Напиши мне смс... Глава 2

   
    Сонная тишина разлетелась вдребезги от бодрого, жизнеутверждающего звона.
     - Нет, может и в самом деле купить тот забавный антистрессовый будильник, над которым они с Наташкой не раз потешались во время своих прогулок по магазинам? Вот как зашвырнула бы его сейчас в стену… Вставать бы, конечно, все равно пришлось, но на душе стало бы приятнее. Хотя… - Марина сладко потянулась и прислушалась к себе – настроение с утра было замечательное. И кто это сказал, что жизнь похожа на зебру, причем единственная светлая полоса в ней, это рулон туалетной бумаги?? Вот уж глупости!         Напевая, Марина отправилась в душ, затем легко и быстро создала себе на голове нечто потрясающее в своей кажущейся небрежности и простоте, но на самом деле являющееся вершиной женского мастерства. Затем несколько легких прикосновений пуховки, кисточек и карандашей, помада, завершающий взгляд в зеркало – «Я такая Лапочка, я такая Цаца! На меня, красавицу, не налюбоваться!» Эту песенку всегда напевает Наташка, глядя на свое отражение, она и Марину заставляет, но настроение петь ее у Марины бывает далеко не всегда, а точнее очень и очень редко. Ну какая она красавица? Обычная, как все. Но ту, которая взглянула на нее из зазеркалья сегодня, по-другому и назвать то было грех, вот песенка как-то сама собой и пропелась:
   Я себя, любимую, холю и лелею!
   Ах, какие плечики! Ах, какая шея!
   Талия осиная, бархатная кожа –
   С каждым днем красивее, с каждым днем моложе!
   Зубки как жемчужинки – с каждым днем прочнее!
   Ножки – загляденье – с каждым днем стройнее!
   Волосы шикарные – вам и не мечталось!
   На троих готовили – мне одной досталось!
    Случайный взгляд, упавший на часы, заставил Марину испуганно охнуть и пулей рвануть в детскую.
     - Антонио-о-о! Вставайте, граф, Вас ждут великие дела! - Несмотря на недовольное бурчание, что, дескать, его опять лишили его законных пяти минуточек, которые он мог бы еще подремать, Марина стащила с сына теплое одеяло, а затем попыталась стащить с дивана и его самого. Фокус, конечно, не удался, ибо Антошка, хоть и не догнал ее пока по росту, но очень к этому стремился. Услышав его тихое довольное хихиканье, она строго-настрого велела немедленно отправляться в ванную, а сама помчалась на кухню. Выслушав за завтраком рассуждения о том, что графам раньше жилось не в пример лучше – в школу ходить не надо, да и вообще вставать спозаранку необязательно, и, согласившись, что жилось им и вправду здорово – ни телефонов мобильных, ни компьютера с телевизором, Марина чмокнула озадаченного такой трактовкой исторических фактов сына и, пожелав ему удачи в нелегких школьных делах, выбежала из дома. Сегодня ей никак нельзя было опаздывать – на утренней оперативке коллективу должны были представлять нового начальника информационно-технического отдела, короче бога всех компьютерщиков фирмы. А с богами нужно дружить, так ведь? Именно к этому выводу пришли они вчера с Наташкой, тем более, что в их группе нужно было срочно менять два системника.

    Марина рисовала в блокноте, ожидая начала оперативки, когда услышала тихое восхищенное «Ничего себе! Ты глянь, Маришка!» Сидящая рядом с ней начальница отдела по управлению персоналом, а в просторечии кадровичка, незаметно толкнула ее локтем, и Марина подняла глаза. В дверях, оживленно разговаривая, стояли двое мужчин. Одним из них был Сан Саныч, директор их фирмы, а вот другим… Другой казался сошедшим с картинки Cosmo и других, подобных ему глянцевых журналов, над которыми они с Наташкой всегда посмеивались, но все-таки пролистывали из извечного женского любопытства. «Сто способов женить на себе олигарха!», «Как заставить его носить тебя на руках?»… Такие статьи всегда были для них неиссякаемым источником шуточек. Но кроме статей в этих журналах всегда была куча рекламы, на страницах которой жили какой-то своей жизнью изнеженные, утонченные или броские роковые красавицы и мужественные, стильные красавцы. Марина не то, чтобы чувствовала себя гадким утенком, глядя на глянцевые фотографии, совсем нет. И зависти к ним, или их жизни в окружении особняков, яхт или вилл на берегу океана тоже не было. Просто они всегда казались Марине ненастоящими, как куклы. И вот теперь такой красавчик стоял прямо перед ними. Прямые темные волосы, спадающие на лоб неровной, как будто рваной прядью, но идеально подстриженные на висках и затылке, красиво очерченный рот и подбородок, не бесформенно расплывающийся, но и не грубо вылепленный и выдающий упрямца. В общем, красивый такой подбородок… А глаза… Глаза были какого-то непонятного цвета, то ли зеленые, то ли серые, но их взгляд притягивал к себе, как магнит. Безупречно сидящий на высокой, широкоплечей фигуре деловой костюм довершал образ молодого успешного бизнесмена, так активно пропагандируемый со страниц журналов и экранов. В тот момент, когда Марина окончательно пришла к этому выводу, Сан Саныч повернулся ко всем и произнес: «Наш новый начальник информационно-технического отдела Волохов Максим Александрович, прошу любить и жаловать».

