Далеко за полночь засиделись Яга с Иваном, всё никак наговориться не могли апосля разлуки долгой. Вдруг со двора голос послышался чужой, незнакомый.
– Избушка, избушка! Повернись ко мне передом, к лесу задом!
Послушались куриные ноги, стали вертеть избёнку. Всколыхнулась всё в дому, стены заскрипели, затряслись, пол всколыхнулся так, что баба Яга не устояла да на лавку с размаху села. А в руках-то чугунок был, токмо что из печки! Ох, и осерчала же Яга, как об чугунок прижглась! Помело ухватив, выскочила она за порог– злющая, аж сил нет. Хотела рявкнуть на гостя непрошенного, лишь воздуха в грудь набрала, а тут как пахнуло на неё крутой сивухой, что бабуля сама чуть не захмелела.
– Чую, чую - русским духом пахнет! – строго молвила Яга. – Ты кто таков, гость нежданный? Почто базишь, честным людям спать мешаешь?
– Ты бы, бабка, сперва б меня накормила, напоила, в баньке попарила. А после бы и расспрашивала. – отвечает ей приезжий. Ну, Яга-то хоть и страшна с виду, но душою добра, долго зла держать не в силах.
– Ладно, не стой на пороге! – говорит – Чай, не остыла ещё банька, недавно ышшо внучек мылся…
Вошел молодец добрый в избушку, а коня богатырского у крыльца оставил. С Ванюшкою только поздоровался учтиво, как тут и Яга следом явилась, да за собой увела. Попарила она его в баньке, после накормила, напоила и спрашивает:
– Кто ж ты таков, гость незваный? Пошто средь ночи по лесу бродишь? Дела пытаешь, иль от дела лытаешь?
Отвечает ей добрый молодец:
– Я, – молвит – Иван Царевич, младший сын царя Берендея. Напасть случилась в нашем царстве: повадился кто-то царский сад посещать, золотые яблоки воровать. Сторожили мы яблоню с братьями в очередь. Они-то никого не углядели, а я жар-птицу высмотрел, что яблочки клевала. Хотел было её споймать, да не вышло – упорхнула птаха, токмо два пера в руках и осталось! Глядя на те перья, батя наш подумал-подумал да и наказал нам с братанами привести ему ту диковину. Вот мы и разъехались в разные стороны. Моя дорога меня сюда привела. Мож, вы что слыхали о птице с огненным пером?
– И слыхали, и видали. – отвечает ему Ванюша. – но об том завтра потолкуем. Давай спать ложиться, чай, утро вечера мудреней!
На следующий день растолковала баба Яга царскому сыну в какую сторону ему путь держать да куда она в запрошлый год ту птаху в ступе увезла. А Ванятка ему дажить два пера от жар-птицы показал, что у него в тряпице за печкой укрыты были. Порадовался царский сын, что на верный след напал, поблагодарил хозяев за хлеб, за соль да за совет добрый, сел на коня и в путь отправился.
Проводили царевича Яга с внуком, помахали ему платочком и стал Ванька сам в дорогу собираться. Ему ж в неметчину надобно ехать, там про зелье для Горыныча в подробностях узнавать.
А тут и сам Змей прилетел, да не один, а с Василисой. Стали они его пытать-расспрашивать - каково оно там, в краях заморских? Не стал Иван таиться, всё как есть рассказал, в подробностях. Да только растянулась та беседа на весь день, ещё и заполночь длилась.
"Ну, - думает Ванюша. - не ныне, так завтра точно в путь двинусь!" Да не тут-то было! Алёнка с мельницы прибежала, ей всё повторить-обсказать надобно, а там и селяне окрестные нагрянули, до новостей охочие. Чует Иван - не вырваться ему, уж язык с устатку заплетаться начал. Взмолился он Змею:
- Горыныч! Вывези меня отсель, иначе до осени тут сидеть буду, ежели ранее вконец беседами не уморят!
- Ладно! - отвечает Змей. - Выходи тайком на соседнюю поляну, я тебя там дожидаться стану.
