-Мне кажется, что я вижу сон. Круглосуточный сон и он весь состоит из него. Знаешь, мне сняться его глаза, губы, волосы, он никогда не сниться мне целиком. Он эпизодный, его нет, я просто вижу его за спиной собеседника или его знакомый проходящий затылок. Он стал моим наваждением, так что и меня уже почти нет. Смогли бы мы быть счастливы, будучи эпизодами? Я не хочу главных ролей, мне будет достаточно мелькнуть на сцене. Но только на его сцене. Его имя стала заклинанием, я случайно шепчу его про себя, когда засыпаю. Это, наверное, очень плохо, да? Ты мне говоришь: не превращай его в идола, если он снится тебе, не спи вообще, пей больше кофе, загрузи себя делами, не помни о нем, это не любовь.
Да, это не любовь. Это нелюбовь. Разница заключается в этой паузе. Я готова стать эпизодом, чтобы мы сыграли сцену под названием «нелюбовь». Эпизодам можно рвать пленку на паузы. Чтобы вместе, чтобы на секунду, но вместе. Понимаешь, так захватывает дыхание ночью. Мама несколько раз говорила, что я плачу во сне, а это все сны же, черно-белые, эпизодные, с ним. Вот так
-Ты не хочешь главных ролей на его сцене, какого черта тогда тебе всего этого добиваться? Ради эпизода? Сгореть за секунду и отправится тонкой пленкой в холодную монтажную? Не видеть его больше никогда-тебе нужно это
-Я больше не представляю себе жизни. Я перестала строить планы, вчера я бросала курить, а после ночи снова начала, сегодня я шаталась по городу и столкнулась со стаей моих однокурсниц, они не заметили меня, прошли как сквозь призрак, и мне стало страшно, что скоро я совсем растворюсь. Я совершенно исчезаю, со мной у мира нет никаких связей и счетов, мое притяжение к нему ослабевает, мне кажется, что через минуту, две я просто отвалюсь от земли, и меня унесет куда-то. Мысль о том, чтобы не видеть его лишает меня воздуха, что говорить о словах и о действиях
-Я вспомнила
-Что?
-Ты началась с нуля, помнишь, когда мы только познакомились, ты стояла возле таксофона и пыталась набрать номер, у тебя пальцы еще не попадали в кнопки. Я думала, ты пьяна, подошла с интересом, мне было двадцать, а у тебя глаза все в слезах, вся худая ты, прозрачная, стоишь и не можешь номер набрать. Я подошла к тебе и предложила помочь, а ты так вздрогнула плечами, вскинула белые ресницы и стоишь. Мне стало неудобно, я выловила из твоих пальцев трубку телефонную, спросила номер. Ты едва слышно назвала несколько цифр, тогда я спросила, что сказать. Ты обмерла и говоришь: скажите, Тая звонила. Пока шли гудки, я думала, насколько тебе идет твое имя. Ты и правда всегда какая-то незавершенность, всегда прозрачная, весенняя, худая, всегда ты таешь куда-то и страшно за руку тебя взять, вдруг растоплю твою кожу, и ты превратишься в лужу талого снега. Теперь я понимаю, что твою кожу может растопить только он, ко всем остальным срабатывает такая твоя особая реакция: ты их просто не слышишь. Так вот в тот раз, у таксофона, трубку снял мужчина, у него был приятный такой хриплый голос (Тая прикрывает глаза), я поняла сразу, что это он. Я передала ему то, что ты просила, он хмыкнул, помолчал, очевидно, затянулся, потом сказал, что перезвонит Тае
-Он не позвонил тогда, он не звонил ни разу до этой весны
-У тебя на него аллергия? Ты таешь с его появлением. У меня тоже аллергия на него
-У тебя?
-Да, меня сразу тошнит. Он же скользкий тип, он торгует наркотиками, вспомни, сколько раз ты оказывалась избитой, когда за ним бежали очередные клиенты с дубинками в ярости за поддельный кокс, помнишь? Сколько раз он дарил тебе хотя бы самую зажеванную гвоздику, а?