    «Что случилось? Боги и впрямь спускаются на нашу грешную землю?» – Наташкин ехидный голос встретил ее на пороге кабинета. – «Скорее поднимаются на нее из заведения, расположенного этажом пониже!» - Маринин ответ заставил подругу изумленно приподнять брови.
     - Что, все так плохо? А чего ж тогда все наши бабы как с ума посходили? Даже Софья Викентьевна, которой, как ты помнишь, сто лет в обед стукнуло, и та пребывает в полном ажиотаже: «Девочки, вот это мужчина!» - Наташка патетическим жестом прижала руки к груди, по пути поправив на переносице воображаемые очки. Голос ее приобрел мечтательные нотки и в целом все это было и вправду похоже на их бабу Соню – главного технолога компании.
     - Да нет, он и в самом деле красавчик – Марина поморщилась, и, видя полное недоумение подруги добавила – Причем прекрасно понимающий, какое впечатление он производит… - Тут Марина снова вспомнила, как ее глаза встретились с уверенным взглядом серо-зеленых глаз, и заметив, как Наташкина физиономия снова расплывается в ехидно-понимающей усмешке, вспылила – Да не так все, как ты думаешь! Я терпеть таких не могу и ты прекрасно это знаешь! Они же кроме себя в зеркале никого вокруг не видят! А если уж речь зашла о зеркале, то я в него тоже смотрю, хотя бы по утрам, и, в отличие от тебя, оцениваю свою внешность совершенно беспристрастно! И не вздумай спорить, как всегда!
Оборвав на этом свою гневную тираду, Марина развернулась и вылетела из кабинета, а Наталья осталась сидеть, задумчиво постукивая карандашом по клавиатуре. Спор о внешности они вели уже давно и с течением времени дела становились все хуже.
Наталья и Марина были вместе с самого первого дня знакомства. В девятом классе, когда отца Марины перевели служить в их город, и девушка впервые вошла в их класс 1 сентября, Наташе хватило одного взгляда, чтобы осознать, что фраза про вторую половинку совсем не выдумка какого-то романтически настроенного умника. С того самого дня девушки больше не расставались, причем общим словом дружба их отношения вряд ли можно было назвать. Их на самом деле связывало какое-то таинственное родство душ. У них были одинаковые вкусы, им нравились одни и те же книги и фильмы, и часто, когда одна из них начинала какую-то фразу, вторая заканчивала ее ко всеобщему удивлению окружающих. При этом характеры у них были абсолютно разными, как и внешность.
     Наталья – резкая, язвительная, уверенная в себе, острая на язык, кареглазая, чуть полноватая, с копной шикарных каштановых волос. Яркие цвета, глубокие декольте, полное пренебрежение к мужикам и как результат – толпа желающих отвести ее как в ресторан, так и в загс, что было абсолютно недостижимо при полном отрицании Наташкой семейной жизни. «Как только мужик почует себя единственным и неповторимым, тут же сядет на шею и свесит оттуда свои волосатые ножки. Так чего ради посвящать всю свою жизнь одному из них, когда в мире больше миллиарда других таких же? А если держать его, мужика то есть, в полной неуверенности, то букетно-конфетный период (самая приятная и романтическая часть отношений) может длиться хоть вечность» - такова Наташкина жизненная философия, неопровержимость которой она всю свою совершеннолетнюю жизнь активно и успешно доказывала на практике. Единственным недостатком этой, казалось бы, совершенной теории, было отсутствие детей, так как рожать ребенка от кого-попало Наташка категорически отказывалась, а достойный кандидат на высокое звание отца ее ребенка пока на жизненном пути еще не встретился. На данном этапе букетно-конфетная симфония шла в исполнении владельца одного из салонов красоты, состоятельного и разведенного, так как с женатыми Наташка не связывалась принципиально.
