Глава17, Благовещенье, из повести Ясным днём, 2ч

Александр Мишутин
 
    ( все даты в тексте – по старому стилю )

  Благовещенье подошло ослепительно солнечным и сухим, как и в прошлом году.             И точно так же – за две недели до Пасхи. И вот это… не то, чтобы нехорошо, но…
неправильно. Не должно так всё совпадать в природе. Опять же весна -  и тоже ранняя, как и в прошлом году. Что-то  -  не так. А ведь когда-то начнутся несовпадения. Когда? Какие? Неясность, непонятность больше всего и пугают. Не знаешь к чему готовиться.

  Неопределённость тревожила и отравляла благостное ожидание праздников: дети больше получали подзатыльников, а взрослые больше бранились. Чтобы защититься от непонятной грядущей беды, к встрече с нею стали готовиться. На всякий случай. Наугад. Ну, когда это было, чтобы у реки ставили «городовых»? А на этот раз «обчество» решило: «не пущать ребятёнков к реке». Всех. Потому и поставили дозорных по гребню кручи и на спусках к Алайке. Дозорные дежурили с утра до вечера, меняя друг друга. У всех во дворах горячая пора, но с «дозиранием» согласились все, а потому в дозорах было много женщин.

  А ещё «обчество» попросило охотников попугать волков. Уж если и не устраивать на них облаву, то хотя бы попугать: пострелять по вечерам и ночью в воздух. Просили охотников за ради бога и детей. Охотники притащили с охоты пару молодых и одного матёрого волка. И продолжали стрелять по ночам, стращая чертей и всякую лихомань.

  А на Благовещенье, 25 марта, под звон церковных колоколов собралось на алаевской круче всё свободное население Крутоярова. А так как в этот день все работы запрещены, то людей собралось много: как же – сейчас птиц начнут выпускать на волю. Это всегда – трогательно и красиво.

  Как получилось – неведомо: по какому-то наитию птиц стали выпускать почти одновременно. ( А может – действительно по чьему-то сигналу) Детвора свистела, кричала, махала руками! Все следили за полётом птиц и за этим шумом и гамом не сразу заметили, как река сошла… с устоев, двинулась – будто из-под телеги камень вытащили на спуске.

  От самого Горячего ключа двинулось ледяное стадо в узкие ворота Лугового брода. Льдины, толкаясь, налезая друг на друга, с шипеньем и глухим ропотом выползали на берега и застывали там бессильно. Затор рос, поднимался и уплотнялся, сдерживая воду. Вода в реке поднималась и поднималась. Давно скрылись бабьи мостки и Белый берег всё больше становился похожим на остров. Отдельные льдины из-за Горячего ключа,                с верхнего течения, неслись по чистой воде, как с горки; с пугающей скоростью и грохотом разбивались о затор, уплотняя, трамбуя его до монолита.

  И вот узкое горло Горячего ключа выплюнуло дверь – то ли от сарая, то ли от овина.
А на дверях – петух и три курицы. Плот благополучно достиг Серебряного омута и застыл там, замер. Будто нечистая сила остановила – льдины ведь проскакивали омут, ничего.
А тут – куры, живность. Мимо несётся сумасшедший поток, а плот – стоит на месте.

  И вдруг какая-то бешенная льдина налетает на дверь с курами и выбивает её как казанок на льду. Дверь – будто метнули: она в щепки разбивается о льдины. Одна курица погибает, а другая оказывается в воде. Петух, помогая себе крыльями, взбирается на верхнюю льдину затора и сдуру кукарекает: знай наших!
  - Привет из Берёзовки!
  - А говорят: курица – не птица. А – выпустили!
  Зеваки довольны зрелищем, хохочут.

   А зрелище было великолепным! Потрясающим и пугающим своей необузданной мощью и дикостью. К полудню вода пошла поверх Белого берега!
  Старожилы не помнят такого ледохода.
  К вечеру вода стала спадать; затор понемногу разрушался и к ночи установилось некое равновесие: вода больше не поднималась.
    Люди не расходились. Обсуждали событие.
  - Вот оно: несовпадение с прошлым годом.
  - Да, никогда такого не было.
  - А теперь – есть.
  - Год високосный…
  - Может быть гадюк смыло с Белого берега.
  - Это – да. Это очень даже…
  - А вот гончары, эх…
  - Это – да. Это даже очень…

  О гончарах рассказал на следующий день Емеля. Он теперь каждый день приходил на работу к Погореловым. На два коня инвентаря больше надо. Вот они с Гаврилой чинили, да делали его, инвентарь.
  - Трёх хозяев затопило. Поплыли горшки инвентарь и, самое главное, свинец.
  - А глина? – спрашивает Гаврила.
  - Да что с ней станется: глина же. А вот свинец…

  Свинец нужен гончарам для «глазирования» изделий. Чтобы делать непромокаемые, «поливные» горшки и макИтры, нужна окись свинца, порошок, а если нет свинца, то не будет и порошка. А без порошка – нет «поливного» горшка.

  - Что они теперь, гончары?
  -  Что… Теперь – нужда, как узда. Хоть Лазаря пой…

   Через два дня вода спала, к Лазаревой субботе, Алайка вошла в берега и все в Крутоярове успокоились, занялись предпахотными заботами. Гаврила за ремонтом бороны (ставит ей новые зубья взамен поломанных) разговаривает с Емелькой.
  - На Аксинью какая погода была?
  - Не помню, - отвечает Емелька.
  Гаврила помнит, но ему интересен ответ Емели.
  - Мы же стренулись с тобой днём ранее. На дороге, помнишь?
  - А-а! – вспоминает Емеля. – Вёдро было.
  - И на Аксинью так же. А весна идёт по Аксинье: тёплая и светлая. А на Макарку?
  - Не помню.
  - Тоже ясно. Вот и весна красная.
  - А снег-то ещё на Алексея сошёл. Сушит уже.
  - Да-а… Дожжика надо.
  - Грач угнездился, - говорит Емеля. Он ходит мимо леса, видит. – Сеять через три недели можно.
  - Можно-то, можно. Може можно и ранее. Да вот дожжа надо. Да и земля не поспела.

  Нравился Гавриле батрак: не назойливый, не болтун, хотя за словом в карман не полезет-остёр бывает на язык. Работящий, самое главное, и рукастый: всё может делать.
  И, кажется, внимательный и душевный.
  Вот принёс сегодня синих-пресиних подснежников. Первых. Они – аж смеются: здрасьте вам!
  - Вот, первоцвет, Аграфена Матвеевна! Примите.
  Прямо, как городской. Барин! «Примите!» А в холстинке – ещё и просурЕнки
  - А это – ребятишкам.
  - Такое лакомство и Дарье понравится.
 
  ПросурЕнки – это тоже первоцвет: пять бледносиних лепесточков с двумя синими полосочками. Цветки – крупные с мохнатенькой ножкой. Но главное в просуренках не цвет, а корень. Маленький клубень, цибулька величиной с лесной орех. Вот она- и есть ценность. Она – сладкая. И первая «зелёная» еда весны.
  Ай, да Емеля!

  А на следующий день, в вербное воскресение, пошёл дождь. Первый весенний. Как по заказу.
  А может – и есть по заказу?

 Время несовпадений.

  Время – благой вести.