Глава 1
Странное это чувство, когда трудовая книжка не в каком-нибудь отделе кадров, а в твоём кармане. И на какой срок она туда попала – неведомо. То есть работу с моим букетом специальностей найти можно. Но вот спешить как-то не хочется. Последние несколько лет практически без отпуска, даже усталость появилась, хотя чуть за тридцать – не возраст. И ведь не попросили – сам ушёл. Без шума, спокойно. Отдохнуть захотелось.
А ещё книга в голове крутится, что-то вроде исторической хроники. Года три уже. Но урывками писать не будешь, а при моей работе основательно за неё не сядешь. Даже если время выберешь вечерами, всё равно мозги враскоряку.
Думал, как пришла сия несколько странная в наше прагматичное время идея в голову, так и уйдет, изгнанная из столь уютного местечка будет вечными делами и заботами, кои с восьми до пяти с прихватыванием вечеров, а иногда и выходных так прочно свили там гнездо, что и в остальные часы просто никого не пустят – заклюют.
Ан, нет, она по капельке отвоёвывала в этой самой голове себе местечко и наконец заставила с собой считаться. Дела и заботы как-то тихо сникли и окончательно успокоились именно сегодня. Тем более что последние года полтора были весьма неплохи в смысле доходов, и подкожные запасы позволяют примерно полгода на эту тему особо не думать, да и потом ещё столько же пожить, так сказать, на вольных хлебах. Так что, видимо, действительно пришла пора творить и радоваться жизни.
С этой мыслью последний глоток весьма неплохого пива отправился по назначению. Вечер благополучно заканчивался.
Люблю я эти заброшенные гранитные лестницы на берегу, почти на стрелке Волги и Черёмухи. И не украдены! Травой да бурьяном заросли, не сразу и заметишь. Даже днём тихо и спокойно. А главное – достаточно чисто. То ли вода всё смывает, то ли Волгу больше стали уважать – не знаю. Но ни бутылок, ни осколков, ни чего ещё – нет. Разве что старые, с толстым слоем мазута. А может, культура пития на камнях появилась. Попили пивка, волною наслаждаясь,– и в пакет бутылочку-поилицу. Всё равно вверх подниматься, а там и урночку по дороге захочешь – найдёшь.
И ведь у каждого здесь своё дело есть. Помню, был немолодой мужичок, звали вроде бы Михал Николаичем. Как все нормальные люди, имел пятьдесят восьмую с тридцать восьмого по пятьдесят четвёртый. А на камнях стихи писал. Говорил, на берегу лучше получается.
Когда-то я на таких же почти камнях даже к экзамену готовился. С большим томом истории партии. На соседнем камне винцо потягивают, Михал Николаич новонаписанное читает, а я пытаюсь запомнить, когда какой съезд был, что там решили и прочая. Мужики заглядывали через плечо, посмеивались, предлагали всё это винцом заполировать. Предлагали, правда, не очень активно – вдруг на хвост им сяду. Но я тогда к винцу ещё довольно спокойно относился. Чего там – семнадцать лет, первый курс. Это уж потом со всеми перезнакомился. Но отличать вкус портвейна за рубль две от рубль семнадцати так и не научился. И где сейчас тот портвейн, и где та история партии, и где сама та партия?
На таких же почти камнях… Почему камни другие? Раньше – это под биржевым балконом, дикие, необработанные. Потом там появилась вполне себе красивая набережная, а всё лишнее под ней погребли. В том числе и мои камни, с которыми я почти сдружился, свидетели курсовых работ и парочки журнальных статей. Теперь погулять по набережной, на лавочку присесть – это можно. А вот для пива и тоски как-то стало неуютно.
Спустился первый раз, когда бульдозеры ушли – не то, пропал уют. А как совсем закончили, понял, что уют пропал окончательно. Нет, всё стало красиво, но – другое. Пошёл вниз по берегу, куда ещё гусеница бульдозера не ступала. Вот же они, камни, целая лестница! И ещё одна! Такой грубообработанный гранит. По нему, может, ещё прадед мой ходил лет сто с хвостом назад.
На берегу как-то хорошо думается. Мужики сначала удивлялись, потом рукой махнули, потом заинтересовались. Вроде как за своего приняли.
А как стал там своим, так и споры пошли. Я тогда городской историей начал интересоваться. У меня материалы архивные, а они всё пытались логикой человеческой, логикой… Интересно было.
Понемногу сюда все и перебрались. Вот только в темноте выбираться потруднее стало. До ближайшей нормальной лестницы по камням. Ногу бы не подвернуть.
Можно было, конечно, сразу наверх подняться и далее вдоль по тому месту, где была когда-то набережная, а сейчас всё заброшено. Но неинтересно. Да вдоль берега можно было и недоговорённое договорить.
