ПРЕДИСЛОВИЕ
Людей планеты - Земля нельзя считать удачливыми. Потому, что они смертны. А смерть обессмысливает жизнь человека и его деяния. Смертный приговор выносится каждому из нас еще в материнской утробе. И приговор этот приводится в исполнение в намеченное Провидением время. Этот приговор невозможно ни отменить, ни отсрочить. Разве что только ускорить. По причине войн, стихийных бедствий - вроде наводнений, землетрясений, внезапно проснувшихся вулканов, катастрофических штормов и цунами. Или террористических актов, автомобильных и авиакатастроф.
В неудачниках ходят все, без исключения. Но на долю некоторых людей – эти неудачи выпадают в особенно болезненном виде. В драме «Пиковая дама» Пушкин воскликнул: «Пусть неудачник плачет, /Кляня свою судьбу!» И они плачут. А что им остаётся делать?
Очень остро ощущал свою неудачливость Пушкин. Он же сказал: «Черт догадал меня с моим умом и талантом родиться в России!» Из-за дерзких высказываний о царе, Пушкин подвергался гонениям. Но, как говорится «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Ссылки лишь пошли на пользу творчеству поэта. Благодаря им, Пушкин сочинил «Полтаву», «Цыгане», «Бахчисарайский фонтан», прекрасные в художественном отношении одесские эпизоды в поэме «Евгений Онегин». Пушкин опрометчиво женился на красавице Наталии Гончаровой. Что в конечном итоге послужило причиной его гибели. Чтобы лицезреть красавицу Натали на великосветских балах, государь приводил Пушкину унижающий его достоинство позорный чин КАМЕР-ЮНКЕРА. Подобное звание приличествовало разве что молокососу, начинающему воинскую службу, а не человеку в летах. Вопреки первоначальному литературному успеху Пушкин тоже познал горечь непризнания. Все громче стали раздаваться голоса о том, что, якобы Пушкин «выдохся, исписался».
Это он, язвительно высмеивавший мужей - рогоносцев, сам оказался в этой незавидной роли. Согласившись на свидание с Дантесом, и пробыв с ним наедине более двух часов, Натали, без всякого сомнения, изменила Пушкину. И хоть он, корчась от боли после дуэли, и повторял Натали, что она ни в чем не виновата, клеймо рогоносца так и не было смыто. А утешал Пушкин Натали потому, что он сам был виноват перед ней. Он умолял жену не приводить в дом своих сестер. Та ослушалась. И старшая сестра Натали - Александра таки соблазнила Пушкина.
И последнее. Пушкин стал жертвой заговора и погиб.
А Лермонтов? Разве это не неудачник? Будучи выдающимся поэтом, он мог бы длительное время заниматься творчеством. Однако у него был вздорный характер. Известно, что злые языки страшнее пистолета. А между тем у Лермонтова был язвительный язык. И подмечая недостатки окружавших его людей, он позволял себе делать оскорбительные замечания по их адресу. В конце концов, оскорбленный Лермонтовым некий Мартынов, вызвал его на дуэль и застрелил. Лермонтов острее и глубже, чем Пушкин понимал и болезненно воспринимал бессмысленность жизни. Дословно не помню, но Лермонтов выразился таким образом: «мол, если с пристальным вниманьем оглядеться вокруг, то жизнь – это пустая и глупая шутка...
Я привел примеры неудачников – Пушкина и Лермонтова – потому, что они у всех на виду. А сколько неудачников находится в тени неизвестности! Тьма тьмущая!
Да что там отдельные личности! Целые народы вполне оправданно можно назвать неудачниками. Возьмем хотя бы тех же россиян. Или моих соплеменников. Счастливыми эти народы назвать никак нельзя. Большинство – если не все россияне прозябают в тяжелейших условиях. Борьба за выживание, за кусок хлеба не сходит с повестки дня. А еврейский народ - несмотря на свои заслуги, талантливость, свой ум, свою жиз¬нестойкость - подвергаются постоянным гонениям и преследованиям. Их презирают, ненавидят во всем мире и время от времени уничтожают, словно это не люди, а какие-то зловредные и опасные насекомые.
Вследствие вышеизложенного я и задумал сочинить произведение об одном из когорты неудачников. Что это роман, повесть, или поэма - не знаю. Наверное, будет всего понемногу. А насчет поэмы удивляться нечего. Ведь назвал Гоголь свои «Мертвые души» поэмой. Да будет и мне позволительно употребить это название. Потому, как в душе каждого прозаика тайно теплится, а вернее звучит - поэтическая струна.
Я попытаюсь проследить судьбу моего персонажа Олега Бавлина, что называется, с пеленок до зрелого возраста. Уподобившись в этом отношении превосходному английскому писателю Филдингу. Он увлекательнейшим образом проследил жизненный путь своего литературного героя, назвав свое творение приключениями Тома - Джонса Найденыша,
Итак, с помощью покровительницы писателей Божественной Музы - вперед, по непроторенной дороге, на которую я еще доселе не ступал.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДАМА С СОБАЧКОЙ
Такси ввинчивалось в спираль горной дороги все выше и выше. Слов¬но собираясь взобраться на само небо. Встречные легковые машины едва не касались своими бортами о борт такси. Казалось чудом, что они почему-то не сталкиваются. Но, видимо, местные водители понаторели в этом опасном и в то же время виртуозном искусстве. Впрочем, это обстоятельство нисколько не смущало нашего героя. Он совершенно не помышлял об опасности. Его душа, выражаясь восторженным поэтическим слогом, пела. И для этого у Олега Бавлина были все основания. Он был свободен во всех отношениях. Свободен от работы, потому что Московская редакция журнала «Восток», в котором он работал литсотрудником, прекратила свое существование в связи с наступившими коренными общественными переменами. Карман Олега оттягивала крупная сумма отпускных. Так что на ближайшее время он не будет испытывать нужду. Был он свободен и от семейных уз, навязанных ему редакционным братством. Его жена, которую все по-свойски именовали Настехой - отчасти из-за ее покладистого характера и безотказности по части мужских домоганий - отчасти из-за ее безалаберности – его жена, после непродолжительной болезни внезапно скончалась. Впереди, перед Олегом Бавлиным открывалась заманчивая перспектива холостяцкой жизни, которой он по молодости еще не успел насладиться в пол¬ной мере. Именно об этом говорил ему сотрудник редакции, с которым Олег сошелся ближе, чем кто-либо. Это был Соломон Григорьевич Гиммельфарб. Заведующий отделом культуры. Его называли ходячей энциклопе¬дией. Кажется, не было такой отрасли культуры, искусства, экономики, науки, о которых он не был бы осведомлен в самом широком смысле. А в лице Олега, Соломон Григорьевич снискал благодарного слушателя.
Так вот, именно Соломон Григорьевич и посоветовал Олегу съездить Ялту. Там проживал некий Савелий Дмитриевич Бурцев. И Олег мог остановиться у него.
- Савелий Дмитриевич – человек большой души, - сказал Гиммельфарб. – Натуралист. Его маленькие этюды о животных представляют большой интерес. Вы, Олег, могли в этом убедиться. Эти небольшие рассказики вызывали у вас, помнится, большую симпатию. Человек он талантливый. Но, как это часто бывает, не нашел необходимой поддержки. Живет он за счет того, что сдает курортным постояльцам квартиры в своем доме, доставшемся ему по наследству от отца, и пристройки во дворе. Да, живет он бобылем. Жена его Серафима - отчаянная особа - ночью купалась в море и утонула.
Кстати, я ему уже позвонил, и просил приютить вас на месячишко. А если сойдетесь характерами, то и на более длительный срок.
И вот теперь Олег как раз и направлялся по указанному Соломоном Григорьевичем адресу. Улица Персиковая, дом седьмой.
Олег с любопытством всматривался в подернутые сиреневой дымкой дали - с поблескивавшими на утреннем солнце стеклами веселых домишек с яркими черепичными кровлями, в зеленые сады, в возвышавшиеся над всем этим стройными кипарисами. И в душе его клубилась радость. А сердце ритмично отстукивало минуты бытия.
Таксист не сразу нашел улицу Персиковую, но это мало заботило Олега. Он был уверен, что улица и дом Бурцева будут, в конце концов, найдены. Так оно и вышло. И хотя водила такси ворчал, принимая плату за проезд, Олег со своим оранжевого цвета портативным чемоданом высадился точно по адресу.
Как и предполагал Соломон Григорьевич - Бурцев радушно встретил Олега.
- Мой друг Соломон Григорьевич очень лестно отозвался о вас. Так что я с удовольствием приму вас в гости, и постараюсь, чтобы вы приятно провели у меня время. Ну, для начала, я познакомлю вас со своими апартаментами. Вы будете обретать вот в этой маленькой комнате, которую по привычке именуют «девичьей». Обстановка скромная, но удобная. Как видите - кушетка с матрацем и одеялом. Тумбочка. Зеркало. Туалет - рядом. И ванная тоже. А теперь пойдемте на воздух. Во время войны здесь квартировали немецкие офицеры. Они перестроили сараи в жилые комнатушки для солдат. Заасфальтировали двор. Одну комнатушку в бывшем сарае, я называю «Люксом». В ней обычно отдыхал Соломон Григорьевич каждым летом со своей женой Рахилью и дочерью Златой - маленькой девчушкой. Вот тогда мы и сошлись с ним близко. Соломон Григорьевич предложил мне сотрудничать. Он познакомился с моими миниатюрами о животных. Они ему очень понравились. И с тех пор, благодаря ему, многие мои «опусы» были опубликованы в вашем журнале.
- Этот журнал больше не существует, - вздохнул Олег.
- Знаю, знаю, почтеннейший! И очень сожалею об этом. Так, как журнал, как говорится «почил в Базе», моя литературная деятельность, выражаясь высоким штилем, увы, закончилась. Больше нигде меня печатать не будут.
- Что вы, Савелий Дмитриевич, ваши, как вы выразились, «опусы», еще найдут своего читателя в других изданиях!
- Не утешайте меня, молодой человек! В настоящее время пишущих такое множество, что пробиться даже на газетные страницы почти невозможно. Ну, да ладно! Пойдемте со мной в мою «Аркадию», мою гордость – мой вишневый сад. Там уже появились черешни. Полакомитесь.
И Бурцев провел Олега в просторную беседку, увитую зеленым плющом. Здесь было прохладно, и царил уютный полумрак. На столике была помещена ваза с яблоками и блюдо с черешней. Видимо, Григорий Дмитриевич готовился к приезду Олега.
После того, как Савелий Дмитриевич распечатал бутылочку «Мукузани» и предложил выпить, он стал рассказывать о себе. Олег был рад этому. Он бы не нашелся, о чем рассказывать малознакомому человеку. И вообще он любил больше слушать других, чем что-то рассказывать. По крайней мере, для этого должна была послужить важная причина.
Когда Савелий Дмитриевич наполнил вторую рюмку, в беседку вбежала белая собачонка.
- Чарли, ты нам помешаешь! – обратился Бурцев к щенку столь серьезно, будто он разговаривал с человеком. - Погуляй во дворе!
Лизнув сандалию Бурцева розовым языком, Чарли с высоко задранным хвостиком послушно удалился.
- Его мать - сучка песочного цвета - привязана возле будки. Зовут ее Пальмой. Она беременная, приблудилась ко мне во двор. И хотя у меня охранять вроде бы нечего, я приютил ее. И Пальма подарила прелестного щенка. Дочь Соломона Григорьевича Злата назвала его Чарли. Так это звание за ним и прижилось… Что это я вас пустяками обременяю? Лучше я о себе немного расскажу. Я приехал в Крым на побывку к отцу, и застрял здесь после начала войны. Отца сразил инфаркт, а я подался в партизаны. Здесь не Белоруссия, лесов нет. Скрывались в горах. Делали вылазки. В партизанском отряде познакомился со своей будущей женой Серафимой. Украиночка она. Певунья. После полученных ран, она занемогла. Ее любимая песня «А молодисть нэ вэрнэться, нэ вэрнэться вона...» Да, война, можно сказать, украла ее и мою молодость.
Здесь я должен сделать небольшое отступление. Я намерен прибегать к нему часто. Вернее по мере надобности. Так вот, как и Савелий Дмитриевич Бурцев о своей молодости могу сказать тоже самое. Не было у меня ее. С восемнадцати лет - три года в армии. Служил в Кировоградской области. Летний лагерь за городом. А зимой – казарменная скука. Никаких общений с девушками. Ночные тревоги. Муштра, шагистика. Постоянное желание выспаться, как следует, вечный голод, желание досыта наестся. Ну, а потом - фронт. Ранение. Госпиталь. Не до девочек. Холодное полуголодное студенческое существование. Потом - после Победы – ранняя женитьба. Так и не довелось развлечься, нагуляться вдоволь. Наверное, это судьба моего поколения…
Но продолжу повествование о других людях.
На другой день после того, как Олег обосновался у Бурцева, к нему нагрянули гости. Старый друг Бурцева Ипполит Галицкий с миловидной девушкой по имени Лерочка. Так ее представил Бурцеву и Олегу, Галицкий Лерочка могла бы годиться ему в дочери, но она ею не была. А была сопровождавшей его юной любовницей. Лерочка была полностью обязана Галицкому своим возрождением. Она из-за непонятной болезни все время чахла. Это анемичное существо просуществовало бы недолго. Но физкультурный врач Галицкий спас ее. Не лекарствами, а занятиями физкультурой с приемами йогов. Случилось чудо. Девочка расцвела. Она настолько привязалась к своему спасителю, что не пожелала оставить его. Родителям Лерочки не осталось ничего другого, как удовлетворить прихоть дочери. Ну, а в Лерочке проснулась женщина. Она почти отлучила Галицкого от всех его поклонниц. Их у него было предостаточно. Галицкий работал в санаториях. И его клиентурой были в основном именно женщины.
Бурцев счел нужным представить Олегу своего дорогого гостя. - Олег, это мой фронтовой друг. Мы с ним колошматили фашистских оккупантов в крымском партизанском отряде. Прошу любить и жаловать - Иннокентий Романович Галицкий. А это его юная спутница Лерочка.
Затем Бурцев обратился к Галицкому:
- Романыч, а этот молодой человек приехал ко мне отдохнуть по рекомендации моего московского друга Соломона Григорьевича Гиммельфарба.
Инициативу перехвати у Бурцева Галицкий.
- Савелич, ты не против, чтобы молодые люди уединились? А мы с тобой повспоминаем нашу боевую молодость, поведем мужской разговор.
- Не возражаю, Романыч! Олег, проведи девушку в свою комнату. Мы вас потом позовем.
- Лерочка, надеюсь, ты сможешь развлечь молодого человека? И вам обоим не будет скучно, - сказал Галицкий тоном, не терпящем возражений.
- Хорошо, папочка! - покорно согласилась девушка.
Когда молодые люди удалились, Бурцев пригласил Галицкого в беседку, выставил бутылку «Столичной» и кое-какую закуску, что находилась на это время в холодильнике. Осушив по стопке спиртного, двое друзей повели непринужденный разговор. И все это перемежалось воспоминаниями – «А помнишь?» Покритиковали местную администрацию за нерасторопность. Досталось и телевизионным работникам за скучные передачи. Затем совершенно естественно зашел разговор о женщинах.
- Романыч, ты по-прежнему пользуешься у них успехом?
- Жаловаться не могу. Чего, чего, а этого «мяса» мне перепадает немало. Но ты знаешь, Савельич, эта моя сучонка Лерочка, сумела отвадить многих моих поклонниц. И в тех случаях, когда мне очень уж приглянется какая-нибудь дама, я стараюсь переключить внимание Лерочки на какого-нибудь молодого хлыща. Я научил ее кое-каким сексуальным штучкам. И хотя очень неохотно, но она чтобы не навлечь на себя мой гнев - она очень боится утратить мое расположение - вынуждена подчиняться моим приказам. После того, как я вылечил ее, она стала принуждать меня к сексуальным забавам. В этом деле она неутомима. И, откровенно говоря, она мне изрядно надоела. Ты же знаешь меня - мне быстро приедаются одни и те же особы. Помнишь Пушкина? «Лишь только насладимся мгновенным обладаньем, уже скучаем и томимся». Что-то вроде того. А как у тебя, Савельич, обстоит на этом фронте?
- После смерти Серафимы я перестал интересоваться женщинами. К тому же положение человека, который сдает жилье курортникам, ко многому обязывает. Я не хочу потерять свои доходы от сдачи жилья из-за дурной славы. Ты же знаешь, как много завистников - конкурентов. Они быстро разнесут молву обо мне, как развратнике. И кто знает - может быть, это отвадит некоторых щепетильных постояльцев…
- Ну, ты даешь, Савельич! На каждый роток не накинешь платок. Разве ты не знаешь мудрую восточную притчу о владельце ослика? Когда он ехал на осле, прохожие осуждающе говорили: «Смотрите, толстый верзила восседает на маленьком ослике». Когда же наездник спешился и зашагал по дороге, ведя ослика на веревке, его снова осудили: «Какой болван! Владея ослом, идет пешком. «Не надо оглядываться, мой друг, на то, что скажет Марья Алексеевна!»
Тут будет уместно сказать несколько слов о характере Иннокентия Романовича Галицкого. Добавить несколько штришков к описанию особенностей этого человека. Без всякого сомнения, можно утверждать, что это типичный эпикуреец. Сангвиник. Жизнерадостный и уверенный в себе человек. Он всегда находится в прекрасном настроении. Общение с ним доставляет удовольствие. И если я еще не упоминал, то скажу, что ему не могла отказать, ни одна женщина. Вообщем, как сказал бы Николай Васильевич Гоголь – мужчина, приятный во всех отношениях.
Но хватит повествовать о старых друзьях! Посмотрим, как проводят время молодые люди, и чем они занимаются.
Робкий по натуре, Олег поначалу растерялся. Зато Лерочка нисколько не стушевалась. Она была любезна и словоохотлива.
- Значит, тебя зовут Олегом? - начала она диалог.
- Да, смущенно ответил Олег.
- А меня зовут Лерочкой. Наверное, ты уже слыхал.
- Да, слыхал.
Он почему-то чувствовал себя неловко.
- Ты работаешь? Какая у тебя специальность?
- Я журналист. Но пока что безработный. Наш московский журнал распустили.
- Как это распустили?
- Ну, его больше нет. Его закрыли.
- Наверное, ты очень жалеешь?
- Да.
- Ну, и что теперь?
- Буду подыскивать журнал, или газету.
- Желаю тебе удачи. Ты мне нравиться. У тебя такие добрые глаза.
Помолчали.
- А я нигде не работаю, - вновь заговорила Лерочка. - Мне еще очень мало лет. Всего только шестнадцать
- Еще успеешь работать.
- Папочка говорит тоже самое.
- Он в самом деле твой отец? - почему-то усомнился Олег. И тотчас поспешил оправдаться:
- Ты извини меня за мой дурацкий вопрос.
- Нет, я его так называю. Иннокентий Романович - мой самый лучший друг. И наставник. Знаешь, Олег, если он не вылечил бы меня, я, наверное, умерла бы.
- Ты что серьезно болела?
- Да, очень серьезно. Какая-то непонятная и странная болезнь. Никто не мог меня вылечить, а он вылечил. Не таблетками, не уколами, а физкультурными упражнениями.
- Значит, тебе повезло! посочувствовал Олег.
- Еще как повезло! С папочкой так интересно.!Он разрешает мне сопровождать его в поездках по югу Крыма. Я тебе признаюсь - я очень боюсь его потерять. Мне кажется, что тогда я снова заболею.
- Всегда надо во что-то верить! - убежденно произнес Олег.
Они вели разговор, сидя рядом друг возле друга на диване. Вдруг Лерочка наклонилась к Олегу и заговорщицки прошептала ему на ухо:
- Хочешь, я сделаю тебе минет?
Олега бросило в жар. Где-то краем уха он слыхал об этом. Вроде это занятие завели французы. Известные распутники. Якобы женщина засовывает себе в рот мужской член. Эта информация сильно покоробила Олега. Вообще он был застенчивым мальчиком. В юности по наслышке он узнал, что мужчина в определенных обстоятельствах снимает с себя штаны и наваливается на женщину, предварительно задрав у нее вверх платье, и оголив тело. Ему тогда казалось все это грубым и вульгарным.
Между тем Лерочка не теряла времени. Она пристроилась на коленях у ног Олега, одним ловким движением расстегнула молнию на ширинке его штанов и рукой сунула себе в рот вялый член. Младший брат Олега, словно после властной команды, воспрянул и напрягся до предела.
Лерочка обжала член влажными губами и нежным языком стала медленно и ласково скользить по члену. Ее упругие губы, движения языка от основания члена до головки, привели Олега в исступление. Лерочка забрала в свой вместительный рот не только член, но даже яички. Она перекатывала во рту член с боку набок.
Такого наслаждения от соития, Олег еще никогда не испытывал. Он был на седьмом небе от блаженства. И еле мог сдержать страстные стоны.
Вероятно, и Лерочка испытывала неимоверное удовольствие. Она возбужденно дышала. Когда душа Олега, казалось, готова была расстаться с телом, произошел взрыв, извержение вулканической лавы. Но к изумлению Олега, Лерочка не только не отпрянула, а проглотила сперму несколькими глотками. Как только ее не стошнило! Напротив, она с удовольствием облизала член, который вскоре обмяк.
Олег не мог от смущения взглянуть в глаза Лерочки. Он не представлял, как себя после всего этого вести. Тем более - заговорить.
Молчала и Лерочка. Они долго сидели рядышком смиренно, как нашалившие дети.
Первой заговорила Лерочка
- Наверное, взрослые мужчины уже наговорились. Пойдем к ним, - сказала Лерочка.
Она взяла не пришедшего еще в себя Олега за руку, и повела с собой, словно братика.
Когда они пришли в беседку, взрослые уже прощались.
- А вот и они! - сказал Галицкий.
- Ну, как вы провели время? - обратился Бурцев к Олегу. - Надеюсь, вы не скучали.
Олег, на которого все обратили внимание, сильно покраснел.
За него ответила Лерочка.
- Нам было очень весело. Правда, Олег?
Олег не мог выдавить из себя ни единого слова.
- Странно, москвич, а такой стеснительный! Москва ославится тертыми калачами. Там народ очень бойкий. Палец в рот не клади! – сказал Галицкий.
- Олег у нас деликатный! - пришел на выручку своему гостю Бурцев.
- Ну, что ж, Савельич, нам пора прощаться. У меня все расписано по минутам. Надо поспешать в санаторий «Светлана». Ты уж извини!
- Очень жаль, Романыч, мы так мало посидели. О многом надо было поговорить. Когда еще теперь встретимся! Ну да ладно, ничего не поделаешь. Служба есть служба.
Друзья обнялись и расцеловались трижды.
- Спасибо за угощение! - поблагодарил Бурцева Галицкий.
- Какое там угощение! В другой раз, когда предупредишь о своем приезде, я сумею лучше подготовиться.
- Не скромничай, Савельич!Все было окэй! - сказал Галицкий, - Счастливо оставаться!
- Чао! - помахала ручкой Лерочка.
Она прижалась к Галицкому, и они удалились.
Олег, иди, погуляй! - сказал Бурцев.
- Что-то неохота! - вяло произнес Олег. Он все еще не мог оправиться от шока, который он испытал от минета. - Я завтра пройдусь по городу.
- Что ж, неволить не буду. Хозяин - барин! - согласился Бурцев.
Проснулся Олег в хорошем настроении. Выпив стакан молока, и перекусив бутербродом, предложенным гостеприимным хозяином, Олег направился на прогулку. Воздух был свеж и ароматен. Дышалось легко. И Олегу казалось, что позднее утро обещает немало приключений.
Он прошелся по набережной. На пристани был пришвартован белый пароход. Неподалеку от берега стояло несколько яхт с белоснежными парусами.
Посидев на скамейке и дождавшись пока пароход, отчалит, Олег направился в центр. Он подошел к павильону, где предлагали прохладительные напитки и мороженое. И вдруг его будто током ударило. За крайним столиком сидела женщина в полупрозрачном платье. На голове ее была широкополая шляпа, а у ее ног возлежал песик песочного цвета. Женщина пила минеральную воду. Солнце создало вокруг ее головы золотистый нимб.
У Олега была превосходная память. Когда-то из окна проезжавшего мимо станции поезда выпал томик Чехова. Эта книга стала для Олега настоящим сокровищем. Особенно ему понравилась повесть «Степь» и рассказ «Дама с собачкой». С тех пор его юношеской мечтой стала женщина, хотя бы немного напоминавшая эту книжную особу.
Это было невероятно! Невозможно! Такое бывает только в сказках! Дама с собачкой возникла наяву. Правда, было; некоторое отличие. У Чехова молодая дама была в берете и с белым шпицем. А здесь хотя и была блондинка, но не в берете, а в шляпке. И не с белым шпицем, а с собачкой песочного цвета. Но что это меняло?
Преодолев робость, Олег приблизился к даме, и спросил, можно ли присесть за ее столик?
- Конечно можно! - приветливо откликнулась женщина. - Мне до сих пор нехватало собеседника.
Как только Олег уселся на пластиковый стул напротив женщины, подбежала официантка, и предложила прохладительный напиток. Олег согласно кивнул головой.
Олег не знал с чего начать. В голове у него промелькнуло описание главного персонажа Чеховского рассказа - Дмитрия Дмитрича Гурова. В обществе мужчин ему было скучно, не по себе. «С ними он был неразговорчив, холоден. Но когда находился среди женщин, то чувствовал себя свободно, и знал, о чем говорить с ними и как держать себя; и даже молчать с ними ему было легко. В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин, манило их; он знал об этом, и самого его тоже какая-то сила влекла к ним».
Олег был не похож на Гурова. По характеру он был нерешителен. О своей внешности он тоже был невысокого мнения. А в обществе женщин он чувствовал себя скованно. И это его тяготило.
- Вы мне симпатичны! - поощрила Олега молодая женщина. - И не сочтите мою откровенность, как браваду. Я загадала, кто первым присядет за мой столик, тот будет сопровождать меня в походах по городу... Но сперва давайте познакомимся. Леокадия Званцева. Замужняя. Бездетная. Я библиотекарь. Мой муж Эдуард Брынцалов – преподаватель МГУ, что на Воробьевых горах.
Запинаясь и сильно смущаясь, Олег все же смог сообщить, что он журналист, что журнал, в котором он работал, распущен. И сейчас он свободен от редакционных обязанностей. И, совершенно смешавшись, добавил, что он не женат.
- Вот и прекрасно! Все складывается наилучшим образом. Боюсь, что моя откровенность вам не понравится. Но я обязана вам сообщить, мы с мужем за пятнадцать лет супружества несколько поднадоели друг другу. Поэтому, приехав на отдых в Ялту, договорились вот о чем. Один день и ночь будут принадлежать моему мужу. А другой день и ночь - принадлежать мне. Но с одним условием, что мы, ни в коем случае не должны изменять друг другу. Я верю его честному слову. И он мне полностью доверяет. Вам это не кажется странным?
- Это так необычно… Я еще не могу высказать своего определенного мнения…
Эта вымученная фраза далась Олегу нелегко. Но произнеся ее, он почувствовал большое облегчение.
- Вот и славно! Думаю, мы с вами станем большими приятелями! В дальнейшем называйте меня просто Лу. Леокадия звучит слишком громоздко. Родители мои не подумали об этом, нарекая меня таким именем.
Вероятно, эта женщина была намного старше Олега, но она ему очень понравилась. Она обладала шармом, которого не хватает многим женщинам. С ней Олегу было легко, и он чувствовал себя непринужденно.
- Да, кстати, а где вы обосновались? – спросила Леокадия.
- У некоего Бурцева Савелия Дмитриевича, - ответил Олег.
- Оказывается, мы с вами соседи! Как это замечательно Мы с мужем тоже снимаем у него комнату... Теперь я открою вам маленькую тайну. Получив «свой» день, я решила сыграть роль чеховской дамы с собачкой. Чтобы познакомиться с будущим компаньоном. Взяла у Савельича собачку напрокат. И вот, как видите, кажется, неплохо сыграла свою роль.
Олег вспомнил рассказ Савельича о Чарли. Его мать Пальма днем была на цепи. А ее сынок шатался по двору, заливисто лая от полноты жизненных сил. Ради собственного удовольствия. Иногда он залезал к матери в будку. Ночью Савельич спускал Пальму с цепи. И сразу же откуда-то прибегали соплеменники и принимались активно и недвусмысленно ухаживать за собачьей дамой. Чарли это не нравилось. Он бесновался, метался по двору. Затем по щенячьему недомыслию пытайся пристроиться к матери в женихи. Но мать не принимала этих неуместных ухаживаний и больно кусала Чарли в загривок.
Как только Олег присел за столик, Чарли дружелюбно облизал его сандалии. Чему поначалу Олег немало удивился. Теперь все стало на свои места.
- Олег, давайте пройдемся по городу! А вечером найдем тихий уголок, и наговоримся всласть. У меня есть маленький недостаток. В связи со своей профессией я очень словоохотлива. Боюсь, вам это надоест.
- А моя профессия больше располагает к тому, чтобы внимательно выслушивать собеседника.
- Ну, вам это не удастся. Я заставлю вас рассказывать о себе.
Они расплатились с официанткой, и вышли из павильона. Леокадия взяла Олега под руку. В другой руке она вела на поводке Чарли. День был превосходный. Солнце старалось вовсю. Но Леокадии оно было не опасно. Широкополая шляпка защищала ее от солнца. А белое платье как нельзя лучше защищало тело Леокадии от перегрева. Чего нельзя было сказать об Олеге. На нем были джинсы и коричневая майка. К тому же он еще не успел купить ни солнцезащитных очков, ни соломенной шляпы.
- Знаете, Олег, только здесь, на юге, более полно ощущаешь радость жизни. На севере мы боремся с морозами. Напяливаем на себя одежды. В морозные, или дождливые дни даже дышать трудно.
- Вы правы! В Москве бывают сильные морозы. В России приходится сталкиваться со многими трудностями. Борьба со снегом. Дополнительные расходы на топливо, теплую одежду, на смазочные материалы для автомобилей, - выразил свое согласие с Леокадией, Олег.
Когда они вышли на набережную, то обратили внимание на старика, примостившегося возле парапета на ящике из-под помидор. Он торговал сувенирными шкатулками украшенных ракушками. Старик усиленно приглашал прохожих подойти к нему и купить его изделия. Леокадия из любопытства подвела Олега к продавцу, и купила одну из шкатулок. Но старик не пожелал расставаться староватой покупательницей. Он стал рассказывать о себе. По его словам он «сорок лет ходил в море». Его пальцы были не только обезображены ревматизмом и скрючены, но и облезлые и красные, будто ошпаренные кипятком. При ходьбе он хромал, из-за болей в пояснице сильно горбился. После того, как утонула его фелюга с матросами, он немного тронулся умом. Наверное, он мог бы рассказать много интересного, но из-за того, что он плохо владел речью, не всегда можно было его понять. Завладев вниманием Леокадии и Олега, старый моряк стал жаловаться на свою судьбу.
- Женка моя померла, когда ей стукнуло семьдесят годков. Киста у нее была, и во время операции лопнула. Много слез по ней пролил.
Сообщил он это бесцветным голосом, без всякого выражения. Лицо его было изборождено глубокими морщинами, словно кора старого дерева. Кроме шкатулок, у него был еще один товар – мешок с травой. Написанный корявыми буквами плакат на картонке пояснял, что трава эта необычная, а японская софора. И якобы она излечивает от всевозможных болезней.
