КРАСНОДАРСКИЕ ЛЕТА. Глава 11. ДЕМОКРАТЫ.
В 1989 году в Краснодаре было три главных события: введение талонов на продукты (стыдливо именуемые «приглашениями на покупку»), показ бразильского телесериала «Рабыня Изаура» и работа Первого Съезда народных депутатов СССР. Прямая трансляция Съезда была ничуть не менее увлекательной, чем перипетии латиноамериканского «мыла». Пожалуй, даже более. Так же пустели улицы и возрастала нагрузка на электросеть во всем городе. Да, в середине-конце года произошло ещё два важных события: вышел новый сериал – «Просто Мария» и бесплатные общественные туалеты стали платными. Последнее событие удивило больше всего.
– За что, за что мы теперь должны деньги платить?!.. – с нехорошими ухмылками спрашивали станичники, прибывающие на автостанцию у Кооперативного рынка, и ломились с огромными баулами сквозь хлипких старушек-дежурных в старый автовокзальный туалет, едва ли не старейший в Краснодаре. Бабушки стонали и хрипели, но позиций не сдавали – новые рабочие места считались неприличными и смешными, но денежными, особенно для пенсионеров. Ещё в конце 1988 г. повсеместно начали обсуждать грядущие выборы депутатов. Мы, молодые студенты нескольких краснодарских вузов, о политике говорили много о бестолково, знали всё и обо всём, уже почти вчерашнее советское прошлое и сегодняшнее настоящее критиковали беспощадно, с издевательствами, глумлениями, пожеланиями всем руководителями СССР такого, что куда там Пушкину с его «твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу»! Желаемую гибель отдельных персон мы обсуждали во всех подробностях, упиваясь своей «якобинской» кровожадностью. В ходу были лозунги: «Очередной Съезд КПСС – в Нюрнберге!» и «Коммунистов – на фонарь!» Якобинцами мы, разумеется, были бумажными. Но на градус и пафос наших обличений это нисколечко не влияло! Писали такое:
«Ветер разносит пепел идей,
Тлеют угли на пожарище.
В этой стране не осталось людей –
Остались одни товарищи!»
И такое:
«Души – настежь! Отринем позор цепей!
Разве нам плена жаль?!
Мир спасёт красота. Но вместе с ней –
И бич, и огонь, и сталь!»
И даже такое:
«Грохот взрыва сомлевшую землю потряс,
Словно хохот взбешённого джинна.
Ослепительным солнцем сверкнул фугас,
К небесам взлетела плотина.
И холодные волны, крутясь, бесясь,
Понеслись, где был склон расколот.
И, смывая всю мерзость, позор и грязь,
Накатились на сытый город!
Наконец-то свершилось! Как много лет
Мы молились об этом чуде!
– Как вы смеете! Все вы дадите ответ!
Люди гибнут! – Какие люди?!
Неужели обжившим вонючий сток,
Всем прогнившим душой калекам
Достаёт головы, пары рук и ног,
Чтоб считать себя человеком?!
Чьи святыни: фаянсовый унитаз,
Финский кафель, паркет и ванна –
Все должны умереть. И умрут сейчас!
Наблюдайте и пойте: осанна!»
Осенью 1988 года мы восхотели совершить что-нибудь героическое. В те дни был популярен лозунг «Вся власть Советам!» – как протест против руководящей роли КПСС. Нам этого было достаточно. И вот прохладной октябрьской ночью с воскресенья на понедельник я вместе со своим другом Юрой Вечерковым, студентом отделения театральной режиссуры, полез на крышу главного здания института культуры на улице 40-летия Победы. При себе мы имели трёхлитровый баллон с красной краской и толстую малярную кисть. Здание было расположено очень удобно для нашего замысла: боковая стена актового зала возвышалась над крышей первого этажа, где был расположен холл, до уровня третьего этажа, понижаясь от фасада в сторону мотеля «Южный». На этой-то боковой стене мы и вывели крупными буквами: «Вся власть Советам!» Но на этом не успокоились, поскольку краски оставалось ещё изрядно. Пешком дошли до улицы Колхозной, свернули направо, затем налево, по ходу трамвая, и написали тот же лозунг на цоколе дома № 48 по улице Офицерской, сразу за остановкой «ДК ЗИП». Но краска всё не кончалась, а наш кураж только-только разыгрался, поэтому пришлось нам дойти ещё и до угла улиц Офицерской и Коммунаров, где мы выразили нашу гражданскую позицию на стенке остановки. Было уже часа два ночи. Там встретился нам припозднившийся прохожий лет сорока, слегка нетрезвый. Подошёл и спросил, что мы делаем. Мы ему не ответили, молча орудуя кистью. Увидев, что именно мы написали на остановке, прохожий ушёл за угол, в сторону «Авроры», шагом, больше похожим на бег.