Вдруг стало темно. Как-то быстро и как-то сразу. Я даже не понял. Оно, конечно, август, не июнь. Особо светло и не было, дело давно к ночи, но наверху пара фонарей у калашниковской мельницы хоть на что-то намекала. Перегорели, что ли? И как-то вдруг? И оба вместе? Поворачиваю голову влево вверх в сторону моста, где должна быть цепочка огней. Нет цепочки. И на всей Волге ни одного. Для полноты картины и Луна где-то за тучами. Это что – новый этап борьбы за экономию электроэнергии за счёт моих возможных переломов? Или какая-то супер-пупер авария?
Сразу представилось: я перед шефом при костылях. На жалость бью, значит. Ну нет, не дождётесь. Этого ещё не хватало. Впрочем, какой шеф, когда я уже полдня официально неработающий, хоть на биржу становись. Пойдем аккуратненько, аккуратненько… Не на биржу, конечно, она всё равно ночью закрыта – домой. Утра ждать здесь что-то не хочется. Да и прохладно становится без куртки.
Темно вверху, темно внизу, темно слева, темно справа. Волга плещет, это понятно. Так мне не плыть, а ногами как-то выбираться надо. Плыть было бы, наверное, легче. Да и был такой случай давненько уже на Клязьме, когда ночью пошли с приятелем купаться. Реки не знали совершенно, но не боялись, поскольку плавали вполне прилично. Поплыли вниз по течению. Спохватились, когда фонарь на причале стал подозрительно далёк. Повернули назад. Раза два упирались в кусты, коими берега заросли. Так что пешком по берегу было нереально. Тем более и плавки были по ночному варианту, то есть белая незагорелая полоска на соответствующем месте и ничего больше. Течение сносило слабо, выплыли довольно спокойно, но чувство было интересное. Чёрная вода, беззвёздное небо, и по бокам угадываются тёмные берега с нависшими кустами. Под ногами никакой опоры, и абсолютно ничто тебя не связывает с цивилизацией. Только какие-то мысли в голове.
Мыслей и сейчас хватает. Камни под ногами. Одет. А выбираться всё-таки надо. Что ж, пойдём на ощупь.
Со стороны, наверное, это интересно выглядит. Не то чтобы на четвереньках, но чуть ли не каждый камень приходится ощупывать. А ещё остатки свай столетней древности. Попытался было прямо идти, так нога между камнями задержалась – и как только не вывихнул? Так и передвигаюсь. Ладно хоть без зрителей. А и были бы, так ничего не видно.
Сколько минут, сколько метров – понятия не имею. И смех и грех. Не в горах где-нибудь – там я отродясь не бывал, в кино только видел. На берегу, где вроде бы всё давно знаю. Чуть ли не посреди достаточно большого города, в пяти минутах от цивилизации – и на тебе! Хоть до утра здесь сиди, пока светать начнёт. Нет, идти надо. И спать что-то хочется.
Чуть ли не на каждом шагу доски какие-то под ногами полугнилые, вроде мостков. Да ещё, наверное, с гвоздями. И откуда? Их же явно не было. Сюда шёл – не было. А-а, волной принесло. Но опять-таки откуда? На речном вокзале солидная аппарель. По дороге к нему местная и ещё какая-то служебная пристань. Выше нас только плотины, шлюзы да водохранилище. И никаких маленьких пристанюшек давно нет. И вообще, давно уже должен идти по новенькому асфальту вдоль крепкой решётки. И даже под мостом.
Чертыхнулся, ползу дальше. И где эта треклятая набережная? Кажется, ничего милее её сейчас нет.
Опять какие-то мостки, уже поновее. Ведут к реке. Куда? Ничего не понимаю. Попробую пойти, может, хоть там пойму, где я. Да и точка какая-то светится. Может, мобильник в чьих руках?
Мобильник! Забыл совсем, давно бы помощь мог попросить! Вызвонить пару приятелей. Сидят, небось, в какой-нибудь забегаловке, кофеёк потягивают за мелким трёпом. Именно кофеёк. Пиво – это дома или здесь, на камнях. Придут быстро, тот же мобильник маячком послужит – и всё путём!
Так. Друзья. Группа у меня такая забита. Пойдём по порядку. Борик. Молчание. Оператор будто умер. Ни вне зоны доступа, ни того же самого по-английски. Ладно. Пойдём дальше. Джек. Эффект тот же. Михаил Степанович, Семён, Фома – подряд по алфавиту. С тем же успехом. Стало быть, это я вне зоны. Но тогда должен пройти сразу сигнал отбоя, а и его нет! Совсем интересно.
Ладно. Пойду по мосткам. Есть же там кто-нибудь.