- Купите травку, не пожалеете! - предложил старик.
- Спасибо! - вежливо отказалась Леокадия. - Нам это лекарство не нужно.
- Не уходите, постойте возле меня! Никто меня не хочет слушать, хучь вы полюбопытствуйте! – взмолился старик.
- Ладно, дедушка, рассказывайте, нам спешить некуда.
- Спасибо, дочка. Покойная моя женка была чересчур бойкой. Мужиков любила. Выпьет, бывало, стакан водки, и в кабак. Выберет себе мужика – и тащит в дом. А я в море был. Ничего этого не знал. Добрые люди потом мне доносили. Ну да ладно, царство ей небесное! Что было, то было.
И без всякого перехода стал рассказывать о ловле дельфинов.
- Было дело, окружили мы капроновым сетями пятьсот штук - и почали колотушками лупить их по головам. Мы все в черных трусах, как пираты. А вокруг нас кровищи полно, вода вся красная. Дельфинов еще доломанами называют. Когда в первой охотились на доломанов, я отрезал кусок со спины жирный такой. И зажарил. Мои сподвижники поначалу брезговали. А потом и сами стали жарить. Под водочку очень даже хорошо пошло. Не хуже свинины. Да… Когда лупишь малышей дельфинов по головам, они плачут, как дети.
Он произнес это без всякого сожалением. Он типичный добытчик.
- Между прочим, дельфины любят кефаль. Окружают, и сгоняют в кучу. А потом пожирают ее.
Когда Леокадия и Олег собирались отойти от словоохотливого старика, он успел добавить:
- Дочка с зятем хочут прописаться в моей фатере. Но я с энтим погожу. Они говорят, мол, я нуждаюсь в уходе. А я ишо крепенький! Сам могу обхаживать себя, и готовить. Но дочка не оставляет меня в покое. Грит, не она, так соседи фатеру к рукам приберут. На расширение. Ушлые! На чужое, добро хайло разевают!
- Всего вам доброго, дедушка! - сказала, прощаясь Леокадия.
- А отойдя от старика вместе с Олегом, восхищенно произнесла:
- Забавный старик! Страсть как люблю житейские истории!
Они долго гуляли по городу. Олегу, Леокадия нравилась все больше и больше. Кажется, впервые женщина, которая ему приглянулась, в свою очередь отвечала взаимностью. Он нравился этой женщине. И это было восхитительно! Главное заключалось в том, что это придавало ему уверенности в себе, в своих мужских возможностях. Втайне он уже строил заманчивые и далеко идущие планы. Несмотря на то, что Леокадия поставила условием их дальнейших взаимоотношений полное воздержание. Но это, же неестественно, если мужчина и женщина нравятся друг другу. У Олега не было на этот счет никаких моральных осуждений, или неодобрений. Да простится ему это по молодости!
Когда они уселись в сквере на скамейку, Леокадия продолжила рассказ о себе.
- Знаешь, Олег, в юности я была очень влюбчива! - она незаметно для самой себя перешла с обычного «Вы» на доверительное «ты». - Будучи студенткой университета, безумно влюбилась в преподавателя истории Эдуарда Брынцалова. Да разве только я одна. Девчонки факультета были все поголовно влюблены в Эдика, как между собой мы называли его. Он был видным мужчиной. Очень следил за своей внешностью. Одевался модно, с шиком. На нем был импортный костюм. Он часто менял галстуки. Он, конечно же, был женат, и у него уже были дети. Но амур подстрелил и его тоже. Он отверг всех своих поклонниц, и выбрал меня. У него были неприятности с разводом, но Брынцалов пошел и на это. Короче, мы стали мужем и женой. Я была на седьмом небе от счастья. Но он не хотел детей, и я согласилась. Мне пришлось сделать аборт. После этого я потеряла способность рожать детей.
Олег с интересом внимал исповеди Леокадии.
- Наверное, тебя удивляет моя откровенность. Но ты располагаешь к себе. Вызываешь доверие. И именно тебя я отличила среди тех, кто подсаживался к моему столику. Не потребовалось много времени, чтобы разглядеть твою доброту, твою отзывчивость, твою порядочность... А теперь скажи откровенно - я тебе тоже понравилась?
- Разве вы этого не заметили? Направляясь в Ялту, я мечтал встретить чеховскую даму с собачкой. И я встретил вас.
Произнеся эту вырвавшуюся из глубины сердца фразу, Олег покраснел до корней волос.
- Так вот оно что! - с наигранным неудовольствием произнесла Леокадия. – Значит, я тебе понравилась только потому, что разыграла роль чеховской героини?
- Ну, зачем вы так? Я влюбился в вас с первого взгляда...
- Ну, вот это другое дело. Твое искреннее признание все прояснило. И я признательна тебе за это. Мне это очень приятно и даже лестно. Хотя я не сомневаюсь в своих совершенствах. Может быть, в этом отношении я даже слишком зазнаюсь. В Питере у меня много поклонников. Но до сих пор мне удавалось удерживать их на расстоянии.
Она умолкла и воцарилась пауза, которая не отягощала ни ее, ни Олега.
- Как я поняла, твой любимый писатель Чехов? - заговорила Леокадия.
- Да, вы правы. Я очень люблю этого писателя. И стараюсь прочитать, все, что он сочинил.
- А вот я не могу выделить кого-нибудь одного. Кроме Чехова, я обожаю Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Мопассана, Моэма, О.Генри. Я вполне могла бы продолжить этот список.
Помолчав, Леокадия добавила:
- И вот, что я заметила. Почему-то почти все писатели, за небольшим исключением, если описывают измены женских персонажей, то, как правило, те изменяю своим уж очень недостойным мужьям. Ну, возьмем хотя бы Чехова с его «Дамой с собачкой» Жена Гурова вызывает отвращение. Вот как она охарактеризована: «Это была женщина высокая, с темными бровями, прямая, важная, солидная, и, как она сама себя называла, мыслящая... Муж считал ее недалекой, узкой, неизящной». А вот какими темными красками нарисован Чеховым муж «дамы с собачкой»: «И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейские—скромное, улыбался он сладко, и в петлице его блестел какой-то ученый значок, точно лакейский номер».
- Да разве только Чехов? - продолжала Леокадия. - А как отвратительно выглядит нарисованный Львом Толстым муж Анны Карениной? Уж он – то никак не может вызвать симпатию у читателей. Молодой женщине, которая влюбилась в красавца Вронского, никак было невозможно удержаться от измены. Флобер тоже оправдывает мадам Бовари, потому что муж ее, аптекарь, недостоин любви. А между тем в жизни, насколько я знаю, женщины изменяют даже достойным мужьям. А мужья – женам.
Олег внимательно слушал Леокадию, но ему не пришла в голову мысль о том, что ее эта проблема волнует. И она вроде бы хочет оправдать поступки оступившихся семейных пар. Как бы то ни было, ему было интересно познакомиться с мнением обаятельной женщины.
- А ты, что думаешь по этому поводу? - забеспокоилась Леокадия.
- Знаете, я над этим как-то не задумывался, - признался Олег.
- Впрочем, это не так уж и важно… Но прости меня за прозаизм, я почему-то проголодалась. Ты не против, чтобы прервать прогулку и пообедать?
- Кажется, я тоже проголодался, - согласился Олег.
- Тогда вперед! Я знаю столовую, где можно удовлетворить свои потребности!
Она привела его в одну из столовых. В это время она была заполнена посетителями. Все столики были заняты.
- Нам здесь придется долго ждать! - уныло произнес Олег.
- Не придется! - уверенно произнесла Леокадия. - Вчера мой муж договорился с заведующей. Разумеется, он оплатил ее услугу: она обещала в любое время оставить резервный столик для него и меня.
Леокадия прошла в служебку, и вскоре появилась с заведующей. Та провела их в угол, где столик был накрыт белоснежной скатертью. А табличка, выполненная типографским способом, извещала, что этот столик по специальным заказам.
Леокадия усадила Олега за этот стол, а сама уселась напротив. Вскоре на столе появился стандартный обед из трех блюд: гуляш, куриный бульон с фрикадельками и яблочный компот.
До того, как официантка принесла на подносе блюда, Олег по своей профессиональной журналистской профессии пробежал глазами объявления, развешанные на стенах. «Распивать спиртные напитки, принесенные с собой - запрещается!». Другое объявление уговаривало клиентов столовой: «Помоги всем нам - отнеси посуду сам!». Третье объявление дружески советовало: «Хлеб к обеду в меру бери: хлеб - драгоценность, им не сори!».
Когда Леокадия и Олег приступили к гуляшу, в зале появились три молодых летчика в красивой форме. К ним тотчас подбежала официантка, и бесцеремонно согнав от стола двух мужчин в потрепанной одежде, поменяла скатерть, и пригласила летчиков за стол. Летчики вели себя шумно и весело. Один из них сбегал к раздаточному окошку, и вскоре принес на подносе три тарелки гуляша, три стакана сметаны, и три стакана компота. Другой летчик извлек из черного кожаного портфеля бутылку шампанского. Он неумело откупорил бутылку, обрызгав шампанским стол, себя и двух своих товарищей. Обмениваясь веселыми шутками, смеясь, они торопливо выпили шампанское, закусили гуляшом, сметаной и компотом, после чего поспешно покинули столовую.
Когда Леокадия и Олег вышли на воздух, Леокадия сказала осуждающе:
- Как неряшливо, бестолково, впопыхах отобедали молодые офицеры. Полагаю, что и жизнь свою они, наверное, проживут вот так же шумно и бестолково!
- Я с вами согласен! - коротко произнес Олег. Хотя сам он не видел в поведении молодых летчиков ничего предосудительного.
Здесь я должен, просто обязан сказать несколько слов о Чарли. Я совсем упустил его из виду. А между тем он тоже действующий персонаж, хотя и временный. Прогулка по городу не доставила ему особенного удовольствия. Потому, что он не мог всласть нанюхаться и исследовать следы, оставленные его сородичами на газонах и у телеграфных столбов. Ему также не было позволено погнаться за бродячей кошкой. Хотя он получил возможность полакомиться несколькими кусочками мяса, которые ему тайком подсунул под стол Олег. Зато, когда его покровители - мужчина и женщина вышли из столовой, и продолжили прогулку, Чарли, наконец, смог освободиться от ненавистного ошейника, к которому он никак не мог привыкнуть. Купленный накануне Леокадией и напяленный на шею Чарли, он был широковат. И улучив момент, Чарли обрел волю, и смог вполне насладиться ею. Приметив хорошенькую беленькую подстриженную по моде болонку, он моментально оприходовал ее. Это вызвало бурное возмущение хозяйки болонки. Она устроила скандал Леокадии, которая поспешила напялить ошейник на Чарли. Несмотря на ее извинения, хозяйка болонки продолжала бушевать и даже угрожала подать в суд на Леокадию. Но Олегу, хотя и с трудом, но удалось уговорить оскорбленную сторону смириться со случившимся. Он придумал для Чарли великолепную родословную, и заверил, что потомство у изнасилованной болонки будет отменным. Если я не ошибаюсь, подобную историю описал несравненный остроумец и насмешник Ярослав Гашек.
Впрочем, я уделил достаточно внимания виновнику происшествия и от симпатичного четвероногого вернусь к двуногим. Надеюсь, они на меня не обидятся за это сопоставление. Ведь собаки наши меньшие братья. Так сказать, божьи твари.
...Олег поделился своими наблюдениями с Леокадией.
- Вы знаете Лу! - он впервые осмелился так назвать свою спутницу, хотя она с самого начала их знакомства просила ее так называть. – В этом курортном городе очень много фотографов. Они повсюду - и на улицах, и на площадях. Но особенно их много на пляжах. На какой бы пляж я не заглянул, всюду встречаются они. И на ступенях, спускающихся к морю, и на берегу у воды. Почему-то антураж у них одинаковый – яхты. Каждый, кто жаждет запечатлеть себя на память, может сфотографироваться у штурвала парусной бутафорской яхты, нахлобучив на голову морскую форменную фуражку с золотистым «крабом». Разнятся яхты своими названиями: «Мария», «Лидия», «Валентина» И цветами парусов – алых, голубых, белых. Но я приметил, что больше всего толпился люд возле владельца яхты, к которой на цепочке была привязана маленькая обезьянка. Когда фотографировалась какая-то девочка, обезьянка вскарабкалась на ее шею, и принялась перебирать розовыми пальцами воображаемые крупицы соли в льняных волосиках девчушки.
- Конечно же, мы тоже могли бы сфотографироваться, но нам это делать нельзя. Мы не имеем права оставлять свои следы. Наше знакомство, надеюсь, и так сохранится в памяти. Кстати, Олег, ты уже бывал здесь в Ялте?
- Нет, я здесь в первый раз.
- Ты многое упустил. Мы с мужем бываем здесь каждый год. Здесь много достопримечательностей. Чего стоит дворец Воронцова, Ласточкино гнездо, Археологические раскопки древних греческих поселений! Ну и, конечно же, музей - дача Антона Павловича Чехова. Мы там обязательно побываем в один из дней. Кстати о графе Воронцове. Он оказал ссыльному Пушкину щедрое гостеприимство. В «благодарность» за это, поэт «проявил» чудовищную неблагодарность, заклеймив Воронцова несправедливыми эпитетами»
«Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец».
Пушкин наставил рога Воронцову, сойдясь с его красавицей женой. Впоследствии, она попросила своего любовника, уничтожить ее письма к нему. И он выполнил ее просьбу. В результате Пушкин сочинил по этому поводу прелестное стихотворение. Послушайте:
СОЖЖЕННОЕ ПИСЬМО
Прощай, письмо любви! Она велела.
груда...
Как долго медлил я! Как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа не внемлет,
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту! Вспыхнули! Пылают - легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного, утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О, провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы,
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди…
Неправда ли, какое дивное стихотворение! К этому я все же должна добавить. Хотя Воронцов и имел, разумеется, выгоды от своего губернаторства, но справедливости ради надо отметить, что он сделал много полезного и для города Одессы, и для всего крымского края.
Стихи Пушкина навеяли грусть на обоих. И они продолжительное время прогуливались молча.
Кажется при сочинении этой правдивой повести, я уподобился итальянскому режиссеру Феллини. Снимая свой довольно странный фильм «Семь с половиной» и с утра придя на съемочную площадку, он еще не знал, вернее не представлял себе, содержание будущих кинокадров. Не сочиняя предварительно текст, я тоже не знаю, о чем я поведу повествование дальше. Такой необычный способ творчества, и труден, и волнующ своей непредсказуемостью.
Изрядно утомившись, Леокадия и Олег стали подыскивать укромное место, чтобы отдохнуть. Им это удалось осуществить. Где-то в стороне от многолюдства, они наткнулись на заброшенную армянскую церковь. Они присели на ступени, заросшие мхом. Камни были теплые от дневного солнца. За спиной у них была наглухо заколоченная массивная дверь. Здесь было тихо и очень уютно. Рядом с церковью находился заброшенный яблоневый сад. Исследовать его они решили как-нибудь в другой раз, если надумают сюда вернуться.
В наступивших сумерках, лицо Леокадии казалось особенно привлекательным и загадочным. В душе Олег гордился тем, что такая умная женщина, пусть случайно, выбрала именно его - Олега Бавлина. Значит, он чего-то стоит!
- С тобой, мой мальчик, мне так легко. Ты вызываешь доверие. И хочется рассказывать о себе, о своих переживаниях. Наконец, делится мыслями. Очень жаль, что я не могу встречаться с тобой каждый день. И ты потерпи. Я тебя попрошу послезавтра поутру, займи место на центральном пляже. Говорят, опоздавшие не могут найти себе хотя бы небольшой клочок территории.
- Хорошо, я непременно это сделаю. Можете на меня положиться! - заверил Леокадию Олег,
- А я не сомневаюсь, что ты исполнишь мою просьбу.
Ночь накрыла округу внезапно, как это бывает на юге. Цикады, словно ждали сигнала, и принялись громко тренькать. Дикие фиалки, росшие где-то рядом, наполнили свежий воздух своим благоухающим дыханьем.
- Нам пора! - сказала Леокадия! - Ты меня, конечно же, проводишь, мой мальчик! Благо мы находимся рядом. И тебе не придется блуждать ночью по закоулкам.
Она дернула поводок, и дремавший доселе Чарли, встрепенулся.
Придя во двор, Леокадия отпустила Чарли на свободу, и тот, прежде всего, побежал к своей мамке. Наверное, чтобы поделиться своими впечатлениями о проведенном им дне.
Прощаясь, Леокадия целомудренно поцеловала Олега в щеку. Прикосновение было таким нежным, словно прикоснулись не губы Леокадии, а цветок.
Ночью Олег долго не мог уснуть, перебирал в памяти события этого лучезарного и многообещающего дня…
Весь следующий день, Олег не находил себе места. Время тянулось долго и скучно. Ходил по аллеям, несколько раз возвращался к набережной. Ел горячие чебуреки, и пил газированную воду. Он рано вернулся домой, и лег спать.
Он вскочил на рассвете. Еле дождался восхода солнца. НА пляже уже маячило несколько мужских фигур. А возле раздаточного пункта, где выдавали спортинвентарь, лежаки и зонты - уже возникла небольшая очередь.
Леокадия без труда нашла Олега. Но пришла она, когда солнце поднялось довольно высоко. На ней было элегантное полотняное платье с вышивкой. На голове ее была соломенная шляпа, а на глазах солнцезащитные очки. Хорошо, что она догадалась принести бутерброды с колбасой: Олег изрядно проголодался.
Увидев Леокадию, Олег обрадовался, словно встретил ее впервые. То, что материлизовалась его юношеская мечта о Чеховской даме с собачкой, иначе, как чудом назвать было нельзя. И то, что не совпало с Чеховским описанием, нисколько не смутило Олега. Главное - была прелестная дама. А то, что она поставила странное условие воздержания - нисколько не огорчало Олега. Может быть, она еще передумает. Ведь у женщин меняются и бывают непостоянными не только настроение, но и взгляды. С ней было интересно, и жизнь казалась прекрасной.
При появлении Леокадии, сердце Олега вздрогнуло, как при первой встрече.
На пляже было весело. Шум моря смешивался с голосами людей. Повсюду на деревянных щитах большими буквами были начертаны запретительные предупреждения: «Не заплывать за буйки!», «Не распивать на пляже спиртных напитков!». «Не мусорить!». «Не купать в море собак!». «Не занимать пляж после восьми часов вечера!» Но по всему было видно, что никто из курортников даже не собирался следовать этим запретам.
Леокадия не торопилась искупаться в море. ^
На лежаке возле Леокадии и Олега возлежал физкультурник. Несмотря на жару, его синяя спортивная майка была испещрена темными пятнами пота. Словно он напялил ее на себя после купания в море. Он без устали сгибался и разгибался. Бессчетное количество раз поднимал и опускал выпрямленные ноги. Изогнувшись, вращал тазом. Можно было подумать, что этот человек из танцевального ансамбля. Но словоохотливый сосед сообщил, что он бывший боксер, руководил секцией боксеров. По его словам, под его руководством, тренируемая им команда добилась победы на всекрымском соревновании боксеров.
- Я, дурак, бросил заниматься боксов! - покритиковал он себя. - И начали меня донимать недуги. К счастью, мне на глаза попала книга австрийца Купера «Бегом к жизни!» Я стал бегать трусцой по шесть километров в день. И скоро ощутил результаты. Камни в почках без операционного вмешательства сами вышли. Рассосался мой тромбофлебит.
Обретя слушателей в лице Леокадии и Олега, физкультурник добавил многозначительно:
- Люди оторвались от природы. Мой главный вам совет: прислушивайтесь к самим себе. Надо разумно нагружать свой организм, чтобы он не заржавел.
Когда он, наконец, разделся до плавок, и направился к морю, Леокадия, улыбнувшись, сказала шутливо-назидательно:
- Понял, мой мальчик, как надо жить? Я думаю, он убеждал не только меня, но и тебя!
- Я не обещаю следовать его советам. Меня утомляют всякие упражнения.
- Если регулярно тренироваться, можно добиться хороших результатов. Тут спору нет. Но я, как и ты, не увлекаюсь упражнениями. Люблю утром поспать.
Между распростертыми телами, ходили продавцы воды, горячей кукурузы и мороженого. Олег купил два кочана и оба с удовольствием полакомились сладкими зернами молочно-восковой спелости. На десерт – купили мороженое.
- А теперь можно искупаться! – сказала Леокадия.
Она сняла с себя платье и осталась в коричневом купальнике. Оказалось она полнотелая женщина. И стройностью похвастаться не могла. Леокадия немало проигрывала, раздевшись. Это несколько огорчило Олега. Его мечта должна была быть стройной. К тому же, у нее был грушевидный зад, что не особенно нравилось Олегу.
Осторожно ступая между распростертыми телами, они пошли к морю. Вода была довольно прохладная и разгоряченные тела не сразу притерпелись к ней.
Они зашли на глубину, и поплыли рядом. Потом повернули к берегу. Когда вода достигла им до локтей, они стали делать круги. Леокадия несколько раз прижалась своими обвисшими грудями к Олегу. И это доставило ему несколько минут истинного удовольствия. Он мог бы продолжить эту игру, но Леокадия посчитала, что «нельзя слишком баловать мальчика». И предложила вернуться к своему месту.
- Как все-таки неаккуратны люди!- посетовал Олег. - Повсюду разбросаны обглоданные кукурузные початки, виноградные веточки, пустые сигаретные пачки, конфетные фантики. Хотя здесь расставлены урны для мусора.
- Да очень трудно приучить людей к аккуратности! - согласилась Леокадия - Наши знакомые, эмигранты, вернувшиеся в Россию после революции, увидели загаженные сортиры на железнодорожных станциях, знаете, что они воскликнули? «О, в России ничего не изменилось!»
- А вы заметили в воде медуз? - спросил Олег.
- Я их боюсь! - воскликнула Леокадия. - Говорят, они сильно обжигают тело. И даже бывают смертельные случаи. Хорошо, что я их не увидела. Я страшная трусиха!
- В прозрачной воде студенистые медузы, плавают, словно привидения. Их трудно заметить. Надо быть осторожными.
- Знаешь, Олег, мне совершенно не нравится обстановка на пляже. Эта скученность, этот мусор, этот галдеж Послезавтра мы с тобой встретимся у армянской церкви в десять часов утра. Пройдемся по берегу, и найдем безлюдное место, где мы сможем посидеть, искупаться. Я принесу съестное, чтобы мой мальчик не оголодал. Мужчинам нельзя голодать. Они при этом теряют дар речи. А я не хочу утратить интересного собеседника, и внимательного слушателя.
В то утро Олег сытно позавтракал. Об этом позаботился любезнейший Савелий Дмитриевич. Он был рад Олегу, и старался создать благоприятные условия для его проживания. Леокадия и Олег не сразу направились к морю. Сперва они совершили небольшую прогулку по набережной. Навстречу им медленно шел мужчина, ведя на поводу собаку черной масти.
Какая уродина! - тихо сказал Олег.
- Это очень породистая собака! - заступилась за нее Леокадия. – Эрдельтерьер. Над выведением этой породы немало потрудились собаководы.
- Еще бы не потрудиться! - продолжал Олег. - Безобразнее ничего не придумаешь! Не лапы, а валенки. Бородатая морда, формой напоминает окончание самоварной трубы. Я не хотел бы иметь такую собаку.
Мужчина остановился возле Леокадии и Олега. Явно желая обратить на себя внимание, дергая поводок, он обратился к своей собаке с ехидным предостережением:
- Нехай не думают, что я дам им колбасу! - Он именовал пса в третьем лице. - Нехай жрут куриную требуху!
Леокадия и Олег перед тем, как отправиться к морю, присели на скамью возле седовласой старушки. Она обратилась к ним, словно к закадычным знакомым:
- Знаете, почтенные, я сердечница, но не могу принимать корваллол. Потому, что его изготовляют в Германии. В войну немцы всю мою семью истребили. Меня саму в гетто изувечили. Чудом выжила.
Произнесла она это скорбно. Ее лицо было изборождено глубокими морщинами, будто шрамами.
В конце концов, им удалось подыскать укромное место. Оно было заслонено невысокими скалами.
Как здесь хорошо! - воскликнула Леокадия. - Такое впечатление, будто мы попали на необитаемый остров! Они устроились на одном из выступов. Внезапно появились белогрудые чайки. Прилетев с моря, они плавно спланировали на песчаный берег. Смешно семеня лапками вдоль береговой кромки, они длинными черными клювами склевывали всяческую живность, что попадалась им по пути.
- Знаете, Лу, какая мысль мне сейчас пришла в голову?
- Любопытно узнать, какая?
- В далекие незапамятные времена, скалы, подобные тем, которые мы сейчас видим, горделиво возвышались над всей окрестностью. Но прошли миллионы лет, и они под воздействием солнца, дождей и ветра стали разрушаться. Сперва раскололись на глыбы, затем превратились в щебенку, а потом в песок.
- Да ничего вечного нет. К сожалению! Но пока мы живы, не будем предаваться грустным мыслям, мой мальчик! Давай лучше искупаемся!
Теперь Леокадия, сняв платье, оказалась в голубом купальнике с глубоким декольте.
Она взяла раздевшегося Олега за руку, и повела к морю. Дно было каменистое, и надо было проявлять осмотрительность, чтобы не поранить ноги. Они отплыли на небольшое расстояние от берега, и Леокадия затеяла игру с объятиями. Она провоцировала Олега, и он недоумевал, к чему все это приведет. Нельзя сказать, что прикосновения к телу женщины были неприятны. Напротив, они возбуждали его.
Вернувшись на прежнее место, они не стали обтираться полотенцем, а принялись загорать на еще жарком месте.
Они лежали рядом, и Леокадия гладила Олега по голове. Идиллическую картину нарушила неопрятного вида женщина, возраст которой трудно было определить. Забрела она сюда с единственной целью - найти порожние бутылки от пива, или водки. Хотя вдали от пляжей такие возможности были маловероятны. Потревоженные Леокадия и Олег приподнялись. Они сразу поняли, что перед ними предстала обыкновенная алкашка. Из-под замызганной юбки торчали рахитически худые ноги, обутые в порванные, истоптанные сандалии.
Алкашка стала клянчить подаяние.
- Добрые люди, Христа ради, помогите мне, чем можете. Я недавно вышла из тюрьмы, и мне не хватает даже на хлеб.
Стремясь поскорее избавиться от попрошайки, Леокадия достала из сумочки трешницу, и подала ей. Та поспешно схватила зеленую бумажку и сунула ее за пазуху.
- Спасибо вам, добрые люди, дай вам Бог счастливого супружества!
Взвалив мешок с бутылками на плечи, нищенка удалилась.
- Как они умеют льстить! - сказала Леокадия. - Вот она нас обвенчала. Ну что ж, мне приятно было бы иметь такого молодого мужа.
Став серьезной, Леокадия добавила:
- Вот до чего могут опуститься алкоголики! В Питере полно пьянчуг. Но они выглядят презентабельнее?
- Пьянство разрушает человеческую личность! - глубокомысленно изрек Олег.
- Ты прав, мой мальчик! Вот пример. Вполне благополучный и порядочный человек, директор технического училища, стал пропойцей после, того, как ревизоры обнаружили крупную растрату денежных средств. Ушел от жены. Сошелся вот с такой же пьяницей, как эта алкашка, просившая подаяние… Он плохо кончил - попал под электричку.
- В редакции московского журнала, в котором я до последнего времени работал, произошла примерно такая же история с одним человеком. Но совсем по другой причине, - сообщил Олег.
- Я вся во внимании!
- Сперва небольшое объяснение. В редакции, по странной прихоти случая собрались сотрудники с фамилиями знаменитых людей. Ну не все, конечно, а некоторые. Тут был и Державин, и Жуковский, и Потемкин. Были так же две сотрудницы с фамилиями знаменитых людей - Куприна и Суворова. Обе они были влюблены в одного и того же человека - заместителя редактора по фамилии классика русской литературы Бунина. Однажды Куприна пригласила Бунина в кино. Когда начался сеанс, она возложила руку на свое жирное потное колено. Это отвратило Бунина от ухажерки. Суворова оказалась шустрее и удачливее Куприной. Она сумела окрутить Бунина и женить его на себе. Семейная жизнь не заладилась. Уж слишком властной оказалась молодая жена. К тому же, она назойливо поучала Бунина. И он запил. Крепко запил. Однажды после очередного семейного скандала, изрядно надравшись, он взял и повесился. Суворова вытащила его из петли. После такого чрезвычайного происшествия, Бунина отстранили от работы, и он уехал к себе на родину, в Уральск. Где по дошедшим слухам стал заядлым рыбаком.
- Олег, а ведь ты замечательный рассказчик. Я тебя не оставлю в покое, пока подробно не расскажешь о своей жизни.
- Какой там из меня рассказчик!
- Тебе не удастся отвертеться! С сегодняшнего вечера, ты станешь рассказывать о себе. Каждый раз, разворачивая все дальше и дальше повествование. Как Шехерезада. Я уже тебе говорила, что очень люблю слушать житейские истории.
Олегу ничего не оставалось делать. Как согласиться.
БЫЛОЕ И ДУМЫ
Он родился в голодном 37-ом году. Впрочем, в советском государстве любой год большевистского правления был голодным. Ибо голодным, или полуголодным народом легче управлять. Люди не думают о свободах, о своих правах, а только о куске хлеба. Им некогда заниматься политикой. И если прибавить к этому убогому существованию еще и репрессии, то такое надежное средство, как всеобщий страх, заткнет рот любому смельчаку. Если, конечно, он отыщется...
Так что не имело значение, на какой территории появлялся на свет младенец - в России, на Украине, или в другой республике нищенская обстановка была повсюду.
Младенца нарекли Олегом. Отец новорожденного Дорофей Трофимович Бавлюк и его мать Прасковья Степановна условились таким образом - если родится девочка, то назвать ее Ольгой. А ежели будет мужско пола, то Олегом.
Говорят, что в имени каждого человека заложена его будущая судьба. А уж характер - без всякого сомнения! Так что впоследствии, а, может быть, и в раннем детстве, у Олега в характере обнаружилось нечто женское. Так это, или не так, выяснится в дальнейшем, по мере его взросления.
Рос Олег застенчивым, робким ребенком. Он не был трусоват, но опасался многого. Был очень осторожен. Сверстники, которые побойчее, поколачивали Олега, но он никогда не жаловался родителям. За что заслужил некоторое уважение со стороны одногодков. Больше всего, Олег любил одиночество.
Ему никогда не было скучно, потому, что он предавался мечтам. Из таких особ вырастают поэты. Но он не был отмечен свыше. Поэтому слагать стихи, у него не было желания. И он даже не делал попыток в этом отношении.
Здоровьем он не мог похвастать. Его год от года донимали различные болезни. Которые мать лечила домашними средствами.
Нельзя сказать, что семья Бавлюков жила бедно. Дорофей Трофимович на своем небольшом приусадебном участке творил чудеса. У него, что называется, были золотые руки. Он был талантлив на всех направления! Был неплохим мастеровым, и огородником, и садоводом. На огороде всякая овощь буквально лопалась от избыточных размеров и плодовитости. В саду он привил к старому дубу различные фрукты! К удивлению односельчан, на этом дереве росли и плодоносили привитые ветки яблонь, груш, абрикос, слив и даже вишен. Снаружи свою хату Дорофей Трофимович украсил деревянной резьбой. А конек крыши увенчал деревянным петухом. Но главной страстью этого на редкость способного человека были все-таки лошади. Когда он выезжал на своей телеге на улицу, то встречные не могли удержаться от восхищения. Его кони были особенные - красивые, с лоснящейся гнедой шерсткой, резвые. Казалось, если их не удержать вожжами в узде, то они вознесутся в небо...
