ПЕРЕСКАЗ НАВЫВОРОТ И БУЙСТВО ФАНТАЗИИ
(Василий Голованов. Завоевание Индии / Новый мир, 2010, № 3, 142 – 160;
Рубрика: «Философия. История. Политика»)
Человек столь счастливо устроен, что нет в нём ни одного начала, влекущего к несомненной истине, и много начал, влекущих к заблуждению … Смертельная ненависть к правде – самая несправедливая, самая преступная из всех мыслимых страстей … Большее или меньшее отвращение к правде присуще, видимо, всем людям без исключения … Полузнайки … полностью лишены способности здраво судить о чём бы то ни было … воображают будто, набравшись обрывков знаний, уже всё превзошли …
Блез Паскаль. Мысли <92, 130, 308>. Пер. Эльги Фельдман-Линецкой
Это же надо ухитриться – разом загубить два таких великолепных сюжета («походы в Индию»: Бековича в 1714-1717 годах и войска Донского весной 1801 года) никуда не годным, откровенно халтурным исполнением!
«МИРАЖ». Поход А. Бековича-Черкасского в 1714-1717 годах. Ув. автор опирается на три источника: статью Д.Голосова. Поход в Хиву в 1717 году отряда … / Воен. сб., 1861, № 9, с. 313 – 364; книгу ген. – л-та М.А.Терентьева. История завоевания Средней Азии. СПб, 1906 (этому походу в основном посвящена гл. 2 т.1, с. 20 – 43) и несколько страничек из С.М.Соловьёва. При достаточном кругозоре и этих текстов хватило бы для содержательного и правдивого рассказа; стоило лишь внимательно их прочитать и во всё как следует вникнуть. Но как раз вникнуть ув. В.Я. удалось не вполне. Как только он перестаёт напрямую цитировать Голосова и Терентьева и начинает высказываться самостоятельно, возникают проблемы.
Очень неуверенно ув. В.Я. чувствует себя в географии, а ведь оба эти очерка (и про Бековича, и про донцов 1801 года) – историко-географические. В географии вся их суть.
У ген. Терентьева (с. 30) читаем: «с устья Эмбы Бекович прошёл кратчайшим путём к Аральскому морю …». Не очень точно, конечно, но в статье ув. В.Я. (с. 147) этому описанию соответствует нечто совсем уж фантастическое: «от Усть-Юрта отряд кратчайшим путём достиг Аральского моря и по берегу его спустился в Хивинский оазис». Если уж требовалось упомянуть Усть-Урт, то нужно было бы (вслед за ген. Терентьевым) сказать что-нибудь вроде: «плато Усть-Урт Бекович пересёк по кратчайшему пути между устьями Эмбы и Аму-Дарьи». По берегу моря они не могли никуда «спускаться» (ув. В.Я. мог слышать такое выражение «уровень моря»), а от моря они поднимались вверх по течению Аму-Дарьи, а никак не «спускались».
На стр. 144 читаем: из Гурьева Бекович «напрямую направился к мысу Тюп-Караган – ближайшему берегу на восточной стороне Каспийского моря». Но Гурьев и сам «на берегу» и «на восточной стороне». А Тюп-Караган – ближайший берег не к Гурьеву, а к Астрахани. Формулировка ув. В.Я. скрывает это обстоятельство от читателя.
Небольшое озеро Ямыш находится рядом с Иртышом в районе нынешнего Павлодара. Генерал Терентьев отождествляет его (с. 21) с неким «Балхашом». Видимо это – одно из исторических названий озера (у разных этнических групп свои особенности топонимики). А ув. В.Я. почему-то решил, что это – два разных озера, и что Бухгольц сначала построил крепость у Ямышева озера, а потом другую – на том, знаменитом, центральноказахстанском Балхаше. Ув. В.Я. вычисляет зачем-то расстояния от Хивы до центральноказахстанского Балхаша, выстраивает какие-то фантастические маршруты, по которым никто не собирался двигаться … И Бухгольц, и его последователи Мстигорев и Ступин не отрывались от Иртыша, к знаменитому Балхашу не подходили ближе чем на 400 вёрст, и никаких крепостей там, конечно, не строили. Они шли вверх по Иртышу, достигали Зайсана, рассчитывали и далее, по Чёрному Иртышу приблизиться к Яркенду. Своё недостаточно глубокое восприятие текстов (две крепости вместо одной и т.д.) ув. В.Я. компенсирует лихостью формулировок: «бывают минуты, когда всё это [расстояния – Н.Б.] не идёт в расчёт, царь загорелся …». Какое это не пыльное занятие: приписать кому-то некую глупость и самому же на неё этаким многомудрым коршуном набрасываться!
Вообще ув. В.Я. мастер подсчитывать количество крепостей: Бухгольцу вот презентовал лишнюю, а у Бековича, наоборот, зажилил аж две крепости – одну в 1716 году – Александровскую (Бекович заложил в 1716 году на Каспии три крепости, а не две, как утверждает ув. В.Я.) и другую в 1717 году на Аральском море. А ведь развалины всех этих крепостей Бековича наблюдали ещё в середине XIX века. В.Иллерицкий (Историч. журн., 1940, № 7, с. 45, 49) показывает, как они выглядели: довольно внушительно, даже в развалинах.
На стр. 145 читаем о крепости Тюп-Караган: вода (в колодцах) «была сильно подсолена да к тому же в два дня протухала». И Голосов (с. 320, 321), и Терентьев (с. 26, 27) говорят лишь о том, что вода в колодцах была поначалу слабо солоноватая, а затем, через сутки – другие становилась горькой, неотличимой от морской. Это касалось и Тюп-Караганской, и Красноводской крепостей. Про то, что вода в колодцах протухала – это фантазия ув. В.Я., навеянная тем, что гарнизон Красноводской крепости страдал от зловония стоячих вод залива (колодцы ни при чём).