Обрадовался Ванька, вернулся в избу, выждал малость, а потом шапку в охапку, котомку на плечо, бочком-бочком да в лес. На шею Змею влез и полетели они аки стрела калёная, токмо леса внизу мелькают. Далече уж отлетели, Иван и говорит:
- Всё, Горыныч, хватит! А то тебе ещё в обрат лететь.
- Не! - Змей отвечает. - Я тебя до места свезу. Чай, до неметчины близко - к ночи там будем.
А не вышло. Подул ветер злой, да всё навстречу! Бился-бился Горыныч, а едва вперёд летит. Вон, чаща под крылом так неспешно проплывает - коровёнка с выпаса и то шибче бредёт. Умаялся Змей, устал. Видит это Ванюша и говорит ему:
- Давай, Горыныч, на землю возвертайся! Как поляну раздольную увидишь - спускайся вниз, там заночуем. Мож, ветер к утру и утихнет…
Опустились они на сыру землю, в траву густую, некошеную. Змей - тот пластом лежит, совсем из сил выбился. Уж заря вечерняя отгорела, смеркаться начало. Чует Ванька – пусто в животе, а с собой, как на грех, ни крошки малой, одни токмо тряпки в котомке дорожной. Делать нечего, надо спать ложиться.
Свернулся Змей в кольцо, хвостом опоясался, головы под крыло сунул и дрыхнет. Ванюшка вокруг походил и так, и эдак примеряясь, после влез в самую серёдку змеевых колец, пригрелся и уснул.
Снится ему, будто увяз он в болоте по пояс. Тянет его трясина, затягивает. Он бьётся, до тверди дотянуться пытается, а всё зряшно – не пускает его трясина, крепко держит. А вокруг кикиморы скачут да скалятся радостно. Жутко булькает трясина, пузыри пускает и урчит утробно. Да столь громко, что Ванька аж пробудился. "Привидится же страх такой." – подумал парень, на другой бок поворачиваясь. До света ещё долгонько было.
Токмо он глаза смежил, как зарычало под ухом, заревело. Ну, какой тут сон? Вертелся Иван, крутился, а дремота не идёт – отбивает её голодное бурчание в змеевом брюхе. Горыныч одну голову выпростал, на Ваньку уставился и спрашивает:
- Ты почто вертишься, почто сам не спишь и мне не даёшь?
- Да у тебя в пузе уж больно громко урчит, весь сон отбивает!
- Как, у меня? Это твоё брюхо завывает! – Иван прислушался и точно – его живот на голодуху жалуется! Токмо хотел повиниться перед Змеем, как у того чрево Ванькиному откликнулось, да громко так, на всю поляну! Вот и лежат голодные, злы на весь белый свет да на дичь попрятавшуюся.
- Эх! А вокруг трава зелёная, сочная. И что я не коровёнка? Враз бы пузо набил! - молвит Иван раздумчиво.
- Да! И что ты не коровёнка?! - вторит Змей и на Ванюшу косится. Эдак, с интересом нехорошим.
- Неужто ты бы меня съел?
- Да я ныне хоть кого готов съесть: хоть корову, хоть волка…
Не успел он эти слова вымолвить, как затрещали кусты на другой стороне поляны и выскочил оттуда серый волк. Матёрый такой волчище, здоровенный. Увидал Змея и встал как вкопанный. Шерсть на загривке вздыбил да как зарычит! Горыныч в ответ как дунет пламенем в три глотки! Аж на миг светло стало, словно белый день на двор пришел. И увидал Иван в том свете, что не один волк, а с седоками.
- Царевич! Это ты там, что ли? - спрашивает Ванятка. - А с тобой кто?
- О, тёзка! - откликается Иван Царевич с волчьей спины. - А со мною Елена Прекрасная, царя Далмата дочь да друг мой - серый волк лесной.
Слезли они с волчьего хребта и к Ване с Горынычем подошли. Сели прямо на траву - видно тоже вконец умаялись. Стал царевич рассказывать о том, как он коня потерял в чреве волчьем, а волк за вину свою помогать ему взялся. Поведал о том, как побывал у царей Кусмана, Афона да Долмата. Добывал он им то коня, то невесту.
