колонне, раздался сильный взрыв,  мы увидели чёрный дым, и колонна, пройдя ещё  с полкилометра, остановилась. Минут через десять, мимо нас, к месту взрыва, пробежал командир полка с каким-то подполковником.
  - Агат, я «девять полсотни пятый», что у вас случилось? Вижу горящую машину и людей около неё,- ведущий, командир вертолёта МИ-24, увидев, что мы стоим, начал переговоры с начальником ГБУ, майором Званцевым, который им руководил.
   Мы стояли на месте, и радио хорошо было слышно.
 Майор нажал на тангенту гарнитуры радиостанции:      
 - Девять полсотни пятый, я Агат. Пока никаких действий не предпринимаем. Наблюдайте, по обеим сторонам «зелёнки», и будьте ко всему готовы. Я пока не в курсе, что случилось, нахожусь далеко от места взрыва.
  Может, мина сработала? Пока не знаю?
 - Понял вас Агат, на связи.
 В это время, к АКШМ, где сидел майор Званцев и капитан Соснов, подошёл  бледный командир полка.
  - Майор, - обратился он сразу Званцеву, зная, что он с земли руководит авиацией.        - Нас обстреляли из гранатомёта, там расстояние от горы до дороги метров сто пятьдесят. Погибли два солдата и прапорщик.  Граната, судя по всему, попала прямо в бензобак. Хорошо там, в машине были только продукты, и палатки, а если бы попала в другую машину, то жертв было бы значительно больше.
   Вот, бл..ь, первая операция, и уже три трупа. Они суки там, где-то напротив машины засели, замаскировались. Мои бойцы, обе стороны со страха, конечно, обстреляли, но что пуля может против камня? Дай команду вертолётам, пусть они ракетами шибанут, это будет посильнее. А я пошёл вперёд, у нас нет времени, до темноты надо дойти до места, и он, опустив голову, пошёл к своему БТРу, в голову колонны.
   Званцев тут же вызвал на связь «ведущего» из пары крутящейся над нами.
  - 955-й, я Агат.
 - На связи.
 - Произошло нападение на колонну. У нас трое убитых. Скорее всего, выстрелили из гранатомёта. Там, скорее всего, хорошо замаскированный дзот. Он нас видит сверху, а мы его нет. Зайди слева, и справа от горящей машины, и отработай по горам, чтоб ему суке не повадно было. Как понял?
  - Понял. Второй тоже слышит. Работаем.
И вертолёты, став  в круг, начали по  очереди обстреливать ракетами прилегающие к долине горы, позади нас. Поднялась плотная стена пыли, которая на минуту закрыла небо, а колонна, забрав свих убитых  бойцов, уже двигалась вперёд.
   Мы уже снова ехали по широкой долине, и старались держаться подальше от скал, где могли быть гранатомётчики. Я порадовался, что мы опасно место уже прошли. Вдруг сзади снова  прогремел взрыв, и оглянувшись, мы увидели в узком «горлышке» большой выброс пламени, и ещё несколько взрывов.
 - Вот, падлы! – выругался Василий. – Ни хера их вертушки не достали, опять из гранатомёта бабахнули.
   Колонна снова встала, и снова к месту взрыва побежал подполковник Терентьев, а за ним, туда же рванули майор Званцев вместе с Сосновым. Минут через десять они вернулись, и Званцев тут же полез на БТР и взял гарнитуру радиостанции, которую ему любезно подал начальник  Р-975, прапорщик Ерофеев.
  - Девять полсотни пять! Я, Агат.
 - На связи. Что, опять долбанули?
 - Да. На этот раз попали в машину с маслами и канистрами с бензином, вот потому такой мощный взрыв был. Водитель, молодой совсем мальчишка, погиб. А, капитан, начальник службы ГСМ, получил ожоги, но будет жить. Его просто выбросило из кабины. Плохо вы их поутюжили. Давайте ещё раз.
  - Агат, я вас понял. Ну, пусть мне хоть направление покажут, куда бить. Пространство огромное, никого из чужих, там не видно. Куда бить, то?
  - А, х.. его знает куда. Я, знаю, что ли? – майор Званцев понимал, что командир вертолёта прав, но тоже не знал, что ему посоветовать.
  В это время к АКШМ  снова подбежал командир полка, и буквально взмолился:
 - Мужики, ну пусть вертушки ещё поработают, а? Они суки там засели прямо напротив самого узкого места, и бьют. А, у меня приказ довести колонну до места. Саша, ну я прошу, дай команду, - он уже знал, что Званцева зовут Александром.
 – Иначе мы тут до ночи застрянем! Ну, я прошу! Это же моя первая боевая операция!
  И Званцев снова дал команду командиру ведущего вертолёта. И  вертолёты снова «заработали», подняв огромное количество пыли над горами.
  А командир  повёл колонну дальше.
И снова выстрел, и откуда хрен поймёшь. Солнце светит ярко, и вспышки не видно. И всё повторяется, правда на этот раз жертв нет, но  автомобиль ГАЗ-66, с дровами  к которому была прицеплена цистерна с водой, сгорел. А, водитель и сержант, успели выскочить, правда, без оружия.
  - Майор, ну ты видишь, что делают? - опять
наступал на Званцева командир полка. – Дай команду вертолётчикам, пусть ещё поработают! Три машины  уже сгорело.
  - Товарищ подполковник! – буквально взвился Званцев. – Да, они уже все горы с обеих сторон простреляли. Не могут они их достать, не могут! НУРСы ведь против людей на открытой площади хороши, или против бронетехники, а в горах они бесполезны, поймите! Нам ведь ещё до места достаточно долго идти, а боекомплект уже израсходован. А если впереди нас ещё более серьёзные засады ждут? Вон впереди нас идёт батарея гаубиц, я видел в Панджшере, как они работают. Может они по этой горке лучше  поработают? Думаю, пользы будет значительно больше чем от вертолётчиков.
   Подполковник на секунду задумался.
- А, что? Может ты и прав. У нас впереди ещё длинная дорога,- и он, развернувшись, буквально побежал к артиллеристам.
   Нашу колонну разорвали: техника, следующая за нами, остановилась, а наш  порядок продвинулся вперёд, освобождая место для  того, чтобы развернуть гаубицы, все четыре штуки.
  До горы, с которой били по колонне, от наших машин, было километра два, и именно по ней ударила батарея, сделав всего два залпа четырьмя орудиями.
  Я первый раз видел, как бьют гаубицы, и скажу, что это страшное зрелище.
  От залпа земля под нами, а  остановившаяся колонна находилась  в полукилометре от их позиции, вздрогнула, послышался гул, словно случилось землетрясение и  секунды через две, над горой поднялся столб пыли и камней, очень похожий на ядерный взрыв.
  Ровно через пять  минут, батарея дала второй залп, немного переместив огонь по ходу движения колонны, и стала сворачиваться. Когда дым немного рассеялся, мы чуть не обалдели от удивления: вместо вершины горы, на том месте была ровная площадка, словно её срезали бритвой.
  И больше с того места уже никто не стрелял. Вот тогда, я впервые понял, почему артиллерию называют богом войны.
  Соснов и Званцев, сидя сверху на броне  БТР, радостно улыбнулись друг другу, словно это они  одержали очередную победу.
   Тут же к нам стал приближаться поредевшая вторая половина колонны. Мы двинулись дальше, и до самого кишлака Сагбан, места нашего назначения, нас больше никто не обстрелял и не подорвал. Мы подошли к месту, когда уже начало смеркаться.
  На месте уже находилась рота десантников из 103 дивизии, высаженных сюда вертолётами и батальон афганцев под командованием майора Рафани.
   Из Джелалабадского вертолётного полка  уже пришла пара МИ-8 и, забрав мёртвых ребят, первых погибших в этой операции, тут же ушла на Кабул. А пара МИ-24, сопровождавшая нашу колонну вернулась  на аэродром Гардез.
   Десантники под руководством своего командира - заместителя командира батальона,  майора Симонова, тут же организовали охрану и оборону территории, где расположились войска, разместив по периметру огромного поля свои БМД, и быстро выкопав окопчики, для «стрельбы лёжа».
  После того, как погибших, погрузили на вертолёты, и они улетели, я сразу заметил, как стали серьёзными лица моих солдат, стало меньше шуток и смеха. Они, кажется, начали понимать, что  пришли на настоящую войну.
   Учитывая, что до ближайших возвышенностей, откуда нас могли обстрелять мятежники, было довольно далеко, нам разрешили развести огонь и согреть пищу. Вот тут  и понадобились мои треноги и паяльные лампы, через полчаса пища была уже готова. Я покормил сначала прапорщиков и солдат, потом пригласил поужинать с нами капитана Соснова, майора Званцева и лейтенанта Юрьева. О, том, что у меня есть фляжка спирта, я пока решил ничего не говорить. Операция ведь только начиналась.
  Мы установили связь с КП ВВС, и  Званцев, коротко доложил начальнику КП, что мы  прибыли на место.
  После этого, по указанию Соснова, я организовал охрану нашего узла связи, расписал смены, назначил начальника караула и мы разместились по машинам, чтобы поспать.
  Когда я подходил к радиостанции Р-845, где мы должны были спать с капитаном Сосновым, я обратил внимание на небо.
   Такого чуда, я ещё никогда не видел.
 Огромные, яркие звёзды висели так близко, будто их можно было коснуться руками. Мы ведь были на высокогорье, и воздух здесь был удивительно чистым и прозрачным. Такого в Союзе, никогда не было.
   Устроившись внутри станции, я тут же уснул, и мне приснилась мама. Она сидела на нашей кухне, вязала мне свитер и напевала песенку, которую пела мне в детстве перед сном. Свитер, был тёплый, толстый, в две нитки, а мама такая родная, красивая, и я  решил её не тревожить, а стоял, и долго, долго смотрел, как она ловко орудует вязальными спицами.
   В три часа ночи проснулся по будильнику на  наручных часах, проверил караул и снова поспал ещё пару часов, до того самого времени, пока не услышал гул вертолётов. Это прилетела оперативная группа  из штаба армии.
  И всё сразу закрутилось.
 Генерал-майор Сергеев, тут же дал команду собрать всех офицеров, и пригласить командира афганского батальона вместе с  советскими советниками,  прикреплёнными к батальону, и провёл короткое совещание обрисовав обстановку на этом участке.
   Потом уже в генеральской палатке прошло совещание   офицеров оперативной группы.
    Нам, через капитана Соснова, была поставлена задача, развернуть узел связи ВВС, рядом с узлом связи Армии, и организовать постоянную, закрытую радиосвязь с КП авиационного полка в Джелалабаде, и с КП ВВС. Оборудовать площадку для  стоянки и прилёта вертолётов, по возможности и в ночное время.
    Пока КП оперативной группы размещается здесь, но через день, два может, переместится   к границе с Пакистаном, ближе к кишлаку Данда. Это зависит от успеха операции.
  Вся группировка сил, и наших и афганских, делится на две группы, и пойдёт по двум разным направлениям,  чтобы окружить посёлок Гульдинкала, где по данным разведки, находится штаб мятежников нападающих на гарнизон Гардез, и обстреливающих город из замаскированных орудий.
  Задача, окружить бандитов, и не дать им уйти в Пакистан. Прикрытие с воздуха нам обеспечит эскадрилья  боевых вертолётов МИ-24 из Джелалабада, и четыре транспортных вертолёта МИ-8.
   С первой группой войск, в боевых порядках, пойдёт наш  один Р-975, где начальник ГБУ майор Званцев, а со второй лейтенант Юрьев – офицер боевого управления. Они будут с земли руководить авиацией. Для оперативной связи с КП ВВС в УКВ диапазоне, из аэродрома Кабул уже взлетел самолёт-ретранслятор АН-26, его позывной «Волна».
    Когда Соснов, через два часа,  ставил нам задачу на организацию связи, к нам подъехал на запылённом без номерных знаков УАЗике, командир афганского батальона в щеголеватой фуражке и  красивой рубашке цвета хаки, заправленной в брюки.
  Соснов увидев его, тут же закончил разговор и поспешил, улыбаясь навстречу афганцу, и тут же на наших глазах, его изумлённых подчинённых, стал разговаривать с ним на непонятном нам языке.
 Оказалось, что на совещании, где генерал ставил задачу естественно на русском языке, советник командира батальона не смог точно перевести то, что говорил генерал, потому что не знал узбекского языка, а  немного знал лишь пушту. А Расул Раффани был узбеком по национальности, и говорил лишь на узбекском и языке дари. Увидев трудности советника, Соснов всё  дословно перевёл майору на узбекский язык.
   Потом оказалось, что Раффани учился в Ташкенте некоторое время и жил там, пока его не призвали на службу и назначили командовать батальоном. А, Соснов  очень долго жил в Ташкенте, и в совершенстве владеет узбекским языком.
 Это привело афганца в неописуемый восторг, и как оказалось, он даже через своего советника, подполковника Редько, обратился к руководителю операции генералу Сергееву с просьбой, чтобы Соснов поехал с ним. Естественно под его охраной, потому что в его батальоне больше половины узбеков и хазарейцев, и ими нужно командовать. Редько, конечно, очень удивился, и немного обиженный передал Сергееву  просьбу командира батальона.
 Но генерал категорически отказался:
- Нет! Это исключено. У вас своя задача, у Соснова  своя. Вы приданы им в помощь, получаете за это их валюту, вот и помогайте. Разговор окончен, свободны  подполковник, - генерал буквально выпроводил Редько из своей палатки, вместе со стоящим рядом с ним майором Раффани.
  Теперь вот, майор подъехал к нашему расположению и, смеясь и жестикулируя, рассказывал об этом ничего не подозревающему Соснову. Суть отказа генерала он всё-таки понял.  Потом они попрощались, и майор уехал, а капитан подошёл к нам и продолжил инструктаж.
   Когда мы остались одни он, улыбаясь, рассказал мне, зачем приезжал майор.
  - Да, мне ещё только этого не хватало за мою скудную зарплату. Ещё убьют на хрен, а у меня двое детей. Его советник, небось, тысяч пятнадцать афгани получает, тысячу на наши деньги. Да, ещё один оклад в Союзе, а мы в  три раза меньше. И где тут справедливость Владислав, а?
  Впрочем, я им не особенно завидую. Для того, чтобы командовать афганцами, надо хоть немного знать их культуру, менталитет, обычаи, а не только язык. Хотя, язык конечно дело первостатейное.
  И он рассказал мне про совещание, где переводил слова генерала на узбекский язык для майора.
  - Товарищ капитан, а откуда вы так хорошо язык знаете? Со мной в училище училось несколько узбеков и русских ребят из Узбекистана и Киргизии, так они узбеков совсем не понимали, и разговаривали с ними только  на русском языке.
 Соснов улыбнулся.
- Просто я с четырёх лет жил в Ташкенте, в старом городе, там, в основном жили одни узбеки. Играл с  их детьми, потом ходил с ними в детский сад, дальше в школу, работал на заводе, женился, потом оттуда ушёл в училище, и после его окончания снова вернулся в Ташкент. Вот отсюда и знаю. А майор мне понравился, боевой мужик. Представляешь, был учителем в школе после окончания Кабульского пединститута. Потом послали учиться в Ташкент сразу после апрельской революции, а через год вернули и назначили командиром роты в батальон стоящий в посёлке Бараки, вы проезжали мимо по дороге в Гардез. В феврале месяце командир батальона, увёл с собой роту солдат и  примкнул к мятежникам. По его данным именно он  и возглавляет отряд, который мы должны уничтожить. Он из племени джарданов, эти места знает прекрасно, поэтому враг  очень серьёзный и опасный.
   Ну, а его назначили на место командира батальона, и он уже успел немного повоевать и получить боевой опыт. Вот такие дела дружище.
   Через два часа две колонны двинулись по своим маршрутам, а мы остались на месте под охраной роты десантников и пяти БМД – боевых машин десанта.
  Я со своими солдатами и прапорщиками подготовил две вертолётные площадки. Под одиноким тутовым деревом, на котором уже появились листики, мы развернули переносную радиостанцию Р-809 М2 на большую антенну. А на уровне человеческого роста на стойке закрепили кусок белой ткани от старой простыни, который развивался как флажок и показывал направление ветра. Через два часа на площадку прилетели и сели два вертолёта МИ-8МТ, которые  прилетели из Кабула. На них прилетели ещё человек  двадцать солдат - десантников из 103 дивизии.
  На нашей площадке, уже собралось четыре вертолёта Ми-8, но МИ-24. сюда не садился, они взлетали по команде начальника оперативной группы ВВС с аэродрома Гардез. Ему мы прямо в палатке  установили пульт управления от радиостанции Р-845, и туда рядом с ним сел младший сержант Алексеев.
  Я попросил Соснова, больше использовать малогабаритную переносную Р-809М2, потому что для работы автомобильной  УКВ радиостанции, нужен был бензин для агрегата питания, а у нас, его было не так много. Он согласился, и сам руководил прилётом  вертолётов на площадке, к большому удовольствию лётчиков.
  Поверхность площадки, была не совсем ровная, да ещё и расположена на высокогорной  местности, по сравнению с Кабулом высота над уровнем моря, составляла здесь ещё   плюс 800 метров, поэтому помощь с земли,  и хоть какая подсказка о направлении ветра и о состоянии площадки были очень кстати.
   Мои  радиостанции Р-140, стояли недалеко от площадки, рядом с  полевым узлом связи армии, и я мог наблюдать за работой Соснова.
   Через самолёт-ретранслятор, поскольку колонна ушла уже на расстояние, где наземные УКВ радиостанции  не слышали друг друга,  мы держали связь с двумя  АКШМ, следующими в колоннах. Там пока, всё было нормально.
   По указанию майора Званцева, боевые вертолёты МИ-24, должны были нанести удар по посёлку, когда  объединённые войска подойдут ближе к нему, а потом туда должны были войти  советские войска вместе с афганцами. Вторая группа войск должна отрезать отход мятежников  в сторону пакистанской границы, которая в этом районе была чисто условной.
   Однако всё получилось не так, как было спланировано.
  Оказалось, что всю дорогу до посёлка, на удалении трёх километров мятежники  понатыкали минами, на которых уже подорвались две машины афганцев, и наш БТР. Колонна стала, и началась работа сапёров, медленная и осторожная.
   А, вторая колонна, двигавшаяся по другой, горной дороге пока шла спокойно.
   Но, вертолётчики с воздуха докладывали на землю о том, что впереди на горных хребтах замечено движение людей.
   Через сорок минут,  и из второй колонны доложили, что их обстреляли из засады, на дорогу обрушилась часть подорванной скалы, и к этому месту нельзя подойти из-за плотного огня и гранатомётов. Но вертолёты уже начали работать по местам, возможного расположения огневых точек.
   Генерал Сергеев,  тут же дал команду вызвать для помощи этой колонне, ещё пару МИ-24, и им же, нанести предупреждающий бомбовый удар по посёлку.
   Подполковник Стельмах, сам передал через ретранслятор команду в Гардез и минут через сорок, пара «крокодилов», на низкой высоте прошла мимо нас, по направлению к посёлку Гульдинкала, под управление офицера боевого управления лейтенанта Юрьева.
   А мы пока, стояли на месте и качали связь.
 Обе колонны, несмотря на помощь с воздуха, так и стояли на месте  до самой темноты.
Обнаружить мины, в деревянном или пластмассовом корпусе с помощью миноискателя невозможно, остаётся только щуп. Им сапёры по сантиметрам прокалывают землю, определяя на ощупь, есть ли там, что-то твёрдое, возможно корпус мины или что-то другое. А потом это место осторожно обкапывают и вынимают мину. Времени это занимает довольно много. 
  Это всё мне рассказал солдат-десантник Витька Левин, оказавшийся моим земляком из Саратова. Он несколько раз подходил к нашим радиостанциям и интересовался, как они работают, вот мы и познакомились.
   Я напоил его горячим, чаем, мы разговорились, и он поведал мне много интересного из жизни  десантников Витебской дивизии, от того самого момента как их подняли  по тревоге, потом как они высадились в Кабуле и по команде захватили все важные государственные объекты: элеватор, радиостанцию, телецентр, генеральный штаб и дворец Амина.
   - Вить, а ты в конце февраля в Кунарской операции участвовал? Когда прямо от вашего расположения на аэродроме Кабул взлетали вертолёты?
  - Да, участвовал. Нас тогда в районе Асадабада, как только мы высадились, здорово прижали к  реке Кунар. Я думал всё, конец. Командира роты тяжело ранили, старшину тоже, потом двух командиров взводов. Мы уже потом узнали от пленных, что командир  бандитов дал команду двум своим снайперам, выбить всех военных на ком надеты полевые фуражки.
   Если фуражка, значит либо офицер, либо прапорщик. Вот они и постарались. Спасибо ребятам из  второго батальона мотострелковой бригады,  из Джелалабада, они сходу бросились на них и уничтожили  почти всех басмачей  до последнего человека..
 И ещё, в той операции наш вертолёт два раза обстрелял наше расположение, приняв нас за мятежников. Мы располагались у подножья горы, а бандиты сверху. Ему не видно с воздуха, но он решил помочь,  вот и е….л  ракетами. Двух ребят ранило. Мы ему давай, кричать, махать шапками, ну где там. Он ещё раз сделал заход сука, и снова звезданул. Слава богу, на этот раз никого не ранил. И видимо поняв, что, что-то не так, больше по нас не стрелял, а просто кружился над нами.
  После той операции  батальон мотострелковой бригады, полностью  переместили в сам Асадабад,  на место слияния двух рек Печдары и Кунара.
  - Да, вертолёты без управления с земли, ничего сделать не могут. Ты не переживай. Мне наш капитан рассказывал, что в штаб ВВС, пришёл новый штат, там офицеров боевого управления аж шестьдесят человек,  они скоро прибудут. А, пока только четырнадцать на весь Афганистан. Эти офицеры с радиостанциями для управления самолётами и вертолётами в воздухе, будут находиться в каждом батальоне, полку, бригаде рядом с командиром, для взаимодействия. Такие вот дела, - щегольнул я своими знаниями перед земляком.
  - Ты когда должен дембельнуться?
  - В ноябре этого года.
  - Значит, мы ещё встретимся и повоюем вместе. Родители то знают, что ты в ДРА?
 - Недавно написал письмо. Теперь оно уже, наверное, дошло. Ну, я пойду к своим, скоро моя смена нести караул. Спасибо за чай, товарищ  лейтенант.
  - Как тебя там, на аэродроме найти можно?
 - 345-й полк, первый батальон, пятая рота, ну а фамилию Вы знаете. Приходите в гости, - улыбнулся Виктор и двинулся к палаткам десантников.
  - Обязательно зайду. Да мы ещё и здесь увидимся.  Пока.
  Я очень рад был встретить боевого парня из своего родного города.
   Ночь прошла относительно спокойно, если не считать стрельбы  из крупнокалиберного пулемёта устроенной десантниками среди ночи с БМД.
   Как только десантники заступили на охрану полевого командного пункта, они тут же собрали  вокруг оставшиеся пустые  железные консервные  банки, и закрепили их на небольшой высоте, на тонкой проволоке, натянутой на колышках между  боевыми машинами, расположенными вокруг КП.
 В темноте, при приближении к проволоке любого живого существа,  пустые банки  начинают греметь, шум ночью хорошо слышен, и естественно, в том направлении сразу открывается огонь из всех видов оружия.
   На этот раз, это был крупнокалиберный пулемёт,  который поднял всех на ноги, и разворотил  туши пары шакалов, видимо желающих, чем–нибудь полакомиться у людей. Но им не повезло.
   Эту хитрость солдаты всех армий сидящие в окопах постоянно применяли ещё в Великой Отечественной войне, да и после войны тоже. У десантников, этот вопрос отрабатывался ещё в Союзе, поэтому на каждой БМД, всегда был моток тонкой стальной проволоки, и деревянные колья. Ну, а  пустых банок, там, где находились войска, всегда хватало.
  Утром, часов в десять, подполковник Терентьев  по  закрытому каналу связи, доложил нашему генералу, что наши объединённые войска, обе группы, наконец, дошли до посёлка и окружили его. Однако там никого из мужчин, не оказалось: только старики, дети и женщины. Среди них несколько раненых, после вчерашнего бомбового удара вертолётов. А трёх убитых женщин, жители  похоронили ещё вчера вечером.
   Разведке, после допроса нескольких стариков, удалось установить, что главарь мятежников Габдул Рахим, бывший капитан афганской армии со своими людьми и караваном верблюдов с боеприпасами и оружием, ещё вчера в обед ушёл в сторону пакистанской границы. Установить точно их количество не удалось.
   Вертолёты по команде начальника ГБУ, просмотрели с раннего воздуха весь район до самой границы, но каравана не нашли. Дойти до границы, по горным дорогам с верблюдами, и  перейти её за это время, караван практически не мог. Значит, они где-то прячутся.
   Вертолёты снова начали осматривать весь район до границы по  направлениям на кишлаки Данда и Алихейль, вдоль реки Курам.
  Генерал собрал оперативную группу, рассказал про положение дел, и дал нам команду на перемещение в сторону посёлка Гульдинкала.
   Через два часа свернув  палатки, и антенны радиостанций, мы выстроились в колонну и  под охраной десантников, двинулись к новому месту. Теперь колонну вёл подполковник Зимин, заместитель начальника оперативного отдела армии.
   Генерал Сергеев, улетел с оперативной группой вперёд, а мы двинулись по  грунтовой дороге. До посёлка было недалеко – всего  двенадцать километров по горной дороге.
   На этот раз, нас прикрывала пара МИ-8МТ, а  за офицера боевого управления был капитан Соснов, сидевший в кабине автомобиля ЗИЛ-131 радиостанции Р-140, с переносной радиостанцией Р-809М2, и с наушниками на голове.
   Когда уже перед самым подъездом к посёлку,  по нашей колонне открыли огонь из  нескольких разрушенных старых  глинобитных домов стоящих  недалеко от дороги, он точно указал вертолётам, откуда бьют, и вертолёты сделали туда залп ракетами. Всё сразу стихло.
  Я сидел рядом с ним,  всё видел своими глазами, и честно сказать был просто поражён его действиями.
  В этой операции, наш  капитан – офицер отделения связи, ещё несколько раз был авиа-наводчиком, и скажу честно, его умение и желание управлять вертолётами с земли спасло жизни нескольким солдатам, да мне в том числе.
   Мы, доехали до окраины посёлка, и на небольшой площадке, где стояла пара МИ-8МТ, и  где мальчишки видимо, раньше играли в футбол, нам, связистам, нужно было развернуть наш  совместный узел связи.
А  для  двух вертолётов, мы с Сосновым выбрали площадку, ниже нас около речки. Такого простора, как на прежнем месте, здесь  уже не было. И вертолёты, тут же перелетели на новое место, под охрану десантников.
 Боевые вертолёты  МИ-24, на эту площадку сесть не могли,  и поэтому они по-прежнему работали  из Гардеза.
   В этот раз, наш узел связи располагался всего в пятидесяти метрах от палатки начальника оперативной группы, и мне были слышны почти все переговоры генерала Сергеева, со своими подчинёнными.
   Через подполковника Стельмаха, он вызвал ещё пару вертолётов из Гардеза, и теперь уже четыре вертушки облётывали весь район,  осматривая квадрат за квадратом в поисках скрывшейся банды. Но пока безрезультатно.
   После обеда, командиру батальона десантников из 345 полка, где служил мой земляк, была дана команда подготовить два взвода, по двадцать человек каждый, и высадить их в районе  кишлака Алихейль, чтобы перекрыть пути возможного отхода бандитов к границе с Пакистаном.
  За эти несколько месяцев, что я находился в ДРА, я слышал много разных названий формирований, которые воевали против правительственных войск и против нас. Их называли «бандитами», «мятежниками», « басмачами», «душманами», а вот афганский народ называл их всех «моджахедами» - борцами за веру, и не иначе.
 Потом для всех советских солдат и офицеров, они, все, без исключения, стали только «душманами» или «духами», это прижилось навсегда. А, слово «душман», в переводе с языка дари – означает – «бандит».
    В три часа дня, сорок человек десантников во главе с командиром батальона Равилем Газиевым, погрузилась в  два вертолёта, и они легко оторвавшись от земли, ушли на Алихейль.
 Вертолёты МИ-8МТ, совершенно новые, на них стояли более мощные двигатели, и потому они легко могли перевозить внутри себя взвод солдат с полным вооружением. То есть, весом, более трёх тонн. А старые  вертолёты - МИ-8Т,  поднимали всего  одну тонну.
Но с этой высогорной площадки, высота над уровнем моря здесь составляла больше 2500 метров, больше двадцати человек даже новый вертолёт взять не мог.
  Через час вертолёты вернулись назад, высадив десант в заданном районе, а на площадке готовился ещё один взвод, его направляли в  район  кишлака Данда.
  Сергеев,  пытался перекрыть возможные пути отхода банды, которая пока где-то хорошо замаскировалась и ждёт удачного момента.
   Когда мы разворачивали узел, я обратил внимание на появляющиеся из-за дувалов любопытные лица местных ребятишек. Они сначала робко смотрели на нас, потом более смелые подошли поближе и молча стояли вдалеке.
   - Товарищ капитан, - обратился к капитану Соснову, наблюдающему как мы разворачиваем антенну,  Димка Вовченко. – Вон пацаны стоят возле дувала и  наблюдают за нами.  Потом доложат своим, а может ночью откопают автомат или карабин и шибанут по нас. Может прогнать, а?
  - Не нужно. Я пойду, поговорю с ними, - и капитан  медленно пошёл в сторону мальчишек, которых уже отгоняли два десантника к своим домам.
   Слева, на широкой дороге стояла техника, и располагались солдаты Афганской армии, они уже закончили «зачистку» кишлака, осмотрев каждый дом. Дымились полевые кухни, и готовился обед
   Наши войска, выставив на высотах разведчиков, стояли справа от кишлака у подножья гор. Все ждали данных от вертолётчиков. Однако до темноты, ничего нового они не сообщили.
   Наши тыловики тоже начали готовить обед, совмещённый с ужином, ну а мы сами всё себе приготовили и плотно поели.
- Ну, что Виктор Михайлович, поговорили с пацанами, - обратился я к Соснову, когда мы поужинали макаронами с тушёнкой и, отправив подчинённых по станциям, остались одни за столиком  под навесом маскировочной сетки.
  - Поговорил. Тут, оказывается половина кишлака узбеки. А вторая половина пуштуны. Ну, этот народ  богаче. Вся земля вокруг принадлежала раньше двум братьям, из большого пуштунского племени. Потом революция, землю национализировали, и раздали людям. Ну, почти как у нас в России.
   Раздать раздали, а вот обрабатывать её беднякам нечем. Лошадей, быков нет, да и семян тоже. Снова пошли к бывшему хозяину. И он дал всё, но за часть урожая. Так и жили до января этого года. Несколько раз приходили солдаты из Гардеза,  забирали рис, пшеницу и людей в армию.
   А месяц назад в кишлак пришли солдаты, которые убежали из армии, с ними было несколько автомобилей и две пушки. Бывший хозяин их встретил, заставил зарезать несколько баранов и разместить в кишлаке. У них было много оружия, снарядов,  одежды.
   Потом эти  военные несколько раз уезжали в сторону Гардеза, и снова возвращались. А пять дней назад приехали на машинах, но без пушек. Потом машины куда-то спрятали, тут в горах много места.
  Ещё через неделю в кишлаке появились два человека, они говорили на другом, непонятном им языке. И, вот на этом самом месте, где мы развернули узел, эти люди начали учить солдат и нукеров хозяина как ставить мины и  минировать дороги.
  Скорее всего, это были американские инструкторы из Пакистана. Там их сейчас, как блох натыкано.
   Да, Владислав, а ты в курсе, что в районе Пешавара, против нас связистов, работает батальон радиоразведки и РЭБ второго армейского корпуса америкосов?
   Я, удивлённо замотал головой.
- Так, знай. В какой степени они будут нам мешать: глушить, создавать помехи, я не знаю. Но разведка доложила, что это батальон РЭБ, там стоит. Поэтому, все наши  закрытые телефонные переговоры, уже через час, или два, могут быть расшифрованы противником. Вот такие дела.
 А  мальчишки эти, лет двенадцати, тринадцати,  как и наши, очень смышлёные. Всё подмечают, всё в себя впитывают и хорошее и плохое.  К нам, они пока относятся «никак», очень плохо отзываются об англичанах, которые много раз пытались завоевать Афганистан.
  Но вчерашняя  бомбёжка их всех очень напугала, тем более что все мужчины уже из кишлака к тому времени ушли. Зачем их бомбили вертолёты, они не поймут. Поэтому вчерашний удар вертолётов сослужит нам плохую службу.
   - Товарищ капитан, а откуда вы так хорошо знаете про Афганистан? Нам, даже наш замполит в батальоне ничего толкового рассказать не может. Талдычит постоянно только одно: мы должны с честью выполнить свой интернациональный долг и помочь Афганскому народу построить социализм. Ну, а замполит роты, то же самое говорит, правда не так уверенно. А он им нужен этот социализм? Ведь у них только процентов пятнадцать грамотных, и живут они как при первобытном строе: бедно и голодно.