Оборону Красноводской крепости ув. В.Я. описывает (с. 149) следующим образом: «измученный гарнизон крепости вынужден был оставить укрепление …Фон дер Винден велел укрепить валом из мучных кулей перешеек, отделявший укрепление от стоящих на берегу кораблей …». Эти «стоящие на берегу корабли» - впечатляют (да и перешеек, вместо того, чтобы соединять, почему-то «отделяет»)! У генерала Терентьева (с. 36) ситуация выглядит иной и гораздо более понятной: «туркмены … ворвались в крепость, но были выбиты. Устроив на косе, соединявшей крепость с материком, ложемент из мучных кулей, гарнизон отбил ещё несколько нападений … 3 октября весь отряд сел на суда … ». Коса соединяла крепость с материком, оборонять перемычку им было удобнее, чем весь периметр крепости. Позади у них были и крепость, и корабли (на якорной стоянке, а не на таинственном «берегу»).
Ув. В.Я. то и дело удивляется, зачем Бекович так стремился в Гурьев, но яицких казаков, например, естественнее было бы забирать именно в Гурьеве. То же касается и какой-то части грузов.
Но и в отношении исторических фактов ув. В.Я., кажется, не чувствует себя обязанным оперировать исключительно достоверной информацией. В первой же фразе своей статьи он утверждает, что Ходжа Нефес прибыл в Астрахань из Хивы и что «поворот хивинцами Аму-Дарьи» Ходжа Нефес объяснял «бесчинствами казаков Разина на море». И то, и другое ув. В.Я. попросту выдумал. Вот уж не ожидал встретить подобное на страницах «Нового мира»!
Ни Саманов, ни Голосов, ни генерал Терентьев не интересовались «местом Ходжи Нефеса в Хивинском ханстве», тем, что он может быть «посланцем правящего хивинского хана» (та же, начальная страница статьи). Этим заинтересовался только ув. В.Я. в результате собственной выдумки. Тюпкараганские туркмены вынуждены были лавировать между Россией и Хивой. Ходжа Нефес показал в Астрахани после гибели Бековича, что был проводником у Бековича с ведома Сайдали-Салтана, подданным которого является (сказал даже, что Сайдали-Салтан «назначил» его к Бековичу). После гибели Бековича тюпкараганские туркмены сообщили в Астрахань, что они рассорились с Хивой из-за своей помощи Бековичу в 1716 году. А Ходжу Нефеса они чуть ли не за шкирку отправили на разбирательство в Астрахань. Казалось бы всё достаточно ясно, но ув. В.Я. интереснее в мире своих фантазий. По мнению ув. В.Я. хан Ширгазы (узбек из Бухары!) отправил туркмена Ходжи Нефеса к Петру, чтобы Пётр с помощью туркмен захватил Хиву и прогнал Ширгазы с престола! Это ув. В.Я. называет (с. 150) «посольством Ходжи Нефеса». Рассказал бы Бекович Ширгазы эту гипотезу ув. В.Я., глядишь, Ширгазы умер бы от хохота, и ситуация стала бы развиваться в другом направлении, более благоприятном для Бековича и его отряда!
Хиву начала XVIII века вряд ли следует называть «узбекским ханством», в ней жили туркмены, узбеки и караколпаки. Поэтому ханы без конца менялись, ими становились попеременно то ставленники Бухары, то караколпаков. Ходжа Нефес и предлагал России помощь туркмен в «обратном развороте Аму-Дарьи», но и – в овладении Хивинским ханством. Кстати, характерно, что Ширгазы 20 августа 1717 года объяснял Бековичу нападение на его отряд именно неуправляемостью туркмен и аральцев (Терентьев, с. 32). Как раз участие туркмена Ходжи Нефеса в походе Бековича, планы Ходжи Нефеса о совместном захвате Хивы русскими и туркменами (о чём Ширгазы, конечно, знал) делали сопротивление Ширгазы особенно яростным, исключали возможность о чём-либо договориться.
Бекович оказался в очень трудном положении, фактически – в западне, - именно потому, что два союзника, на которых Пётр и Бекович очень рассчитывали, калмыки и туркмены, не выполнили своих союзнических обязательств, не поддержали Бековича, не приняли участия в его походе на Хиву. Скорее всего, Ходжа Нефес сбежал, в том числе и потому, что опасался расправы с ним Бековича за обман: туркмены не только не присоединились к Бековичу, но какая-то часть туркмен выступила на стороне Ширгазы.
Первое официальное лицо, которому Ходжа Нефес тайно сообщил свои «басни» о золоте на Аму-Дарье, о возможности повернуть Аму-Дарью и о готовности туркмен помочь русским в этом и в захвате Хивы, был астраханский комендант князь Симонов. Симонов отправил Ходжу Нефеса в Петербург – к царю. А помошником Ходжи Нефеса в его затее («подручным, шутом»: А.С.Пушкин «История Петра I») был персиянин Саманов (Заманов), бывший правитель в Гиляне, почему-то переселившийся в Россию и крестившийся. Генерал Терентьев называет его «проходимцем». Указом Сената от 13 мая 1716 года князю Михайле Заманову (так бы его и следовало именовать, да и без княжеского титула) «состоящему при капитане князе Черкасском» назначено денежное жалование. А ув. В.Я. зачем-то заменил двоих – Симонова и Саманова (Заманова) одним персонажем «князем Самановым, комендантом Астрахани».
На стр. 144 читаем про 1714 год: «7 ноября Бекович … на 30 кораблях (а это, надо понимать, были те же морские струги, что и у Разина) вышел в море». Ген. Терентьев говорит точнее – они сели на суда 28 октября, а 7 ноября вся флотилия вышла в море из «астраханских черней». Но главное не в этом. Ув. В.Я. больше не касается того, на каких судах плавал Бекович. Между тем и в этом эпизоде у него были кроме морских стругов две шкуны и один бус, а далее оба историка подробно сообщают, какого класса суда (бригантины, шнявы и т.д.) Бекович брал готовыми, а какие были построены по его заданию. Ув. В.Я. мог вообще не затрагивать вопрос о том, на чём плавал Бекович, плавал на чём-то, и ладно. Но, затронув эту тему, никак нельзя было бросать её на полдороге и создавать у читателя ложное впечатление, что Бекович все три навигации проплавал на одних лишь морских стругах разинского образца.