Тая опускает глаза, ей нечего сказать, Соня права
-Ты заболеваешь им, он как лихорадка, ты сгораешь с ним, как свечка, тебя уже нет, а это только начало. Вспомни, чем ты была до того, как я тебя подобрала возле несчастного этого таксофона, помнишь? Ничем, ты сгорела и была в шаге от гибели, пока этот урод играл в карты на порцию порошка, помнишь, нет?
Тая кивает
-Уйди от него сейчас, хочешь, мы уедем, хочешь, я заберу тебя, и мы уедем на море? Там тепло, там песок, вода, хочешь?-говорит заботливо Соня
Тая качает головой, отвечает:
-Хочешь, я тебе расскажу (щурит глаза) Хочешь, я тебе расскажу?
-Что ты расскажешь?
-Хочешь, я тебе расскажу одну историю, хочешь?
Соня кивает, зная, что та все равно расскажет
-Вчера - начинает Тая- вчера я гуляла в парке. В сквере. Парк был не вчера. Вчера я гуляла в сквере. Сквер случайно находился возле его мастерской. Я гуляла там не специально, мои ноги сами туда привелись. Вчера я гуляла в сквере возле его мастерской и вдруг его увидела, знаешь, точно, как в моих снах, затылком. Я не хотела идти за ним, но пошла. Он шел куда-то вперед, вдоль набережной, мимо мастерской. Он был одет в белые брюки, прямые, со стрелками, они колыхались возле его щиколоток, пропускали ветер. Я не хотела, чтобы он заметил меня. Он шел уверенно и спокойно, закуривая на ходу, я хотела покурить тоже, но сигареты забыла в сквере. Я восхищалась необъятностью его широких плеч, красивым рукам с большими ладонями, опускающимися вниз между затяжками, он красив, Соня, он все же слишком красив. Он прошел сильно вперед от своей мастерской, вдруг завернул вправо и зашел по белым ступенькам в какое-то кафе. Я прошла за ним, дрожа от волнения, спряталась за меню. Он подошел к женщине за угловым столиком, поцеловал ей руку, глядя исподлобья, маняще даже. Женщину звали Ириной- я услышала. Она красива, даже очень, у нее темно-красные волосы до плеч, ресницы длинные, брови темные, нос точеный. Вся противоположна мне - это меня укололо. Он любит противоположных мне, Соня. Соня, я же альбинос, Соня. У меня же нет цвета, на мне краски кончились, да. У меня совершенно белые ресницы, знаешь, и бровей на лице не найти, у меня волосы белые, почти седые, ты думала, что я крашусь, нет, Соня, я не крашусь, у меня просто белые волосы. И кровь у меня плохая. Врачи говорят, плохая. Этот…гермо…гемо…гемоглобин у меня плохой, из-за него. Ирина сидела вполоборота ко мне, я могла рассмотреть их. Он держал ее за руку и что-то говорил заискивающим голосом, я, как ни прислушивалась, не могла разобрать. Во мне проснулось чувство, такое…оно меня ело, мне было стыдно за него, мне было страшно за него, ревность это называется, так что ли? Потом они встали, так ничего и не заказав, пошли к выходу. Ну, я встала, конечно тоже, пошла, я видела, как на лестнице они расстались, как он пошел в обратную сторону. Я подождала полминуты, потом пошла к скверу, за ним. Перед моими глазами снова замелькала его спина, его руки, его гладко выбритый затылок, снова мелькали его белые брюки. Я была зачарована этим мельканьем, он зашаманивал меня, я подходила все ближе, пока не поравнялась с ним. Он краем глаза взглянул на меня, не говоря ни слова, протянул сигарету, и мы шли молча до его мастерской. Я курила, и все было как в моих снах, кругом бурлила жизнь, и наши с ним обмены сигаретами, прикосновения пальцев, дрожь по телу, они не могли стать главным, это была нарезка эпизодов. Соня, знаешь, я готова продать свою душу, мне кажется, за те эпизоды. Мы вошли в его мастерскую, там никого не было, пахло краской, и кругом лежали снопы опилок и окурков. Он кинул сумку на один из этих снопов, провел меня в дальнюю комнату, где было много окон и много света, она находилась на втором этаже. Там я неловко скрипнула каблуком о деревянный пол, когда он укладывал меня на какой-то тусклый призрак дивана, сделанного вручную, он улыбнулся одними только уголками губ и его широкие кисти оказались родной кровью моих белых волос. Мы провели под этим утренним солнцем минут сорок, тихонько шурша, стараясь не будить в себе себя. Когда он встал, я попросила его не уходить, побыть со мной, мне страшно, ведь он -та единственная связь, которая меня еще держит, если я его потеряю, то все таки оторвусь от земной поверхности. Он улыбнулся, поправил свои седые волосы и сказал, что много у него таких связей. Он взглянул на меня, и на момент в его лице появилось то, что заколдовало меня в первую с ним встречу. Это были наши моменты, когда читалось, что я никогда не стану его главной ролью, Соня. Эти секунды для меня значат больше, чем те, когда его руки скользят по моей коже, открывая ее солнцу. Когда он шепнул, что ему пора бежать я понимающе кивнула, он убежал. Знаешь, Соня, знаешь, он бежал к Ирине. К Ире. Он бежал к ней.
