Красное море и белая горячка.
« А может ничего не ожидается,
Мы только потеряем много лет.
Не каждому Удача улыбается
И дарит пригласительный билет…»
О. Митяев.
Был обыкновенный день воскресенья. Январь заканчивался и длинные почти двухнедельные праздники страны завершались крепкими крещенскими морозами.
Отоспавшись всласть за показавшуюся длинной и долгой после продолжительных праздников рабочую неделю, Глухов слонялся по непривычно пустой квартире. Он подобрал разбросанные в спешке вещи жены, и игрушки детей и рассовал их по углам. Потом пообедал тем, что было в холодильнике и, подумав об ужине, посмотрел в окно. Двор пятиэтажки был завален снегом, в воздухе висело морозное марево, ветер мотал из стороны в сторону голые ветви деревьев. Прохожих на улице было мало, а те, кто пробегал или шел мимо быстрым шагом, были с закутанными лицами и поднятыми воротниками. Прямо под окном, на тротуаре стоял старик в кожаной куртке с поднятым меховым воротником, и с хозяйственной сумкой в руках. Видимо шел из магазина. Он стоял, повернувшись спиной к ветру, и пережидал, скорее всего, сильный порыв или просто отдыхал и отогревал лицо от пронизывающего морозного ветра, дующего между домами, как в аэродинамической трубе.
Глухов поежился. Идти за продуктами в такую погоду не хотелось, и он пожалел, что не зашел как обычно за продуктами вчера вечером после работы. А не зашел он потому, что не захотел толкаться хоть и в небольших, но медленно двигающихся в вечернее время очередях в разные отделы магазина, находящегося в соседнем доме. Супермаркет был вообще не по пути, и идти туда в такой мороз после трудовой недели он даже и думать не хотел.
- Яйца есть, колбасы немного – сказал он вслух, успокаивая себя, потом заглянул в холодильник еще раз, увидел бутылку с подсолнечным маслом и уже тверже добавил в гулкую непривычную тишину – Вот и все!
Глухов решил пока ничего не предпринимать и ждать звонка жены. То, что она позвонит, он не сомневался. Его Надя была женщиной вспыльчивой, но злиться долго не умела, и всегда сама шла на мировую первой. Он накинул махровый банный халат и, сунув ноги в тапочки, привычно пошел курить на лестничную площадку.
Когда он снова вошел в квартиру телефон трезвонил во всю мощь, и видимо уже давно. «Ну, вот и Надя – сразу подумал он – Проверяет дома я или нет».
Ага! Не вытерпела! Ну, раз так, то он не будет торопиться подходить к телефону. Ничего пусть понервничает. Сама ушла, никто ее не гнал. Не дозвонится, позвонит еще раз.
Но с другой стороны его так и подмывало схватить трубку. Ссора с женой была глупой и совсем непривычной. Они редко ссорились, а уж, чтобы Надя уходила из дома с детьми, такого вообще еще не было. И хотя ушла она не далеко, уехала к своей матери живущей в трех остановках на маршрутке, но все же, ему было как-то не по себе, как-то неуютно, и не то, чтобы обидно, а просто досадно и по-глупому тоскливо. Но, как говорит их начальник цеха, все бывает когда-то в первый раз.
Телефон замолчал неожиданно, и опять стало тихо, только выл ветер за окнами, да слышно было, как у соседей громко говорит телевизор. Глухов почувствовал что-то вроде угрызений совести, но потом подумал, что если бы он ушел в магазин за продуктами, то Надя все равно бы не дозвонилась и успокоился. Он включил телевизор потому, что в три часа пополудни должны были показывать биатлонную гонку на кубке мира, а Глухов был ярым болельщиком всех соревнований, в которых учувствовала наша сборная страны. Смотреть спортивные состязания, где одна из наших команд соперничала с другой, было для него делом скучным, а вот когда это была сборная России, то тогда для него не слишком имело значение вид спорта, ему было интересно все. Все что угодно, даже керлинг, лишь бы не фигурное катание. Это пускай женщины смотрят.