Напрасно ув. В.Я., берясь за такую сложную тему, ограничился таким малым объёмом исторических текстов. Однако, даже два труда Голосова и Терентьева ув. В.Я. прочитал недостаточно внимательно. Стоило ему пролистнуть буквально ещё несколько страниц книги генерала Терентьева, и он познакомился бы с очень ценными свидетельствами посла Петра I в Бухаре Беневени – об услышанном им в Бухаре и Хиве про события 1717 года: о том, что мусульман – участников похода, в том числе братьев Бековича вместе с их узденями, хивинцы отпустили сразу же, что Бекович сам метил в хивинские ханы и вёл об этом разговоры (что он из рода Гюрджи-хана), что Саманов утаил часть царских подарков хану, чем вызвал большой скандал, дополнительно накаливший ситуацию и т.д.
С высоты своей, такой скромной осведомлённости ув. В.Я. то и дело берётся величественно судить о действиях бестолкового (ещё более бестолкового, чем Пётр) и неумелого Бековича. Интересно, Голосов писал свой труд под свежим впечатлением от трагической неудачи «несчастного похода» В.А.Перовского в Хиву зимой 1839 года. Видимо, поэтому Голосов очень сдержан, когда пишет о действиях Бековича, например, к обвинениям Кожина фактически не прислушивается. О том, что Бекович так поздно выступил в поход в 1717 году, он пишет (с.327) с сочувственным пониманием. «Отряд, собравшись, стоял лагерем под Гурьевом около месяца, готовясь к дальнейшему трудному походу степью». Ген. Терентьев пишет (с. 29) уже от лица победителей (Средняя Азия покорена, давнишние неудачи теперь уже не так важны, раз не получалось, значит, что-то не так делали): «Под Гурьевом Бекович простоял без всякой надобности около месяца … Пропустив прохладное время, отряд точно дожидался жаров … В начале июня, следовательно в самое трудное для степного похода время, отряд выступил …». Генералу вторит, изволит гневаться и ув. В.Я. (с. 146, куда конь с копытом …). «Месяц отряд без смысла простоял под Гурьевом …» (и т.д.). Можно подумать, что ув. В.Я. всю жизнь только тем и занимался, что водил по пустыне караваны в 4 тысячи душ, с 5 тысячами лошадей, двумя сотнями верблюдов, с бесчисленными телегами, арбами, с неподъёмным грузом, знает, как, в отличие от бестолкового Бековича можно было всё это быстренько и чудненько наладить. В пылу своей многословной и не слишком осмысленной критики он забывает, правда, упомянуть, что хан Аюка не присылал своих обещанных калмыков и что караколпаки угнали всех (!) казацких лошадей (Терентьев, с. 29; Голосов, с. 328) и прихватили 60 сторожей – казаков. И Бековичу пришлось гоняться по степи за похитителями, отбивать табун (тысячи 4 лошадей), освобождать пленных. Одно это приключение задержало, возможно, недели на две - три. А были, конечно, и другие помехи (например, 3 апреля 1717 года Бекович писал генерал-адмиралу Апраксину, как плохо губернаторы выполняют свои обязанности по обеспечению его похода - а выступать буквально завтра! На следующий день, 4 апреля он пишет и самому Петру, о том, что Кожин взбунтовался, не выполняет свои обязанности и совсем скрылся. Видимо, тогда же – и генеральному ревизору В.Н.Зотову: «порутчик Кожин взбесился, не яки человек, но яки бестия, и скрылся … Он постоянно пакости великие делал к повреждению дел моих»). Так что, если немного поостыть, то может получиться, что никакой бессмысленной траты времени не было, а была одна лишь суровая действительность.
На такой уродливой, удручающе скудной (анекдотически скудной) фактографической базе (многого очень важного для его темы ув. В.Я. вообще не знает, многому из того, что формально, вроде бы, знает, не придал должного значения, многое не понял, или понял превратно), осложнённой плодами собственной фантазии, ув. В.Я. не мог построить никаких обобщений, заслуживающих хотя бы минимального внимания. Остановлюсь поэтому только на сообщении Ходжи Нефеса относительно Аму-Дарьи, некогда впадавшей в Каспийское море, которую хивинцы («опасаясь России», «опасаясь русских») повернули в Аральское море, и о том, что её можно было снова развернуть в Каспийское море. Существование такого водного пути в интересующий нас исторический период (скажем: XV – XVIII века) очень мало вероятно. Так к этой легенде относятся и Голосов, и Терентьев. О.И.Сенковский (И.Г.Безгин. Князя Бековича- Черкасского экспедиция в Хиву … <библиографическая монография>. СПб, 1891, с. 78) считал, что всё началось с Геродота, который не знал о существовании Аральского моря и предположил, что Аму-Дарья впадает в Каспийское море. А другие за ним покорно повторяли это, думая, что он располагал какими-то доказательствами. Мало вероятна такая река даже как источник водоснабжения, тем менее – как водный путь, пригодный для продвижения даже самых мелко сидящих судов. Верил ли сам Ходжа Нефес в эту легенду – оставим без обсуждения. Но если бы такая водная магистраль существовала, то в какой исторический период у хивинцев возникла бы особенно острая необходимость её перекрыть?
