Ух, как мне надоел этот переезд. Туда-сюда, туда-сюда, унитаз привези (понятное дело – самая нужная вещь в доме), битую плитку сдай, Шухрату-грузчику водички не забудь – ну, хоть разорвись (между плиткой, унитазом и Шухратом - части, видимо, получатся неравные). А из библиотеки, что числится под замечательным номером 16, неутомимые, в отличие от меня, библиотекарши не устают долбить: «Сдай книжку да сдай книжку». Зачем-то необыкновенно срочно понадобился им томик Крапивина. Школьная программа, мол, детишки взахлёб читают…
Ага, эти-то и читают…. По-моему, они сейчас только гуглят и яндексят, почему Молчалин Пушкина убил и сколько у Печорина орденов за героизм было. Нужен им Владислав Петрович с его почти беззащитной наивностью (хотя я всё-таки надеюсь, что нужен). Ну, да ладно….
Долго ли, коротко ли, а всё же стучание работниц стеллажей и экспозиций было услышано - они могли ликовать и праздновать победу. Мне таки пришлось, сдавшись под яростным напором этих благообразных фурий, дотащиться до вышеозначенного учреждения.
Взял под мышку сборник фантастических рассказов (Крапивин всё-таки в некотором роде фантаст) – достойную, как мне показалось замену. И, уверенный в безпроблемности сделки с административной машиной, смело распахнул двери общественной читальни. Бойкая повелительница книжных полок и собраний сочинений всех авторов, азартно размахивая руками, увлечённо чихвостила очередного нерадивого читателя, живо расписывая, какие именно беды и несчастья падут на его бестолковую голову, если он наконец-то, спустя полгода, не принесёт взятые на 10 дней фолианты.
Как Вы думаете, принесёт? Кинется, побежит, расшибёт коленки….Ага, ага…
О-о-о-о-очень сомневаюсь... Хотя если бы он, как и я, мог видеть горящие священным огнём, словно при взятии Сталинграда, глаза этой почтенной старушки… Наверняка в её роду была ни одна ведьма, а проклятья, щедро сыпавшиеся на бедняжку-школяра, могли и действовать. В общем, знай всё это распекаемый абонент, он бы действительно кидался, бежал и расшибал все положенных в подобных случаях места.
И вот сижу я, погружённый в свои столь замечательные мысли, мечтающий о грядущих временах добросовестных читателей и бесконечно милых и уважаемых библиотекарей… Разнежился, пригретый весенним ярким солнышком, лучи которого пробивались через пыльное библиотечное окошко, развалился на стульчике, чуть слюну не пускаю, так мне хорошо.
И вот над самым ухом раздаётся не пойму что – то ли грохот боевых мавританских барабанов, то ли скрежет не смазывавшихся уже не первую тысячу лет тележных ободов.
Скорее всего, это была дикая, неподвластная нежному слуху читателя, знакомого с подобными звуками лишь по книжным страницам, смесь и того, и другого.
Так вот, над ухом громыхнуло: «Молодо-о-ой человек, а вы чего расселись? Тут вам не отдыхальня кака….»
«Всё, лафа кончилась», - кольнула меня безжалостная, но по всему видно, верная мысль.
«Вам чего надоть?», - не уставала наседать старушка, отпустившая из своих цепких лап свою телефонную жертву и принявшаяся за жертву новую, то бишь за меня.
«Я…я…мне бы…», - начал было лепетать я.
«Ну, ну!», - грозно подталкивала меня к пропасти старушенция, будто заранее предчувствуя болезненный результат падения с высоты моих наивных планов и получая от него некое садистское удовольствие.
«Мне бы книжечку поменять, я старую потерял, а найти не могу», - наконец отважился я. Ох, лучше бы я этого не говорил.
«Поте-е-е-ерял???», - миллионом слонов взревела бабулька. «Да как ты мог? Это единственный экземпляр, уникальная жемчужина наших фондов», - продолжал неистовствовать этот библиотечный оборотень.
Меня пробил липкий пот, начала трясти мелкая дрожь и лишь одна настойчивая спасительная мысль билась в голове, ударяясь о свод опустевшей черепной коробки: «Бежать, во что бы то ни стало бежать!». И я бежал, позорно бежал с этого поля брани, причём брани здесь можно понимать так, как пожелает читатель.
Только когда за спиной захлопнулась дверь внешне такого безобидного заведения и я прошлёпал по улице метров сто, мандраж стал понемногу отпускать, и лицо стало приобретать нормальный розоватый оттенок, сменивший серую гримасу ужаса.
Правда, иногда, в пасмурный осенний или зимний день, когда я иду куда-то по своим делам, кажется мне, что сзади мелькает знакомая тень, крадётся за мной, не отстаёт, прожигая спину беспощадным взглядом. А вечером, когда над горизонтом поднимается полная луна, я с дрожью думаю о видениях, ожидающих меня ночью. Я жду, что ко мне явится библиотечный ужас, завывающий: «Отдай Жемчужину! Верни Фолиант!»