   Соснов улыбнулся.
- Ну, первое. Откуда я знаю про Афганистан? Рассказываю тебе не как замполит, а коммунист с многолетним стажем. Я служил в Ташкенте, и с апреля 1978  года наш  военный округ постоянно находился в боевой готовности. Несколько месяцев все офицеры и прапорщики были переведены на казарменное положение. Вот тогда мы и изучали всё, что касалось Афганистана и его истории. Теперь о социализме. Если бы народ не хотел новой жизни, он бы, наверное, не поддержал Тараки в апреле 1978 года.
   У них там в их партии, которая называется НДПА – народно- демократическая партия Афганистана, всё не так просто. Хотя настоящий лидер у неё был один, тот которого задушили по приказу Амина – бывший писатель Нур Мухаммед Тараки.
   Он, собственно и организовал НДПА. Первый учредительный съезд партии даже состоялся нелегально на его квартире в Кабуле - 1 января 1965 года. Потом, на первом пленуме ЦК, Тараки был избран генеральным секретарём партии, а Бабрак Кармаль - секретарём ЦК.
  - Интересно получается. А, у нас болтают, что этот нынешний Бабрак Кармаль, вообще случайный человек, наш ставленник.
  - В какой-то степени, это правда, поставили его мы. Но то, что Бабрак Кармаль вместе с Тараки является создателем НДПА, и тоже одним из её лидеров, это точно.
   Осенью 1965 года, НДПА открыто приняла участие в парламентских выборах, и провела в Народную Джиргу, их нижнюю палату парламента, четырёх делегатов, в том числе и Бабрака Кармаля.
  Представляешь, представители партии в парламенте? И это при правлении короля Дауда?
   Но, как и в нашей партии, в НДПА, сразу после съезда партии начались разногласия. Тараки например, считал как и наш Ленин, главным методом борьбы – революционный захват власти, а Кармаль, считал, что самая эффективная форма борьбы – парламентская.
  Вот и получилось, что сторонники Тараки, тесно сгруппировались вокруг центрального органа партии – газеты «Хальк», в переводе – «народ», а сторонники Бабрака Кармаля вышли в 1966 году из состава ЦК, и через два года стали издавать свою собственную газету – «Парчам», что значит – «знамя». Вот откуда пошли «халькисты» и «парчамисты», понятно?
   «Халькисты», в основном представители бедных слоёв населения, учителей, ремесленников, военных, основная масса из них обучалась в Советском Союзе. А «парчамисты»,  представители богатого сословия, они учились в основном в западных странах и в Америке. Беднота, естественно стремилась к лучшей жизни, хотела иметь свою землю, новые дома, стремилась к учению, а лозунги «халькистов», именно к этому и призывали.
   - А, как в числе лидеров Амин оказался?
   - Да его сам Тараки туда привёл на свою голову. В 1963 году, Хафизулла Амин проходил обучение в США, где готовил диссертацию. Одновременно он создал там организацию прогрессивно настроенных студентов, за что его немедленно выслали из Америки.
   Он вернулся уже лидером организации, и даже пострадал от капиталистов, поэтому Тараки сразу обратил на него внимание. А в 1967 году, по его рекомендации Амин был введён в состав НДПА «Хальк».
   Вот эта самая партия, и смогла организовать народ для свержения Дауда в апреле 1978 года. И сразу начала национализацию земли, которой в Афганистане не так уж много. И руководили в партии в апрельской революции,  именно   « халькисты», а теперь у власти «парчамист» - их ярый противник. Представляешь, что сейчас у них внутри творится? «Халькистов» со всех руководящих должностей убирают,  арестовывают, сажают в тюрьмы. А на их место ставят своих  - «парчамистов», которых в НДПА – явное меньшинство.
 У командиров военных частей растёт недовольство, ропот, много случаев дезертирства. Некоторые командиры, просто забрав своих солдат, уходят из подчинения правительства, и не к кому не примыкают. Воюют, на свой страх и риск. Ох, Владислав, и хреново же нам будет, если кто-то сможет объединить все антиправительственные силы, совсем хреново!
   Там,  в Пакистане уже с 1978 года активно работает против нового  правительства Афганистана Исламская партия Афганистана. Её возглавляет Хекматьяр, и  так называемое Исламское общество Афганистана, возглавляемое Раббани. Сейчас оба этих довольно известных лидера, скорее всего, находятся на территории ДРА, и именно через них идут потоки денег на закупку оружия, снаряжения и питания для антиправительственных войск, пока ещё, не объединённых под одно командование. Но, то, что эта работа ведётся, нам уже наш командующий говорил. Вот такие дела. Теперь, ты хоть немного знаешь историю Афганистана.
   Да, народ бедный, неграмотный, но он хочет построить здесь что-то подобное нашего социализма. Если ему, конечно, дадут это сделать. И если мы поможем.
  Представляешь, уже с 1978 года СССР, поставляет в Афганистан энергоносители, нефтепродукты, зерно. Мы начали строить здесь электростанции, жилые дома. Я слышал, что мы почти на шестьдесят процентов покрываем их потребности в нефтепродуктах. У них же тут основное передвижение на машинах, железной дороги нет, поэтому бензин и солярка, это всё.
  Мы им дали кредит на развитие хозяйства в  количестве полутора миллиардов рублей. Большое количество молодых парней и девушек поехали учиться в Союз. В Ташкенте их знаешь сколько? И это неплохо. Значит, они хотят что-то изменить в своей жизни, и значит дорогой мой лейтенант, социализм им нужен, - и  Соснов рассмеялся.
  - Ну, как тебе моя политинформация? Теперь ты понял, почему мы здесь? Или всё ещё сомневаешься?
  А я вот сомневаюсь, брат. Узбеки после революции у нас тоже шагнули сразу из феодального в социалистический строй, но пришли к нему только в начале шестидесятых годов. Да и то не полностью. А тут Бабрак Кармаль хочет лет за пять всё перевернуть. Но его авторитета явно не хватит, это точно. Тут очень сильное духовенство, его авторитет, а не партии. Как мулла скажет, так мусульманин и сделает. Вот их нужно в первую очередь к себе привлечь, тогда дело пойдёт. Иначе ничего не получится.
   Мы, с капитаном организовали охрану нашего узла, распределили дежурных, а сами разместились в КУНГе Р-845, и уснули. Ночь прошла спокойно.
   Утром, в десять часов, вертолётчики, наконец, доложили, что обнаружили скопление людей в ущелье  километров  в пяти от кишлака Алихейль, и наши войска получили команду - «вперёд!». Теперь уже двинулась вся советско-афганская  группировка, кроме связистов и офицеров командного полевого командного пункта во главе с генералом Сергеевым.
   Мятежники, обнаружив, что в их сторону движется большая колонна войск, попытались прорваться в сторону границы, но там им путь перекрыли десантники. И тогда, им пришлось вернуться назад и вступить в перестрелку с регулярными войсками.
 Сергеев послал на помощь десантникам, ещё два взвода. Начали наносить по мятежникам удары мощные гаубицы. Мы, находясь на достаточном удалении от места боя, слышали гром залпов, и видели, как горели горы.
   Потом, район, где предположительно находились мятежники, целый день бомбили вертолёты МИ-24, в основном сто килограммовыми бомбами, потом обстреливали из НУРСов.
   Мятежники, рассредоточившись по горам, организовали отчаянное сопротивление, и дрались до последнего патрона. Никто в плен не сдавался. 
 Сергеев, чтобы   исключить дальнейшие жертвы среди наших солдат, приказал Терентьеву к месту, где находилась банда близко не приближаться, сделав упор на огонь артиллерии и бомбовые удары вертолётов.
  Окружённых мятежников бомбили и обстреливали два дня, и только потом на бронетехнике двинулись в район. Причём первым туда рванули солдаты-афганцы.
   Выстрелов в ответ не было, но не было и людей. Подполковник Терентьев доложил по радио, что ими обнаружено семьдесят две свежих могилы, около сотни автоматов и карабинов, десять верблюдов,  несколько лошадей и ишаков,  много окровавленных бинтов, и больше ничего. Видимо под покровом ночи, основная часть банды сумела уйти из окружения, по одним им известным тропам. Десантники тоже доложили, что у них всё спокойно, больше бандиты не появлялись.
   И снова в воздух были подняты вертолёты, которые должны были разыскать ушедших, тем более, что по нашим данным их осталось ещё около двухсот человек.
   Мы простояли на месте ещё три дня. Разведка с воздуха ничего не дала, не нашли никого и наша наземная разведка. Люди, как в воду канули.
   Соснов рассказал мне, что генерал предполагает, что они, разбившись на мелкие группы, ночью всё же ушли в Пакистан.
   Потом это подтвердили и два пленных, которых задержали разведчики из десантного полка. Их задержали так быстро и неожиданно, что они даже не оказали никакого сопротивления. Обоих сразу же доставили к генералу, где и выяснилась вся картина. А переводил генералу майор Раффани, он в Ташкенте кое-как научился говорить по-русски.
   Оказалось, что их главарь, ушёл с несколькими верными людьми ещё в тот день, когда они  неожиданно столкнулись с десантниками. Он, оставил за себя брата Хокимбая, а сам ночью на лошадях ушёл через горы, там есть несколько троп.
   Хокимбай дал команду отбиваться до вечера, а ночью потихоньку уходить небольшими группами по два-три человека, если нужно спрятать оружие,  их ждут на базе под Пешаваром.
   Огонь был очень сильный, и они почти не стреляли в ответ. Только перевязывали раненых и хоронили убитых в воронках от снарядов. Погибло около сотни человек.  В некоторых  могилах захоронено по нескольку человек. А, легко раненые ночью потихоньку уходили. Несколько человек в Пакистан не пошли, а прячутся здесь. Где, они не знают.
   Ещё сутки разведчики кружили по всему району, вертолётчики вели разведку с воздуха, но никого из мятежников больше обнаружить не удалось.
   Майор Раффани, получил из  своего Генерального штаба распоряжение временно разместиться в кишлаке Алихейль, а наша группировка  получила команду возвращаться в пункты постоянной дислокации.
   Из рассказа Соснова, я узнал, что кроме потерь при обстреле нашей колонны, больше убитых не у нас, не  у афганцев не было. Зато было много раненых, причём несколько человек от своего же оружия.
  - Как это, от своего оружия? – не понял я, удивлённо глядя на капитана.
 - А так. Один решил пошутить над другом, наставил на него автомат, и случайно в патроннике оказался патрон, вот он и прострелил ему ухо. Второй, не зная радиуса поражения гранаты Ф-1, бросил её в душманов всего на десять метров, как он бросал РГД. Так вот его и его товарища посекло своими же осколками, хорошо хоть каски были на голове, и камни спасли наполовину, а то бы конец. Один сержант нашёл снаряд от крупнокалиберного пулемёта, и решил вытащить из него головку, для сувенира. Начал бить по нему камнем, снаряд сдетонировал, ему оторвало два пальца на руке, и разворотило щёку. Чудом остался жив.
  Я своим солдатам, когда был  взводным, а потом ротным командиром, всегда говорил, что с оружием шутить нельзя, даже если оно не заряжено. И твоих тоже инструктировал. Ещё раз объясни всем, что оружие не игрушка, а орудие убийства.
  Автомат, пистолет – это продолжение рук человека, для насильственных действий, даже если это просто защита. Оружие чувствует человека, и помогает ему, или даже вредит, если с ним обходятся небрежно. Как цветы. Они ведь тоже могут мстить человеку, или отблагодарить его за доброе к ним отношение.
  - Ну, Вы скажете, Виктор Михайлович, - рассмеялся я. Мне, сразу представилась картина, как мамин любимый кактус, стоящий в моей комнате мстит мне. – Оружие, оно что, живое что ли? А, цветы? Ерунда всё это!
  - Нет, не ерунда. Моя мама, как и твоя, во время Великой Отечественной войны тоже была снайпером, даже немного побывала на передовой в битве под Москвой. А потом служила инструктором в Подольской женской школе снайперской подготовки.
  - Так моя мама, тоже там служила, в этой школе снайперов! Может они даже знали друг друга, а? Вот здорово!
   - Правда что ли? Интересно? Полечу домой в отпуск, дашь координаты твоей мамы, покажу моей, вот будет сюрприз, если они были знакомы, а? Не забудь, мне записать, ладно? Вот мама и рассказывала нам с братом, про то, что у девушек-снайперов, были такие случаи, когда патрон давал осечку в самый неожиданный момент. А когда капитан, их командир роты опросил всех девушек, то выяснил интересную картину. Осечки происходили только тогда, когда девушки, по той или иной причине, не очень хотели убивать того или иного человека. Ну, были такие лихие ребята и у нас и у немцев.
   Например, все немцы сидят в окопах, прячутся, снайперов боятся, а один выйдет на бруствер, словно и войны нет, возьмёт губную гармошку, и давай на ней играть. Все слышат и видят его. Сидит на виду у всех, будто издевается и ничего не боится.
 Ну, тут конечно, любому снайперу, грех его не снять, и сделать зарубку на прикладе о ещё одном уничтоженном фашисте. Но уж   очень хорошо и лихо играет  собака.
 Девушка - снайпер прицеливается, нажимает на курок: и на тебе - осечка, второй патрон то же самое. Ну, а тут товарищи немца стаскивают его вниз за ноги, чтобы не дразнить русских. И всё. Потом ещё истории: много пожилых немцев- обозников, из тыловой команды ездили на телегах с бочками, для того чтобы набрать воды. Некоторые очень боялись ездить, постоянно крутили головами в разные стороны, от страха расстреливали все прилегающие к дороге кусты, вот их то наши снайпера и отстреливали.
 А были  и другие. Те, садились на телегу, и спокойно ехали, как в мирное время.  Вот их просто было жалко убивать, и оружие, чувствуя это нежелание хозяйки, тут же отказывало. Всякое на той войне бывало.
 Ну, а про месть цветов, я тебе когда-нибудь там, в Кабуле расскажу, когда вернёмся. А пока давай сворачивайся, но связь с КП в Гардезе, и  с КП ВВС нужно будет держать до того времени, пока не придём в Гардез, Ясно? И скажи своим ребятам, чтобы не расслаблялись, дорога назад, такая же опасная. И, осторожно с оружием.
  Оперативная группа полетит на вертолётах,  через Гардез. Я, скорее всего, полечу с ними. Генерал сказал, что мы  там подождём вашу колонну, а потом уже улетим в Кабул.
  Через час, к нам подъехали наши АКШМ, с майором Званцевым и лейтенантом Юрьевым, а с ними вместе и те подразделения, которые участвовали в боевых действиях. Всё, можно было трогаться на Гардез.
  Нариман Абдеев,  один из водителей АКШМ, уроженец города Бухары, что в Узбекистане, отвёл капитана Соснова в сторонку и показал  ему, толстую и довольно грязную верёвку длиной метров десять, и что-то сказал ему.
  - Отличная идея, Абдеев. Но, правда, длина маловата, нужно метров тридцать, сорок.
 - Да здесь этого добра в каждом дворе. Местные жители эти верёвки сами плетут из овечьей шерсти, а потом на них коров, быков и коз привязывают. Товарищ капитан, разрешите, я поспрашиваю у местных пацанов, может они ещё дадут несколько кусков.
   Капитан огляделся вокруг, мальчишки местные также  крутились невдалеке, и сказал:
  - Разрешаю поспрашивать. Но, в дома не входить. Кстати тут много узбеков, а ты  как я знаю, балакаешь  по-узбекски, вот и поговори.
   Нариман улыбнулся.
- Как и Вы, товарищ капитан.
- Ладно. У нас полчаса времени, скоро тронемся в путь.
Через полчаса  сложных переговоров, Нариман вернулся к своему БТРу,   ещё с двумя кусками  такой же верёвки, и сложил всё это в ящик с маскировочной сетью, закреплённый на броне.
  Меня, это очень заинтересовало.
Соснов ушёл на  инструктаж к генералу, поэтому я решил поговорить с рядовым Абдеевым, и узнать на кой чёрт, нам нужна эта грязная, некрасивая верёвка.
  - Всё просто, товарищ лейтенант. Эта верёвка сделана, или свита из овечьей шерсти. Этот запах отгоняет от того места, где она находится всех опасных насекомых: скорпионов, фаланг, и даже змей. В Азии все кочевники и скотоводы, если спят на земле, то обязательно окружают спальное место, кольцом из такой овечьей верёвки, через которую эти твари никогда не переползают.
  - Да, брось ты ерунду пороть. Как это овечья шерсть отпугивает ядовитых насекомых и даже змей? Я не верю.
  - Всё очень просто объясняется, Владислав, - за моей спиной появился капитан Соснов.         - Это у ядовитых тварей, как не странно, видимо, заложено уже генетически – бояться запаха шерсти. Старики объяснили мне это так: овцы, всегда движутся стадом, и очень плотно друг к другу, поедая траву на земле. Когда они движутся,  то и никого и ничего не замечают, а только щиплют траву,  и тут же, давят своими копытами всякую живность на земле. Она естественно погибает. Народившиеся новые твари, уже знают, что этого запаха овечьего стада, нужно избегать. Вот они и уходят в сторону, даже змеи. Всё просто.
   - Похоже на сказку, но интересно,- я совсем не поверил этой байке, которую мне рассказали Абдеев и Соснов, и только во время следующей операции, уже жарким летом 1980 года, много раз убеждался, как они оба были правы.
   Эта грязная, засаленная верёвка много раз спасала нас всех от укусов, всякой пакости. Утром, прямо на пыльном участке дороги, где мы  иногда вынуждены были, останавливались на ночёвки, вокруг нашей верёвки всегда были видны следы приближения фаланг, скорпионов,  змей, разных жуков, и тут же обратная их дорога в сторону, подальше от этого запаха.
   Воистину говорят: век живи, век учись.
 Почти за два года пребывания в ДРА, я слышал от офицеров, прапорщиков и солдат, о том, как погибали здесь люди, укушенные ядовитыми тварями. Они ведь могли заползти в любое место, и лезли к человеку, особенно, когда он безмятежно спал. А спали,  люди во время боевых операций,  больше всего на земле, или на траве.
   Колонна тронулась к Гардезу, благополучно дошла до аэродрома, на несколько минут остановившись только на месте сгоревших остовов машин, чтобы почтить память погибших ребят, а потом, под прикрытием вертолётов, двинулась сразу на Кабул.
   Я, и мои подчинённые получили первый боевой опыт, никто не был ранен, и мы выполнили боевую задачу, за что нас очень похвалил капитан Соснов.
   Целую неделю мы приводили технику в порядок, и зажили снова мирной жизнью, словно и не было тех погибших наших солдат, и закопанных в землю афганских.
   Подполковник Ерасов на построении рассказал нам, что двоим  вертолётчикам из Кундузского вертолётного полка, майорам Гайнутдинову и Щербакову, за мужество и героизм присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
   Мы узнали также, что и наши связисты награждены орденами Красной Звезды. Ими стали майор Мулин и капитан Вилкин. Это нас тоже обрадовало.
   Наступил май. И если в центре России, это конец весны, то здесь, это уже лето. Слава богу, что в батальоне уже закончили первую очередь бани, и теперь можно было всегда искупаться и охладится, чтобы не сдохнуть от этого нетерпимого  зноя.
  Я снова закрутился в своих заботах Ваньки-взводного, и ни разу не видел Соснова, пока не повстречал на узле связи орденоносца - капитана Вилкина.
  Он  рассказал мне о том, что буквально на другой день после прибытия из Гардеза, капитан заболел, у него появилась слабость, понизилась температура, и его на санитарной машине, вместе с начальником политотдела ВВС, полковником  Соленко, у которого подозревают дизентерию, отправили  в Кабульский госпиталь в инфекционное отделение.
  - Ты, представляешь лейтенант, там триста баб уже месяц изнывают от безделья, всё ждут, когда откроют госпиталь, а тут на тебе, первые больные, и те засранцы, - он весело рассмеялся своей шутке.
– Госпиталь наш, хотели открыть после первомайских праздников, после дня Победы. Но,  тут начальник политотдела неожиданно заболел, потом наш Соснов, и всё госпиталь открыли. Витька уже три дня там, берут анализы, колют препараты, и никого в то отделение не пускают. Но вчера туда ездил наш начальник, говорил с врачом, хуже ему не стало. Врач подозревает, что он чем-то отравился на операции. Может, воды выпил не кипячёной, или что съел несвежее. Эти  душманы, иногда даже свои колодцы травят, чтобы скот пал. А здесь на востоке, вода на вес золота. Вот такие дела.
   Я поздравил его с орденом, и он сразу засиял как медный котелок.
 - А что? Мы разве не заслужили с майором Мулиным эти ордена? Ну, что бы лётчики, пехота, сделали без нас, если бы не было связи, а?
  Знаешь такой анекдот? Генерал после разбора учений дивизии собрал всех на построение, и сказал:
 - Ну, что товарищи солдаты? Учения окончились хорошо! Особенно отличилась пехота, немного хуже сработали артиллеристы, танкисты молодцы! Ну, а связистов сегодня ругать не будем. Здорово, да?
  И это не анекдот, а сама жизнь. Ты, как считаешь? – и он внимательно посмотрел в мои глаза, словно моё мнение для него было самым решающим.
   - Правильно наградили, - решил подыграть я ему. – Вы ведь с самых первых дней здесь, и начали «качать связь» с нуля. Майор Мулин, тоже сразу включился в работу, и почти месяц не вылезал из радиостанций, пока мы не наладили  более или менее, устойчивую радиосвязь с Шиндандом и Кандагаром.
  И вы оба, уже, как я знаю, в нескольких операциях поучаствовали, как и капитан Соснов.  А его не будут представлять к награде?
   - Пока нет. Нам спустили из штаба разнарядку на два ордена и одну медаль. Её получил командир отдельной роты из Кундуза, капитан Слюсарь, а нас двоих наградили орденами.  Больше разнарядок пока нет, особенно для связистов. Там, в штабе армии,  «полит-ребята» всё решают, один орден войскам, а четыре им! Так что, считаю, нам крупно повезло, - он засмеялся, и довольный отправился на машину к дежурному по связи.
   Честно сказать, я очень огорчился за Соснова. Мы сдружились с ним во время последней операции, и  я очень переживал за его болезнь, потому, что уже много наслышался о холере, брюшном тифе, дизентерии от нашего батальонного доктора.
   От мамы пришло сразу несколько писем, где она подробно описывала свою жизнь.
  Я читал письмо, написанное красивым учительским почерком, и представлял наш дом, нашу школу и мамины одинокие вечера. Тут же садился,  горя желанием написать ей ответное  длинное письмо, но после нескольких строчек, останавливался и не знал, что писать дальше.
    Про то, что я видел убитых Советских солдат? Про могилы  мятежников? Про то, как нас здесь уже не любят? Зачем ей, моей маме, с её мирной профессией знать об этом. Будет переживать за меня, беспокоиться, не спать ночами. Не нужно.
 И я писал про то, какая здесь в Афганистане  замечательная природа, какие здесь живут хорошие, добрые  люди, как хорошо мы живём, и отсылал письмо.
   А жили мы, если честно, хреново. Правда уже появился печёный белый и чёрный хлеб, но мясо было редко, в основном жирная свиная тушёнка, сухой лук, сухая морковь, консервированная картошка, ну и рыбные консервы «Частик в томате» из города Муйнака, что на Аральском море.
 И ещё консервированные борщи, рассольники, и солянки. Причём, все эти консерванты, при приготовлении, издавали такой запах, что его  можно было учувствовать даже на большом расстоянии. Поэтому, немудрено, что многие из нас похудели на несколько килограммов.
   У некоторых прапорщиков и офицеров, начали лезть волосы, крошится зубы. Участились случаи дизентерии.
   В мае месяце, в штабе, наконец, открылся полевой банк, и нам заплатили денежное довольствие чеками  Внешторга. Я получил на  руки, как младший офицер – 265 чеков, или рублей Внешторгбанка, на которые пока ничего нельзя было купить. Первые магазины, где продавали только за чеки, открылись только в начале августа месяца. А пока, всё оставалось по-прежнему: деньги вроде есть, а купить на них ничего нельзя. Местной валюты  - афгани, у нас не было. Поэтому по-прежнему процветал обмен.
    Сказать по-честному, больше всего наши офицеры и прапорщики страдали из-за отсутствия спиртного. В Афганистане, исконно мусульманской стране, действовал «сухой закон», спиртного нигде не продавалось, и это было самое плохое.
   Солдатам было проще. Ни жены, ни детей, ни особых тревог и мыслей о доме. А вот нас - офицеров и прапорщиков, тоска, ностальгия, по дому, начала заедать уже через полгода. Тут бы выпить, сотку, другую водочки, и всё было бы нормально. А водки нет. Значит, нет и настроения,  в голову лезут разные мысли, об изменах женщин, о предательствах, о том, как там,  в Союзе всё хорошо.
  Мне, впадать в меланхолию не давали мамины письма, которые я получал два-три раза в неделю, и, наверное, мой характер. Я старался не унывать сам, и постоянно  шевелил своих подчинённых.
  После  той операции в Гардезе, когда весь личный состав был отмечен благодарностью начальника отделения связи, мой авторитет значительно вырос, и когда капитан Таурис, по семейным обстоятельствам, из-за болезни матери улетел в Союз,  исполнять обязанности командира роты, неожиданно оставили меня - двадцатидвухлетнего лейтенанта. Хотя в роте было два старших лейтенанта, командира взвода.   Я сначала очень испугался, но потом возгордился.
    В один из дней, я вместе с нашим доктором,  напросился сопровождать моего солдата, с подозрением на дизентерию в госпиталь, чтобы повидать Соснова.
 Но, оказалось, что Соснов накануне уже  выписался, вернулся из госпиталя, и находится у себя в комнате. И тогда, я  решил напроситься к нему в гости: « попить чаю, и посоветоваться».
   Мы сели с ним за стол в их комнате, с четырьмя кроватями, заправленными солдатскими одеялами, и парой ЗАСовских телефонов на тумбочке Комната ещё  приятно пахла свежим ремонтом и краской. Мы пока ещё жили в палатках, наши комнаты штукатурили и красили военные строители.
  Соснов угостил меня крепким, по-узбекски заваренным чаем, и мы разговорились.
   - Представляешь, Владислав, привезли нас в наш госпиталь, и сразу в инфекционное отделение. У меня тошнота, слабость, у нашего инспектора-лётчика Володьки Смирнова, то же самое, но хоть поноса нет, как у полковника Соленко. У того уже  началась дизентерия. Понос, не кончается. Льётся одна вода из задницы, и ничего не задерживается.
   Потом, к нам в палату ещё одного артиллериста привезли, старшего лейтенанта из 108 дивизии. Вот на нас четверых, и направилась  «вся любовь и забота» почти трёхсот женщин  девушек-медичек из Ленинграда и Ленинградской области.
   Молодые, красивые, изнывающие без работы, они набросились на нас, как коршуны. И стали лечить: ставить уколы, клизмы, брать анализы. Целую неделю в госпитале, рассчитанном на пятьсот  коек, нас было четверо всего. Потом  уже, привезли партию мальчишек больных дизентерией, худых, немытых – смотреть страшно. Мы с Володей, стали бояться, как бы нас не заразили в столовой, куда все ходили кушать, кроме  самых тяжёлых больных.
Начальник нашего политотдела ВВС полковник Соленко был тяжёлым, он за неделю похудел на четырнадцать килограммов, представляешь. Ничего не ел, ему только глюкозу кололи и препараты, чтобы остановить понос. А, у нас  с майором и ещё одним парнем из 108 дивизии, так ничего и нашли. Но, три недели всё равно продержали. Я там тоже похудел, уже 64 килограмма вешу.
   Девки там, в госпитале, все на вес золота. За ними вечером отовсюду то машины, то даже БТРы, приезжают. Увозят на ночь, а утром, чуть свет, обратно привозят: весёленьких, уставших, но довольных, и с подарками.
   Я их, этих девушек, и женщин молодых, совсем не осуждаю. Жизнь, она  берёт своё, и это, наверное,  нельзя назвать обычным бл..ством. Просто, физиология. Хоть и  на войне, в особых условиях. Здесь, даже самая страшная на мордочку девушка, на которую в Союзе никто и не посмотрит, найдёт себе мужика. Хоть на время, но найдёт.
 Я, пока лежал в госпитале, много о чём передумал, и  все ночи своих детей и жену видел во сне. Заволновался немного. Всё– таки, отравление это не шутка. А, жену Риту, ещё и помногу раз видел.  Она как ангел-хранитель постоянно предо мной являлась, и говорила: «Не волнуйся. Всё будет хорошо. Я с тобой. Мы тебя любим и ждём».
  Причём, все ночи видел её, пока был там. Вчера приехал сюда к себе, на свою кровать, и спал уже без снов. Представь себе. Ну, да ладно. Я здоров, могу служить.
   Завтра прилетает из Ташкента самолёт- лаборатория, будем устанавливать в Кабуле, Баграме, Кандагаре и Шинданде, курсо-глиссадные системы посадки самолётов, я за это, как инженер по РТО отвечаю, и потом облётывать их. Работы, дней на двадцать. А, у тебя что нового?
  - Да, всё по-старому. Пока исполняю обязанности командира роты. Таурис улетел в Союз, по семейным обстоятельствам.
 - Молодец! А ты говоришь ничего нового. Ты, год, как окончил  училище, и уже исполняешь обязанности комроты, а там глядишь и командиром будешь. Мне, чтобы ротным стать, пять лет понадобилось. Так что, гордись и старайся.
 Через неделю снова планируется совместная общевойсковая операция в районе Газни, скорее всего, старшим по связи от нашего отделения, пойдёт Женька Фанов. Помни наш Гардезский опыт. Возьми с собой проверенных ребят, и береги их. Ты, парень молодой, горячий, крути головой по сторонам, всё замечай, и не лезь на рожон. Прилечу из Шинданда, он у нас по плану последний аэродром, всё мне расскажешь.
  Наш начальник строго определил направления офицерам отделения связи по которым они  готовят распоряжения по связи и работают:  мне Газни, Гардез, Джелалабад; майору Мулину – Баграм; капитану Вилкину- Кундуз, Файзабад, Мазари-Шариф; капитану Фанову – Кандагар, Шинданд. Идёт разговор, что нашему отделению увеличат штат, но пока это под вопросом. Так, что, вы, товарищ лейтенант, будете в основном со мной дальше ездить на следующие операции. А, их, как сказал не безызвестный нам майор Званцев, будет ещё « до хера».
   Я поблагодарил его, и с хорошим настроением помчался к своим подчинённым.
Когда я вышел из двери здания, где жили офицеры отделения связи, то обратил внимание на дворец Амина, который уже почти отремонтировали, и он сиял на фоне гор, красивый и величавый.
  А, слева от него у подножия строилась вертолётная площадка и большое количество  сборных одноэтажных казарм – модулей, которые приспосабливались под штабы, медицинские кабинеты, магазины, склады и конечно жильё. Жилой городок для штаба 40-й Армии, рос не по дням, а по часам. Я тут же представил себе, какие неимоверные затраты легли на плечи нашей страны, чтобы сделать здесь, в ДРА, более сносной, нашу военную жизнь.
    Двухэтажная казарма, возле которой я стоял,  и где жили пока офицеры штаба ВВС, скоро должна будет освободиться,  мы займём их место, и тоже, наконец, заживём по-человечески. И это радовало.
   А вечером, на меня тоже навалила тоска, и ностальгия, по своему родному дому, по мирной жизни. Может, этому был виной рассказ капитана Соснова о его снах, может, что другое, но мне вдруг стало очень грустно, и тошно на душе.
   Я вышел из палатки, стараясь не разбудить товарищей, захватив с собой мамины письма, пришёл на  радиостанцию, где дежурили мои подчинённые и, усевшись на стул, стал их перечитывать по нескольку раз. Дежуривший в сети сержант, молча смотрел на меня, ничего не говорил, не спрашивал, словно понимая моё состояние.
   Мамины добрые слова, и строчки, видимо сделали своё дело, на душе постепенно потеплело, немного поднялось настроение, и я вернулся в палатку.
   Вернулся. Лёг, и тут же уснул.
    Операцию в районе города Газни, неожиданно отменили. Местные власти договорились с правительством о том, что они  выступят посредниками между двумя главарями вооружённых отрядов, и уговорят их перейти на сторону власти. Наши  военные советники, это решение тут же поддержали. Потому что количество погибших Советских военнослужащих, с наступлением тепла, и открытия перевалов с каждым днём росло.
   Капитан  Фанов пришёл к нам на узел, и сообщил эту радостную весть. Честно говоря, я хотел участвовать в операции только под руководством Соснова. Фанова знал мало, по службе мы с ним почти не пересекались.
  Я знал только, что он прибыл в Кабул из Самаркандской школы прапорщиков, и ещё, что он очень любил выпить. Я частенько видел его пьяненького с офицерами радиорелейной роты.
   Может быть, он  хороший мужик, и специалист неплохой, но пить с подчинёнными для офицера штаба, не самое лучшее занятие. Мне это не нравилось, потому что больше никто из офицеров отделения связи себе такого не позволял.
 

