Глава 7. Дела пришельцев
Петр творит свои дела с улыбкой шаловливого мальчишки. Друзья, затеи малопонятные сверстникам, но порой весьма забавные как фейерверк, книги, газета, которую он взялся издавать поощряя знатных приятелей и приятелей этих приятелей писать в неё были и небылицы, стихи и почти научные размышления.
Императрица на шалости мальчика много вынимания не обращает. У неё другое. Балы, столы, кровать и жажда что-нибудь завоевать. Петя как-то задумался соответствуют ли её балы концепции философствующего физика. Дмитрию Михайловичу Николаеву с его размышлизмом «ФИЛОСОФИЯ, МЕТАФИЗИКА И СТРУКТУРА РУССКОГО БАЛА» вряд ли бы пришло в голову, что его мысли заберутся так далеко в прошлое. Но тем забавнее это осмысливать Пете. Ведь как странно устроена история. Благодаря этим размышлизмам представляющим бал как священнодействие случилась удивительная подвижка моды. Балы вытеснили дискотеки. Ну, да просто как только состоятельные люди перестали ходить на дискотеки, предпочитая им сверкающую роскошь бала, так сразу дискотеки стали разоряться. Ну или превращаться в бальные залы с настоящим оркестром и мажордомом. Самые шустрые владельцы даже стали давать напрокат бальные платья и стеклянные подделки под драгоценности. Сверкали то они не хуже настоящих. Вспоминая все это Петя даже подумывал, как внести балы в деревенский быт.
Впрочем, главная его забота не напугать императрицу своей умностью. А она и не пугалась. Ей умело внушались нужные мысли. На то ж к ней и приставлен суперврач Вознесенский.
Она вроде как сама думала как надо
Ага. мальчик учится жить в России, так это же и хорошо. Славно даже, что не совсем дурак. Неудобно все же сажать на трон дурака. Она напрямую поделилась этими мыслями с Бестужевым.
Тот ответил со всей своей куртуазной вертузностью:
– Истинны слова твои государыня. Дураков нам не надо. Дураков своих хватает. Умников надо растить и холить, хоть и нелегкое это дело.
Императрица ответила достаточно надменно.
– А я на легкие дела и не пришла. Трон дело трудное, но и я сильна.
Вокруг дел пришельцев вертелись дела государственные, пока почти их не задевая. С одной стороны (шведской) надвигалась и отдвигалась война, а с другой (российской) на голову Елизаветы соляная контора обрушила новость. Соли в стране так мало, что могут начаться соляные бунты.
Ведомости и слухи сообщали и прочим подданным в основном дани не платящим. А кто ж больше читать умеет и желает.
«Недоварено соли у Строгановых до миллиона пудов; а у других четверых заводчиков - до 300000 пудов».
У заметно потемневшего от многих дел Степана Семенова и рыжекудрого Ивана Дёмина головы шли уже не гладкими кругами, а ломаными линиями и без всяких соляных проблем. И не потому, что как раз соли у них был мешок на долгие лета. В самом начале меньшими дозами торговли в лабазах и не было, а в лавку идти времени не было, да и где у них взяться туесам под соль, сахар, муку и прочее. Супермаркеты с их упаковочными средствами от этих времен удалены на столетия. Все и живут запасами на год.
С этим запасами они сидели втроем в своей избе и рассуждали. Точнее сказать рассуждения двигались в головах Степана Семенова и Ивана Дёмина. Граф помалкивал, слегка растирая натруженные руки. Воистину путь на небеса муками устелен. Но у него пока главными идут на него телесные муки. Физические муки натруженной спины ничто по сравнению с мучительным желанием обладать Машенькой Корф. Но об этом не можно говорить. Молчать приличнее и даже приятнее. Редким всплеском веры и надежды быстро мелькал наследник престола. Эта дружбы как молодое деревце, которое может стать гигантским и плодоносным. Но пока ты сам маленький молчи. Петр так и сказал: «Сумеешь помолчать о нашей дружбе и моих словах, останемся друзьями». Он и молчал, хотя рот уже и нечем стало занять. Все съедено и выпито. Но слушать, то можно. Сие занятие не из маловажных.
Говорили мудрые гиганты.
