Иногда, знаете ли, интересно испытать что-то новое и неизведанно-экстремальное. В диапазоне от ядовитой японской рыбы фугу до аристократического конного спорта. Чтобы понять и прочувствовать, а также проникнуться. Особенно если обстоятельства способствуют. Нельзя сказать, чтобы эти самые обстоятельства мне так уж часто способствовали, но иногда случается.
Данный случай имел место, когда я в Вальдорфской школе вбивала в головы немецких детей основы английского и русского. А всякому труду, начиная от садового и кончая столярным, их обучал коллега Линдеман. Тем же способом, которым и его когда-то учили еще в ГДР: «Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас». Потому что никакого учительского образования у него не было, на самом деле он был крестьянин и держал небольшое хозяйство. Но в Вальдорфских школах, которые пришли на восток после того, как ГДР не стало, это самое высшее образование от учителей никто и не требует. Главное - чтобы возвышенные идеи разделяли и в коллектив вписывались.
И вот в один прекрасный день в порядке духовного единения с коллективом он устроил нам экскурсию на природу. Правда, исключительно в пределах личного хозяйства. Все оказалось миленько, но простенько: четверо замурзанных детишек, толстая супруга и заросший сорняками сад-огород с подсолнухами и мятой. А также огромная черная свинья с поросятками, курочки-уточки, и прочая живность. Ароматы, само собой, соответствующие и очень здоровые. Словом, сплошное благорастворение воздусей в чисто вальдорфском стиле.
Но гвоздем программы стала его кобыла серо-белой масти, которая по немецки называется "шиммель", то есть «плесень«. Эта самая кобыла была широкая как тахта, и такая же спокойная. Народ, включая меня, тут же закудахтал от восторга громче хозяйских кур. И принялся подлизываться к «звезде балета» и кормить ее яблоками и морковкой.
Видя такой восторг публики, коллега Линдеман любезно осведомился: не желает ли кто-нибудь покататься? Мол, с этой лошадью даже его пятилетний сын шутя управляется. Мои коллеги как-то замялись, а я решила, что самое время испытать, как чувствует себя английская аристократка и пригламуриться в меру возможностей. Тем более что проблемы залезть на эту самую Шиммель не было. У коллеги Линдемана имелась даже особая лесенка для этой цели.
С удобствами взойдя на широкую лошадиную спину, я обнаружила, что тахта и седло - все же две большие разницы. А заодно поняла, какие чувства испытывает курица на насесте. И ничуть не утешало, что высоко сижу и далеко гляжу. Скорее было как-то неуютно и в подкорке копошилась мысль о том, что чем выше заберешься, тем больнее падать.
Пока я размышляла на эту тему, коллега Линдеман быстренько объяснил, как и за что тянуть, чтобы у данного транспортного средства сработали поворот и тормоз. А потом провел нас с кобылой под уздцы пару кружочков по двору. И, сочтя, что этого вполне достаточно, отдал мне бразды правления. Я дернула за поводья, и Шиммель лениво потрусила в направлении ближайшего сарая.
Она шла так спокойно, что я успокоилась и слегка обнаглела. И даже в припадке нездоровой фантазии вообразила себя принцессой Камиллой на охоте и тремя мушкетерами сразу. Но, едва мы завернули за угол, потеряв из виду коллег и Линдемана, Шиммель встала, как как будто из нее вынули батарейку. И никакие судорожные дерганья поводьев на подлую скотину не действовали. Даже пинки ногой в бок не помогли - Шиммель, похоже, собиралась провести за этим углом весь остаток своей жизни. А слезать без этой самой лесенки с лошади я пока еще не умела.
Словом, пришлось мне из английской аристократки срочно переквалифицироваться в базарную торговку. И к чувствительным пинкам добавить основательную ругань. И это вроде бы сработало: Шиммель стронулась с места. И я было возликовала. Но напрасно я радовалась: кобыла дошла точно до навозной кучи, которую коллега Линдеман еще не успел вывезти на поля. И встала, очень выразительно кося на меня глазом: мол, кому не нравится, могут покинуть данное транспортное средство.
Ничего не оставалось, как громко заорать, призывая коллегу Линдемана на помощь. Он тут же прибежал, потрепал свою плесневую Шиммель по морде и, ведя нас под уздцы к той самой лесенке, утешил меня:
-Это у нее сегодня плохое настроение, наверное. Она же тоже женщина все-таки!
А Шиммель поглядывала на меня и на морде у нее было явно написано: "Радуйся, что я еще порядочная женщина! Другая могла бы тебя и вовсе в навоз сбросить!".