Другие телевизионные каналы Глухов смотрел редко. Надоедливые сериалы и криминал, исходящий от всего, что только не включишь, раздражал его, а передачи с участием современных «звезд», как теперь выражались, эстрады и кино, которых он не знал, и знать не хотел, его не привлекали. Иногда под настроение он смотрел детские каналы вместе с детьми или старые кинофильмы по каналу «Ретро». Ну, конечно нужно было посмотреть еще новости или вести по первому и второму каналам, вот собственно и все.
Около часу Глухов смотрел, как наши биатлонисты средненько выступили на одном из этапов кубка мира, опять чуть-чуть не дотянув до призовых мест. Посетовал вслух на наши спортивные неудачи и, выключив телевизор, пошел готовить ужин. Пока он готовил нехитрый ужин, а потом ужинал, он все прислушивался к тому, не зазвонит ли телефон. Но телефон молчал, и это удивляло и настораживало.
Глухов размышляя, что такого могло обидеть жену в его вчерашних словах, мыл посуду и чуть напевал, радуясь в душе, что за выходные удалось отдохнуть без детского шума и суеты и, в общем-то, не очень тяготясь такими редкими минутами одиночества.
Телефон зазвонил в тот момент, когда Глухов выходил из кухни, и он
радостно бросился к трубке. «Ага! – подумал он – Все-таки не выдержала. Волнуется».
Он схватил телефон, и чтобы жена сразу поняла, что он не собирается больше сориться и выяснять отношения запел в трубку фальшивым и радостным голосом: «Надежда, мой компас земной…»
- Это я, Павлик – раздался в телефоне незнакомый женский голос.
- Кто это? – опешил от неожиданности Глухов.
- Устьянова Света.
- А! Светка, привет – облегченно вздохнул он - Что нибудь случилось?
Глухов хорошо знал Светлану Устьянову, жену его друга Константина, и знал, что звонить просто так она не будет. Отношения у них со Светкой всегда были, мягко говоря «не очень». Глухов недолюбливал Светку за ее бесцеремонность, грубость и неприкрытый цинизм, который она постоянно почему-то выставляла напоказ. Она легко могла посмеяться над чем угодно, осмеять и охаять любого, даже не знакомого ей человека, могла, просто зацепившись за какое-то незначительное слово, сказанное Глуховым, поднять его на смех или просто выставить его дураком. И хотя знакомы они были уже много лет, но Глухов никак не мог привыкнуть к этой всегда неожиданной для него Светкиной привычке. В ней просто был талант «организовать скандальчик на ровном месте», как любила выражаться жена Глухова – Надя.
Кроме того Глухов знал, что Светка сама относится к нему с презрением и за глаза называет «полубабой и чистоплюем», но она была женой друга и ему приходилось многое прощать ей, и стараться не обращать внимания на ее ехидные выходки. Однако наедине с женой он всегда не уставал удивляться тому, как это Костик, его лучший друг, мог жениться « на такой стерве».
- Да, что ты хочешь – говорила всегда после какого нибудь совместно проведенного вечера, который Светка могла подпортить своими язвительными словами и абсолютно бесцеремонным хамством, Надя мужу, – Ты посмотри из какой она семьи? Оба брата из тюрем не вылазят, а мать законченная алкоголичка.
- Слушай Глухов - как никогда серьезным хриплым голосом тяжело дыша в трубку, обратилась Светка - Приезжай, пожалуйста, а? У Костика совсем кукушка стартанула. Бегает по квартире, галюники ловит. Это «белочка», точно. Ну, не вызывать же мне психушку? Может у тебя что-то получится!
- У Костика? Белая горячка? – удивился Глухов. – Да он же не пьет до такой степени?
- Да ты откуда знаешь? – сорвавшись на крик, взвизгнула в трубку Светка - Он две недели уже не просыхает, а сегодня на мне платье разорвал! Я его уже и утюгом и шваброй приложила, а он как «зомби», боли вообще не чувствует.
