Боливийцы.
Если вы хоть раз гуляли по Старому Арбату, периода его расцвета, то среди толп хиппов, панков и металлистов не могли не заметить группу невысоких смуглых музыкантов с ястреби-ными носами. Они носили яркие пончо, играли на невиданных инструментах и пели песни на неизвестном гортанном языке. Вокруг них всегда плотным кольцом стоял народ. “Как же их за-несло сюда!”— думала я, наблюдая, как какой-нибудь подгулявший прохожий, пытается исполнить “Барыньку” под их латиноамериканские ритмы. Прошло несколько лет, и ребята стали появляться на улице все реже, а затем совсем исчезли. “Уехали, или поубивали” — думала я, пока Андрей Горбатов — известный в столице продюсер этнических ансамблей, не предложил мне встретиться с группой “Ликор” из Боливии. Да, это были те самые ребята, только более сытые и важные. На Арбате они уже не играли, а статус “уличных” музыкантов давно сменили на более достойный — “ресторанных”. Или даже КОРПОРАТИВНЫХ!
— Андрей, откуда в Москве появился боливийский коллектив?
Андрей Горбатов — Когда в 91-м году открылись границы, В Россию, среди прочего народа, хлынуло множество африканцев и латиноамериканцев. Вместе с “иностранскими” шмотками и де-фицитным ширпотребом они несли свою культуру. Некоторые из музыкально одаренных, создавали свои ансамбли. В это же время в Москве стала бурно развиваться клубная культура, поя-вилось много латинских клубов, таверн и кантин в которых играли живую латиноамериканскую музыку. Со временем кто-то из музыкантов уехал, а кто-то женился на русских и остался. Се-годня на всю огромную Москву всего 15 латинских этнических коллективов, из них профессионально играющих “латино” только 5 или 6. Группа “Ликор” одна из них. Анибал Мунико Нуньес — настоящий потомок горных индейцев, приехал из Перу. Хосе Луис Васкес и Слимер Вака Гусман — из Боливии. А вообще полный состав группы 8 человек.
— Анибал, ты из первого, “арбатского” состава группы, на родине тоже зарабатывал игрой?
Анибал — В Перу я играл мало и только для себя, а в Россию приехал учиться математике в институте “Патриса Лумумбы”. В Лумумбе некоторые студенты из разных стран Латинской Америки создавали свои группы и во время праздников (например, 1 мая) выступали в актовом зале. Естественно, бесплатно. В 94-м году мы решили немного подзаработать и попробовать играть на Арбате. Первое время наши выступления собирали огромные толпы. Денег кидали много, и можно было во-обще не уметь играть. После 96-ого года народу стало поменьше. К нам уже привыкли и не считали экзотикой. К тому же на Арбате появились скины, и чтобы хоть как-то от них защититься, приходилось делиться заработком с милицией. В прошлом году мы выходили на улицу всего 2 раза. Хотя сейчас у нас есть документ, разрешающий играть, на такси приходится тратить больше, чем зарабатываем. Кроме того, на улице часто случаются неприятности. Однажды, пока мы собирали инструменты, цыгане утащили полную сумку денег — весь наш дневной заработок.
— На вас часто нападают?
Хосе — Можно сказать, что каждый день. Подходит на улице толпа из 10 —15 человек и требует денег. Я всегда отдаю все, что у меня есть, а иначе начнут избивать. Этим парням не докажешь, что я музыкант и зарабатываю на жизнь с большим трудом.
Анибал — Несколько лет назад с сотрясением мозга я попал в больницу. Это не были скины, обыкновенные хулиганы. Они подошли и стали просить денег, но у меня ничего не было. Тогда меня ударили сзади по голове, я упал и потерял сознание. А очнулся уже в больнице. Удар был такой сильный, что врачи еле вернули меня к жизни, и я 3 недели провалялся на больнич-ной койке. Мне было очень плохо — я перестал учиться, взял академический отпуск. Сначала хотел уехать, но потом подумал, что плохие люди есть повсюду, даже у нас. И остался. А однажды вечером мы ехали в автобусе, куда вошла толпа футбольных фанатов. Их было человек 20, а нас только трое. Мы хотели выйти, стали стучать в двери, но водитель специально их заблокировал и увеличил скорость. Парни решили, что мы кавказцы или вьетнамцы и хотели избить, но, узнав, что мы из Латинской Америки, не тронули. Только 3-е фанатов никак не могли успокоиться и предлагали отрезать нам головы.