Когда на Украину навалилась чума под названием коллективизация, Дорофей Трофимович Бавлюк получил удар в самое сердце.
Его энергичного талантливого, трудолюбивого крестьянина совершенно небогатого – РАСКУЛАЧИЛИ. В один момент его, ограбленного, превратили в нищего и бездомного. Вот-вот всю семью должны были выслать из села, вырвать из насиженного гнезда, лишить всех прав. И случиться бы этой злой беде, если бы не выручил свояк, начальник железнодорожной станции, мимо которой проносились пассажирские поезда и товарняки, устремлявшиеся на юг. Фамилия начальника станции была Заруба Иван Тарасович. У него имелся приятель в районном отделении НКВД. И после того, как нужный человечек исправил документы Бавлюка на Бавлина, - просьбе Зарубы, Бавлюков не выслали, а направили на станцию. Дорофей Трофимович обладал кроме всего прочего богатырской силой. А начальник станции остро нуждался в чернорабочих.
Новоиспеченный рабочий по фамилии Бавлин трудился за двоих. Был покладист, ни с кем не вступал в спор. Но дома, особенно в воскресные, напивался, и устраивал разгром. Избивал Прасковью. Разбивал об пол тарелки. Прасковье пришлось приобрести жестяную посуду. Оправдать поведение Дорофея Трофимовича было нельзя. Но понять можно. Его лишили занятий в саду, на огороде, и отняли любимых лошадей. Когда он все это вспоминал, то приходил в ярость. И как ему было не бунтовать, если его лишили самого сокровенного - оторвали от земли и, в сущности, лишили смысла жизни.
Переезд семьи из глухомани на станцию оказал благотворное воздействие на мальчишку. Пристанционный поселок был небольшим. Но здесь крутилась кое-какая жизнь. Для обитателей поселка являлось событием прибытие пассажирского поезда. Девушки в выходных платьях прогуливались по перрону, с любопытством поглядывая на высунувшихся из окна пассажиров. А мальчишки бегали вдоль эшелона, демонстрируя свою удаль.
В стороне от поселка возвышался элеватор. Территория его была окружена высоким забором. Туда можно было проникнуть, только миновав проходную с охранником. Но так как, Олег подружился с сыном механика Виктором, то свободно мог пройти к нему. В описываемое время, Олегу уже исполнилось 8 лет.
У Виктора был велосипед, и Олег научился кататься на нем. Это доставляло ему огромное удовольствие. Любимой забавой ребят было прыганье с высоты в зерно, находившееся в бункере. Для этого надо было вскарабкаться по металлическим скобкам на верхотуру. Эти скобы были ввинчены в деревянные стены бункера.
Виктор предупредил Олега, что прыгать в лен нельзя. Зерна льна скользкие и в льняном ворохе запросто можно утонуть. Но так, как Виктор всегда был рядом, это не составляло опасности для Олега.
Было у них еще одно общее занятие. На открытых платформах перевозили антрацит. После прохождения эшелона с углем, на путях можно было найти выпавшие сквозь щели кусочки антрацита. Они были с ярким блеском, напоминая драгоценные камни. Виктор и Олег собирали в лукошки антрацит для плит и печек в своих квартирах.
Однажды Виктор поехал в большой город в гости к родственникам. Ему в каком-то смысле повезло. На экраны кинотеатров вышел фильм про Чапаева. Вернувшись домой, Виктор часами пересказывал Олегу содержание фильма, который произвел на него колоссальное впечатление. Он запомнил реплики героев фильма, и в лицах изображал то Чапаева, то ординарца его Петьку, то пулеметчицу Анку. Рассказывал Виктор и про белогвардейцев, которые шли в атаку на красноармейцев во весь рост. Рассказывал и о том, как ночью белогвардейцы застали отряд Чапаева врасплох. И как Чапаев спасаясь, плыл по реке, а в воде рвались пули пулемета
Олег любил забираться по другую сторону железнодорожной колии, за лесную посадку. Он вглядывался в суетившихся в траве муравьев. В жучков, спешивших по своим делам. В букашек, название которых он не знал. Затем он ложился на спину, и любовался голубым небом, по которому медленно плыли облака. Дав волю фантазии, можно было узреть в конфигурации облаков то медведя, то слона то крокодила, то человеческие лица.
После того, как Олег длительное время вглядывался в небосвод, ему почудилось, что там, вверху – не верх, а низменность, а он Олег висит над этой низменностью, словно над пропастью. Он так явственно ощутил это всеми клеточками своего тела, что даже немного испугался, как бы ни свалиться в эту воздушную пропасть. И он крепко прижался к земле, чтобы избавиться от наваждения и не оторваться от нее, Олег поспешил перевернуться на живот.
Да, я совсем забыл сказать, что у Виктора и его друга Олега, среди прочих была еще одна забава. Приметив, что в тупик медленно скатывается товарный вагон, который подтолкнул маневровый паровоз - они цеплялись на буферы и катались, пока вагон не останавливался.
Однажды отец, который не особенно-то баловал сына, позволил ему прокатиться вместе с ним на дрезине. Обычно ее устанавливают на рельсах, и пускают в ход ручными рычагами. Для этого требуется недюжая мужская сила, которой у отца было предостаточно. Олег испытал волнующее удовольствие, когда дрезина плавно поехала по рельсам. Пейзаж менялся с минуту на минуту. Хотелось ехать как можно дольше. Услышав гудок паровоза, отец стащил дрезину с рельсов. Вскоре из-за поворота показался локомотив, тянувший за собой длинный пассажирский состав. Вагоны мелькали один за другим. И вдруг из окна последнего вагона выпала какая-то книга. Под шум удалявшегося поезда, Олег подобрал ее с насыпи. То был томик Чехова. Его фамилия была на первой странице. Когда отец повернул дрезину в обратном направлении к станции, и Олег пришел домой, он первым делом стал перелистывать страницы книги, которую ему подарил случай.
Олег учился в сельской школе, находившейся от станции в семи километрах - в районном центре. Эту школу посещал и Виктор, одним классом выше. Летом друзья иногда добирались до школы пешком. Чаще же всего их подвозили на служебном грузовике. Зимой для ребят нанимали квартиру у какой-нибудь хозяйки. С ней договаривались об оплате квартиры и услуг по приготовлении пищи.
Олег учился неплохо, и чтение книг ему давалось легко. Произведение Чехова, которое он вначале прочел, называлось «Дама с собачкой». Оно его не затронуло. Лишь когда он подрос, героиня рассказа стала его юношеской мечтой. Он в тайне надеялся когда-нибудь встретить такую женщину, в которую он непременно влюбится.
Зато повесть «Степь» вызвала у Олега живейший интерес. Для него, степняка ее содержание было до того близким, что он читал повесть в захлеб, а прочитав, снова принимался перечитывать. Олега особенно поразило то, что степь, которую он знал наизусть, которую измерил ногами, и в которой не замечал ничего особенного и интересного, увиденная глазами писателя, оказалась в его изображении такой многообразной, живописной и значительной. Вот что значит большой писатель! После прочтения повести, степь стала для Олега привлекательнее, понятнее, дороже.
И он читал, читал, читал...
«Между тем, перед глазами ехавших, расстилалась уже широкая, бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. Теснясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая тянется вправо от дороги до самого горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь - едешь и никак не разберешь, где она начинается и где кончается... Солнце уже выглянуло сзади из-за города и тихо без хлопот принялось за свою работу. Сначала, далеко впереди, где небо сходится с землею, около курганчиков и ветряной мельницы, которая издали похожа на маленького человечка, размахивающего руками, поползла по земле широкая ярко-желтая полоса; через минуту такая же полоса засветилась несколько ближе, поползла вправо и охватила холмы; что-то теплое коснулось Егорушкиной спины, полоса света, подкравшись сзади, шмыгнула через бричку и лошадей, понеслась навстречу другим полосам, и вдруг вся широкая степь сбросила с себя утреннюю полутень, улыбнулась и засверкала росой.
Сжатая рожь, бурьян, молочай, дикая конопля - все, побуревшее от зноя, рыжее и полумертвое, теперь омытое росою и обласканное солнцем, оживало, чтоб вновь зацвести. Над дорогой с веселым криком носились старички, в траве перекликались суслики, где-то далеко влево плакали чибисы. Стадо куропаток, испуганное бричкой вспорхнуло и со своим мягким «тррр» полетело к холмам. Кузнечики, сверчки, скрипачи и медведки затянули в траве свою скрипучую, монотонную музыку.
Но прошло немного времени, роса испарилась, воздух застыл и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. Трава поникла, жизнь замерла. Загорелые холмы, буро-зеленные, вдали лиловые, со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски.
Как душно и уныло! Бричка бежит, и Егорушка видит все одно и то же небо, равнину, холмы... Музыка в траве приутихла. Старички улетели, куропаток не видно. Над поблекшей травой, от нечего делать, носятся грачи; все они похожи друг на друга и делают степь еще более однообразной.
Летит коршун над самой землей, плавно взмахивая крыльями, и вдруг останавливается в воздухе, точно задумавшись о скуке жизни, потом встряхивала крыльями и стрелою несется над степью, и непонятно, зачем он летает и что ему нужно. А вдали машет крыльями мельница...
Для разнообразия мелькнет в бурьяне белый череп, или булыжник, вырастет на мгновение серая каменная баба, или высохшая ветла с синей ракшей на верхней ветке, перебежит дорогу суслик, и - опять бегут мимо глаз бурьян, холмы, грачи...
А вот на холме показывается одинокий тополь, кто его посадил и зачем он здесь - бог его знает. От его стройной фигуры и зеленой одежды трудно оторвать глаз. Счастлив этот красавец? Летом зной, зимой стужа и метели, осенью страшные ночи, когда видишь только тьму и не слышишь ничего, кроме беспутного, сердито воющего ветра, а главное - всю жизнь один... За тополем ярко-желтым ковром, от верхушки холма до самой дороги, тянутся полосы пшеницы. На холме хлеб уже скошен и убран в копны, а внизу еще только косят... Шесть косарей стоят рядом, и взмахивают косами, а косы весело сверкают и в такт, все вместе издают звук: «Вжжи, вжжи!» По движениям баб, вяжущих снопы, по лицам косарей, по блеску кос видно, что зной жжет и душит. Черная собака с высунутым языком бежит от косарей навстречу к бричке, вероятно с намерением залаять, но останавливается на полдороге и равнодушно глядит на Дениску, грозящего ей кнутом; жарко лаять!
Но вот промелькнула и пшеница. Опять тянется выжженная равнина, загорелые холмы, знойное небо, опять носится над землей коршун. Вдали по-прежнему машет крыльями мельница и все еще она похожа на маленького человечка, размахивающего руками. Надоело глядеть на нее, кажется, что до нее никогда не доедешь, что она бежит от брички.
...Через минуту бричка тронулась в путь. Точно она ехала назад, а не дальше, путники видели то же самое, что и до полудня. Холмы все еще тонули в лиловой дали, и не было видно их конца; мелькал бурьян, булыжник, проносились сжатые полосы, и все те же грачи да коршун, солидно взмахивающий крыльями, летали над степью. Воздух все больше застывал от зноя и тишины, покорная природа цепенела в молчании... Ни ветра, ни бодрого свежего звука, ни облачка.
Но вот, наконец, когда солнце стало опускаться к западу, степь, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись, попытались сбросить с себя иго. Из-за холмов неожиданно показалось пепельно-седое кудрявое облако. Оно переглянулось со степью - я, мол, готово - и нахмурилось. Вдруг в стоячем воздухе что-то порвалось, сильно рванул ветер и с шумом, со свистом закружился по степи. Тотчас же трава и прошлогодний бурьян подняли ропот, на дороге спирально закружилась пыль, побежала по степи и, увлекая за собой солому, стрекоз и перья, черным вертящимся столбом поднялась к небу и затуманила солнце. По степи, в вдоль и поперек, спотыкаясь и прыгая, побежали перекати-поле, а одно из них попало в вихрь, завертелось, как птица, полетело к небу и, обратившись там в черную точку, исчезло из виду. За ним понеслось другое, потом третье, и Егорушка видел, как два перекати-поле столкнулись в голубой вышине и вцепились друг в друга, как на поединке.
У самой дороги вспорхнул стрепет. Мелькая крыльями и хвостом, он, залитый солнцем, походил на рыболовную блесну...
...А вот, встревоженный вихрем и, не понимая, в чем дело, из травы вылетел коростель. Он летел за ветром, а не против, как все птицы, от этого его перья взъерошились, весь он раздулся до величины курицы и имел очень сердитый, внушительный вид. Одни только грачи, состарившиеся в степи и привыкшие к степным переполохам, покойно носились над травой или же равнодушно, ни на что, не обращая внимания, долбили своими толстыми клювами черствую землю.
За холмами глухо прогремел гром... Еще бы, кажется, усилие, одна потуга, и степь взяла бы верх. Но невидимая гнетущая сила мало-помалу сковала ветер и воздух, уложила пыль и опять, как будто ничего не было, наступила тишина. Облако спряталось, загорелые холмы нахмурились, воздух покорно застыл и одни только встревоженные чибисы где-то плакали и жаловались на судьбу...
Затем скоро наступил вечер».
Олег был впечатлительным мальчиком. И повесть Чехова послужила тем толчком, который не только вызывает у человека потребность сочинять художественные произведения, стихи, заниматься живописью - но даже сообщает движение и жизнь планетам.
Олег выпросил у отца канцелярскую бумагу и поначалу завел дневник. В него он заносил свои наблюдения и впечатления о прожитом дне. А через несколько лет сделал первые попытки по сочинению небольших рассказов. Будучи по характеру скрытным, он никому не показывал своих литературных упражнений.
Горечь утраты любимых лошадей и любимой работы на земле, у Дорофея Трофимовича постепенно притупилась. На работе он проявил себя не только, как исполнитель, но и кА умелый организатор. Он несколько раз заменял бригадира. Предложил ряд ценных рационализаторских изобретений. Его старания и усердие были замечены. И когда начальник станции пошел на повышение, Дорофея Бавлина назначили на его место. А вскоре его, проявившего недюжие организаторские способности, назначили начальником станции Юрга, Курганской области.
Переезд на новое место нисколько не обрадовал Олега. Его, степняка, привыкшего к просторам, простиравшихся до самого горизонта, угнетали заросшие лесами горы, которые суживали видимое пространство. Глаз все время упирался в высокие сопки.
Зато он был очень доволен школой-десятилеткой. Здесь работали опытные учителя. Олегу пришелся по душе преподаватель истории и особенно - литературы. Он буквально упивался этими уроками. Их преподавала фантастически любившая свой предмет Софья Леонтьевна Панфилова. Ее кумиром был Пушкин. Она знала наизусть многие его произведения. Цитировала стихотворения певучим голосом.
- Александр Сергеевич Пушкин, как никто из писателей, казалось бы, обычными словами, - вещала Софья Леонтьевна, – рисовал портреты людей, пейзажи! Картины природы изображаются настолько объемно и выпукло, что читатель очень четко представляет их. Возьмем хотя бы поэму «Полтава». Вслушайтесь в то, как образно изображена летняя ночь на Украине: «Тиха Украинская ночь. Прозрачно небо, звезды блещут. Своей дремоты превозмочь не хочет воздух. Чуть трепещут прозрачных тополей листы. Луна спокойно с высоты над Белой Церковью сияет».
От волнения, Софья Леонтьевна едва не задохнулась.
- Неправда, ли, как прекрасно это сказано! Особенно меня восхищает вот это место: «Своей дремоты превозмочь не хочет воздух». Ну, что обычно говорят о воздухе? Прозрачный, чистый, душистый. А Пушкин как бы очеловечил природное явление, снабдив его человеческим свойством. И это усиливает впечатление об украинской ночи.
- А вот это, - продолжала Софья Леонтьевна. – Одной строкой Пушкин мог охарактеризовать целую жизнь отдельного человека. «Весь век он с ключницей бранился, в окно смотрел и мух давил» И понимаешь, как бессмысленна жизнь этого человека, у которого нет никаких запросов, и он ведет растительную жизнь...
Вдохновленный уроками Софьи Леонтьевны, Олег написал сочинение, которое вызвало большое одобрение с ее стороны. О чем он написал? Ну, конечно же, о степи!
«ПОЭМА О СТЕПИ»
Жителю гор, наверное, непонятна любовь степняка к бескрайним равнинам, тянущимся до самого горизонта. Ничто не препятствует взору при осмотре окрестностей. И если человек попадает в эту обстановку, его властно потянет к пейзажам, к которым он привык с детства.
И все-таки – какое чудо – сама степь!
Хороша степь осенью – поспевшими золотистыми пшеничными полями, желтым разливом подсолнечниковых плантаций, осиянных мягким рассеянным светом!
Хороша степь зимой, заботливо прикрытая снежным одеялом. Когда прокаленное морозцем солнце окрашивает его розовым поверху и голубым в тени.
Хороша она весной, омытая свежими майскими дождями и расцвеченная огненно-алыми дикими маками.
Но особенно хороша степь летом, овеянная бражным ароматом разнотравья.
В некоторых местах можно заметить солончаки. Из земли проступает соль, как на гимнастерках совершивших марш-бросок солдатах. От этих проплешин, степь, представляется чем-то очень древней. Это впечатление усиливается при виде коршунов, совершающих дремотно-плавные круги под облаками, да еще белых черепов, выглядывающих из трав.
В степи до сих пор сохранились полустершиеся следы караванных дорог, тянувшихся с севера на юг, словно русла высохших рек.
В сиреневом мареве дремлет степь. В далеком прошлом чуяла она глухой лошадиный топот скифов, татаро-монгольских завоевателей, предсмертный храп задранных волками сайгаков, и разбойничий посвист бродяги-ветра!
И стоит человеку хотя бы на время пройтись пешком по степи, как у него исчезнет городская хандра и депрессия, и он воспрянет и наберется новых сил».
Это сочинение Олега очень понравилось Софье Леонтьевне. Она прочила Олегу большую литературную будущность. В Москве у нее был школьный друг, который редактировал столичный журнал. И она обещала снабдить Олега рекомендательным письмом, ежели он надумает поохать в Москву.
Когда началась война, Олегу исполнилось всего лишь четырнадцать лет. И хотя он, как и его одноклассники, отважно рвался на фронт, в военкомате ему отказали в связи с малолетством.
Но даже после окончания школы, а также исполнившимся совершеннолетием, Олега в армию не призвали в связи с какими-то серьезными нарушениями в его организме.
Года два он проработал в станционной бухгалтерии. К тому времени, Софья Леонтьевна Панфилова вышла на пенсию. Она никуда не уехала, а осталась в станционном поселке. Однажды Олег встретил ее на улице. Панфилова расспросила, чем он занимается. А когда узнала о его канцелярской работе, пожурила за то, что он «зарывает свой талант в землю». Она сказала, что ему надо обязательно отправиться в Москву. Пригласив Олега к себе домой, она угостила его чаем и собственноручно испеченным тортом. От учительницы он не ушел с пустыми руками. Софья Леонтьевна исполнила свое давнишнее обещание, снабдив Олега большим посланием к своему московскому другу. Она не забыла заручиться от Олега клятвенным обещанием, что он непременно продолжит свою литературную деятельность.
Вот так, ободренный Софьей Леонтьевной, Олег восемнадцатилетним парнишкой отправился в столицу…
Прежде, чем ввести Олега Бавлина в стены редакции журнала, надлежит хотя бы вкратце рассказать об этом достославном учреждении. Возникло оно благодаря компанейскому характеру его основателя, легко сходившегося с людьми, еще и потому, что был душой любого общества и славился необычайно большими возможностями по части распития спиртных напитков. О нем в Москве ходили легенды. Во-первых, его никто не мог «перепить» и он никогда не пьянел. Эта способность, кстати, сослужила ему добрую службу во время знакомства с очень большим чиновником из министерства культуры. Собственно – с самим министром.
Кажется, пора назвать этого замечательно в своем роде человека. Это ни кто иной, как выпускник Московского Университета – Драгомиров Леонард Бенедиктович. После длительного веселого застолья, организованного в ресторане Драгомировым в честь министра культуры, он был назначен ответственным редактором нового журнала с экзотическим названием «ВОСТОК». (Как удалось Драгомирову залучить в ресторан такую важную персону - остается тайной. У больших чиновников наличествует слабость по части дармовой халявы. Будем считать это одной из версий случившегося).
Будучи под хмельком министр нарисовал перед Драгомировым в общих чертах программу деятельности будущего журнала. Среди прочего журнал должен был служить ареной для корреспондентов из всех союзных республик. Дружба народов - вот главный девиз, который должен был осуществлять журнал.
Министр не забыл своего обещания. Был издан соответствующий приказ. Выделены из бюджета денежные средства. Расписан состав редакционных сотрудников. На удивление, штат этот был по количеству немалым. Благодаря широко организованной рекламе журнала, появилось много подписчиков. И машина заработала! Потом, как это бывает, о журнале забыли. Но средства на его существование продолжали поступать регулярно.
Собрать сотрудников для журнала Драгомирову не составляло труда: в Москве немало журналистов и литераторов, подыскивающих работу. Не было отбоя и от претендентов на должность машинисток, рассыльных и сторожей. Драгомиров имел возможность выбирать.
Когда Олег Бавлин направился в Москву, чтобы предстать перед светлыми редакторскими очами, журналу уже исполнилось три года. Это совпало с большим редакционным торжеством. Драгомиров отмечал свой день рождения. Ему исполнилось пятьдесят лет. По этому случаю в конференц-зале некоего особняка. (Черт побери, я совсем забыл упомянуть о том, что редакция помещалась не в центре Москвы, а на окраине, в доме у бывшего дворянина, на нем даже была табличка о том, что здание это охраняется государством, и выделено оно было для редакции с целью сохранить его от разрушения, так как у государства не было средств для содержания его в надлежащем виде). И так, торжество отмечалось в конференц-зале, за круглым столом. Было много водки и пива. Закусь не отличалась большим разнообразием. Вареная картошка, которую в кастрюлях принес из дому женский персонал, соленые огурцы, квашеная капуста, дешевая колбаса, рыбные консервы, и, разумеется, селедка, а на десерт - чай и большой именинный торт да яблоки.
Когда намаявшись в поисках редакции, Олег все же набрел на искомый объект, и предстал перед хмельным редакционным братством в скромном костюме с потертым чемоданом, перевязанным бельевой веревкой, так как отказали старые замки, зрелище сие было достойно кисти писателя - юмориста Появление Бавлина вызвало у присутствующих немую сцену. А его обращение вызвало дружный смех.
- Кто из вас тут редактор Леонард Бенедиктович Драгомиров? - робко спросил Олег.
- Разве это незаметно? - шутливой обидой спросил Драгомиров. - Допустим это я!
- Я должен вручить вам письмо Софьи Леонтьевны Панфиловой, моей учительницы.
И он подал конверт с письмом Драгомирову.
- Любопытственно, что пишет моя старая знакомая, с которой мы когда-то сидели за одной школьной партой! – произнес Драгомиров. - Молодой человек, присаживайтесь возле меня!
Тотчас было освобождено для Олега место.
Драгомиров театрально вскрыл письмо и стал читать вслух:
«Здравствуй, дорогой Леон! Молодой человек, который вручит тебе мое письмо - мой ученик. Насколько я разбираюсь в людях, он очень способный и подает большие надежды по части литературы. А так, как журналистика - прямая дорога в писатели, то при твоей помощи - а я надеюсь, что во имя нашей прежней дружбы, ты постараешься создать для него все условия - он сумеет проявить свой несомненный талант. Обнимаю тебя и целую. Софья!»
- Вот это задала мне задачу Софьюшка! - преувеличенно озабоченно произнес Драгомиров. Мне еще никогда не доводилось быть наставником будущих писательских знаменитостей! Так давайте будем знакомиться! Откуда вы, и как вас зовут?
- Я приехал со станции Юрга, что в Курганской области. А зовут меня Олег Бавлин!
- О-о! – зашумело застолье, - Олег Бавлин!
- Как вы думаете, Соломон Григорьевич, подобает ли, вернее приличествует ли подающему надежды, как утверждает моя знакомая такая невыразительная фамилия, как Бавлин?
Сотрудник, к которому обратился Драгомиров, привстал со своего стула, и, продолжая шутливую игру, сказал внушительно:
- Я думаю, Леонард Бенедиктович, молодому литератору лучше всего подойдет псевдоним Юргинский. По примеру Александра Македонского. Или Потемкина Таврического.
- Проголосуем? Кто за то, чтобы нашему гостю и, надеюсь, будущему сотруднику и писателю, присвоить псевдоним Юргинский?... Единогласно!
Один из сотрудников подал голос:
- Хотелось бы знать, что успел сочинить наш гость?
- Да это очень интересно! - послышался другой голос.
- Я сочинил небольшую повесть. Она называется «Лесные тропы». Если хотите, я прочту несколько страниц! – скромно произнес Олег.
- Нет, нет! Читать не надо! - испуганно произнесли хором несколько человек. – Только не это!
- Давайте не будем утомлять нашего друга неуместными вопросами, - сказал Драгомиров – Учти батенька, почти все писатели. Будущие. Так что тебе предстоит выдержать большую конкуренцию... А теперь давайте выпьем за восходящее литературное светило Олега Юргинского!
Присутствующие охотно поддержали тост шефа. Пришлось и Олегу осушить свою стопку. Он поперхнулся, и тот, кто находился поблизости, подложил на его тарелку несколько кружочков колбасы и капусту.
- А теперь давайте выпьем за нашего дорогого именинника Леонарда Бенедиктовича! Надеюсь, наш гость поддержит мой тост! - выкрикнул мужчина с противоположной стороны стола.
Олегу, который был несилен по части выпивки, пришлось выпить и вторую стопку. У него закружилась голова, и он без разбора стал заедать спиртное.
Все явно радовались случаю потешиться над молодым пришельцем. Было высказано много шуток. Но все они выглядели безобидно, добродушно. Еще недавно все тоже были молодыми. И не забывали об этом. А тут такая возможность подшутить над провинциалом!
- Хотелось бы узнать биографию нашего гостя! – послышалось где-то рядом.
- Особенно интересно было бы узнать, холост он, или женат.
Этот вопрос явно принадлежал женской особе.
- Дружочек, с этим не надо торопиться! – сказал, обращаясь к Олегу, Драгомиров. – Надеюсь, ты еще не совершил эту оплошность… Сказал же корифей русской литературы Лев Николаевич Толстой, что ежели хочешь добиться больших успехов на литературной ниве, то не следует спешить жениться. А великий грек Гесиод предостерегал: «С женитьбой до тридцати не спеши, но и после тридцати не медли!» К сожалению, многие из нас пренебрегли этим мудрым советом!
- Братцы! – воскликнул моложавый на вид сотрудник, - А ведь мы совсем забыли золотое правило застолья – опоздавшие должны выпить штрафную!
- Штрафную, штрафную! – безжалостно завопило несколько человек, уже изрядно пьяные.
- Может пощадим нашего гостя? – попытался защитить Олега, Леонард Беньяминович.
Но собравшиеся, вернее большинство из них, уподобились римским зрителям боев гладиаторов, опустивших большие пальцы вниз и тем самым вынеся смертный приговор побежденному.А для Олега это если и не был приговор смертельными, то сулящим неприятные последствия.
Кто-то услужливо наполнил фужер водкой, и всучил Олегу в руку. Морщась и перхая, Олег под вопли «пей до дна! вылил в горло противное пойло.
- Молодчина!
- Вот это по-нашему!
- Такого человека можно спокойно принять в коллектив.
- Потому, что тот, кто не пьет - подозрителен!
- Настоящий мужик!
Между тем, одобрение редакционной общественности и похвала питейным способностям Олега были явно преувеличены, и преждевременны. Потому что, не поддержи его сосед справа, он запросто свалился бы со стула на пол.
- Вот тебе и молодец! – разочарованно произнес сосед справа.
- Не надо было испытывать парня на выносливость! - вздохнула одна из сотрудниц сочувственно. – Не все же такие выпивохи, как, Ширинкин!
Упомянутый сотрудник в этом отношении даже перещеголял намного самого Драгомирова.
Редактор, как и положено Главному, взял инициативу в свои руки. Он подозвал к себе кореяночку техничку и ласково, по-отечески сказал:
- Голубушка Симчон сходи-ка за шофером Митей! Пусть срочно придет сюда!
Хорошо, Леонард Бенедиктович! Я мигом!
Вскоре она появилась вместе с шофером.
- Митя, я даю тебе ответственное поручение. Вот этого молодого человека надо отнести в машину, и доставить на квартиру нашей милой Симчон. Она живет ближе всех, к тому же, сможет приютить занемогшего молодого человека, и присмотреть за ним лучше кого бы то ни было. Ты не возражаешь, голубушка?
- Как скажете, Леонард Бенедиктович!
- Вот и ладненько! А женщины приведут все в порядок – после того, как мы закончим бражничать!
Не мешкая, Митя сгреб в охапку Олега и с помощью Симчон доставил бесчувственного Олега в машину. О ней стоит сказать несколько слов. Машина эта представляла собой бывшее в употреблении средство передвижения, доставшееся после войны, как малозначительный трофей. В свое время в ней разъезжали гитлеровские офицеры, которые вынуждены были довольствоваться не захватом Москвы, а лишь созерцанием ее в замороженные окуляры штабного бинокля. Была она с открытым верхом, и пользоваться ею зимой рисковал лишь здоровяк редактор.
...Проснувшись утром следующего дня и не совсем придя в себя, Олег ничегошеньки не понял. Рядом с ним лежала молодая женщина со смуглым лицом. Она обнимала его за шею, и ласково смотрела в его глаза своими глазами с веками, опущенными на ресницы.
- Где я? - растерянно спросил Олег.
- Тебе не надо волноваться. Все будет хорошо! Вчера ночью, ты в редакции немного перепил. Наверное, у тебя на этот счет нет никакого опыта.
- Голова болит!
- Это не беда, я сейчас встану, и напою тебя капустным рассолом. И голова твоя успокоится.
- Подожди, как тебя зовут?
- Я кореянка. Меня зовут Симчон.
- А тебя?
- Олег.
- У тебя красивое имя.
- У тебя тоже красивое имя.
Она освободилась от одеяла, которым она была прикрыта вместе с Олегом…
Возникало много вопросов, на которые хотелось отыскать ответ, но странное дело, ему не хотелось вдаваться в изыскания. Женщина ему понравилась. Видимо она была добрая. А ему начинающему новую жизнь в Москве, было бы очень кстати получить дружескую поддержку. Он не желал задумываться о последствиях их отношений. Так приятно было плыть по волнам случая!
- Знаешь, Олег, ты проспал не только завтрак, но и обед. Остается ужин. Я тоже еще ничего не ела. Из солидарности.
- Неужели я так долго спал?
- Представь себе! Знаешь что, пойди в ванную, умойся, а я займусь готовкой.
Она ушла на кухню, а Олег – в ванную.
