Г Л А В А 2
В тюрьме Штирлица знали, но недолюбливали. Недолюбливали, главным образом, именно за то, что знали. Он обул в лыжи и отправил «на шум электростанции» уже добрую половину заключенных. Администрация тюрьмы была вынуждена хитрить и прятать государственных преступников, но Штирлиц их находил, упрямо ставил на лыжи, и …
Вот и сейчас, едва дежурный доложил начальнику тюрьмы о прибытии Штирлица, началась легкая суматоха. В ней принимали участие абсолютно все. Арестанты заключали пари по поводу того – кто будет тем счастливчиком, которого вытащат на этот раз.
Пришедший в себя Холтофф непрерывно рассказывал какие-то сомнительные анекдоты и нервно, до упаду сам смеялся над ними. Тем не менее, он был нужен Штирлицу, чтобы подтвердить, что Штирлиц делал все правильно и, исключительно, на благо Рейха. Приходилось терпеть.
Начальник тюрьмы, которому уже позвонил Шелленберг, вышел навстречу Штирлицу и, насколько ему позволял его огромный живот, принял стойку «смирно».
НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ – имя неизвестно, так как практически никогда не употребляется. Толст. Труслив с начальством, что компенсирует, отрываясь на подчиненных и заключенных. Чувствует себя дома в любом помещении, напоминающем тюрьму. Любит порядок, но что это такое представляет слабо. Видимо, ариец. Характер противный, нордический…
Штирлиц в низко надвинутой фуражке и с приклеенной бородой-лопатой, выслушал рапорт и грозно спросил:
- Почему бардак!?
- Не извольте сомневаться… Мы мигом…,- начальник моментально и обильно вспотел.
- Сомневаться в чем?
- Дык…, - запнулся начальник тюрьмы.
- Где физик Рунге?
- Да! Где физик? – очнулся Холтофф.
- Холтофф, осмотрите столовую и принесите что-нибудь на экспертизу. Есть хочется, - Штирлиц незаметно почесал лицо под бородой.
Весь Берлин знал о страсти Штирлица к маскировке и переодеванию. Он по два-три раза на день менял парики и переклеивал усы на самые неожиданные места. Иногда это шокировало, но привыкшие горожане и патрули жандармерии смотрели на эту невинную шалость советского разведчика сквозь пальцы.
- Вам звонили по поводу Рунге?
Лицо начальника тюрьмы скуксилось как у малыша, у которого хотят отобрать любимую игрушку. Штирлиц решил поднажать, но его неожиданно понесло:
- На Восточный фронт захотел? С нашими повоевать!? Я тебе это устрою, морда фашистская! – Штирлиц откашлялся и посмотрел на притихшую тюремную охрану. – Проверка! Вы отлично ее прошли. Я доложу лично рейхсмаршалу.
Начальник тюрьмы еще больше вытянулся. Охрана облегченно вздохнула и с восхищением посмотрела на Штирлица «Надо же, самому рейхсмаршалу!».
К этому времени вернулся Холтофф с двумя сетками продуктов, связанных за ручки и перекинутых через плечо, отчего он походил на вьючного ослика.
- Этого хватит для проведения экспертизы?
Штирлиц немного удивился серьезному виду Холтоффа.
- Да, конечно. Отнесите в машину и ждите меня там.
- Слушаюсь, штандартенфюрер! – Холтофф щелкнул каблуками, отчего один из них оторвался и, скользя по полу, отъехал в дальний конец коридора. – За мной!
Из-за двери показались два солдата, несущих огромную кастрюлю с дымящимся супом:
- Я тут еще «первое» захватил, а то без горячего плохо, - сказал Холтофф и залился звонким идиотским смехом.
Штирлиц достал сигарету и щелкнул зажигалкой, отчего борода уменьшилась в четыре раза, а воздух наполнился вонью паленой щетины. Если раньше Штирлиц был похож на русского дворника, образца 1913 года, то теперь превратился в норвежского шкипера после кораблекрушения. Отлепив бороду, Исаев осмотрел и, с сомнением покачав головой, сунул ее за пазуху. Всем сразу стало намного легче. Штирлиц повернулся к начальнику тюрьмы:
- Пойдемте к Рунге, дружище.