            Глава седьмая. Новая операция.

   Соснов вернулся только в  середине июня, закончив все свои дела с облётом, вернулся прямо к началу новой Гардезской операции, на которую, из-за его отсутствия, предполагался пойти майор Мулин. Мы все конечно очень обрадовались. Оказалось, что и начальник ГБУ с офицером боевого управления были снова те же, что и прошлый раз. Мы уже хорошо знали друг друга, и понимали с полуслова.
  Но задача, на этот раз для наших войск была значительно серьёзнее. Нужно было выбить из города Хост, захвативших его мятежников и посадить там афганский гарнизон, позорно сбежавший оттуда неделю назад.
 Идти на Хост, нужно будет через горы и открывшийся недавно перевал, на высоте 3878 метров. Там, на высоте ещё лежал снег, и было достаточно холодно.
   Соснов доложил нам обстановку и дал сутки на подготовку. Мы опять шли на операцию с тем же количеством средств: две радиостанции Р-140Т, две АКШМ – Р-975, и одна УКВ радиостанция Р-845М – всего пять единиц. Я уговорил Ерасова, чтобы мне дали всех тех солдат и прапорщиков, которые были со мной прошлый раз, и я их получил.
  На другой день из отпуска прилетел Таурис, и я с радостью сдал ему его родную роту, которой прокомандовал почти месяц. Сдал, и начал серьёзно готовиться к операции.
   Руководителем операции от штаба 40-й Армии, был назначен начальник оперативного отдела полковник Сухарев. Соснов отозвался о нём, как о толковом, знающем офицере. Он знал  полковника ещё по командирским сборам, когда служил в Ташкенте.  Полковник  тогда служил там, в штабе  округа.
  Капитан рассказал мне об обстановке вокруг этого города, расположенного всего в пятидесяти километрах от пакистанской границы.
  Через Хост, проходили караванные пути на Гардез, Газни, а потом и на Кабул. Поэтому очень важно было, кто контролирует город,  моджахеды или правительственные войска Афганистана.
  Она, началась с того, что с той стороны границы от города Хост, был скрытно высажен десант из двух рот одного из полков 103 воздушно-десантной дивизии. Высаживали их вертолёты Ми-8МТ, из Кабульского  50-го, смешанного авиационного полка, а другой полк десантников, на технике, должен был двинуться по дороге Кабул – Гардез, и на Хост.
   В Гардезе, к нам должен  присоединиться  вновь сформированный батальон афганцев, который должен снова стать гарнизоном в покинутом ими Хосте. Но, только после того, как «шурави», помогут им прогнать оттуда душманов. Такова была конечная цель операции.
   Через тридцать километров от Гардеза, дорога резко пошла в гору, и скорость движения колонны сразу снизилась. Десять единиц наших и армейских радиостанций, как всегда шли в середине колонны, и сразу сбились в одну кучу, медленно,  двигаясь вверх.
   Зрелище вокруг, было необыкновенное: с одной стороны зелень, а с другой снег на вершинах, до которого, кажется, можно было дотянуться рукой. Чем выше мы поднимались к перевалу, тем труднее становилось дышать, и тем натужнее ревели движки машин. Мне ещё ни разу в жизни не приходилось ездить в горах, да ещё и на такой высоте. Я слышал от ребят из 108 дивизии, которые сопровождали колонны с топливозаправщиками, как трудно и страшно было зимой на перевале Саланг.
   И хоть, сейчас уже была не зима, а начало лета, но всё равно было страшно, особенно если смотреть вниз, справа и слева от дороги, на зияющие там пропасти.
  Соснов в Гардезе сел в первую машину ЗИЛ-131 старшим, не оставшись с оперативной группой, и мне с ним рядом было как-то спокойнее. 
   Я не видел других машин, только одну позади нас, и все наши впереди, но потому, как побелели костяшки пальцев у державшего руль ГАЗ-66, водителя рядового Бокова, я понимал, как им водителям сейчас трудно.
   Когда мы поднялись на перевал, прикрывающие нас вертолёты Ми-24, буквально кружились у нас над головой, сообщая майору Звавнцеву, который ехал впереди на  моей АКШМ, вместе с командиром полка подполковником Губиным, о том,  как движется колонна. Вторая АКШМ шла в колонне, предпоследней, а за ней уже БМД боевого охранения.
  За нами следом шла колонна афганских войск. Они везли имущество, продукты, боеприпасы  в грузовых автомобилях ЗИЛ-130,  до отказа забитых  и накрытых тентами. Несколько автомобилей ЗИЛ-131, везли прицепленные к ним пушки. На борту этих машин, сидели афганские солдаты с кислыми лицами, видимо,  им совсем не хотелось  снова  ехать служить в этот  опасной город  Хост.
  Следом за ними в колонне шли афганские БТРы, с пулемётами, крутящимися в разные стороны. В общем, воинство было ещё то.
  Мы прошли, наконец, перевал, и теперь уже машины резво покатились вниз. По радио дана была команда, не выключать скорость, чтобы при необходимости было ею тормозить. Но два водителя  десантных ГАЗ-66, решили   переключить скорость, и спускаться вниз на нейтралке. Машина с сидящими  в кузове солдатами быстро побежала вниз, разгоняясь всё сильнее, старший машины - прапорщик, наконец, очнулся и начал орать на водителя, чтобы тот тормозил, и начал ему «помогать» схватив ручной тормоз.
  Но затормозить её не удалось, и машина юзом ударила в шедшую впереди них БМД, её развернуло, и она загородила дорогу. В это время сзади по машине ударила вторая, и повалила её на бок поперёк дороги.
 И самое странное, что в этой аварии обошлось без серьёзных жертв, если не считать нескольких ссадин у обоих водителей ГАЗ-66 и шишки на лбу, у первого водителя.
   Все солдаты тут же выскочили из  лежащей на боку машине, к ним подскочили и солдаты второй машины, и в результате общих усилий  мужских рук, машина уже через десять минут стояла на дороге готовая двигаться дальше.
   А, я навсегда извлёк для себя  урок. В горах, как бы этого не хотелось, никогда не ехать «самокатом», и не выключать скорость, это может стоить всем жизни.
   На той стороне, за перевалом Сети-Кандав, прямо на дороге находился маленький горный кишлак с удивительно длинным названием Хакумати-Вазе, и оттуда была прямая дорога на Хост.
   Но, уже в самом низу нас поджидала первая неожиданность: два взорванных небольших моста через небольшую горную речушку.
   Разведывательный взвод тут же двинулся вперёд, и впереди в двух километрах от моста, мы нашли место, где  речушку можно было переехать вброд, но следовать дальше, можно было  уже не по основной дороге, а параллельно ей и речушке, что наше командование не особенно устраивало.
  Эта, дорога, на которую нас «направили» душманы, чтобы задержать, таила в себе кучу опасностей. И одна их них не заставила себя ждать.
   От взрыва небольшого фугаса, подорвался наш БТР – авиационная командно - штабная машина, на которой сверху на броне свесив ноги вниз в открытые люки, сидели командир полка и майор Званцев. Взрывом под днищем из обоих выбросило в разные стороны метров на десять от места взрыва. Сам БТР- махину весом в десять тонн, подбросило вверх и перевернуло.
   Представьте себе картину: взрыв, пыль, в стороне от дороги лежит немного на боку перевёрнутый БТР, с ещё крутящимися колёсам. А рядом, слева и справа, двух испуганных, грязных, но живых и матерящихся почём зря, майора и подполковника. И, что самое интересное, что водитель подорванной машины, рядовой Дима Самохин, оказался цел и невредим, отделавшись несколькими синяками.
Майор Званцев сильно ушиб спину, и сначала едва мог ходить, но на предложение вернуться и поехать в госпиталь лечиться, категорически отказался.
   Для того, чтобы поставить БТР на колёса, понадобилось тросы и больше двух часов. В это время солдаты успели пообедать, попить чая, и немного отдохнуть.
   Теперь уже, ни о какой скорости движения колонны, не могло быть и речи, потому что сапёры, на расстоянии трёх километров проверив миноискателями и «прощупав» дорогу щупами, обнаружили ещё несколько мин. Одна из них была с нажимным взрывателем итальянского производства.
   Впереди была работа для сапёров.
 Так до вечера, мы прошли всего десять километров, и когда солнце зашло за горы, остановились на ночёвку в небольшой долине. Вертолёты улетели в Гардез, командир выставил боевое охранение, а Соснов тут же заставил нас всех собирать камни, и тащить их к нашим машинам.
   Все, конечно ворчали, но команду выполняли чётко. Капитан шутить не любил: на операциях только безусловное и чёткое выполнение приказов. Нет? Всё, сразу на вертолёт и домой. Так у нас случилось в прошлый раз с нашим  старшим радиотелеграфистом – старшим сержантом. Он отказался делать «дурную работу», и тут же без колебания был отправлен назад в батальон. А это в то время было очень позорно.
   Я сначала недоумевал, зачем нужны эти камни, но когда понял, и увидел на деле, стал сам участвовать в этом сборе.
   Всё было просто. Соснов, да и я, уже хорошо знали, что за нами незримо следят афганские разведчики и снайпера. Уже тогда, при захвате оружия в прошлой операции, мы обратили внимание на наличие на снайперских английских винтовках, немецкой новейшей оптики, среди них были и прицелы ночного видения. Так вот, эти винтовки могли достать нас издалека, с расстояния более тысячи метров. Ближе подойти им не давали солдаты из боевого охранения, поэтому они обстреливали наши стоянки  с некоторого расстояния.
   Ещё на прошлой операции, Соснов категорически запретил спать экипажам в станциях, особенно на полу ну кроме, конечно экипажей АКШМ. Он достал где-то у пехотинцев два бронежилета, и  прикрывал им место радиотелеграфиста, если он работал ночью. А если работы не было, все спали  просто на земле.
   Мы с ним выбирали наиболее опасный участок, откуда по нам могли ночью стрелять, и в ту сторону насыпали груду камней, как ограждение. В основание камней стелили несколько маскировочных сетей, потом брезент, и на него уже ложились спать, прикрывая голову бруствером из камней. А, со стороны ног нас прикрывали три станции, построенные буквой V.
   Теперь рядом с машинами, стоял ещё и наш БТР, с майором Званцевым.  Он себя неважно чувствовал, и его решили уложить спать первым. Место лежанки, солдаты, на сколько могли, обложили той самой верёвкой из овечьей шерсти.
   Теперь можно было спокойно спать, голова от поражения была защищена камнями, ноги машинами, а от всякой гадости верёвкой из овечьей шерсти.
  Я разогрел в чугунной кастрюле несколько банок с ячневой кашей из сухого пайка, накормил всех, потом напоил горячим чаем. Потом разрешил покурить, укрывшись плащ-палаткой, чтобы не виден был огонь от спички и от сигарет, этому меня тоже научил капитан Соснов.
  Теперь нужно было назначить своё охранение и начальника караула, тем более, что со мной была аппаратура ЗАС.
  На душе было немного тревожно. Ночёвка  на операции среди дороги, да ещё и в горах, скажу вам  очень опасное мероприятие, даже под защитой наших доблестных десантников.
   Разместившиеся рядом с нами связисты из армейского полка связи, и из батальона связи 103 ВДД, с улыбкой наблюдали, как мы ворочали камни строя баррикаду, и как потом укладывались спать. Они решили, разместиться  спать  в КУНГах станций, считая, что мы занимаемся ерундой. Однако события ночи показали, что мы были правы.
   Около половины третьего ночи,  мы все проснулись от звука выстрелов и громких криков у соседей.  Солдаты - десантники из  боевого охранения, услышав эти выстрелы, тут же,  может со страху, а может в отместку начали наугад обстреливать из пулемётов и автоматов прилегающие возвышенности, пытаясь понять, откуда по нам стреляют, и достать стреляющих.
 Мы все тоже схватились за оружие, а Соснов дал команду нашему  спаренному караулу стать ближе к броне БТРа. Оставив меня с моими бойцами, он со Званцевым пошёл к месту, откуда слышались крики.
   Через полчаса, они оба вернулись, очень взволнованные.
 - Ну, бл..ь! Ну, что за тупорылая эта пехота, - Званцев был просто взбешён. -  Ты же им Витя говорил, что лучше в станциях не спать, целее будете. Нет, суки. Они даже матрасы с собой взяли и улеглись на полу станций. А, душман, он что, дурак? В прицел издалека видит машину - радиостанцию. Предполагает где  её экипаж может спать? Только на полу. Вот он, наугад и сделал из БУРа несколько выстрелов по станции, на уровне пола. И попал. Одного  сержанта  сразу убило, а другого ранило в ногу. Там уже врачи колдуют. Вот такие то дела други мои. Так, что слушайтесь Соснова, и будете живы. А я буду вызывать вертушки, чтобы с рассвета забрать «двухсотого» и раненого. Ну, когда же мы, наконец, научимся понимать, что против нас не мальчишки воюют, а профи, и причём взрослые.
   Больше до рассвета по нам не стреляли, но утром оказалось, что ранен  ещё молодой  офицер и солдат, они спали вместе  с другими на брезенте в кузове грузового автомобиля ГАЗ-66. Так что отправлять в Кабул, пришлось уже четырёх человек. И это было только начало операции.
    Минёры с самого рассвета тщательно прокололи, прослушали всю дорогу, и после короткого завтрака мы снова двинулись на Хост. Начало операции планировалось на 14.00. местного времени.
   Через семь километров пути, мы снова заехали на асфальтированную дорогу, и это опять благодаря сапёрному взводу. Лихие и смелые были там ребята. Мы за ними были как за каменной стеной.
    К полудню, мы, наконец, подошли к кишлаку на окраине Хоста. А командир афганского батальона капитан Рауф Хамати, двинулся  со своими солдатами ближе к городу, и начал вести переговоры со старейшинами  кишлака, чтобы избежать жертв, среди гражданского населения.
   На окраине этого кишлака, связисты организовали полевой узел связи. Мы с Сосновым и Званцевым,  нашли, а солдаты расчистили  посадочную площадку для двух вертолётов МИ-8МТ. На них должна была прилететь оперативная группа армии, и наши офицеры, от штаба ВВС.
   Они приземлились ровно в 12.15.
 И тут же началась боевая работа. Мы должны были окружить город с трёх сторон: слева наши десантники, справа афганский батальон, а сзади десантные роты, которые до поры, до времени, высадившись около границы, просто сидели,  затаившись и, ждали своего часа.
  Первыми двинулись афганские солдаты. Они были очень злы на моджахедов, за то, что те прогнали их с насиженных мест, и им пришлось бежать их казарм города Хоста, или как его ещё называли «Матуна», практически побросав всё своё имущество.
 Как потом оказалось, банда насчитывала всего полторы сотни человек, а гарнизон Хоста состоял из полнокровного пехотного полка,  с несколькими танками, и артиллерией. Теперь вот, нужно было снова, но уже с помощью Советских солдат возвращать назад.
   Они, усевшись на броню БТРов, и  в автомашины после переговоров со старейшинами рванулись вперёд к центру города. Однако, как только, по ним открыли огонь, и несколько человек были убиты, колонна тут же остановилась, все быстро забились внутрь  бронетранспортёров, задраили люки, и начали вопить, взывая «шурави» о помощи на отличном русском языке.
 Боевые вертолёты  Ми-24, по команде руководителя операции, тут же нанесли бомбовый удар по предполагаемым оборонительным позициям повстанцев, и одновременно начали наступление десантники нашего полка, и десантники сидевшие в засаде.
   Закипел бой. Майор Званцев на АКШМ, вместе с офицером боевого управления, у него была переносная радиостанция Р-809М2, двигались вместе с полком, указывая вертолётчикам,  куда наносить удары.
  Мы этого ничего не видели, оставаясь на месте и обеспечивая связь  руководителям операции, для вызова вертолётов из Гардеза, Кабула и даже из Джелалабада.
 После ударов авиации, над городом поднялся столб пыли.  Нам потом рассказывали, что все жители тут же попрятались в своих домах, а афганские солдаты, вылезли из машин и под крики командиров, осторожно,  друг за другом с обеих сторон улиц, двинулись вперёд, нещадно  и бесполезно обстреливая глухие стены домов и закрытые ставни  маленьких магазинчиков - дуканов.
  Наши, две роты десантников ударили со стороны границы, и  повстанцы, начали выходить из боя, постепенно, дом за домом оставляя город. Одна группа из десяти человек прорвалась в нашу сторону, и нам пришлось занять круговую оборону, вокруг нашего полевого командного пункта вместе с охраняющей нас десантной ротой.
   Душманы прорываясь, открыли шквальный огонь из автоматов, и неожиданно одна из пуль попала в ногу  сидевшего в  Р-845, младшего сержанта Алексеева. В ответ, мы начали стрелять из всех видов оружия, к нам присоединились и офицеры оперативной группы, вооружённые одними пистолетами. Кстати, всем офицерам в Афганистане, не считая своего табельного оружия – пистолета ПМ, выдавали ещё автомат АК, и штык-нож.
   Один из нападавших был убит, а двое ранены, их взяли в плен и тут же оказали медицинскую помощь. Однако, пленный, молодой парнишка, лет шестнадцати, через полчаса скончался, а другой, чернобородый, высокий начал давать показания через переводчика-таджика, солдата из десантного полка.
   Он оказался братом полевого командира Касым-хана, пришедшего в Хост из Пакистана месяц тому назад.
  С ним было ещё двадцать моджахедов, и два американских советника. Он, сумел настроить всех против губернатора провинции Пактия, собрал недовольных, хорошо им заплатил, и напал на гарнизон сразу с четырёх сторон ночью, посеяв панику и страх. Если бы не танки и БТРы, которые приостановили наступавших, и дали возможность под их прикрытием смыться солдатам, начальнику гарнизона полковнику Заятулле, губернатору с семьёй, и  главе городской администрации, то жертв было бы значительно больше.
   Касымхан, став практически хозяином города, начал просто грабить его. Убивать сочувствующих власти, и совсем не слушал советников. Они знали о высадке десанта около границы, и предполагали, что Советские войска обязательно начнут операцию по захвату Хоста, как важного стратегического города на пути в Пакистан. Но, он не хотел их слушать. Согласился только на то, чтобы взорвать несколько мостов, и заминировать часть дороги. Атака солдат со всех сторон, была для него неожиданностью. Особенно он боялся афганских солдат, призванных из местного населения, родственников которых он подверг репрессиям. Он знал, что они его щадить не будут.
   Поняв, что силы не равны, он вместе со своими американскими инструкторами - советниками, на лошадях под охраной десятка самых доверенных ему людей рванул к границе, по одному ему знакомым тропам.
   Полковник, тут же направил четвёрку вертолётов на поиски этого конного отряда, но наступившая темнота, помогла им скрыться.
   После бегства главаря, «воины ислама», начали бросать оружие и сдаваться советским войскам. Потому что, в первые минуты  и до окончания боя, афганские солдаты, никого в плен не брали. Просто, молча расстреливали всех поднявших руки, и всё. Наши командиры, им просто не мешали. Всё было как у нас, в Гражданскую войну.
   Было решено, что зачистку города тоже будут производить афганцы, а мы лишь наблюдать со стороны. Как мне пояснил Соснов,  наше участие в операциях подобного рода - лишь оказание помощи, а не «непосредственное применение армии по прямому предназначению».
   В этой операции, мы потеряли пять человек убитыми, и двадцать ранеными, а афганцы около пятидесяти человек ранеными и двадцати убитыми. В числе раненых, был и мой младший сержант Алексеев, из Ташкентской роты капитана Соснова, которого мы на вертолёте, вместе с другими ранеными отправили в Кабульский госпиталь.
   К этому времени хирургическое отделение и травматология, уже перебрались в здание афганского госпиталя, и туда положили Алексеева.
  Бандиты исчезли за границей, или спрятались в горах. Гарнизон занял свои казармы, а наши войска, выполнив свою миссию, возвращались на места расположения.
  При возвращении в Кабул,  уже километрах в десяти от Хоста, нашу колонну неожиданно обстреляли из автоматического оружия. Обстреляли неизвестно «откуда» появившиеся, и тут же исчезнувшие в «никуда», люди.
   Колонна остановилась и тут же «ощетинилась» всеми видами оружия.
  Разведчики рванули по обе стороны, но так никого и не увидели, словно по нас стреляли невидимки.
   - Скорее всего, тут внизу, недалеко от дороги, кяризы пролегают. Оттуда и били, - сделал предположение Соснов мне  сидящему на  броне рядом с ним.
  – Кяризы, это вековые подземные водоводы. Их схемы хранятся в тайне. Афганистан страна жаркая, вода течёт с гор только весной, когда тают ледники, и летом быстро испаряется. Вода здесь, как и везде в Азии, на вес золота, от неё зависит жизнь людей. Вот воду и заводят в кяризы - подземные тоннели. Они бывают шириной в несколько метров, и столько же в высоту. Вода, бежит по дну как река, и почти не испаряется. Ну, а где нужно, её поднимают наверх, с помощью огромных колёс, к которым крепят вёдра-черпалки. Колесо крутится от потока воды, и вода наливается в специальный жёлоб, а дальше на поле, и на питьё скоту и людям.
 Там, в этих кяризах-водоводах, можно целый  полк людей спрятать. Да, чтобы чего не случилось, и воду кто-то не смог отравить, все  выходы, и входы внутрь искусно маскируются, так, что можно стоять рядом, и ничего не увидеть. Потому, видимо, наши разведчики ничего и никого не нашли. Вот так. Мне об этом рассказывали узбеки-переводчики ещё в Ташкенте, они здесь уже по нескольку лет работали гражданскими специалистами.
  Ведь, в целом, афганский народ к советским людям относился всегда с большим уважением, пока эта война не случилась.
  Я внимательно посмотрел на него.
 -И, что же дальше, товарищ капитан?
 - Дальше? А хрен его знает? Но, крови здесь много прольётся. Англичане, в разное время, почти шестьдесят лет пытались покорить Афганистан, и это им так и не удалось. А теперь вот мы пришли. Помощники, бл..ь, - усмехнулся горько капитан, и я впервые услышал, как он выругался матом.
  Дальше всё прошло спокойно, и к вечеру мы уже были в родном батальоне.
 Соснов на другой же день съездил в госпиталь, и узнал, что Алексеева отправили в Ташкент, и с ногой у него очень серьёзно,  попала инфекция, началось заражение, и её чуть не отрезали. Капитан нашёл меня в батальоне и с печалью в голосе рассказал мне об этом.
  - Ну, и на хрена я его тащил с собой из Ташкента, чтобы пацан через полгода стал инвалидом! И,  кому это нужно? Он же молодой парень. Хорошо, там девчонка знакомая его медсестра из Ташкента, она его и спасла. Если бы не она, ногу точно бы отрезали. Вот такие дела!
  Ладно, я пошёл к себе на службу, у нас там пополнение прибыло. Теперь я всю радиолокацию на территории ДРА, передаю  старшему офицеру по локации. Он прибыл откуда-то из-под Тирасполя. Капитан Тихонов, Юрий. А ещё прибыл инженер по учёту и ремонту – капитан Шаламов Игорь.
  Ты представляешь, Влад, пока не ввели в штат новую майорскую должность, мне, как инженеру по радиотехническому обеспечению полётов отделения связи ВВС 40-й Армии, капитану,  подчинялось все радиолокационные и радиотехнические средства обеспечения на всех аэродромах. А, теперь локацию вывели отдельно, и на неё поставили майора. Вот какая херня интересная бывает в жизни, - рассмеялся невесело капитан.
  - Ладно, я, особенно  не в обиде. Всему своё время. Мне до получения майорского звания ещё далеко, похожу капитаном. Хотя если честно, я был бы  не прочь, чтобы меня поставили на эту должность. Но, прислали капитана Тихонова. А я остаюсь на своей капитанской должности. Вот так часто в армии у нас бывает. И он скоро майора получит, вот увидишь!
   Я видел сначала капитана, а потом и майора Тихонова   только в нашей солдатской столовой, где по-прежнему обедали во вторую смену все офицеры ВВС и мы, но так и не познакомился с ним ближе. Зато с капитаном Шаламовым Игорем Петровичем, познакомился очень близко.
  Он был чем-то похож на Соснова.  Не строил из себя умника и опытного специалиста, а всегда неназойливо и спокойно решал все вопросы ремонта и списания аппаратуры, особенно, что касалось ЗАС.
   Через месяц мы с ним участвовали в операции под Газни, которых потом за полтора года до декабря 1981, было ещё с десяток в разных местах на территории Афганистана.
   В середине июля штаб ВВС переселился на первый этаж отремонтированного  «дворца Амина», офицеры штаба перешли жить в деревянные «модули», и мы, наконец, тоже вылезли из палаток вместе с солдатами: - весь батальон разместился в отремонтированной военными строителями двухэтажной казарме, предназначенной ранее для охраны самого Амина. Наш узел связи «привязался» к штабу  и командному пункту ВВС, тяжёлым многожильным бронированным кабелем, проложенным по охраняемой батальоном связи территорией.
   На первом этаже, нашего здания, остались только офицеры отделения связи, и «особый» отдел ВВС.
   Штаб ВВС разместился в деревянном модуле недалеко от жилых помещений, рядом находились модули, где проживало командование 40-й Армии.
   Генерал-майора Тухаринова, сменил генерал Ткач Борис Иванович.
  Капитан Вилкин получил звание майора, а начальник отделения связи майор Васильчик, звание подполковника досрочно.
  Жизнь продолжалась.
     Мы по-прежнему «качали связь», операций становилось всё больше и больше, и нагрузка на средства связи не только не уменьшилась, а наоборот, увеличилась в разы.
   Наша советская, добротно сделанная радиотехника, не приспособленная к работе в условиях сильной жары и пустынных бурь, начала часто выходить из строя.
  Запчастей почти не было. И тут большую роль играли прапорщики – начальники радиостанций, получившие огромный опыт работы за первые полгода службы в ДРА. На них мы, в основном и опирались. Они научились грамотно эксплуатировать свою технику, читать электрические схемы, и устранять все мелкие неисправности.
   В  нашем батальоне связи,  к тому времени, уже сформировались   достаточно опытные группы специалистов,  умеющие обеспечить связью войсковые операции от наших ВВС, умеющие «ходить» в колоннах, устранять неисправности прямо в поле, и самое главное умеющие защищаться от нападения вероятного противника.
  Такие же группы были и в других батальонах и ротах связи, но, наибольшие возможности, конечно, были у нашего батальона.
    Я, по-прежнему по два три раза в неделю получал письма от мамы, и был очень счастлив, читая их.
 Однажды, после проверки несения дежурства,  часа в два ночи, после того как я лёг спать, мне неожиданно приснилась плачущая Татьяна, вместе с её детьми. Я проснулся в холодном поту, и потом уже не мог заснуть до самого рассвета.
 С того дня меня просто заела тоска, и я не знал, что делать дальше.
   Видя моё состояние, капитан Таурис, старался, как мог, загружать меня разными делами, а при необходимости отправлять на операции со своими подчинёнными. Так, что я до самого своего отпуска, который мне любезно спланировали в декабре месяце, практически не бывал в батальоне.
   За это время лицо обветрилось, тело загорело, я похудел на пять килограммов, и выглядел совсем молодым мальчишкой, хотя за плечами у меня было около десятка боевых операций.
     С капитаном Сосновым, мне до отпуска больше участвовать в операциях не пришлось, он занимался аэродромами.
  Командование ВВС, поставило ему задачу, восстановить освещение  всех ВПП на аэродромах, для того, чтобы иметь возможность принимать самолёты и вертолёты в ночное время. И, он трудился, не покладая рук, восстанавливая потихоньку то, что было нашими же руками и машинами разрушено и раздавлено.
  На аэродроме Кандагар, например, все фонари на рулёжных дорожках, которые монтировали американские специалисты, были раздавлены и искурочены  гусеницами БМП, специально, неизвестно с какой целью.
 В Шинданде, было своровано более километра кабеля для освещения полосы и рулёжек. Не лучше было положение со свето -оборудованием и на аэродроме Баграм. Это я случайно узнал от самого капитана, когда он на время вернулся «на базу», и пришёл попариться в нашей бане.
   В начале ноября месяца, Соснов убыл в отпуск. Начальник медицинской службы ВВС, пробил ему семейную путёвку в Крым, в Судакский военный санаторий.
 А, через месяц, в начале декабря улетел в отпуск и я.

