Г Л А В А 3
Штирлиц брел по коридору Управления, пиная скомканную бумажку и задумчиво морща лоб. Родина снова требовала подвига. Обещала стимулы, намекала на льготы в общественном транспорте… Надо было что-то делать. Неоприходованных секретных документов почти не осталось. Штабы, до отказа набитые агентами, разведчиками, провокаторами, шпионами и просто добрыми людьми, без промедления информировали всех желающих обо всем, за что хоть кто-то был готов хоть что-то заплатить. Новостей тоже не было. Шелленберг всюду таскался с англо-немецким разговорником, Мюллер велел доставить себе в кабинет целый чемодан с гримерным реквизитом и смело комбинировал парики, усы, мохнатые брови и бороды с национальными костюмами неведомых стран. Судя по всему, генералы были готовы бороться до победного конца.
Забив бумажку в приоткрытую дверь машинописного бюро, Максим Максимович Исаев отметил про себя, что результат с утра уже 4:0 в его пользу. Три предыдущих гола он заколотил в комнату охраны на входе, в приемную Бормана и в шифровальное отделение. Кое-где до сих пор царила паника…
Углубившись в празднование маленькой, но такой нужной победы, Штирлиц едва не столкнулся с Айсманом.
АЙСМАН Курт – капитан разведки. Подхалим. Обжора. Воровит. Запаслив. Характер близкий к нордическому, однако, поддается нажиму. Со старшими по званию заискивает, с младшими – заигрывает. Всегда пахнет национальными блюдами. Неопрятен. Взгляд ждущий, но он его прячет. Руки всегда чем-то заняты…
Тот бежал из столовой, так как за ним маленькими вихрями клубился аромат кислой капусты и сарделек. Арийский овал лица лоснился от жира, а пятно на кармане свидетельствовало о наличии там двух-трех сарделек… Возможно даже с капустой… На этом дедуктивные возможности Штирлица несколько поиссякли и он, промокнув пот, с надеждой уставился на Айсмана:
- Добрый день, дружище! – «вот уж воистину – с кем поведешься, так тебе и надо» - подумал Исаев, вспомнив Мюллера. – Новости есть?
- Новостей нет. Хотя…
Штирлиц весь подался вперед и, тщательно скрывая интерес, сдавлено прохрипел:
- Ну…
- Мюллера видели? – заговорщицки спросил Айсман, вытирая галстуком губы и почти все щеки. Эффект был небольшой, так как в галстук больше ничего не могло впитаться. – У него жуткий насморк.
- Эт-то не новость, - отчего-то заикаясь, буркнул Штирлиц.
- Как сказать. Он же никого не узнаёт.
- Опс, - только и смог сказать Штирлиц.
Не пожимая, пахнущей сардельками, руки надежда советской разведки метнулась по коридору в сторону кабинета больного. «Возможно, сумею чем-нибудь поживиться» - кровожадно думал Исаев, стуча новыми сапогами.
В приемной сидел грустно-запуганно-озадаченный секретарь Мюллера Шольц.
ШОЛЬЦ – личный секретарь Мюллера. Штирлицу так и не удалось установить – имя это или фамилия. Человек преданный, но недалекий. (Скорее всего, эти два качества тесно взаимосвязаны). Туп как лицевая сторона паровоза. Пытается быть аккуратным с документами, что получается плохо. Много читает, в смысле долго… Любит Мюллера какой-то мазохистской любовью. Предан всем, кто старше по званию. Иногда канючит. В поисках мыслей часто морщит лоб, правда чаще безрезультатно. Услужлив, льстив, сентиментален в мелочах.
В глазах Шольца читалась тревога и явное нежелание входить в кабинет, из-за крепкой, дубовой двери которого слышались громкие чихи и звуки, похожие одновременно на мат и на стон. Увидев Штирлица, Шольц умоляюще посмотрел на него:
- Штандартенфюрер, как хорошо, что Вы здесь. Я… Там… Шефу плохо. Не узнаёт никого.
- Кому сейчас хорошо? – философски заметил Штирлиц.
- Я зашел, а он ка-а-ак закричит! Ты кто? Вон отсюда! Здесь документы, говорит. Секретные, говорит. А я ж сам их ему на подпись приносил. А забрать не могу. Я и представлялся, и документы показывал, а он не верит. Соплями весь изошел, бедняга.