Донские казаки начали «шалить» на Каспии лет за 200 до Разина. На рубеже XV –XVI веков сформировалась казацкая община на Яике (яицкие казаки). В середине XVI века Московское царство присоединило к себе Казанское, затем Астраханское ханства. Тогда же на правых притоках Терека – Сунже и Акташе сформировалась община «гребенских казаков» (замечу, в походе Бековича в 1717 году участвовали 1500 яицких и 500 гребенских казаков). При Фёдоре Иоанновиче на нижней Волге построены крепости Саратов, Переволока (на месте нынешнего Камышина) и Царицын, а Астрахань обнесена каменной стеной. Донские казаки к 80-м годам XVI века расселились по Дону до самого Азова. В 1637 году они захватили Азов и успешно отбивали попытки турок вернуть себе крепость. Отдали крепость лишь по приказу Михаила Фёдоровича. В 1600 (или в 1602) году яицкий атаман Нечай с 1000 казаков напал на Ургенч (тогдашний главный город ханства, позже назывался – Куня-Ургенч), когда хана с войском не было в городе. Хан догнал возвращавшихся с богатой добычей (и с тысячью захваченных женщин – «похищение сабинянок»!) казаков и весь отряд уничтожил. В 1605 году другой атаман Шамай хотел повторить этот поход с 500 казаков, но сам попал в плен к калмыкам. Оставшись без главаря казаки сбились с пути, вышли на берег Аральского моря, вынуждены были зимовать там и большей частью поумирали от голода. Оставшиеся сами попросились в рабство к хивинскому хану. Самого же Шамая калмыки позже привезли на Яик, видимо – для размена (Голосов с. 338; А.А.Керсновский. История русской армии; А.С.Пушкин. История Пугачёва). В середине XVII века яицкие казаки признали власть Москвы, тогда же заложена крепость Гурьев. Шалости казаков на Каспии продолжались весь XVI век и весь XVII век, в том числе Разин в 1669 году разграбил несколько туркменских улусов на берегу моря.
Важные события происходили в то же время и к востоку от Урала. После захвата Грозным Казани и Астрахани усилились связи Сибирского царства с Бухарой. Едигер и Кучум – дети правителей Бухары. Так что можно говорить, что владения Бухары по Туре в 70-е годы XVI века доходили до Уральского хребта. Кучум начал насаждать ислам в Сибирском царстве. В 1582 году сын Кучума разорил Чусовские городки и осаждал Чердынь. С похода Ермака началось наступление московских воевод на бывшие земли Сибирского царства. Одна за другой строились крепости: Тюмень (1586, тогда же – Уфа), Тобольск (1587), Пелым (1593), Сургут и Тарский городок (1594), Туринск (1600), Томск (1604), Ялуторовск (1659), Курган (1662), Коркина слобода (1687, с 1782 года называлась Ишим). В 1596-1597 годах Кучум просил военной помощи у бухарского правителя Абдуллах-хана, но не получил её. В 1715 году, как уже упоминалось, Бухгольц сделал первую попытку заложить крепость Ямышев (в 1716 году крепость пришлось срыть). В 1716 году Бухгольц же заложил крепость Омскую, предшественницу Омска. В 1717 году Ступин заложил вновь редут при озере Ямыше, а также Железнинскую крепость, в 1718 году – Семипалатинскую; наконец в 1720 году генерал Лихарев заложил Усть-Каменогорскую крепость. Таким образом, за 5 лет цепь из пяти крепостей была протянута на 1200 вёрст от Тары вверх по Иртышу. После присоединения Сибирского царства к Московскому здешняя торговля с Бухарой (по Ишиму, через Ирбит) расширилась – и к продавцам, и к покупателям добавились выходцы из северо-восточных окраин Московского царства.
В 1716 году Бекович заложил на восточном берегу Каспийского моря три крепости: форт Петровский, форт Александровский и Красноводскую. В 1717 году тот же Бекович заложил крепость и на берегу Аральского моря. А затем он появился с трёхтысячным войском и в самой Хиве: то ли посол, то ли завоеватель; то ли мусульманин, претендующий на ханский престол, то ли христианин, приносящий клятву на кресте … (Персы, узнав в 1716 году о трёх крепостях, построенных Бековичем на Каспии, тут же арестовали российского посла Артемия Волынского. А Вебер [Русский архив < далее Р.А.> ,1872, с. 1431] – очень хорошо осведомлённый современник, сообщает, что в Петербурге о походе Бековича прямо говорили, как о новой войне, начатой Петром).
Так наступление «неверных» смотрелось из Хивы. Что на этом общем, внушительном фоне значили несколько туркменских улусов, разграбленных Разиным в 1669 году: еле заметная, ничего не решающая капля. Уж если и нужно было хивинцам принимать какие-то особые оборонительные меры, то никак не после Разина, а, скажем, начиная с рубежа XVI – XVII веков. Хотя легендарная, впадающая в Каспийское море Аму-Дарья и тогда не играла никакой роли: в частности, Шамай и Нечай двигались к Хиве с севера.
Беневени свидетельствовал (Терентьев, с. 41), что некогда (на западном краю дельты Аму-Дарьи?) жил народ, нападавший на Хиву и Бухару. В наказание их лишили воды; для этого, действительно, было достаточно той пятивёрстной плотины, которую видели в 1715 году сотрудники Бековича Фёдоров, Званский и Тарановский. Они же видели на западе от плотины пересохшее русло реки (рукава, протоки), а также следы арыков и жилья (этого самого народа?). Может быть, это были соплеменники тех самых «аральцев», о которых Ширгазы говорил Бековичу. Видимо, эта протока не продолжалась намного дальше прослеженных Фёдоровым, Званским и Тарановским двух – трёх дней пути от плотины. Это – вполне подходящая основа для легенды, рассказанной Ходжи Нефесом. Интересно, что именно в этих местах, в Сарыкамышской впадине А.Платонов поселил свой народ «джан», чья трудная судьба навела его на размышления о жителях Турана, совершавших систематические набеги на цветущий Хорасан.