Глава восьмая.    Владислав Потапов. Отпуск.

Я летел в Саратов через Москву, летел по совету ребят в гражданской одежде, которую приобрёл на рынке в Кабуле, обменяв некоторое количество полученных чеков, на местную валюту – афгани. К тому времени городские дуканщики и  владельцы магазинов в русском районе Кабула, уже начали менять наши чеки на афгани, чтобы потом их снова обменять.
   Всё дело в том, что многие советские гражданские специалисты, работающие по контракту, получали в качестве оплаты именно  афгани.  А за чеки в специальных магазинах Союза, можно было приобрести даже машину, нужно было только представить справку, что ты  работал за границей, и получал там или валюту или чеки. Вот им наши чеки и шли.
  Маме я купил прекрасную индийскую мохеровую кофту,  японский зонтик и несколько авторучек с золотым пером.
   Несмотря на наличие определённой суммы чеков,  и советских рублей в кармане, которые я получил в банке на аэродроме Тузель в Ташкенте, я в Москве не задержался, и в магазин «Берёзка» не пошёл. А сел вечером на скорый поезд Москва-Саратов и поехал домой.
  Пока я ждал поезда, я всматривался в лица людей спешащих куда-то, и сидевших на скамейках в зале ожидания Павелецкого вокзала. В их лица, их глаза, и не узнавал их. Совсем не узнавал.
   Я там, за речкой, в ДРА, привык видеть другие лица: напряжённые, уставшие, просто безразличные ко всему. Это были лица людей войны. Лица офицеров и прапорщиков, взрослых людей, не знающих во имя чего они покинули свои семьи, своих родных и близких, и за что воюющих. Лица солдат, молодых мальчишек, порою бесшабашных, порою страшно боящихся за свою жизнь.
  Это было там. А, здесь, в Союзе, всё было так же, как и раньше, тихо и мирно.. Словно той войны совсем нет, и там не гибнут люди, или просто правду о том, что там происходит, никто не знает.
   Я, наивный молодой парень, уже хлебнувший этой войны, и увидевший немало смертей, даже представить себе не мог, что  про ту, нашу войну в Афганистане, здесь в Советском Союзе почти ничего не пишут в газетах, и не говорят по телевизору.
   Все события там происходящие, изредка описываются, как какие-то учения в Азии, с привлечением всех родов и видов вооруженных сил.
   Мама, встретила меня со слезами, она очень переживала за меня, потому что уже почувствовала на себе, капельку горя. Два месяца тому назад, в наш посёлок привезли  цинковый гроб с телом с солдата, Егора Усачёва, её бывшего ученика.
   Гроб открывать,  сопровождающие его военные не разрешили, откуда  его привезли, тоже не сказали. Но, после того как на поминках выпили  несколько рюмок, прапорщик, тихо сказал, что Егор, погиб, подорвавшись на мине под городом Кундуз, в Афганистане.
   Больше ребята ничего не рассказали, а мама с этого времени начала очень  бояться за меня.
     Кофта ей очень понравилась, остальные подарки тоже, и она тут же начала  откармливать своего милого сыночка, «такого тощего и худющего».
  Два дня, я был как в раю, отсыпался, ел, пил и слушал всё, что говорила мама.
   Потом, ещё целую неделю наслаждался гражданской жизнью в городе, ходил в кино, театр, один раз даже пообедал в ресторане «Волжский», в центре города.
   Так пролетело полмесяца отпуска, а потом..
   Потом, я просто заскучал по своим ребятам, по службе, по  ставшему, уже родным батальону.
   Мама, видя мою хандру, уговорила местного рыбака, нашего соседа Матвея Трофимыча, взять меня с собой на зимнюю рыбалку. Волга и её заливы к тому времени уже замёрзли, и рыбаки начали выходить на лёд.
   Когда я, экипировавшись по-зимнему, в первый раз пошёл с дедом Матвеем на рыбалку, то не думал, что она так увлечёт меня, и доставит массу удовольствия.
    Но, именно так и получилось. Говорят, что везёт новичкам и пьяницам. Насчёт второго не знаю, не пробовал, а вот как новичку в зимней рыбалке, мне в первый же раз повезло: я вытащил из пробитой во льду лунки щуку весом почти в три килограмма. Даже, опытный рыбак Трофимыч, и то ахнул, увидев мой улов. У него улов был значительно меньше.
   К щуке я добавил ещё несколько карасей и пару окуньков, и всё. Потом, рыба вообще перестала клевать, и мы двинулись домой.
   - Ну, Славка, повезло тебе. Я, уже и не помню, когда ловил такую большую щуку, да ещё и зимой. Ну, так, до килограмма, или чуть больше, а тут вон какая здоровая, кило на три потянет. Так, что давай, пока отдыхаешь ходи со мной. Рыбалка замечательный отдых,- дед тяжело вздохнул. – И от грустных мыслей отвлекает.
   Мама сказала, что полгода назад умерла жена Матвея Трофимовича, с которой они прожили более полувека,  и он очень  тяжело переживал эту утрату.
   - Я согласен, Матвей Трофимыч. Завтра снова пойдём.
  - Ну, тогда, до-завтра сынок. Иди, обрадуй мать. Она тут извелась без тебя. Каждый день к почтальону бегала, писем ждала. Береги её, она у тебя замечательная женщина,- дед свернул к своей калитке, а я пошёл к себе.
    Мама, обрадовалась как девчонка моему улову и, открыв старую книгу «О вкусной и здоровой пище»,  нашла там рецепт, как фаршировать щуку. В общем, вечером, мы ели настоящую фаршированную щуку, и были очень довольны.
   С того дня, я все дни проводил на рыбалке, правда такой щуки мне больше не попадалось, но и без рыбы я тоже ни разу не возвращался.
   Засолив штук сорок небольших подлещиков, я вывесил их под потолком в сухом предбаннике, чтобы они подвялились, и я смог бы их взять с собой в Кабул.
   Приближался новый, 1981год. Мама, купила у соседей державших всякую живность большую жирную утку, и решила приготовить её к новогоднему столу вместе с яблоками.
   У нас тоже было своё хозяйство: десяток курочек с драчуном петухом, и четыре кролика. И ещё кусочек земли, где мама высаживала всё, что росло: помидоры, огурцы, капусту, морковь и ещё кучу всякой зелени. Всё это, потом, в маринованном, или солёном виде доставлялось на стол.
   Ещё, у нас во дворе росли две яблони и три вишни, так что и компотами, в мамином доме, всегда был порядок.
   Утром, накануне нового года, я рано утром отправился «на лёд», чтобы поймать свежей рыбки. Однако день не удался. На улице очень похолодало, и подул холодный северный ветер. Рыбаки сидящие в специально оборудованных палатках, остались, а те, кто не был готов к такому ветру и морозу, тут же начали сворачивать удочки.
   Пошли домой и мы,  с Матвеем Трофимовичем.
   За эти дни, мы с ним очень сдружились, и о многом переговорили. Как старый фронтовик, родившийся ещё до революции, прошедший две войны: финскую и Великую Отечественную, он рассказал мне много случаев произошедших с ним на войне, которую он прошёл рядовым сапёром.
   Не очень хорошо чувствуя себя от мысли, что дед Матвей будет встречать новый год один, я пригласил его придти праздновать с нами, и он немного подумав, согласился. Я знал, что мама  возражать  не будет.
   Замёрзший, с плохим настроением, я влетел в дом, бросил в коридоре свои нехитрые рыболовные снасти и, скинув верхнюю одежду, рванул в ванную, чтобы помыть руки.
 Рванул, сделал шаг, и застыл на пороге: в ванне, держа душевой шланг рукой, под струями воды стояла, абсолютно голая, и красивая,  моя подруга  Инка.
  Увидев мои, обалдевшие от удивления глаза, она на секунду замерла, потом улыбнулась и тихо сказала:
   - Привет. Я скоро.
   Я метеором выскочил из ванной, чуть не опрокинув маму, выходившую из кухни. Но при  этом, успел заметить, и красивые Инкины бёдра, и  торчащие груди и даже плоский животик.
  - Владик, ты что, уже пришёл? А я и не заметила. А тут час назад Инночка приехала, вот я ей и предложила помыться с дороги, включив газовую колонку. Что, не получилось рыбалки?
  Меня сразу резануло слово «Инночка», я что-то не помнил о том, чтобы рассказывал маме о своей курсантской подружке.
  - Да, ма, не получилось. Холодрыга на улице, и ветер. Вот мы с Трофимычем и решили
вернуться. Я же знаю, что мы с тобой одни в доме, ну вот и рванул в ванну. И откуда это она взялась Инночка? Почему ты мне ничего не говорила, что вы знакомы?
  - А, мы и не были знакомы лично. Только по письмам. Инна в этом году окончила институт, получила назначение в город Курск,  преподавателем в автодорожный техникум. А перед выпуском написала мне, рассказав про себя и про то, что ты дал ей мой адрес. Спросила, где ты служишь, как ты? Ну, я ответила, Завязалась переписка. Потом она несколько раз звонила мне по телефону.
  А когда узнала, что ты в декабре приедешь в отпуск из Кабула, попросила разрешения приехать, если у неё получится, и вместе встретить новый год.  Я, конечно согласилась. А, что, не надо было соглашаться? –  мама лукаво посмотрела на меня и улыбнулась. – Красивая девушка, мне понравилась.
   - Да, нет, - я обнял её за плечи. – Ты молодец! Ты всё сделала правильно! Но, для меня это большой сюрприз. Кстати и тебе будет тоже сюрприз – я пригласил на празднование нового года Матвея Трофимовича. Не возражаешь?
  - Какой же ты у меня молодец, сынок! Я сама хотела его пригласить, а то ему там одному тоскливо будет. А, так, в нашей компании будет веселее.
   Инна вышла из ванной,  и прошла к нам на кухню, где хлопотала у разделочного стола мама, уже одетая по полной форме, причёсанная, и очень красивая.
  - А вот и я. Здравствуй Владислав, я очень рада тебя видеть, - она подошла ко мне и нежно коснулась моей небритой щеки своими губами, от которых приятно пахло малиной и мандаринами. – Спасибо Вам за горячий душ Нина Романовна, я как будто снова родилась.
  Вот, вырвалась на каникулы к вам в гости.  Не прогонишь? Из Курска на поезд, потом снова поезд, всего около суток и вот я здесь. Как ты? Как служба? Как вы там, в Афганистане живёте? Мы, ведь ничего не знаем, про то, что там происходит.
  - Здравствуй Инна. Конечно, не прогоню, тем более свою старую знакомую. Ты, прости, я ещё не отошёл от шока. Вот это новогодний сюрприз, так сюрприз. Молодец что приехала, я очень рад тебя видеть! Давай рассказывай, как ты? Что нового?
   - Знаете что молодёжь? Я сейчас буду котлеты жарить и кормить вас, идите-ка вы в комнату и там поговорите. Вам, я думаю, есть о чём поговорить,- мама улыбнулась,  и внимательно посмотрела на меня. Она, всё ещё сомневалась, правильно ли она поступила, пригласив Инку, и не сообщив об этом мне. Я, улыбнулся в ответ, чтобы рассеять её сомнения.
   Конечно, я был рад Инке,  я не видел девушку почти полтора года, наполненных неожиданными событиями и впечатлениями. И нам, действительно было о чём поговорить.
  Она, на несколько минут ушла в свою комнату, бывший кабинет отца, куда её определила мама, наведя там идеальный порядок. А потом вернулась, уже переодевшись в тёмно-вишнёвое, красиво облегающее её платье, с ниткой жемчуга на шее. В руках она держала небольшую коробочку.
   Я сидел в кресле, и не мог пошевелиться, настолько красивое передо мной было зрелище: красивая, молодая, девушка с сияющими глазами, да ещё и  в туфлях на высоких каблуках.
   Наконец, преодолев ступор, я встал ей навстречу.
Инка подошла ближе, протянула мне коробочку, перевязанную лентой.
  - Это тебе мой новогодний подарок. Часы «Полёт», плоские, последней модификации. Носи и помни обо мне, - и она, улыбнувшись,  протянула мне коробочку.
  Я тут же развернул обёртку, открыл коробочку, вытащил часы, завёл их, выставил время, и  надел на руку, к большому удовольствию стоявшей предо мной девушки. Не мог же я сказать ей, что уже три месяца ношу японские электронные часы с калькулятором, будильником, и другими наворотами, которых у нас в Союзе днём с огнём не сыщешь. А, главное, их не нужно было постоянно заводить.
   Но, это был подарок от чистого сердца, и я его так же принял, поцеловав Инну прямо в губы, отчего она немного зарделась. Со времён последних наших поцелуев, прошло уже много времени.
  Потом мы сели друг напротив друга в кресла, и начали наперебой рассказывать о своей жизни. Да, ещё я тогда обратил внимание на Инкины коленки, они, кажется, стали ещё красивее.
  Потом мы завтракали, а  после мама уложила Инну спать,  «потому что впереди целая ночь, а девочка в поезде совсем не спала». А я поехал в Саратов, и купил в ювелирном магазине золотые серёжки для мамы и тонкую золотую цепочку для Инны, решив вручить их сразу после того, как часы на Спасской башне, пробьют двенадцать.
   Новогодний вечер удался на славу.
 Матвей Трофимович, немного отойдя от тоски, был очень остроумен и весел. Оказалось, что «дед Матвей», которому недавно исполнилось 68 лет, знал массу стихов и анекдотов, и всю ночь веселил нас своими шутками. Сидя за столом рядом с Инной, я постоянно ловил на нас обоих, пытливый взгляд мамы. Судя по всему Инка, ей очень понравилась.
 От моих подарков, обе женщины были в восторге, а удивил  всех Трофимыч, он преподнес маме к столу балык из сомятины, очень вкусно пахнущий.
    Мы встретили новый год, потом первого января гуляли по красиво украшенному Саратову, пили кофе, и разговаривали..
   Самое удивительное, что за всё это время, проведённое с Инной, я ни разу не вспомнил о Тане.
   Мы по-прежнему относились друг к другу как друзья, до той злополучной ночи, накануне отъезда Инны,  у неё заканчивались каникулы. А, 17 января, и я должен был улетать в Ташкент, а потом к «себе» в Кабул.
   Мама устроила праздничный ужин, испекла яблочный пирог, мы попили чай, посмотрели телевизор, поболтали и разошлись по своим комнатам. Честно скажу, у меня не было каких-то  особых чувств к Инке. Да, она красивая. Да, у неё хорошая фигура, красивые ноги, глаза, но я не чувствовал к ней того чувства, которое уже испытал, когда был рядом с Татьяной. Она мне просто нравилась, просто.
   Почитав моего любимого Дюма, я уснул как убитый. И проснулся лишь от того, как почувствовал рядом с собой горячее женское тело.
   Инка шептала мне какие-то слова, целовала мои губы, моё тело, плакала, потом снова целовала, и я загорелся…
   Дальше, всё произошло как в романах. Мы стали близки, и вдобавок ко всему Инка оказалась девушкой.
  Это была наша первая ночь, которая, потом, кроме сомнений и терзаний мне ничего не принесла.
   Наутро я проводил Инну на поезд, следующий в Москву, и дал слово писать  из Кабула. Больше, мы друг другу ничего не обещали. Ничего.

            
       Глава девятая. Снова Кабул. Последняя боевая операция.