- А ведь всё серый меня выручал! То конём обернётся, то Еленой предстанет. Токмо Елена Прекрасная мне самому по нраву пришлась, да столь крепко, что порешил я её себе в жены взять. Вот теперь бежим-спасаемся от царских погонь. Чай, все три царя нам вслед догоньщиков отрядили. И давно бы нагнали, кабы не серый волк. Он всё чащобами бежал, где конному раздолья нет. Потому и поотстала погоня.
- А далече отстала? - спрашивает Ванятка.
- На час, другой. - Ответил Иван Царевич, а Ваня задумался.
- Нет, - говорит. - Не уйти вам от догоняльщиков. Смотри: волк подустал да дышит тяжко, а и ты здоров, и Елена дева в теле! Давай так: вы с невестой на Горыныча садитесь, а я на волка. Так, налегке и уйдём, а встретимся у Белой пещеры.
– А в неметчину когда? – подола голос правая змеева голова. – Мы, кажись, туда поспешали?
– Не гоже друзей в беде бросать! – ответила ей левая.
– Как Ваня сказал, так и поступим! – окончательно решила средняя голова.
Влез Иван Царевич с Еленой Прекрасной на спину Горынычу, умостились меж гребней костяных и улетели. А на волка Ваня взгромоздился. В нём-то веса чуть, коль с теми двумя сравнить, вот серому и не тяжко. Бежит волк шустро: синие леса мимо глаз пропускает, реки, озера хвостом заметает. А чтоб не скучать дорогой, дорогою беседу меж собой ведут.
- А верно это, что ты в кого угодно перекинуться можешь? Вроде, Иван Царевич так сказывал? – спросил Ванятка у серого волка.
- То дело нехитрое! Перекинулся через голову и всё!
- Так-таки всё? Вон, ребятишки деревенские по сколь раз на день кувыркаются, а никто из них по сию пору обличье не менял!
- Ну, есть ещё хитрость. - ответил серый. - Токмо я тебе покуда не скажу. Не до того мне. На душе маетно. Горыныч-то голоден! Пасусь, как бы не попали Иван с Еленой к нему в брюхо.
- Да что ты! - воскликнул Ваня, аж руками замахал. - Как можно про Змея так говорить! Не таков он, вовсе не таков! Вот сам увидишь!
Ничего не ответил серый волк, лишь молча далее побежал.
Долго ли коротко ли, добрались они до Белой пещеры. Да и то сказать - притомился волк дорогою. Язык вон, аж по земле волочится. Но добрались. Глядь: а там перед входом разлёгся Змей Горыныч, пузо туго набитое выкатил и икает с переедания. Ни Ивана, ни Елены не видать, токмо шапка царевича с пером да кокошник его невесты средь травы валяется. Осерчал серый волк, зарычал грозно.
- Ну, Ванька, готовься! Твой приятель моих друзей проглотил, а я тогда его дружка съем. Загрызу я тебя, тем за Ивана Царевича отомщу.
- Погодь, серый. - ответил Ванюша. - Давай сначала Горыныча спросим. Коль он их взаправду съел, то грызи меня, ешь! Противиться не стану. - А сам спрашивает у Змея. - Где царевич с Еленой Прекрасной?
Змей в ответ лишь лениво лапу переднюю поднял и ткнул когтём, вродь как на себя показывая.
- Ты что, проглотил их, ящерица трёхголовая?!! - взвился Ваня.
- Ни! - скривился Змей. Поднял лапу повыше и за спину себе показывает. - Там они, средь кустиков, с трапезой давешней прощаются. Небо сёдни ухабисто больно, вот их и укачало малость.
Тут из зарослей выполз царевич. Лицо, как трава, сплошь в зелень окрашено и глаза мутные, словно с перепою. Глянул на него Ванятка и вновь к Змею подступает:
- А брюхо чем набил?
- Туточки в овраге волки коровку задрали, вот я с ними и "поделился", как раз к началу их пирушки поспел.
После и Елена вышла. Тожить, не румяна личиком. Увидал их серый и успокоился. В себя придя, взял Иван Царевич лук тугой да в лес подался. Прекрасная к роднику сходила, студёной водой умылась, гребнем костяным причесалась и стала краса - всем на изумление. Ванюша тем временем хворосту набрал, костерок спроворил, а тут и дичь подоспела. Испекли они зайца на вертеле, стали моститься перекусить малость.