Так, как в распоряжении Симчон не было особого времени, она подогрела вареный рис, полив его острым корейским соусом. И нарезала острый салат из огурцов. Для тех, кто пожелает испробовать этот салат, я охотно сообщаю рецепт его приготовления. Он несложен. Три свежих огурца надо нарезать тонкими кружочками, положить под гнет, предварительно посолив немного. Затем огуречный сок слить, а огурцы аккуратно отжать через марлю. Лук очистить, нашинковать, обжарить на растительном масле до золотистого цвета. Стручки острого красного перца вымыть, удалить у них плодоножки и семена, нарезать тонкими полосками. Чеснок очистить, измельчить и смешать с красным перцем. Огурцы выложить в посуду, добавить обжаренный лук, смесь красного перца с чесноком, соль, черный молотый перец, сок половины лимона. Оставшуюся половину лимона нарезать тонкими кружочками. Для приготовления салата требуется три свежих огурца, одна луковица, головка чеснока, три столовых ложки растительного масла, один лимон, два стручка красного острого перца, половина чайной ложки черного молотого перца и соль. Следует подчеркнуть, что в приготовлении почти всех корейских блюд, обязательно применение красного и черного молотого перца.
А теперь, когда мы удовлетворили возможное любопытство гурманов, вернемся к милой Симчон на кухню. Туда уже пришел приободрившийся после капустного рассола Олег. У молодых людей завязался оживленный разговор, из которого они взаимно узнали кое-какие житейские подробности друг друга. В частности, Симчон узнала о том, что после десятилетки Олег, чтобы не терять время, сочетал работу в бухгалтерии с заочным обучением в строительном техникуме. А приехал он в Москву по рекомендации его школьной учительницы, чтобы поступить на работу в журнал. От Симчон Олег в свою очередь узнал, что она тоже закончила десятилетку, и что она совсем недавно овдовела.
Но мы, конечно же, не удовольствуемся такой поверхностной информацией, считая своим долгом несколько подробнее рассказать о Симчон. Ее отец Тэ Хэн был начальником московского быткомбината. Он был высокообразованным умным и дальновидным человеком. Когда в тридцать седьмом году началась повальная охота за вымышленными «врагами народа», Тэ Хэн путем несложных логических рассуждений пришел к выводу о том, что идет тщательно продуманная и целенаправленная кампания по истреблению всех мало-мальски выделяющихся из общей массы людей. Во всех сферах научной, культурной и хозяйственной деятельности. Для чего? Конечно же, чтобы держать народ в страхе и продолжать править без всяких помех и проблем. Он понимал, что его могут арестовать в любую минуту. Себя спасти он был не в состоянии, но решил обезопасить свою любимую дочь Симчон. Он был вдовцом, и собственно, заботиться ему было кроме нее не о ком. Тэ Хэн распустил слух о том, что дочь уехала к родственникам в Казахстан, а сам подыскал в тихом районе Москвы полуподвальное помещение из двух комнат, кухни, ванной и туалета. Квартиру он приобрел у соплеменника, который собирался сбежать из Москвы. Особенность этой квартиры состояла в том, что пол в доме подогревался посредством особой системы отопления. Это было очень важно, так, как кроме дочери у Тэ Хэна имелась престарелая девяностолетняя мать Чуньхэн. Она имела привычку целыми днями сидеть на полу. И была столь древней, что, будучи часами неподвижной, напоминала Будду. Единственно в чем она нуждалась так это в тепле, будучи при этом абсолютно неприхотливой в еде. Отец позаботился так же о том, что бы обеспечить дочери документы под другой фамилией.
Осуществив задуманное, Тэ Хэн со спокойствием приговоренного к смерти знаменитого греческого философа стал ожидать ночного прихода молодчиков из КГБ. Он приготовил рюкзак с парой нательного белья и носков, мыло, зубную пасту и черствый батон.
Симчон удалось устроиться техничкой в редакцию журнала, находившегося поблизости от ее квартиры. Москва – криминальный город. И чтобы по возможности обезопасить себя, Симчон стала посещать секцию восточной борьбы, действовавшей при механическом заводе. Там она познакомилась с будущим мужем – тренером Ким Тэ Чжуном. Они влюбились друг в друга и вскоре поженились. Семейное счастье было непродолжительным. Когда Симчон была беременной на седьмом месяце, ее муж погиб от шайки хулиганов. Он возвращался ночью после тренировок, и на него напало четверо мерзавцев. Троих он уложил на месте, но четвертый саданул Ким Тэ Чжуна в спину. Рана была смертельной. И подобравшая его милицейская патрульная машина привезла в больницу уже покойника. От тяжких переживаний у Симчона получился выкидыш. И она потеряла способность к деторождению.
Прежде, чем сесть за стол вместе с Олегом, Симчон накормила бабушку. Та, сидя на коврике, разостланном на полу со скрещенными ногами, не меняя выражения лица, приняла из рук внучки тарелку с рисом и салатом. Симчон пожелала ей приятного аппетита, но бабушка не произнесла, ни звука, словно не слыхала внучку. На лице ее застыла вечность.
- Ты проголодался? - зачем-то осведомилась Симчон, вернувшись.
- Очень! - весело откликнулся Олег.
Они дружно принялись за еду. Пока Олег ел рис, все обходилось благополучно. Но когда он занялся салатом, у него возникли проблемы. Его рот обожгло, словно туда ворвался огонь. Это дал себя знать красный перец и молотый черный. Еда была вкусная, но очень жгучая. Хотя салат ему и понравился. Стараясь превозмочь боль, Олег старался претерпеть ожоги во рту, чтобы не обидеть Симчон. Но на длительное время его не хватило.
- Вкусно, но очень жжет! - признался, наконец, Олег.
- Это поначалу. К этому можно привыкнуть, - миролюбиво сказала Симчон. - Запьешь чаем, и все пройдет.
За чаем с печеньем, разговор перескакивал с одной темы на другую. Но Симчон старательно обходила тему ареста отца. Она не знала, как к этому сообщению отнесется Олег. К тому же говорить об этом было ей неприятно. Она полагала, что Олегу будет интереснее всего узнать о корейцах, об обычаях этого древнего народа.
- Знаешь Олег, корейские фамилии обычно односложные. А вот корейские имена, наоборот, состоят обычно из двух слогов. Я немного запуталась, мне никогда раньше не приходилось кому-либо рассказывать об этом… Вообщем, типичное корейское имя состоит из трех слогов. Первым является фамилией, а второй и третий - собственно именем. По сложившейся традиции в России, корейские имена записываются в три слога. Например, Ли Сын Ман. Ким Ир Сэн. Кстати все корейские имена имеют китайские происхождения. В отличие от России, в Корее существует немного фамилий, зато великое множество имен. Ну, а, наверное, мое имя и фамилия здесь произносят и записывают слитно...
- Тебе еще не надоело выслушивать мою лекцию?
- Ты что, Симчон, очень даже интересно. Если бы я не познакомился с тобой, я бы никогда не узнал все это.
- Ну, тогда я еще немножко продолжу. В Корее не принято обращаться друг к другу только по имени. Такое обращение считается крайне фамильярным, а во многих случаях даже оскорбительным. По имени могут обращаться друг к другу - друзья детства, по имени зовут своих детей родители. Вот, пожалуй, и все.
Помолчали.
- Прости меня, пожалуйста, Симчон! Ты не обидишься, если я тебя спрошу о своем чемодане? Там ничего особо ценного нет из вещей. Но я беспокоюсь о рукописи своей повести.
- Ты что, писатель?
- До писателя мне еще далеко! Это в будущем. Если, конечно мне повезет. Пишущих так много! Но не всем удается пробиться в писатели.
- Твой чемодан отнесли в подсобку. Так что ничего из него не пропадет! Наверное, быть писателем очень интересно, правда?
- Когда сочиняешь, то чувствуешь себя значительным человеком.
- Быть может, когда-нибудь ты напишешь и обо мне, - задумчиво произнесла Симчон.
- Может быть! - неопределенно пообещал Олег. - Но для этого нужен интересный сюжет.
- И то, правда! Что во мне интересного? Обыкновенная техничка!
- Не говори так, Симчон! Интересный сюжет может подсказать жизнь даже простого человека
- Что-то мы с тобой затронули такие серьезные материи! А мне хочется говорить совсем о другом...
- О чем же?
- Неужели ты не догадываешься?
- Нет, Симчон!
- Какой ты глупенький! - игриво произнесла Симчон.
- Я с тобой полностью согласен, Симчон. Я знаю свои недостатки. Один из них тот, что я плохо соображаю. Ум очень недогадливый!
- Но это можно поправить... И это сделать придется мне... Если, конечно не возражаешь?
- На что ты, намекаешь? Скажи прямо! Ты меня заинтриговала.
- Нет, наверное, я все-таки не решусь...
- А если я тебя очень попрошу?
Олег пристально взглянул на Симчон. Какое у нее миловидное лицо! - подумал он.
- Симчон, ты хорошенькая. Ты мне очень нравишься!
Как это он раньше не замечал? 3атмение на него нашло, что ли?
Симчон покраснела не от этих слов Олега, а от потаенных мыслей. Смущение украсило ее.
Наконец, она все-таки решилась.
- Ты заставляешь меня говорить о том, о чем мог бы сам догадаться. Я потеряла мужа, а я женщина, и нуждаюсь... в мужской ласке. Вступить в интимную связь с кем-нибудь на работе, как-то неудобно. К тому же, это не так просто. Мне из сотрудников никто не нравится. Я имею в виду мужчин. Большинство из них женаты, а те, что не женаты – болтливы…Леонард Бенедиктович. Он хороший, добрый. Я его очень уважаю. Он все понимает. И не случайно направил тебя ко мне. Он как бы подсказал: Симчон, не теряйся! Теперь ты все знаешь.
- Симчон, извини меня, что я такой бестолковый... У меня нет опыта обращения с женщинами. Но я обещаю исправиться. Раз судьба свела нас, значит, это не случайно.
- У меня с души упал камень. Я призналась тебе во всем…
Она весело рассмеялась.
- Что тебя рассмешило, Симчон?
- Слова тут лишние. Кровать - то у меня одна! Нам придется спать вместе... Мы уже спали вдвоем, но ты был совершенно бесчувственным.
- Прости меня, Симчон. Я не виноват. Меня напоили. А я не умею пить. Водка мне противна.
- Вот и хорошо, что противна. Ничего в ней хорошего нет.
Симчон встала со стула, подошла к Олегу, и сказала хрипловатым от волнения голосом:
- Ты посиди, а я разденусь и лягу в постель. Ты тоже разденься…
Когда они очутились в постели, Олег обнял гибкое тело молодой женщины и робко произнес:
- Ты у меня первая женщина. Я ничего не умею...
- Природа-мать научит! Не думай об этом.
Симчон, помедлив немного, возложила Олега на себя. Одной рукой раздвинула у себя срамные губы, а другой ввела вздыбившийся член Олега в свое интимное естество. Затем крепко прижала Олега к себе. Страсть опалила Олега. Стал действовать все быстрее и быстрее, он ощутил необычайное наслаждение. Маленькие упругие груди Симчон еще больше усиливали возбуждение. Постепенно ритм стал медленнее, и ему хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше…
Они кончили одновременно - и это было похоже на взрыв. Любовная судорога сотрясла тело Олега.
Когда они, утомленные, расслабили объятия, в порыве благодарности, Олег прошептал Симчон:
- Я люблю тебя!
- Я тоже тебя люблю!
- Ты моя первая женщина в моей жизни. И я никогда это не забуду! - сказал Олег.
Симчон не разомкнула объятий, словно опасаясь потерять Олега.
- Вот ты и стал настоящим мужчиной! - ласково произнесла Симчон. – Да еще, каким мужчиной!
- Спасибо тебе, Симчон! Ты необыкновенная! Я недостоин тебя!
- Какие глупости! Ты такой сладкий!
У тебя бархатное тело! – не мог сдержать восторга Олег.
Он стал целовать ее маленькие груди, ее живот, ее бедра. А она гладила его.
- Мне еще никогда не было так хорошо! – сказал Олег.
- Мне тоже! - словно эхо отозвалась Симчон.
- Как хорошо, что меня вчера споили. – Воскликнул Олег. - Иначе я бы не познал тебя!
Он засмеялся счастливым смехом.
- Мой глупенький, мой хорошенький, мой милый! – ворковала Симчон.
- Скажи, Симчон, твое имя что-то означает? - спросил Олег.
- Все корейские имена что-то означают. Мое имя является символом любви к родителям. Я очень любила отца и маму. А вот имя Чунхэн - является символом преданности мужу и красоты.
- В таком случае я буду называть тебя не Симчон, а Чунхэн.
- Как бы ты меня не называл, лишь бы всегда был со мной и любил меня
- Я никогда не расстанусь с тобой! – пообещал Олег.
Они уснули, исполненные искренней любви друг к другу, крепко обнявшись и слившись в одно целое.
Пока молодожены спят в объятиях друг друга – (а иначе, как молодоженами их назвать нельзя, несмотря на то, что они, и не обвенчаны, и не расписались в ЗАГСе) – следует хотя бы в общих чертах рассказать о сотрудниках, с которыми придется работать Олегу.
О редакторе уже было кое-что сказано. К этому стоит добавить, что стиль его руководства своей командой был – ну как бы это выразиться демократичным, что ли. Драгомиров не требовал, чтобы сотрудники приходили на работу в урочные часы, и чтобы они засиживались в кабинетах. Главное, что от них требовалось, так это своевременная сдача в набор запланированных материалов, да непременное присутствие на летучках. Драгомиров относился ко всем одинаково ровно, уважительно и благожелательно. Со своей стороны, сотрудники не только уважали своего редактора, но даже любили. Это была как бы семья, в которой отношения строились по принципу отца и детей.
Его заместитель - Николай Порфирьевич Зазнобил - был снобом и чистюлей. Ко всем сотрудникам относился строго официально и в тайне не одобрял «панибратское», как он это называл, отношение с подчиненными. Была б его власть, он приструнил бы всех, заставил вовремя являться на работу, и поуволнял бы нескольких «разгильдяев». Он был трудолюбив и кропотливо вычитывал все материалы, прежде чем отправить их в набор. Литературными талантами он не обладал. А статьи, которые он изредка сочинял, были столь же скучны и сухи, как он сам.
На ответственных секретарей редакции не повезло. Первый по счету по фамилии Бунин, после неудачной женитьбы на властной зануде – спился, и пытался повеситься. Его отстранили от работы, и он сбежал от своей любительницы поучать супруги в Оренбург, на родину.
Тут уместно все же упомянуть, что в реакции, будто преднамеренно, собрались сотрудники - однофамильцы знаменитых людей. Кроме упомянутого Бунина, были тут и Суворова, и Куприна, и Державин, и Потемкин, и Жуковский. Для полноты картины не хватало разве что Пушкина и Лермонтова. Попутно надо сказать, что Бунин кропал стишки к государственным юбилейным датам. Но запомнились лишь несколько строк из его лирического стихотворения, посвященного его первой юношеской любви: «Я имя твое напишу на песке/, Волна его смоет морская».
Не все сотрудники, конечно, могли козырять своими громкими фамилиями. Политическим отделом заведовал некто Ширинкин. Он пытался было сменить свою неприличную фамилию, но почему-то ему это не удалось. Это обстоятельство, или наследственные гены тому виной, но только характер у Ширинкина, был злобный. Он ни с кем не дружил, и впотай сочинял компроматы на каждого, ожидая подходящей ситуации, чтобы дать им ход. Он был ужасным завистником и в своих неудачах обвинял всех, кроме самого себя. Редактор терпел Ширинкина, видимо, сообразуясь с известной пословицей: «Не тронь говно - вонять будет!»
Да простится мне, я совсем забыл рассказать о двух других, кроме Бунина ответственных секретарях, сменявших друг друга. Это Георгий Жженов с черными цыганскими с искрой глазами. Пользовался большим успехом у женщин. Но непомерное пристрастие к спиртному перевешивало любовные увлечения. Так что девицы возле него долго не задерживались. Единственным его достоинством, возможно, было то, что он рисовал красивые макеты. Эти макеты можно было бы демонстрировать на специальных выставках. Так же, как и его предшественник Бунин, он был уволен из-за непреодолимой страсти к спиртному. Третий ответственный секретарь, хотя и не отличался особыми талантами, но хотябы не входил в загул. Фамилия у него была - Кучер, что породило редакционный анекдот. Кто-то из министерства культуры позвонил, и попросил для получения важной информации ответственного секретаря.
- Кучер слушает! - Получил чиновник ответ.
- Но мне нужен не кучер, а ответсекретарь! - возмутился чиновник. Что вы со мной шуточки строите.
-Я не строю шуточки, возразил Кучер.- Я тот, кто вам нужен.
- Я пожалуюсь редактору, что у него сотрудничают шуты! - возмутился чиновник и повесил трубку.
В период летних отпусков, порой - что бывало, редко случалось, что не хватало материала для набора. Тогда Кучер хватался за голову и с выражением восклицал: «М—р—а—к!». Тут же срочно вызывали нескольких сотрудников из дому - тех, разумеется, которые никуда не уехали. Редактор делал разнос, и материалы моментально доставались из дальних ящиков.
Машинистками работали две студентки, подрабатывавшие в редакции, Танечка и Зиночка. Заведовала письмами Настасья Жбанова. То была полногрудая толстушка с таким большим животом, словно она была на шестом месяце беременности. Было ей отроду тридцать лет. Жбанова отличалась необыкновенной любвеобильностью. Она не могла отказать ни одному мужчине. Впрочем, это не совсем точно. Потому как Настя, просто таяла от прикосновения представителей сильного пола. Она любила всех подряд, без разбора. В ее постели побывал без исключения весь мужской состав редакции. Даже рассыльный. Несмотря на то, что в ее объятиях побывали многие, уважения это ей не прибавило. Ее называли не Настей, а Настехой.
Промышленным отделом заведовал некто Сарычев. Человек солидный, необщительный и замкнутый. К нему в кабинет редко заходил кто-нибудь, кроме рассыльной Наташи.
Отделом культуры заведовал Соломон Григорьевич Гиммельфарб. Он получил образование в МГУ, на филологическом факультете. Был он человеком эрудированным и к нему частенько обращались сотрудники за сведениями, которые им были необходимы не только в области литературы, но также философии, истории и географии. Недаром у него было такое имя, как Соломон. Гиммельфарб со всеми поддерживал дружеские отношения. Кроме Ширинкина.
Фотокорреспондентом в штате значился Велимир Фуфлов. Он обладал большими способностям по своей специальности. Многие его фотографии появлялись в столичных журналах. Драгомиров очень ценил Фуфлова. Главной особенностью этого человека было то, что он никогда не участвовал в разговорах. А если присутствовал во время дискуссий, то хранил значительное выражение на лице и молчал, не проронив ни единого слова. Видимо поэтому он слыл очень умным человеком. Ведь одна из пословиц гласит: «Если бы все молчали, неизвестно было бы – кто умный, а кто дурак». Но чаще всего умными считают именно тех, кто, присутствуя во время обмена мнениями, хранит молчание.
Кстати, он успел сфотографировать Олега, когда то свалился на руки соседа.
Были тут и другие сотрудники: Державин, завхоз Зюзюкин, Сарычева, Свистунов и даже Перебейнос.
И конечно, знакомая нам уже нам техничка Симчон.
…В понедельник Симчон привела Олега в редакцию. Она показала ему кабинет заместителя редактора, так, как успела узнать о том, что тот отправился в составе большой правительственной делегации за рубеж.
В кабинете замредактора, Олег долго не задержался. Он узнал, что принят литсотрудником и будет работать в отделе культуры, который согласился опекать новоявленного сотрудника. Приказ будет подписан сегодня. И сегодня же он получит денежный аванс. На счет квартиры никаких обещаний не последовало. Это же Москва! Олегу предстояло решать эту болезненную проблему самостоятельно.
Олег был расстроен и даже огорошен строго официальным разговором с замредактором. Но зато знакомство с Соломоном Григорьевичем приободрило его и пробудило надежды на будущее.
Усадив Олега на стул, Соломон Григорьевич подробно расспросил его о родителях, об образовании, о том, как он устроился. Олег сказал, что его хозяйка квартиры, в которую его определили после застолья, по имени Симчон, очень заботливая. О том, что он спит с ней в одной кровати, Олег, конечно же, умолчал.
- Ну, вот, что Олег! – сказал Соломон Григорьевич. – Знаешь, как иногда учат плавать? Бросают в воду, и человек начинает барахтаться и не тонет, а держится на плаву. Вот так и я поступлю с тобой. Послезавтра я с семьей уезжаю в связи с отпуском в Ялту. Там у меня имеется хороший знакомый Георгий Дмитриевич Бурцев. Он сдает квартиры «дикарям» курортникам. Я познакомился с ним благодаря его миниатюрам о домашних и диких животных. После того, как я опубликовал их в журнале, мы стали переписываться. А потом он пригласил меня с семьей к себе в гости. Это уже третий раз я смогу воспользоваться его гостеприимством... Я все это к тому, что сходу дам тебе его десяток миниатюр, и ты пройдешься по ним в смысле грамматики. Он по этой части не очень силен. Видимо обстоятельства не позволили ему получить хорошее образование. Но все равно, человек он талантливый. И тебе будет интересно познакомиться с его творениями. А я пока приведу в порядок рукописи авторов. Когда я уеду, тебе придется поработать над ними.
Помолчав, он добавил:
- Это, так сказать, предварительные установки. А на будущее я скажу: не торопись сочинять опусы. Сперва надо набить руку на обработке авторских статей, а самому выполнить как можно больше редакционных заданий. Интервью, небольшие зарисовки, рецензии на кинофильмы. И прочее. Все понятно?
- Все, Соломон Григорьевич. Спасибо за советы?
- Не за что. Это мой долг. Мне выпала честь, так сказать, быть наставником будущей знаменитости.
- На счет знаменитости, Соломон Григорьевич, это уж вы слишком!
- Плох тот солдат, Олег, который не думает о маршальском жезле! Надо всегда ставить перед собой большие задачи. Иначе и с маленькими будет немало затруднений. Итак, за дело, друг мой! И да сопутствует тебе удача!
Олег присел за небольшой стол, и Соломон Григорьевич положил перед ним папку с авторскими рукописями.
Время пролетело незаметно. И Олег очень удивился, когда Симчон принесла ему бутерброд и бутылку минеральной воды. Она сказала:
- Олег, уже два часа, и я принесла тебе кое-что перекусить.
- Спасибо, Симчон, но я не проголодался!
- Я в это не верю!
Хорошо, что в это время Соломон Григорьевич ненадолго отлучился, а то бы, Олег, наверное, сгорел бы со стыда, что о нем заботятся, как о маленьком. Когда явился Соломон Григорьевич и пригласил Олега к себе домой на обед, Олег поблагодарил его и сказал, что он непременно воспользуется любезным приглашением, но только завтра. Если последует новое приглашение.
- Ну что ж, Олег, я в полной мере ценю твою деликатность. Но приглашение остается в силе. И завтра, я надеюсь, ты почтишь своим присутствием мой дом.
Вечером Олег принес свой чемодан на квартиру Симчон. Он отдал ей весь денежный аванс, оставив себе несколько рублей. Он с восторгом рассказал о своем непосредственном начальнике «необыкновенном человеке» Соломоне Григорьевиче. О том, что тот пригласил его к себе на обед, но он отложил визит на завтра, чтобы не обидеть Симчон. В свою очередь, Симчон сказала, что она понимает Олега, и полностью одобряет его поступок. Она попотчевала его рисом с острым соусом – этот раз из капусты и моркови с чесноком.
Пока Симчон убирала со стола, Олег и разделся и проворно нырнул в постель. Вскоре, выключив электричество и раздевшись, Симчон, обнаженная, возлегла рядом с Олегом, который с нетерпением ожидал ее. Они с жадностью накинулись друг на друга, и занялись тем, чем занимаются люди с незапамятных времен. Новизна тел возбуждала их одинаково, и все-таки Симчон, возбуждалась сильнее. Ее молодое тело до сей поры изнывало от прерванных смертью мужа волнующих кровь ласк.
На другой день, Олег воспользовался приглашением Соломона Григорьевича. После полуподвального помещения Симчон, квартиру его нового знакомого можно было считать шикарной. Хотя это было обыкновенное трехкомнатное жилье, которое не могло похвастаться ни лепниной на потолке, ни изразцовыми «голландками», ни импортной санитарией. Главное, что здесь сразу можно было заметить, так это какой-то особый уют, который умеют устраивать лишь немногие женщины. А жена Соломона Григорьевича как раз обладала этим талантом. Соломон Григорьевич сразу же по приходу, познакомил Олега с ней. Звали ее Рахилью Иосифовной. А я их маленькую симпатичную дочурку - Златой.
- Рахеличка, надеюсь, ты угостишь нашего гостя чем-нибудь вкусным, - сказал Соломон Григорьевич.
- Обыкновенный обед, как всегда! - скромно ответила Рахель.
- Ну, то, что ты называешь обыкновенным, у тебя получается. - Возразил Соломон Григорьевич. - Впрочем, в этом нетрудно убедиться, если испробовать приготавливаемые тобой блюда.
Нетрудно было заметить, что супруги любят друг друга, и отношения между ними были самые что ни на есть трогательные.
За столом жена Соломона Григорьевича не донимала Олега вопросами, и он с пребольшим удовольствием отведал и бульон с фрикадельками, и аппетитное говяжье жаркое, и малиновое суфле, и ароматны чай с китайской заваркой.
После обеда, Олег был приглашен в кабинет Соломона Григорьевича. Он усадил Олега в глубокое кресло, а сам, уселся в такое же кресло напротив.
- Сейчас я прочитаю вам один из удивительнейших рассказов Чехова, - сказал Соломон Григорьевич.- На первый взгляд оно кажется обыкновенным.
И он стал читать. Какое это было замечательное чтение! Каждое слово в его устах буквально сверкало. Сюжет рассказа был вроде бы самый заурядный. Молоденькая проститутка пришла к дантисту с тайной надеждой одолжить у него небольшую сумму. В последнее время ей не везло с клиентами, и у нее не было средств даже на то, чтобы купить хлеб в булочной. Но она постеснялась и отдала врачу последние рубли. Казалось бы, ну, что в этом особенного? Но чтение Соломона Григорьевича было столь выразительным, что в рассказе как бы открылось глубинное содержание. Это было похоже на некое чудо. И Олег не смог удержаться от восхищенного восклицания:
- и Соломон Григорьевич, как вам это удается? Я читал этот рассказ и меня ничто в нем не удивило. А после вашего чтения, у меня, словно открылись глаза. Я узрел и подтекст, и драматичность происшедшего с клиенткой дантиста. А я этого прежде даже не замечал.
- Возможно, Олег, это от того, что обычно литературные произведения, не только вы, но и многие люди читают поверхностно, не вдумываясь. А ведь большие писатели, к которым принадлежит и Чехов, великие мастера сложных произведений. И они вкладывают в свои творения душу.
- Отныне я буду совсем все читать по-другому, – пообещал Олег.
- Я буду очень доволен, если продвину вас в этом отношении, - сказал на прощание Соломон Григорьевич.
Впечатление от посещения своего нового шефа было столь велико, что Олег не сразу явился к Симчон. Надо было побыть в одиночестве, поразмыслить.
Когда Соломон Григорьевич уехал в отпуск, Олегу стало чего-то не хватать. И он с головой ушел в работу. К нему стали наведываться машинисточки. Зачастила к Олегу и заведующая отделом писем Настасья Жбанова. Она кокетничала с Олегом, но он чувствовал какую-то неловкость и напряженность. Всякий раз был доволен, когда она покидала кабинет. Жбанова была красивой женщиной, но эта красота была холодной и почему-то не вызывала симпатии.
Зашел к Олегу и Ширинкин. Олег инстинктивно ощутил к нему неприязнь. Ширинкин допытывался, нравится ли Олегу хозяйка квартиры, в которой обосновался Олег. Наверняка, говорил Ширинкин. Она пристает к нему. Ведь она женщина молодая.
Работа не приносила удовлетворения Олегу, и он весь день думал, как бы скорее придти «домой» и увидеть Симчон в ее синем халатике Олега забавляло то, как иногда Симчон, выражая неудовольствие своей оплошностью забавно говорила «черт побирай!» ,вместо «черт побери!» Его умилило забавное произношение Симчон русских слов. Вместо детьми, например, она говорила: «детьмими». Когда человек нравится, то в нем нравится все даже неправильное произношение.
Месяц совместного проживания они оба назвали «медовым месяцем». И в честь юбилея, Симчон приготовила праздничный обед. Он состоял из риса и двух сортов мяса: круто посоленного обычного. И то и другое поджаривалось. А вот рис был особенный. Употребляемый в особо торжественных случаях рис был значительно дороже обычного, потому что его ценность состояла в значительно большей клейкости. Соленое мясо Олег не стал есть. А обыкновенно приготовленному мясу и рису отдал, так сказать честь.
Когда Олег гостил у Соломона Григорьевича, за обедом была распита бутылочка марочного сухого вина. Оно очень понравилось Олегу, и он, ради торжественного события купил в магазине такое же вино.
Они много говорили о своих отношениях. После третьей рюмки вина Симчон, глядя на Олега своими выразительными черными глазами, сказала мягко, но настойчиво:
- Олежек, я влюблена в тебя так сильно, как может любить только женщина. Скажи откровенно, а ты любишь меня?
- Я тебе отвечу словами русского романса:
И он негромким голосом пропел:
- «Люблю ли тебя я не знаю, но кажется мне, что люблю...»
- Значит, ты еще сомневаешься... А в первую нашу ночь ты сказал, что любишь меня.
- Я и сейчас готов повторить это несколько раз. И не только повторить... Знаешь что, Симчон, чтобы убедить тебя в том, что люблю, я готов жениться на тебе... Пора оформить наши отношения документально. Давай пойдем в ЗАГС и распишемся!
- Что значат бумаги? Разве они удержат, если ты вздумаешь бросить меня? Важны чувства.
- Я это понимаю. Конечно, бумага с печатью никого еще не удерживала друг возле друга. Но она все-таки что - то значит.
- Спасибо, Олежек за твое доброе отношение ко мне. Но есть очень важная причина, из-за которой я не могу согласиться пойти с тобой в ЗАГС. По нашим корейским обычаям, после смерти мужа, вдова должна сохранять траур два года. А я и так нарушила его. Прошло немного меньше года, как случилась трагедия.
- На глазах Симчон выступили слезы. Олег поднялся со своего места, подошел к Симчон, и обнял ее.
- Ты не должна себя ни в чем упрекать, Симчон! Как сказал Пушкин: «Мертвый в гробе мирно спит, жизнью пользуйся живущий!»
- Ты умеешь утешать, мой соблазнитель!
- Это я тебя соблазнил? По-моему, все было иначе. Я потерял невинность благодаря тебе. И очень рад этому. Наслаждение было таким сильным, что я готов был расплакаться.
- Ох, какой ты чувствительный!
- Это мой недостаток. Жизнь - суровая штука. И ни в коем случае нельзя расслабляться.
Целуя Симчон, Олег тихо прошептал:
- Милая, торжественная часть закончена, пора перейти к неофициальной части…
Сказав это, Олег поднял легкую, как пушинка, Симчон на руки и отнес ее в кровать. О том, что было дальше, нетрудно догадаться даже самым недогадливым...
Однажды, когда в воскресный день Симчон ушла в магазин за продуктами, Олег впервые обратил внимание лежавшую на этажерке маленькую книжку в светло-коричневом переплете. Он взял ее в руки, и под затейливым восточным орнаментом прочитал два слова, начертанные необычным шрифтом, отдаленно напоминавшем китайские иероглифы. На титульном листе под заголовком и крохотным рисованным дракончиком - очень мелким шрифтом значилось: «Перевод А.Жовтиса и П.Пак Ира». На следующей странице, Олег прочел шестистишие:
«В мире тысячи ценных предметов.