 Вернувшись в Кабул с тремя килограммами вяленой рыбы и пятью бутылками Жигулёвского пива, я узнал, что перед новым годом капитан Таурис тоже был отпущен в отпуск, и теперь его обязанности временно исполнял
командир второго радио взвода  старший лейтенант Сашка Семёнов. Но, как только я прибыл из отпуска, и.о. командира роты, тут же назначили меня, к большому неудовольствию Сашки, который к тому же был старше меня по званию.
  Но, комбат решил так, и я начал командовать.
   В Кабуле стояла настоящая зима, ночью доходило до 15-17 градусов мороза, днём температура поднималась до 7-10 градусов тепла. Иногда по нескольку дней шёл снег. Но теперь мы уже жили в других условиях, была баня, чистое бельё, магазин, в котором можно было купить печенье, конфеты, минеральную воду и кое-какую одежду. Заработала поликлиника, зубной кабинет, появилось много молодых девушек и женщин.
 У нас в штаб батальона были приняты на работу две женщины, мужья которых работали гражданскими специалистами и получали афгани, вот через них мы потом обменивали свои чеки на эти афганские деньги, чтобы купить подарки родным и близким.
   С самого начала пребывания в Афганистане, мы все обратили внимание на яркие расцветки одежды и тканей которые продавали в небольших магазинчиках и в магазинах побольше. Это была просто радуга красок, после унылых магазинов нашего Союза.
 И ещё, нас поражали продавцы: приторно-радушные, настойчивые и услужливые. Самое главное было то, что если ты сегодня не купил себе у него рубашку, куртку или джинсы, не подошёл размер или цвет, продавец обязательно говорил: « приходи, через два дня, будет то, что ты хочешь».
   И именно так было. Они быстро научились болтать по-русски, и поэтому проблем договориться не было. Если  не получалось, то в разговор  тут же вступали  шустрые афганские мальчишки. Они уже вообще прекрасно говорили на русском языке вперемежку с матерными словами.
   Но, Советский Союз,  а точнее его представитель, посол СССР в Афганистане, увидел в том, что наши  военные окружающие магазины с товарами скупая всё подряд в центре Кабула  - большое зло.  Посчитав это явление развратом, порочащим звание Советского воина, потому, что как пел недавно умерший Владимир Высоцкий «.. у нас добра такого завались», дал через Командующего Армией, команду Советскому коменданту города Кабула – арестовывать этих военных и препровождать на гауптвахту в комендатуру, расположенную недалеко от центрального стадиона, а вещи конфисковывать. Точнее просто отбирать.
   Это была большая ошибка. Офицеры и прапорщики, служившие в ДРА, уже ничего и никого не боялись. Все знали, что самое плохое место службы это здесь, и дальше посылать уже некуда. Ходившая в Турк ВО шутка « меньше взвода не дадут, дальше Кушки – не пошлют», добавилась словами   « только снова нас надули, оказались мы в Кабуле». Поэтому за свои  шмотки, купленные на свои «кровно» заработанные деньги, они готовы были драться. Тем более что у каждого при себе был всегда автомат и пистолет со снаряжёнными обоймами.
   Начались столкновения, чуть не доходившие до крови.  Но, командующий был непреклонен: «У нас валюты нет, значит, нам нечего делать в центре города. Покупайте за чеки в наших магазинах».
  В  самом  Кабуле работало очень много русских гражданских специалистов: врачи, геологи, строители, преподаватели, и  поэтому,  днём в центре, куда ни глянь, всегда можно было встретить «русскую морду». Часто вместе с женой, правда без оружия. Поэтому мы тоже начали хитрить, делать покупки, меняя чеки на афгани через двух работающих у нас женщин, а потом, переодеваясь « в гражданку», доезжали по нескольку человек до магазинов и там отоваривались. Потом, где-нибудь на окраине наша машина забирала нас домой.
 Очень популярны в Кабуле, и других городах были магазины, где продавали японские  радиоприёмники, касетные ауди магнитофоны, фирм «Сони», «Шарп», «Национал Панасоник» и кассеты к ним. Особенно в цене был  двух кассетный магнитофон «Шарп 777», мечта всех офицеров. Появившиеся, в нашем штабном магазине японские касетники, в пересчёте на афгани были значительно дороже, да и выбор их в 1981 году был очень ограничен. Поэтому мы все просто мечтали о покупке магнитофона в афганских магазинах.
   Крупных операций, за зимние месяцы почти не было, мы несли службу, обучали солдат призванных осенью особой военной службе. Я тренировал радистов, и готовил их к предстоящим боевым действиям.
 Выступивший перед офицерами батальона связи начальник разведывательного отдела ВВС, полковник Саенко, рассказал, что все противодействующие Афганскому правительству силы, в начале феврале на совещании в Пешаваре, объединились под руководством Исламского комитета. Были созданы отдельные направления: разведки, контрразведки, связи. Диверсионный отдел, отдел планирования операций, отдел закупки и поставки нового оружия  и другие. Все «полевые командиры» теперь подчинены центру и работают под его управлением. Военное направление возглавляет опытный командир - Ахмет-Шах Махмуд.
   Руководят Исламским комитетом Хекматьяр – руководитель фундаменталистической оппозиционной Исламской партии, и Раббани – руководитель Исламского общества Афганистана. Люди богатые, опытные, хитрые, умные, они будут бороться  с  правительством Бабрака и  с нами, не считаясь ни с какими жертвами,  ни среди  советских солдат, ни среди афганцев.
      По сведениям разведки, душманам поставлено большое количество ПЗРК «Стрела-1,2» из Китая, и ПЗРК «Ред-Ай» из Америки. Обучение стрельбе по воздушным целям проводится в учебном центре под Пешаваром в Пакистане, под руководством китайских и американских инструкторов. Там же обучают и минёров. Мины поставляет Италия, Франция, Китай и Англия. Появилось много новых мин, часть из них даже с радиоуправлением. Много новых экземпляров: прыгающих противопехотных мин,  мин в пластиковом или деревянном корпусе с химическими взрывателями против автомобилей и бронетехники, в общем, всё против человека.
  - Так что, не расслабляйтесь товарищи офицеры,- закончил полковник свой доклад с очень серьёзным лицом и,  посмотрев на нас, тихо добавил: - Вот теперь они начнут нас бить по-настоящему.
   Доведите эту информацию, в части их касаящейся, до своих подчинённых и готовьтесь к предстоящим операциям. В апреле-мае месяце откроются перевалы, вот тут они и начнут.
    Всё вышло так, как предсказывал полковник: первая операция началась опять в районе городов Газни, Гардез на юге, и одновременно под Мазари-Шариф, и Файзабадом на севере. И все сразу поняли, что противник стал другим. У него прекрасно заработала разведка, душманы знали о каждом нашем передвижении, о каждом новом возведённом опорном пункте. Эти опорные пункты пришлось восстанавливать и заново строить по всей дороге от Чарикара до Пули-Хумри, чтобы обеспечить безопасность колонн следующих из Союза с различными грузами и особенно с топливом.
Именно в мае 1981 года, произошло первое, отлично спланированные нападение на колонну топливозаправщиков недалеко от перевала Саланг, и пока наши солдаты  из Чарикара пришли сопровождающей колонну охране на помощь, почти все машины с топливом уже пылали.  И именно с того времени  на горах вдоль дороги начали оборудоваться посты охранения, одно из самых пакостных мест службы для всех, включая офицеров.
  Условия, прямо сказать, там были хреновые: на высоте где просматривался участок дороги, строилось помещение или землянка, для размещения взвода солдат, с одним офицером и прапорщиком.
   Строилось всё вручную: кирками, ломами и лопатами. Перекрытие делали в основном из бомботары, потом накрывали  травой и сверху заваливали мокрой глиной. Также рыли  в полный профиль и окопы, для стрельбы стоя, прорыть к ним траншеи в этом каменистом грунте было просто невозможно. Поэтому опорный пункт, как правило, состоял из разбросанных по кругу окопов, основная группа которых была обращена в сторону дороги. Туда же смотрело и дуло крупнокалиберного пулемёта, одного или двух. Питание доставлялось на месяц, пищу готовили сами на старых допотопных полевых кухнях работающих на солярке.
 Света  первоначально  вообще не было. Уже потом с появлением небольших одно киловаттных бензоэлектрических агрегатов появился свет, и заработало радио.
   Хорошо, когда на «точку» удавалось доехать БТРу или БМП, тогда была нормальная радиосвязь, и можно было при работающем двигателе, провести освещение хоть на пару часов, а если нет, то полная ночная тьма.
   Связь с полком стоящим в Чарикаре, под- держивали по переносным  давно устаревшим, работающих ещё на лампах радиостанциям Р-105, Р-107. питания которых хватало на  десять часов непрерывной работы. Поэтому зачастую «точки» где находились бойцы боевого охранения, были вообще без связи. А для решения каких-то сложных вопросов просто посылали на главный опорный пункт или друг к другу, своих посыльных, как во время прошлой войны. Первые радиостанции Р-109, Р-107М ещё только начали появляться в войсках.
 О какой уж тут срочной помощи могла идти речь? Поэтому вся служба на этих точках была просто каторгой для всех, это был месяц страха и напряжения. Но никто за всё время пока эти посты были уже оборудованы с помощью инженерной техники пригодными для жилья и для ведения боя, ни разу не отказался от несения службы. Это было бы позором.
   Заходило солнце, тут же темнело, бойцы ужинали, и те, кто не заступал на посты тут же ложились спать не раздеваясь, в обнимку с автоматом. Это всё, больше на этой точке по вечерам делать было нечего. Тоска полная. Мне о службе на такой точке рассказал лейтенант Валерка Кашин, из 108 дивизии, с которым мы познакомились на операции под Газни.
Душманы, узнав о наличии таких боевых опорных пунктов, построенных для охраны дороги, несколько раз пытались их сбить оттуда и уничтожить, но солдат всегда спасало их личное мужество, взаимовыручка, ну и конечно, авиация, которая получила задачу охранять эту стратегически важную для нас трассу,  так же как и трассу Кушка-Герат-Шинданд.
   Капитан Соснов опять начал готовиться к облёту курсоглиссадных систем и систем ближней навигации, которые должен был проводить специальный самолёт-лаборатория ежегодно. Ан-26, должен был прилететь из Ташкента, поэтому он дневал и ночевал на аэродромах, и я его почти не видел.
   Мы встретились с ним только в конце июня месяца, когда начали готовиться к новой Асадабадской операции. На аэродром Джелалабад в это время прибыл новый командир отдельной роты связи капитан Матико из Одессы, и с ним на замену старым несколько прапорщиков. Но начальник радиостанции Р-140 только один, поэтому побеседовав с ними Соснов предложил начальнику отделения связи использовать один АКШМ, и одну КВ радиостанцию Р-140 от нас, а УКВ радиостанцию радиоузла Р-849, и ещё одну Р-140, но с нашим  опытным экипажем из Джелалабадской отдельной роты связи. Две своих  КВ радиостанции, мы держали в резерве.
  Подполковник Васильчик согласился, он жил уже мыслями о замене, и ему было всё равно, кто и с кем тут после него будет организовывать связь.
   Когда мы были уже на операции, в середине июля месяца, на место Васильчика, прибыл новый начальник отделения связи - подполковник Габдиев.
  В общем, первого июля мы с одной радиостанцией Р-140 и одной АКШМ – Р-975, прибыли на аэродром Джелалабад, где познакомились с остальными членами нашей команды. А,  рано утром второго июля прилетел  из Кабула капитан Соснов вместе с оперативной группой из штаба армии, и наша совместная с 66 отдельной мотострелковой бригадой колонна, тронулась в сторону границы с Пакистаном к городу Асадабаду.
   По дороге к нам присоединился афганский мотострелковый батальон.
   Расстояние до Асадабада от Джелалабада составляло чуть более 75 километров, и вся дорога проходила практически рядом с рекой Кунар, очень мутной и очень коварной речкой.
  Первые сорок пять километров мы прошли за два часа, а вот последующие тридцать  -шли целых шесть часов, учитывая то количество заминированных участков, которые подготовили нам душманы.
   Но благодаря умелой, грамотной и очень опасной работе ребят из сапёрной роты на этот раз обошлось без жертв, хотя мин и фугасов всех мастей, было обезврежено несколько десятков.
   По прибытии в Асадабад мы разместились около вертолётной площадки уложенной бетонными плитами рядом с местом слияния  речек Кунара и Печдары, а штаб оперативной группы в штабе батальона, в отдельной комнате.
  Если река Кунар была довольно глубокой, очень быстрой и мутной, то река Печдара, очень мелкой, с прозрачной водой в которой плавало очень много мальков и в ней постоянно искрились, отражаясь на солнце  капельки слюды. И ещё она была очень холодной.
  Соснов из Джелалабада не полетел на вертолёте вместе с офицерами оперативной группы, а ехал в колонне с нами, сидя сверху  на броне АКШМ, рядом с неизменным майором Званцевым – начальником ГБУ.
  Когда я спросил, зачем ему это надо, ехать в колонне, рисковать, не лучше ли на вертолёте, раз и там? Он помолчал, а потом сказал: - Ты, Владислав этот вопрос мне уже не в первый раз задаёшь. Что, так интересно? – он весело рассмеялся.
   Мы стояли возле станции одни, посторонних никого не было.
  - Ну, во-первых, на вертолёте тоже много шансов погибнуть, правда, лететь быстрее, чем ехать по земле, а во-вторых..
  Он секунду помолчал: - А во-вторых, я просто приучаю себя не бояться. Преодолеваю свой страх, который во мне, как и в каждом живом человеке живёт где-то далеко внутри. И ещё мне кажется, если я буду с вами рядом, то ничего не случится. Вот так! Ну, что удовлетворил я,  наконец, твоё любопытство лейтенант Потапов, а?
  - Удовлетворили, товарищ капитан! И спасибо вам за это. Мне рядом с Вами, тоже  всегда спокойнее.
  - Ну, а мне рядом с тобой. Такие дела.
Теперь я, наконец, начал понимать этого человека. У него тоже были свои слабости и недостатки, но он старался с ними бороться и никому не показывать. Это правило, я потом, взял за основу своей военной службы, и оно мне очень часто помогало в жизни.
   Нашей операцией руководил тогда большой генерал из Ставки маршала Соколова, генерал – полковник Меремский. По его плану, как мне коротко объяснили Соснов и    Званцев, операция должна проходить по двум направлениям: основной состав бригады двигается вдоль Кунара до населённого пункта Шаль, через Асмар.
 Этот посёлок полностью находится в руках душманов, сюда по горным тропам тайно пребывают грузы и оружие из Пакистана. Уничтожить  правящую там  банду душманов и установить там афганский гарнизон, было основной задачей операции. А второе направление - это наступление на населённые пункты Вама и Кантивой-Улиа силами второго батальона 66 омсбр дислоцированной в Асадабаде. Затем установление там народной власти и тоже размещение там небольших  военных гарнизонов  правительственных войск.
  Командовал вторым батальоном капитан Борис Эркаев, казах по национальности, отлично умеющий договариваться с местными старейшинами и старавшийся любыми путями избежать ненужных жертв. Ему, и старшему лейтенанту афганской армии Рафику Бакиру была поручена вторая часть операции.
   Оказалось, что Соснов уже знаком с комбатом, и тот очень обрадовался их встрече, притащив  к нам на импровизированный узел связи огромный арбуз. Ну, а Соснов, естественно разделил его на всех связистов.
   Утром, 4-го июля, колонна бригады совместно с афганцами двинулась в сторону  посёлка Шаль, однако после первых двадцати километров пути, в колонне сразу возникли трудности.
   Представьте себе узкую горную дорогу, на которой с трудом могут разъехаться даже две машины, вырубленную в скалах сверху над протекающей внизу, метрах в пяти реке Кунар. В некоторых местах дорога пролегала очень близко к реке, а в других чуть дальше.
   Вот именно эти, наиболее близко прилегающие к реке узкие участки дороги, душманы и подорвали, подложив взрывчатку большой мощности.
  На месте взрыва образовалась большая воронка, быстрая река, тут же заполнила её водой и начала размывать дальше, а колонна стала, разорванная на несколько частей, вытянувшихся в одну линию вдоль берега реки.
   Вот положение: слева скалы, справа Кунар,  хоть и не очень широкий, но зато глубокий, бурный и коварный, а за ним тоже скалы, с которых можно постоянно ждать нападения. Ни вперёд, ни назад.
    Соснов сам летал туда на вертолётах, которые  из Джелалабада садились сначала на нашу площадку, а потом по очереди постоянно барражировали над колонной, прикрывая её. Он видел всё собственными глазами и потом рассказал нам.
  Как организовать ночёвку в таких условиях? Как кормить людей? Как охранять колонну ночью, когда сядет солнце и  вертолётов не будет? Решить эту задачу не смог сразу решить даже  опытный генерал-полковник.
   Командир бригады принял единственно правильное решение – восстанавливать дорогу. Но как это сделать, если в руках у солдат на машинах и  бронетехнике есть только ломы, кирки и кувалды. Пришлось обходиться именно ими. Натирая кровавые мозоли, откалывая небольшие куски породы от гранитной глыбы в скалах, солдаты проклинали этот Кунар, видя, как он легко уносит эти небольшие куски своими водами, и вся их работа ничего не стоит.
  К  восстановлению дороги подключили подрывников, и дело начало мало-помалу сдвигаться, но дальше снова были подорванные участки дороги, и операция снова стопорилась.
   Седьмого июля, я вместе с капитаном Сосновым и личным составом второго батальона смотрели вечером фильм «Красные дипкурьеры». Фильм патриотический, полный апломба и гордости за наших людей, героически выполняющих свой долг. Других фильмов в Афганистан в это время не привозили, только патриотические, и в основном про войну.
 Мы посмотрели фильм, потом прошли в салон машины комбата, где он снова угостил нас обоих вкуснейшим арбузом и сказал:
  - Ну, что ребята, я завтра выступаю. Пожелайте мне удачи. Надеюсь, что меня, такая неудача, как  в первой колонне не постигнет, иначе я перестану в себя верить. За три месяца, в течение которых я исполняю обязанности командира батальона, нам пришлось участвовать в пяти стычках с душманами, причём две стычки были очень серьёзные. Против меня выставили человек триста, они очень хотели, чтобы я ушёл отсюда из Асадабада, но не получилось. За это время, я не потерял ни одного человека, только пятеро раненых, причём легко. А, ты Витя знаешь, что в 1980 году, когда мы дрались за этот городок, погибло, и было ранено почти половина моего батальона. Недаром про него поют песни.
 А мне пока везёт. Но комбатом пока не назначают. Так что я, капитан, официально числюсь заместителем командира, и командую майорами.
   В дверь постучали, и после разрешения по ступенькам в салон поднялся загорелый сухощавый майор, заместитель командира батальона по политической части  Борис Романин.
  - Ну, что товарищ майор, всё готово?
  - Так точно Борис Эркаевич, готово.
  - Ну, тогда - огонь! Пойдёмте наружу посмотрим, уже темно и будет хорошо всё видно.
Майор вышел первым и куда-то ушёл, а мы  в недоумении спустились вниз, и остановились недалеко от машины.
  Неожиданно  раздавшийся вой и свист артиллерийских снарядов над нашими головами,  уже знакомый нам с Сосновым, заставил
 нас всех невольно пригнуться, и посмотреть вдаль.
  Они ударили далеко по горам в направлении течения реки Печдары, и на них тут же что-то начало гореть. Потом был дан ещё один залп правее, а затем левее первого места. Издалека было видно поднявшееся там пламя и сполохи пожаров.
   - Боря, там что, какие-то склады, или места скопления душманов? – поинтересовался Соснов у стоящего рядом капитана.
  - Да ни хрена там нет. Это от нас пятнадцать километров. Там только кустарник, эвкалипт и арча растут. Вот они и горят. А, эффект бл..ь, будто попали в склад боеприпасов. Красиво, особенно ночью.
 - И зачем тогда тратить боеприпасы зря, они могут завтра понадобиться,- снова вступил Соснов.
  - Не знаю, не знаю. Может и не понадобятся. Я сегодня утром ездил к губернатору провинции Кунар, потом разговаривал со старейшинами. Предупредил, что завтра пойду  со своими и их солдатами устанавливать  народную власть в этом направлении в этих двух посёлках. И если по мне никто стрелять не будет, я тоже не буду стрелять, иначе.. Вот, я и продемонстрировал сейчас, что будет, если по моим солдатам начнут стрелять.. Такие вот дела. Нужно договариваться, а не убивать друг друга.
   Забегая вперёд, скажу, что батальон капитана Эркаева с честью выполнил свою задачу, афганские гарнизоны разместились в этих двух посёлках, а советские солдаты, благодаря мудрости молодого капитана, вернулись в Асадабад без единой потери. Чего нельзя было сказать об основной группировке двигающееся к посёлку Шаль.
   В день наши войска проходили по два, иногда три километра, засыпая взорванную дорогу и только к концу июля, потеряв около пятидесяти человек ранеными, и десяток убитыми, дошли, наконец, до Шали.
  Чтобы исключить жертвы среди местного населения, через афганцев было передано послание, чтобы бандиты сдались без боя, иначе они будут уничтожены. Всем, сдавшимся в плен, гарантировалась жизнь.  И после суток ожидания, когда стало ясно, что никто сдаваться не собирается, а воздушная разведка доложила об укреплении домов, оборудовании новых  укреплений и даже несколько человек с ПЗРК,  были вызваны истребители-бомбардировщики из Баграма, и они нанесли по посёлку несколько мощных бомбовых ударов.
 Потом по посёлку сначала ракетами,  а затем тоже стокилограммовыми  авиационными бомбами отработали боевые вертолёты МИ-24 из Джелалабада. После этого открыла огонь артиллерия.
  Что осталось от этого посёлка и тех, кто в нём остался, вообще невозможно было предположить. Но, когда солдаты пошли вперёд, со всех сторон, из разных щелей, по ним открыли убийственный огонь, и первая атака сразу захлебнулась.
   Душманы отлично подготовились к встрече с нами, в подготовке огневых точек, укреплений, маскировке, чувствовалась рука опытных инструкторов. Поэтому операция по освобождению посёлка продолжалась ещё три дня и, в конце концов, они отступили, разделившись на группы и  ночью незаметно, ушли  по горным тропам в Пакистан. Ушли, не забыв захоронить своих убитых.
 После того, как в посёлок вошла афганская рота, местные жители начали понемногу возвращаться назад. Молодых мужчин среди них почти не было, только женщины, старики и дети. Они тут же начали носить воду из реки, месить глину и восстанавливать свои жилища. Это мне потом всё рассказал Соснов, побывавший в разрушенном посёлке вместе с офицерами оперативной группы  40-й армии.
 Наша работа закончилась. И третьего августа, в самый разгар жаркого лета, мы возвращались домой с чувством выполненного долга.
   Я считал, что мы свою задачу по обеспечению связи с аэродромом Джелалабад, и со штабом ВВС полностью выполнили. Несмотря на сорокаградусную жару, несколько раз прошедшую грозу, мои подчинённые ни разу не потеряли связи с назначенными точками.
  Отлично работала УКВ  радиостанция по приёму вертолётов на площадке, на которой находился капитан Соснов, а потом уже и я. Мы принимали вертолёты с боеприпасами, продовольствием, водой, помогали перегружать их на машины, которые потом двигались к застрявшей на дороге колонне. Сесть там вертолётам сначала было негде, уже потом, возле кишлака Асма, нашли  более или мене пригодную для посадки вертолётов площадку, и они стали летать прямо туда и там разгружаться. А, вначале всё шло через нашу площадку.
   Однажды разгружая очередную партию продовольствия: сухой лук, сухую морковь, консервированную картошку ( это в середине то лета в Азии), я обратил внимание на то, что привезли для питания для афганских солдат их вертолёты из Джелалабада, и был просто поражён. У них всё было свежее: картошка, лук, морковь, растительное подсолнечное масло, и даже спелые арбузы. В качестве тушёнки были специально поставленные из Болгарии: консервированная говядина с фасолью, с бобами и рисом, быстрого приготовления. И ещё свежий хлеб, правда, чёрный. В то время как у нас, всю операцию была только одна жирная свиная тушёнка, неизвестно какого года выпуска, сухие продукты и сухари.  Мои солдаты тоже увидели это, и очень возмутились.
   - Товарищ лейтенант, как же так получается, а? Они нас сюда позвали на помощь, мы тут за них воюем, недоедаем, недосыпаем, рискуем жизнью, а они хорошо живут, прячутся за нашими спинами и прекрасно жрут. Разве это справедливо, скажите,- возмутился водитель-электромеханик, мой подчинённый рядовой Степан Борисов.
  И я, чувствуя, что он прав, не нашёлся тогда что ответить. Просто не знал, как всё это объяснить солдату. Хотя сам уже прекрасно понимал, что мы зря сюда пришли,  и  просто никому не нужны и, что никакого народа Афганистана мы не защищаем. Мы просто своими штыками поддерживаем режим Бабрака Кармаля, которого большая часть населения просто не знает.
  По представлению капитана Соснова, я и два моих прапорщика – Роман Силенин и Дима Вовченко, были представлены к награждению медалью «За боевые заслуги», а рядовой Борисов, обеспечивший в течение  всей операции устойчивое электропитание нашего узла связи в Асадабаде к медали «За отвагу», он это действительно заслужил.
  Генерал-майор Пашков, начальник штаба ВВС и руководитель операции отметил отличную работу связистов и сказал, что капитан Соснов будет представлен за эту операцию к ордену «Красная звезда». Мы, все конечно были рады, впереди день авиации, и это было бы хорошим подарком.
  Медали мы получили только четвёртого ноября 1981 года, накануне большого праздника  -  очередной годовщины Великой Октябрьской революции.
   В конце августа мне было присвоено очередное воинское звание – старший лейтенант, а в конце ноября, после убытия по семейным обстоятельствам капитана Тауриса, я был назначен командиром радио роты.
  С капитаном Сосновым мы виделись редко, но я знал, что он ни каких наград за Асадабадскую операцию, так и не получил, чему особенно и не огорчался.
   За это время поменялось уже почти половина командования ВВС, сменился и подполковник Ерасов. Он вернулся на свою должность в Подмосковье, а прежний командир, подполковник Гулькин, прибыл  к нам на замену. Поменялось и несколько офицеров в отделении связи. Из старых, к ноябрю 1981 года, остались только майор Вилкин, капитан Соснов и капитан Шаламов. Они уже ждали заменьщиков из Союза. Ждал его и я.
   В начале декабря капитан Соснов получил назначение в Прикарпатский военный округ, а ему на замену прибыл старший лейтенант Меняйло. А,  20 декабря, прибыла из нашего полка замена и мне. Это был, мне хорошо знакомый капитан Виктор Самохин, командир роты из  другого батальона. Он то прибыл принимать у меня роту. А я, почти через два года, возвращался  на его место в родной полк.
   28 декабря 1981 года,  сдав роту, получив предписание, и устроив скромную «отвальную», я последний раз взглянул на горы вокруг аэродрома Кабул. И, навсегда попрощавшись с ними,  на самолёте ИЛ-76Д, летящим на моё счастье прямо  на аэродром Кубинка, покинул территорию ДРА.

Глава десятая. А в Кубинке всё спокойно.