Полез Ваня в котомку, что ему в дорогу Яга собирать начала, вынул тряпицу подстелить, чай, негоже на сырой земле трапезничать. Только развернул её, как на той тряпице яства появились, какие токмо хошь: и пироги печеные, и яблоки моченые, и вина хмельные, и мёды стоялые, а сласти так горой! Та тряпица скатертью самобранкой оказалась.
И пошел у них не перекус, а словно пир на весь мир. Едят, пьют да нахваливают. Елена Прекрасная хмельного чуть пригубила, Иван Царевич с Ванюшкой по чарке выпили, а Змей Горыныч цельный бочонок зелена вина оприходовал. Токмо что ему - эдакой глыбе - маленький бочонок? Так, чтоб язык развязался!
– Теперь-то ты видишь, что зазря на Змея худое думал? – спросил Ваня у серого волка. – Ныне расскажешь, какая ещё малость потребна, дабы ему облик сменить?
– Отчего же не рассказать, расскажу! – ответил серый. – Слушай: перво-наперво, нужен лепесток цветка папоротника. Под язык его кладёшь, слово заветное молвишь да через голову кувырком, не мешкая. Всего делов! Токмо не серчай – то слово я Горынычу на ушко шепну, а тебе оно без надобности.
Подошел волк к Змею, а у того средняя голова чегой-то в траве шарит-выискивает, правая губы трубочкой вытянула да в стрекоз малым пламенем пуляет. Балуется, значит. Вот. А левая голова с Еленой Прекрасной беседу ведёт куртуазную. Та башка, окромя сказок, лишь единую книжку осилила, про галантные нравы при дворе хранцузского государя, ну и рассыпается ныне пред Еленой в любезностях, словно петух пред курочкой.
Хотел было серый волк правой голове слово заветное молвить, да зряшно: не слушает его голова, бо зело стрекозиной охотой увлечена.
– Не там ты бисер мечешь! – промолвил Ваня. К средней голове волка подвёл и спрашивает у неё: – Что ты там средь травы ищешь? –
– Читал я в книгах мудрых, что есть клевер о четырёх листах. – вынула нос из муравы средняя голова. – Коль сыскать такой, то удача будет!
– Ну, не о четырёх листках, а о четырёх лапах, но пришла твоя удача! Ты уж не обессудь, что цветом серая, а не зелёная. Послушай, что тебе волк молвить станет, да накрепко запомни!
Ох, и скакал же Змей от радости великой, ажно земля сотрясалась! Ещё бы – такая туша камаринского отплясывает! А как утихомирился Горыныч, стали они в путь-дорогу собираться, по домам своим.
Токмо собрали вещички, как выметнулись верховые на широкий луг из чащи лесной – то догоньщики трёх царей показались. Увидали они издаля царевича с Еленой Прекрасной и ну коней нахлёстывать! Радуются: вот они, беглецы, уж недалече осталось.
А тут на них Змей Горыныч сверху, да как начал огнём пулять. Опешили догоняльщики, испугались да обратно в лес поворотили. Не смолчал и серый волк, тоже голос подал. На его вой откликнулись все окрестные волки и загудела округа, тоскливой песней исходя. Сбились волки в стаю да показали догоньщикам, кто хозяин в тёмном лесу.
Апосля прошелся Ванька по лугу да поймал двух коней, что седоков лишились. Подвёл их к Ивану Царевичу с Еленой Прекрасной и молвит:
– Вот вам кони богатырские, на них к дому поезжайте. А то серого вконец заездите!
Час спустя и волк из лесу показался. Распрощались они по-дружески да разъехались кто куда: серый волк в чащу подался, Иван Царевич с Еленой Прекрасной к царю Берендею поехали, а Ванька с Горынычем восвояси полетели.
– Видишь, как оно хорошо всё вышло: и царевичу помогли, и как тебе обличие сменить узнали! Токмо надо ещё лепесток цветка папоротника найти. Ну до Купалы недолго, лишь пять седмиц.
А как добывал Ваня тот лепесток – про то я в другой раз поведаю.
25.03.11