Екатерина МОСИНА
Месть княгини Волконской
Об одной давней публикации в русском литературном журнале «МОЛОКО».
Мы сами себе обламываем крылья, на которых летим к цели. Не надо суетиться! Никогда! История моей «сногсшибательной» версии о том, как княгиня Зинаида Александровна Волконская вольно или невольно «сдала» декабристов Бенкендорфу, возникла спонтанно, в течение недели. При этом я никогда не была поклонницей столь почтенной дамы. Она для меня всегда скрывалась за пеленой неведения: ну, современница Пушкина, ну, талантливая, ну, посвятил он ей там некоторое количество строк… Да таких современниц у него было полным полно и даже более ярких, более близких ему по духу. Но то и дело выплывало это имя, то и дело натыкалась на её портреты, на восторги в её адрес современников поэта...
Кроме того, меня задел тот факт, что во многих комментариях проходит не совсем правильная информация о том, что Александр Сергеевич Пушкин посвятил свою поэму «Цыганы» именно княгине Волконской. Для меня вопрос посвящения какого-либо труда конкретному лицу всегда рассматривался в истории создания этого труда. Если говорить схематично, то поэт должен был поставить имя Волконской вначале поэмы. Но этого он сделать никак не мог, поскольку к выходу в свет этой поэмы, знакомы они не были.
Допускаю, что после выхода книги, движимый симпатиями к княгине, поэт мог сделать посвящение в последующих её изданиях. Но этого я не смогла отследить, кроме как обратить внимание на факт написания стихотворного сопровождения при дарении ей одного экземпляра книги. Таким образом, автограф дарственной надписи в одной книжке и авторское посвящение всей поэмы этому же лицу – вещи абсолютно разные. И если один экземпляр с автографом может стоять на полке дома у княгини для «узкого» пользования, то посвящение, обозначенное во всех последующих изданиях, это уже вечная память о добрых отношениях автора к указанному человеку.
Скажу, что ошибочные утверждения о том, что «Цыганы» посвящены Волконской, теперь у нас норма, которая затмевает истинное отношение поэта к этой даме.
Очень я люблю во всех серьёзных исследовательских работах читать примечания, комментарии, смотреть персоналии, обычно помещаемые в конце книги. Порою они дают больше информации, чем её находишь в тексте самого исследования. Однажды я обнаружила, что некто Бибикова, в первом замужестве Белосельская-Белозерская, Елена Павловна, была падчерицей Бенкендорфа. (Мелькнуло в голове, что человек этот не такой уж и зверь, коль смог жениться на женщине, имеющей ребёнка!) Стала смотреть внимательнее указатель имён. Скажу, что эти указатели – бесценные свидетельства всех личностных связей: кто чей муж, кто кому брат, кто мать-отец, это часто можно по таким указателям обнаружить. И первое моё «открытие» было то, что и Зинаида Волконская (я ведь не интересовалась никогда этой личностью!) в девичестве носила фамилию Белосельская-Белозерская.
Как известно, что именно княгиня Белосельская посоветовала Бенкендорфу отправить наряд полиции совсем в иную сторону от того места, где должна была иметь место роковая дуэль. «Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Геккерен был у Бенкендорфа. – «Что делать мне теперь?» - сказал он княгине Белосельской. – «А вы пошлите жандармов в другую сторону». Убийцы Пушкина – Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров...» (А.С. Суворин со слов П.А. Ефремова. Дневник А.С. Суворина, Петроград, 1923, стр. 205).
Ну как тут было не заострить своё внимание на фамилии Белосельской!
Княгиня Волконская и «кн. Белосельская»? Нет, мысли о том, что это одно и то же лицо, слава Богу, не возникало. Ведь Волконскую почти никогда не упоминали как Белосельскую. Это, если начинаешь более пристально вглядываться в личность, приходится идти к истокам: какого роду-племени человек, из каких краёв, из какой фамилии.
Итак, чтобы развеять свои вопросы, попутно залезаю в другие, более подробные указатели (теперь уж не припомню, в каком издании), и делаю новые для себя открытия. Та самая «кн. Белосельская» - это падчерица Бенкендорфа. (Правда, сама эта запись столь смахивает на сплетню! Но имена распространителей этой «сплетни» всё же заставляют прислушаться к этому сообщению. Это уже отдельный рассказ).