Тогда мне стало плохо. Я сидела закутанная в простыню посреди огромной комнаты, измазанной краской и опилками, налитой солнцем, как раскаленной ртутью. Я не могла оставаться здесь дольше. У меня не было времени даже чтобы одеться. Я выбежала на улицу в простыне, перебежала дорогу. Знаешь, Соня, я перестала чувствовать жизнь, я задыхалась, я решила задохнуться. Мои пальцы ощущали раскаленный гранит, плечи горели, голова покраснела. В глазах у меня появились цветные пятна, я оторвалась от земли и, кажется, летела куда то вниз, вниз, вниз, пока меня не схватила рука.
Я обнаружила себя в его руках. Он обнимал меня и говорил, что он дурак, что оставил меня там. Он посадил меня в машину свою белую. Белого цвета. Мы с ним ехали куда-то долго и долго, а я закрывала глаза в пламенном наслаждении от того, что его рука лежала на моем колене, и изредка его взгляд обращался ко мне, обеспокоенно и нежно.
Он отвез меня на окраину города в его квартиру, там я еще не бывала никогда. Он поставил кофе, чашки с отколотыми краями, а я бродила кругом и смотрела на стены, где было много фотографий и картин. Я встречала эту Иру везде, на фотографиях, где была толпа людей, за секунды я угадывала ее лицо с точеным носом безошибочно. Я подошла к нему, спросила про Иру. «Она, Ира, она главная роль в твоей сцене?» Он ответил, что нет, что она эпизод. Тогда, знаешь, что произошло тогда, Соня? Тогда я убила его. Схватила со стола нож и вонзила ему в грудь. Он захрипел, упав на колени, глаза его увеличились, лицо побледнело. Я провела рукой по его груди, которая заливалась кровью, обняла его, прижала к себе, он хрипел все, хрипел. Понимаешь, Соня, я даже не эпизод. Моя нелюбовь была только для меня. У него же просто не любовь. Он привязал меня к миру так сильно, что теперь я никогда не оторвусь, а в конце своей жизни у него очень разгладилось лицо и стало бледным, как у меня. Соня, я убила его, Соня, понимаешь? Соня, он никогда никого не любил, но умер он в любви, понимаешь?
Соня смотрит на подругу огромными глазами, отходя назад, пятясь на цыпочках. Соня выбегает из подъезда, несется куда-то и в ее ушах звучит безумный хохот Таи, раскачивающейся как огромное облако взад и вперед.
Соня прибегает к себе домой и слышит, как звонит ее дребезжащий телефон. С первого звонка она понимает, что это Тая
-Алло- говорит Соня тихо
-Алло, Соня. Я придумала все. Я все придумала. Понимаешь, мне нужны доказательства моей жизни. Мне нужны события. Ты так испугалась, что я сама поверила в то, что убила его, он даже не звонил мне этой весной, Соня, он жив, понимаешь, мне было так плохо от собственной прозрачности, у меня правда совсем нет связи с миром, Соня, понимаешь меня, Сонечка ?
Сонечка берет в руки телефонный аппарат и топит его в ванной, вместе с голосом Таи, растаявшим на ее дне
26мар.11