     Марина – стройная, скорее даже миниатюрная, с короткой стрижкой темно-русых, шелковистых волос и большими глазищами цвета осеннего серого неба. Она, в отличие от подруги, носила строгие, элегантные костюмы, длинные юбки, но даже в джинсах и свитере была похожа на Дюймовочку и вызывала у всех мужчин желание нести ее по жизни на руках. Но, то ли мужчины, которых Марина выбирала, были не те, то ли сама Марина не оправдывала их ожиданий, но только очень скоро они каким-то непостижимым образом сами оказывались на Марининых руках (в переносном, конечно, смысле) и дальше вступала в действие вторая часть Наташкиной философии – та, которая про шею … Так было и с Марининым мужем, за которого она выскочила после третьего курса университета.

    То лето они провели в походах и сплавах по Уральским рекам. Это было сумасшедшее, пьяное в своей бесшабашности лето, лето речных брызг, сверкающих на солнце, как бриллиантовая крошка, лето с запахом хвои и дыма костра, с трелями птиц ранним лесным утром, с ласково обнимающей темнотой, всполохами костра и тихим перебором гитарных струн. Именно после того лета Марина и полюбила вечерние фонари. Осенью, вернувшись к обычной городской жизни и тоскуя по прошедшему лету, она часто смотрела на них, и они казались большими искрами в темном небе, высоко взлетевшими от потрескивающих и пышущих жаром сосновых веток, да так и застывшими там, в ночном небе. Другим напоминанием того лета был Андрей. С ним можно было вспоминать всякие забавные происшествия, случавшиеся с ними во время походов и ночевок. Он всегда был рядом – большой, надежный. Его руки и губы пахли кострами, букеты, которые он приносил, напоминали о ромашках, которые она находила по утрам рядом со своим спальником. Когда он подхватывал ее на руки, сердце сладко замирало, как тогда, когда он нес ее по узенькому мостику в два бревна через лесную речку. И Марине показалось, что Андрей – тот единственный, о котором пели гитарные струны, который снился ночами. Когда она сказала об этом Наташке, та долго орала на нее, что таких Андреев будут еще сотни, что поцелуи у костра, и прочая романтическая дребедень, это одно, а вот жить вместе всю жизнь - совсем другое, что у мужика должна быть цель в жизни, помимо гитары, походов и работы на своем заводе, на котором уже и забыли, когда нормально работали и нормальные деньги получали! Ну как он собирается семью содержать? Замолчала она только тогда, когда увидела Маринины глаза, как будто светящиеся изнутри:
     - О, господи! Только не говори мне, что ты беременна! Вот значит причина синевы под глазами, так неожиданно появившейся нелюбви к автобусам, и пристрастия к маринованным корнишонам и помидорчикам «черри». Мариш, а может… - Увидев, как сжались губы подруги, а расширившиеся глаза потемнели как предгрозовая туча, Наталья сдалась: - «Ну ладно, ладно. Дети, это и вправду здорово, и мы с тобой вдвоем малыша поднимем, и универ ты закончишь, все будет хорошо. Но замуж то зачем, а, Мариш?» Голос Натальи стал почти жалобным, и небо в Марининых глазах постепенно светлело, гроза, похоже, прошла стороной: «А затем, Нат, что у маленького должны быть и мама, и папа. И вообще, что ты так на Андрея взъелась? Все изменится, вот увидишь, сразу, как только он узнает…»
    Все действительно изменилось и очень скоро. Отгуляла шумная студенческо-туристская свадьба и началась семейная жизнь. Андрей был очень заботлив, ухаживал за Мариной, помогал ей купать и пеленать новорожденного Антошку, катал коляску, и стирал ползунки. Но постепенно его забота стала казаться Марине какой-то дежурной, он раздражался, когда по ночам малыш начинал возиться и кряхтеть. Видя это, Марина стала вскакивать к кроватке сама, чтобы не будить мужа. Она в то время мечтала только об одном – лечь и проспать подряд, не просыпаясь, часов десять, а можно двенадцать, да что там двенадцать, ей казалось, что если ее не будить, то она сможет проспать сутки. На лекции они с Наташкой ходили по очереди и по очереди сидели с крохотным Антошкой, а впереди уже маячила сессия. Как она прошла, Марина до сих пор не могла сказать точно – воспоминания были стертыми, как в полусне. Наверное, все же преподаватели пожалели студентку, ставшую абсолютно прозрачной и бестелесной. Во всяком случае «хвостов» у нее не было, на следующий курс ее перевели, и наступило долгожданное лето. И первым сюрпризом того лета были слова Андрея, что он снова уходит инструктором на сплав. Робкое Маринино «А как же мы?» как-то затерялось среди многочисленных и многословных объяснений о долге перед ребятами, которым он еще год назад обещал, о дополнительном заработке и проч., и проч., и проч. Затем были быстрые сборы, и вот она уже осталась одна. Хотя, почему же одна? С ней всегда была Наташка, а теперь у нее еще было ее сокровище, то тихо сопящее у груди, то недовольно кряхтящее, а то и вообще заливающееся пронзительным требовательным криком. Баюкая, купая и пеленая сына, ловя его пухлые розовые кулачки и пяточки, целуя упругие щечки и нежное, беззащитное темечко, Марина не переставала удивляться – как же так получилось, что она, Марина, дала жизнь такому чуду? И раз уж так получилось, то она не уставала благодарить тех, кто был где-то там, наверху, кто все видел и знал, за этот поистине волшебный подарок – ее сына.