— А милиция вас защищает?
Андрей — Ей на глаза лучше не попадаться. Взаимоотношения с ментами — больная тема для всех этнических меньшинств. Однажды я устроил своим ребятам выступления в Твери и ждал их на вокзале. Контракт был подписан, деньги выплачены вперед, поезд вот-вот отойдет, а 4-х основных музыкантов все нет. Я в ужасе — если ребята не появятся, мне придется выплатить гигантскую неустойку, практически возместить стоимость концерта. Тут вижу, бежит Анибал с инструментом под мышкой, забрасывает в вагон реквизит и на ходу заскакивает. За ним появляются остальные музыканты. Причина традиционна. Стоит милиции увидеть “нерусского”, обязательно остановит и спросит документы (так же задерживали моих негров). И если есть хоть какая-нибудь возможность, обязательно отведут в участок и, не спеша, начнут разбираться. Ментам наплевать, что музыкантам предстоят важные гастроли, на руках имеются билеты и можно опоздать на поезд.
— С бандитами случаются разборки?
Андрей — Их сложно отличить от ментов. В мае 2000 года я задумал проект “Внуки Че Гевары”, в котором участвовало 2 латина и 4 русских музыканта. С концертами мы должны были выступить в Молдавии и на Украине, но после того, как я отдал 150 баксов за молдавские визы, Украина отказала иностранцам во въезде. Я позвонил в “Черный слон” — самый престижный клуб Кишинева и сказал, что мы сможем приехать только усеченным составом. Молдаване ответили, что проблем нет. К нашему приезду по Кишиневу были развешены афиши и плакаты, а по местному телевидению крутилась реклама. Но первый концерт (в соседним со “Слоном” ДК) нам отменили без объяснений. Мы вернулись на съемную квартиру и стали ждать следующего вечера, чтобы выступать в клубе. Но и на следующий день группу на сцену не выпустили. Когда я зашел за объяснениями в кабинет директора, туда ворвались 2 быковатых бандита. Один из них был в ментовской форме. Директор мне говорит — “Либо ты нам сейчас отдаешь 5 тысяч баксов за то, что впарил туфту. Либо мы поедем на квартиру, где будем с тобой физически работать.” Я пытался оправдаться, объяснял, что приехавшие русские музыканты играют латинскую музыку не хуже “истинных” латиносов, но мне недвусмысленно объяснили — “В Москве тебя зацепить сложней. Звони домой, пусть бабки присылают”. Наконец, после долгих разговоров цена моей головы опустилась до 2-х тысяч баксов. Делать было нечего, тем более, что с бандитами сотрудничали местные органы — мент обещал сгноить меня в обезьяннике. Вместе с 2 жлобами я пошел к единственному в Молдавии банкомату, и снял все, что было в наличие, (около 1700 долларов). Мне быстренько всучили билет на само
лет и, как был, без вещей закинули в машину. А ребят, которые все это время сидели в неведении, отправили позже поездом.
— И часто приходится так попадать?
Андрей — Так же часто, как ребята нарываются на скинов. Последнее время я стал требовать предоплату, и теперь спокоен — ребята работают, а деньги уже у меня. Но вообще кидают постоянно, причем очень многих, в том числе и попсу. Другое дело, что у попсы крепкие крыши. Попробуй обидеть ту же Алену Апину или Киркорова — приедет бригада на джипах и всех замочит. Накостылять молдаванам я бы не смог, у меня нет таких денег. Этнические группы недорогие, гонорары на несколько порядков ниже, чем у попсы и для серьезных бандитов просто смешные. Поэтому единственная "крыша" у моих музыкантов, это я. Хотя, конечно, мы не бедствуем. В среднем за удачный концерт музыкант получает около 100 долларов, а обычная “клубная” цена коллектива 300 — 400 баксов на всех.
Анибал — Однажды мы играли на банкете, и после 2-х часового концерта заказчик отказался заплатить. Он сказал, что денег у него нет, попробует попросить у друга. А его приятель и вовсе не стал с нами разговаривать, заявил, что мы выступили так плохо, что сами должны отдать деньги. И теперь, отыграв полчаса, я выясняю, нравится ли наше выступление, и станут ли с нами расплачиваться.
Андрей — Типичный бандитско-банкетный вариант, очень неприятный но, к сожалению нередкий. В клубах кидают меньше, только в самых гадюшных.
— А бывает наоборот — какой-нибудь почитатель расчувствуется и отстегнет пару тысчонок долларов?