Иван не радостным голосом заявил:
– Не верю я в талант Дремина Вольги. Не ладится дело у него. Сам то вроде плотник толковый, а помощников на пользу дела расставить не может.
Веснушки на лице Ивана слегка затушевал сибирский ветреный загар, плохо вымытые волосы лежали рыжими скирдами, но мысли текли холодным деловым потоком.
Степан жил и чувствовал меланхоличнее, так и ответил:
– Ну, сам ты ж не станешь отслеживать все работы.
Он уже не сидел за столом, он сейчас находился во власти русской печи, на которой варился борщ, жарилась на сковороде оленина, ужин готовился. Увы, не сам. Ещё немного и они разойдутся по делам, а вернутся голодные и уставшие. Тогда уж какая готовка. Надо бы нанять кухарку, но кому доверишь дом, в котором тайные опасности и явные соблазны стоят так тесно, что и не увернутся.
Разговор повис в тумане неясных мывслей.
Тут вдруг, толком не постучав, в избу ввалился безобразный человек. Он ввалился в их избу весь мокрый и до жути худой. Одежда на нем висела невнятными лохмотьями. Единственное светлое пятно в этом мраке нищеты – лицо и оно смотрело умоляюще.
– Накормите и обогрейте добрые люди. Я плотник да вишь обокрали меня дорогой и едва душу не отняли. Ладно, что здоров я бегать. Вот до вас добегался. Я и одежонку и хлеб соль отработаю. Ей богу отработаю.
Иван отошел от печи и загородил стол, где на виду у дикого мира стоял его мобикомп и валялись листы бумаги. Степан тоже оглядел гостя и приказал:
– Стой, где стоишь и скидывай мокрое все догола, я тебе сухую одежду принесу. Великовата будет, но согреешься и поешь. А пока рассказывай, какая сила чистая или не чистая тебя сюда занесла.
Оборванец потер одну заляпанную грязью ногу о другую с коростой засохшей грязи и дерзким при его виде четким как чертёж баритоном объяснил:
– Прослышал плотницкой работы здесь с лихвой, вот и прицепился к хлебному обозу. От самой Волги шел со всем сподручным работе. А теперь только одно осталось у меня во владении – умение в руках.
– А дом сложить можешь? – спросил Иван, до этого молча разглядывавшего полумертвого человека и грязную лужу у порога.
– Что ж я за плотник буду, если не смогу. Я и печь сложить могу.
Демин стал разглядывать гостя повнимательнее. Следов пьянства вроде и не видно.
Отойдя за печь, Степан с ворохом одежды и огромным полотенцем.
– Повезло тебе, баня ещё не выстыла. Это из сеней дверь налево. Вымоешься, переоденешься и за стол.
Гость сглотнул голодную слюну, но покорно пошел мыться.
Иван предложил:
– Давай-ка, я к делам схожу и тебе граф Коля за работу пора, а ты Степа разберись с этим. Понравился он мне.
Вечером они все сидели за столом заполненном пятью блюдами, но без вина и медовухи. Минут десять все втроем молча ели, а потом Степан спросил:
– А мельницу сделать сможешь?
– Смогу, но тут помощника надо смышленого, хоть и не умелого.
– А сам себе помощников найдешь? – продолжил Степан, надеясь на положительный ответ. Невозможно все самим организовать. Да и людей этого века научится понимать не быстрое дело. А Дормидонт Кругликов вроде как приободрился. Видно власть и ему мила вместе с милой девицей. Улыбнувшись, он ответил:
– Да дело нехитрое, если одежонка и деньги будут. Любой лавочник, али кабатчик расскажет, кто в городке чем жив и на что способности имеет. Опять же почти в любой семье недоросли имеются. Их подучить и в работу.
– Ладно, отдохни, там у печи и ложись. После все обговорим. У нас, для таких как ты, на многая лета работа зудится, сделаться ей не терпится, – Степан сказал и кивнул головой в подтверждение. Дормидонт лицом расцвел как мак весной.
– Так это мне вас сам Бог послал. Неспроста это. Выходит хороший я человек в Его очах.
Иван со Степаном переглянулись. Толи это хитрость у него такая, толи и верно религиозный человек?
А он вдруг спросил:
– А эта одежонка насовсем мне?