Но лишь один человек бесценен.
Только он трудолюбию верен,
Только он справедливости ищет.
А без этого безразлично -
Человек он это, или зверь, или птица».
Олег заинтересовался книжкой и стал читать предисловие.
«В этой книге собраны шестистишия корейских поэтов 13—19 веков. Уходящая своими корнями в глубокую древность классическая литература Кореи, почти неизвестна русскому читателю. Хотя еще более полувека назад, автор «Детства Темы» Н.К.Гарин-Михайловский перевел записанные им на Дальнем Востоке сказки, а произведения современных корейских писателей печатаются в периодической прессе, и выходят отдельными изданиями.
Корейская поэзия отличается разнообразием жанров. Большую историю имеют и лирическая касса /песня/ и эпическая сонга /поэма/, и, наконец, сиде /шестистишия/, широко распространенные в народе. На протяжении столетий, сиде служили формой выражения прогрессивных общественно-философских идей, пропагандировали патриотизм и гуманизм, воспевали светлые чувства любви, дружбы, справедливости. Политическая лирика и любовная лирика находили себе место в строгих, лаконичных и изящных строчках шестистиший. Передовые поэты средневековья часто выражали недовольство угнетенных крестьянских масс, гнев и печаль отверженных.
Древнейшие произведения жанра относятся еще к веку нашей эры. Периодом расцвета сиде считают 16 - 17 века».
Олег пропустил несколько абзацев, затем стал читать дальше.
«Важное место в стихотворениях, относящихся к позднему средневековью, занимают анонимные произведения, обличающие лживую антигуманистическую мораль буддизма. Буддистскому аскетизму, отказу от мирских благ и удовольствий, они противопоставляют идею «естественного чувства» Нарочитая привольность стихов имеют своим источником народный протест против религиозного ханжества бонз /монахов/...
В лучших образцах жанра, ярко проявляется мироощущение простого труженика - пахаря, или рыбака, свежо и непосредственно воспринимающих родную природу.
Предельный лаконизм в шестистишиях сочетается с исключительно тонкой инструментовкой стиха. Привычная для нас рифма часто отсутствует, зато широко используются аллитерации и ассонансы.
Стихи подобраны таким образом, чтобы они дали наиболее полное представление о тематике и проблематике жанра».
Сборник стихов открывался стихотворением. У ТХАМА /13-й век/.
За дверью свеча оплывает,
С кем она разлучилась?
К чему восковые слезы,
Когда горит сердцевина?
Свеча это напоминает
О том, что со мною случилось.
А вот на выбор Олега следующее стихотворение:
Ли Ден О /14-й век/.
О ТУЧАХ
Я думал – тучи бесстрастны,
Ни зла, ни добра не знают,
Но вижу – это неправда:
Тучи бродят по небу
И закрывают солнце
Человеку в досаду.
Близко по взглядам Олега отыскалось вот такое стихотворение:
Неизвестный автор
О ГЕРОЯХ
Ты быка одолел – храбрец!
Ты коня обуздал – храбрец!
Если ж в смертный пойдешь ты бой,
Чтоб сразиться за край родной,
Я тебя назову – герой!
Олега позабавило вот такое стихотворение:
Неизвестный автор
ХОРОШО БЫ РАЗДВОИТЬСЯ
Соседка знак мне подает в окне,
Да вот жена идти домой велела. ^
Не знаю - то ли поспешить к жене,
То ль заглянуть к соседке между делом…
Душе, которая сидит во мне,
Для обитанья надобны два тела!
Когда Симчон вернулась с покупками из магазина, Олег поделился с ней впечатлениями о прочитанном. Он спросил, как попала эта книжка в дом? Симчон рассказала, что, когда ее отец работал в Алма-Ате, ему подарил ее знакомый член Союза писателей. Этой книжкой он очень дорожил. Перед тем, как его арестовали, он передал ее Симчон. Она сказала, что несколько полюбившихся стихотворений, она выучила наизусть. Но каждый раз как она берет книжку в руки, то плачет.
Через два месяца после того, как Олег поступил на работу в редакцию, появилась возможность купить вторую кровать. То Олег ночью приходил к Симчон в ее кровать, то Симчон «приходила в гости» к Олегу.
Симчон исполнила свое обещание, и после любовных утех, и тихим голосом шептала Олегу некоторые шестистишия.
Запорошенный снегом,
Ворон становится белым.
В лунном прозрачном свете
Черная ночь бледнеет...
Только влюбленное сердце
Не изменяет цвета.
- А вот мое самое заветное стихотворение, после того, как я пол любила тебя, - сказала Симчон. - Оно называется «Вечная моя любовь».
Пусть мне суждено умереть и пропасть,
Исчезнуть, сто раз обратившись в прах.
Пускай потеряю над телом власть
И ляжет пыль на белых костях! –
Не знаю, бессмертна душа или нет,
Но вечен любви моей свет.
-Знаешь, Симчон, стихи эти мне нравятся, но только я получаю все-таки больше удовольствия от рифмованных стихов, как у Пушкина, или Лермонтова.
-Мне тоже нравятся стихотворения Пушкина, но ближе стихи моих соплеменников.
- Я тебя хорошо понимаю, Симчон.
В одну из ночей, Симчон в постели поведала Олегу еще одно стихотворение о любви. Эта тема больше всего занимала ее.
Я слыхал о великой силе любви,
Я у милой спросил - и она сказала:
«Есть на свете большая любовь,
И бывает любовь помельче,
И бывает любовь похуже,
Но такую любовь,
Чтоб в воде ледяной,
Чтобы в пламени жарком была
Одинаково горяча,
Одинаково глубока,
Часто ль, мой дорогой, ты встречал на земле
Вот такую любовь?»
- Да, о любви много написано книг, сочинено стихов, но никогда эту тему еще никому не удавалось исчерпать до конца. Потому, что это чувство у различных людей разное.
- А ты что-нибудь сочинял о любви? – спросила Симчон.
- Как я мог об этом что-либо сочинять, если раньше я еще ни в кого не влюблялся?
- Это правда?
- Да, истинная правда.
- А теперь, когда мы полюбили друг друга, ты попытаешься что-нибудь сочинить, чтобы читатели могли сравнить со своей любовью?
- Не знаю, Симчон, любовь это такое сложное чувство, что надо обладать большим талантом, чтобы посягнуть на это.
- Пообещай мне, что когда-нибудь ты опишешь нашу любовную историю. С каким волнением я бы прочитала про это!- сказала Симчон.
После того, как Олег обосновался на квартире Симчон, он заинтересовался обычаями корейского народа. Об этом он не раз просил рассказать ее. Но Симчон, все время отговаривалась тем, что изрядно оторвалась от своего народа. Но где-то, среди ее документов, или вещей, говорила она, сохранила оставленную отцом брошюру, в которой записаны эти обычаи. Наконец ей удалось найти ее. И в один прекрасный день, она дала брошюру Олегу. И вот, что он узнал из нее.
«В прошлые времена, праздники представляли собой пышные религиозные обряды. Но в основном сохранились традиции широко отмечать сбор урожая осенью, и наступление нового года. Осталось и несколько праздников, которые корейцы отмечают очень ревностно. Один из них под названием Соль. Это первый день года по лунному календарю, который приходится на конец января, или февраль по европейскому календарю. В этот день собирается вся семья, чтобы отметить этот праздник. Все члены семьи, одетые в нарядные одежды, исполняют обряд поминовения предков. После этого ритуала младшие члены семьи совершают церемонию приветствия, и поздравления старших.
Широко отмечается также другой праздник под названием Таборым. Это первый день полнолуния в наступившем году после Соль. Во время этого праздника, крестьяне и рыбаки молятся обильном урожае, или улове, а горожане, приготовив особые блюда из овощей, отмечают этот день с надеждой на удачный год и на предотвращение всяких бед, болезней и несчастий.
Во время праздника Тано приходящегося на пятый день пятого лунного месяца, крестьяне не работают в поле, и устраивают общее празднество, отмечая завершение посевных работ. Женщины, в этот день, в отваре цветов ирисов моют в этой воде голову, чтобы отвести от себя болезни и несчастья. В прошлом, праздник Тано был одним из самых популярных. Но в наши дни его продолжают отмечать только в нескольких провинциях страны.
Осенний праздник Чхусок - день полнолуния, приходящийся на пятнадцатый день восьмого месяца лунного календаря, является таким праздником, которого жители Кореи ждут с особенным нетерпением. Почти все магазины и учреждения закрываются на три дня. Семьи собираются вместе, отдают дань памяти умершим родственникам и навещают их могилы.
В число больших праздников входит также День Рождения Будды, приходящийся на восьмой день четвертого лунного месяца, и Рождество, которое отмечают не только христиане, но и большинство корейской молодежи».
- Молодцы, корейцы! Такой народ, который ревностно соблюдает свои обычаи и почитает предков, достоин уважения! - после прочтения документа, взволнованно произнес Олег. - А мы (он видимо имел в виду украинцев и русских) к великому позору, либо отменили многие обычаи, либо забыли, и не соблюдаем многие из них. Как сказал бы Шекспир - прервана связь времен. В результате пренебрежения вековыми традициями, общественная мораль ухудшилась, увеличилось количество преступлений!
- Ты у меня умница, Олег! Дай я тебя расцелую за это!
И она подарила Олегу затяжной поцелуй.
- А что толку, что я это сознаю, - возразил Олег. - Один в поле не воин. Пока это не осознает большинство народа, толку не будет.
Помолчав, Олег добавил:
- Когда я прохожу через другую комнату, и вижу твою бабушку, сидящей неподвижно, я думаю о прошедших столетиях, о чем-то очень важном. На ее неподвижном, словно маска фараона, лице, словно отразилось минувшее время, история не только корейского народа, но и всего человечества. Больше того, выражение ее не подвижного лица, содержит в себе загадку, которую никому не дано разгадать.
- Удивительно, сколько мыслей вызывает у тебя моя бабушка! - восхитилась Симчон. - А я ничего этого не вижу, кроме древней старушки, которая прожила на свете много лет и, кажется бессмертной. Она совсем не разговаривает. И очень мало ест. В туалет я привожу ее вечером, когда возвращаюсь с работы. Она, молча, покоряется мне, никак не реагируя на мои обращенные к ней слова.
После того, как Соломон Григорьевич вернулся из отпуска, для Олега началась интересная жизнь. Интересная в том отношении, что общение с таким эрудированным и благожелательным человеком, как его шеф, обогащало Олега духовно. По прошествии месяца, а, может быть двух, Олег наконец-то решился отдать на суд Соломона Григорьевича несколько своих рассказов и повесть. Соломон Григорьевич попросил Олега предоставить ему время необходимое для тщательного ознакомления с этими произведениями. И этот день настал. Олег ожидал его с волнением и тревогой. Он, конечно же, не ожидал хвалебных отзывов, но твердо решил, какие бы они ни были, суровые и неприятные, сочинять новые произведения он не перестанет. Это стало его потребностью.
В воскресный день, Соломон Григорьевич пригласил Олега к себе домой, и после обеда уединился с ним в своем кабинете. Соломон Григорьевич начал издалека:
- Друг мой, вы бы хотели услышать от меня слова похвалы, их ожидает каждый пишущий. Я ведь тоже сочиняю художественные произведения. Но я уже определенно знаю и свои достоинства, и свои недостатки. Несколько отрывков из моего романа были опубликованы в нашем журнале. А вот пробиться на страницы журнала «Нового мира», или «Знамени», мне еще не удалось. Рецензенты находят в моих произведениях немало недостатков. Так что, не обессудьте, если я подвергну нелицеприятному критическому разбору и ваши вещи.
С чего мы начнем? Наверное, с того, что, поначалу, я отмечу то положительное, что я отыскал в некоторых рассказах. По-моему, самым удачным является рассказ под названием "Случайный подарок судьбы». Должен признать - это интересный рассказ. Он написан с глубоким пониманием характеров действующих лиц, с большим чувством юмора, которое вам удается проявить при самых неожиданных поворотах сюжета. Этот рассказ грустный и смешной одновременно, что в похвалу вам, надо сказать, очень редко удается в искусстве. И хотя рассказ несколько мелодраматичен, зато он лишен тяжкой сентиментальности.
Может быть вам, Олег, местами, кое-где не хватает высокого мастерства, порой нарушается стилистическое единство - однако это нетрудно будет исправить при редактировании. Я буду настаивать на заседании редколлегии, чтобы этот ваш рассказ был напечатан в нашем журнале.
Олег слушал Соломона Григорьевича, как зачарованный. Положительный отзыв опытного литератора был настоящим бальзамом для души начинающего автора. А между тем Соломон Григорьевич продолжал, разбирать особенности рассказа.
- Теперь перейдем вплотную к содержанию рассказа. Меня взволновала судьба главного персонажа рассказа - Владимира Николаевич Невзорова. Это бывший моряк, человек добрый и отзывчивый. Но в силу неудачно сложившихся обстоятельств он был лишен душевного тепла и ласки. И вот, на склоне лет, появилось для него, что-то светлое и хорошее в образе красивой разбитной девушки по имени Люба. Но и это только мираж. После ночи любви, которую она подарила пожилому человеку, поутру Люба стала совсем другой – трезвой и расчетливой. И, тем не менее, она уже не смогла отнять у Невзорова нежданно нахлынувшее на него счастье. И он осознал, что эта дивная, волшебная ночь осветит всю его оставшуюся жизнь.
Этот рассказ, Олег, доказывает, что вы человек одаренный, и вам следует продолжать сочинить новые произведения.
А теперь вам, Олег, придется выслушать неприятные для вашего самолюбия замечания. Было бы моим серьезным упущением и даже медвежьей услугой, если бы я умолчал о недостатках. Я имею в виду другой рассказ «Необычные приключения Пантелея Щебенкина» и повесть «Лесные тропы». Начну с рассказа. Вы встретили интересного человека, и пересказали все то, что он поведал вам. Причем пересказали языком, который никак не характеризует человека. А, надо вам сказать, друг мой, вне языка - нет человека. Кроме того - композиция довольно растянутого рассказа весьма неоригинальная. События собраны все подряд. Внимание никак не распределено - о важном и незначительном сообщается одинаково. Одним словом, получился безразмерный рассказ, достоверность которого относительна. Хотя судя по всему, все это было на самом деле. Но в книгах, так бывает нередко: читатель не верит в подлинность события, если оно рассказано недостоверно. Интонация вашего рассказа, какая-то беглая, как будто вся ваша забота состояла в том, чтобы успеть уложить все факты, ничего не забыть.
- Понимаю, Олег, что никак не обрадовал вас своими критическими замечаниями, но ничего не поделаешь - вы просили меня откровенно высказать все, что я думаю, и я это делаю, - оторвавшись от чтения своей рецензии напечатанной на машинке, сочувственно и мягко произнес Соломон Григорьевич.
Надо отметить, что рецензия по своему объему напоминала маленькую диссертацию о творчестве Олега Бавлина. Берлина.
- Мужайтесь, Олег! Я продолжу чтение: ведь мне надо еще разобрать вашу повесть…
Сначала о заголовке повести. Он совершенно не соответствует содержанию ее. В литературе это бывает. Драмы древних греков грешили этим же недостатком. Зато есть немало примеров удачных заголовков. Вот некоторые из них: «Унесенные ветром», «Деревья умирают стоя», «Зима тревоги нашей», «Над пропастью во ржи».
Начну с главного недостатка повести. Это, прежде всего - очерковость. Художественно написанный очерк часто можно поставить рядом с художественной прозой. Во все же художественная проза живет несколько иными законами, чем даже самый художественный очерк. Очерк как бы является моментальным снимком человека, или явления, увиденного автором. Исследование поведения человека в очерке обязательно сочетается со сведениями познавательного характера. Вот почему, к примеру, Чеховские очерки о Сахалине, при всей их художественности, все же резко отличаются от чеховской художественной прозы. Художественная проза живет иным воздухом. Исследование жизни человека идет вглубь, а не вширь.
Ткань вашей обширной повести все время разбавляется вставными очерками. Это вполне оправдано у Льва Николаевича Толстого. В его «Войне и мире» художественная ткань романа чередуется с военно-историческими комментариями. Просто в ряде случаев у вас не хватает умения художественно-образно выразить увиденное, и тогда вы прибегаете к привычной быстроте поверхностного очеркизма.
Главный герой повести Сергей Балашов описан поверхностно. Его поступки, поведение ничего не сообщает нам о его характере. Не только он, но и другие персонажи повести изображены бледно. Главный герой говорит общими местами и даже думает общими местами.
Рассуждает Сергей Балашов прописными истинами. И хотя они, эти мысли, совершенно правильны. От героя, произносящего их в больших количествах, веет унылой скукой. Невольно начинаешь сочувствовать отрицательному персонажу, с которым Балашов спорит. Он говорит образным языком.
Не удалась вам, Олег, и любовная линия повести. Вот сцена, в которой Сергей получает возможность с девушкой, в которую он влюблен, объясниться мыслями и чувствами. Но как бедны мысли молодых людей! Они общаются друг с другом штампами. Вы хотели показать их, как людей культурных, много размышляющих, а получились серенькие человечки, их речь напичкана литературными «красотами».
По страницам повести разгуливают вот такие же люди - схемы.
Повесть написана грамотным языком. Но, Бог мой, до какой степени вся его образная система буквально начинена штампами. Если вы описываете воробьев, то они у вас, конечно же: «вездесущие». Солнце непременно «заливает щедрыми лучами землю». Степь, разумеется, «величава и спокойна». А степной воздух «душистый и сухой». Снежинки «кружатся задумчиво». Весной, конечно же, «все живое на земле наливается соками, бродит, набирается сил».
Один из персонажей говорит: «Самое трудное увидеть в обычном необычное. В каждой вещи заключены не одна, а несколько граней. Вот и надо отыскать эти новые грани». Почему же вы, Олег, не прислушиваетесь к тому, что так верно выразил один из ваших персонажей?
Но все ли так плохо в вашей повести? К счастью, для вас, на этот вопрос можно ответить отрицательно. Сквозь толщу штампов, поверхностности разработки характеров основных героев повести все-таки пробиваются кое-какие живые родниковые ключи жизни. Тепло изображены простые рабочие, трактористы, лесоводы. Много живых подлинных наблюдений. Иногда вы находите меткие и точные черты «портретизируя», и делая снимок того или иного персонажа. Вот, например, один из таких удачных, по-моему, портретов-зарисовок: «Старуха оказалась самой беспокойной пассажиркой автобуса. Из окна на нее падал тусклый свет раннего зимнего утра. Но все же можно было разглядеть, что она разбухла от душегреек и алей, напяленных на нее.
Казалось, вся она состоит из шишек: нос, как шишка, щеки - шишки, подбородок - шишка, но покрупнее, чем другие...»
Много удачного в боковой линии сочинения, повествующей о семье Кудряшовых. Очень смачно и точно написан пошлый быт этой семьи. Нежно и ласково вы сумели нарисовать портрет девушки Настеньки.
Некоторые удавшиеся страницы дают надежду на то, что при всех недостатках повести, после большой работе над собой, из вас может получиться писатель - прозаик. Но, я все же, порекомендовал бы вам подождать с сочинением больших полотен. Сперва набейте руку на «малых формах».
Во время чтения Соломоном Григорьевичем своей рецензии – диссертации, Олега бросало то в жар, то в холод. Он радовался каждому положительному замечанию, и мертвел, и сжимался, когда произносились резкие оценки.
- Надеюсь, вы не очень обиделись на меня за мою критику? – спросил Олега Соломон Григорьевич, поднявшись со своего кресла, и тем, дав понять, что аудиенция закончена.
- Что вы, Соломон Григорьевич!- воскликнул Олег, - Спасибо вам за труд и время, которое вы затратили на мои произведения.
- Вот вам машинописные листки, Олег. Прочитайте их в спокойной обстановке дома. И не один, а несколько раз. Я буду рад, если своими замечаниями окажу помощь в вашем творчестве.
- Конечно, Соломон Григорьевич, для меня ваша рецензия будет учебным пособием. Она не даст мне зазнаться.
- Вот и хорошо, мой друг! Я именно этого и хочу: чтобы помочь вам, в меру, так сказать, моего разумения. Я ведь только человек, а не Бог!
Домой Олег шел в глубокой задумчивости. Голова его была в тумане. А придя к Симчон, рассказал ей в общих чертах о беседе со своим шефом, не вдаваясь в подробности.
- Он похвалил тебя, или отозвался плохо о твоих произведениях? – допытывалась Симчон.
- Ну, как тебе сказать, Симчон, немного похвалил, но больше критиковал. Вывод такой – надо много работать.
- Правильно сказал тебе твой начальник! Чтобы добиться чего-то хорошего, надо много работать. По себе знаю.
- Вообщем Соломон Григорьевич в целом обнадежил меня. Так что я буду продолжать сочинять свои вещи.
- Вот и хорошо! – обрадовалась Симчон.
Олег однажды прочитал Симчон отрывок из своей повести. И она, не совсем разобравшись в услышанном, на всякий случай – чтобы не дай Бог не обидеть своего любимого, отозвалась в том смысле, что ей понравилось. Больше Олег ни разу не повторил чтения, полагая, что Симчон не разбирается в таких сложных вещах, как литература. Откровенно говоря, самому ему повесть все-таки нравилась, как нравятся свои произведения почти всем начинающим авторам.
Зима застала Олега врасплох. Морозы как-то сразу «завинтили гайки». Шапку и ботинки приобрели на толкучке. А вот на полушубок денег не было. Как всегда выручил Олега Соломон Григорьевич. Он подарил Олегу меховую телогрейку. А если поверх нее натянуть осеннее пальто, то в этом одеянии вполне можно было перезимовать.
Значительно хуже обстояло дело с едой. Олег никак не мог привыкнуть к острой пище, которую готовила Симчон. Проклятый перец буквально сжигал кишечник. У Олега возникли проблемы с желудком. Он стал побаливать. Олег побаивался, как бы у него не возникла язва желудка, или гастрит. Чтобы не обидеть Симчон, Олег попросил ее готовить для него салаты без перца, а вареный рис подавать без соуса, но с маргарином, или сливочным маслом. Симчон втайне конечно обиделась, но вслух своего неудовольствия не высказала. Вернее сказать, она отнеслась к происшедшему снисходительно, не понимая, как человеку не может понравиться острая пища.
Поблизости от дома Симчон, находилась общепитовская столовая со стандартным набором блюд. И Олег повадился туда в обеденный перерыв. А как он мечтал о пахучем украинском борще! О тающем во рту сале! Несколько раз сало даже приснилось ему во сне. Толщиной в четыре пальца шмат сала, Олег медленно расчленял на тонкие ломтики и запускал в рот, заедая пахучим ржаным хлебом. Во сне у Олега даже слюнки потекли. Но наяву приходилось поесть то, что предлагалось в столовой и буфете.
День проходил за днем, катясь по наезженной колее: дом – работа, работа – дом. Несколько раз он с Симчон сходил в кинотеатр. На билеты в московские драматические театры у них не хватало средств.
По части секса все обстояло неплохо. Олега по-прежнему волновало гибкое тело Симчон, ее по-девичьи маленькие упругие груди. Но в их отношениях возникли трещины. Симчон оказалась очень ревнивой особой. По характеру своему Олег не относился к разряду любителей женщин. Оставаясь с кем-нибудь из сотрудниц наедине, он смущался, робел и становился косноязычным. Кокетство машинисток и корректорш его обескураживали. Он становился неловким и неуклюжим. Это вызывало немало пересудов и снисходительные, весьма безобидные замечания женщин. Поведение Олега, женскую часть редакционного коллектива очень забавляло. Все считали, что он не от мира сего.
Между тем, Симчон всякий раз находила повод приревновать Олега к какой-нибудь женской особе. Обычно «распиловка» происходила вечером, когда Олег приходил с работы. Симчон засекала по часам время прихода Олега домой. И устраивала бурные сцены, ежели по ее мнению он слишком уж задержался. Она упрекала Олега в том, что он не дает отпор заигрываниям. И якобы очень даже доволен ухаживаниями. Поначалу, сцены ревности забавляли и даже льстили Олегу. Но когда они затянулись на длительное время, это стало его раздражать. Перепалки между Олегом и Симчон день ото дня становились все ожесточеннее. Олег стал подолгу задерживаться в редакции. Ему не хотелось идти домой, где его ожидали неприятные сцены объяснений с Симчон. А кончилось это тем, что однажды Олег заночевал в редакции и проспал на диване.
Сотрудники заметили, что с Олегом происходит что-то неладное. Сердобольный ночной сторож редакции Парфеныч – бобыль и большой добряк предложил Олегу поселиться у него. Олег согласился.
Соломон Григорьевич находился в командировке. Но как только он вернулся и узнал о положении Олега, учинил ему допрос с пристрастием. Это, конечно же, не был допрос, а дружеская беседа старшего товарища с младшим.
- Слег, я прошу вас без утайки рассказать, что произошло. И постараюсь помочь вам, если не материально, то морально.
- Дорогой мой Соломон Григорьевич! Я расскажу вам все, ничего не скрывая, но с одним условием, что о содержании нашей беседы в редакции, никто не узнает. Это слишком личное...
- Как вы можете сомневаться в моей порядочности? - обиделся Соломон Григорьевич. - По-моему, прошедший год - достаточное время, чтобы убедиться в этом.
- Простите меня, Соломон Григорьевич! В вашей порядочности я нисколько не сомневаюсь. И все-таки - это мое условие, с тем, чтобы я мог поведать вам о моих проблемах.
И он действительно подробно изложил историю отношений между ним и Симчон. Рассказал о том, что они нравились друг другу. Что первый смелый шаг сближения сделала именно она. И, что по его, Олега, мнению, именно она виновата в разрыве. Рассказал о ее неоправданной изматывающей ревности, острой пище, от которой у него начались боли в желудке. Не умолчал о том, что в последнее время Симчон стала препятствовать его занятиям литературным творчеством. Хотя по началу, она даже всячески поощряла его в этом отношении.
Внимательно выслушав Олега, Соломон Григорьевич после некоторого раздумья высказал свое мнение.
- Вот, что друг мой. Чтобы верно судить о степени виновности участников разрыва, надо выслушать ту, и другую сторону. И все же не надо торопиться с выводами. Может быть, следовало объясниться с этой женщиной. Ну, а на счет питания, то это можно было уладить к обоюдному согласию. Скажите Олег, причиной разрыва не явилась сексуальная неудовлетворенность одной из сторон? Это далеко не в последнюю очередь важное обстоятельство, из-за которого люди расходятся. Чаще всего невозможность продолжать совместное проживание, под благовидным предлогом объясняют «несходством характеров».
- В этом отношении, Соломон Григорьевич, как раз все обстояло вполне благополучно.
Помолчав, Соломон Григорьевич спросил:
- Олег, а вы хорошо обдумали свой поступок?
- Да, это не спонтанное решение, сделанное сгоряча.
- И вы окончательно решили порвать с этой женщиной?
- Да, окончательно!
- А где вы будете жить, позвольте узнать?
- Я устроился у ночного сторожа Парфеныча.
- Это не решение проблемы… Знаете, что Олег, переходите ко мне. У нас достаточно площади, чтобы поместить еще одного человека.
- Огромное вам спасибо, Соломон Григорьевич, за ваше великодушное предложение, но я не могу им воспользоваться. Совесть не позволит! У вас больная жена и присутствие в квартире постороннего человека может ей повредить.
- Знаете, что Олег, я поговорю с редактором. У него большие связи. И, может быть, он что-нибудь устроит для вас… Хотя, как говаривал замечательный писатель Булгаков, квартирный вопрос испортил отношения между людьми…
- Ну, а теперь за работу! Зачастую именно она спасает нас от тяжелых мыслей и, если хотите, даже от отчаяния. Работа и…баня. Мы как нибудь сходим в Сандуны. Там работает замечательный банщик Силантий. После его массажа, человек, будто заново на свет рождается. По себе знаю… Наверное, в воскресенье мы с вами обязательно сходим туда.
Соломон Григорьевич был прав. После Сандунов, все мрачные мысли улетучились из головы Олега. К нему вернулась бы прежняя его беспечность, если бы не Симчон. Она была для Олега живым укором. От нее веяло арктическим холодом. В этом не было ничего удивительного: ничто так не оскорбляет и не унижает женщину, как уход от нее мужчины, с которым она жила.
После рабочего дня, в коридоре Олега остановил Ширинкин.
- Послушай, парень, давай махнем в забегаловку! Это, конечно не ресторан, но для мужской беседы место самое подходящее.
- Я не люблю водку, - пытался отговориться Олег. – Вы же знаете.
- Кто старое вспомнит, тому глаз вон. Что сказал Джавархалал Неру, наш друг и товарищ? Пить надо в меру. Тогда она доставит удовольствие.
Ширинкин был Олегу неприятен. Тем, более что именно он раззвонил по редакции слух о том, что Олег сожительствует со своей квартирной хозяйкой. Но из-за деликатности своего характера не смог отказаться. И вместо того, чтобы дать понять Ширинкину, что у него нет охоты общаться с ним, Олег ввязался в разговор с ним.
- Раз мы работаем в одной конторе, надо чаще встречаться,- продолжал гнуть свою линию Ширинкин. – А ты, дорогой товарищ, держишься особняком. Нехорошо, нехорошо!
Закончив словесную артиллерийскую подготовку и решив, что «психологическая обработка» завершена, Ширинкин панибратски взял под руку Олега и повел в заведение, которое он вместе с товарищами посещал.
В этой «точке» общепита работала хорошо известная всем постоянным ее клиентам разбитная и острая на язык Марфута Сечкина. Баба в три обхвата с вечно растрепанной шевелюрой и ярко накрашенными толстыми губами. Всех своих постоянных клиентов она знала поименно. Охотно отпускала водку и «чернила» в долг. Причем не было случая, чтобы ей этот долг не погашали в дни выплаты зарплаты. Посетители состояли из разных слоев населения. Были тут не только опустившиеся алкаши, но и почтенные профессоры вкупе с доцентами. Всех их объединяла непреодолимая тяга к спиртному, причем эта пагубная тяга проявлялась с самого раннего времени. Поэтому, идя навстречу пожеланиям клиентов, Сечкина открывала свое заведение уже в шесть утра.
Подступившись к прилавку, Ширинкин дружески приветствовал «маму», как ее уважительно называли завсегдатаи.
- Привет, дорогуша! Привел тебе нового клиента. Чтобы ты свой производственный план выполняла и перевыполняла!
- Ты за меня, Степа, не волнуйся! – самоуверенно ответствовала Марфута, протирая прилавок мокрой тряпкой. – Я свой план сполню при любой погоде.
- Знаю, знаю, Марфинька! Для начала налей-ка нам по стопарю, а для меня, как более выносливого да еще со стажем - с «прикупом»!
Марфута опытной рукой нацедила в граненые стаканы по сто граммов, присовокупив для Ширинкина бокал пива. На двух тарелках Марфута положила крупные ломти соленых огурцов.
- Дорогушечка, для моего товарища, добавь, пожалуйста, к огурчикам и колбаски. А я обойдусь огурчиками… Запиши в свой гросбух сколько положено. За мной не заржавеет! Ты же меня знаешь!
- Ты сегодня, Степа, чтой-то шибко балакучий!
- Настроение такое!
Что, в лотерее подфартило?
- Нет, Марфуша, просто с другом по конторе приятный разговор предстоит.