Сначала мы с Юрой удивились такой реакции, потом призадумались, а потом и кураж наш как-то сразу весь пропал. Да и краска закончилась. И мы, обмирая от страха и сознания собственного героизма, разошлись по домам: я – на Дербентскую, Юра – в общежитие института (там же, на улице 40-летия Победы). Тогда еще не был застроен пустырь между зданием института, мотелем и улицами 40 лет Победы и Московской (на этом пустыре ежегодно располагался передвижной зоопарк), а деревья вокруг института ещё не сильно выросли. Поэтому наша надпись на институте была прекрасно видна всем, проезжающим по улице Московской в трамваях 5-го и 8-го маршрутов. В основном это были рабочие заводов ЗИП, РИП и «Сатурн». Также надпись была неплохо видна проезжающим в автобусах по улице 40-летия Победы – особенно в направлении Краевой больницы. Про надписи на трамвайных остановках и говорить нечего… Утром мы с Юрой крутились вблизи института, несколько раз прогулялись по дорожке от трамвайной остановки к институту, слушая удивлённые возгласы прохожих. Ректор был в шоке, стучал ногами по полу и кулаками по столу и требовал немедленно уничтожить эту «провокацию». К обеду надпись закрасили, но о «провокации» неизвестных демократов уже судачил весь институт и Первомайский район. Да, надписи на цоколе дома и стенке остановки закрасили тоже, но это нас не огорчило: мы считали их только «довеском» к надписи на институте.
В «стекляшке» на углу Красной и Северной бородатые завсегдатаи, ссылаясь на «достоверные источники» говорили, что «что-то готовится». В чебуречных и рюмочных на Сенном и Кооперативном рынках говорили даже точно о том, что именно готовится, с мрачным удовлетворением констатируя: «ну, теперь всем этим ****ям точно п….ц придёт!..» В институтах – культуры, медицинском, политехническом, на заводах РИП и ЗИП провели срочные партийные и комсомольские собрания. Пресса молчала, но как-то мрачно и многозначительно. Только в «Комсомольце Кубани» появилась невнятная заметка о попытках неведомых антисоветчиков «дестабилизировать реформы, проводимые КПСС и товарищем Горбачёвым». Мы с Юрой не знали, смеяться нам или плакать. Но знали, что лозунг нужно написать снова! Чтобы всё было не зря! И, конечно же, из чистого упрямства… Краску пришлось покупать новую. В магазине на нас посмотрели странно. Делали мы это во вторник, на следующий день после того, как лозунг закрасили, а в среду утром надпись появилась снова – и на том же самом месте. Правда, второй раз на крышу Юра не полез: жена, которой он проговорился о нашем «подвиге», устроила ему скандал и не выпустила из общежития. Но зато составить мне компанию согласился Вадим Яковлев. Вторая надпись просуществовала до четверга – ректор, похоже, несколько растерялся. Но к вечеру четверга закрасили и её. До утра пятницы, разумеется! В третий раз лезть на крышу мне пришлось в одиночестве: жена Юры проболталась жене Вадима…
Наконец-то ректор понял, что воевать с широкой общественностью ему не по силам, и к следующему понедельнику распорядился вывесить на месте нашей надписи свою, соглашательски-беззубую: «Власть Советов – власть народа!» Выполнена она была почему-то голубой краской на сером полотне, прибитом к длинной деревянной раме. Проклиная всё на свете, мне, Юре и Вадиму пришлось опять лезть на крышу, на этот раз с ножом. Во вторник утром на привычном месте народ увидел привычную надпись в обрамлении деревянных брусьев. Материю с соглашательским лозунгом мы сбросили на тротуар, а на обратной дороге с крыши подожгли. Сгорела она практически полностью, оставив лишь кучку пепла размером с футбольный мяч (пепел мы затоптали).
Неугомонный ректор распорядился транспарант восстановить. Но тут ударили ранние заморозки. Прибитая кое-как остервеневшим плотником материя намокла, обледенела и оторвалась сама. Сама! Но, разумеется, в это никто не поверил. И ректор велел изготовить и установить на том же месте и в той же раме «правильный» лозунг «Вся власть Советам!», который провисел на здании института лет десять, став к тому времени историческим и политическим курьёзом. Потом транспарант развалился от ветхости. Его следы (прогнившие рейки) можно было видеть на стене института ещё в 2006 году. Может, они сохранились там и по сей день.