Чтобы не отвлекаться от главной героини этой истории, оставим пока изыскания по этому эпизоду, упомянутому в воспоминаниях издателя Петра Александровича Ефремова в беседе с журналистом Алексеем Сергеевичем Сувориным, и вернёмся к княгине Белосельской. Несомненно, речь идёт всё же о падчерице Бенкендорфа – княгине Елене Павловне Белосельской-Белозерской, урождённой Бибиковой, которая, выйдя замуж за князя Белосельского-Белозерского, стала княгиней. По крайней мере, так будет логично предположить. Исходя из этих рассуждений, беру на себя смелость утверждать, что рядом с Бенкендорфом была его падчерица. И это именно её Ефремов называет в числе убийц Пушкина.
Ну а что же наша княгиня Волконская? Только лишь то, что её единокровный братец Эспер Александрович женат был на падчерице Бенкендорфа, уже большое искушение для тех, кто ищет новые повороты и обстоятельства в отдельных исторических эпизодах. Не устояла и я. Как же всё просто и легко укладывалось в новую «оригинальную» версию о провале декабристского движения!
Пора этой Волконской дать свою полочку в истории России. Самовлюблённая, капризная, своенравная… Не зная как следует родного, русского языка, она пыталась что-то на нём писать, вызывая тем самым насмешки современников. Фаворитка царя Александра I и преданная ему негласная «жена», конечно же, зорко следила за тем, как к нему относились окружающие, что говорили, что собирались предпринять. Оснований для её беспокойств было предостаточно. Наверное, она прекрасно была осведомлена и о том, как совершаются дворцовые перевороты, ведь путь на престол самого Александра Первого лежал через отцовскую кровь. В Петербурге у неё был салон, где собирались будущие декабристы. Ну кто как не она «сдавала» завсегдатаев своего великосветского салона царю, готовящих заговор! От этой мысли я так и не могу отказаться. Более того, понимаю, что это была одна из первых «гэбисток» своего времени! Её общественная деятельность предполагает именно такую модель поведения!
В результате почти молниеносных исследований, а это множество статей о княгине Зинаиде Александровне Волконской, вплоть до посещения знаменитой энциклопедии Брокгауза и Ефрона, у меня сложилась литературно-историческая гипотеза, которая была опубликована в журнале «МОЛОКО» в 2008 году, в майском выпуске.
Но княгиня всё же мне отомстила. Ведь известно, что угол падения равен углу отражения, что каждое наше суждение, обязательно получит свой бумеранг. И отмщение это пришло с публикаций в 2009 году дневника Долли Фикельмон. Жаль, что я не могла знать дату свадьбы падчерицы Бенкендорфа! В тот момент, когда моя княгиня Зинаида Александровна Волконская чаёвничала в молодой семье своего братца, от декабристского заговора остались только воспоминания, поскольку из дневника Долли Фикельмон ясно, что её кузина Елена Павловна Бибикова лишь в октябре 1831 года вступила в брак с братом Зинаиды Волконской. «16 октября. Неделю назад мы присутствовали на свадьбе Белосельского с Элен Бибиковой. Утром в Казанском соборе состоялась церемония перед множеством зрителей. Невеста была восхитительной – свежая, юная, грациозная. Она слишком мала ростом и чересчур миниатюрна чтобы её можно было назвать красавицей, но очаровательна, что ещё лучше. Он также маленький, не особенно красивый, но добрый малый, безумно влюблён в неё. Его семья с радостью и удовольствием приняла в свой дом эту милую и грациозную маленькую женщину…» (Долли Фикельмон. Дневник 1829-1837. Весь пушкинский Петербург. М., «Минувшее», 2009.)
Значит, не было тайной осведомительницы у Бенкендорфа в лице княгини Волконской! Ну и слава Богу! Но тогда остаётся другая, ещё более дерзкая версия, о том, что княгиня могла «выболтать» все секреты лично царю, во время романтических встреч. Хотя тут можно задать вполне резонный вопрос: так о чём же беседовали цари и их фаворитки в постели? Пусть нас это не касается. Декабристы разоблачили себя сами. Было достаточно осведомителей о готовящемся мятеже. Княгиня Волконская с 1824 года переехала в Москву на жительство (правда, это не исключает возможности её появления в Петербурге в период до декабря 1825 года). Но исследовательский азарт не остановишь только одним несовпадением даты, мысль, вдруг озарившая, просто так не уходит. Отказаться от неё очень трудно. И как утопающий хватается за соломинку, так и здесь приходится цепляться за каждую деталь.
