Глава 4

Дмитрий Пасынков
   Наступил полдень. Через распахнутую и, видимо, давно уже не запираемую калитку я прошел в небольшой парк. Он располагался неподалеку от моей работы, поэтому я часто приходил сюда перекусить чего-нибудь на свежем воздухе. Обычно я заходил перед этим в один псевдояпонский ресторанчик недалеко отсюда, покупал бэнто, цветочного чая и шел сюда, на одну из небольших скамеек, разбросанных по всей территории парка. Неторопливо поглощал свой обед, слушая неугомонные трели множества птиц, и думал о том, что мне еще предстоит сделать в этой жизни. Обычно ничего глобального я не придумывал, все планы в основном простирались не далее, чем на неделю вперед. Однако иногда появлялись и те, что я оставлял на распоряжение вечности. Кроме того, что нужно погладить несколько рубашек вечером, я, например, мог планировать посадить дерево (быть может, в этом самом парке), написать книгу, которой еще нет, заправить перо и попускать, как одна героиня любимого фильма, «блинчики» по воде канала Сен-Мортель, научиться слушать других и отыскать рецепт чайной церемонии, пересмотреть фильм «Убить пересмешника» и узнать почему подбородок у женщин называется подбородком, а не как-нибудь иначе, купить себе роликовые коньки, а потом завести большого ручного паука – что называется, страшно интересно. Так я и сидел, прихлебывая свой чай с привкусом ванили и время от времени слегка улыбаясь своим мыслям. Когда я наблюдал за тем, как яркое осеннее солнце играет в кронах могучих деревьев, чаще всего вспоминал детство. Сначала на память приходили привычные моменты, которые вспоминались недавно, потом же, все более и более погружаясь в тот потерянный мир и удаляясь из этого, я вдруг мог видеть совершенно забытые вещи моей юности. Блики искрящегося солнца теперь напоминали мир, сложенный из миллиона сияющих разноцветных стеклышек в моем калейдоскопе. Мама тогда все остерегала меня, но калейдоскоп все-таки был разбит немного позже. Сколько лет не вспоминал об этом и вот, пожалуйста. В этот парк я ходил давно. Еще с тех пор, когда работал в машинной мастерской неподалеку отсюда. Числился там младшим помощником, что-то вроде подмастерья и одновременно учился. Потом ушел с этой работы, от простых добродушных людей и устроился на новую, более перспективную и престижную. Поменял образ жизни, жилье, одежду, но парк решил не менять. Раньше, еще в школьные годы, шагая на уроки серым рабочим утром, я любил останавливаться перед перекрестком, через который нужно было переходить на пути в школу. Делая вид, что кого-то поджидаю или ищу, я любил постоять на краю тротуара, всматриваясь в лица людей, спешащих кто куда, послушать обрывки разговоров, но больше все же посмотреть на лица. Казалось, что я каким-то образом проникался их чувствами, мыслями. Один шел на работу после сплошной бессонной ночи выходных, другая в ссоре со всем миром, третий занят тем, что делает его настоящим человеком, иной, быть может, не доживет до вечера, не ляжет уже в свою кровать никогда. Целый мир проносился мимо, тысячи жизненных путей, и созерцание мириад мгновений каждого из этих людей, никогда может и не вспомнящих об этом утре, давало мне радостное чувство причастности к этому удивительному миру.
   Шли годы. На тротуарах останавливаться все больше не позволяло время, за которым надо было все бежать и нагонять. И вот у меня появился парк, в котором также, будто в миниатюре, отражался весь мир. Разглядывая детей, играющих день за днем со своими родителями, в будни, правда, чаще это были бабушки и дедушки, я приходил к странному выводу, что чем скорее растут дети, тем быстрее стареют родители. Позже, замечая кругом сплошную причинно-следственную связь, я открыл еще более странную вещь, которая была примерно в следующем, мы ничего не можем придумать нового (абсолютно нового, несуществующего в идее), поэтому все можем предугадать. Впрочем, это была лишь теория. Как и многие другие. Сам я задавался вопросом более конкретным, но не менее, кажется, сложным. Что-то вроде: как быть таким, чтобы не быть другим, чтобы быть собой. Странный конечно вопрос, но для меня он был наиважнейшим. Это было вроде наваждения, и у него была вот такая вот формула. Это наваждение посещало временами.
   Сегодня был именно такой день.               
   Как обычно взяв немного еды в ресторанчике, я отправился в парк. Уселся на свою любимую скамейку, открыл бэнто и понял, что назад уже не вернусь. Что-то вроде волны в десять метров обрушилось на меня в тот момент и унесло, раздавило все ограничения, столь тщательно возводимые людьми на протяжении всех их непродолжительных жизней. Все. Разум однако вскоре, будто после легкой контузии, попытался возразить, что это могут быть лишь временные трудности, но сердце, определяющее все скорее и лучше, ясно чувствовало – дело не в трудностях, дело в том, что близится новый поворот, не зависящий ни от проблем, ни от успехов. Он просто есть. Я отломил кусочек печеной рыбы и бросил его проходящему мимо симпатичному рыжему коту, но тот даже не обратил на него внимания. Поворот. Куда же он интересно ведет? И что кроется за ним? Я взял стаканчик с горячим чаем, открыл пластиковую крышку и поднес чай к носу. Вдохнул его аромат. Сделал небольшой глоток и позволил мыслям унестись вслед за моим взглядом, который блуждал сейчас по узеньким дорожкам этого тихого парка.