- Ну, хватит лясы точить»! - решительно заявила Марфута. - Мне тару надо подготовить к отправке.
Ширинкин отнес тарелки и стаканы на круглый столик и жестом пригласил Олега присесть рядом на высокий вертящийся стул.
Чокаясь с Олегом, Ширинкин дружески произнес:
- Будем здоровы!
Он отпил половину содержимого своего стакана, понюхал корочку хлеба и подцепил вилкой колечко огурца.
Олег отхлебнул немного водки, и тотчас запихал в рот хлеб и два кольца «любительской» колбасы.
- Знаешь, милок, тебе надо потренироваться. Известно, же, что веселие Руси, есть питие. Кто этого не уразумел, или не желает уразуметь, тот не русский… Знаешь, что сказал мне один ответственный товарищ из ОРГАНОВ?
Ширинкин сделал многозначительную паузу.
- Он сказал: человек, который не пьет – подозрительный человек.… Поразмысли своей башкой над этим. Это тебе мой совет.
А Олег подумал: с этим Ширинкиным надо быть очень осторожным. Он явный стукач, ежели якшается с высокими чинами из КГБ…
—У меня это плохо получается, - пожаловался Олег. - И рад бы как все, а не получается...
- А ты постарайся! Как верно сказано в одном из популярных лозунгов – Нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики. А мы же большевики! Нужно тренироваться, чаще бывать в компаниях. Там быстро научат. Это дело наживное.
Он был чрезвычайно оживлен. Тема потребления спиртного была для Ширинкина самой привлекательной.
Ширинкин воздел свой стакан вверх, словно проверяя его на свет, и сказал:
- Олег, давай еще разок приложимся к этому зелью, которое является самым лучшим допингом!
И он, как бы показывая пример, залил остатки водки в горло. Затем он с наслаждением приложился к бокалу с пивом.
Олегу, ничего не оставалось, как еще раз отхлебнуть из своего стакана.
- Вот, вот! - поощрительно произнес Ширинкин. – Таким манерам постепенно и научишься. А наука эта нехитрая.
Покровительственно улыбаясь, Ширинкин вкрадчиво произнес:
- А теперь, дорогой товарищ, слушай внимательно! Я не случайно привел тебя сюда. У меня к тебе дело большой важности. Я от этого никакой пользы не буду иметь. Просто мне жалко тебя. Ночуешь у какого-то сторожа. Твой быт не налажен. А это может повредить твоему молодому организму. А у меня на примете – да что там говорить про меня - у всех у нас, редакционной общественности имеется на примете Настасья Жбанова (Зав. Отделом писем), превосходный товарищ. Баба своя в доску. Общительная, ласковая. Справная хозяйка. И лицом пригожая. У нее двухкомнатная квартира. Одним словом, хороша она со всех сторон, с какой ни посмотри. И с материальной и с лицевой стороны. Я имею в виду ее симпатичную внешность.
- Вы правы, Ширинкин! – согласился Олег. – Настя Жбанова – женщина, не лишенная приятности. Возможно, как вы говорите, у нее имеется немало и других достоинств. Но, я совсем не знаю ее. Не знаю ее взглядов на жизнь, на общественные явления.
- Так за чем же дело стало? Пообщайся с ней вплотную, побеседуй по душам, вот и узнаешь все, что тебя интересует.
- Поймите, наконец, меня, эта особа ничем не привлекает.
- Это потому, что ты ее плохо знаешь. Она не урод, при ней имеется все, что требуется для женщины: грудь, и устройство других частей тела. И это еще не все. У каждой женщины имеется еще потаенное оружие. Я может, быть туманно выражаюсь. Я имею в виду ее интимные способности. Они имеются у каждой бабы. И испробовать их можно только женившись.
- Женитьба для меня еще не стоит в повестке дня.
- Вот это ты зря, милок! Ты часом не пидираст?
- Ну что вы такое говорите? – возмутился Олег.
- Знаешь, парень, ты меня обрадовал. А то я уже подумал черт те что! Ежели у тебя с главным струментом все в порядке и ты нормальный мужик, так давай не выкобенивайся! И женись на Жбановой. Того хочет весь наш дружный коллектив. И чтобы решить эту назревшую проблему, уже создан инициативный комитет. В него вошли уважаемые представители: Куприна, Державин, Колупаев, и Потемкин. Они наладят контакт с тобой и Настей. И будет создана еще одна советская семья. А семья – это главная ячейка государства. Я тебя убедил, дорогой товарищ?
- Нет, не убедили!
- А ты, оказалось, твердый орешек! Но мы и не таких, как ты уламывали!
Эта угроза вырвалась у Ширинкина случайно. А, может, он рассчитывал, что «уломать» этого «молокососа» не составит никакого труда.
- Я вижу, ты еще не созрел… Но, думаю, члены комитета труда смогут убедить тебя в необходимости этого сурьезного шага.
Он слез со своего стула и сказал:
- Ты только не обижайся на меня. Я ведь тебе добра желаю!
В этом месте, я, как автор повести, должен вмешаться. Так происходило в древнем греческом театре, когда в ход пускались «дэус экс машина».
Говоря о том, что он желает Олегу добра, Ширинкин нагло врал. Будучи завистливым человеком, он не навидел всех подряд. Ощущая себя несчастливым, он и других старался сделать таковыми. Поначалу Ширинкин позавидовал Олегу в том, что его любовницей является миловидная женщина. Позавидовал он так же после опубликования в журнале рассказа Олега. Сам Ширинкин сочинял только статьи. Настеха слыла крайне распущенной особой. Вот и захотелось Ширинкину подсунуть ее Олегу. Идея Ширинкина нашла горячий отклик у сотрудников редакции. Некоторых людей хлебом не корми, а дай им возможность кого-нибудь сосватать.
Кроме Ширинкина за сватовство вплотную принялись члены так называемого в шутку «комитетом». Каждый из его участников в меру своих способностей принялся обрабатывать Олега. А известно, какое сильное воздействие на индивидуума производит общественное мнение. Особенно слабохарактерного. Если, сговорившись, все вокруг изо дня в день станут называть кого-нибудь свиньей, то он непременно станет хрюкать.
Были созданы условия для того, чтобы Настя часто оказывалась наедине с Олегом. Ему буквально уши прожужжали о замечательных качествах Насти. О необходимости покончить с холостяцкой жизнью и бездомностью. И Олег – не станем его осуждать! – наконец поддался уговорам. Это не смотря на предостережения Соломона Григорьевича.
Пустили шапку по кругу и собрали деньги на жениховский костюм Олега. И вот уже молодых повезли на редакционном драндулете в ЗАГС. И вот уже назначен день свадебного застолья. И вот уже сбитый столку, и находящийся в каком-то тумане, Олег сидит рядом с сияющей Настехой за пиршественным столом.
Торжество состоялось на квартире Настехи. Как это принято, гости принесли подарки молодоженам. Частично деньгами в конвертах, частично вещами. Лишь Ширинкин, будучи не только завистливым, но и жадным, он преподнес молодоженам детскую соску. К этому смехотворному «подарку» Ширинкин присовокупил пожелание Олегу и Насте, чтобы у них «народилось как можно больше детишек».
Как на всякой свадьбе было много пожеланий всяческого благополучия и семейного счастья. Все дружно кричали «горько». Все веселились по полной программе. Тамадой и посаженным отцом, конечно же, был редактор.
Когда было выпито и съедено все, что заготовлено, Ширинкин завопил истошным голосом:
- А теперь по древним обычаям надо отправить молодых в спальню. И после того, как они возлягут на брачное ложе, я постараюсь принести простыню в доказательство того, что невеста была целомудренной и невинной.
Выходка Ширинкина возмутила одних. Позабавила других. А так, как редактор до этого покинул собравшихся, то Ширинкину удалось выполнить задуманное насильно. Отправив Олега и Жбанову в спальню, Ширинкин через некоторое время притащил простыню со следами томатной пасты. Размахивая простыней, Ширинкин вопил:
- Невеста, оказывается, была целомудренной! Это же чудо!
Поступок Ширинкина выглядел мерзко. Ибо все прекрасно знали о многочисленных похождениях Настехи. Так что не нашлось ни кого, кто бы одобрил выходку Ширинкина. Присутствующие ощутили себя участниками дурно пахнущего действа. И постарались поскорее покинуть квартиру, в которой произошло глумление над двумя сотрудниками.
Женитьбу Олега, Симчон восприняла болезненно. Она проплакала несколько дней. Ей все происшедшее было настолько противно, что она даже подала заявление об уходе с работы. Но редактор уговорил ее остаться. При случайных встречах с Олегом, Симчон старалась побыстрее удалиться. Она считала поступок Олега предательством. И постаралась вырвать из своего сердца посетившую ее любовь
Несчастен был и Олег. У Настехи обнаружилось столько вредных привычек, что даже снисходительному человеку, каким был Олег, часто становилось невмоготу. Он никак не мог, объяснит самому себе, как это он мог согласиться на эту злосчастную женитьбу. Не иначе на него нашло временное затмение. Настеха курила. И не просто курила, а беспрестанно дымила, словно паровоз. Это было до женитьбы. Потому, что Олег предупредил, что не выносит сигаретного дыма. И Настеха стала курить тайком. А сигаретные пачки прятала под вещами. Но самое неприятное заключалось в том, что Настеха представляла собой сексуальный вулкан, причем – постоянно действующий. Она была ненасытна в постели. А Олег не обладал таким потенциалом. После того, как он кончал, Настеха требовала от него продолжения. А так как для Олега это было просто невозможным, то она двумя руками держа его за задницу, наяривала им, как неким автоматическим сексуальным прибором. Для Олега эти ночи любви обернулись кошмаром. Он с содроганием думал днем о предстоящих ночных насильственных упражнениях. За неделю сожительства с этой самкой, Олег истощал, настолько сильно, будто тюремный заключенный, которого за нарушения тюремного режима держали на голодном пайке. Олег с большим сожалением вспоминал Симчон. Ее ласки были нежны, и доставляли истинное наслаждение. Они кончали одновременно, после чего мирно засыпали. Но теперь об этом можно было только вспоминать…
У Настехи был еще один серьезный недостаток. Она страдала водянкой. И поэтому постель всегда была мокрой. На месте Олега, другой человек сбежал бы из дому. Но по свойственной слабохарактерности, он не мог совершить этот поступок.
Трудно было окружающим не заметить злокачественных перемен, происходящих в Олеге. Не понимая в чем дело, иные не могли понять причину этих перемен. Олегу сочувствовали. Особенно переживал за Олега Соломон Григорьевич. Зато Ширинкин ликовал. Несчастье другого человека для него было настоящим праздником. Он лицемерно высказывал Олегу сочувствие, намекая на постельные неприятности.
- Терпи, казак, атаманом будешь! – советовал Олегу Ширинкин.
Все это для Олега могло закончиться трагически. Но, видимо, все-таки у него был свой ангел-хранитель, о существовании которого верят многие. У Жбановой неожиданно обнаружился скоротечный рак матки. И по прошествии непродолжительного времени Жбанова скончалась в страшных мучениях. Теперь уже все жалели не Олега, а Настю. Ее необузданная распущенность в прошлом была всеми забыта. Похороны прошли на должном уровне. Было много венков. Олегу было неприятно случившееся. Он чувствовал себя виновным в скоропостижной смерти Жбановой. Хотя наималейшей вины, разумеется, не было и не могло быть. Он даже хотел уйти из выморочной квартиры. Но Соломон Григорьевич отсоветовал ему это делать.
И в это самое время, произошли важные события. Обстановка изменилась столь круто, что дальнейшее существование журнала «Восток» стало невозможным. В одночасье журнал закрыли. Сотрудникам выплатили полагающееся в таких случаях денежное пособие. Было устроено прощальное застолье. Скорбное застолье. Оно напоминало поминки. Все ощутили разобщенность, и от былой дружественности не осталось и следа. Каждый думал только о себе.
Больше других растерялся Олег. Но, как всегда на выручку пришел Соломон Григорьевич. Он посоветовал Олегу отдохнуть и расслабиться. И вручил ему рекомендательное письмо к своему Ялтинскому другу Бурцеву.
ДАМА С СОБАЧКОЙ
(ОКОНЧАНИЕ)
Исповедь Олега продолжалась несколько вечеров. Когда она завершилась, Леокадия не удержалась от искреннего восхищения:
- Так вот ты, какой Олег! Теперь надо бы изменить твою фамилию. Ты же не Бавлин, а Павлин. Всего одна буква, а в корне все меняет. Советую непременно сделать поправку. Тогда окружающие будут воспринимать тебя по-другому. А вначале ты казался серой мышкой… Теперь я смотрю на тебя совсем другими глазами. Я даже готова в тебя влюбиться, мой мальчик!
- Леокадия, вы преувеличиваете мои достоинства. Я не считаю себя героем. У меня много недостатков. Я борюсь с ними. Но чаще всего я терплю поражение.
- Мой мальчик, не надо заниматься самоедством. Всегда надо думать о себе в самых высоких степенях. Не зазнаваться, но и не слишком себя во всем обвинять. Надо любить себя, тогда вы сможете любить и других. Ведь сказано в писании: возлюби других, как самого себя.
Она вдруг рассмеялась. Что показалось Олегу совершенно неуместным. Но он не стал поспешно обвинять ее. Мало ли что приходит в голову женщине! А ей действительно что-то пришло. Потому, что она сказала Олегу:
- Хватит рассуждать о высоких материях! Я хочу порезвиться, как маленькая девчонка. Мы и так засиделись!
Она порывисто поднялась с теплых ступеней храма и со словами: «Догоняй меня, мальчик!» - побежала вглубь заброшенного сада. Исполняя прихоть Леокадии, Олег попытался догнать своенравную женщину. И поплутав между деревьями, он все-таки догнал беглянку и, задержав ее, обнял, ощутив ее горячее тело.
- Ну - ну, мальчик, ты много себе позволяешь! - стараясь отдышаться, ласково произнесла Леокадия.
Затем она взобралась на развилку старой яблони, и принялась болтать ногами.
- Иногда хочется сбросить с себя взрослость, и превратиться в девчонку! – сказала она со значением.
Освещенное полной луной ее лицо, выражало дерзость.
- А теперь, мой мальчик, сними меня с дерева!
Чтобы выполнить просьбу Леокадии, Олегу пришлось снова обнять ее, и, подняв на руках, он пронес ее несколько шагов. При этом он ощутил прилив сексуального желания.
- На сегодня хватит! - игриво произнесла Леокадия. - А теперь, мой паж, проведи меня в мое обиталище.
Они, как всегда расстались у ее дверей, договорившись о встрече через день.
Придя к себе, и лежа на диване, Олег в который раз поклялся непременно покончить с этой нелепой связью. Леокадия играла с Олегом, как кошка с мышонком. И несколько раз Олег возвращался домой в мокрых трусах.
«Больше я не пойду к ней!» - говорил сам себе Олег. Но когда наступал условленный день, он подталкиваемый какой-то непонятной силой, приходил на свидание. Программу дня диктовала Леокадия. В этот раз она сообщила, что хочет познакомить Олега с домом-музеем Антона Павловича Чехова. Для женщины, сыгравшей роль Чеховской дамы с собачкой это было вполне естественное желание.
Они взяли такси, и вскоре оказались на территории музея.
Этот день запомнился Олегу навсегда. В комнатах великого писателя сохранилась обстановка, которая была при его жизни. Стол, покрытый скатертью. Люстра над ним. И подаренный Чехову Левитаном этюд. Вроде ничего особенного. И в то же время то была живая природа, естественная и трогательная. Удивило Олега висевшее на вешалке пальто Чехова. Оно было очень длинным. Выходит, Чехов был высоким мужчиной?
Пояснения давала пожилая женщина - сестра Чехова, заурядной внешности.
Когда Леокадия и Олег остановились напротив зашторенного окна, Олег тихо произнес:
- Здесь так уютно и хорошо, что не хочется отсюда уходить... У меня такое впечатление, что хозяин этого дома отлучился на минуту и вот - вот вернется сюда.
- Ты прав, мой мальчик! - так же тихо сказала Леокадия.
Когда вышли на воздух, Леокадия, глядя на дерево посаженное Чеховым, спросила Олега:
- Скажи, а ты побывал в усадьбе Пушкина – в Михайловском?
- Пока что нет! - ощущая некую свою вину, признался Олег.
- Это твое большое упущение! Ты знаешь - в его доме ощущаешь то же, что и в доме Чехова. Будто, где-то рядом Пушкин. Его дух, что ли. Это удивительно! А вот совсем иное в квартире – музее Достоевского – это в Питере. Ты, конечно, тоже там не был…
Не был! - покаянно сознался Олег. - Еще не успел...
- Так вот, - продолжала Леокадия - в квартире Достоевского ничего этого не ощущаешь. Какая-то чиновничья казенщина и скука. В этой квартире мог жить любой ничем не примечательный человек… Обыкновенная городская квартира. Высокие потолки, высокие окна. Обыкновенный канцелярский письменный стол. Обыкновенный чернильный прибор, ручка. Обыкновенные стандартные стулья. Из окон вид на петербургские улицы. Какая-то пустынность и казенщина во всем. А главное - нет ощущения, что Достоевский только что вышел из квартиры, подобно ощущениям в комнатах Пушкина и Чехова. Вы не были в Михайловском? Побывайте! Между прочим, знаете ли вы, почему поссорились Левитан и Чехов? По складу своих натур они были очень близки друг другу. В своих творениях - книгах и полотнах - оба были лириками. Вспомните рассказы Чехова, полотна Левитана - хотя бы в репродукции «Вечерний звон», «Над вечным покоем», «У омута». Их настроение затрагивает самые тонкие сердечные струны. Так вот, когда Левитан делал этюды на Волге, с ним была любимая девушка. Чехов же в рассказе «Попрыгунья» высмеял ее. В персонаже рассказа угадывалась эта девушка. Левитан был оскорблен и обижен. Не знаю, помирились ли они впоследствии, или нет.
После того, как миновала неделя после поседения музея Чехова, Леокадия вдруг сообщила, что заканчивается отпуск ее мужа. И что через три дня они должны уехать.
- Поэтому давай устроим прощальный вечер у стен армянского храма! Приходи туда в восемь часов вечера. Об остальном я позабочусь сама.
На счет окончания отпуска у мужа, Леокадия сказала неправду. А она, эта правда, состояла в пошлейшем происшествии. Дело в том. Что ее Эдик подцепил триппер от девицы, с которой спал. Ему надо было срочно лечиться.
На место встречи они явились почти одновременно – Леокадия и Олег. Они пристроились на траве у стен армянского храма. Леокадия достала из сумки скатерку и поместила на ней плоскую бутылочку с коньяком, лимон, две пачки шоколада, стопки и дамский ножичек.
- Надо достойно отметить наше расставание, мой мальчик! – со значением произнесла Леокадия.
Инициатива полностью была в ее руках. Леокадия откупорила бутылочку, распечатала шоколадные плитки, разрезала на дольки лимон.
- Мой дорогой, давай пригубим коньячок в знак прощания. За время, проведенное с тобой, я привыкла к тебе и, и может быть, даже полюбила. Ты славный, хороший, милый человек. Умный. Мне грустно расставаться с тобой. Дни и вечера, проведенные нами вместе, я буду долго вспоминать. А ты! Будешь меня вспоминать?
- Я благодарен вам, Лео, за ваше доброе отношение ко мне.
- И только? - разочарованно протянула Леокадия.
Олег набрал воздух в легкие и, наконец, отважился высказать свое мнение:
- Откровенно говоря... я ожидал большего от наших встреч. Было в них что-то неестественное... Мужчина и женщина длительное время находятся вместе, и ничего.
Сегодня, мой мальчик, я обещаю исправиться! - многозначительно произнесла Леокадия. – Давай выпьем за безумные поступки!
Они медленно осушили стопки терпкого напитка. Олег поспешил закусить обжегший рот напиток ломтиком лимона. А Леокадия, как это делают киношные влюбленные, обвила кусочек шоколада губами, а второй конец сунула в рот Олегу. Разжевав его, Олег, только теперь заметил, что Леокадия одета не в платье, а в бархатный малиновый халат.
-4
- Давай, мой мальчик, еще раз выпьем. Жгучий напиток развяжет наши языки, и каждый будет говорить все, что ему вздумается. Даже самое запретное! Долой рассудительность! К черту условности!
В этих словах Леокадии был вызов к поощрению… Леокадия была неузнаваема.
Внезапно Леокадия распахнула халат, будто ей было жарко. И прилегла навзничь. Под халатом у нее ничего не было - только голое тело.
С хрипотцой в голосе, Леокадия воскликнула:
- А теперь делай со мной все, что хочешь! Я в твоей власти!
Олег никак этого не ожидал. Он опешил. Совершенно растерялся.
- Ты что, импотент? Скидывай к чертовой матери свои штаны и действуй.
Все еще медля, Олег стащил с себя брюки и возлег рядом с Леокадией.
- Господи, какой ты все-таки недотепа. Настоящий мудак. Болван! Олух!
Она вся дрожала от нетерпения.
Слова эти подействовали на Олега, как удар кнута. Он так разозлился, что навалившись на голое тело Леокадии, с ненавистью вогнал свой набрякший член в ее влагалище. Не вогнал, а запердонил его по «самую рукоятку». Леокадия издала торжествующий вопль. Поначалу Олег ощутил у нее что-то костистое и колкое. Несмотря на это, он продолжал с бешенством наносить удары твердым, как железо членом. Именно это и понравилось Леокадии. Она стонала так громко, что ее могли услышать. Наконец она взорвалась в таком бурном оргазме, что содрогнулась всем телом. Но Олег продолжал буйствовать. Сексуальная энергия, накопившаяся за время воздержания, вырвалась на волю.
- Сумасшедший! – нежно лепетала Леокадия. – Какой ты замечательный мужчина! Как много я потеряла, держа тебя на расстоянии.
Олег, молча слез с нее, содрал с себя трусы, вытер об них свой член и выбросил в кусты. Когда он натянул штаны, Леокадия лукаво спросила:
- Разве тебе не захочется повторить, мой мальчик?
Олег продолжал молчать.
Леокадия запахнула халат, приподнялась на локоть.
- Не надо дуться на меня, мой мальчик! Оказывается ты такой наивный. Запомни, если женщина говорит «нет!» - это означает, что она не желает отдаться мужчине… Я так часто намекала, а ты дурачок, ничего не понимал…
Как женщина, она была полностью удовлетворена соитием с Олегом. И теперь можно было расслабиться.
- Один знакомый, приехавший из Казахстана, рассказал мне забавную историю. Он случайно побывал в суде во время слушания дела о разводе двух не молодых переселенцев из числа немцев - Поволжья. Муж женщины, подавшей на развод, коверкая слова, недоумевал: «Я ее так шалел, так шалел!» На что немка грубо сказала: «Нас, женщин ****ь надо, а не жалеть!». Запомни, мой мальчик, слова этой умной женщины!
Олегу были неприятны грубые слова, произнесенные Леокадией. Сам он воздерживался от их применения. Особенно матерщины. Удивительное дело! В устах одних людей, как у Леокадии, это звучало грубо и брутально. А у других, как у Толстого, та же матерщина не воспринималась окружающими грубо. К тому же Олегу не понравилось, что все время их встреч, Леокадия прикидывалась недотрогой, соблюдающей некую договоренность с мужем – и вряд ли была такая договоренность. Зачем, наконец, Леокадия явно соблазняла его, тем самым как бы провоцируя. Когда они направились к дому, Леокадия попросила Олега придти к девяти часам. К этому времени подъедет такси. Но в связи с тем, что «владения» Бурцева на взгорье, такси не сможет подъехать к дверям. Придется спуститься к нему, отнести вещи.
- Это моя последняя просьба! – сказала Леокадия. - Приди помочь!
Когда они оказались неподалеку от «жилья», которое снимала Леокадия с мужем, она остановилась.
- Давайте попрощаемся. Завтра на глазах у мужа это будет неудобно. Я скажу откровенно, мой мальчик, время, проведенное с тобой, явилось для меня очень значительным. Помимо собственной воли я, оказывается, влюбилась в тебя. Зачем, я сама не знаю… А теперь давай я тебя поцелую.
Она нежно обхватила двумя руками голову Олега и подарила ему продолжительный поцелуй. Он был не только продолжительным, но и особенным. Прежде никто из женщин так не целовал его. В этот поцелуй Леокадия вложила и горечь расставания, и сожаление о нерасцветшей любви и страсть увядающей женщины. То был необычайно сладостный поцелуй, от которого у Олега трепетно забилось сердце. И в эту минуту он простил Леокадии ее игру с ним, и притворство, и кокетство.
Утром Олег явился к дверям Леокадии задолго назначенного времени. Такси еще не прибыло. Муж Леокадии уже вынес за порог несколько чемоданов.
- Эдуард, знакомься, это тот молодой человек, о котором я тебе рассказывала. Он был хорошим компаньоном и собеседником. Не давал мне скучать.
Муж Леокадии смерил равнодушным взглядом Олега и небрежно произнес:
- Лео, я был лучшего мнения о твоем вкусе!
- Какой ты грубиян, Эдуард! Где твоя воспитанность?
Тот ничего не ответил и больше ни разу не взглянул на Олега.
Леокадии была неприятна выходка мужа, и она поспешила извиниться перед Олегом:
- Не обижайтесь на него, Олег? Наверное, поутру он встал не с той ноги!
^
Наконец, показалось такси. Муж Леокадии подхватил два чемодана. Олегу достались два остальных. Они оказались довольно увесистыми. Леокадия шла рядом с Олегом. Лицо ее было очень бледным. И, тем не менее, в эту утреннюю пору она казалась Олегу очень привлекательной.
Шофер проворно поместил чемоданы в багажное отделение такси. Леокадия подала руку Олегу для поцелуя.
- Прощайте! – грустно произнесла она.
Муж не помог ей сесть на заднее сиденье. Это пришлось исполнить Олегу. Он громко захлопнул дверцу. Машина тронулась, и Олег напоследок увидел в окне обращенное к нему лицо Леокадии и прощальный взмах ее руки.
Дым от выхлопной трубы такси закрутился спиралью, и она скрылась за поворотом.
«Вот и все!» - отрешенно подумал Олег.
ЖГУЧЕЕ ПЛАМЯ ЛЮБВИ
Два дня Олег ходил, как потерянный. А потом курортная жизнь увлекла его в свой оборот. Ходил на пляж. Посещал концерты московских эстрадных знаменитостей, среди которых выделялся Петросян.
Третьего дня, когда он через проходную комнату направлялся вместе с Бурцевым в беседку, Олег увидел спящих в кровати необычайно миловидную девушку. От ее лица и каштановых волос нельзя было оторвать взгляда. Ее прелестная головка возлежала на волосатой руке мужчины.
Когда они очутились в беседке, Олег спросил с глубокой заинтересованностью:
- Кто это? – он имел в виду тех двоих, что спали в проходной комнате.
- Олег, на чужой каравай – рот не разевай!
- Но все же, кто это?
- Это птицы высокого полета. Он из «новых русских». Крупный бизнесмен. А она его подруга.
- Какая замечательная девушка! – восхитился Олег.
- Ты прав, мой дружок! Она необыкновенная. Я много здесь перевидал. Но такую… - Он не мог подобрать слова самой высокой степени. – Такую я увидел впервые!
Олег глубоко вздохнул, и сказал
- Какой счастливец!
Он имел в виду мужчину с волосатой рукой.
- Я не сказал, бы! - живо возразил Бурцев. - Уже то, что он вместе со своей прекрасной избранницей согласился на проходную, комнату - уже это одно свидетельствует о его финансовых затруднениях. А между тем он крупный бизнесмен из этих, как их «новых русских». Я тебе только что сообщал.
Во время завтрака Олег находился в глубокой задумчивости так, что даже два раза вилкой с колечком огурца ткнул не в рот, а в свое ухо.
- Ну, ты, дружок мой, чересчур впечатлительный! Тяжело тебе будет жить на свете!
Для Олега день прошел скучно, вяло, неинтересно. Несмотря на то, что стояла превосходная погода.
Возвратился Олег домой - а в настоящее время это был его дом – вечером. Каково же было его удивление, когда на пороге дома он увидел «утреннюю» девушку, которую обнимал волосатой рукой мужчина.
Когда он подошел к ней поближе, то увидел, что она плачет. От охватившей его жалости у него даже защемило сердце.
Олег присел рядом с девушкой, и она, рыдая, облокотилась о его плечо. Он не сразу осмелился спросить ее, что случилось, но все-таки, в конце концов, задал вопрос. Она не ответила, а продолжала плакать.
Наконец она всхлипнула и замолкла, отстранившись от Олега.
- Я знаю тебе трудно открыться постороннему человеку. Но, думаю, тебе станет легче, если ты откроешь свою проблему. И я постараюсь помочь тебе.
Она продолжала молчать. И еще раз всхлипнула, словно обиженный ребенок.
Так продолжаться дальше не могло. Олег сказал девушке:
- Никуда не уходи! Я сейчас приду!
Олег зашел в дом. Бурцев сидел за письменным столом, заполняя какую-то анкету.
- Савелий Дмитриевич, у меня к вам просьба! Можно привести одну девушку в мою комнату.
- Это какую девушку? – сделав удивленное лицо, спросил Бурцев.
Ту, которую мы с вами видели утром в проходной комнате.
- Дай я подумаю! – сказал Бурцев. – Ну, вот что, раз тебе, как я понимаю, привалила в руки сама жар-птица, так я тебе окажу содействие… В твоей комнатенке вам обоим будет тесновато… Значит так, дружочек, я помещу вас в «номере-люкс», где обычно отдыхал с семьей Соломон Григорьевич. А раз он не приехал, то так и быть – я поселю вас в ней. Пойдем друг мой!
Когда они вышли из дому, девушка продолжала сидеть на ступенях. Олега обдало аром от радости, что она никуда не ушла.
Бурцев взял девушку за руку и повел к своим владениям. Ключом открыли двери и, отдав его Олегу, сказал:
- Располагайтесь здесь! Надеюсь, вы найдете общий язык! Всего вам доброго!
Когда Бурцев закрыл за собой дверь, девушка, не говоря ни слова, легла на кровать и тотчас уснула.
Ошеломленный происшедшим Олег, замирая от счастья, подвинул одно из кресел к кровати и в лучах заходящего солнца, бросавшего янтарные блики на постель и лицо девушки, принялся любоваться ею.
И, скажу я вам, любоваться было чем.
Для меня, как писателя, самое сложное, это нарисовать словесный портрет того, или иного персонажа. А уж о портрете женщины, или девушки - и говорить нечего! А вообще-то, если быть до конца откровенным, то задача эта для меня совершенно непосильная. Когда я сочиняю рассказ, повесть, или роман, то непременно рисую, чаще всего с натуры. Так вот рисовать лицо человека уродливого - проще простого. А вот рисовать красавицу, пусть даже не кистью, а карандашом, или пером – немыслимое дело! Не за что ухватиться. Это под силу только великим мастерам.
Но у меня нет иного выхода. Я должен дать словесный портрет девушки, которой любуется Олег.
Что увидел Олег? Девушка лежала на спине, и поэтому лицо ее было открыто для наблюдателя. У нее был матовый цвет лица. Нос прямой с тонкими ноздрями. На щеках легкий румянец. Губы были столь нежны, что их хотелось сравнить с лепестками только что распустившейся розы. Словами невозможно передать всю прелесть и обаяние, излучаемое этим лицом. Наглядеться на него было невозможно. Оно притягивало к себе, брало в плен - и не отпускало.