– А как же иначе? Другой. ведь, у тебя нет, да и у нас нет.
Сказав это, Иван вдруг подумал о магазинной одежде, а потом сообразил, как купить, тут в лавках такую одежду вроде и не продают. До линейки размеров дело не дошло, так что всем индивидуальный пошив. Дормидонт в тишину вставил своё:
– А иголка с нитками у вас есть?
– Так ты, что? И шить умеешь? – Удивился Иван.
– Бабы то нет, а я справный мужик.
– А чего ж не женился? Кралю подходящую не нашел– в один голос спросили оба, заинтересованные понять, кого же они в гости приняли.
– Так это. Нашел. Князь Курбский её у меня отнял. Крепостная она.
– И что он на ней женился?
– Кабы женился, так обиды бы меньше было. А он так на баловство взял.
– А хочешь, мы выкупим её для тебя?
– А он такую цену заломит, что мне вовек её не отработать.
– А мы все равно выкупим. Зло надо пресекать. Но ты то её после Курбского примешь?
– Как ни принять? У неё под сердцем дитё моё зреет.
– Значит, точно выкупим, – набычился Иван
– Если отработаю?
– Без всяких если, – сверкнул глазами Степан. Наверно в нем жила наследственная ненависть к крепостному праву.
Потом-то они задумались, для кого стараться обещались.
–Но…
–Но что можно сказать о супе, не попробовав его?
Ночью они оба спали плохо. Каждый в меру своей фантазии придумывал, что сможет сотворить ловкий проходимец, если они уснут.
– Слушай, Иван, эдак мы с тобой саам и сваримся вместо супа. Вижу же, что не спал.
– А я, думаешь Степа, другое вижу. Остаётся надеяться, что риск благородное дело.
– У нас лишний риск под запретом. Эксперимент слишком дорого стоит.
На том разговор прервался, Дормидонт из сеней явился. После сна вроде и не такой страхолюдный.
– Жду приказов, хозяева.
– А ты людей себе подбери, чтоб через два дня началось строительство на речке Основинке. Она поменьше Мельковки и потому проще там построить плотину и мельницу при ней лесопильную. А после и на Мельковке строить начни. Тогда и увидим, чего стоит твоя похвальба.
Через два дня на лесистом берегу Основинки, разглядев Круглякова в работе, Степан завел с ним разговор о Курбском.
– Дормидонт, чтобы выкупить твою суженую надо ж нам знать все про князя Курбского.
– Это, значит, знать хочешь на какой козе его объехать. Я понимаю. Он хитрый и упрямый. С ним прямо не стоит и говорить. Не продаст из злобы и каприза.
– Ты сначала расскажи, где его найти.
– Ну это все знают. Не мелкий овощ. Имение у него возле Нижнего Новгорода. Справное имение, богат князь и пшеницей торгует умело.
– Значит, нам он её продаст, я про пшеницу?
– Продаст, но с обманом. Честно он продаёт купцу Иванову. Тот покупает много и каждый год.
– А где нам этого Иванова найти?
– А что его искать? Он подрядился пшеницу поставлять сюда в Катькин город.
– Вот это приятная новость. Ему Курбский и Наталью твою уступит.
– Можно ещё пророчество в ход пустить. Известно, что в 1777. род Курбского прервется. Детей у него нет, значит, это он сам умрет в названном году.
Дормидонт захлопал глазами. Что-то страшноватое хозяин сказал.
Подошедший к разговору Степан возразил:
– А я бы с пророчествами поосторожнее был, Ваня. Мы такого наворотим за тридцать лет, что вся история из известной станет не предсказуемой.
Дормидонт спрятал глаза, чтобы скрыть наползающий страх.
На этом месте их разговор прервался. Начались другие разговоры и дела на миллионы. Даже и в самом Петербурге, где всего лишь дубовые станки ткали, завертелись большие деньги. Среди прочих последствий, без коих и деньги жить не могут, стали случаться пирушки, на которых подарки раздавал наследник. Петр искал надежных людей. Без надежных людей какие могут быть надежды.