Глухов молчал, осмысливая все, что услышал, а на другом конце провода
Светка тоже молчала, тяжело дыша в трубку.
- Ну, ты что приедешь? – нетерпеливо заговорила опять Светка – Я от соседей звоню. Он один в квартире. Я его заперла.
- А дети где? – все еще раздумывая, автоматически спросил Глухов.
- Дети со мной - ответила Светка – Мне, что с ними в коридоре у соседей ночевать?
- Сейчас приеду – сказал Глухов и положил трубку.
Через полчаса они встретились в подъезде на лестничной площадке возле двери в квартиру Устьяновых. Светка была в тапочках на босу ногу и куталась в шерстяной платок, спадающий с ее плеч почти до колен.
-Ну, что? – спросил Глухов просто так, чтобы начать разговор.
- Вроде тихо стало – шепотом сказала Светка, озираясь с опаской на свою массивную металлическую ровную, даже без признаков ручки дверь - Зайди к нему, что-то я не верю, что он уснул. Может, поговоришь с ним…
Она вдруг замолчала и всхлипнула.
- С работы выкинут придурка, опять работу месяца два будет искать!
- Ладно – вздохнул Глухов – Разберемся, открывай.
Скрип металлической тяжелой двери отозвался в тишине подъездных пролетов громким эхом, и сразу же из-за двери пахнуло чем-то горелым.
- Я не пойду – все так же шепотом заявила Светка – Я тебя здесь подожду!
- Иди пока к соседям! Чего тебе в подъезде мерзнуть?
Глухов прошел через полутемный узкий коридор, по пути оставив верхнюю одежду на вешалке. Ночник в виде совы с желтыми горящими глазами отсвечивал тускло, отражаясь в небольшом круглом зеркале со стеклянной полочкой плотно уставленной флаконами и пузырьками Светкиной косметики. При входе в комнату Глухов сразу увидел Костину худую долговязую фигуру, которая изогнувшись, раскинулась посреди залы в большом мягком кресле. В дальнем углу горел торшер под розовым матерчатым абажуром. Рядом с креслом, в котором в угловатой почти безжизненной позе застыл Костя, на журнальном низком столике мерцал разноцветными огоньками магнитофон. И только подойдя поближе, Глухов заметил, что на голове друга топорщатся наушники, провод от которых идет к магнитофону. Глаза Костика были закрыты, но выражение лица было спокойным и мирным. Глухов вздохнул с облегчением. Костя, наверное, слушал музыку, а потом и заснул под нее.
Глухов прошел по комнате, полы под паласом поскрипывали, видимо Костя давно уже не пробивал их гвоздями. Как-то у них с другом был разговор об этом, и он посоветовал ему пробить покрытый плитами ДВП пол гвоздями в тех местах, где вздулись плиты.
- Пашка! – открыв неожиданно для Глухова глаза, заорал Константин. Пьяно улыбаясь, он сдернул с головы наушники и полез обниматься. Обнимая что-то горячо говорящего друга, Глухов думал, что Светка все-таки дура, недаром он ее недолюбливает. Костя выглядел вполне миролюбиво и возможно, что скандал исходил совсем не от него.
- Пашка как я рад, что ты пришел! – в это время уверял друга Константин – Ты даже представить себе не можешь как ты вовремя.
- Ну, ладно, ладно – похлопал Глухов по спине друга и когда тот, наконец, отпустил из крепких объятий, спросил как можно невиннее: «А где твое семейство-то?».
- Пусть отдыхают – сразу насупился Костя, и тут же предложил – Давай лучше выпьем!
- Тебе, по-моему, хватит – осторожно сказал Глухов.
- Мне может и хватит – неожиданно легко согласился Костя – Но тебе просто необходимо выпить. Ты выпей, чтобы понять меня, чтобы выслушать, ладно?