Прибыв в часть, и представившись командиру полка, который встретил меня как родного сына, я на другой день убыл в положенный мне за этот год очередной отпуск.
 Меня ждала мама, и Инна,  она должна была, как и в прошлом году приехать  к маме, как только у неё начнутся каникулы.
   Весь этот год, мы интенсивно с ней переписывались. Она писала мне длинные письма, как и положено « на фронт солдату», в них конвой постоянно проходила мысль  о том, как мы с ней поженимся, какая у нас будет счастливая семья, и как мы хорошо с ней будем жить.
   И я уже тоже начал верить в это, хотя если честно признаться, не знал, люблю  я её, или нет. Вот Таню, я любил, и знал, что это такое, а вот с  Инкой  всё было гораздо сложнее.
  30-го декабря, утром, поездом Москва - Саратов, с огромной кучей подарков для мамы и Инны, я приехал   домой в Анисовку.
 Инна, ещё не приехала.
   Мама, как всегда, заохала, заахала, и немного поплакала, увидев меня загоревшего словно из Африки и «худющего». Я, действительно потерял за последние месяцы почти восемь килограммов, и сейчас весил ровно 60 килограмм, при росте почти 175 сантиметров.
  Подарки мои, её очень понравились: я купил ей и Инке хорошо выделанную, довольно дорогую афганскую дублёнку, кофту, и электронные женские часы в виде браслета. А, Инке ещё и двое джинсов фирмы «Левис» и « Вранглер», ещё  несколько красивых кофточек. Японский зонтик, и два комплекта интимных вещей – трусиков «неделька», очень модных в это время.
  Решив не оставлять деньги на «Берёзку», я купил много одежды и для себя, а для подарков командованию прикупил десяток китайских ручек с «золотым пером», и несколько пачек чая «Седой граф» в металлической упаковке.  Маме тоже привёз чай, и несколько отрезов ткани на платье, которые купил в Газни у продавцов-индусов в мае месяце.
   В общем, никто в обиде не остался. Мама напекла моих любимых пирожков с мясом, и с картошкой, и всё поглядывала на дверь, ждала Инну. Она сообщила, что 30-го декабря тоже приедет в Анисовку.
   Ровно в полдень, когда я крепко спал после вкусного маминого завтрака, приехала Инна.
Я не видел её целый год, и она показалась мне очень красивой. Она стала немного взрослее, женственнее и привлекательнее. Всё это я мгновенно просёк, когда увидел её лицо в своей комнате.
    Мы были очень рады друг другу, крепко обнялись и поцеловались.
 - Слава, ты даже не представляешь, как я за тебя переживала, и очень рада, что весь этот кошмар, наконец, закончился, и мы теперь будем вместе.
  Это « теперь будем вместе», меня несколько покоробило. Планов жениться у меня пока не было, но я не подал вида.
  В дверь деликатно  постучали, и в комнату вошла улыбающаяся мама. Она довольно окинула нас, улыбнулась и просто проворковала:
  - А, ты уже проснулся? Ну, тогда, давай брейся, приводи себя в порядок, и будем обедать. Я приготовила твою любимую жареную картошку с мясом и грибами. Пойдём Инночка, я провожу тебя в твою комнату, тебе, я думаю, с дороги тоже нужно немного привести себя в порядок и переодеться.
  - Да, да, Нина Романовна! Я как вещи свои бросила в прихожей, так и рванула сюда. Мне нужно умыться, переодеться, ну и так далее.
  Инна улыбнулась нам обоим, как своим родным, своей очаровательной улыбкой и  вышла в прихожую, а по лицу мамы, я понял, что она себе невестку уже выбрала.
   Она то выбрала, а я ещё нет. Хотя Инка мне очень нравилась, и мы с ней уже спали вместе год тому назад.
 Но я, как молодой мужчина, ещё не  был морально готов к тому, что те наши прошлые сексуальные моменты, должны обязательно привести к женитьбе. В конце концов, Инка почти год жила здесь одна, и вполне могла иметь какие-то отношения с другими мужиками.  Но, когда я обнял её, а она сильно прижалась  своими упругими грудями к моей груди, у меня внизу живота что-то потеплело и начало возникать желание, то, просто я физически захотел эту женщину.
   Когда через полчаса Инна вышла в гостиную, к накрытому столу, я просто открыл рот от удивления: Инна просто преобразилась, её глаза сияли, улыбались, и она была похожа на снежную королеву из сказки. Тонкое трикотажное импортное платье  красиво облегало её стройную фигуру, открывало ложбинку между грудями и тонкую шею с завитками волос.
   Дав нам с мамой несколько секунд полюбоваться собой, очень довольная произведённым эффектом, она как королева, грациозно и  медленно подошла к столу, и села  на стул, который я ей тут же предложил.
   Да, уж! Это был выстрел прямо в лоб, в сердце, ну и в другие мужские места. И, я понял, что погиб. Эти две женщины, устроили против меня заговор, и моё сопротивление, судя по всему, уже ни к чему не приведёт.
  Все  мои подарки  Инне очень понравились,  все размеры подошли, и она тут же бросилась в свою комнату переодеваться и демонстрировать купленные мною наряды, ну кроме «недельки», этот наряд она продемонстрировала мне потом.
  Ей очень шли джинсы. Честно скажу, за свою жизнь, я встречал мало женщин и девушек, которым идут  джинсы, это изобретение для американских ковбоев. А вот Инка в них выглядела блестяще: ещё более стройной и сексуальной. Дублёнка, вообще, привела  её в полный восторг.
  Она заставила и маму надеть свою дублёнку, и они обе почти полчаса дефилировали передо мной, в своих обновках. Я просто сиял от счастья, видя радость на лицах двух моих родных людей.
   Вечером, мы разошлись по своим комнатам, но ровно в полночь, я  тихонько пробрался в комнату  Инки, и нырнул под одеяло, сразу почувствовав аромат и вкус горячего женского тела.
  В эту ночь мы просто парили с ней в облаках, и я даже потерял счёт, сколько раз наши тела отдавали себя друг другу.
 Мне кажется мама, спавшая за стенкой, слышала все Инкины стоны и крики, хотя, я старался закрывать  её рот своими губами.  Утром, я так и уснул на плече у своей горячей и страстной любовницы. А потом мы вместе с ней, закутавшись в простыню, вышли в ванную на глазах у  довольной мамы.
   Оставив женщин одних, я сослался на то, что надо сделать отметку в военной комендатуре в отпускном билете, и уехал в Саратов. Там, в самом лучшем ювелирном магазине города, купил колечко и красивую тёмно-вишнёвую бархатную коробочку, чтобы всё было как у людей.
   Вернулся домой к обеду, и тут же за столом, в присутствии мамы сделал Инне предложения стать моей женой, и она с радостью согласилась, а мама нас тут же благословила.
   Мы  решили, что Инна доработает в своём  техникуме до лета, а потом приедет ко мне в Кубинку, и мы поженимся.  Ну, а потом  уже приедем сюда к маме, и сыграем свадьбу.
  С этого дня, мы стали спать с Инной вместе, и жить как муж и жена.
   Когда окончились каникулы, и Инка уехала в Курск, я очень скучал по ней, по её телу, по её губам, рукам, по родному запаху и по милой улыбке. Мы перезванивались по нескольку раз в неделю и всё мечтали о совместной жизни.
   Я, ничего не знал про Инкиных родителей, а она предпочитала мне ничего о них  не рассказывать, один или два раза упомянув ненароком, что мама, когда они жили в Киеве, бросила их отца, и ушла с ней и сестрёнкой Ларисой к другому мужчине. Сестра отчима приняла, а она нет, и уехала в Харьков учиться, от них подальше. А, папа год назад, умер от сердечного приступа, вот и всё. С  отцом она встречалась, а вот с мамой она никаких отношений не поддерживает, переписывается только с сестрой и дружит с ней.
   Ну и ладно. Теперь у нас была одна мама на двоих, моя мама.
  Я прекрасно отдохнул, почти каждый день ходил на зимнюю рыбалку, познакомился там со многими интересными людьми. Он, узнав, что я вернулся из Афганистана, постоянно расспрашивали меня о моей службе там, о людях, о боевых действиях. И, я как мог, рассказывал им про эту дикую страну.
   Когда я вернулся в родной полк и начал принимать роту, то мне сразу в глаза бросилась иная, чем в ДРА обстановка.
  Мы, здесь вроде тоже ездили на учения, перемещали узлы связи, отрабатывали нормативы по развёртыванию радиостанций на различные типы антенн, организовывали боевое охранение, но всё это было как бы понарошку, как детская игра. Там, на войне было совсем по иному. И я  не выдержав, громко возмутился, сказав об этом на одном из совещаний офицеров в присутствии командира полка, и всех его заместителей. Заявил, что все эти тренажи, передвижения, нормативы, просто игры, и  не главное на войне.
  - И что же интересно тогда главное в нашей службе в этих условиях? Может Вы, товарищ старший лейтенант расскажите всем офицерам,  язвительно перебил меня подполковник Сычёв – новый заместитель командира полка по политической части.
   После Афганистана, где мне на операциях приходилось разговаривать и видеть в разной обстановке и полковников и генералов, меня было трудно смутить. Да, и Соснов давно научил меня этому: «Они, полковники, генералы, конечно начальники. Но без связи, весь их начальственный дух, ничего не стоит. Поэтому пусть кричат,  топают ногами, а ты, не обращай на это внимание, и делай своё дело».  И я  сразу принял его совет к исполнению.
  - Что главное?- я на секунду задумался, потом неожиданно произнёс. - Самое главное, это преодолеть чувство голода.
   Весь зал зашушукал.
 - Тихо, тихо! – поднял руку  полковник Солодовников.- Интересная проблема, можете пояснить?
  - Могу, конечно. Когда мы прилетели в Кабул, нас сразу поставили на круглосуточное боевое дежурство. Нужно было двумя радиостанциями Р-140, обеспечить связь с четырьмя аэродромами, телефонную и телеграфную.  Связь организовали по расписанию, телефонную и телеграфную. Никакой другой связи у КП и Командующего ВВС не было, поэтому, наши экипажи и радиостанции буквально в первый же день, включились в работу. Кроме наших прапорщиков Силенина и Вовченко, в батальоне связи был ещё один толковый радист, прапорщик Стахан Извеков из Ташкентского батальона связи, он вообще без нас крутился как волчок.
  Вся основная работа по переходу на новые частоты, по передаче и приёму телеграмм,  начиналась именно ночью, когда офицеры штаба расходились на отдых. А мы, перейдя по графику из радиосети в радио направления, сдавали канал на аппаратную ЗАС и постоянно контролировали его, чтобы не дай бог не потерять.
 Честно скажу, что радисты, на той стороне на аэродромах Шинданд, Кандагар, Баграм и Кундуз, были слабенькие. Мы просто из сил выбивались, чтобы наладить устойчивую связь, а они всё портили. Всё было так, пока мы, вместе со старшим офицером отдела связи ВВС, из Ташкента, не полетели туда, на эти аэродромы. Не познакомились с теми прапорщиками начальниками радиостанций, и их радистами, не потренировали их, не обговорили все нюансы, при потере радиосвязи, только тогда пошла более или мене нормальная работа.
   Так вот, насчёт голода. Ужин у нас был в двадцать часов, потом ужинали офицеры штаба ВВС. Хлеба не было, только сухари, да и то по норме, всё до крошки съедалось за ужином. Достать  съестного, или купить просто негде, и под утро, когда особенная работа и ужасно хочется спать, появляется чувство голода. Тяжёлое, ноющее, и безжалостное, я это испытал на себе. Начинает тянуть на сон, ухудшается внимание, становятся вялыми руки.
  Спасибо, Вам товарищ полковник, что  при убытии, Вы дали нам с собой по десять сухих пайков на каждого, я их экономил, как мог, даже прятал от командиров рот и заместителей комбата, там все первые месяцы полуголодные ходили, и потихоньку подкармливал своих ребят.
    Потом, когда кончились пайки, пришлось немного хитрить, я снимал одного из прапорщиков с довольствия, его кормили за счёт других, а тушёнку, галеты, чай, сахар он получал на складе и приносил нам на приёмо-передающий центр. И так было всё время, пока мы там были. Вовченко и Силенин могут это подтвердить. Короче так, при интенсивной круглосуточной работе, радистам необходимо дополнительное питание, иначе связи нормальной не ждите.
   Такое же условие и во время проведения операций, но там мы хоть сами себе хозяева, и распределяем продукты по своему усмотрению. Правда, сухой  лук, морковь, картошку, растаявшее сливочное масло, не особенно распределишь на завтрак обед и ужин, а вот  тушёнку, хлеб, чай и сахар можно.
  На операциях только тушёнка, а вот дома в батальоне уже мясо, в основном новозеландская или австралийская говядина или баранина в брикетах.
  Второе: мы, экономя бензин,  питаем наши приёмный и передающий центры от центрального источника питания, то есть наш водитель-электромеханик, практически мало работает на агрегате станции, не умеет устранять неисправности, быстро переходить  с одного на другой, когда станция стоит на приёме. Так, вот, во время операций вся работа только от агрегата. А, сколько у нас по инструкции может непрерывно работать бортовой агрегат питания Р-140, АБ-4 Т-230?
 Правильно: семь - восемь часов. И, при работающем агрегате, по технике безопасности, его заправлять нельзя, значит нужно выключать. Выключать и станцию.
 А мы в поле, или около какого-то кишлака стоим и постоянно держим  двумя радиостанциями Р-140Т,  закрытую связь с КП ВВС. Чтобы при необходимости, старший  оперативной группы от ВВС, мог запросить у Командующего дополнительную авиационную поддержку, и с аэродромом, с которого взлетают транспортные и боевые вертолёты и прикрывают  наши войска с воздуха. Выключиться ни на минуту нельзя. Как быть тогда?
   Пришлось потом брать на боевые операции по два агрегата, сняв их с других станций. А, вначале,  мучиться, периодически переходить на дежурный приём, работая, от второго менее мощного одно киловаттного агрегата,  давая основному агрегату остыть, отдохнуть,  и заправить его. Но это не выход.
Через офицеров отделения связи мы дали предложение нашим министерствам об укомплектовании всех КВ радиостанций, двумя 4-х киловаттными  бензоэлектрическими или дизельными источниками питания. Попросили, усилить кабину водителя бронированными листами, учитывая особый интерес  неприятеля к уничтожению наших станций в первую очередь, особенно при движении в колонне, ну и ещё много других предложений.
  Я замолчал, и посмотрел на командира..
 - А, что замполит? – командир внимательно посмотрел на меня. - Потапов ведь интересные вещи рассказывает? Судя по всему, ещё не одному нашему офицеру и прапорщику придётся туда, в ДРА поехать. Поэтому опыт наших  боевых парней нужно обобщить, и послушать. Но, для этого нужно провести научно-практическую конференцию. Подготовиться, и провести.
   Замполит, молча кивнул головой.
 -Так, Николай Валерьевич, - обратился полковник к своему  заместителю майору Сухонину, недавно прибывшему после окончания академии имени Ю.А. Гагарина: - Тебе и карты в руки. Как будете готовы, так и сообщите мне. А, Вы Потапов, соберите ваших прапорщиков, поговорите с ними, и вместе с майором Сухониным выступите на конференции, я даже хочу пригласить корреспондента из нашей окружной газеты, он давно просится к нам в гости.
   Всё, спасибо Вам, садитесь, и продолжим совещание.
Целую неделю, мы с майором Сухониным готовились к этой конференции. Я привлёк даже своих прапорщиков, подготовив их выступление, и даже записал его им обоим на бумаге.
  Конференция получилась очень интересной и полезной. Нас буквально забросали вопросами, и продлилась она вместо запланированных трёх часов, ещё на целый час.
   Потом, в полку был распечатан бюллетень по итогам той конференции, размножен и роздан каждому командиру взвода. Через несколько лет, учась в академии имени Гагарина, я встречал там наших ребят, тоже побывавших в Афганистане, но уже после меня, и они рассказали, что тот наш первый опыт очень помог им, когда они туда поехали.
  В 1982 - 1983 году, из нашего полка,  была направлена в ДРА почти сотня солдат, и около десяти человек офицеров и прапорщиков в разные места.
   Конечно, что-то в наших учениях изменилось, стало больше похоже на настоящие учения. Командир полка увеличил на нашем полигоне количество занятий по стрельбе из автомата, пулемёта, пистолета, и даже гранатомёта. Были проведены занятия по киданию гранат, и по сапёрному делу. Тут нам очень помог командир сапёрной роты из расположенной в Кубинке Таманской дивизии, капитан Володя Гордеев, тоже недавно прибывший из ДРА, он проходил службу в 201-й мотострелковой дивизии находящейся в Кундузе. Он, тоже рассказал много случаев, когда люди там гибли, из-за малейшего несоблюдения мер безопасности и, не обращая внимания, на предупреждения сапёров.
  - На одном из участков грунтовой дороги Кундуз-Файзабад, где было, в общем, не очень интенсивное движение афганских и наших машин, летом прошлого года появилась группа минёров, которых обучали китайские инструктора, и мины они ставили тоже китайского производства: с химическими взрывателями.
Рядом пролегала ещё одна дорога, но более неровная, в некоторых местах проходящая над глубокими обрывами. Но, афганские фуры, и легковушки ездили в основном по ней, хотя она была длиннее и опаснее. А, наши воины, один раз проехав по той же дороге, но, обнаружив, что есть лучшая,  тут же все стали ездить именно по этой. Вот именно её то, и начали постоянно минировать.
   Когда появились первые жертвы, командир роты отправил меня, и нескольких ребят из моего взвода на проверку дороги, и расчистку её от мин.
  Мы тогда пахали там весь световой день, и обезвредили около пятнадцати мин. Обнаружили их в основном щупами, путём прокалывания сантиметр за сантиметром  дорожной земли и грунта. Все мины были в деревянных или пластмассовых корпусах, и обнаружить их обычным миноискателем, настроенным на металл, было просто невозможно.
   Так вот половина из них была нажимного действия, то есть срабатывала от нажатия на взрыватель, причём можно было установить на какое нажатие, первое или третье она сработает. Поэтому когда случалось так, что первая машина спокойно проходила над миной и не взрывалась, и вторая уже спокойно шла за ней, именно под второй неожиданно гремел взрыв, и никто не понимал в чём дело. А, это были такие хитрые мины.
 Вторые мины тоже нажимного действия: от нажима прокалывалась жидкость и разъедала предохранительную пластину, пластина испарялась, и мина взрывалась. Эти мины иногда взрывались между машинами, или когда машины уже уходили от этого места на некоторое расстояние. И, это тоже было никому не понятно вначале.
   Вытащить то мы их вытащили, но как они работают, никто не знал,- продолжил капитан свой рассказ, видя заинтересованность офицеров и прапорщиков.
  - Я решил перестраховаться, и не пустил нашу колонну по разминированной дороге. Вместе с командиром  взвода, который нас прикрывал, мы решили схитрить и попробовать поймать постановщиков мин. Поэтому, когда из Кундуза за нами прилетели вертолёты, мы сделали вид что улетаем, а сами потихоньку рассредоточились в разные стороны и укрылись, вдоль берега почти засохшей речушки.
   В общем, как мы их не ждали, в темноте ночи, они нас всё равно перехитрили. Мы их заметили только тогда, когда вражеские сапёры уже поставили несколько мин. Все сразу открыли огонь, но взять хоть одного живого человека, не удалось. Оставив двух человек убитыми, группа, бросив около двадцати штук разных мин, скрылась через овраг, прилегающий к дороге. У нас потерь не было.
  Я тщательно обыскал обоих убитых, один их них был узкоглазый, хоть и одет в афганскую одежду, и мне повезло. Именно у него, я нашёл книжку с описанием всех этих и других иностранных мин, на китайском и английском языках. А, рядом между строк названия деталей мин и способы их постановки на языке дари, написанные от руки. Это был настоящий подарок для всех сапёров.
  С раннего утра мы, похоронив убитых, снова принялись проверять дорогу. И, именно в это время, к нам подъехала колонна машин из отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения Кундузского вертолётного полка. Они везли топливо, и продукты на аэродром Файзабад.
  Когда старший колонны, капитан Олег Сибирцев, начальник продовольственной и вещевой службы обато, которого я хорошо знал, остановился,  и вылез из машины, я коротко рассказал ему обстановку. И ещё сказал, что я хоть и прощупал вроде всё полотно дороги, но лучше не рисковать, а поехать по той, другой дороге, там недавно прошли афганские машины.
  Но, капитан заупрямился.
- Да ты чё, Володя? Я здесь уже в пятый раз езжу, и ни разу ничего не было. А, там такая пакостная дорога, ещё и места есть очень узкие, у меня водители молодые. Нет, уж! Давай проверь ещё раз, и мы потом потихоньку поедем. Давай, брат, работай, а мы подождём немного.
  - Ну, смотри Олег. Тут такие хитрые мины ставят. Всё эти бл..и, наши друзья-китайцы. Снабжают афганцев автоматами, ДШК, а теперь вот и минами китайского производства.
   Короче, мы ещё раз всё проверили, осмотрели, и Олег поехал. Мина взорвалась под третьим колесом грузового автомобиля ЗИЛ-131, шедшим в середине колонны из десяти машин в котором везли муку и продовольствие. От взрыва у неё сразу взорвался бензобак, и машина тут же запылала факелом. Слава Богу, обошлось без жертв, водитель и прапорщик сразу после взрыва, буквально вывалились из машины бросив в горящей кабине своё оружие, а потом принялись её тушить, пытаясь спасти хотя бы часть продовольствия.
   А, Олег бегал вокруг горевшей машины и причитал: - Твою мать! Твою мать! Комбат же меня теперь убьёт или посадит. Обязательно посадит!
   Мои ребята тоже включились в тушение пожара, и общими усилиями мы смогли спасти около четверти всего груза, а машина сгорела полностью. Меня, в этой ситуации радовало только одно, что мина взорвалась не под колёсами топливозаправщика с авиационным керосином, это было бы страшнее во сто крат, и неизвестно, чем бы закончилось.
  Короче, я всё-таки разрешил колонне следовать дальше, и они доехали без приключений. Хотя, послушай тогда капитан моего совета, всё могло бы окончиться благополучно.
   Мы на вертолётах вернулись в Кундуз, я доложил своему командиру о том, что произошло на дороге, и показал  свой трофей – книжку китайца, которая всех заинтересовала, даже начальника особого отдела дивизии.
   Да, извлечённые из земли мины мы осторожно изучили, а потом подорвали в овраге, я не рискнул брать их с собой в вертолёт. Потом, на этом и других участках дорог в эти районах, я обезвредил вместе со своими ребятами более тысячи штук различных  мин и фугасов.
  - А, как же слова: минёр ошибается только раз в жизни? Много погибших  среди сапёров было? - лукаво, совсем по-детски,  спросил его молодой лейтенант из моей роты, Лёва Хмурин.
   Капитан, внимательно посмотрел на него,  секунду помолчал, потом тихо сказал:
  - Да, ты прав. Сапёр ошибается только раз. В моём взводе из тридцати человек, погибло восемь, два были тяжело ранены, в том числе и я. Но, повезло, остался жив. И теперь вот учу «желторотиков» тому, что необходимо на войне. Может, кому и пригодиться мой опыт.
   Так мы жили и учились, в то время как в Афгане шла  уже настоящая война.
  Я крутился, как мог, почти всё время, пропадая со своими подчинёнными, поэтому время летело очень быстро.
   В начале мая Инна написала мне письмо о том, что её не отпускают из техникума. По закону она, как молодой специалист, не может просто так уволиться, а  должна после института отработать три года. Отпустят только по семейным обстоятельствам: как-то перевод мужа к новому месту службы или болезни близких родственников.
  Короче,  мы решили, что она приедет ко мне сюда, и мы зарегистрируемся в нашем поселковом ЗАГСе. Там  уже много лет заведующей работала жена нашего командира полка Тамара Степановна Солодовникова и проблем быть не должно.
  Потом Инна вернётся обратно, закончит год, и напишет заявление об увольнении и переезду к месту службы мужа. Инна, сразу согласилась. А, я тут же побежал к командиру, у которого, как первый офицер-афганец, награждённый медалью, пользовался уважением.
   Вопрос решился одним звонком командира любимой жене.
 Через три дня я встретил Инну в Москве, и мы с Белорусского вокзала поехали в Кубинку.
  - Странное, какое-то название у вашего  полсёлка  - Кубинка. Интересное! – улыбаясь,  и прижимаясь ко мне, спросила Инна, когда мы сели в электричку.
 - Да, место интересное. В пятнадцатом веке оно называлось Починок, а уже с середины шестнадцатого века, когда им владел боярин Иван Иванович Кубенский, стало называться двойным названием: «Починок, Кубенское тож». У нас находится одна из стариннейших обувных фабрик на Руси, которая до сих пор работает, другой промышленности нет. Рядом находится знаменитая Таманская дивизия, наша авиационная база, несколько школ, и ещё филиал московского института радиоэлектроники. Вот и все достопримечательности. Сама всё увидишь.
   Наша деревня Кубинка, моей невесте- киевлянке, харковчанке, а потом курянке,  совсем не понравилась.
  Но она стойко и мужественно перенесла эти три дня,  пока мы подали заявление, расписались, а потом с нашими свидетелями - капитаном Колей Николаевым и его женой Ольгой, отметили наше бракосочетание, посидев за столиком в офицерском кафе и выпив шампанского. А, потом и коньяка  за то, что Инна решила всё-таки поменять свою фамилию Поспелова, на Потапову.
 И мне этот её шаг очень понравился. А свадьбу мы решили гулять в Анисовке, когда мне дадут отпуск.
   А, на другой день, Инка уехала в Курск. Я проводил её до  вагона, расцеловал так, как положено, целовать молодую жену, и вернулся в часть, ещё не понимая, что изменилось в моей жизни.
  Инка уволилась с работы, и в конце июня месяца приехала ко мне, а следом за ней, пришёл трёхтонный контейнер с её вещами.  Там были одежда и книги, которые мы разгрузили в комнате семейного общежития, где была общая на десять хозяев кухня, две ванных комнаты и три туалета.
    Пожив так несколько дней, моя молодая жена вся извелась. Ей всё не нравилось, и всё  здесь в нашем  общежитии не устраивало.
Через неделю, придя с работы, я узнал, что моя жена устроилась на работу преподавателем в институт радиоэлектроники, и ей, как молодому специалисту, и замужней женщине, сразу же предложили однокомнатную квартиру в институтском доме, около железнодорожной станции Кубинка-1.
  - Слава, я уже там была, смотрела дом. Ключи мне дадут завтра. Правда до части оттуда далековато, но зато мы будем жить в нормальной квартире, и одни, без всех этих жёнушек-бездельниц, сплетничающих обо всех, и не знающих чем заняться. Ты, рад, скажи? – Инна  ласково и нежно, как кошечка, прижалась ко мне и крепко поцеловала.
  - Видишь, какая у тебя умная жена, и как её ценят! Я договорилась даже  с проректором института  о том, что в этом году поступлю заочно в аспирантуру.
  - Это, что, так просто у вас гражданских? Аспирантура – это как академия у нас, дорога к  росту карьеры.
  - Да, у нас всё точно также. Но, меня возьмут вне конкурса, потому что..
  Инна открыла один из своих огромных чемоданов, порылась там немного, и вытащила оттуда несколько небольших по объёму брошюр.
- Вот смотри, это мои работы ещё с всесоюзных физико-математических олимпиад, а это монографии по различным вопросам сделанные мною в институте. В принципе, я могла бы написать кандидатскую диссертацию, тема у меня есть, и защититься. Но, не было возможности там в Курске. Моих трудов, опубликованных в различных научных журналах достаточно для того, чтобы я стала кандидатом физико-математических наук, а потом и доктором.
  - Ни, фига, себе! – я был просто ошеломлён тем, что рассказала мне моя жена. – А, почему же ты мне раньше, ни там, в Харькове, ни в Анисовке, никогда о своих талантах не рассказывала. Я, оказывается, совсем тебя не знаю.
   Инна, лукаво улыбнулась и посмотрела на меня.
  - А, зачем? Какому парню понравится очень умная девушка, а? С ней скучно, нужно постоянно говорить умные вещи, быть настороже, как бы чего не ляпнуть. Вы же дурочек больше любите, таких как Светка. Она ведь и не училась толком, всё о парнях мечтала, чуть ли ни с первого дня, как мы поступили в институт.
  - А, ты? Неужели не мечтала о парнях? Неужели только о науке и учёбе думала? - перешёл в наступление я.
  - Да, именно так. Даже когда с тобой познакомилась. Когда мы с мамой разругались, из-за того, что она ушла от папы, я дала себе слово что обойдусь без неё, и сама сделаю себе карьеру. Мне только папа немного помогал, пока был здоров.
  Я ведь все деньги, которые она мне присылала, сразу отправляла обратно: летом готовила абитуриентов к экзаменам в институты и техникумы, потом занималась репетиторством, даже няней целое лето работала в одной семье, но денег у матери не брала, и не буду.
 Теперь мы вдвоём, и оба будем делать карьеру. Ты ведь хочешь в академию попасть, как она у вас там называется? Военно-воздушная, имени Гагарина? Так, кажется?
  - Да, так. Но, у нас это очень проблематично. Во-первых, туда принимают до 28 лет, и только с майорской должности, а во-вторых, там конкурс, по двадцать человек на место. Причём, большая часть из них, с «лохматыми руками», детки, зятья, племянники или родственники генералов, маршалов или других влиятельных людей. А, я негр. У меня таких знакомых нет.
  - Это мы посмотрим, может, мы без знакомых обойдёмся. Главное ты хочешь учиться в академии, это главное.
   На другой день мы наняли машину, и перевезли свои нехитрые пожитки в однокомнатную квартиру на пятом этаже четырнадцатиэтажного дома. До нас, в этой квартире жила семья молодожёнов, они после рождения ребёнка переехали в двухкомнатную квартиру, на два этажа выше нас.
  Квартира была чистая, уютная, но мы, всё равно за неделю, в основном в ночное время, когда я приходил со службы, переклеили в ней все обои, сменили розетки, выключатели и сантехнику. Купили красивую хрустальную люстру и мебельный гарнитур: диван-кровать, два кресла и журнальный столик. Болгарский шкаф для белья Инка привезла с собой разобранным в контейнере из Курска.
   До, этого, сразу после приезда из отпуска, я купил себе в комнату офицерского общежития, где жил с одним из офицеров полка, холодильник «Саратов» и цветной телевизор, и всё это перевёз сюда.
  И наша новая квартира, засияла.
   Так началась наша семейная жизнь, и она мне поначалу очень нравилась.
Через два месяца Инна забеременела, и уже, будучи беременной,  первого сентября 1982 года,  пошла, работать преподавателем в институт на кафедру электротехники.
   Отпуск, мне спланировали на октябрь, и мы решили поехать к маме, и там сыграть небольшую свадьбу.
   Но, всё получилось совсем не так, как мы распланировали с моей женой.
  В один из сентябрьских вечеров, возвращаясь с работы, я заметил у нашего подъезда, новенькую чёрную машину «Чайка». На такой ездили только члены правительства, мне приходилось их видеть на нашем аэродроме. Я ещё удивился, к кому это пожаловали такие знатные гости.
   Открыв  входную дверь своим ключом, я ещё в прихожей, услышал приглушённые женские голоса. Голос Инны я узнал, а второй голос бы мне незнаком.
   Когда,  сняв  китель, я вошёл на кухню, то увидел двух женщин, сидящих за кухонным столом друг напротив друга. Причём у старшей,  очень красивой женщины, с лицом очень похожим на Инкино, глаза были красные от слёз.
  Увидев меня, она тут же смахнула слёзы платочком, встала и улыбнулась:
 - А, вот, кажется, и мой зять пожаловал. Вячеслав,  да? Ну, а я мама Инночки. Будем знакомы, - и она протянула мне тонкую руку, с красиво ухоженными ногтями. Мягкую, и нежную, как у мамы.
  Теперь я мог рассмотреть её. Инна впитала в себя все прекрасные черты своей матери, она была точной копией матери в её молодости. Если бы я не знал, что мы с Инной одногодки, я бы мог сказать, что её матери лет тридцать пять-тридцать шесть, не больше. Настолько хорошо, и молодо она выглядела.
   Она, тоже не отпуская мою руку, внимательно меня разглядывала.
  - Меня зовут Альбина Романовна Горчешина. Мы все были Поспеловы: и я, и Инна, и моя младшая дочь Лариса. Я, снова вышла замуж, и вот теперь сменила фамилию. А, Инночка, теперь?
  - Инна, теперь Потапова. И я очень рад познакомиться с Вами. Ваша дочь очень много рассказывала о Вас хорошего, часто вспоминала детство, сестру, своего бывшего отца, и очень жалела, что вы не встречаетесь, и находитесь в ссоре?
  - Да, Вы что? Правда, что ли? – с удивлением в голосе переспросила Альбина Романовна, недоверчиво глядя на дочь.
 Инна тоже смотрела на меня с удивлением, слыша мои лживые от начала до конца речи, но, видимо решив мне подыграть, чтобы, в конце концов, не обижать неожиданно приехавшую гостью, молча кивнула головой.
  - Ну, коли так, значит, я поступила правильно, что сама первая приехала к вам, узнав адрес в Курском колледже. Точнее, это не я узнала, а мой муж. Он теперь работает в министерстве образования в Москве, перевели из Киева. Мы живём в центре, в высотке на площади Восстания. Квартира огромная, на троих почти сто десять метров. Я работаю в МИДе, переводчиком. Лариса  поступила учиться в МИМО, на факультет журналистики, очень мечтает тебя увидеть, вернее теперь уже вас обоих с мужем.
  Когда Аркадий Степанович узнал в колледже, что ты вышла замуж и переехала в Кубинку к мужу, я сначала обиделась немного, но потом попросила его помочь вам. Но, у вас, оказывается и без нашей помощи всё хорошо. Я рада за вас. А, как насчёт свадьбы? Будете играть?
  - Да, Альбина Романовна, будем. У меня отпуск в октябре, поедем к моей маме, она у меня учительница, живёт одна под Саратовом, там и  сыграем. Мы, оба так решили, и я и Инна.
  - Стойте, стойте ребята! А, как же мы? Как я, как Лариса? Мы же туда не сможем поехать. Да, и Аркадий Степанович, тоже хотел бы погулять на свадьбе. Он мужик компанейский, любит повеселиться, и выпить немного. Может, мы по-другому решим, а? -  тёща заискивающе посмотрела на дочь, понимая, что последнее слово за ней. - Соберёмся, человек двадцать самых  наших  близких родственников и друзей, где-нибудь в ресторане Пекин, или Узбекистан. Там прекрасная кухня. Все расходы мы возьмём на себя, с залом Аркадий тоже я думаю, сможет договориться, с тебя Владислав только свадебное платье жене. Осилишь?
  - Конечно, осилю.
  - Мам, он, что у тебя большой человек, да?- съязвила Инна.
  Тёща, пропустила колкость мимо ушей.
 - Наверное, большой по нашим меркам - заместитель министра образования СССР.     В Киеве, он был министром образования Украинской ССР, потом полтора года назад его перевели в Москву. Ездит на Чайке, вот мне её выделил, чтобы я к вам съездила.
 « Вот это да! Отчим Инны, заместитель министра. Офигеть можно!».
 - Так это ваша машина внизу стояла? А, я то думаю, к кому такие знатные гости приехали,- пошутил я, разряжая обстановку.
 - А, это оказывается, к вам приехала нежданная гостья. И, если бы вы знали родные мои, как я за вас обоих рада. Счастья вам, и взаимопонимания в жизни. И, простите, уже поздно, нужно ехать. Я, попрошу Аркадия, чтобы вам институт помог быстрее городской телефон поставить, а в следующее воскресенье приеду с Ларисой, и поговорим о свадьбе. А, ты доченька всё обдумай, и решите вместе как лучше.
  Да, Владислав, а маму мы  пригласим на свадьбу сюда, в Москву. Познакомимся, она поживёт у нас, посмотрит город, сходит в театр. С её директором я думаю, муж сможет договориться. Как, тебе такое предложение тёщи, зятёк?- улыбнулась она весело и добродушно.
   Инна почти ничего не говорила, она просто стояла и смотрела, то на меня, то на мать. Тёща подошла к ней, поцеловала в щёку, и пошла в прихожую. Я пошёл её провожать. На лифте решили не спускаться. Когда мы медленно спускались по ступенькам,  на площадке второго этажа она взяла меня за рукав, и сказала:
  - Ты,  Владислав береги её. Она у нас девочка умная, добрая, но немного наивная и очень гордая. Она думает что, имея некоторые школьные и институтские достижения, она многого сможет сама добиться в этой жизни.
  Да, это всё Аркадий Степанович, незаметно уже три года ей помогает. И в  Курский техникум направление сделал, а то бы учительницей в какой-нибудь сельской школе работала. И место нашёл в вашем институте, зная, что она обязательно будет искать работу после того, как приедет к тебе в Кубинку. И квартиру ей, сразу по его команде выделили. Ну, а уж насчёт аспирантуры, тут уж ректор сам подсуетился, узнав, чья она родственница. Аркадий у меня, как раз курирует высшие учебные заведения страны. Вот такие дела. Завтра позвонит, и вам телефон поставят. Здесь, в Москве, ну, как и в Киеве, тоже, всё делается по звонку. Но, если Инна, об этом узнает, то будет скандал. Поэтому, это между нами.
   Мы вышли на улицу, и подошли к машине. Водитель, тут же вылез из машины и предусмотрительно открыл дверь шикарного авто.
 - Ну, я поехала. Очень рада была с тобой познакомиться старший лейтенант, мне кажется, моей дочери повезло. Если будут трудности с деньгами, звони, телефон я Инне оставила.
- Да нет, пока нормально. Я же два года в Афганистане служил, накопилось немного. Спасибо. На белое платье хватит.
 - Тогда, до свидания.
 - До свидания, приезжайте, мы будем рады.
Она поцеловала меня в щёку,  и села, в машину обдав меня едва уловимым запахом дорогих духов.
Машина начала осторожно выруливать с нашего двора, а я ещё минут пять стоял около подъезда и осмысливал происшедшее.
   В общем,  в следующее воскресенье мы, вместе с тёщей и сестрой  Инны, купили  ей красивое белое платье.
   А ещё, через десять дней, как и планировали, сыграли небольшую свадьбу в малом зале ресторана Пекин.
  Мама ничего о свадьбе не знала, мы решили с Инной сделать ей сюрприз.  Её директор школы получил из министерства срочную телеграмму, с требованием «откомандировать Потапову Нину Романовну в город Москву, сроком на десять суток, для участия в учительской конференции». Номер поезда, дату прибытия, и номер вагона в котором поедет Потапова, нужно было сообщить по московскому телефону.
  Мама была в недоумении, почему выбрали именно её, но засобиралась в командировку. Она, Москву не очень любила, из-за толчеи и  шума, поэтому взяла с собой двоюродную сестру, мою тётку Клавдию Егоровну, которая  торговала на Саратовском рынке, и постоянно ездила в столицу за товаром.
   Первый шок, который испытала мама,  при выходе из вагона, было то, что на перроне её встречала Инна и ещё одна красивая, модно одетая женщина.
  - Здравствуйте, Нина Романовна, мы так рады вас видеть в Москве! Как вы доехали? А, это моя мама Альбина, и тоже Романовна, - представила Инна стоявшую рядом женщину.
  Женщина поздоровалась, они обнялись, и даже чуточку всплакнули.
 - Ой, Инночка, я забыла совсем. Ты же помнишь Клавдию Егоровну, мы у неё  ещё яблоки собирали в саду. Мы вместе с ней приехали, меня на какую-то  конференцию пригласили, а я Клаву взяла для компании.
 - Так это же прекрасно. Здравствуйте Клавдия Егоровна, я мама Инны, - протянула руку тёща, маминой сестре.
   - Уважаемая Нина Романовна, это мой муж вызвал вас в командировку в Москву, а на самом деле на свадьбу вашего сына, моего зятя, и моей дочери, которая состоится завтра в ресторане Пекин. Владислав очень переживал, что Вы не захотите так далеко ехать на его свадьбу, и потому мы прибегли к маленькой хитрости. И, я очень рада, что вы приехали вдвоём. Жить будете у нас, едем.
   Инна только улыбалась, и лукаво смотрела на свекровь, ещё не верящую в происходящее.
 Везли их на площадь Восстания на служебной Волге, из гаража министерства, и это было второй неожиданностью для моей мамы.
   На другой день играли свадьбу. С моей стороны были наши с Инной свидетели, Ольга и Николай, мама и тётя Клава. Остальные гости, их собралось ещё двадцать человек, были со стороны Инны. Из них я был знаком только с матерью Инны, её сестрой и её отчимом Аркадием Степановичем. Он мне  понравился. Простой в обращении, весёлый, с чувством юмора, и главное,  тем, что он очень любил своё семейство.
  Свадьба была весёлая, мы получили много подарков, но самый неожиданный подарок сделала моя тёща – Альбина Романовна. В один из моментов, по просьбе тамады, она попросила слово и, подняв бокал с шампанским начала говорить тост:
 - Дорогие родные, дорогие дети,  наши родные и близкие! Сегодня мы чествуем молодых, мою дочь Инну, и моего зятя Вячеслава! Пусть над их домом всегда будет безоблачное небо, пусть у них родится много деток, и пусть счастье и любовь не покинут их дом! Моя дочь, очень самостоятельная и гордая девушка, и когда поехала учиться в Харьковский педагогический институт, отказывалась брать у нас деньги на учёбу и проживание. Сама зарабатывала, своим трудом, и своими ножками. Так вот, я те деньги не истратила, а просто открыла счёт в сбербанке. За пять лет, там накопилась приличная сумма, и её вполне хватило на автомобиль ВАЗ-2105. Я его купила несколько дней назад на имя дочери, и дарю его ей на свадьбу. Вот ключи, и техпаспорт, передайте молодым,- она передала ключи и техпаспорт  приглашённому тамаде, а он передал их нам.
 - А, теперь горько! Горько!
 Потом была музыка, танцы, веселье, и наша свадебная ночь, в шикарном двухместном номере в этой же гостинице.
   Свадьба была запоминающаяся для нас обоих. И, я заметил, что отношение Инны, к матери, отчиму и сестре, после свадьбы, изменились в лучшую сторону.
   Я служил, день и ночь пропадая то на учениях, то на дежурствах, а Инна потихоньку работала в институте. В отпуск из-за неё мы поехать не могли, мама сама приехала к нам во время зимних каникул. В марте, моя жена ушла в декретный отпуск, а  15 мая, родила мне сына – Олега, Олежку.
   Альбина Романовна накупила своему первому внуку всё необходимое, и почти  каждую неделю приезжала к нам, понянчиться с внуком. Часто, приезжала и Лариса. Аркадий Степанович, у которого от первой жены не было детей, считал Инну и Ларису своими дочерьми, и сделал Инне, за внука, которого он тоже считал своим, королевский подарок, подарил греческую норковую шубу, чтобы она не мёрзла, когда будет гулять с сыном.
  Ну, а я, дарил Инне только себя, уставшего, и замученного военной жизнью. Правда, пока Инка была с животом и не могла ездить на её машине, на ней ездил я. Но, с рождением ребёнка, эта «лафа», кончилась.
   Инна, была очень хорошей матерью, и хотя очень переживала за то, что груди после кормления малыша, будут как уши у спаниеля, кормила грудью малыша почти до года. Мальчишка рос здоровеньким и очень подвижным.
  Ровно через год,  когда Инна решила вернуться в институт и в аспирантуру. Альбина Романовна,  за хорошую плату, нашла в  посёлке замечательную няню, сорокалетнюю Светлану Ивановну, бывшую воспитательницу из детского сада, уволенную  по сокращению штатов.
  С няней нам повезло, и она стала почти членом нашей семьи.
   Она приходила к нам на квартиру, а мы, к тому времени, получили уже двухкомнатную, причём сразу после рождения сына, и целыми днями была с Олежкой.
  С ней он сделал первые шаги, сказал первые слова, и потом спел первую песенку.
   Я, как мог, старался уделять ему больше времени, но у меня это ни всегда получалось.
 А, Инна вообще возвращалась домой измотанной и усталой, на нас мужчин у неё оставалось совсем мало времени.
   В этом же году я получил очередное воинское звание – капитан, и пока своим карьерным ростом был доволен, честно и добросовестно служа Родине. Поэтому, назначение в 1985 году на должность заместителя командира батальона по технической части, посчитал правильным, хотя мне было всего 27 лет.
  Инна преподавала, училась в аспирантуре, и иногда, когда выделялось свободное время, возилась с сыном, осыпая его ласками и вниманием. А вот на меня, у неё времени совсем не хватало, и может, именно в это время, произошёл перелом в наших отношениях.
   В 1986 году, я подал рапорт о направлении меня на учёбу в академию, 28 октября мне исполнялось двадцать восемь лет, и это был мой последний шанс по возрасту поступить в академию.
  Командир рапорт подписал, но его не подписали где-то в штабе ВВС, и мне было отказано. По каким-то причинам, не объяснили, но причин у нас, в армейской среде, если ты работаешь с личным составом, было предостаточно. Я пришёл домой, и с горечью сообщил об этом жене.
    А, в обед, на другой день, меня вызвал командир полка, и сообщил, что оказывается я, как прослуживший в Афганистане, и награждённый медалью, имею право внеочередного поступления в академию, в соответствии с приказом Главкома ВВС №О117 от 20 января 1981года. Я, об этом приказе даже и не слышал. Но понял, что тут вмешался мой названный тесть.
   Короче, я поехал в Монино, сдал экзамены на все четвёрки, и был вне конкурса зачислен слушателем на первый курс Военно-воздушной академии имени Юрия Алексеевича Гагарина.
   В том же году, Инна защитила кандидатскую диссертацию, и перешла работать  преподавателем в МВТУ имени Баумана. И нам тут же предоставили двухкомнатную квартиру от этого училища, на станции Лосино-островская,  как раз по железнодорожной ветке в сторону  посёлка Монино.
   Поскольку начальник академии – маршал авиации Скоморохов, требовал, чтобы все слушатели-очники жили на территории академии, нам в военном городке предоставили комнату в семейном общежитии. И мы, стали жить на два дома, основное время, находясь в квартире жены.
  Олежку,  к тому времени моя тёща устроила в детский сад недалеко от дома жены, и снова нашла няню, чтобы она могла заниматься ребёнком в выходные дни, когда «Инночке, нужно было отдохнуть».
  После примирения с дочерью, моя тёща делала всё, чтобы загладить свою вину, и теперь, взяла шефство над всей нашей семьёй, отдавая большее предпочтение своему внуку, которого она безумно любила.
   В 1987 году, уже учась уже на первом курсе  академии, в мае месяце, я неожиданно для себя встретил, подполковника Соснова. Он, уже заканчивал академию, учась заочно, и был командиром отдельного батальона связи и РТО,  на аэродроме Далляр в Азербайджане. Аэродром Далляр  тогда входил в состав 19-го смешанного авиационного корпуса.
 Аэродром, на всю авиацию славился тем, что  там пол литра коньяка стоила пять- шесть рублей. Военный городок аэродрома Далляр, находился в районном центре Шамхор, где был небольшой коньячный завод. Зарплату на нём платили натурой, поэтому все местные жители  городка жили тем, что продавали коньяк, иногда даже совсем неплохой.
   В это время в СССР, проводилась активная антиалкогольная компания, и всё спиртное ограниченно продавалось по талонам. А, там, в Далляре, этого запрета на спиртное вовсе не существовало. Как производили раньше коньяк, так и производили, не сокращая объёмов.
  Мы, очень обрадовались встрече. Я пригласил подполковника к себе в квартиру, где жил почти холостяком,  и он вечером пришёл с двумя бутылками  азербайджанского коньяка Шамхорского розлива, которые мы потихоньку выпили под пельмени и жареную колбасу. И, разговаривали, почти до утра, вспоминая прошлое.
   Подполковник Соснов, в этом году окончил академию, получил диплом, мы его тоже немножко обмыли, и  убыл в свою часть.
   В 1989 году, и я окончил академию, и получил назначение в 64 отдельный полк связи, 73-й воздушной Армии Туркестанского  военного  округа, находящийся в городе Ташкенте.
   Инна, сразу воспротивилась этому. Она совсем не хотела покидать Москву, в это время она уже работала над докторской диссертацией, и тут же начала звонить маме.  Тёща тоже, предложила пока Инну с места не срывать она ни в какую, ни хотела расставаться с любимым внуком.
   Но, тут уж я « закусил удила», и сказал, что для того, чтобы сделать военную карьеру, нужно послужить в разных местах. Инна с тёщей пытались меня вразумить, подключили даже моего «названного» тестя, но я упёрся.
  Да, была и ещё одна причина, мы с Инной, стали потихоньку отдаляться друг от друга. У неё были свои интересы, своя цель, а у меня своя.
    Первого августа 1989 года, майор Потапов, выпускник академии имени Ю.А. Гагарина прибыл в Ташкент, на должность командира батальона связи командного пункта, в полк связи, и сразу включился в работу.
   Командовал полком, полковник Лепенин, выходец из Ленинграда, серьёзный, умный мужик, чем-то очень похожий на полковника Солодовникова, моего бывшего командира.
   В полку служило несколько моих знакомых ещё по Афганистану офицеров и прапорщиков, поэтому, я очень быстро вжился в коллектив, и нашёл там своё место.
   Командир выделил мне одну  отдельную квартиру в жилом доме, я её обставил мебелью, как смог, и жил там, теша себя надеждой, что Инка с Олежкой, когда-нибудь могут сюда, ко мне приехать.
    Но, они за целый год так ни разу ко мне и не приехали. А когда я приехал в отпуск, то заметил, что в наших отношениях с женой, появилась какая-то, отчуждённость, и холодность. Достаточно сказать, что за весь месяц отпуска, жена допустила меня к « своему телу», всего два раза. Это на  ту Инку, которую я знал раньше, было совсем не похоже.
  И, уж  если сказать честно, я особенно и не настаивал.
  За этот год, я тоже монахом не жил. У меня была любовница, молодая тридцатилетняя вдова одного лётчика из Тузельского полка, погибшего в Афганистане. И, я периодически бегал к ней по вечерам, в городскую квартиру, после того, как уснёт её сын. Мы, встречались с ней,  спали вместе, без всяких взаимных обязательств, что меня, женатого мужчину вполне устраивало.
   Может, поэтому, чувствуя, некоторую холодность жены, я особенно не настаивал на сексе, проводя всё время со своим шестилетним сыном.
   Моё нахождение в Москве, рядом с Инной, и тёщей, которая очень переживала за нас, видя, что наши семейные отношения рушатся, меня начало тяготить. И я на неделю раньше срока вернулся в Ташкент из отпуска, к большой радости моей любимой женщины. Мы, с ней потом прекрасно провели оставшееся время моего отпуска.
   А, вот когда  прибыл из отпуска в полк, меня ждал  настоящий сюрприз: на вакантную должность заместителя командира по технической части, в мой   батальон,  прибыл из Дальнего Востока, мой старый знакомый, однокашник и муж Татьяны, майор Игорь Дружинин.
    И, уже на другой день, я в нашем военном городке встретил саму Татьяну и её детей.    Встретил, и понял, что пропал…