Андрей — Иностранцы не бросаются деньгами. “Парнас” — явление чисто русское, его зачинатели — русские купцы, сорившие золотом в цыганских таборах. Но и сегодня “новый русский” может щедро наградить.
Анибал — Когда мы начинали играть на Арбате, один прохожий кавказец бросил нам толстую пачку сторублевых купюр — тогда это было целое состояние. Деньги засыпали весь асфальт, но нам практически ничего не досталось — в то время, пока мы доигрывали мелодию, публика собрала все бумажки. А один раз в ресторане “Дон Педро” подгулявшие промышленники стали бросать в нас стодолларовыми банкнотами. Мы насчи-тали несколько тысяч долларов.
— Откуда такая популярность у латинских ресторанов?
Андрей — Экзотично и стильно. Сегодня латино в моде, и это сразу почувствовали продюсеры — в смеси востока с ла-тино был сделан знаменитый “Шокодам” Таркана, следом Киркоров выпустил латинский диск. Конечно, тинэйджеры или бан-диты латино не слушают. В основном в латинские рестораны приходят люди творческие, среди которых много известных людей. К примеру, Макаревич. Есть перуанские, чилийские и бо-ливийские рестораны, каждый со своей кухней. Сам я предпочи-таю японскую кухню — у латино все переперчено, на утро после ужина болят голова и живот. Из крепких напитков в чилийских ресторанах подают прообраз текилы “писко”. А в боливийских кукурузную водку “чичан”, которую закусывают сухой картош-кой со специями. Чичан вещь опасная. Она сладкая, как лимонад и легко пьется, но уже после первого стакана валит с ног. В мексиканский клуб “Ла Кантино” пробиться невозможно — у стойки настоящее столпотворение, и иногда, заказанную текилу приходится ждать по полчаса.
— А грибы галлюциногенные не подают?
Анибал — В Москве нет, а у нас в Перу все крестьянские дети вместо конфет жуют листья коки. Они дают силу и энер-гию.
Андрей — Я не разу не видел, чтобы мои музыканты употребляли наркотики. Бич в другом — они постоянно опазды-вают. Эти люди живут в другом измерении. Назначаешь им встречу на одно время, а они приходят на полтора часа позже.
— Меня всегда удивляли ваши инструменты — связанные друг с другом тростниковые дудочки, крохотные гитарки и ка-кие-то круглые пузатые балалайки.
Андрей — Этот удивительный инструмент называется “черанга”, своего рода андская (от слова Анды) мандолина. Для ее изготовления ловят и забивают живого броненосца, срезают у него панцирь, тщательно вычищают и сушат. Кстати, внутрен-ности не выбрасывают, а готовят и съедают. На панцирь накла-дывается деревянная досочка, крепится гриф и натягиваются струны. По индейским поверьям, душа броненосца (индейцы его очень чтут), переходит в инструмент. 10 тростниковых флейт, связанных лианой, называют “тампонис”. Есть отдельные флейты, например длинная, вырезанная из дерева “кена”, бара-баны “понги”, бубны, колокольчики и варианты классической гитары.
— Для русских девушек вы мужчины экзотичные, к вам часто клеятся?
Хосе — Постоянно. Когда мы играем в клубах, краси-вые, обеспеченные женщины передают записки с номерами те-лефонов, просят позвонить. Сейчас я женат и оставляю их без внимания, но раньше, случалось, откликался на приглашения. Однажды я оказался в гостях у роскошной 35-летней женщины, которая сразу спросила, сколько я буду ей стоить. Я назвал сум-му в 500 баксов и она, не торгуясь, мне их отсчитала. Мы прове-ли ночь, дама была в восторге и предложила повторить свида-ние, но я не согласился. Часто, когда мы играем в ресторанах, подходят дамочки и приглашают потанцевать. Я всегда отвечаю, что не танцую бесплатно, и мне дают по 100 долларов за каждый танец.
— Чем это вы их так приворожили?
Анибал — Мы хорошие любовники, горячие мачо, и кроме того, умеем ухаживать. Например, со своей невестой я по-знакомился прямо во время игры на Арбате.
Слимер — А я со своей женой — в библиотеке. Это была любовь с первого взгляда и сейчас у нас уже двое детей. Жена настолько меня любит, что сама стала похожа на боливийку — красит волосы в черный цвет, носит темные контактные линзы и мажет кожу кремом для загара.
Молостнова Дарья
4 ноября 2001 года