Костя убеждал его с настырностью и наивностью пьяного человека и ребенка одновременно, как у нас умеет убеждать только тот, кто уже сам достаточно набрался и еле ворочал языком.
«Отвертеться, не получиться – подумал Глухов – Да и ладно! Выпью с ним, может ему меньше достанется».
Костя повел его на кухню и Глухов увидел стол, заваленный грязной посудой, остатками пищи, недоеденной закуской, подернутой налетом от долгого стояния в тепле, и заставленный пустыми и полными бутылками с пивом и водкой. И хотя стол был полон рюмок и стаканов, Костя полез в навесной шкаф и достал оттуда чистые рюмки и поставил их, сдвинув одним движением всю посуду с одной стороны стола на другую, в кучу. Посуда загромыхала, но, кажется, ничего не упало и не разбилось, как ожидал Глухов.
- Я сам – сказал он, вырывая из рук Константина початую бутылку водки, и разлил по рюмкам. Себе налил полную, а Косте плеснул только на дно.
- Вот это по нашему – сказал одобрительно Костя, которому видимо, показалось, что друг может ему не налить вообще, и он лихо запрокинув голову, выплеснул в открытый рот те капли, которые там были.
Глухов выпил тоже и стал жевать кусок очищенной от кости, но уже засохшей селедки.
- Хорошо, что ты зашел – каким-то даже протрезвевшим голосом серьезно сказал Костя – Мне знаешь, брат, нужно было кому-то все рассказать, с кем-то поговорить, но все же на работе. Никого не найдешь! А я не могу идти на работу после того что узнал. Я вообще никуда не могу идти! Я не знаю, что мне теперь делать Пашка!
- Что случилось-то? – со вздохом спросил Глухов, думая о том, что Косте не повезло с женой, и скорее всего вся тайна в этом.
- А-а! – вдруг неожиданно радостно и даже ликующе воскликнул Костя – В том то и дело брат, что ничего!
- Ни-че-го! – громко по слогам повторил он – Ничего не случилось и ничего
уже не случиться никогда! Ты замечаешь это? А?
- Тьфу! – с искренней досадой, не удержавшись, воображаемо сплюнул себе под ноги Глухов.
- Нет! Ты подожди, ты не плюй, ты выслушай вначале! Ты должен меня понять! Потому, что если ты меня не поймешь, тогда моя Светка права и мне нужно в желтый дом. Тогда вызывай, пусть меня везут в Круторожино, в психушку.
- Ну, ладно, ладно – вынужден был, уступить напору друга Глухов.
- Тогда слушай! – так же горячо заговорил Костя – Вчера вечером я зашел в кафе «Русь». Настроение было паршивое, мы со Светкой поругались!... Ну, это не важно! Там я оказался рядом со столиком, за которым сидели двое пожилых мужиков лет, наверное, по пятьдесят пять или больше, но по разговору вроде как не пенсионеры. Они я так понял, тоже зашли добавить, толи с юбилея шли толи со свадьбы. И ты знаешь, о чем они начали говорить после первой же рюмки? О своих болячках!
Костя смотрел на Глухова так, будто сказал ему что-то, что он должен был оценить по достоинству.
- Ну – опять обреченно вздохнул Глухов, стараясь поддерживать пьяный, и как он понимал бессмысленный разговор.
- О давлении, о коликах в почках, о болях в печени, о лекарствах и о ценах на лекарства – продолжал Костя – Понимаешь, да?
- Нет! – зло отрезал Глухов, слушая друга не внимательно, и думая о том, что Надя, наверное, названивает ему домой и думает уже, может быть черти что.
- Тебе сколько лет? – развязано пьяно спросил Костя.
- Пошел, знаешь куда? – полушутливо ответил Глухов.
- Тридцать четыре! – закричал Костя – Тебе, как и мне тридцать четыре года. Уже по тридцать четыре! А это значит, что жить нам осталось с тобой лет двадцать! И это в лучшем случае…
- Типун тебе на язык – перебил друга Глухов – Ты точно допился!