Совершенно неудовлетворительно освещает ув. В.Я. судьбу отряда Бековича (с. 149). «Не все русские в Хивинском ханстве были перерезаны: часть наиболее сильных попала в рабство …». Между тем посол хивинского хана сообщил в Петербурге, что весь состав отряда находится в плену невредимым и может быть возвращён хоть завтра. Уничтожать весь личный состав отряда не было никакой необходимости, ни военной, ни иной. Пленные – очень ценное имущество, они нужны и для тяжёлых работ, и как достаточно ходовой товар. Если бы дело обстояло так, как пишет ув. В.Я., то и само посольство, и подобное заявление посла были бы совершенно бессмысленными. Побывавшие в Хиве в 1740 – 1741 годах поручик Гладышев и геодезист Муравьёв (Безгин, с. 98) сообщали, что и тогда (через 23 года!) в плену оставалось ещё до 3,5 тысяч русских, калмыков и иноземцев из отряда Бековича. Их оценка, несомненно, сильно завышена. Думается, что ближе всего к истине оценка Я.В.Ханыкова (Пояснительная записка к карте Аральского моря и Хивинского ханства / Зап. Имп. Рус. Геогр. об-ва, 1851, кн. 5, с. 318). Получается, что хивинский посол не очень сильно искажал истинное положение дел и пленниками в Хивинском и Бухарском ханствах, у аральцев и у различных соседей этих владений встретили 1718 год около 2,5 тысяч человек из отряда Бековича. Просто этой неприятной темы в официальных документах старались избегать. Но нам-то сегодня зачем от неё прятаться, врать?
«ЗАГОВОР ЧЕСТОЛЮБЦЕВ». Поход войска Донского в Индию весной 1801 года. В этом случае, для этого сюжета ув. В.Я. ограничил себя одной книгой Н.Я.Эйдельмана «Грань веков», 1986. Но пересказ сложной, насыщенной информацией книги – нелёгкое занятие. Для приемлемого результата нужен большой талант и очень хорошее знание предмета. Как правило, одной пересказываемой книги для этого совершенно недостаточно. Но мало того, ув. В.Я. отваживается на нечто совсем уж героическое (думаю, одного мужества мало для того, чтобы потом не пришлось стыдиться): он пересказывает книгу Эйдельмана как бы «навыворот» - то, что у Эйдельмана было малозначительной частностью, ув. В.Я. делает своей главной темой, а то, что было главной темой у Эйдельмана, для В.Я. – фон (название очерка «Заговор честолюбцев» не согласуется ни с общим заголовком статьи «Завоевание Индии», ни с содержанием очерка; ув. В.Я. как бы остановился в нерешительности между пересказом напрямую и «навыворот»). Геройствовать, так геройствовать: ув. В.Я. в 2010 году пренебрегает изданием 1992 года («исправленным и дополненным») и ограничивается 1986 годом!
В этом сочинении ув. В.Я. имеется определённая интрига, открываешь каждую следующую страницу с любопытством: чего же он ещё отчебучит, чем ещё позабавит? И ув. В.Я. ни в коем случае не обманывает этих ожиданий читателя.
Страница 152: «Надёжным проводником во времени нам послужит А.В.Суворов … спаситель России от пугачёвщины»! По этому поводу Екатерина II под свежим впечатлением писала Потёмкину: «Суворов тут участия более не имел, как Томас, а приехал по окончании драк и по поимке злодея». «Томас» - это комнатная собачка Екатерины (например, В.С.Лопатин. «Потёмкин и Суворов». М., 1992, с. 30). Так что уместнее была бы предлагаемая Екатериной формула: «Суворов и Томас – спасители России от пугачёвщины». А на следующей, 153 странице: «Суворов … отправляется в свою новгородскую вотчину, где в мае и умирает». Вот, оказывается, как было дело! А то всякие энциклопедии уже 200 лет морочат читателей, сообщают: «прибыл в Петербург 20 апреля, где и скончался 6 мая». А некоторые авторы добавляют (опять-таки – ложные) подробности: «остановился в доме своего племянника графа Хвостова». Истина всегда пробьёт себе дорогу, через любые нагромождения лжи! Так что Суворов действительно послужит нам «надёжным проводником во времени» (многократно перевернувшись в гробу, надо понимать!)
На странице 152 ув. В.Я. сообщает о своём намерении рассмотреть ситуацию «под микроскопом». О достоинствах этого оптического инструмента, имеющегося в распоряжении ув. В.Я., мы можем в какой-то мере судить уже по двум приведённым примерам из биографии Суворова. Но такие примеры идут в статье ув. В.Я. плотной толпой. Может быть, не только зеркала бывают кривыми, с микроскопами подобное тоже случается? Ув. В.Я. верен себе, как и в очерке про Бековича, он не идёт на поводу у исторической действительности, но творчески её уродует.
Начнём же с более общих вопросов. Казалось бы, раз вся статья посвящена «походам в Индию», то и в этом очерке речь должна идти о замысле такого похода в 1801 году. «Исторического фона» следовало бы касаться лишь в той степени, в какой он связан с этим замыслом. Но ув. В.Я. знает об этом замысле индийского похода так мало (да и то, что он считает своим знанием об этой проблеме – какая-то бледная игра теней)! О связи же этого замысла с общим историческим фоном ув. В.Я., насколько можно судить по данному тексту, не знает совсем ничего. Вот и приходится ему заполнять «пустое место» (маскируя этим свою вопиющую некомпетентность в данной области) массой выписок из Эйдельмана, когда терпимых, когда «наперекос», но большей частью – не по делу, не на тему. Бросающего вызов здравому смыслу так много, что мне приходится ограничиться лишь наиболее важным для темы «индийского похода» и доступным для сравнительно краткого изложения. Многое, очень многое, что при всей своей важности требовало бы обстоятельного обсуждения, приходится оставить без упоминания в рамках данного моего текста.