Летом следующего, 1989 года, я пил чай в гостях у Марианны Панфиловой, в квартире её родителей на Красной, между Театром кукол и сквером «со слоном» (или «Панфиловским» – как раз с тех пор). Мама Марианны, Людмила Анатольевна, в то время была парторгом института культуры. Зайдя по какой-то надобности на кухню, она разговорилась со мной и дочерью об институтских делах и сказала, в частности:
– Я этого хулигана, который на институте лозунги дурацкие писал, своими бы руками кипятком обварила!
Мне едва удалось не поперхнуться чаем. Мы с Марианной переглянулись и перевели разговор на безопасную тему. Много лет спустя родители Марианны, конечно, узнали имя автора-исполнителя настенного демократического концерта, но времена были уже другие, и кипятком обваривать меня никто не стал.
В дальнейшем происходящий в стране «цирк с конями» и ослами нам изрядно приелся. Мы стали исповедовать и декларировать полную аполитичность. Хотя получалось не всегда. В августе 1991-го я даже сделал значок с надписью: «I fucked ГКЧП!» Но поносить не успел: ГКЧП уже на следующий день разогнали, чего было после драки кулаками махать… Тогда был такой случай. Рядом со зданием Краевой администрации круглосуточно работал какой-то штаб, или приёмная. Туда в середине дня 19 августа зашли двое гостей: в кожаных куртках, худощавые, дёрганые, с золотыми зубами. Попросили проводить к начальству. Этот штаб тогда возглавлял, кажется, Александр Травников. При штабе дежурила добровольная дружина. В ней тогда был мой знакомый, он присутствовал при разговоре гостей с Травниковым и рассказал мне эту историю. Гости сказали, что они тоже против ГКЧП. На вопрос: кто это – «они»?! – только усмехнулись. Пообещали «подбросить людей и стволов», если понадобится. Добавили, что могут ещё «подбросить золотишка, но мало – килограмм десять только…» А за помощь попросили выпустить на волю нескольких своих друзей. Как отреагировал Травников, я не знаю, но гости вроде бы вышли из приёмной своими ногами. Насколько мне известно, обошлось тогда без их помощи, своими силами справились. Но сам случай забавен. Как и вся эпопея с ГКЧП. Сколько было шуму, лязгу и грохоту, а кончилось шутовски. Шило выменяли на мыло. Всех жертв – три человека, получили посмертно «Героев России». Все трое погибли случайно. Ещё там крутились какие-то пьяные бабы, норовили броситься под гусеницы, но всё время промахивались… Трагифарс.
Когда в 1993 году началась «вторая часть Марлезонского балета», было уже просто скучно. Я тогда работал артистом Камерного хора Краснодарской филармонии, платили нам копейки. Ещё пел в храме, шабашил на Сенном рынке. Хватало проблем и без Белого дома.
«В октябре тысяча девятьсот девяносто третьего года
Я сидел дома и кушал борщ. Погода,
Помню, была недурна: листопад, паутина...
Внезапно ко мне врывается Кроливец Валентина:
Мой друг, журналистка, и способная поэтесса.
Сыпет словами "переворот", "коммунисты", "чёрная месса",
И прочее в том же духе. Но борщ, что сварила мама,
Был для меня важнее, чем вселенская драма –
Мнимая или подлинная. Всё же, обед наруша
Из уваженья к Валюше, её я спросил: "Валюша!
А как это отразится
на работниках бюджетной сферы?.. "
Валюша от возмущения стала землисто-серой,
Закричала: "Виговский! От тебя я такого не ожидала!
Неужели ты хочешь, чтобы всё началось сначала:
“Руководящая роль”, цензура, репрессии и ГУЛАГи?.. "
Я ей ответил: "Всё это ты знаешь лишь на бумаге –
Так же, как я. А потому умываю руки.
Что коммунисты – суки, что демократы – суки.
Это во-первых. А вот во-вторых и в-третьих:
Что до меня, я бы вешал и тех, и этих.
Политикой занимаются одни подонки и ****и.
Я мог бы сказать деликатнее, но, собственно, чего ради?!
Это не оскорбление, а констатация факта.
***** – это ****ь, и иначе не называется. Так-то!
Меня же уже достало на заплату ставить заплату!
Одним лишь интересуюсь: поднимут ли мне зарплату,
То есть – как это отразится
на работниках бюджетной сферы?.. "
Валюша опять ругалась, опять приводила примеры
Преступного равнодушия и того, чем оно чревато...
Я молча смотрел на джинсы. На джинсах была заплата…»
Позабавило только то, как воспользовались случаем столичные литераторы, бросившиеся сводить счёты друг с другом. Да ещё концерт Ростроповича с американским оркестром на Красной площади. Зарплату бюджетникам, кстати, тогда так и не подняли.