- А ты не понял! – воскликнул Костя, обнимая его за плечи – Я не о смерти говорю, я говорю о полноценной жизни. Через двадцать лет у нас с тобой будут внуки, и пить водку мы будем только на юбилеях и праздниках, если повезет. А что за эти двадцать лет? Что будет?
- Что? – раздраженно спросил Глухов, все еще не понимая пьяный бред друга.
- Ни-че-го! – громко по слогам еще раз повторил Костя – Ничего не будет, понимаешь? Мы будем так же ходить на работу, я буду ругаться со своей стервой. Ты…! Ну, ты будешь жить, может быть и хорошо! Но что будет в твоей жизни такого, что ты потом сможешь вспомнить, что будет такого, ради чего стоило тратить лучшие годы на вот все это.
Костя воздел руки и обвел ладонями вокруг себя.
- Что мы вспомним? Наши совместные праздники? Новогодние утренники
детей? Работу в грязном цеху? Что еще? А время идет, и через двадцать лет мы будем говорить с тобой о своих болячках, и жаловаться друг другу на давление!
Костя охватил голову руками и уткнулся лицом в стол.
- Пустота! – выкрикнул он так громко, что Глухов вздрогнул и наконец-то посмотрел на друга с сожалением.
Костя резко подскочил с места и зашагал по узкой маленькой кухне, дерганными неуверенными шагами.
- Пустота и впереди и сзади! Нет ничего! Ты спрашивал что произошло? Так вот ничего с нами не произошло, и уже не произойдет ничего. Понимаешь ты это!?
- Тихо! Тихо! – прикрикнул на друга Глухов - Чего ты разошелся-то? Над чем ты убиваешься? Что жрать нечего? Жить негде? Дети болеют? У тебя все хорошо, в отличие от многих других, разных. И жена у тебя нормальная, беспокоится за тебя…
Но Костя, расхаживая по узенькой кухне, кажется, ничего не слышал.
- Ничего! – бормотал он, продолжая хвататься за голову – Ничего не было и ничего не будет!
- Прекрати истерику! – крикнул Глухов пронзительно и ударил рукой по столу, так что зазвенели стаканы и бутылки.
- Давай выпьем – будто очнувшись, сразу предложил Костя.
Он, торопливо расплескивая водку, налил по рюмкам и они выпили.
- Да сядь ты, что ты торчишь как фитиль – с досадой попросил Глухов.
- У тебя же кабельное телевидение? – опять порывисто и неожиданно спросил Костя – Сколько у тебя каналов?
- Шестьдесят – лениво откликнулся Глухов продолжая закусывать, и косясь на возбуждение друга с явным не удовольствием.
- Ты видишь, как живут люди! – выпучив блестящие нездоровым блеском глаза, воскликнул Костя - Путешествуют! На яхтах, с аквалангами на дно Красного моря, на самолетах в Африку, с парашютами прыгают, лезут в горы, деньгами сорят. Разъезжают по всему свету, видят другие страны, континенты…
- Господи! Что на тебя нашло? – тяжело вздохнул Глухов.
- Мне все надоело – вдруг рыдающим голосом выдохнул Костя и поник головой.
- Поспать тебе надо – осторожно предложил Глухов.
- Да, выспался я за эту неделю – подскочил, будто взорвавшись, Костя – Неделю только пью да сплю – зло орал он в лицо Глухову.
- Ну, так конечно, и рехнуться можно – проронил Глухов, никак не отреагировав внешне на бешенство в словах друга.
- Ты так и не понял меня Пашка – тихо и обессилено пробормотал Костя и опустился на табурет.
- Да понял я все! – неожиданно зло крикнул Глухов - Что ты мне Америку, что ли открыл? Да, живем! Работаем, детей растим и кормим. Все так вокруг живут. Вокруг посмотри! Ты чем лучше их всех? И родители наши так жили и предки тоже…
Глухов вдруг резко схватил бутылку с водки, поискал на столе глазами и схватил большой чайный бокал, выплеснул из него остатки чая в мойку и налил почти половину его из бутылки. Выпил одним духом и задохнулся. Громко с хрипом выдохнул и потом спокойно и медленно опустился на свое место.