Штирлиц прикидывал в уме варианты. Вариант оказался только один – войти, понравиться, забрать документы и что-нибудь запомнить. «Войти я, пожалуй, войду. Подобраться к документам сложнее, но можно. Запомнить их содержание еще сложнее, но главное ухватить суть. Понравиться Мюллеру невозможно в принципе, но притвориться добрым можно. Или лучше злым? Или добрым? Может прикинуться доктором? А лучше пожарным. Да ну, бред! В любом случае нужно было бежать в буфет, чтобы купить Мюллеру что-нибудь вкусненькое». Когда Штирлиц круто развернулся и шагнул в сторону двери, Шольц потерянно проскулил в спину:
- Ну вот, и Вы тоже испугались…
- Я сейчас вернусь. Никого не впускайте. Телефон лучше отключить.
С этими словами Исаев скрылся за дверью, и «черной молнии подобен» рванулся на запах офицерского буфета. Запах был стандартный – сардельки с кислой капустой. У дверей буфета Штирлиц снова столкнулся нос к носу с Айсманом, которого шатало от переедания. Карманы привычно топорщились сардельками. «Возможно с капустой» - отметил про себя Штирлиц.
- Айсман, Вы что, где-то складируете сардельки? – в вопросе сквозил легкий налет брезгливости.
Айсман виновато потупил взгляд:
- Вы не представляете штандартенфюрер как я хочу есть в последнее время. Особенно во время налетов. Вот и запасаюсь, - Айсман несильно хлопнул себя по карману, и там что-то призывно хлюпнуло.
Выбор «вкусненького» был не велик: сардельки двух размеров (поменьше для рядовых и побольше для офицеров); кислая капуста в ассортименте; компот, пахнущий смесью сарделек с капустой в пропорции 1:3; и сладкие булочки с кислой капустой.
Штирлиц строгой, балетной походкой прошелся по варочному цеху, поочередно заглядывая в котлы. Из котлов на него, привычно, глазели удивленные мордашки надоевших сарделек.
- Где млеко, курка, яйко!? – на всякий случай поорал Штирлиц на поваров.
Шарообразные работники варочного цеха прятали глаза…
- Берии на вас нет… - в полголоса ругнулся Штирлиц и, зло хлопнув крышкой котла с компотом, вышел.
Не найдя скрытых резервов подкормки начальства, Исаев решил прогуляться в комнату с конфискованными материалами. Судя по размаху щек дежурного офицера, там должен был храниться солидный (правда, изрядно подъеденный) запас «вкусненького». Попытавшись не пустить Штирлица внутрь, но получив короткий, озвученный матом, удар в печень, хранитель конфиската сказал, что будет жаловаться и, насупившись сел на табурет у двери.
Конфискованного имущества было много. На стеллажах в строгом порядке лежали папки с какими-то бумагами, стояли рации всех времен и народов, и лыжи. Много лыж! Штирлиц проницательно подумал: «Интересно, это они меня снабжают отсюда, или все-таки я поставляю лыжи для этой комнаты? Настоящая информация к размышлению!». Информация была. Рассуждать, как всегда, не хотелось. В дальнем углу, перед продовольственным отсеком стояли два чемодана, коляска и дверь от квартиры радистки Кэт! Полковник Исаев вспомнил, как влип недавно в неприятности. Ищейки Мюллера выследили его, когда он выходил из конспиративной квартиры от Эрвина и Кэт. Посадили под арест. Но Штирлиц «все вспомнил!». От этой фразы у Мюллера две недели был нервный тик и сердцебиение. Исаев наплел жуткую историю о бомбежке, объездах, перенесенных чемоданах, о том как он помог катить коляску… А в конце повествования добавил: «…ка-ажется там еще была дверь». Основной свидетель - постовой регулировщик сказал, что мол, после бомбежки дверей на улице валяется видимо-невидимо, и Штирлица отпустили. С тех самых пор дверь, как вещественное доказательство, стояла в этой комнате. Штирлиц вздохнул и продолжил поиск «Вкусненького». Время шло, а кроме двух узбекских лепешек, деревянной свежести с синими инвентарными номерами, ничего обнаружено не было. «На такой пище такую морду не наешь. Надо искать…». Дабы ускорить процесс поиска, Штирлиц вернулся к входной двери и присел на корточки перед дежурным:
- Мюллер кушать хочет, - как можно спокойнее произнес Исаев, глядя в его бесстыжие глаза.
Свиноподобный кладовщик нехотя скосил глаза в ту сторону, откуда недавно появился Штирлиц, то есть в сторону буфета. Разведчик коротко мотнул головой: «вариант не подходит». Кладовщик неуверенно пожал покатыми плечами: «ну нет и нет». Штирлиц ткнул своим гладко выбритым подбородком в сторону склада и сложил брови домиком: «а если поискать», и тут же собрал складками правую половину лица и часть лба: «…и лучше найти».