Очерк назван «Заговор честолюбцев». По указанным причинам ув. В.Я. не удовольствовался перспективой потерпеть неудачу с одной темой «похода донцов», а предпочёл потерпеть неудачу сразу с двумя темами, обременив себя ещё и «заговором». Забавно, что любопытные связи «похода» с «заговором» он как раз не заметил. Этот перекос – несоответствие содержания очерка «Заговор» теме статьи «Завоевание Индии» - делает статью каким-то ни с чем не сообразным уродцем, с корявым худосочным ответвлением в сторону «заговора». В свою очередь название очерка «Заговор честолюбцев» совершенно не годится для заговора 1801 года. Не были «честолюбцами» ни Н.П.Панин, ни Талызин, ни Депрерадович, ни князь Волконский. Да и с Паленом всё намного сложнее. Но и к самим исполнителям, непосредственным участникам расправы название «честолюбцы» тоже совсем не подходит, пьяные громилы и больше ничего. Так о них судил Панин, так о них писал Пушкин («Вином и Злобой упоённы»). Всё – мимо, всё – ни пришей, ни пристегни …
Но и сам текст, относящийся к «заговору», совершенно никуда не годится. Это – какие-то надёрганные из Эйдельмана клочья без всякого их осмысления, взаимной увязки, увязки с чем бы то ни было основным, организующим. Получается – продали страну Англии, вот и всё их «честолюбие»! Ни слова ни о причинах недовольства, самого заговора, ни о его созревании, ещё начиная с 1797 года, с кружка великого князя Александра, с «канальского» («Смоленского») дела 1797 – 1798 годов, ничего о «конституции», об ограничении самодержавия. Многие авторы отмечают большое влияние иезуитов при Павле, патера Грубера (вот уж с кого надо начинать разговор об «агентах Наполеона»!). Против Павла очень ожесточили его проекты объединения церквей, то, что он возглавил подчинённый папе римскому орден, приглашал папу в Россию (и тот готов был приехать - «ради объединения церквей»). А если уж говорить о госпоже Шевалье, то как же так получилось, что именно она («агент Наполеона») способствовала возвращению в Петербург и новому возвышению братьев Зубовых – убийц Павла? И т.д., и т.д.
Теперь о названии похода. Ув. В.Я. говорит о «походе на Индию». Такое название годилось бы, если Индия тогда представляла бы монолитное государственное образование с британским генерал-губернатором во главе. В действительности ничего даже отдалённо похожего на такую ситуацию в пределах полуострова Индостан тогда не наблюдалось. Лучшая, насколько мне известно, работа, посвящённая походу в Индию в 1801 году, принадлежит подполковнику Генерального штаба Баторскому (Баторский. Проект экспедиций в Индию, предложенный Наполеоном Бонапартом императорам Павлу и Александру I в 1800 и 1807 – 1808 годы / Сборник геогр., топогр. и статистич. материалов по Азии. Вып. 23. СПб, 1886, с. 1 – 93; тогда это издание было секретным). Ув. В.Я., судя по его тексту, даже не слышал о существовании этой статьи (!!). Баторский (с. 15) отмечает, что вплоть до конца XVIII века англичане вынуждены были считаться с французским влиянием на полуострове. Французских выходцев было много при дворах Низама, Майсура и союза маратхов. Они командовали войсками, заседали в советах этих государей и, пользуясь этим, вредили, сколько могли, распространению английского влияния. Важным союзником этих французов в их противостоянии британскому влиянию на полуострове были многочисленные ирландцы, проживавшие в свободных индийских княжествах. Отношения англичан с населением полуострова были очень непростыми, само это население было очень своеобразным и очень неоднородным. Так что ни о каком монолите под командой англичан не может быть речи, тем более, если поход осуществляется французами или с их участием. Поэтому название похода «на Индию» - плод удручающе слабого знакомства ув. В.Я. с обсуждаемым предметом. Вслед за Баторским я говорю лишь о «походе в Индию».
Ув. В.Я. утверждает, что идея индийского похода принадлежит Павлу. Ув. В.Я. просто ничего не знает об упорном стремлении Наполеона в Индию с 1798 года до 1812 года. В том числе – о секретном указе Директории от 12 апреля 1798 года об отправлении экспедиции Наполеона в Индию (!!). Египет был в этом замысле лишь промежуточным плацдармом (Баторский, с. 4). Соответственно ув. В.Я. совершено фантастическим образом толкует сирийский поход Наполеона. Он не знает, что Наполеон шёл навстречу турецким войскам, но, главное, что Наполеон (а это хорошо понимали и в Лондоне, и в Индии) двигался в сторону Алеппо, чтобы оттуда по Евфрату попасть в Персидский залив. Было перехвачено письмо Наполеона от 17 февраля 1799 года императору Майсура Типу-Саибу, в духе «держитесь, скоро объединим усилия!» (замечательна подпись: «Бонапарт, член национального института, главный генерал»). В результате навстречу Наполеону из Индии был выдвинут 8-тысячный корпус генерала Бёрда (там же, с. 5). А ув. В.Я. пишет по этому поводу (с. 153) свою очередную нелепицу о том, что Бонапарт, лишившийся флота и возможности вернуться во Францию морем, «решил пробиваться посуху» (!). Корпуса генерала Клебера, оставленного Наполеоном в Египте, в сознании ув. В.Я. вообще не существует: побывали в Египте, и ладно, можно и восвояси (корпус пробыл там до 1802 года, но проблемы с его снабжением и пополнением, конечно, были серьёзные). Наполеон пыхтит, ему бы пробиться ещё километров 500 – 600 до Алеппо (а дальше – водой!), а нашему ув. В.Я., с его широтой стратегического мышления всё ни по чём, море по колено! Он придумал для Наполеона задачку поинтереснее: плюнь ты на эту Индию, валяй пешочком, с боями – через всю Турцию и дальше, как получится, тысячу километров, за тысячей! Даже удивительно, как много недомыслия можно уместить всего в трёх, казалось бы невинных словах – «решил пробиваться посуху»! Такое ощущение, что читаешь чью-то остроумную злую пародию на сочинение нерадивого школьника (на самом деле Наполеон вернулся во Францию морем – на двух кораблях!).