Олег поглощал глазами не только лицо девушки, но и ее полные груди, ее стройное тело и ноги, стройность которых не могло скрыть летнее, синего цвета платье.
Вглядываясь в лицо незнакомки, Олег совершенно упустил из виду ее каштановые волосы. Одна прядь нависала над бровью, придавая всему лицу некую задиристость. Волосы каким-то образом усиливали пригожесть девушки.
Когда сумерки до того сгустились, что черты лица девушки стали неразличимы, Олег откинулся на спинку кресла и забылся в спокойном и радужном сне.
Он проснулся первым, когда в окно проникли рыжие лучи солнца. Теперь девушка лежала на боку, и Олег с неутоленной жаждой мог любоваться ею. Утром, разрумянившаяся, она была еще прекраснее, если это было только возможным. Бурцев был прав, когда говорил, что никогда прежде он не встречал такой красавицы. Чем больше в этом убеждался Олег, тем страшнее ему становилось. А страшно ему становилось от того, что это как бы отдаляло ее от него, казалось немыслимым надеяться на то, что она обратит на него внимание. А между тем, Олег уже влюбился в нее. И единственное о чем он мечтал, так это о том, чтобы она не исчезла, не испарилась, а позволила сопровождать ее, быть рядом с ней.
Но вот девушка проснулась. Она приподнялась на локоть, и, взглянув на Олега своими глазами, как-то очень просто сказала:
- Здравствуй! Как тебя зовут?
Олег едва не задохнулся. Несмотря на то, что у него «в зобу дыханье сперло», он сумел все-таки выдавить из себя свое имя:
- Олег!
- «Как нынче сбирался вещий Олег отмстить неразумным хазарам». Хорошее имя. А меня зовут Лионэллой. Фамилия Милохова. А проще меня называют Нэллой, либо Лио. Как тебе будет больше нравиться. Да, а как я здесь очутилась?
- Бурцев привел тебя и меня сюда… Ты плакала ничего не говорила. Дала себя увести, а потом уснула в этой кровати.
- А ты, что вот так просидел в кресле всю ночь?
- Да.
- Выходит, я имею дело с рыцарем!
Внезапно она переменилась в лице. И совершенно с другой, суровой интонацией, произнесла:
- У меня случилось несчастье. Вернее не со мной, а с моим временным спутником. Но это длинная история... Может быть, если я буду в другом настроении, я тебе все расскажу!
О, чудо! Она не прогнала его! Она терпит его присутствие. И даже обещает продолжить общение.
- Знаешь, Олег, я проголодалась! – откровенно призналась Лионэлла.
- Я сейчас! Я это устрою! - зачастил Олег. - Савелий Дмитриевич добрый человек! Он поделится с нами!
Он вскоре вернулся с хлебом и двумя тарелками с холодной курятиной, помидорами и огурцами.
Когда рядом была такая девушка, как Лионэлла, обыкновенная пища показалась Олегу необычайно вкусной. Он без труда нашел чайник и початую пачку чая. Сидя друг против друга, они медленно пили чай, растворив в стаканах сахар.
Вообще, надо сказать. Сдаваемое избранным курортникам жилище, Бурцев не случайно как-то назвал его номером-люксом. Здесь, на небольшой площади находилось все необходимое. Портативная газовая плита. Буфет. Платяной шкаф. Раковина с водопроводным краном. Два кресла, два стула и двуспальная кровать. В отличие от других, так сказать «рядовых» жилищ для курортных «дикарей», здесь имелся даже туалет за ширмой. Вообщем, тут имелись все удобства для проживания.
- Олег, у меня появилось желание рассказать тебе о себе. -
сказала Лионэлла, когда они закончила чаепитие и пересели в кресла.- Мне надо непременно высказаться для того, чтобы подвести черту под прожитым отрезком времени. И собраться с мыслями.
Я начну издалека, - продолжала Лионэлла. - Родилась я в маленьком российском городишке. Тем не менее, тут имелся и театр, и хорошая библиотека, и очень хорошая школа. Преподавали в основном ссыльные из двух столиц – Москвы и Петербурга. Это были высокообразованные талантливые люди. Люди высокой культуры. Благодаря им, я по своему образовательному уровню могла бы соперничать со столичными выпускниками. У меня всегда было такое ощущение, что я особенное и у меня особое предназначение. Тебе это знакомо?
- Нет, Нэлла, я себя считаю обыкновенным человеком, - виновато произнес Олег. – Может быть потому, что мои родители тоже обыкновенные. Отец – крестьянин, а потом – рабочий на железнодорожной станции. А мать - домохозяйка.
- Какое это имеет значение Олег? Возьми хотя бы Шаляпина и Горького. По своему уровню их родители были необразованными людьми. А как Шаляпин и Горький вознесли себя, не только благодаря своим выдающимся способностям, но и стремлению добиться чего-то большого, значительного. Когда человек ставит перед собой большие задачи, когда у него имеется грандиозная цель, такой человек всегда добьется в жизни успеха.
Вот и я мечтала стать великой артисткой. А где этого можно добиться? Только в Москве. Недаром человек из глухой провинции - я имею в виду Михаила Ломоносова – пешком пришагал в Москву, и стал академиком. Если бы он недооценивал себя, как ты, он, конечно же, ничего не добился бы.
И вот представь себе, неопытная провинциальная девчонка приехала на гроши, накопленные моей мамой – царство ей небесное! - в столицу. Не буду утомлять тебя рассказом, в каких трущобах я ютилась, чем питалась, но у меня была великая цель, и она, эта цель, придавала мне смелости. Я ткнулась в один театр, в другой. И только в третьем на меня обратил внимание известнейший режиссер. Он провел со мной беседу, прослушал несколько стихов в моем исполнении и сказал очень доброжелательно:
- Деточка, у тебя, несомненно, имеются способности. Но их надо развить.
Он сделал вид, что задумался, потом сказал:
- Деточка, я с тобой проведу несколько занятий, после чего я представлю тебя приемной комиссии… Где ты живешь?
- Нигде! - сказала я. И это была правда. Потому, что хозяйка квартиры, которую я занимала, выгнала меня на улицу. Я мало платила ей.
- Ну, вот что, деточка! - меня стало раздражать это его обращение ко мне. - Поживешь у меня. Я тебе преподам несколько уроков, которые тебе пригодятся когда ты предстанешь перед приемной комиссией.
Мне не оставалось ничего другого, как согласиться. В чем я потом очень пожалела…
У него были отличный мажор в квартире. Дорогая импортная мебель. Музыкальный комбайн. И прикид на счет вещей – самых современных.
Он усадил меня за стол. Чего только там не было наставлено! И, конечно же, вина самых высоких марок.
Он поднимал тост за тостом. И самый главный - за мой артистический успех. Он обещал взять шефство надо мной и съедать из меня первоклассную актрису.
Вино, которое я пила, было очень вкусное. Я получила огромный кайф. Голова моя была совершенно ясная. А вот ноги меня не слушались. Мне было весело. Он повлек меня в кровать…
Лионэлла глубоко вздохнула.
- Мне противно даже вспоминать… Этот мерзавец воспользовался тем, что напоил меня, и я перестала сознавать происходящее… Он изнасиловал меня самым зверским образом. Мне было очень больно. Он обслюнявил меня. Изо рта его чем-то воняло противным. И меня стошнило. Я его обдала рвотиной. Он вскочил, как ошпаренный и побежал в ванную, чтобы содрать с себя испоганенную одежду и отмыться.
… С той ужасной ночи я возненавидела всех мужчин и решила отомстить. Всем подряд. Без разбора. Этот негодяй лишил меня не только невинности, но и уважения к мужчинам.
Что было дальше не помню… Но он не выгнал меня, а продолжал каждую ночь насиловать.
В театр меня приняли. Но этот год – режиссер давал мне только пустяковые роли. Я очень мало получала. Хватало только на хлеб и самую дешевую еду.
Моя подружка, участвовавшая в массовках, привела меня в дом к очень милой пожилой женщине. Когда-то она блистала в лучших театрах страны. Снялась в нескольких фильмах. Исполняла роли героических женщин. Ей присвоили звание Народной Артистки Союза. А когда она вышла на пенсию, то в своей трехкомнатной квартире устроила бордель. Нуждавшиеся в деньгах молоденькие актрисульки зарабатывали на жизнь своим телом. И я стала заниматься тем же, что и они. Нужда заставила.
Все было внешне пристойно. Клиенты приходили и днем и ночью. Чаевничали с приветливой хозяйкой. Затем удалялись с одной из девушек в отдельную комнату.
Эта «народная» всегда была в нарядном платье, на плечах у нее был цветастый платок. Мать семейства – да и только!
Ты бы знал, Олег, какие люди посещали эту тайную квартиру! Знаменитые киноактеры, академики, большие московские начальники. Хозяйка принимала только самых «надежных», которые бы не выдали, чем она занимается.
Я тебе все это рассказываю, потому что доверяю тебе. У тебя доброе лицо. Обычно люди с таким лицом не бывают подлецами. Надеюсь, все, о чем я тебе рассказываю, останется между нами.
- Нэлла, да я …никому, никогда!
- Я знаю… У меня сейчас депресняк. И я нуждаюсь в близком человеке… Да, я стала дешевкой, самой низкооплачиваемой проституткой. И вот тогда у меня созрел план. Я сказала себе – это ремесло не по мне. Я непременно должна пробиться на самый верх. Стать женой графа, барона. Я присматривалась ко всем, и выбрала человека, благодаря которому я хотела выполнить задуманное. Он должен был послужить ступенькой. Но сразу потерпела неудачу. Он случайно попал в автомобильную катастрофу. Я не очень-то горевала, а продолжала подыскивать замену. В одной тусовке познакомилась с крупным бизнесменом Федором Грызловым. Но опять случился облом. Он был связан с преступной группировкой. После какой-то удачной операции, в которой был убит другой бизнесмен, Грызлов не поладил с братками при дележе награбленного. Кажется, чего-то недоплатил. Тогда включили счетчик. Ты знаешь, что это такое?
- Нет, не знаю! – признался Олег.
- Это страшная штука! Когда включают счетчик, человека, который не выплатит в установленный срок долг, запросто убивают. Федор оставил мне не много денег, попрощался со мной и слинял. Он нарочно не остановился со мной в дорогой гостинице, а здесь, чтобы не засветиться и скрываться от своих преследователей… Опять случился облом. Во второй раз. Но я не сдаюсь! В третий раз мне обязательно должно повезти.
Ты видишь этот ковер над кроватью? Правда, красиво? Озеро, по которому плавают белые лебеди. В воде отражается прекрасный замок с башнями. Вот такой замок будет со временем у меня. Обязательно будет! И лебеди будут, и павлины будут расхаживать по зеленым газонам.
- Желаю тебе удачи, чтобы исполнилась твоя мечта! – пожелал Олег от всей души.
- Спасибо! А я и не сомневаюсь в удаче. Теперь я буду осмотрительнее в выборе, который поможет мне осуществить мой план.
А теперь Олег, займемся будничными делами. Принеси, пожалуйста, мой чемодан из дома.
- Сейчас принесу! – охотно вызвался Олег.
Когда просьба Лионэллы была выполнена, она достала из чемодана кое-что из вещей и деньги.
- Вот тебе двести рублей и сходи на базар. Он здесь работает целый день, купи побольше фруктов и овощей для салата… Ты умеешь готовить?
- Более менее…
- А я вообще не умею стряпать… Если у тебя есть хоть какие-то способности по части кулинарии, то купи еще и говядину, или курицу. На газовой плите мы с тобой что-нибудь приготовим на обед. Да, не забудь купить пирожные к чаю. Запишешь, или так запомнишь?
- На счет своей памяти я не обижаюсь, - прихвастнул Олег. – Без этого, какой бы из меня был бы журналист?
- Знаешь, Олег, больше смахиваешь на студента-первокурсника.
- Деньги забери, у меня, слава Богу, еще не все истрачены.
- Нет, Олег! Буду за все платить я. Эти деньги жгут мне руки. И ты хорошо знаешь почему.
- Может все-таки на мои?
- Не спорь со мной! Я привыкла, чтобы мне подчинялись.
- Слушаюсь и повинуюсь.
- А я тем временем покемарю. Я еще не пришла в себя. Облом меня сильно поранил. Мне сейчас все безразлично. Депресуха не покидает меня. Чао!
Она, не раздеваясь, легла в постель поверх одеяла. А Олег, попрощавшись, вышел и запер дверь на ключ. Его сокровище не должно волноваться за свою безопасность. У него ведь теперь появилось сокровище.
На свете немало красавиц. Недаром во всех странах регулярно проводят конкурсы красоты. Но надо признать, как бесспорную истину, что в мире существуют две страны, где красавиц имеется больше, чем где-бы то ни было – это Россия и Украина.
Но когда я пытался описать красоту Лионэллы, я сказал не все. Вернее - не отметил главное, что выделяло ее из массы красавиц. Для этого мне придется начать издалека. На свете много красавиц. Зачастую их красота подавляет. Вспомним легендарную красавицу Эллады – Елену Прекрасную. Именно из-за нее якобы вспыхнула Троянская война. Неотразимая красота и ум царицы Египта Клеопатры. Недаром в нее влюбились владетель Римской империи Цезарь и выдающийся полководец Антоний. Необычайно прелестны были Мэрилин Монро и Марлен Дитрих. Красавицей была княжна Тараканова, сводившая с ума многих мужчин. Правда, ее ожидала злая участь. По наущению Екатерины Великой, ее фаворит Орлов, заманил Тараканову на свой корабль и увез в Россию, где ее заточили в тюрьму. Доныне здравствует и славится своей красотой неувядаемая Софи Лорэн. Убедительно описаны писателями соблазнительниц Моль Флендерс и возлюбленная кавалера Дэ Грие.
Но есть красавицы иного рода. Их очень и очень мало. Может, считанные единицы. Мне повезло - я видел этих волшебниц воочию, но, увы, только мельком. Они обладают некими магнетическими свойствами. Кроме того, что они чрезвычайно сексапильны, они обладают еще необъяснимым волшебством. Каждое их движение, их манеры отличаются КОЛДОВСКОЙ ПРЕЛЕСТЬЮ. Словами это очень трудно выразить. Поражает их стройность, гармоничность движений головы, рук, царственная походка. Эти женщины производят на всех мужчин такое сильное воздействие, что они буквально теряют разум.
Вот именно к таким редкостным, избранным особам принадлежит и моя героиня Лионэлла Милохова. Разве я не назвал раньше её имя? Она настолько сексапильна и неотразимо привлекательна, что из-за нее покончило собой несколько романтических юношей.
Но я не вправе скрыть от немногочисленных моих читателей тот факт, что Милохова принадлежит к той категории женщин, чья профессия в Советском Союзе официально осуждалась. Я имею ввиду профессия женщин, которую многие осуждают и даже презирают – «женщины легкого поведения». На западе их называют «Содержанками», "Дамами полусвета», «Кокотками», «путанами», «куртизанками». В России их грубо обзывают проститутками,
Торговля своим женским телом началась не сегодня и не вчера. Это самая популярная и древнейшая профессия. И наиболее перспективная из всех существующих профессий. По прогнозам дальновидцев, в обозримом будущем самыми востребованными будут политики и, конечно же, проститутки.
Писатели, поэты и композиторы в своих творениях воспели некоторых представителей этой профессии. Например, «Кармэн», «Травиата», «Пышка». Художник Рафаэль до того облагородил будущую прелестницу, что придал ей облик мадонны. Об этой истории стоит рассказать подробнее. Однажды, гуляя на берегах Тибра, Рафаэль узрел девушку дивной красоты. Он, конечно же, влюбился в нее. То была дочь пекаря, невеста пастуха Маргарита Лути-Форнарина. Рафаэль соблазнил ее дорогими подарками, и она согласилась позировать ему, и стать его любовницей. Владелец дворца, в котором Рафаэль расписывал стены фресками, узрев Форнарину, тоже влюбился в нее. Звали его Чичи Агостино. Он был богатейшим человеком Рима. Деньги сделали свое дело. Форнарина предала Рафаэля и согласилась стать любовницей богача. Любопытная деталь - разделяя постель с Рафаэлем и Чичи, она некоторое время спала еще и со своим женихом. Чичи ссудил крупную сумму, чтобы пастух удалился. И тот исчез. Обладая бешеным сексуальным потенциалом, Форнарина «ухайдакала» и Рафаэля и Чичи – оба умерли. Она стала само дорогой проституткой в Риме. А для потомков осталась дивная картина - теперь она называется «Мадонной Сикстинской капеллы». С нее на зрителей, ступая по облакам, смотрит невиннейшая Богоматерь Мария с младенцем Иисусом на руках. Очень даже умилительное зрелище!
Кстати, сам Иисус очень даже благосклонно отнесся к Иерусалимской проститутке Магдалине. Когда эту особу легкого поведения толпа хотела забросать камнями, он произнес весьма убедительный довод: «Кто не грешен, пусть бросит в нее камень». Познакомившись с Иисусом, Магдалина уверовала в его учение и стала, чуть ли не «святой». Некий художник нарисовал трогательную картину, она называется «Кающаяся Магдалина». Ей в заслугу ставиться в Евангелии, то, что она своими длинными волосами охладила разгоряченные ноги проповедника.
Многие представители древнейшей профессии отличаются незаурядными умственными способностями. Став женой диктатора Перрона, некая проститутка высказала большую мудрость. Она стала любимицей народа латиноамериканской страны.
---Но довольно! Вернулся с покупками Олег. И продолжать повествование.
Лионэлла еще спала. И вместо того, чтобы заняться приготовлением пищи, Олег снова уселся в кресло и стал пожирать глазами свое спящее сокровище.
Существует два понятия: счастье и несчастье. В отличие от несчастья, которое может длиться годами (вспомним неизлечимо-больных, годами, лежащие в «матрацной могиле» из-за паралича) а счастье - штука временная. Оно может длиться час, день, иногда год. Но никогда счастье не бывает длительным. Хотя может повторяться несколько раз.
Олег как раз и испытывал это временное счастье. Он не рассчитывал на нечто большое. Он был счастлив, уже от того, что Лионэлла терпит его возле себя. Это же великое счастье быть рядом с ней! Видеть ее. Разговаривать с ней! Выполнять ее просьбы! Услужать ей! Счастлив от того, что она доверилась ему и рассказала многое о себе. То, что она совершенно не интересовалась его прошлой жизнью, нисколько его не обижало и не огорчало. В душе горел огонь. Даже не огонь: полыхал настоящий пожар! Олег находился в некотором замешательстве. Голова его была в тумане. Из-за этого на улице он едва не попал под колеса автобуса. За что, высунувшийся из кабины водила выматерил Олега изощренной матерщиной. В ответ на это Олег отреагировал безмятежной улыбкой Дауна.
Когда Лионэлла, наконец, проснулась и открыла свои карие очи – у нее они меняли цвет, как у хамелеона – были синими, стали карими - то спросила:
- Студент, ты еще не уходил?
- Нет, Нэлла, я уже пришел!
- Значит, я так долго спала?
- Да, Лионэлла!
- Вот видишь, как на меня действуют неудачи? Дважды случился облом. Но теперь это больше не должно повториться… А ты знаешь, Студент, я сильно проголодалась. Я сейчас умоюсь, и мы займемся приготовлением обеда. Правда, единственное блюдо, которое я могу приготовить – это яичница. Ты догадался купить яйца?
- Да!
- Умница! Ты, наверное, замечал в заграничных фильмах, женщины только и умеют, что жарить яичницу. Вот так и я. Когда я стану графиней, или миллионершей – мне даже этого не придется делать. У меня будет множество слуг. Все будет совершаться по мановению волшебной палочки.
Глаза Лионэллы задорно блестели, а прядь каштановых волос, напоминавшая крыло птицы, нависала над правой бровью, и это очень шло ей.
Пока Олег чистил картошку, Лионэлла тщательно умылась. После чего присоединилась к Олегу.
Общими усилиями, в которых большая часть пришлась на долю Олега, обед был приготовлен.
- Очень вкусно! – похвалила Олега, Лионэлла, с аппетитом поедая жареную картошку. Слегка подрумяненная, медового цвета, она выглядела привлекательно. Салат из огурцов, помидоров и зеленого перца тоже оказался удачным. Обед завершился чаем с пирожными.
Олег не столько ел, сколько любовался манерами Лионэллы. Можно было подумать, что она родилась в королевской семье. То, как она брала вилку, или нож, как подносила ко рту дольки картофеля, помидора – было исполнено необычайной грацией.
Отщипывая дольки винограда, Лионэлла сказала:
- Знаешь, Олег, мне не хочется выходить из дому. Проведем, как старички, время дома.
В это время послышался стук в дверь, после чего появился Бурцев.
- Здравствуй, племя молодое! Как вы устроились?
- Отлично, Савелий Дмитриевич! – весело ответил Олег.
- Я рад, что вы здесь чувствуете себя отменно! Удачи вам обоим!
- Спасибо, Савелий Дмитриевич! – с чувством произнес Олег. – Если бы не вы, я не смог бы решить проблему Лионэллы.
- Вот и славно! – сказал Бурцев. – Не буду вам мешать. Если, что нибудь понадобиться, скажете!
- Хорошо, Савелий Дмитриевич! Вы для нас, как отец родной!
Оставшись наедине, молодые люди уселись в кресла друг напротив друга, и повели затяжную беседу. Лионэлла, наконец-то, поинтересовалась жизнью Олега. Он рассказал ей о себе, не очень-то распространяясь на счет Симчон и Настехи. Больше всего он говорил о своей журналистской работе, специфических особенностях профессии журналиста. Скромно упомянул о том, что занимается сочинительством. Но это нисколько не заинтересовало Лионэллу, что покоробило самолюбие Олега. А он-0то думал, что его писательство поднимет в глазах Лионэллы до небес. Наверное, надо быть Пушкиным, чтобы обольстить женщину.
Лионэлла без всякого смущения рассказала о своей профессии:
- Ты, знаешь, Олег, многие думают, что проститутки пропащие люди. А на самом деле, наши девушки очень добрые и отзывчивые. Когда кого-нибудь из нас посещает беда, - всегда оказывается материальная и моральная помощь. Лишь немногие девушки вынуждены заниматься этим из-за плохого материального положения. Многим это доставляет удовольствие. А еще не желание тяжело трудиться. Лег под мужчину – и на тебе денежки. О себе я этого сказать не могу. Мое нынешнее занятие временное. Это ступенька к вершине моих желаний и мечты. …И скажу тебе – попадаются среди клиентов клеевые ребята. Но немало мерзких типов. Но, так, как я отношусь к «дорогим» путанам, то я могу выбирать. И все равно, мне даже с «избранными» доставляет мало удовольствия. Поэтому я стараюсь применять действующие безотказны приемы, с тем, чтобы особенно противные хмыри быстрее «спекались» и кончали.
Слушая все это – несмотря на свою природную стыдливость, - Олег не осуждал Лионэллу. Чем бы она не занималась, какие бы ни совершала поступки, на каком бы жаргоне, она не изъяснялась – все равно она для него была божеством. Ничто грязное и низменное не могло пристать к ней. Ничто не могло запачкать ее, очернить, а тем более унизить. Она была выше всего этого. И не подлежала осуждению.
Они оба не заметили, как пролетело время. А когда густая южная ночь подмяла под себя в одночасье слабые сумерки, Лионэлла сказала Олегу:
- Мы с тобой, кажется, засиделись! Пожалуйста, запри дверь на ключ и я стриптизну!
До Олега не сразу дошло сказанное Лионэллой, несмотря на то, что слово «стриптиз» было ему знакомо понаслышке. И все же он смутно представлял себе, что это такое.
Олег исполнил повеление Лионэллы.
- А теперь присядь в кресло и распахни пошире глаза! Наверное, такое ты еще никогда не видел, - сказала напоследок Лионэлла.
Сбросив в сторону туфли, Лионэлла босыми ногами взошла на середину ковра. Помедлив немного, она избрала свободную позу, после чего закружилась в танце, все, убыстряя темп. Находясь в непрерывном движении, Лионэлла стала освобождаться от одежды. Сперва она сбросила с себя платье. Затем полетел в сторону лифчик. Теперь на ней остались только кружевные полупрозрачные трусики. Изловчившись, она изящным движением освободилась и от них, не прерывая танца. То было захватывающее дух дивное представление, чудесный спектакль. Изумительное по своей красоте и неповторимости действо!
Снежной белизны тело Лионэллы, казалось, излучало сияние. Все в ней было прекрасно и гармонично: стройная и гибкая фигура. Полные груди со светло-коричневыми сосками не болтались из стороны в сторону, а оставались неподвижными, лишь пружинисто подрагивая. Прекрасны были плавные линии плеч, спины, бедер.
Олег не мог оторвать взгляда от золотистых волос «Бермудского треугольника», от дразняще округлых ягодиц в виде яблока. При этом у него не возникло желание овладеть этим прекрасным телом. В эти минуты душа его была наполнена возвышенными мыслями, парила в заоблачных сферах.
Когда Лионэлла вдруг остановилась, каштановая прядь волос в виде крыла птицы снова заняла свое место, нависая над правой бровью.
Отдышавшись, Лионэлла опросила Олега:
- Ну, что ты скажешь?
- Я ничего подобного никогда в своей жизни не видел! Ты так дивно сложена, у тебя такая чудесная фигура, ты так прекрасна, что от восхищения можно ослепнуть! Я уже ослеп. И тебе придется теперь водить меня за руку!
- Нет, уж, милый! Поводырем я не буду никогда! Ты же знаешь, какую цель я поставила перед собой.
Этот разговор Лионэлла вела шутливом тоне. Для того чтобы несколько ослабить пафос комплиментов Олега.
В этом месте я снова применю стоп - кадр, чтобы продолжить описание совершенств моей героини. При этом я хорошо понимаю, что какие бы ни стал применять эпитеты, они все равно будут выглядеть бледно и неубедительно. Прежде всего, я имею в виду ее исключительную стройность. Возможно, такой стройностью также обладала жена скульптора Коненкова. Недаром, придя в его мастерскую и увидев изваянную женщину, великий Эйнштейн, судя по телевизионной передаче Эльдара Рязанова, настолько сильно влюбился в нее, что потерял голову, и предал страну, которая его приютила – США. Советские спецслужбы ловко использовали влюбленность Эйнштейна. Эйнштейн не смог устоять перед просьбами любимой женщины и встретился с русским шпионом. Заполучив нужную им секретную атомную информацию, кэгэбэшнки немедленно разлучили влюбленных, и отправили Коненкова с женой в Советский Союз.
Впрочем, я рассказал обо всем этом лишь для того, чтобы лишний раз подчеркнуть стройность и красоту Лионэллы.
Кстати, если я заговорил о ваятелях, то не могу не упомянуть прославленного Родена и неизвестного миру еврейского скульптора, бывшего узника Освенцима, спасшегося чудом - некоего Зискинда. В Советском Союзе было принято замалчивать имена выдающихся деятелей искусства. По-моему Зискинд не только не уступал по мастерству Коненкову, но возможно, даже превосходил его. Но, к несчастью, «черт догадал» его родиться в России. Иначе он добился бы мировой славы. Думаю, Родену и Зискинду было бы под силу изваять прекрасную Лионэллу Милохову.
Но вернемся к нашим героям.
Присев на кровать и отдышавшись, Лионэлла сказала:
- Олег, то, что ты сейчас видел - это всего лишь репетиция. Когда я буду близка к цели - то устрою стриптиз для моего сверхбогатого избранника - и он будет сражен наповал. Возможно, он станет предлагать мне стать его любовницей. Но я скажу ему так:
- Я стану любовницей только после того, как стану твоей законной женой! И ему будет некуда деваться.
Карие глаза ее блестели. Вся она была исполнена отваги.
- Олег, тебе крупно повезло, что в настоящее время я взяла тайм-аут.
- Я знаю! – подавленно произнес Олег. – Ты даже не заметила бы меня. А теперь я счастлив. Я люблю тебя. И радуюсь не дням и часам, а секундам. Я боюсь, что сердце мое не выдержит такого огромного счастья и разорвется… Я хорошо понимаю, что недостоин тебя.
- Олежек, ну зачем ты так? Ты очень милый и, надеюсь, сейчас, в постели ты докажешь это! Быстренько раздевайся – и ко мне!
С этими словами Лионэлла легла в кровать, поверх простыни.
Олег не стал медлить. В мгновение ока он сбросил с себя одежду,
и оказался рядом с Лионэллой. Член Олега мгновенно вздыбился, и он решительно возлег на Лионэллу. Но та сбросила его с себя.
- Послушай, студент! Оказывается, ты настоящий дикарь!
Эти слова Лионэллы подействовали на Олега отрезвляюще, словно его окатили ушатом студеной воды.
- Что-то не так? - растерянно произнес Олег.
- Да, не так! Если ты до меня вел себя с женщинами подобным образом, то совершал грубейшую ошибку. Как бы ты сильно не желал женщину, ты не должен набрасываться на нее, будто звериный самец. До соития очень важно своего рода предисловие. Женщину надо расположить к себе. Сперва надо нежно ласкать ее грудь, живот, бедра. Целовать. Надо нащупать эрогенные точки. У одной женщины - это соски. У другой - мочки уха. У третьей - затылок, или шея. А только после всего этого соединиться с ней.
Олег был раз давлен. У него пропало всякое желание овладеть Лионэллой. Она это поняла и сказала:
- Милый, не расстраивайся. Ты многого не знаешь. Я обещаю научить тебя.
Она поцеловала Олега. Поцелуй подействовал возбуждающе. И он принялся ласкать Лионэллу. Как он мог отказаться от этого? У Лионэллы была упругая грудь, и он очень осторожно ее мял пальцами. Осмелев, Олег посягнул на лоно и бедра. Это ему самому доставило большое удовольствие. Потом он стал покусывать сосцы, мочку уха.
- А ты способный ученик! - севшим голосом от возбуждения тихо произнесла Лионэлла.
Когда Олег добрался до интимного места, он учуял селедочный запах, исходивший от влагалища. Этот, казалось бы, неприятный запах, возбудил его неимоверно...
И как бы ни было велико возбуждение гипотетического читателя, я не могу удержаться от комментариев. Принято считать, что неприятный запах от влагалища, обычный для женщин, которые пренебрегают подмыванием, или купанием, якобы больше отталкивает партнера, чем усиливает любовное желание. А между тем, это свойственно не всем мужчинам. Например, доказательством этому служит сохранившаяся записка Наполеона с полей сражения, направленная его супруге Жозефине. Она звучит примерно так: «Дорогая, ни в коем случае не купайся до моего приезда!» Это могло означать лишь следующее - солдафону Наполеону был приятен запах немытой женщины. Видимо, он возбуждал его. Это же случилось и с Олегом. Должно быть, своенравная Лионэлла в тот раз не подмылась, и неприятный запах, исходивший от нее, возбудил Олега.
Под патронажем Лионэллы, Олег постигал все тонкости науки любви. Наставница, тоже получала от этого наслаждение. Достигнув желанного состояния, Лионэлла согнула ноги в коленях, прижала их к груди, после чего повлекла Олега на себя, и впустила его окаменевший член в свое лоно. А там в его недрах, происходило нечто невероятное: возбужденное естество ритмично пульсировало, то сжимая мужской член, то отпуская его. Наслаждение от этого, у Олега было исключительно сильным. Двигательная активность Олега все убыстрялась и убыстрялась…
Ни одна женщина, которую до этого познал Олег, ни в какое сравнение не шла с Лионэллой. Он все сильнее и сильнее вжимался в ее тело, пока они оба одновременно не достигли вершины наслаждения, и взорвались мощным оргазмом.