    Поздно вечером, засыпая, Марина иногда думала о том, как здорово сейчас там, где Андрей, как трещат ветки в костре, осыпая все вокруг мельчайшими огненными брызгами и освещая молчаливый ночной лес. В такие моменты ей остро хотелось туда, но стоило сыну хотя бы чуть-чуть пошевелиться в кроватке, и она сразу забывала обо всем…
    Осенью Андрей вернулся, загорелый и отдохнувший. Марина слушала его рассказы, рассматривала фотографии, и думала о том, что следующим летом Антошку уже можно будет оставить с бабушкой хоть на недельку, а самой снова отправиться на сплав вместе с Андреем. И тогда этот неприятный легкий холодок, который появился с тех пор, как муж вернулся домой, растает в лучах летнего солнца, испарится от жара ночного костра. И поэтому на вопрос Наташки: «А кто эта кошка, которая везде жмется к Андрею?» беззаботно махнула рукой: «Да брось ты, сама не помнишь, как все в походе просто?» И тем неожиданнее, страшнее оказалось то, что она, Марина, увидела дома, вернувшись из университета после первой пары из-за поднявшейся температуры. Антошка был у мамы и Марина, побоявшись заразить малыша, оставила его там, а сама, на дрожащих ногах еле-еле добрела домой… Она мечтала только об одном – быстрее лечь в постель и наверное поэтому не заметила и стильное женское пальто на вешалке, и валяющийся на полу ярко-алый шарф… Даже слившиеся в объятиях обнаженные тела и хриплый шепот Андрея дошли до нее не сразу. Позже Марина одного не могла понять – как у нее хватило тогда сил добраться до Наташкиного дома? Она тогда провалялась в кровати неделю с температурой под сорок, и хуже всего ей было оттого, что она не могла прижать к себе маленькое тельце сына, зарыться лицом в светлые тонкие волосики, вдохнуть такой родной запах молока, который почему-то всегда исходил от ее малыша. А когда Марина наконец встала, Наталья поняла, что готова убить Андрея, но даже не за измену, а за ту боль и обиду, которые плескались в глазах ее подруги, а еще за недоверие к миру и, главное, к самой себе. В ней как будто сломалось что-то, пропала уверенность в себе, в своей женской силе и притягательности. И никакие Наташины уговоры о кобелиной натуре мужиков, призывы посмотреть на себя в зеркало или просто оглянуться по сторонам на Марину не действовали. Она и раньше не замечала заинтересованных мужских взглядов, а теперь она, казалось, и вовсе оледенела, превратилась в снежную королеву, а точнее в тонкую, хрупкую Снегурочку, замерзшую от людской подлости и лжи. И только держа на руках сына, склоняясь к его кроватке или слушая его заливистый смех, Марина, казалось, оттаивала.
    Со временем этот холод ушел глубоко в душу, стал невидимым, придал фигуре и жестам некую аристократичность, а глазам легкий оттенок грусти. И только Наталья знала, что ничего не изменилось, что каждый взгляд, каждое неловкое слово, падающие в омут Марининых страхов, делают его еще шире и глубже. И отношения Марины с Глебом Наталье тоже не нравились. Да, успешный и перспективный, да, холостой (что очень и очень немаловажно), да, вроде бы любит. Но вот это «вроде бы» и не давало Наталье покоя. Ей казалось, что, если найдется кто-то, кто полюбит ее подругу по настоящему, то Марина оттает, очнется ото сна, как принцесса из сказки. Это смешно, конечно, но Наталья, с ее отношением к жизни, действительно считала, что любовь может излечить все, не только предательство. Но Глеб, с его рассудочностью и размеренной жизнью не был похож на принца, а самое главное, Марина так и не верила в себя, и доказательством служил хотя бы этот сегодняшний разговор. А тут еще этот красавчик, так некстати появившийся у них в конторе! И какие черти его принесли? Одно ясно, что до ангелов им далеко…