РУНГЕ Самуил Янович – типа «физик-ядерщик» (для немцев). По тем же причинам, якобы, обладает супер-секретами и представляет огромную ценность (опять же для немцев). На самом деле великолепный жилеточный мастер-портной из Одессы. Одевал по моде многих известных и мало известных. Обшил половину разведуправления Генерального штаба. По этой причине представляет несомненный интерес для тех, у кого еще нет жилетки его производства. Носит жилет неизвестного автора середины прошлого века, чем очень гордится. Характер скрытный, но общительный. Ест мало, но с огромным аппетитом. Внешность противная, но привыкаешь…
В сопровождении охраны Штирлиц по гулким коридорам направился в глубь тюрьмы. По мере того, как он проходил камеры с заключенными, в них раздавались разочарованные вздохи, и проигравшие пари подставляли свои лбы под шалбаны победителей.
Штирлиц прекрасно знал, что Рунге был всего лишь несчастным однофамильцем знаменитого физика-ядерщика. Именно полное отсутствие какого-либо представления о процессах в ядерном ядре позволяло ему выдерживать нечеловеческие пытки Гестапо. Самуил Янович Рунге был другом брата хорошего знакомого «Алекса», и тот в последней шифровке просил вытащить его из застенков и отправить обратно в Одессу. «Таких портных на ветер не бросают» - заявил «Алекс», и Штирлиц легко с этим согласился. Кроме того, в шифровке говорилось что-то о «сепаратных переговорах», но Штирлиц нашел в словаре только слово «сепаратор» и после безуспешных попыток связать молоко и переговоры, плюнул на этот пункт задания.
По информации Шелленберга Рунге таки начал давать показания. В основном, это объяснялось боязнью пыток. Для псевдо-физика отвели отдельный кабинет, где по несколько часов кряду стенографисты записывали рассуждения портного по поводу «абсолютного оружия». На основании этих бредней группа немецких инженеров построила странного вида сооружение, опутанное проводами и снабженное массой шестеренок. После инспекции объекта, Гитлер невзначай обронил, что во всем этом есть что-то неуловимо знакомое. Штирлиц тоже был там. Еще бы! Все это напоминало гигантскую ШВЕЙНУЮ МАШИНКУ! Правда, с электрическим приводом. Всю эту порнографию охраняло совершенно ненормальное количество солдат, а в небе плотной толпой, в несколько слоев, кружили самолеты «люфтваффе». Во многом благодаря этому, наступление Красной Армии на Восточном фронте развивалось крайне успешно.
Начальник тюрьмы подвел Штирлица к двери камеры и приоткрыл смотровой глазок. Рунге сидел на привинченном к полу стуле и пытался раскачиваться вместе с ним:
- Я не очень хорошо помню чертежи 17-го блока, - задумчиво рассуждал он, придавая своей хитрой роже налет интеллектуальности, - там вроде была труба.
- Труба… труба…, - эхом откликнулись ученые.
Один из них взял в руки лист ватмана:
- Приблизительно где?
- Приблизительно здесь…, - палец Рунге ткнулся в середину композиции.
Штирлиц распахнул дверь и вошел в помещение. Стенографисты вытянулись по стойке «смирно».
- Вольно. Как идет работа с заключенным?
- Мы делаем серьезные успехи. Сейчас заканчиваем работу над первыми блоками комплекса по производству «оружия возмездия».
Штирлиц бросил взгляд на листы с чертежами и подумал «слава Богу, хоть это можно не бомбить». Жуткий гибрид парового утюга с телескопом на гусеничном ходу; гигантские щипцы для завивки, поставленные на колеса… Все это имело вид придурковатый, но устрашающий.
- Я забираю Рунге.
- Но это невозможно!
Штирлиц устало потер глаза:
- Вот ща как дам в глаз. Рунге, собирайтесь. – Штирлиц помнил заповедь разведчика: «запоминается всегда последняя фраза», поэтому он спросил, - Кстати, Рунге, какой у Вас размер ноги?
- Сорок второй.