- А кто все-то? – с безумным громким смехом спросил Костя – Это эти кто вокруг? Соседи мои, мужики эти из кабака? Все кто в нашем «Мухосранске» живут?
- Да! – заорал дико в ответ Глухов – В нашем с тобой родном городе! В городе, в котором ты вырос, и в котором у тебя дети родились, и еще могилы твоих родителей на кладбище в поселке Первомайка. И нас с тобой там же похоронят. Зароют как всех, в свое время, и дети будут ходить в выходной день, в день поминовения, когда весь город на кладбище. Все! Что страшно? Испугался?!
- А- а! – вдруг завыл Костя и упал лбом на стол, загремев тарелками и переворачивая стаканы.
Костя плакал, горько всхлипывая, трясясь плечами, а Глухов встал и, открыв форточку, достал сигарету и прикурил. За окном в тусклом свете фонарей пуржило, и белые полосы закручивающегося снежного вихря, выхватываемые фонарным светом, перечеркивали кромешную тьму двора.
Дверь кухни скрипнула и в щель просунулась взлохмаченная голова Светки.
Выражение лица Светки было растерянным и каким-то туповато-обескураженным, какого Глухов у всегда уверенной и самодовольной Светки никогда не видел. Она посмотрела на Глухова со страхом и преданностью больной собаки.
- Чего Вы? – шепотом спросила она.
- Детей веди, укладывай. И закрой нам дверь, не лезь пока – как можно более вежливее попросил Глухов, но злость и раздражение все еще пробивались в его голосе и ему было неудобно за это перед и так запуганной женщиной.
- Ага! – с готовность кивнула Светка, и ее голова исчезла, дверь опять заскрипела.
- Света! – окликнул Глухов, вспомнив неожиданно о жене.
-Что? – Светкина голова опять появилась, и глаза преданно уставились на Глухова.
- Позвони Наде! Она или дома или у матери, у своей. Скажи, что я пока у вас побуду.
- Ага! – опять с готовностью кивнула Светка.
- Телефон-то ее матери у тебя есть? – уже спокойнее спросил Глухов.
- Есть, есть – торопливо ответила Светка и аккуратно прикрыла дверь.
Костя за это время затих, морозный воздух и ветер врывался в форточку серебристыми снежинками и клубами пара. Глухов в наступившей тишине услышал, как возле входной двери лопочут о чем-то Костины мальчишки погодки и как Светка шикает на них, утихомиривая.
Он сделал еще несколько затяжек и почувствовал, как маленькая кухня наполняется табачным дымом. Глухов выбросил в форточку недокуренную сигарету и, прикрыв ее, опустился на свое место.
- А ты, значит, думал уже об этом – подняв вдруг мокрое от слез лицо спросил Костя.
- А ты? – безучастно отпарировал Глухов.
- А я не думал никогда до этого…
- А надо иногда думать, брат – печально и устало перебил друга Глухов - Ты бы хоть книжки, какие читал, что ли?
- Зачем?
- Думать помогают.
- Так я не про книжки – опять пьяно и упрямо заговорил Костя – Я про нас.
- Ясно! – буркнул себе под нос Глухов. Он почувствовал, что разговор идет на новый виток, и ему стало грустно и даже тоскливо.
- Да ничего мне не ясно – опять с напором заявил Костя – Что делать теперь? Как теперь?
- Ну! Это просто – вымученно улыбнулся другу Глухов - Завтра протрезвеешь и пойдешь на работу просить, чтобы тебя уволили по собственному желанию, а не за прогулы. А потом будешь искать другую работу.
- А если я не пойду? - капризно спросил Костя.