Глава одиннадцатая.  7-го сентября, 1992 года. Новый командир.


  Утром, накануне вернулся из «отсидки на гауптвахте», в Ташкентской  военной комендатуре, мой командир, полковник Лепенин.
 Это, было, что-то новое в военной практике. Никогда ранее, полковников и генералов на гауптвахту не сажали, а тут вот посадили.
   А,  получилось это так. В понедельник, первого сентября, командиров всех авиационных частей базирующихся на территории Узбекистана, собрал на совещание министр обороны республики Узбекистан, генерал-майор Бахтиёр Садыкович Азимов.
   73-я Воздушная армия, которой руководил генерал- лейтенант Тимченко, переходила под юрисдикцию Министерства обороны  Узбекистана, провозгласившему себя независимым, и он хотел познакомиться с командирами частей, и руководством штаба  Воздушной армии.
   На совещании, генерал Азимов, резко начал критиковать командиров авиационных частей, за то, что они позволяют себе открыто разбазаривать материальные средства. За то,  что перестали заботиться о боеготовности частей, и некоторые сами встали на путь воровства. В качестве примера он указал на командира 64-го отдельного полка связи, который незаконно, ещё месяц назад, списал два легковых УАЗика, находящихся на длительном хранении в полку, и отправил их самолётами в Россию. То есть, просто украл их.
   Лепенин, тут же, с места перебил его.
 - Это неправда! Я ничего не крал. Не нужно голословно обвинять человека!
  Азимов на секунду остановился.
 - А, ну-ка встаньте, кто это там выступает?
 Лепенин вскочил с места:
 - Это полковник Лепенин, командир 64-го  полка связи. Я считаю, что Вы не правы обвиняя меня в воровстве перед всеми офицерами. Никто не сможет доказать этот факт.
  - Да!- голос генерала стал железным.            – Я, полковник, никогда ничего голословно не говорю! У меня есть точные данные, когда, и какими самолётами АН-12, вы отправили в Москву два новеньких УАЗика. И. ещё несколько фактов того, что в подчинённом вам полку идёт разворовывание, и незаконное списание техники. Этих фактов вполне достаточно, чтобы посадить вас в тюрьму.
   - Попробуйте. Я вам, пока не подчиняюсь, а подчиняюсь Командующему 73-й Воздушной Армией.
  Глаза Министра обороны засверкали от злости.
  - А, вот тут полковник, ты ошибся. С первого мая 1992 года, в соответствии с Указом президента Республики Узбекистан, Ислама Абдуганиевича Каримова, все вооружённые силы, личный состав, территории военных городков, аэродромов, полигонов, имущество, перешло под юрисдикцию Министерства обороны. Всё это согласовано с правительством Российской федерации. Ясно?
  - Так точно. Но  мой командир пока всё равно генерал-майор Тимченко.
  - Садитесь, и помолчите. Иначе я вас просто арестую и посажу на гауптвахту.
  - Полковников, по нашему уставу на гауптвахту не сажают, особенно, командиров полков, - с места крикнул Лепенин, и сел на место.
   Азимов, просто рассвирепел, от такой наглости. Он отошёл от трибуны, подошёл к своему адъютанту, сидевшему сзади за отдельным столиком, что-то сказал ему, потом вернулся на трибуну, и продолжил доклад.
   А, через полчаса, прибывший из военной комендатуры города наряд вооружённых патрульных, арестовал моего командира прямо в зале. И под «белы рученьки», проводил на гауптвахту в офицерскую камеру, к большому неудовольствию сидящих на совещании старших офицеров, в основном славянской национальности. Но  тогда все сразу поняли, что наступило новая эпоха, и пришла «новая метла».
   Именно с этого дня, началось массовое увольнение и бегство  офицеров из  узбекской армии, и переход в российскую или другие  армии,  на любые должности.
   Закончив совещание, Азимов дал команду, начальнику штаба Воздушной армии, генералу Васильеву:- «Полковника Лепенина от командования полком немедленно отстранить. Его обязанности пока исполнять начальнику штаба, и срочно найти замену на полк».
   - И, знаете, Григорий Иванович,- обратился
Азимов, к Тимченко. - Я, человек не кровожадный.  Пять суток этот Лепенин отсидит, и его отпустят. Но, через две недели, его здесь быть не должно, иначе его будут судить. Он, далеко, не такой чистенький, как кажется. У меня есть достоверные факты, что там, в полку полгода уже воровство процветает.
   Вот так, я временно начал исполнять обязанности командира полка связи.
  Да, кстати,  сказать, к тому времени, я уже год как был начальником штаба полка, и подполковником. И по-прежнему жил холостяком в своей однокомнатной квартире.
    Полковник Лепенин, пришёл с гауптвахты в часть уже после построения, злой и очень возмущённый своим арестом. Пришёл, поздоровался со мной, зайдя в мой кабинет, потом прошёл к себе в кабинет и закрылся там.
   О том, что произошло на совещании, знал уже весь офицерский состав полка, и все естественно, сочувствовали командиру.
  У меня в кабинете раздался звонок, Звонил начальник штаба ВА, генерал-майор Васильев.
 - Ну, что скажешь Потапов, как дела? Командир вернулся?
 - Здравия желаю, товарищ генерал. В части всё нормально, командир вернулся, у себя в кабинете. Вы хотите с ним связаться?
 - Нет, не нужно! – немного замешкался начальник штаба.
  – Ты, вот что, ровно в четырнадцать ноль-ноль, объяви общее построение полка. Я приеду представлять вам нового командира. И скажи об этом Лепенину, пусть он с завтрашнего дня готовиться к сдаче дел и должности, приказ скоро будет.
  Всё, действуй, подполковник.
Он положил трубку, а я всё стоял, и в голове «перемалывал», то, что услышал. Честно сказать, мне Лепенин, как командир нравился.  Он меня очень многому научил, мы с ним хорошо сработались за эти годы, и я даже не представлял, как я буду служить с новым командиром.
  Когда я зашёл в кабинет в Лепенину, и сообщил ему об этом, он воспринял это известие спокойно, просто махнул рукой и сказал:
- Командуй Владислав, а я начну готовиться к сдаче полка, и начну искать себе место в России, может друзья помогут. С этими «бабаями», я и сам служить не хочу. Теперь среди русских, много таких окажется. Вот только и в российской армии, такой же бардак начался. Много частей сокращают, военные училища закрывают, все войска из-за границы уже почти вывели, и бросили прямо в голое поле. В палатках люди живут, в КУНГах, вместе с семьями, в казармах. Ничего, не пропаду, главное теперь, чтобы меня взяли туда, хоть на какую должность.
   И столько в его словах, было горечи, отрешённости, что мне просто стало жалко этого сорокапятилетнего полковника, мужика, полного сил и здоровья, который сразу оказался не у дел.
  Теперь, к тому же, он должен почти с позором покидать полк, которому  отдал пять лет своей жизни.
   Перед обедом, я объявил дежурному по полку о построении, и ровно в два часа дня полк был построен на плацу.
     В это же время, на площадку около библиотеки, подъехала чёрная «Волга», и из неё вышли два человека,  генерал - майор Васильев, и ещё один офицер, видимо новый командир. Лицо этого офицера, мне показалось удивительно знакомым.
   Я поспешил навстречу генералу, доложил,  как положено по Уставу, о том, что происшествий не случилось, и что личный состав по его приказу построен. Опустил руку, и тут увидел за спиной  начальника штаба, улыбающееся лицо теперь уже полковника Соснова Виктора Михайловича. Вот это был сюрприз, так сюрприз.
  Генерал протянул мне руку, поздоровался, и медленно пошёл по аллее к трибуне, а я, приложив руку к козырьку фуражки поздоровался с Сосновым.
 - Здравия желаю, товарищ полковник!
 - Здравствуй Владислав! Очень рад тебя видеть! Пойдём быстрее, негоже генерала одного оставлять. У нас ещё будет время поговорить обо всём.
    Лепенин уже стоял около трибуны, и поздоровался с генералом и прибывшим Сосновым, окинув его внимательным взглядом с головы до ног. Не, теряя времени, после приветствия, начальник штаба сразу приступил к делу.
 - Товарищи солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры. Ваш командир, полковник Лепенин, убывает к новому месту службы в Россию, а на его место  назначен полковник Соснов, Виктор Михайлович,- Васильев посмотрел на бумажку, которую держал в руке.
- Он 1948 года рождения, русский, окончил Военно-воздушную академию имени Гагарина, служил на разных командных должностях. А, начинал свою службу в батальоне связи на аэродроме Тузель, потом два года прослужил в Афганистане. Командир опытный, умелый, грамотный, прошу любить и жаловать, -  и он жестом пригласил Соснова выйти вперёд.
  В соответствии с приказом Командующего 73-й Воздушной армией, с завтрашнего дня, он приступает к приёму дел и должности. На это отведено две недели. Завтра утром, приказ будет в части, а пока знакомьтесь с ним.
   Генерал махнул рукой, развернулся, и пошёл к своей машине.
  Эта процедура ему видимо не особенно нравилась. Я знал, что они друзья с Лепениным, и даже из одного города, в одно время учились в академии и дружили семьями. А, вот теперь, генералу по сути дела пришлось присутствовать на мероприятии по изгнанию друга с территории независимого теперь Узбекистана.
   Должен заметить что, Соснов, спокойно и доброжелательно отнёсся к старому командиру, когда принимал часть. Он, и в кабинет командира вошёл только  через пятнадцать дней, когда в присутствии председателя комиссии, начальника войск связи и РТО Воздушной армии, был подписан приёмо-сдаточный акт.
   Лепенин, через неделю убыл в Ленинградский Военный округ, и я с ним больше не встречался. А, я начал служить под командованием нового командира.

Глава двенадцатая. Новая армия, новые порядки.