На балу у Корфов горели тысяча свечей и бил фонтанчик легкого вина. Вокруг Машеньки Корф вертелись все даже Мстислав Сокальский едва достигший пятнадцати лет не сводил с неё глаз, отравленный даже не нежной любовью, а почти неудержимой страстью. Во всеми виноваты обольстительные формы налившиеся соками любви и жизни. Машенька стала взрослой Машей.
Петр, почувствовал бешеную энергию в этом дворянине.
– Этого Тиля Уленшпигеля надо приспособить к делу раноше, чем его прикончат на дуэли, или тихо и без дуэли, – сказал Петр себе вслух, не боясь быть услышанным в шуме бала. С этой объявленной себе задачей он дождался, когда неуемный Мстислав завершил кружение с очередной девицей и схватил отрока за рукав.
– Слава, у меня к тебе дело.
Слава весь напрягся. Дело это именно то, что нужно. Дело государево это честь. А без чести к Маше Корф и не подступишься. Говорят, она о Шереметьеве все думает, а тот по государеву делу в пути. Ему и честь. С этими нехитрыми мыслями он и ответил:
– Слушаю, Ваше Высочество.
– Я назначаю тебя моим тайным адъютантом. Это опасное дело. Готов лит ты исполнять мои приказы и, главное, держать их втайне от всех?
– Даже от государыни?
– Даже от Всевышней силы. Я конечно буду снабжать тебя деньгами, но главная награда достанется тебе через много лет. Ты догадываешься когда?
– Догадываюсь, Ваше Высочество.
– Согласен?
Для не сильно знатного Мстислава, открылась величественная перспектива. И он это понял. Так и ответил:
– Согласен.
– Ну вот и славно. Пошли, выйдем в сад. Там и поговорим.
В саду уже тронутом багряной кистью осени разговор зашел с такой стороны, которая не могла и представится Сокальскому.
– Мне нужен человек преданный и знающий. И храбрый и ловкий. Я надеюсь, что ты таков. А главное – ты молод и учится тебе не поздно. Начни с учения языков. Книги на то учебные я тебе дам. Но этого мало. Будешь одеваться моряком и вертеться среди матросов иностранных. С ними будешь говорить, будто ты тоже инородец. К примеру португалец для немцев, шведов и англичан. Как и где ты их найдешь, уж сам сообразишь. Кабаки портовые, небось, лучше меня знаешь. Если услышь что интересное, мне расскажешь. Вот это и есть твое первое задание мой славный адъютант.
Заинтригованный такой интригой Мстислав даже про Машу на минуту забыл, все думал, что из этого может получиться. А тут утро подмигнуло светлым дождиком в окна. Тут и гости принялись разъезжаться, Какой же флирт по утрам. Неизвестно откуда вдруг явился в дом Корфов Кирилл Вознесенский и подошел к Мстиславу.
– Это тебе подарок от наследника, – улыбнувшись, прошептал Кирилл. – Держи её втайне, от греха подальше.
Книгу вручил толстую всю в картинках с подписями на трех языках.
Мстислав слегка оробел. А потом и лихой азарт появился. Дела то не шуточные и наследник вона как быстр в решениях. А говорили вроде малохольный, аль дурак. Это ж какой умище надо иметь, чтоб так дураком прикидываться, а дела быстрым лисом творить.Мстислав вдохнул полной грудью. Вот и он сподобился высоко подняться.
Кирилл, двигаясь в карете, забот своих не прекращал. Писал в свой мобикомп все что удалось узнать о делах и думах высшей знати. Кое-что подсказывал Петр, он сидел напротив и переговаривались они записками, на своих мобикомпах. Со стороны в закрытую карету не заглянешь. Но слышать может и кучер и охрана. Двойная жизнь требует тройной осторожности. Не вчера придумано и не завтра умрет.
– Знание– сила, – только и произнес вслух Кирилл.
– А я бы поспал, – ответил Петр и на самом деле уснул. Тяжело вертеть интриги, особенно в таком юном возрасте. Ровесники где-то в футбол играют, а у него здесь… А впрочем, для равновесия душевного можно происходящее считать чем-то вроде трехмерной компьютерной игры, только с неопределенной сложностью и без возможности начать игру сначала в случае неудачи
И вот под такие размышления в игру вступила ещё одна фигура, точнее пешка, которой суждено выйти в ферзи, в императрицы России.