- Значит, твои пацаны будут ходить в обносках, и завидовать приятелям, у которых есть дорогие вещи или даже просто пакет с чипсами. А ты будешь пить, и превращаться в такое же животное, как твой сосед Эдик с первого этажа.
- Ты умный, да? – со злобой в голосе спросил Костя – Ты все знаешь, да?
-Да, ничего я не знаю, брат – с горечью ответил Глухов – Одно знаю, водка не поможет, это точно. От нее только хуже.
- А что помогает? – пьяно икнув на полуслове, с наивностью ребенка спросил совсем уже захмелевший друг.
- Работа. Ты вот работаешь за деньги?
-Ну!
- А еще за что?
- Не понял?
- В том-то и дело!
- Ты опять! – озлился Костя.
- Ну, ладно – тяжело, устало вздохнул Глухов – Мы с тобой об этом никогда не говорили. И разговор этот по пьяному делу бестолковый, но если ты так хочешь… Я, же тебя сто лет знаю! Кроме работы у тебя нет никаких увлечений кроме телевизора. Так?
- Ну, так! – помедлив, согласился Костя.
- Значит, ты должен быть увлечен своей работой! Это необходимо потому, что ни времени, ни желания на что-то другое у тебя нет. Спорт ты не любишь! Скажем так, ты его уже не любишь, а еще вернее, любишь его как я, как болельщик. Ты не можешь, как твой тесть, копаться в гараже целыми днями со старенькой машиной. К автотехнике у нас с тобой отношение одинаково равнодушное. Читать ты не любишь, что про меня сказать нельзя. А когда-то в молодости мы отчаянно бренчали на гитарах и мечтали даже создать свою группу, но теперь это дело давно в прошлом. Что остается?
- Что? – бессмысленно переспросил Костя, воспринимая слова друга, видимо уже с трудом.
- Остается найти работу, которая тебе очень нравиться и любимую женщину, от которой у тебя родятся дети.
- Я Светку люблю – также наивно-пьяно признался Костя, и опять собрался пустить слезу.
- Это видно и так. Что с работой?
- Женщина и работа – озадаченно повторил Костя.
- Ну и дети конечно, куда теперь от них – добавил Глухов.
- И все? – возмущенно спросил Костя.
- Ты что хочешь завести любовницу? – криво улыбнулся Глухов.
- Я хочу на Красное море – серьезно и жалобно сказал Костя.
- Об этом забудь и не мечтай! С твоей зарплатой только на Ириклинское водохранилище летом в отпуск.
- А у меня отпуск в ноябре.
- Копи на поездку в Сочи! Или бери кредит, если потянешь.
- Так я еще этот не погасил. За мебель!
- Ну, тогда извини! У тебя все в будущем, тоже не плохо. Пацаны твои к тому времени подрастут и окрепнут.
Костя тяжело вздохнул и потянулся к бутылке, но его качало уже даже сидя, и поэтому он чуть не опрокинул ее.
- Дай, я сам – спохватился Глухов, и быстро разлил по рюмкам остатки водки.
- Давай, за новую жизнь – криво улыбаясь над попытками друга удержать рюмку перед лицом, провозгласил Глухов.
- Ты не… Ты прекрати издеваться…
- Жить Костик нужно весело, иначе будет еще хуже – нравоучительно и все так же подсмеиваясь над пьяным другом, сказал Глухов и выпил.
- Опять ты…- Костя попытался что-то сказать.
- Пей, давай – поддержал руку друга Глухов – Во-от! Закусывай! Ну как
хочешь…
Глухов помог Костя сложить руки на столе и положить на них давно уже кивающую от пьяного бессилия голову. Он подождал немного, слушая, как ровно и шумно дышит Костя, потом доел остатки зимнего салата в одной из тарелок, зажег плиту и поставил на конфорку чайник и только после этого вынул из кармана сотовый телефон.
- Привет! – сказал Глухов, услышав в трубке голос жены – Светка тебе звонила? Ага! Вы дома? Ну ладно, я останусь у них. Ну, как обычно! Пока.