И мысль эта – о том, что, ведя свою кипучую деятельность во славу России, имея тёплые чувства к царю, княгиня Волконская не могла не сообщать ему о тех «бунтарских» настроениях среди офицеров, которые посещали её салон. Называть её шпионкой, конечно, оснований нет, но уж осведомительницей, надо полагать, она была неплохой и весьма удобной.
Таким образом, главную интригу пушкинского посвящения Зинаиде Волконской можно рассматривать и как намёк на это обстоятельство. «Двойным увенчана венком» - говорит о двух ипостасях этой дамы: салонной - «царица муз и красоты» - и государственной – тайная осведомительница царя. Служащий Коллегии иностранных дел, поэт прекрасно умел анализировать факты.
«1. В КОЛЛЕГИЮ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ. 2 июня 1824 г. Из Одессы в Петербург. Всепресветлейший, державнейший, великий государь император Александр Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший! Просит коллежский секретарь Александр Пушкин, а о чем тому следуют пункты: 1. Вступив в службу вашего императорского величества из Царскосельского лицея с чином коллежского секретаря в 1817 году, июня 17 дня, в Коллегии иностранных дел, продолжал оную в Санкт-Петербурге до 1820 году, потом волею вашего императорского величества откомандирован был к полномочному наместнику Бессарабской области. 2. Теперь по слабости здоровья, не имея возможности продолжать моего служения, всеподданнейше прошу 3. Дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелело было сие мое прошение принять и меня вышеименованного от службы уволить. 4. Всемилостивейший государь, прошу ваше императорское величество о сем моем прошении решение учинить. Июня 2 дня 1824 года, Одесса. К подаче подлежит через новороссийского генерал-губернатора и полномочного наместника Бессарабской области в Государственную коллегию иностранных дел. Сие прошение сочинял и писал коллежский секретарь Александр Сергеев сын Пушкин.» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 10. Письма. — 1979). Прошение снимает сразу все сомнения о том, где служил поэт, и сколько времени это продолжалось.
Мне могут возразить и вполне законно, что этого не может быть. Что Пушкину нечего было делать, кроме как разбирать бумаги об осведомителях в течение своей семилетней службы в Коллегии. Но почему бы и нет? Нельзя исключить, что он имел доступ к персональным досье и архивным материалам. Нельзя исключать и то, что полученные навыки работы в этом государственном органе, отложили свой отпечаток на его методологии, привычку осмысливать факты.
Отношение поэта к княгине Волконской вполне подтверждает и брошенная вскользь им такая фраза в письме к П.А. Вяземскому, написанном в конце января 1829 года: «Я в Петербурге с неделю, не больше… Нашёл здесь всё общество в волнении удивительном. Веселятся до упаду, в стойку, т.е. на раутах, которые входят здесь в большую моду. Давно бы нам догадаться: мы сотворены для раутов, ибо в них не нужно ни ума, ни весёлости, ни общего разговора, ни политики, ни литературы… С моей стороны, я от раутов в восхищении и отдыхаю от проклятых обедов Зинаиды. (Дай бог ей ни дна ни покрышки; т.е. ни Италии, ни графа Риччи!)». (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 10. Письма. — 1979.
Известно, что граф Риччи стал очередным тайным «мужем» княгини. Отсюда и комментарии некоторых исследователей о непристойности, которую поэт отпустил в её адрес: Италия, куда она так стремилась уехать, – «дно», новый любовник – «покрышка». Пушкин даже в «непристойностях» был гениален!
Жизнь невозможно выстроить из одних только логических цепочек, много в ней алогичного и не поддающегося никаким догадкам и домыслам. Но уже давно все знают, что ничего случайного в жизни не бывает. Можно все «нюансы», до которых «докапываются» исследователи, отнести к разряду предположений. Наше предположение о характере второго венка княгини Волконской имеет свои основания быть. И оно не случайно!
_________________
http://www.hrono.ru/text/2010/mosina1110.php
© Copyright: Екатерина Ивановна Мосина, 2011
Свидетельство о публикации №21103250698