Иду осторожно. Под ногами вроде бы прочно. Перил не видно, да и есть ли они? Искать их просто боязно, поскольку падать с мостков у каменистого берега и врагу не пожелаю.
Так, свет уже близко. О Господи, свечка в фонаре! Это ещё что такое??
Впрочем, свечка-то как раз понятна. Ежели свет везде отрубили, так и здесь тоже. Кто-то и подсуетился сразу. Зажёг. Свечи я в магазинах видел.
Стоп. А фонарь-то под свечку откуда взялся? Настоящий свечной фонарь. Да и пристань какая-то не такая, на единственный наш городской дебаркадер не похожая.
Хм… Бутылка пива, обычная, даже не полторашка, не повод для потери адекватности. Интересно.
Ступаю на дебаркадер, нахожу какую-то дверь. Закрыто изнутри. Стучу. Тихо. Понятно, нормальные люди дома спят. Стучу громче. Так, на всякий случай.
Пробудился хрипловатый голос.
– Кого там ещё несёт? Ванька, ты что ли?
– Нет, – отвечаю, – не Ванька.
– А раз не Ванька, так пошёл вон!
– Я этого и хочу, да вот темно, на берег не могу выбраться. Лестницу у биржи никак не найду.
– Да их там две, слева да справа! И ни одной не нашёл! Эк нажрался! Ишь, разгулялся ночью! Иди низом до перевоза.
– А можно я у вас до утра подожду, пока светать не начнёт?
– А почём я знаю, кто ты есть? Может, жулик какой? Мало вас здесь всяких шляется! Как сюда попал, так и выбирайся.
– Ну хоть позвонить от вас можно?
– Это как позвонить? У меня здесь чай не церковь. Иди на колокольню, если звонарь пустит. Так ведь сейчас не пасха, да и ночью кто ж звонит?
Ладно. Недобрый ты, дядя. А может, настроение тебе испортили, что без света оставили. Так бы у телевизора дежурство скучал, а тут дремлешь от безделья. Да и насчёт позвонить с колокольни шутка не больно умная.
Что ж, будем выбираться самостоятельно.
Стоп. До какого такого перевоза? Его уже почти полвека нет, как мост построили. И пассажирского нет, и грузового. Или шкипер по привычке так сказал? Сколько же ему лет, если привычка такая осталась? Голос вроде не дряхлый. Да и там, где этот самый перевоз был, давно асфальт и ровная набережная. Хоть у всего города спроси – вспомнит ли кто?
Сам-то я знаю, где перевозы были, только потому, что когда-то достаточно плотно городской историей начал интересоваться. Планы сравнивал. Где чей дом был, какую улицу кто, когда и как переименовал. Ну и прочее такое. Пассажирская переправа была в створе Стоялой, прямо под Никольской часовней, на Купеческом спуске, от неё и следов не осталось. А грузовая на квартал выше, на неё прямо с Угличской, которая потом поумнела и стала Ломоносова, выезжали. Новая набережная дотуда ещё не дошла, вся и цивилизация на нынешнем спуске, который не-знаю-как-назывался, представлена остатками много лет назад кинутого асфальта, потому там и сейчас можно ногами пощупать вылезающую из-под этой цивилизации самую настоящую каменку.
Чисто механически сую руку в карман. Мобильник. Кстати, сколько уже натикало? Ого, начало третьего. Так что если бы и была сеть, всё равно народ десятые сны смотрит и ночной звонок посчитал бы дежурным пьяным трёпом от скуки. Сегодня уже двадцать первое августа. Стало быть, я четвёртый час блуждаю? Ничего себе, здесь же всего метров триста.
Вдруг цифры на экране начинают мигать. Исчезает год, потом месяц, потом дата. Часы и минуты пока держатся. Начинает блёкнуть картинка, с которой пока ещё улыбается любимая собака Джека. И улыбка её, растворяясь, делается всё более загадочной.
Экран гаснет. Странно, только вчера днём зарядил. И без предупреждения – мол, батарея разряжена. Заряди меня, хозяин, есть хочу.
Глаза к свечке привыкают, кое-что вроде бы различаю. Над дверью что-то белеет. Читаю. «Шкиперъ». Старомодная эмалированная табличка. Кино, что ли, снимать собрались? Понятно. Но ведь ещё вечером никакой такой пристани не было! Не было, и всё тут! И когда успели пригнать?
Поворачиваю на мостки и иду к берегу. Жалко ему пустить было! И что у него там украсть можно? Две лестницы у биржи! Это откуда две! Одна, со стороны моста, я её с детства помню! А с другой, между биржами, нет ничего, землёй давно завалена.
Загадка на загадке! Судя по всему, я давно уже должен идти по набережной, если перевоз (бывший!) рядом. А её нет как нет.