- Олег, ты прелесть! - прошептала Лионэлла.
- Леля! - он впервые так ее назвал. - Я люблю тебя!
- И есть за что! - промурлыкала Лионэлла, зарываясь в безволосую гладкую грудь Олега.
Потрясенный Олег, не зная, каким образом выразить свое восхищение и признательность, повторял одно и то же:
- Леля, я люблю тебя!
Отдохнув немного, Лионэлла сказала:
- А теперь, мы уснем как братец - Иванушка и сестрица - Аленушка.
- Ты такая сладкая, сестрица Аленушка!
- Ты тоже, сладкий, братец - Иванушка.
- С тобой никто не может сравниться! - никак не мог успокоиться Олег.
- Это правда! - сонно произнесла Лионэлла. - Такой женщины, как я, у тебя уже больше не будет!
Она обняла Олега, и они оба мгновенно уснули.
Они занимались любовью несколько дней подряд. Олег отлучался ненадолго, чтобы возобновить запасы овощей, фруктов, газированных напитков и хлеба.
Они говорили мало, предоставляя разговаривать своим телам. Наконец настал день, когда Лионэлла решила прервать затворничество.
После завтрака они направились на набережную. Для Олега после дней и ночей любви, все вокруг казалось обновленным, словно увиденным впервые. Но радоваться прогулкой ему не пришлось. Лионэлла в своих модных бархатных шортах, позволявших любоваться ее стройными ножками, вызвала повышенный интерес у мужчин. Особенно их возбуждало глубокое декольте в розовой блузке и оголенная спина. То была роскошная спина пробуждавшее желание не только у молодых, но и пожилых.
Лионэлла словно не замечала этого. Тогда, как недвусмысленные взгляды мужчин, беспокоили Олега, и тревожили. В любую минуту могла возникнуть взрывная ситуация. Так что время, проведенное с Лионэллой на набережной, в кафе и скверах, явилось для Олега настоящей пыткой. Он все время был настороже, и времяпрепровождение на воздухе не доставило ему никакого удовольствия. Он впервые познал переживания человека, который сопровождает привлекательную и сексапильную женщину.
Олег вздохнул с облегчением лишь после того, как они вернулись в свое обиталище.
- Олег, я тебе кое-что скажу, - сказала в постели Лионэлла.
- Что, Леленька?
- Я хочу научить тебя двадцати четырем позам соития.
- А зачем так много? Достаточно и одного.
- Кто знает, быть может тебе это пригодиться.
- А что для этого надо? - наивно поинтересовался Олег.
- Для этого надо подготовить тебя. Мы займемся этим завтра... Ты вполне способный малый. Но то, что я предлагаю, потребует от тебя куда больше усилий. Мы купим креветок, крабов и много куриных яиц.
- Ты меня заинтриговала... Раз ты считаешь, что так надо, то мы это сделаем. Но где ты достанешь креветок и крабов? В магазинах ничего нет.
- Это моя забота! - загадочно произнесла Лионэлла.
На другой день, Лионэлла приступила к выполнению задуманного ею. Она захватила с собой Олега. Ему предназначалась роль носильщика. Лионэлла привела Олега к черному входу в ресторан. Олег все еще недоумевал, зачем это нужно Лионэлле. Вскоре все объяснилось.
В прихожей она остановила бежавшего куда-то поваренка и попросила, чтобы он вызвал главного повара. Вскоре тот появился собственной персоной высокий, толстый, в поварском колпаке и белом халате.
Он был итальянцем. Поэтому в обращении его к Лионэлле не было ничего удивительного.
- Сеньора вызывала меня? - на ломанном русском, осведомился он.
- Да, господин маэстро! У меня к вам большая просьба. Отпустите за наличный расчет килограмм креветок и десять банок консервированных крабов.
- Я вас прекрасно понимаю, сеньора! - мельком взглянув на Олега, лукаво произнес маэстро кулинарных дел.
Он на минуту задумался, затем, улыбаясь, сказал:
- Это большой дефицит! Очень большой!
- Я надеюсь, что вы, как джентльмен, представитель нации, которая отличается среди других народов своей особенной любовью к женщинам и галантностью - не откажете в моей просьбе.
- О, да, сеньора! Итальянский народ очень любит женщин, исключительно из уважения к вам, сеньора, я выполню вашу просьбу!
Он приблизился к Лионэлле, что-то прошептал ей на ухо, и, поцеловав на прощанье ее руку, удалился с важным видом.
Через некоторое время, появился полнощекий поваренок с боль¬шим свертком в руках, который он передал не Лионэлле, а Олегу. Видимо, он решил, что этот груз для дамы будет слишком тяжелым.
Лионэлла вынула из своего кошелька несколько сторублевок, и отдала поваренку. Тот положил деньги в карман, и кивком головы попрощался.
По дороге домой, она закупила решетку яиц, и передала их Олегу.
Было очень тяжело, но Олег, ни одним словом не высказал своего неудовольствия.
Они продолжали заниматься любовью каждую ночь. Но днем Лионэлла заставляла Олега выпивать по несколько яиц. Кроме того, во время завтрака и обеда, непременно есть крабов вперемежку с креветками, которые приготавливала к употреблению сама Лионэлла. Сама она к этим яствам не притрагивалась.
Олег возненавидел яйца, крабов, заодно с креветками. От одного их вида его подташнивало. Но он не посмел высказывать недовольство. Даже если бы Лионэлла преподнесла ему отраву, он не колеблясь, выпил бы ее.
Через неделю, Лионэлла решила, что Олег вполне «созрел».
Она обставила показательное обучение сексуальным позам и способам соития очень торжественно. Прежде, чем возлечь в постель они с Олегом, при свечах выпили по несколько рюмок коньяка, закусив виноградом. Затем она повела Олега к кровати за руку. Бережно раздела его, сама обнажилась, после чего они легли в постель.
То, что произошло потом – и в продолжение нескольких ночей запомнилось Олегу на всю жизнь. То, что с ним вытворяла Лионэлла, напоминало каскад сексуальных упражнений, от которых Олег полностью лишался сил. Казалось, наслаждениям есть предел. Но после каждого «сеанса» Олег до того становился опустошенным, что был уверен: следующую ночь окажется несостоятельным. Но могучее воздействие креветок и крабов позволяли выказывать чудеса выносливости.
Олег выдержал испытание с честью. Лионэлла по достоинству оценила мужские возможности Олега.
После трехдневного перерыва, они снова стали заниматься «спокойным» сексом.
Во время дневных прогулок, Олег заметил, что всякий раз поблизости оказывался какой-то мужчина. Он не навязывался на знакомство, а лишь издали сопровождал их, куда бы они ни приходили. Это тревожило Олега, но Лионэлле он ничего не говорил, опасаясь ее насмешек.
Как-то вечером, Лионэлла сказала Олегу:
- Олег, я желаю развлечься. Мы сегодня пойдем с тобой в ресторан. Ты не возражаешь?
- Ты же знаешь, Леля, твое желание - для меня закон. Правда, мой костюм не совсем подходит для ресторана…
- Так, как я буду находиться рядом с тобой, никто этого не заметит,— прихвастнула Лионэлла.
Она прозрачно намекала на то что, все внимание будет обращено на нее, поэтому мало кто придаст значение тому, как одет ее спутник.
Из своего чемодана Лионэлла достала красивое белое платье. Длинное, до самого пола. Неглубокое декольте позволяло увидеть соблазнительную ложбинку на полных грудях. Зато половина спины была оголена.
И вот они в просторном зале ресторана. Все столики заняты. Кстати, стоявший на дверях цербер в галунах и генеральских лампасах на фирменных брюках никого в ресторан не впускал. Но подоспевший метротель нашел для нее столик. Олег уже перестал этому удивляться. Женская власть Лионэллы всесильна и позволяла добиваться, казалось бы невозможного.
Мгновенно возле столика оказался услужливый официант, но Лионэлла попросила его повременить, пока она посмотрит меню.
- Значит так! - сказала она, когда официант снова появился рядом. - Самое лучшее марочное вино. Котлеты по-киевски. Креветки и овощной салат. На десерт виноград, эклеры и мороженое крем-брюле.
Записав заказ в свой блокнот с золотистым обрезом, официант удалился.
В ресторане, благодаря громко звучавшему оркестру, царило то искусственное приподнято-развеселое настроение, которое взбадривало посетителей и навязывало им несвойственное им оживление.
После любительских домашних обедов, которые стряпал, как умел Олег, ресторанные блюда показались обоим особенно вкусными. Насытившись, они стали прислушиваться к музыке. И когда зазвучал вальс Свиридова, Лионэлла схватила Олега, и они закружились в вихре чудесной мелодии.
Лионэлла танцевала превосходно. Она была легкой, словно перышко. Танцевать с ней было истинным наслаждением. А когда зазвучало аргентинское танго, они продолжали танцевать.
- Леля, ты не только прекрасна, но и танцуешь бесподобно! - прошептал Лионэлле на ухо Олег.
- Ты забываешь, что я актриса! - сказала в ответ Лионэлла.
Вино было отменное. Салат замечательный. Не успела парочка добраться до кофе с эклерами, как Лионэллу стали наперебой приглашать на танцы, заручившись сперва согласием Олега. Лионэлла - к удовольствию Олега – всем отказывала. Но странное дело, когда ее властно и самоуверенно пригласил тот самый мужчина, который в последнее время следовал на улице за ними по пятам – Лионэлла согласилась. Причем, этот нахал, не стал спрашивать согласия Олега.
Они танцевали несколько танцев подряд - беспрерывно. Олег ревниво заметил, что этот лощеный и самоуверенный тип все время что-то нашептывал на ухо Лионэлле. А та, откинув назад свою прекрасную голову - как показалось Олегу - смеялась поощрительно. Это уязвило Олега, и в сердце его закралось тревожное предчувствие.
Когда мужчина привел Лионэллу на место, он поцеловал ее руку, и удалился.
- Ну, как ты себя чувствуешь? - зачем-то спросил Олег. - Ты довольна?
- Очень! - ответила Лионэлла. - Мне никогда еще не было так хорошо, как сегодня!
Мужчины старались почаще прохаживаться мимо их столика. Обнаженная спина Лионэллы сводила их с ума. Такое зрелище выпадает на долю мужчины не часто. Что-то в ее спине было особенное, необъяснимо притягательное. Чему не было объяснения. Как нет объяснения многим загадкам природы…
После мороженого, которое они поглощали медленно и молча, Лионэлла вдруг заявила, что хочет идти домой.
- Я устала! – пояснила она.
Они шли в полном молчании. Молчали они и дома. Лионэлла была задумчива, и любовью заниматься у нее, по-видимому, не было желания.
Они оба долго не могли уснуть. Но первой уснула Лионэлла.
Утром они позавтракали.
- Ты знаешь, Олег, мне захотелось клубники. Пожалуйста, сходи на рынок и купи лоточек.
- Хорошо Лионэлла! Тебе больше ничего не надо?
Нет, спасибо, ничего! – Ответила Лионэлла.
Когда через полчаса Олег вернулся с базара, Лионэллы дома не оказалось. Некоторое время Олег сидел в отупении, и вдруг он заметил на столе белый листок бумаги. Он дрожащими руками взял его в руки, стал читать.
Олег!
Я упорхнула. Я не попрощалась с тобой - ужасно боюсь расставаний. Особенно с теми, кто мне нравится. А ты мне нравился. Ты хороший парень. Добрый. Нежный. Какой-то беззащитный. Наверное, тебе всегда будет трудно. Тебя будут использовать, манипулировать тобой. А ты не сможешь этому ничего противопоставить. И будешь терпеть. Ты не создан для сильных страстей. Тебе надо найти спокойную, хозяйственную девушку и наплодить с ней десяток детишек.
Я благодарна тебе за то, что в критическое для меня время, именно ты оказался рядом со мной. Ты помог мне придти в себя, собраться с мыслями. Я снова на коне, у меня появилась уверенность в том, что, в конце концов, я добьюсь желанной цели.
Ты заботился обо мне. Как заботится брат о своей родной сестре. Развлекал меня. Даже полюбил. Прости меня, что я растревожила твое сердце, даже ничего не обещая.
Я познакомилась с одним человеком. У него сильный характер. И он обещал помочь мне добиться желанного результата. Кажется, на этот раз я не ошибусь. Иначе мое познание людей не стоит ломаного гроша.
Я оставляю тебе деньги. Они тебе пригодятся. Ты же, пока что безработный. Платья тоже оставляю тебе. Может, они пригодятся твоей будущей невесте.
Прощай! Чао!
Леля .
Я решил закончить эту свою повесть прощальными словами Александра Сергеевича Пушкина, почерпнутые из его бессмертной стихотворной поэмы «Евгений Онегин»:
«И здесь героя моего
В минуту злую для него,
Читатель, мы теперь оставим…»
П О С Л Е С Л О В И Е
Это необычное послесловие. Необычность его состоит в том, что в отличие от литературной традиции, речь пойдет не только о судьбах персонажей повести, но также о моей судьбе, как автора повести, о судьбах моего родного израильского государства.
Итак, начнем с главного героя повести Олега Бавлина. Помнится, мы оставили его в состоянии шока после прочтения послания исчезнувшей Лионэллы. Несмотря на то, что она предупреждала Олега о неизбежности разлуки, о том, что они непременно расстанутся, прочитав записку, Олег ощутил себя глубоко несчастным.
Он разрыдался. Слезы текли ручьями. Когда он затих, первой его мыслью было - покончить собой. В те горестные минуты он посчитал, что жить без Лионэллы не сможет. Но под рукой у Олега не было, ни пистолета, ни петли, ни отравы. Пришлось что-то предпринимать.
Оставаться в Ялте, не было никакого смысла. Олегу как-то все сразу опостылело: и море, и набережная, и скверы, и пляжи, и кафе. Удрать отсюда, уехать куда-нибудь. А это обозначало, что надо вернуться в Москву. Он ведь не был бездомным: у него была своя квартира, оставшаяся по наследству от покойной Настехи.
Олег душевно поблагодарил Савелия Дмитриевича Бурцева за гостеприимство. Сложил свои вещички в чемодан Лионэллы с ее платьями. Заплатив перекупщику крупную сумму за билет на самолет, Олег улетел очередным рейсом в первопрестольную.
К Олегу мы еще вернемся. А пока, что об остальных действующих лицах.
После внезапного распада Советского Союза, Бурцев некоторое время испытывал финансовые затруднения. Но вскоре поток отдыхающих дикарей снова возобновился. И дела Бурцева поправились
Друг Бурцева – Галицкий, влюбился в молоденькую актрису и дал отставку надоевшей ему Лерочке. В приступе отчаяния, Лерочка повесилась. Это омрачило жизнь Галицкого. Женитьбу пришлось на время отложить.
Симчон так ни за кого и не вышла. Похоронив свою столетнюю бабушку, она стала совсем одинокой.
От Леокадии Званцевой, сбежал молодящийся муж. Но она утешилась молоденьким парикмахером, за которого вышла замуж.
Лионэлла Милохова, таки добилась поставленной цели. Она очаровала гражданина Австрии, барона Гильдэнбранта и вышла за него замуж. Я это могу засвидетельствовать. Меня заинтересовала передача по телевизору «Богатые и знаменитые». И я узнал прекрасную Лионэллу. У нее брал интервью прославленный корреспондент. Баронесса Лионэлла была на высоте! Она была естественна, непринужденна, остроумна и чертовски обаятельна. Корреспондент так увлекся собеседницей, что едва не забыл, зачем пришел. Ай да. Лионэлла! Никто бы в ней не узнал прежнюю Лионэллу, щеголявшую молодежным сленгом. Перед телезрителями предстала чистокровная аристократка с подобающими представительницам высшего класса манерами. Одета она была в элегантное платье. На руках у нее возлежал пушистый ангорский кот.
Бывший редактор Леонард Драгомиров благополучно вышел на персональную пенсию. Все свое свободное время он посвятил любимой рыбалке.
И снова об Олеге Бавлине. Все-таки он герой повести и ему следует уделить повышенное внимание. Благодаря рекомендации Соломона Григорьевича, Олега приняли сотрудником московской областной газеты. Сам Соломон Григорьевич устроился консультантом преуспевающей московской фирмы.
Ни один журнал не принял к печати повести и рассказы Бавлина. Обычная отговорка редакционных церберов: дескать, редакционный портфель переполнен рукописями знаменитых писателей на многие годы вперед.
Симпатизировавшая Олегу машинистка областной газеты пропечатала подправленные самим Олегом рукописи. После чего он переплел их с твердой обложкой. Иногда, перечитывая их, Олег грустно вздыхает.
Не повезло ему и в семейных делах. Его преследует какой-то рок. Олег познакомился с симпатичной девушкой Риммой. Она примерила несколько платьев Лионэллы. Ей они пришлись впору. Дело шло к свадьбе, но дорогу Римме перешла некая Зинаида Волчанская. Женщина бойкая, практичная и коварная. Она имела многих знакомых, так как работала продавщицей в престижном ГУМЕ. Заполучив информацию об Олеге Бавлине, который владеет двухкомнатной квартирой и пока что холост, ловкая бабенка сумела отшить девушку и женить Олега на себе. И это несмотря на то, что у нее на руках была трехлетняя дочь Леночка.
Волчанская полностью подчинила себе слабохарактерного Олега. Она сожгла платья Лионэллы и ее записку, обнаруженную ею в боковом кармане пиджака Олега. Прочно обосновавшись в квартире, ввиду прописки, Волчанская стала принимать хахалей, с которыми пьянствовала. В часы «приема» любовников, Зинаида выпроваживала Олега на улицу, говоря: «Иди, проветрись с Леночкой!» И он шел. Единственным его утешением была Римма, с которой Олег тайно встречался в ее коммунальной коморке.
Повесть «Ялтинские романы Олега Бавлина» сочинялась мною под выматывающие душу истерические завывания сирен воздушной тревоги и шандараханья взрывающихся с громоподобным громыханьем то вблизи, то вдали от нашего дома, ракет террористов Хизбаллы.
У наших знакомых, смотревших телевизор, ближним взрывом выбило все стекла в гостиной. Отсидевшись в бомбоубежище, они наспех собрали вещички и уехали на легковой машине дочери к родственникам в Иерусалим. Мой братец с женой запросили ирию и их отвезли в иерусалимскую гостиницу. Там их кормили из ресторана. Другой приятель наш, тоже перебрался подальше от Кармиэля.
Мы тоже имели такую возможность. Нам ее предлагали. Но мы отказались, полагая, что не выдержим, не только дороги, но и пребывания в непривычных условиях. К тому же моя жена Вера так слаба, что не выжила бы.
Во время войны, метапелет Шуру Герценштейн заменила Наташа Анбиндэр. Она – человек высокой культуры. Наташа по специальности генетик-циолог, а ее муж Фима – доктор биологических наук. Он работает на медицинском факультете в Хайфском технионе.
Как все-таки справедлива русская народная пословица «Не было бы счастья, да несчастье помогло». В этом я лишний раз убедился в последнее время. Не случись вторая ливанская война, я не ознакомился бы с замечательной женщиной Наташей. Мало того, что она обладает разносторонними знаниями, мало того, что она отзывчивый человек, мало того, что она расширила мои познания в философских вопросах, мало того, что она оказала медицинскую помощь мне и Верочке – так ко всему этому - к моей радости – я, в лице ее мужа Фимы, а особенно Наташи, наконец-то приобрел поклонников моего таланта. Наташа признала во мне писателя и высоко оценила литературные достоинства моего романа «Виола» и публицистической статьи «Думы мои, думы мои», Эти произведения помещены в четвертом томе моих «Собраний сочинений».
Если бы я познакомился с Наташей до начала работы над повестью «Ялтинские романы Олега Бавлина», которую я надеюсь успеть опубликовать в скором времени, то идея ее выглядела бы совсем иначе. Наташа поколебала мои убеждения на счет души и ее бессмертие, о перевоплощениях человека.
Не смотря на возражения Веры – она чувствует себя неуверенно, когда я надолго отлучаюсь из дому, - мне удалось побывать с кратковременным визитом у Наташи и Фимы в их квартире. Наташа показала в компьютере свои абстракционистские рисунки. Многие из них мне понравились. Хотя я придерживался скептически-отрицательного мнения об абстракционистских поделках. Оказывается, абстракция абстракции – рознь. Понравились мне и рисунки Фимы. Меня порадовало его высказывание о том, что мою книгу стоит перечитывать.
С Фимой мы обсуждали итоги войны Израиля с Хизбаллой. Во многом наши мнения совпали.
Вообще-то война показала, кто есть кто. Ни разу не позвонил по телефону мой сын. Не позвонил и единственный друг, который отдалился от нас после переезда с улицы Цахал, на которой наши квартиры были по соседству. Никто не позвонил из комитета инвалидов войны против нацистской Германии…
Зато внимание к нам во время войны проявили супруги Эленбогены - Нана и Слава. Кстати, именно они, представляя фирму «Эльграф», приняли самое деятельное участие в издании всех четырех томов моих «Собраний сочинений». Они не только звонили нам по телефону и справлялись о нашем самочувствии, но несколько раз привозили продукты.
Звонил Миша Гинкер из Ирии. Нам ежедневно доставляли надом горячие обеды. Снабдили целым ящиком продуктов.
Звонила из Иерусалима метапелет Шура, которую заставила уехать ее дочь после получения шока от взрыва возле их дома ракеты Хизболлы. Заменившая ее Наташа приходила к нам, чтобы обслужить меня и особенно Веру. Начальница фирмы «Эдгар» - Алина, как-то спросила Наташу, не унижает ли ее - человека с высшим образованием – исполнение обязанностей метапелет? На что Наташа достойно ответила, что никакая работа не является унизительной. Надо быть свободным человеком. Даже министр может быть внутренне рабом и низким человеком.
Когда закончилась затянувшаяся ливанская война, мэр Кармиэля, и председатель центра местной власти Ади Эльдар и вицэ-мер Кармиэля - Рина Гринберг обратились к жителям города с Обращением.
«Дорогие жители Кармиэля!
Более месяца мы слышали вой сирен, взрывы ракет и были вынуждены находиться в защищенных местах и бомбоубежищах. Муниципалитет Кармиэля сделал все зависящее от него, чтобы помочь горожанам пережить этот нелегкий период с наименьшими издержками.
Сегодня объявлено о прекращении огня, и мы постепенно будем возвращаться к реалиям нормальной жизни, следя за указаниями командования тылом. С завтрашнего дня будет прекращена раздача горячих обедов и продуктовых наборов.
Мы отдаем должное вашей выдержке и стойкости, и надеемся, что жизнь максимально быстро войдет в обычное русло.
С наилучшими пожеланиями!»
Г
(Дальше шли подписи Ади и Рины Гринберг).
Теперь пора подвести итоги второй ливанской войны. Они очень прискорбны. И если я буду говорить о них, то с большой горечью и болью в сердце. Ведь я гражданин этого государства, этой страны. В который раз допущены грубейшие ошибки и просчеты. Непростительные просчеты!
Война, якобы затевалась для освобождения трех израильских солдат, похищенных исламскими террористами. Эта задача не выполнена. А в результате войны погибло сто пятьдесят солдат и мирных граждан. Не чересчур ли высокая цена за недостигнутые цели? Нанесен колоссальный ущерб израильской экономике. Ракетами Хизболлы разрушено много зданий в городах севера. Поражение в войне нанесло удар по моральному состоянию израильтян. В то же время террористы празднуют победу. Враждующие шииты и сунниты объединились в своей ненависти к Израилю. Главарь бандитов Хизболлы – Насрала, стал национальным героем. Поколеблен миф о могущественной израильской армии и шабаке израильской разведки. В результате этого, исламисты заговорили о слабости Израиля. А оборзевший Асад до того раздухарился, что стал поговаривать о военном освобождении Сирией – Голанских высот.
Вступая в войну, израильские руководители не знали о количестве боевиков Хизболлы, об их высокой военной подготовке, их реактивных установках «Катюша», замаскированных и спрятанных в укрытиях. Не знали о том, что боевики вооружены современнейшим оружием и, в частности, российскими противотанковыми ракетами.
Я удивляюсь тому, что руководители государства до сих пор не усвоили несколько элементарных истин. Сейчас я их назову.
Израиль НЕ ИМЕЕТ ПРАВА ВВЯЗЫВАТЬСЯ В ЗАТЯЖНУЮ ВОЙНУ. Государство не располагает обширной территорией, как например, Россия.
Израиль не обладает достаточными людскими ресурсами, как например, та же Россия.
Израиль не располагает большими финансовыми средствами и природными ресурсами, как у других государств.
В связи с этими реалиями ИЗРАИЛЬ МОЖЕТ ВЫИГРАТЬ ВОЙНУ С МНОГОЧИСЛЕННВМИ ВРАГАМИ ТОЛЬКО В МОЛНИЕНОСНОЙ ВОЙНЕ.
Израильские правители по-прежнему недооценивают воздействие на мировую общественность такой важнейший фактор для достижения победы, как умелая пропаганда. Она была поставлена из рук плохо. В результате информационная война была выиграна Хизбаллой. Полным ходом была запущена спекулятивная информация о «зверствах» израильских солдат, о бесчеловечных бомбардировках «мирного населения», тогда, как Хизбалла прикрывалась живым щитом из женщин, стариков и, особенно, детей. Иностранные папарацци буквально упивались разрушениями после израильских бомбардировок военных объектов Хизбаллы и их апартаментов. О жертвах израильтян они упорно отмалчивались.
Военные сводки порой вызывали недоумение. Допустим, говорилось об ожесточенных боях против боевиков Хизбаллы, длившихся сутки, в результате которых было убито... три боевика. Сообщалось об огромном количестве вылетов израильских самолетов, которые бомбами поражали мосты, боевые порядки бандитов, реактивные установки боевиков, а Хизбалла на протяжении месяца – КАЖДЫЙ ДЕНЬ ЗАПУСКАЛА НА ГОРОДА ИЗРАИЛЯ ПО СТО ПЯТЬДЕСЯТ – ДВЕСТИ РАКЕТ ЕЖЕДНЕВНО!
Как сообщили устно солдаты, участвовавшие в боях, оперативное руководство боевыми действиями порой велось хаотично. Тактические командиры менялись на ходу по несколько раз. Это нервировало и дезориентировало солдат офицеров.
Правительство не воспользовалось ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО БЛАГОПРИЯТНОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ ОБСТАНОВКОЙ. ВПЕРВЫЕ ЗА ВСЕ ВРЕМЕНА МИРОВАЯ ОБЩЕСТВЕННОСМТЬ ОДОБРИЛО НАСТУПАТЕЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ ИЗРАИЛЬТЯН. Главный стратегический партнер Израиля США и мировая общественность ждали от Израиля решительных действий. Израильский народ проявил единодушную поддержку правительству. Но этот шанс не был использован. В который раз израильское правительство проявило нерешительность – а, может быть, даже трусость.
Почти месяц армия топталась у границы с Ливаном. И победа была упущена. Войска вошли на территорию Ливана слишком поздно. А тем временем, подоспела невыгодная Израилю резолюция ООН, и армия не успела завершить начатое.
Мы окружены со всех сторон врагами. Поэтому генеральный штаб должен разрабатывать не один вариант возможных действий, а может быть, несколько десятков. И во главе государства все-таки предпочтительнее было бы видеть не штатских, не разбирающихся в воинских делах, а боевого генерала, желательно умного и дальновидного.
Ни в коем случае нельзя возвращать странам-агрессорам, совершавших нападение на Израиль, завоеванных территорий! Россия не возвратила побежденной Германии Кенигсберг, а Японии – Курильских островов. Агрессоры должны быть наказаны. А Израиль вернул нападавшему Египту Синайский полуостров, Ливанцам – южную часть Ливана, а Палестинцам – Газу. Это обернулось для Израиля потерями жизни многих его граждан. Уроки из этого так и не извлечены. Теперь снова возобновились намерения вернуть Сирии Голанские высоты. Снова перед глазами доверчивых израильтян замаячила коварная наживка в виде жалкого лозунга «Территории – в обмен на мир». Всякий раз, когда следовали этой идиотской доктрине, Израиль терял территории, получая взамен не мир, а усиление террористических актов.
Мне противно израильское легкомыслие. Если вы не уверены в том, что завоеванные территории останутся в вашем владении, зачем тогда вы торопитесь обустраивать их, строить дорогие отели, вкладывать деньги в инфраструктуру, возводить новые поселения, сажать сады? Это настоящее недомыслие!
А еще меня поражает недальновидность руководителей Израиля. Это было заложено еще отцами-основателями Израильского государства. Назвали государство ЕВРЕЙСКИМ, однако не закрепили это законодательно. И через пятнадцать-двадцать лет, евреи окажутся в меньшинстве – и править бал будут арабы. От сионистской мечты останется лишь одно воспоминание. И еще. О какой демократии в ЕВРЕЙСКОМ государстве может идти речь? Если следовать демократическим нормам, сионистская идея лопнет, как мыльный пузырь.
Практически ничего не было сделано для того, чтобы в Израиль хлынули массы переселенцев – евреев из бывшего Советского Союза. Богатые американские евреи отстегнули для русской алии в девяностых годах сотни миллионов долларов. Вместо того чтобы в спешном порядке строить социальное жилье, облегчить быт новоселов – большая часть этих денег была разграблена коррумпированными чиновниками. Репатриантам пришлось в поте лица вкалывать, словно папа Карло. А ведь на прежней родине, они годами стояли в очередях на квартиры. Многие из-за этого приехали в Израиль, чего греха таить!
Многие репатрианты приехали в Израиль ради личной безопасности. А между тем правительство - нынешнее и прежнее - эту безопасность никому не обеспечило. Жители севера, например, больше месяца провели в бомбоубежищах. И теперь многие «северяне» собираются удирать в США, или Канаду. Куда-нибудь, где их жизни вроде бы, ничто не будет угрожать. Да, что там «северяне»! Даже некоторые коренные жители Израиля подумывают об отъезде.
Повторяю, я говорю это с горечью, с болью в сердце…
Идет война цивилизаций. В передовом отряде войны против террористов шагает маленький Израиль. А между тем, европейские страны, да и другие тоже, не поддерживают Израиль. Всячески клеймят его. Заправилы европейских государств хотят отсидеться, ублаготворить террористов, лишь бы их оставили в покое. Повторяется роковая ошибка довоенных лет – я имею в виду вторую мировую. Тогда думали ублаготворить Гитлера. В результате миллионы загубленных жизней на полях сражений. Один политик по этому поводу очень метко выразился: «Вся трагедия и несчастье состоят в том, что В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПОЛНО – ЧЭМБЭРЛЕНОВ И НИ ОДНОГО ЧЕРЧИЛЛЯ!»
Я назвал эту пятую – последнюю - книгу своих «Собраний сочинений» - «Прощальной симфонией». Скрипичный квартет исполняет симфонию при свечах. И вот один скрипач, погасив свечу, уходит. За ним – второй, третий, четвертый. Подобно этим музыкантам я закончил свою литературную симфонию - и ухожу. Иссякли прежние запасы. Почти исчерпались сюжеты. На исходе мои физические силы. Больше уже никогда я не буду испытывать наслаждение от сочинения произведений! Уже не буду испытывать волнений в ожидании издания очередного тома! Все это очень грустно! Но, что поделаешь? Время собирать камни закончилось. Пришло печальное время разбрасывать камни...
КАРМИЭЛЬ. Июнь – сентябрь 2000 года