Весь 1992 и половину 1993 года, из полка, почти каждую неделю убывали офицеры и прапорщики.
   Иногда сразу с семьями, загрузив контейнеры, иногда уезжали первыми, чтобы устроиться, снять квартиру и потом уже перевести семью. В ходу ещё были советские деньги, но уже поговаривали, что скоро в Узбекистане будет своя валюта. Своя армия уже создавалась.
   В декабре 1992 года, когда  все русские офицеры уже хотели просто бежать из новой, непонятной из-за разного языка, армии в Россию, узбекские правители спохватились. Кто же будет командовать частями, воспитывать солдат, учить их, если общий процент  узбеков - офицеров и прапорщиков в бывшей Советской Армии, составлял всего три процента от общего количества.
  На первом месте в Советской армии  по количеству были, конечно,  русские, потом украинцы, потом белорусы, татары, казахи, и в самом конце узбеки.
 Интеллектуальная, древняя,  развитая учёная, по своей сути узбекская нация, была не воинственной, и в офицерство не шла, предпочитая гуманитарные науки, творчество, юриспруденцию, и  конечно торговлю.  А, теперь вот, настала пора, когда  новой республике понадобились узбекские офицеры, прапорщики,  а их то, просто не было.
    В декабре 1992 года в Ташкент, по просьбе генерала Азимова, прилетел недавно назначенный министр обороны России - генерал Грачёв. Они оба собрали  в Доме офицеров города Ташкента,  старших офицеров Министерства обороны, командиров частей, и довели до всех проект Договора, уже предварительно устно одобренный президентами России и  Узбекистана.
  В Договоре было сказано, что бывшие советские офицеры и прапорщики, желающие служить в узбекской армии, будут после окончания службы, пользоваться в России всеми, правами, как и Российские военнослужащие. Имелась в виду выслуга лет, постановка на очередь на квартиру, получение пенсии, с учётом лет прослуженных в узбекской армии.
  - Узбекской армии, пока нужна ваша помощь, и  мы решили помочь ей, создать новую армию, подготовить командиров, обучить их работе на технике, - продолжил Грачёв,  стоя на трибуне.- И я прошу вас откликнуться на эту просьбу, тем более что в связи с реорганизацией Российской армии, разместить мы вас просто пока не сможем.
   Азимов, был более категоричен:
- Я прошу остаться тех, кто действительно хочет помочь Узбекистану. Но, он может в любое время уехать на родину, когда пожелает. Присягу принимать второй раз  мы никого заставлять не собираемся, это будет касаться только вновь призванных солдат, и курсантов военных училищ.
  Часть офицеров, которые смогли устроиться в России, на Украине, в Казахстане, в течение полугода туда уехала, и к середине 1993года в нашем полку из ста офицеров, осталось всего двадцать восемь, а из двухсот прапорщиков и сверхсрочно служащих - всего тридцать человек.
   Ну, по выборочному жизненному закону, места службы в армиях других государств находили лучшие офицеры, лучшие специалисты  прапорщики,
 А на месте оставалась только «пена», и мы с полковником Сосновым с ней сразу же столкнулись.
   В один из дней, утром, при прибытии командира в часть, к нему на доклад не вышел дежурный по полку. Его просто нигде не могли найти. А, дежурным этим был майор Игорь Иванович Дружинин.
   Когда я доложил Соснову, что дежурного нигде нет, он первым делом спросил: - Где его оружие? Проверь!
   Запасными ключами, я открыл сейф с пистолетами в комнате дежурного по части и, пересчитав пистолеты, с облегчение вздохнул – всё оружие было на месте. Игорь, пистолет свой вообще не брал.
   Я  тут же доложил  об этом командиру в его кабинете, он помрачнел и тихо сказал:
- Придётся тебе дежурить за него до конца дня. Он, кажется твой однокашник по училищу? И пошли посыльного нему домой, Татьяна то уже на работе, наверное? Или сам сходи. Он сучонок, скорее всего дома спит пьяный вместе с повязкой. И, это уже не первый раз. Надо,  с ним что-то с ним делать! А, может, просто уволить к чёртовой армии за пьянку, а? Да, вот  жену и детей его жалко! – он внимательно посмотрел на меня, и улыбнулся.
  Соснов трезвенником не был, но пьяниц физически не терпел, и всячески от них избавлялся.
  Пьяный «в стельку» майор Дружинин, действительно спал дома, лёжа в сапогах и портупее с пустой кобурой прямо на полу в прихожей. Дома никого не было.
   О моей неразделённой любви к Татьяне Дружининой, кроме меня  знали, как я думал, всего три человека: она сама,  Игорь и мой командир, полковник Соснов.
  Когда я увидел Таню, и её детей в нашем городке, у меня от волнения даже потемнело в глазах, и отнялись ноги.
 Но, переборов себя, я подошёл к ним поздоровался, сразу заметив, что пятнадцатилетняя  Юлька, дочь Татьяны, удивительно похожа на мать, такая же стройная и красивая. За эти годы, что мы не виделись, её дети меня, конечно, забыли, а я решил ничего и никому  больше напоминать, хотя душа моя горела.
    Сказать, что Таня обрадовалась  встрече со мной, было бы неправдой. Мне, показалось, что она даже несколько огорчилась. Но когда узнала, что  муж попал ко мне в батальон, её настроение несколько изменилось.
     Татьяна вкратце рассказала мне, что Игорь  служил заместителем командира  батальона связи  и радиотехнического обеспечения, на аэродроме Воздвиженка, даже одно время исполнял обязанности командира. Но, в полку случилось ЧП, разбился самолёт, а средства объективного контроля, за которые отвечал Игорь, практически не работали. Был приказ, он получил предупреждение о неполном служебном соответствии, и всё.
  - Что, всё, то? Мало ли кто из нас такие предупреждения получает? Через год их снимают, и служи дальше, - со всей своей горячностью выпалил я.
  - Ох, Владислав, Владислав! Какой ты был, таким же и остался! Такой же оптимист и романтик. А, Игорь у меня, не такой. Он сразу пал духом. Тут друзья-товарищи, гулянки, пьянки, вся служба покатилось по наклонной
 вниз. Командующий Воздушной Армией уже хотел его уволить из армии, я еле уговорила, и мне помогли перевестись оттуда, сюда в Ташкент.
   - И, как он сейчас? Пьёт? – дети бегали по травке стадиона вдалеке, и ничего не слышали.
   Татьяна тяжело  вздохнула, посмотрела на меня своими необыкновенными глазами, и молча кивнула головой.
   Так, у меня в батальоне появился проблемный мужик, мой бывший товарищ по училищу майор Дружинин.
   Учитывая трудности с квартирами, Дружиниины, первое время теснились в однокомнатной квартире, но не роптали. Ташкент им всем очень понравился. Дети пошли в школу, а Татьяна через полгода, устроилась на работу в  нашу полковую библиотеку. Потом они получили трёхкомнатную квартиру. Заместитель командира полка, по политической части, подполковник Попов Анатолий Андреевич, в ней души не чаял. В кои разы на библиотеку пришёл человек с высшим библиотечным образованием. И, Таня быстро прижилась в полку.
   Игорь сначала немного комплексовал  по поводу того,  что оказался у меня в подчинении, но я сумел поставить наши отношения так, что скоро это всё прошло и мы начали неплохо служить вместе.
  Если он и пил спиртное, то в основном дома, на службе я его нетрезвым ни разу за полгода не видел, и даже считал, что его можно назначить на освобождающуюся должность командира радиотехнического батальона, о чём и сказал  Лепенину.
  Тот, в ответ, сразу, категорично замахал руками.
 - Нет, нет! Об этом, даже не может быть и речи, Владислав. Он же алкоголик и дебошир.  Ты, вот далеко от него живёшь, а я рядом с ними  в одном подъезде, и всё вижу и слышу. Он, просто требует от Татьяны, чтобы она каждый день ему бутылку покупала, причём, как сказала мне моя жена, она случайно увидела, что Татьяна покупает в нашем магазине, он пьёт только «бормотуху»: «Портвейн», или «Агдам». Пьёт, а потом их гоняет. А, ты говоришь на должность командира его поставить. Нет, и не думай даже.
   Не знаю почему, но чувствовал себя немного виноватым перед Игорем, и поэтому, наверное, старался как-то помочь ему. А, если быть честным, я делал это ради Тани.
  Летом 1991года, я съездил в отпуск в Москву, где мы с Инной окончательно поняли, что совершенно не нужны друг другу, и стали чужими. И ещё она призналась мне, что встретила человека из её круга, учёного, интеллигентного и полюбила его.
   Честно сказать, её признание меня совсем не огорчило, скорее наоборот. Я тоже любил, и был счастлив.
   Мы решили, что к концу года она сама подаст на развод, а потом я приеду в Москву, и мы всё решим полюбовно. Глядя на Инну, и на сына, я в этот момент поймал себя  на мысли о том что, глядя на них обоих - ничего не чувствовал. Не горечи, не разочарования, не любви.
  Я уже давно понял, что когда-то давно, поддавшись своему мужскому инстинкту, женился на девушке, которую никогда не любил, и не полюблю. И мой сын в этом не виноват. Он мой, и до конца жизни моим останется.
    Вернувшись из отпуска, я окунулся в службу, а России начались волнения, потом какая-то ГКЧП. Мы просто ничего не понимали, продолжая заниматься своим делом, хотя уже начались события в Прибалтике, на Кавказе и в других республиках.
   Мне неожиданно предложили должность начальника штаба полка. Лепенин рекомендовал, а начальник штаба  Воздушной Армии, и начальник Войск связи и РТО, полковник Фирсов поддержали мою кандидатуру.
   И в  33 года, я стал начальником штаба полка связи, чем очень гордился.
  Дружинина не смотря на все его старания, на должность комбата так и не назначили. И, тогда он начал пить открыто. Таня, боролась с ним как могла, но толку было мало.
    Он всем давал слово, клялся, божился, и действительно не пил недели две, три, а потом срывался, и всё неслось дальше. Честно сказать, его держали в полку, только из-за Тани, и  их детей.
   Я старался не мозолить Тане глаза, дел у начальника штаба было много, должность для меня новая, поэтому я просто наблюдал за нею издалека.
    В январе 1992 года, я слетал в Москву, на нашем транспортном самолёте ИЛ-76, и мы развелись с Инной. Потом, я узнал, что она вышла замуж за своего профессора  физика-атомщика, и была очень счастлива.
   Когда, командиром стал Соснов, я однажды заказал в чайхане шашлык, купил зелени, водки, и вечером пригласил его к себе в холостяцкую квартиру, где после появления в гарнизоне Татьяны, к немалому удивлению моих бывших подружек, не бывало ни одной женщины.
   Он пришёл. Мы, снова, как тогда в академии, хорошо посидели. Выпили, поговорили  «за жизнь», и я всё ему рассказал, и про Игоря, и про Татьяну.
   А, Игорь, к тому времени, вообще пошёл вразнос. Татьяна отбирала у него деньги, чтобы он не покупал спиртного, а он в обед или поздно вечером шёл к своим подчинённым на квартиру пьяный, и уже открывая дверь, с порога спрашивал: - Ну, кто готов угостить майора  стаканом вина, и огурчиком, а?
 Ну, естественно, его батальоновские ребята скрипели зубами, но угощали. Многие даже специально держали вино и водку для этого случая.
    Дело в том, что контингент офицеров и прапорщиков, живущих в гарнизоне, изменился совсем. Вместо уехавших русских, украинцев,  на службу понемногу приходили или из запаса или из другой республики офицеры и прапорщики узбеки.
 А, у них, отношение к командиру, начальнику, совсем не такое как у нас, русских. Более уважительное, а особенно к старшим ещё и по возрасту. Дружинину тогда было уже за сорок.
    Подполковник Попов, часами с ним беседовал, увещевал его, наказывал, всё было бесполезно, до того времени, пока не получилась эта история с дежурством по части.
   А за несколько дней до этого, в Ташкент приезжала делегация из штаба ВВС России, с тем, чтобы обсудить вопрос, о создании на территории Узбекистана лётного училища. В Узбекистане уже были: общевойсковое, танковое, и автомобильное училища. Теперь вопрос стоял о подготовке лётного и технического состава, ну и о создании собственной Узбекской военной академии.
  В составе делегации был генерал-майор Курапов Иван Денисович, заместитель Главкома ВВС России по ВВУЗам. Оказалось, что они учились с моим командиром вместе в академии и даже дружили. Ну, мы, вдвоём с командиром, конечно,  пригласили генерала в гости и встретили  «по первому» разряду. Баня, стол, шашлыки, узбекское вино, всего было в избытке. Уже изрядно захмелев, генерал спросил, чем он может нам помочь?
  Вот тогда, Соснов и рассказал ему о Дружинине, попросив куда-нибудь пристроить его в России.
  - Вань, представляешь, хочет уехать в Россию, нигде не берут. Майор, сорок один год, вот он и пьёт  с горя. Жалко мужика. Он же толковый специалист по полётам, на Дальнем Востоке служил. Может и ещё послужит, а?
  - Ладно, Витя, в честь старой дружбы, помогу.
  Они выпили ещё, а я только ухаживал за ними.
   Прошло дней десять, как улетел генерал Курапов, и мы думали, что он уже всё забыл. Но, в один из дней, командир неожиданно получил телеграмму, о том, что майору Дружинину предлагается место заместителя командира обсрто, в городе Шадринске. Аэродром,  от Челябинского военного авиационного училища. Но квартир там нет, придётся временно снимать.
   Соснов тут же вызвал  Дружинина, и буквально выгнав меня из своего кабинета, показал ему телеграмму и сказал:
  - У Вас, товарищ майор,  только  два выхода: первый, вы пишете рапорт, и переводитесь в Шадринск, уж не знаю, кто там за вас подсуетился. И второй: уволиться из Узбекской армии за пьянство и с эти клеймом поехать на родину, больше я ваше пьянство терпеть, не намерен. Выбирайте. Но если едете в Шадринск, то, советую семью пока не срывать с места. Видите, в телеграмме прямо сказано:  квартир нет. А, пока здесь все пристроены. Поезжайте в Шадринск, устраивайтесь, найдите квартиру,  и потом я обещаю помочь вашей семье переехать к вам. Ну, как?
    И, конечно, Игорь с радостью согласился.
Татьяна сначала тоже решила ехать с ним, но он её отговорил, убедив, что месяца через три, от силы пять, он их заберёт в Россию. И, уехал один.
   Я пока никуда ехать не собирался, да меня там, в России, кроме мамы никто и не ждал, а мама за это время несколько раз прилетала ко мне в гости, и очень переживала, что я разошёлся с Инной. Поэтому, мы трое были костяком части, командир, подполковник Попов и я.
    В июне 1993 года, я был приглашён на день рождения  жены командира. Там, я впервые познакомился с Маргаритой Владимировной Сосновой, матерью командира Марией Владимировной и  его младшим сыном – Романом.
   Маргарита Владимировна мне сразу понравилась, это была настоящая жена командира, спокойная, рассудительная, весёлая, с большим чувством юмора.
Они оба очень подходили друг к другу, и мне стало завидно немного, тоже захотелось иметь такую жену и боевую подругу.
 Старший сын Сосновых - Станислав, уже был лейтенантом и служил в ракетной дивизии базирующейся  в Алтайском крае.
  Выбрав удачный момент, я спросил у Марии Владимировны, не знала ли она мою маму Нину Потапову, которая тоже служила в Подольской женской школе снайперской подготовки. И, тут я узнал ещё одну сногсшибательную новость, оказалось, что Мария Владимировна, не только хорошо знала мою маму, но они ещё и земляки.
  Оказалось, что она родилась и призывалась из Питерского района, Саратовской области, станции Питерка, а  моя мама из Питерского района станция Анисовка. Вот это был сюрприз, так сюрприз. Я то считал, что Соснов родился в Ташкенте, а оказалось, что он тоже Саратовский.
   Потом, уже в доме у матери командира, мы вместе с ней рассматривали несколько военных фотографий, но мою маму там не нашли. Она, оказывается, служила в другой роте.
  Я обо всём написал маме, и в один из её приездов ко мне фронтовые подруги встретились, и это был для них настоящий праздник.
  К концу 1993 года, русских солдат в полку почти не осталось, в основном были узбеки, несколько таджиков, татар, корейцев, и с десяток русских и украинцев.
   Русскоговорящее население спешно покидало Узбекистан.
 Местные правители требовали  от них  чтобы все чиновники и руководители, разговаривали и писали теперь на государственном – узбекском языке. Лишились работы, многие жёны офицеров не понимающие узбекского языка, стали активно вытеснять с руководящей работы и русских мужчин.  Для русскоговорящих людей, оставался только один выход, уезжать в Россию, где никто никого не ждал, и не был рад.
 И только новая узбекская армия, пока ещё пользовалась всеми Уставами Вооружённых Сил СССР на русском языке, правда переизданными узбекскими издательствами.
   Поменялись деньги, офицеры и прапорщики стали получать хорошие деньги, и казалось, ну теперь сюда хлынут толпы. Но, не тут то было. Некомплект офицеров и прапорщиков составлял более восьмидесяти процентов, при стопроцентной укомплектованности солдатами и сержантами срочной службы.
   На одном из ежемесячных служебных совещаний в Министерстве обороны, генерал- лейтенант Азимов пожурил командиров за то, что они плохо ищут кадры, и тогда Соснов попросил у министра разрешения призывать офицеров специалистов из запаса, в том числе преподавателей физики, электротехники из ВУЗов и техникумов, иначе их пока взять негде. И получил разрешение на это. И, как результат, у нас в полку за полгода появилось десять молодых, грамотных офицеров коренной национальности. Да, ещё и умеющих говорить и читать, на русском языке.  Ведь все технические описания радиостанций, аппаратных, радиолокационных станций и другой техники в полку были на русском языке, поэтому и преподавание во всех военных училищах, пока тоже было русским. Мы, в полку,  тоже пока разговаривали с солдатами на русском языке, правда, иногда с переводчиками.
   У самого командира с языком проблем не было. Даже приехавшие снимать фильм  о  службе узбекских солдат телевизионщики, были поражены тем, что русский командир, прекрасно говорит  на узбекском языке. Может именно за это, его уважал и сам Министр Обороны, который несколько раз посещал нашу часть.
   Когда все на совещании сидели, и боялись, что их поднимут за какую-нибудь провинность, Соснов, по-моему, никогда и никого не боялся, я помнил это ещё с Афганистана. Он всегда мог задать прямой вопрос о том, когда будет новое обмундирование, попросить спортивную форму для своей футбольной команды, и ответить на любой вопрос, касающийся службы полка. Ну, а мы с Поповым сидели рядом с ним, и слушали.
   Соснов постарше, а Попов младше его на три года, но ко мне они оба относились как к равному, и я их дружбу и заботу очень ценил, считая этих двух людей образцом настоящих командиров-руководителей.
   Пришлось мне выучить несколько предложений и слов на узбекском языке, и иногда их к месту вставлять в разговор.
  Но, всё равно служить стало труднее, ну а уж учить полуграмотных ребят из кишлаков сложной технике, вообще неимоверно трудно. Но мы учили.
   В этом же году были призваны из запаса два русских офицера запаса? Старший лейтенант Чуслов, на должность начальника продовольственной и вещевой службы полка, и старший лейтенант Станислав Ганишевский, на должность командира роты материального обеспечения. Ребята молодые, толковые, и главное местные, хотя бы понимающие  язык.
  Стас Ганишевский, которому не было ещё и тридцати лет, был очень грамотным толковым офицером. Он сразу впрягся в «одну повозку» с нами, активно взялся за подсобное хозяйство части, начал откармливать больше свиней, высаживать много овощей и фруктов всё для солдатского стола.
  Окончив сельскохозяйственный институт, и являясь специалистом по почвоведению, он уже писал диссертацию, чтобы получить кандидатскую степень, а Соснов взял и переманил его в армию. У него был нюх на  хороших людей. Переманил, и  не ошибся. Ганишевский именно в армии нашёл своё место, и потом я слышал, дослужился до подполковника.
  Перевёлся к нам из другой части старший лейтенант Петя Лукин, и ещё несколько русских офицеров оставшихся служить в узбекской армии. Может благодаря нашим общим усилиям, а может, просто потому, что у нас был такой командир, очень многие хотели бы служить именно в нашем полку.
 У нас почти не было неуставных отношений, дедовщины, мы хорошо кормили солдат, учили специальности, и пахали» как волы» круглые сутки вместе со своим командиром.
    Дружинин уехал в город Шадринск и пропал.  Писем семье не присылал, денег тоже.
Татьяна, как могла, крутилась на свою мизерную зарплату библиотекаря,  очень переживала за него, и  ещё надеялась, что когда-нибудь всё наладится. Но, не наладилось. Однажды я увидел её в мясных рядах на Паркентском базаре, где она покупала самое дешёвое мясо, почти кости, и мне стало почему-то очень стыдно за себя.
  Я понял, что нельзя просто так любить человека издалека,  видеть как ему трудно, плохо живётся, и не помогать ему в трудную минуту. А именно такая минута в жизни Тани наступила.
 Неожиданно она получила письмо от незнакомой женщины, и фотографию, где та была изображена с Игорем, и уже беременная. Женщина писала, что она врач, и вылечит Игоря от алкоголизма, потому что любит его, и у неё скоро будет ребёнок. И, ещё что он любит только её, и верит только ей. А, Таню просит простить их, и быть счастливой.
  Татьяна, получив это письмо, рыдала два дня, потом рассказала всё Попову, а тот мне  и полковнику Соснову.
И  я, при их поддержке начал действовать.
  Первое, что я сделал, это пошёл в военкомат, и через  нашего командира сделал так, чтобы Антона Дружинина, который уже год как окончил школу и шатался в гарнизоне без дела, призвали на  военную службу. Но, призвали не из Ташкента, а из Ферганы.
 Уже тогда, был жёсткий приказ Азимова, запрещающий солдатам служить там, где они живут. Как это вопрос решил Соснов, говорить не буду, но Антон Дружинин  в ноябре 1993года, стал нашим солдатом и после прохождения в полку учебных сборов и принятия присяги, остался служить в полку на должности радиотелеграфиста.
  Одним ртом в Таниной семье стало меньше. И уже в августе 1994 года, он был переведён на контрактную службу, стал жить дома и приносить маме деньги.
   Юлька, окончив школу, поступила заочно в Ташкентское дошкольное педучилище, и  мы устроили её работать помощником воспитательницы в наш полковой детский сад. Ну, а Таня, всё так же работала в библиотеке, и жила тихой  уединённой жизнью.
  Так было до 10 августа  1994 года, дня её рождения.
  Уговорив командира отпустить меня на рыбалку вместе с несколькими офицерами и прапорщиками, опытными рыболовами, 8 –го августа мы, на транспортном ЗИЛ-131, поехали на Чардарьинское водохранилище.
   За сутки рыбалки, мы привезли оттуда каждый килограммов по десять рыбы, в основном сазана, судака и щуки.
  Зная, что Татьяна очень любит блюда из рыбы, я решил устроить праздник для любимой женщины - отметить по-настоящему её день рождения.
   Приготовить фаршированную щуку, и заливное из судака, мне помогла моя подчинённая Татьяна Попова, служащая у меня в строевой части,  жена замполита. Ну, а колбасы, фрукты, шампанское, вина, соки, я по её списку купил сам. Стол,  накрытый красивой белой скатертью, подарок мамы, выглядел очень красиво. Теперь, нужно было как-то « постараться» затянуть сюда Татьяну. Но, тут всё решил командир, всего одним звонком из моей квартиры.
  Я пригласил Соснова, Попова, его жену, ну и Татьяну с детьми. В качестве подарка, я купил её красивые бусы из жемчуга, но это был пока сюрприз.
  Был прекрасный летний вечер, служба  на сегодня закончилась, и можно было немного отдохнуть.  Полковник пришёл первым и, увидев Попову,  суетящуюся на моей кухне, тут же набрал номер замполита:
 - Толя, ну ты чего там застрял, а? Давай подруливай к Владиславу быстрее. А, я звоню Татьяне.
   Набрав номер телефона в квартире Дружининых, и услышав голос Татьяны,  он командным голосом сказал:
 - Татьяна Александровна! Это Соснов, добрый вечер! Я сейчас в квартире у подполковника Потапова, здесь и Ваш шеф тоже подполковник Попов. Так вот, нам нужна ваша помощь. Дети дома уже? Ну и прекрасно! Их помощь тоже может понадобиться. Вы знаете, где он живёт? Да! Номер тридцать пять, на втором этаже. Ничего пока не случилось. Берите детей и приходите, я вас жду. Всё.
    И не дав ей ничего сказать в ответ, положил трубку.
 - Виктор Михайлович!- да вы же до смерти напугали женщину своим тоном разговора, засмеялась Татьяна, расставляющая тарелочки  слышавшая весь разговор.
 - Ничего, быстрее примчится. Ну, где же это твой муж с цветами? Его только за смертью посылать.
  В это время открылась дверь, и на пороге появился подполковник Попов, с огромным букетом алых роз. Я просто обомлел.  Ну, кажется, всё предусмотрел для праздника, а вот про цветы забыл. А, мои старшие товарищи не забыли.
  Следом за Поповым вошёл водитель командира, неся в руках огромную дыню  и арбуз. Всё, как на настоящем празднике.
   Когда  через пятнадцать минут в дверь позвонили, и я пошёл встречать гостей, моё сердце колотилось как бешеное.
  Первой запыхавшаяся от быстрой ходьбы вошла Татьяна, а за её спиной я увидел тревожные лица Антона, и Юльки.
  - Господи, Владислав! Что у тебя случилось? – выпалила Татьяна, глядя прямо мне в лицо.
 - Командир говорил  по телефону таким тоном, что я подумала - тебе стало плохо. Дети, вон тоже испугались. Я даже не переоделась, как пришла из магазина, так и рванула сюда. Что-то действительно произошло, да?
  Я, стоял и смотрел на них, не в силах произнести ни слова.
  - Да, произошло Татьяна Владимировна! Именно так! Как же вы «зажали», и скрыли от нас, что у Вас сегодня день рождения?- выручил меня командир, появившись в прихожей.
  - Так вот! Мы решили всё исправить. Прошу Вас, проходите в комнату. Владислав, ну что ты стоишь? Приглашай Антона и Юлю в комнату, действуй!
  Совершенно растерявшаяся, от такой встречи, Татьяна положила сумочку на полку, и шагнула вслед за командиром. Мы с её детьми пошли следом.
    Попов и  его жена, стояли,  улыбаясь возле шикарного праздничного стола и, увидев именинницу, тут же передали мне букет:       - Давай, Владислав, говори.
   Я взял букет в руки, и протянул Татьяне:
- Это тебе Таня! С днём рождения! Прошу за стол!
 Татьяна приняла букет, на секунду спрятала в нём лицо, вдыхая аромат цветов, потом внимательно посмотрела на стол, уже понимая происходящее, и то, что это праздничное торжество в её честь, улыбнулась мне в ответ.
  - Спасибо за поздравление Владислав, и за цветы. Мне уже сто лет никто не дарил цветов, и вам всем спасибо, вы замечательные люди.
  Цветы поставили в воду, все расселись за столом, и начался Татьянин праздник.
   Когда разлили шампанское, и я, как хозяин, должен был сказать первый тост, я решился. Достал коробочку с бусами, передал её Татьяне в руки и, подняв бокал, и сказал:
 - Дорогие друзья! Дорогие Антон и Юля! Уже много лет я люблю эту женщину,  вашу маму! Мы, когда-то совершили с ней ошибку, расстались. Она  тогда посчитала, что старше меня, и я найду себе девушку  моложе. Вышла замуж, родила замечательных детей. Я тоже женился. Но, увидев Вашу маму снова, понял, что просто не могу жить без неё. И, устроил для неё  и для вас этот праздник.
   - А, мы знаем это! Давно знаем, что Вы любите нашу маму. И она знает, Владислав Викторович. Да, это весь наш военный городок знает, и мама тоже,-  улыбаясь, вмешалась в разговор шустрая  Юлия. – И, мы очень рады этому!!
    Татьяна опустила голову вниз, покраснела, и дёрнула дочь левой рукой за юбку:
  - Ну, Юля! Помолчи немного. Мне стыдно.
  - Мам, а что тут стыдного то? Два человека любят друг друга, мы за них!- вмешался Антон. – Тем более что наш папа уже давно стал относиться к тебе как к вещи. А, Владислав Викторович мне нравится! С праздником мама!
   Командир, замполит и его жена, смотрели молча на эту картину и улыбались, а я просто летал в облаках от счастья.
   Потом были танцы, и мы с Таней в первый раз танцевали. Немного захмелев, она на ухо говорила мне какие-то слова о своём возрасте, о взрослых детях. Но для меня это не имело уже никакого значения, главное, что моя Таня, была со мной.
   После дня рождения, мы несколько дней не встречались, и я еле пережил эти дни. А потом она пришла ко мне вечером, открыла холодильник, достала продукты и приготовила ужин. Мы поужинали, и она осталась у меня на ночь. И, это была одна из счастливейших ночей в моей жизни.
   Через месяц я переехал к ним в квартиру, и мы стали жить одной семьёй. В начале 1995 года Татьяна получила развод, и на день Защитника Отечества, мы зарегистрировались. И, Татьяна теперь стала Потаповой.
 Потом, мы все вместе поехали к маме в Анисовку. Маме моя новая жена понравилась, хотя призналась она в этом не сразу. Первой к её сердцу нашла дорогу Юлька, покорившая маму тем, что умела печь замечательные пирожки и торты.
   Татьяна была в восторге от нашего дома, и даже высказала, желание когда-нибудь приехать сюда, и остаться со мной навсегда в этом доме. Этим, она покорила маму окончательно.
   Не знаю, то ли отчий дом на меня  и на Таню подействовал, то ли ещё что? Но, в результате нашего «бурного» отпуска, Таня забеременела.
  Сначала она испугалась, и не хотела рожать ребёнка, возраст для рождения был уже не очень подходящий, но потом решилась. И  через девять месяцев, у нас родился мальчик, мы назвали его Виктором, в честь моего отца.
   Узбекскую армию стали лучше снабжать топливом, продовольствием, одели в красивую добротную форму и мы теперь стали больше выезжать на учения.
  Разделившись на КП и ЗКП,  мы с командиром разъезжались двумя колоннами в разные стороны, в основном в горную местность. Учили, как водить колонны по горным дорогам, как организовать охрану и оборону узлов, учили устанавливать связь на больших расстояниях, в общем, учили тому, что нужно на войне,  той науке, которую мы постигли в Афганистане.
  Ромка, сын командира, учился в Ярославском финансовом училище в России, старший служил в Алтайском крае. Попов, уволился по достижению предельного возраста, и уехал с семьёй в Нижний Новгород, а на его место, пришёл  выпускник академии майор Султан Садыков. Но, это было уже не то.
  « Мои» дети пока оставались со мной. Антон служил в полку, Юля работала в детском саду, а Таня сидела с малышом дома. Но, я уже тоже начал потихоньку задумываться о своей дальнейшей службе. Оставаться до конца в узбекской армии, я не собирался. Да, и о судьбе моих детей, названных и  своего, родного, нужно было подумать.
   Я набрался смелости, и заговорил об этом с командиром. Он меня поддержал, сообщив, что он, вместе с женой, уже давно приняли Российское гражданство, и намереваются после окончания службы поехать или в Саратов, или в Барнаул, к старшему сыну.
    Он, ничего больше мне не говорил, но через месяц, я получил отношение из Барнаульского лётного училища, где была вакантная должность заместителя начальника связи и РТО училища. Наверное, помогли старые связи.
Всё произошло так быстро и просто, что я даже не поверил сначала. А, потом, когда вместе с Таней, начал перебирать в памяти тех, кому наш командир  в чём-нибудь помог или устроил на новом месте, то, просто сбился со счёта.
  Таня, тоже была очень рада, что мы, наконец, едем служить в Россию, и лично поблагодарила  командира по телефону.
   У Антона, как раз закончился срок подписки, и он уволился из рядов Узбекской армии, а Юля заканчивала педучилище. Всё, получалось нормально.
   В марте 1996 года, сдав дела и должность  начальника штаба  полка своему заместителю майору Собиру Туляганову, мы, всей семьёй поездом выехали в город Барнаул.
    Прощание с полком, а особенно с моим командиром, было тягостным. Я, отдал полку почти семь лет жизни, и получил здесь колоссальный опыт. Здесь снова встретил свою любовь, здесь у меня родился сын. И, здесь в этом полку связи ВВС, судьба снова свела меня с настоящим командиром, человеком с большой буквы,  полковником Сосновым, которого я не забуду до конца своей жизни.

  Больше  военная судьба  меня с моим  другом-командиром  не сводила.
  В 1999 году, когда полковник Соснов вышел в отставку, и приехал в Барнаул  на постоянное место жительства, я уже служил в Новосибирске, начальником войск связи и РТО Сибирского военного округа и жил в городе Новосибирске.
   Но, от знакомых узнал, что он закончил службу в Узбекской армии в высокой должности начальника войск связи ВВС и ПВО республики Узбекистан, выучив за это время целую плеяду учеников из числа узбекских офицеров.
   По-другому, он просто не мог. Он любил военное дело, и был предан ему, независимо от того, где находился…
 Сейчас мы с семьёй живём в Анисовке. Юля вышла замуж, и живёт в Сызрани, Антон служит в Российской армии. Таня работает в школьной библиотеке, мама хозяйничает по дому и воспитывает внука.
 Я, в 2008 году уволился в запас в звании полковника, и теперь работаю в техническом отделе Саратовского авиационного завода, инженером.
   А, с  моим командиром, мы постоянно поддерживаем связь по Интернету.
    
                1 февраля  2011 года.
 



                СОДЕРЖАНИЕ

От автора                стр 1

Глава первая. Июль 1979 года.
Я лейтенант.                стр4
Глава вторая. Татьяна Красина.           стр15
Глава третья. Лейтенант Потапов.      стр 31
Глава четвёртая. Лейтенант Потапов.
  Кабул, январь 1980года.                стр 56
Глава пятая. Отделение связи ВВС,
  Капитан Соснов.                стр 79
Глава шестая. Гардез. Боевое
  крещение.                стр 92
Глава седьмая. Новая операция.       стр 153
Глава восьмая. Владислав Потапов.
  Отпуск.                стр 172.
Глава  девятая. Снова Кабул. Пос-
ледняя боевая операция                стр 183
Глава десятая. А в Кубинке, всё
спокойно.                стр 202
Глава одиннадцатая. 7-го сентября 1992года.
   Новый командир.                стр 237
Глава двенадцатая. Новая армия.
  Новые порядки.                стр 244.