Он спрятал телефон в карман и налил себе чаю. Конфеты нашлись в навесном шкафу. От выпитой водки клонило в сон, а заварка в чайнике была слабенькая, видимо, Костя уже разбавлял ее, и бодрости такой напиток не придавал.
В это время, привлеченная воцарившейся тишиной в дверях опять появилась Светкина голова.
- Спит! – шепотом спросила она.
Глухов жевал конфету и поэтому только кивнул головой и прихлебнул еще чая из бокала. Когда дожевал, попросил застывшую в дверях Светку.
- Ты мне на полу постели.
- Ой! – радостно вздохнула Светка – А я как раз хотела тебя просить, чтобы ты у нас остался.
Глухов кивнул, допил остатки чая, и чуть махнул рукой, показывая Светке, чтобы уходила. Когда ее голова исчезла, Глухов проверил, прочно ли сидит Костик, хорошо ли у него с точками опоры. Все было нормально, Костик лежал грудью на столе, а одним боком завалился на стену вплотную к которой стоял стол. Теперь можно было не беспокоиться, что он упадет среди ночи и всех разбудит.
Когда Глухов вошел в комнату, Светка застилала одеялом уже застеленный ранее простыней диван.
- Я же просил на полу…
- Еще чего! – своим обычным резким голосом ответила Светка – Что ты собака что ли? Или у меня гостей полон дом?
Она взбила подушку легкими ударами и отошла в сторону, села в кресле под все еще горящим торшером.
Глухов сел на диван и сказал устало: «На диване, если засну крепко, не сразу услышу, как он встанет».
- Ничего – откликнулась сразу Светка – Если встанет, все сразу услышим. Он, уже которую ночь бродит, хорошо мальчишки спят крепко.
- Слушай! – Светка посмотрела на Глухова удивленно и даже ласково – Как это ты с ним, а? Я ведь неделю с ним валандалась! И по-хорошему и по-плохому, ничего не помогало. Орет, воет!
Глухов протяжно и с намеком зевнул.
- У меня в бригаде половина таких хануриков, что твой Костя по сравнению с ними ангел сущий. Я многих из них и пить отучил в рабочее время, и в милицию сдавал, и в психушку возил. Одного только за последний год выгнал, а так все работают, как звери когда не пьют. Вот так!
- Ну, ты даешь! – смущенно засмеялась Светка – А по тебе и не скажешь!
- «И опыт сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг» Александр Сергеевич Пушкин – шутливо продекламировал Глухов, и тут же попросил – Все Свет, давай разговоры на потом, я спать буду.
- Ну, и раздевайся, что я мужиков на пляже не видела.
- Ха! – удивленно выдохнул Глухов – Это не я даю!...
Однако стал снимать рубашку, и брюки и укладывать все это рядом на стуле.
- Свет гаси – попросил он, укрываясь одеялом.
Светка погасила торшер, и прошла к светящемуся слабым светом ночника проему двери в спальню.
- Может мне с тобой лечь? – обернувшись, как бы, между прочим, предложила она – Вдруг проснется, так я сразу к нему.
- Света, иди спать – строго сказал Глухов – Он встанет ни свет ни заря. Мне его еще похмелять и уговаривать идти на работу, а там еще неизвестно, сколько промучаемся, и как все получиться. Иди, пожалуйста! Спать осталось всего ничего!
Светка чуть слышно фыркнула в темноте и скрылась.
«Завтра надо с утра не забыть позвонить начальнику цеха – засыпая, подумал Глухов – Отгулы у меня есть, за бригадира останется как всегда Сивохин…»
В эту ночь Глухову впервые в жизни так ярко и красочно приснились голубые воды Красного моря, и причудливо пестрые прекрасные рыбы медленно скользящие в прозрачной глубине среди переливающихся изгибами причудливых кораллов, а под его ногами плавно качалась палуба ослепительно белой яхты с поднятыми парусами…
КОНЕЦ.