«Славно!» – подумал Штирлиц. «Если теперь кто-то спросит, что здесь было, то все ответят – Заходил Штирлиц, узнать размер обуви Рунге».
- Штандартенфюрер, но…
- Вы думаете, мне это все не надоело? – спросил Штирлиц, обводя многозначительным взглядом, своды каземата, - А вот и надоело!
Уже на выходе из тюрьмы, одесский портной, а по совместительству физик-ядерщик вывернулся из цепких рук Штирлица, и прокричал в сторону семенящих за ним ученых:
- Там еще надо дырку сделать два на три…
Подойдя вместе с Рунге к автомобилю, Штирлиц без энтузиазма отметил, что Холтофф одолел половину супа, и теперь, уютно устроившись на заднем сидении – спал. Пропетляв по городу неизменные 4 часа, Штирлиц лихо подкатил к конспиративной квартире, которая уже три года была на прослушивании у Мюллера. За это время управление наружного слежения выучило наизусть все песни, которые знал Максим Максимович Исаев, а некоторые иногда даже позволяли себе подтягивать за Штирлицем наиболее трогательные строки.
Штирлиц не стал будить Холтоффа. Взяв Рунге за локоть, он повел его мимо незаметно сидящих на маленькой скамеечке семерых агентов с газетами; мимо дворника в парике и в наушниках; мимо крепкого, розовощекого «нищего», стоящего перед подъездом…
На нижней площадке целовалась парочка. Судя по опухшим губам – они целовались все время, пока Штирлиц катался по городу, вычисляя «хвост» и тратя бензин, так необходимый немцам на фронте. Увидев Штирлица, парочка явно обрадовалась, так как жуткому заданию пришел конец.
Этажом выше, пожилая фрау со взглядом следователя и поджарой фигурой парашютиста-десантника, выносила мусорное ведро. Она начала движение по лестнице, едва попала в поле зрения Штирлица. Уже у самой двери четыре агента Абвера в нелепых одеждах, с наскоро испачканными лицами делали вид, что несут пианино. С реквизитом в разведке всегда было поставлено хорошо.
Штирлиц устало вздохнул, открыл дверь универсальным ключом, которым буквально вчера безрезультатно ковырялся в двери кабинета Кальтенбрунера, и пропустил Рунге внутрь. Сзади, в спину ударила магниевая вспышка, и щелкнуло, по крайней мере, три затвора фотоаппаратов. «Или четыре?».
Плотно закрыв дверь Штирлиц, впервые за несколько часов, облегченно вздохнул. Рунге разулся, опустился на табурет и, сложив руки на коленях, приготовился ждать развития событий. За окном кухни висела строительная люлька, плотно набитая «малярами». А через проем открытой форточки свисал микрофон с огромным черным набалдашником.
Штирлиц приложил палец к губам, и многозначительно посмотрел на Рунге. Тот быстро-быстро закивал, одобряя конспирацию.
- Значит так, Рунге, – начал Штирлиц, перебирая в голове варианты отправки портного на Родину, - Кальтенбрунер отправляет меня с инспекцией на Восточный фронт. Поедите со мной.
Рунге покорно встал и начал обуваться.
- Дня через два, - добавил Штирлиц.
Рунге снова снял кеды с сел на табурет.
- Хотя, может быть и раньше…
Рунге потянулся за обувью.
- Я отберу у Вас кеды! Вот лучше картинки посмотрите, - с этими словами Максим Максимович придвинул к Рунге книгу по искусству, с каждой страницы которой буквально выпадали могучие обнаженные женские телеса. Для удобства была предложена и искомая Мюллером лупа.
Рунге сначала засомневался… Потом уткнул подборок в грудь, прикрыл глаза и беззвучно зашлепал губами, обращаясь, видимо, к своему далекому богу. Через какое-то время он открыл один глаз, немного довернул голову влево, как бы прислушиваясь, вскинул бровь, согласно кивнул и смело углубился в книгу, держа лупу так, чтобы она давала максимальное увеличение.