Дежурный офицер неохотно приподнял свое тело и плавно понес его в «закрома». Через минуту Штирлиц располагал банкой американского клубничного джема с обнаженной красоткой на этикетке, и пачкой турецкого печенья «Аллах акбар!». По пути к Мюллеру, полковник Исаев заскочил к себе переодеться сообразно случаю.
В приемную Мюллера Штирлиц вошел без стука, но во всем параде: в белом халате и с огнетушителем. «Так точно не узнает, но сразу и не выгонит. Из интереса».
Шольц понуро сидел на краешке стула, но, увидев вошедшего, встрепенулся и встал:
- Вот знакомое лицо, а не узнать, - произнес он, с восторгом разглядывая рыжий парик и чеховскую бородку, приклеенную почти на свое место.
Штирлиц довольно хмыкнул и потянул на себя дверь кабинета.
Плотно задернутые шторы не пропускали солнечных лучей, а лампа-свастика освещала багряным светом только тумбочку, на которой стояла. Мюллера пока не было видно, но по свистящему дыханию Штирлиц определил «наверное, в углу, в кресле». Едва дверь в кабинет закрылась, и глаза немного привыкли к темноте, Штирлиц различил смутный силуэт, обладатель которого непрерывно что-то бурчал под нос и громко сморкался в официальные бумаги. Реакция на вошедшего была хоть и не мгновенной, но не лишенной натиска:
- Кто!? – трубно гаркнул Мюллер, и сразу запустил в сторону Штирлица гранитную пепельницу.
- Свои! – рявкнул Штирлиц, уходя длинным кувырком влево, метя под стол.
- Свои дома сидят, - парировал Мюллер, подбрасывая на ладони увесистый бронзовый подсвечник, и внимательно вслушиваясь в шуршание, с которым Штирлиц на четвереньках переползал к кожаному дивану. По пути он стащил со стола на ощупь пачку каких-то бумаг и варварски затолкал их за пазуху. - Чё надо? Чем шуршим!?
- Я доктор, - негромко соврал Штирлиц и споткнулся о свой огнетушитель, который должен был пригодиться. Подсвечник с воем пронесся над головой и вспорол дорогую кожу дивана. – Джема клубничного хотите?
Мюллер, судя по звуку, запил коньяком полезную таблетку и снова кашляя, засморкался в какой-то документ, ожидавший подписи. Штирлиц прислонился спиной к задней стороне дивана и, стараясь не шуршать, вытащил из кармана пачку печенья. Звук не остался без внимания и, чуть выше Штирлица в стену ударило тяжеленное пресс-папье. Полковник Исаев лег на живот и высунул голову из-за дивана. В полумраке кабинета он смог разглядеть рядом с Мюллером стакан, бутылку коньяка и бо-ольшой, тяже-елый графин. «Минут на пятнадцать обстрела».
Как назло еще отклеилась борода и, скатавшись мохнатым шариком, прилипла к брюкам. Максим Максимович закурил и затаился.
- Джема, джема, - ворчливо бурчал в своем кресле Мюллер. - Один документы принесет, другой джема… А что, шнапса не было!?
- У меня еще печенье есть, - неуверенно промямлил Штирлиц, определяя по звуку и запаху, что в него бросили ботинком. «А вот ботинки я не учел».
- Небось «Аллах акбар», - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Мюллер, это воплощение насморка, с явным отвращением. – Ему же лет сто!
Исаев покраснел. Благо, что в темноте кабинета он мог позволить себе эту минутную слабость. «Бедняга, наверное все кормят его этим турецким барахлом, а он и отказать не может». Словно в подтверждение его мыслей, Мюллер обреченно прохрипел:
- Черт с ним, давайте Ваше печенье.
Штирлиц насторожился: «А графин?». Мюллер подбодрил:
- Ну мир, мир.
В его устах слово «мир» звучало неубедительно, однако сидеть как таракан за диваном, тоже надоело. Максим Максимович попятился и выглянул из-за противоположной спинки. И правильно сделал. Графин, гулко вращаясь и разбрызгивая воду, снарядом угодил в стену, осыпав разведчика мелким битым стеклом. Траектория полета прошла точно через то место, где только что была голова Штирлица. «Вот гад! Ну, просто фашист!». Исаев широко размахнулся и, как учили, прицельно метнул печенье в сторону кресла. Пачка «презента», с очень уместной надписью, смела с журнального столика бутылку коньяка. Та упала на ковер и, жалобно булькая, стала выпускать из себя живительную влагу.
Мюллер неуклюже встал на четвереньки в кресле и в глубоком поклоне полез ее доставать. Штирлиц ловко оббежал кресло и юркнул в дверь. Огнетушитель так и не пригодился. За пазухой, притихшие как нашкодившие дети, сидели вражеские документы.