Чем меньше надежд было как на высадку в Англии, так и на континентальную блокаду, тем настойчивее мысль Наполеона снова и снова возвращалась к единственной реальной возможности серьёзно поколебать могущество Англии – нанести удар по Индии. Понятно, что участие России в этом делало бы такое предприятие значительно более осуществимым. Поэтому любое движение в сторону сближения с Россией автоматически оживляло и идею «индийского похода». Конечно, мечта отвоевать Индию у Британии характерна не для одного Наполеона, а для руководства Франции вообще (Людовик XV 20 лет воевал с Англией в Индии за преобладание на полуострове, к Людовику XVI перед революцией – в 1788 году являлись три посланца от того самого Типу-Саиба, на помощь к которому спешил Наполеон через 11 лет: Баторский, с. 7), так что об этом можно говорить, как о традиционном направлении мыслей французов, Наполеон очень чутко это улавливал.
В основу отстаиваемой концепции (идея «индийского похода» принадлежит Павлу) ув. В.Я. кладёт свою версию дипломатических отношений Наполеона с Павлом в 1800 году, не имеющую ничего общего с действительностью. «В марте 1800 года Павел высылает из России лорда Витворта … Таким образом, выбор – либо война с Францией, либо война с Англией – однозначно решён» (с. 154). «18 (30) декабря 1800 года … Павел со специальным дипломатическим представителем царя Спренгпортеном отсылает своё первое послание к Наполеону. Наполеон, не дождавшись письма Павла и не зная о нём … 10 (21) декабря сам пишет послание русскому царю, предлагая ему союз … и делает первые намёки относительно раздела Азии …» (с. 155). То есть в основе концепции ув. В.Я. одна сплошная ложь. Есть ещё одна книга, о существовании которой ув. В.Я. не догадывается и которая интересующему нас здесь вопросу как раз посвящена (ув. В.Я. определённо напоминает героя известного анекдота, который гордо заявлял: «я не читатель, я писатель!» Ув. В.Я. – к сожалению - не читатель). Книга эта так и называется «Дипломатические отношения России и Франции в эпоху Наполеона I. Под ред. проф. А.Трачевского (т. 1, 1800 – 1802 / Сб. Императ. Русск. Историч. об-ва, т. 70, 1890, ок. 900 стр.; в дальнейших ссылках – ДОР, римскими – страницы текста А.Трачевского, арабскими - № документа).
Витворт выслан из Петербурга в сентябре (ДОР, XV). 25 марта у него, действительно, были неприятности: не выпустили из России его очередного курьера, после того, как было перехвачено его письмо в Лондон о том, что Павел – сумасшедший. Так что никакой вопрос о войне (тем более – «однозначно») в марте не решался. Что значат какие-то полгода для принципиального нечитателя!
Спренгпортен выехал из Петербурга 28 сентября (10 октября), почти за три месяца до того, как Павел написал своё первое письмо Наполеону.
Письмо Наполеона от 9 (21) декабря я, в отличие от ув. В.Я., читал (ДОР, XXVI, № 9). Там нет ни слова о разделе Азии. Зато там есть упоминание о Мальте, за 210 лет до ув. В.Я. Наполеон вполне осознавал, как много значит Мальта для Павла, так что ув. В.Я. совершенно напрасно так гордится этим своим открытием (с. 154).
Любопытства ради, я заглянул в издание «Грани веков» 1986 года (оно стереотипно повторяет издание 1982 года) и пришёл в ужас. Как раз параграфы, которые были нужны ув. В.Я. для его реферата в наибольшей степени («Весна 1800 года», «Проекты», «Лето – осень 1800 года»), Эйдельман особенно существенно переработал к изданию 1992 года и ввёл новый параграф «Панин – Муравьёв». В результате 39 страницам этих четырёх параграфов в 1992 году соответствуют неполные 5 страниц в 1986 году (!). Я не утверждаю, что, воспользовавшись изданием 1992 года, ув. В.Я. смог бы изготовить вполне приемлемый текст. Но всё же провал, возможно, был бы хоть несколько менее оглушительным и постыдным. Следовало бы, видимо, посочувствовать ув. В.Я., но ведь никто не заставлял его писать на эту тему, да ещё и ограничиваться такой смешной фактографической базой.
Обращаясь от фантасмагорий ув. В.Я. к суровой действительности того времени, следует выделить такие вехи, важные для рассматриваемой темы.
Наполеон начал размышлять о том, не пожертвовать ли Мальтой, подарив её Павлу ради сближения с Россией, в июне – июле 1800 года, когда узнал о формирующемся союзе России с Пруссией, Данией и Швецией; союзе, который мог быть только антианглийским (ДОР, XVI). В июле же Талейран пишет своё письмо (конечно – под диктовку Наполеона) вице-канцлеру Н.П.Панину относительно военнопленных (ДОР, XVII, № 1). Это письмо часто цитируют, но обычно – в усечённом виде. Во Франции находилось 6 тысяч русских военнопленных, а в Австрии, Англии и Турции – около 20 тысяч французских военнопленных. В число французов в Австрии входили те, которых Россия (Суворов) передала Австрии (не тащить же было их с собой в Россию!). Австрия и Англия отказались освободить соответствующее число французов в обмен на русских военнопленных. Наполеон спешит использовать эту ситуацию для сближения с Россией: с этой точки зрения англичане и австрийцы в равной мере «сукины дети» - и для России, и для Франции. Тем эффектнее (и успешнее для сближения с Россией) широкий жест Наполеона (рыцарь Наполеон обращается к рыцарю Павлу): освободить эти 6 тысяч русских безо всяких условий, с оружием и знамёнами, даже заново их обмундировав. Но Наполеон – политик, государственный деятель, он не может себе позволить слишком много рыцарства. Поэтому письмо оканчивается следующим образом: «Его Императорское Величество Всероссийский государь решит: следует ли ему потребовать, чтобы Англия вернула во Францию подобное же число французских пленных …». Соглашение об этих русских военнопленных подписал в Париже упомянутый Спренгпортен 9 марта 1801 года, за два дня до гибели Павла. С Турцией Павел, действительно, вёл переговоры о выдаче французских пленных.