Штирлиц подошел к форточке и приблизил лицо к микрофону:
- ПА-А-А-ЗА-А-ВИ-ТЕ Холтоффа!!! – истошно закричал он, и увидел как, по крайней мере, у десяти человек дернулась голова.
Уложив Рунге спать (от греха подальше), и отправив Холтоффа с докладом и остатками супа к Шелленбергу, Штирлиц наконец-то смог спокойно порассуждать.
На протяжении уже нескольких лет Мюллер приставал к нему с одним и тем же вопросом:
- А почему Вы, дружище, не женитесь?
Штирлиц отшучивался, ссылался на занятость, что мол «сейчас не время…вот разгромим фрицев, тогда…», но Мюллер упрямо знакомил его со своими «фрау-агентами».
На праздновании последнего Нового Года Кальтенбрунер, как всегда решил устроить маскарад, и категорически запретил пропускать в Управление кого бы то ни было без костюмов. Штирлиц на протяжении последних семи лет исправно приходил в буденовке и с мохнатыми усами, изображая Буденного и пугая пьяных гестаповцев. Сегодня он опаздывал. Сначала его упорно соблазняла домработница – Марта, активно подливая в стакан Штирлицу такое, что свалило бы и портового грузчика… Выдержал… Ну, почти… Ушел… Тоже громко сказано. Лучше так – удалился. Бросил Марту в растрепанных чувствах. От дерева к дереву – на маскарад! Путь запомнил плохо. Проблеск сознания высветил сценку, когда, намотав на руку ремень, Штирлиц минут сорок гонял по Берлину эсэсовский патруль… С кем-то подрался. Глаз быстро набух и прикрылся. На небритой скуле проступила синева. Штирлиц перетянул глаз повязкой из носового платка и стал похож на … Штирлица с подбитым глазом. Правда, на входе в Управление, столкнувшись с Мюллером, заработал похвалу – «Прекрасный костюм! Настоящий пират, браво, Штирлиц!». Сам Мюллер был одет восточной танцовщицей – в прозрачных шальварах, поверх трогательных форменных трусов и игривой «занавесочкой» на лице.
Штирлиц приосанился и, загребая ногами, двинулся через зал. Его маскарадный костюм был признан лучшим с вручением приза – бутылки шнапса, которую он сразу и употребил. Шелленберг, наряженный султаном (чтоб Мюллер знал, кого бояться!), представил Штирлица бургомистру Берлина и его дочери со словами: «Вот такие орлы служат в нашем Управлении!».
Дочь бургомистра была ни-че-го… Происходи все это в Воронеже, Исаев думал бы максимум секунд двадцать, перебирая в голове ближайшие чердаки и подвалы. Берлин другое дело, даже военный, он обязывал быть чопорным и манерным. По этой причине Штирлиц сделал попытку пожать руку бургомистру и поцеловать руку его дочери. Рука бургомистра двоилась и полковник Исаев, дабы не терзаться сомненьями в выборе нужной, протянул свою, предоставив право выбора бургомистру. Старичок энергично тряхнул руку Штирлица, отчего последний потерял равновесие и в попытке вновь обрести его, повис на шее бургомистровской дочки, запечатляя на ее лбу долгий чувственный поцелуй. Дочка кокетливо взвизгнула и покраснела. Штирлица замутило и он, оттолкнувшись от дамы, двинулся в сторону мужской комнаты, где и закончил праздник…
Сегодня Штирлиц снова решил поднять этот вопрос в своей шифровке Алексу. Созвонившись с Педро, Штирлиц пригласил его к себе в гости, попросив не забыть «печатную машинку». Педро крепко задумался. Штирлиц сформулировал иначе: «приемник с наушниками». Педро согласился, но попросил уточнить «Зачем?». Штирлиц выругался на испанском и японском, и сказал буквально следующее: «Мы вместе будем слушать пиканье морзянки и тиканье курантов!». До Педро доходило медленно, но уж если доходило, то овладевало им полностью: «Ура! Мы будем играть в шпионов! Я еще возьму запасные батарейки»… «Лучше возьмите тушенки!» сказал Исаев и положил трубку.
Штирлиц устало подумал о завтрашнем разговоре с Мюллером по поводу курантов, но махнул рукой и закурил.