Опять на берегу. Камни вроде поровнее. Похоже на каменку. Не остатки ли грузовой переправы? Иду вверх. Улица. Асфальта нет. Как и не было. Или ремонт какой? Угадываются дома. Ладно, разберёмся.
Поворачиваю влево. Так, решётка набережной на месте. Уже легче. Тротуар какой-то корявый. Может, ремонтируют? Последнее время старым городом вроде бы начали заниматься. Слева на фоне беззвёздного неба угадывается что-то не очень высокое. Здесь ничего кроме Никольской часовни, давно спрятанной в милицейскую коробку, быть не может. Она и есть.
Настроение поднялось. Сейчас выйду к собору, поймаю такси, и всё закончится. А на будущее – не засиживаться на камнях. Кто его знает, что ещё энергетики придумают на ночь. И только ли энергетики?
Прохожу Купеческий спуск на Стоялой. Опять решётка с гранитными столбами. Какие-то сараи, будки (откуда взялись?). Колоннада Лоцманской биржи. Её даже видно, потому как белая. Иду мимо колонн. Тротуара там нет, просто песок насыпан, поскольку биржу много лет реставрируют и только недавно сняли леса. Посредине между биржами должна быть дурацкого голубого цвета трансформаторная будка. Совершенно никакая коробка, хоть бы фасады как-нибудь облагородили. Сейчас вдоль стены Новой биржи – и всё. Считаю шаги. Их должно быть тридцать девять. Моих шагов. Не тридцать восемь и не сорок. Не размашистых и не робких. Обычных. Когда-то ни с того ни с сего захотелось некоторые небольшие городские расстояния вымерить шагами. Вроде бы Достоевский чем-то подобным в Питере занимался, когда романы свои писал.
Отвлёкся на счёт, даже будку не заметил. Тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять. Не глядя, протягиваю руку. Рука ловит воздух. Поднимаю глаза. Нет биржи. Просто нет. Пропала биржа со всем её гранитом и облицовкой внизу, с шатрами и башенками наверху. Как и не было её.
Вот-те-нате-опаньки! Следующее слово явно напрашивается быть непечатным, поэтому благоразумно не реализуется даже в мыслях. Как и все нормальные люди, лексику эту я, конечно, знаю, но совершенно нормально обхожусь без неё.
Может, и Лоцманской нет, так, привиделись её белые колонны? Поворачиваю назад, шагов, понятное дело, не считаю, почти бегу. По дороге замечаю, что нет дурацкой будки. Останавливаюсь. Лоцманская вроде бы на месте. Осторожно трогаю белую стену правой рукой, затем левой. Твёрдо. Перехожу к крайней колонне. Вроде настоящая, но для пущей уверенности бью по ней ладонью, потом иду по всему фасаду и проверяю каждую. Стоит родимая, как вчера стояла. Небольшое, но утешение.
Ну и оптимист же ты, братец, насчёт всё закончится. Биржа-то новая где со всеми её музейными коллекциями? Это вам не дебаркадер под покровом ночи пригнать для съёмок. Тут что-то посерьёзнее. Помутнение сознания исключим. Всё-таки я рассуждаю. Биржу снесли, пока я на берегу сидел да по камням пробирался,– это чушь полная. Даже если какому идиоту это в тупую голову придёт, как в своё время со шретеровским театром, даже если это ещё более тупые головы согласуют, даже если народ, который просто не может быть тупее самого завалящего чиновника, поскольку уже не первое столетие ищет и обычно находит способ обойти любое чиновное решение или хотя бы минимизировать его последствия для себя, пробезмолвствует – и то время нужно, и время немалое. Коротких ночных часов просто не хватит. А ещё – шум. И в буквальном, и в переносном смысле. Впрочем, это, конечно, не чушь, а просто намеренно нелепая фантазия. Бывает. Стало быть, биржа ЕЩЁ не построена. Тогда я в девятнадцатом веке или в самом начале двадцатого.
Или её УЖЕ нет? Простояла веков пять-шесть и была разобрана по дряхлости. Но это совсем полный бред. Часовня есть, Лоцманская биржа на месте, какой-то древний дебаркадер на плаву, свечка в фонаре – а большого и крепкого здания, украшения всей набережной нет? Когда в своё время сносили храмы – хоть какая-то логика была, но эта версия даже на чушь не тянет. Отметаем, так сказать, по определению и готовимся к встрече с предками на этом свете.
Стоп. Что-то слишком легко и просто получается. Рип-ван-Винкль при дворе короля Артура в машине времени назад в будущее в одном флаконе. Начитался-насмотрелся всякого такого. Эдак и свихнуться недолго. Ладно, скоро светать начнёт. Разберёмся.