Педро пришел через час, принеся огромный чемодан, в котором рацию можно было искать дни напролет. Повесив на крючок в прихожей свое сомбреро, Педро босиком прошел в комнату и принялся настраивать аппаратуру. Как всегда было очень много проводов. Что-то искрило. Еще через час Штирлиц начал диктовать:
- «Угроза женитьбы становится реально ощутимой. Женщины попадаются очень даже ничего. Как себя вести, чтобы не уронить высокое звание…»
Тут Исаев запнулся, так как забыл свое звание. Немного подумав, он добавил:
- «…мое высокое звание…»
Педро методично и старательно выбивал ключом точки и тире. Скорость передачи была как у начинающего плотника, который старается не попасть молотком по пальцам. Педро постоянно сверялся с инструкцией и, слюнявя указательный палец левой руки, считал значки. От его бормотания Штирлица слегка мутило, а кончики мохнатых ушей, торчащих из-под наушников, отвлекали.
«Мюллер настаивает на том, что я, как истинный ариец, должен приложить все усилия, чтобы укрепить генофонд нации… Рунге находится на конспиративной квартире. Зима закончилась. Лыжи тоже. Срочно жду дополнительных инструкций по переправке агентов через границу…». Да, Педро, не забудьте поставить подпись.
Мексиканец закончил вбивать знаки азбуки Морзе в околоземное пространство, сдвинул наушники, и вопросительно посмотрел на Штирлица.
- Ой, кажется, я подписался «Педро», - спустя несколько минут сказал он.
- Это что? Шутка такая? – тупо уставился на него Исаев. – Я же «Юстас»!
Внезапно в недрах передатчика что-то заискрило и Педро начал принимать ответ «центра».
В раздумьях шагая по комнате, Штирлиц видел как, плюща нос о стекло, в окно пытается заглянуть один из агентов наружного наблюдения.
«Алекс» взволнованно сообщал следующее:
«…Улучшать генофонд врага запрещаю категорически! Пытайтесь решить проблемы физиологического характера без роста населения. А вот ваша новая подпись «Педро» очень настораживает! Неужели все так плохо? В любом случае не увлекайтесь… Постараемся направить к Вам психоаналитика и сексопатолога. Алекс»
- Да они что, с ума все посходили!? А все ты!
Педро виновато прижал к голове мохнатые уши.
- А может оно и к лучшему…
Примерно через шесть часов 42 минуты сеанс связи был удачно завершен, и Штирлиц, по устоявшейся привычке решил «это дело» отметить. Нарубив казацкой шашкой довольно крупные куски сала, аккуратно открыв баночку тушенки, «ах, да! Педро!» - еще одну, «Черт, еще и Рунге!!!» и еще одну, Штирлиц достал бутыль мутного самогона и довольно заулыбался. Под окном, нещадно сигналя, пытались разъехаться два десятка машин с пеленгаторами, которые плотно заполнили все пространство двора. Несколько регулировщиков при поддержке взвода жандармов, без особого успеха, регулировали движение. Карательный батальон войск СС метался по двору, чтобы не попасть под колеса. В общем, все были заняты своим повседневным делом. Всюду царило оживление.
Педро выглянул в окно и пересохшим голосом сказал:
- Мне кажется, что там засада какая-то…
- Это меня ловят, - мечтательно произнес Штирлиц, решая про себя, в чем явиться к обеду.
Рунге, о котором все забыли, по-прежнему спал в дальней комнате. Над его головой висел гобелен «Утро в сосновом лесу». Мишек на гобелен приклеивал сам Штирлиц.
Штирлиц набрал номер Мюллера:
- Группенфюрер? Докладываю. По приказу Шелленберга забрал физика Рунге из тюрьмы…
- Дружище, а чем Вы там сало кромсали? – захихикал Мюллер, который был в курсе всех событий, благодаря прослушиванию кабинета Шелленберга как раз во время его общения со счастливым и сытым Холтоффом. – Откуда у Вас эта явно русская сабля?
- Трофейная, - легко соврал Исаев.
Мюллер скрипнул зубами, но поверил.