В конце августа (начале сентября) российский посол в Берлине барон Кюрденер получил рескрипт Павла от 18 (30) августа, разрешающий ему вступить в переговоры с послом Франции генералом Бернонвилем. Переговоры шли вяло. Инструкция Наполеона Бернонвилю требовала добиваться, чтобы Россия не вмешивалась в дела Европы (приказ Наполеона, зачитанный войскам 23 <11> июня 1812 года, накануне вторжения, называл причину войны – необходимо наказать Россию за 50-летнее вмешательство в дела Европы: как раз ровно 50 лет прошло со дня вступления Екатерины II на престол; а европейские газеты печатали заявление Наполеона о том, что он поразит древних тиранов Европы, потомков Чингисхана – не пройдёт и месяца; известный по «Войне и миру» Верещагин был казнён Ростопчиным именно за то, что переписал эту фразу из иностранной газеты: Р.А., 1875, кн. 2, с. 287). В Петербурге же после долгих обсуждений родилась т.н. «нота Ростопчина» от 26 сентября (8 октября): соглашение возможно только при условии неприкосновенности Баварии, Пьемонта, Обеих Сицилий и герцогства Вюртембергского. Одновременно 2 (14) октября Павел одобрил записку Ростопчина о сближении с Францией (и о разделе турецких владений в Европе). Официально французы, в общем, не отвергали возможность обсуждения судьбы четырёх монархий, но предлагали отложить такие переговоры на будущее (необходимость участия Австрии в таких переговорах) и не задерживать из-за них мирное соглашение.
Первоначально главной задачей Спренгпортена было вступить во владение Мальтой, комендантом которой он назначен, в его свите было много мальтийцев. Но в связи с захватом Мальты англичанами главной его задачей стали переговоры о военнопленных. Официальная инструкция ему (ДОР, XXI, № 5) состояла из самых общих заявлений о готовности России к сближению с Францией. В Берлине Спренгпортен остановился примерно на месяц. В это время Наполеон прислал в Берлин «в помощь генералу Бернонвилю» своего 22-летнего брата Людовика (будущего голландского короля, будущего отца Наполеона III). Людовик выехал из Парижа 7октября (25 сентября).
28 ноября – 1 декабря (10 – 13 декабря) представители Наполеона торжественно встречали Спренгпортена в Брюсселе. 9 (21) декабря, за день до приезда Спренгпортена в Париж Наполеон пишет Павлу своё первое письмо (ДОР, № 9). Тон письма такой, будто все противоречия сняты. Одновременно и Павел 18 (30) декабря пишет Наполеону, тоже больше не заступаясь за пострадавшие королевства (то есть ничто больше не мешает мирному соглашению), сообщает, что уполномоченный заключить мирный договор Колычев выезжает вслед за этим письмом.
Что произошло между «нотой Ростопчина» и этим, декабрьским письмом Павла, менее чем за три месяца? Почему вдруг так отодвинуты в сторону все заботы о четырёх пострадавших монархиях; заботы, которые только что так громогласно и торжественно провозглашались (а герцогство Вюртембергское – это еще и родители, и прочая родня императрицы Марии Фёдоровны)? Очевидно, что параллельно с официальными переговорами имели место тайные контакты, и именно там случилось нечто очень важное, оправдывающее такой резкий поворот. Я не вижу другого объяснения, ничего другого, сопоставимого по важности с предложениями Наполеона (Баторский, с. 40 – 50) о совместном походе в Индию.
22-летний Людовик Бонапарт, конечно, ничем не мог прямо «помочь» генералу Бернонвилю в пробуксовывающих переговорах. А вот привезти Спренгпортену в Берлин документ величайшей степени важности и секретности, передать что-то существенное от Наполеона и на словах – для этого он годился как никто другой. Сама согласованность их прибытия в Берлин достаточно многозначительна. Если эта догадка верна, то Спренгпортен мог в течение месяца ожидать в Берлине первой реакции Павла на это эпохальное предложение Наполеона (скажем: «разговор на эту тему возможен»): месяц как раз подходящее время, чтобы курьерам обернуться до Петербурга и обратно. В таком случае Спренгпортен привёз в Брюссель это принципиальное согласие Павла совместно действовать в Азии и ради этого не тормозить переговоры о мире. Наполеон узнал об этом через своих представителей в Брюсселе (интересно, не появлялся ли в эти дни в Брюсселе кто-нибудь из братьев Наполеона?), поэтому ему не нужно было дожидаться прибытия самого Спренгпортена в Париж, чтобы написать своё первое письмо Павлу.
Наполеон не расставался со своей мечтой о завоевании Индии и после смерти Павла. Сразу же, как только был заключён мир в Тильзите, он предложил Александру очередной вариант совместного похода в Индию, очень похожий на предложения 1800 года (Баторский, с. 8). Мало того, даже в 1812 году, концентрируя свои силы для нападения на Россию, он имел в виду, в числе прочего, силой вынудить Россию всё-таки принять участие в таком совместном походе, на этот раз – через Малую Азию (письмо Александра I адмиралу Чичагову <13> 25 мая 1812 года/ Р.А., 1870, с. 1522). Параллельно этим, сухопутным замыслам Наполеон продолжал обдумывать возможность доставить в Индию 30-тысячный корпус морем - через Красное море, или через всё тот же Персидский залив (Баторский, с. 8 и др.).
Ко времени рассматриваемой инициативы Наполеона 1800 года Россия уже приняла ряд мер по расширению своей торговли с Индией (Б.С.Окунь. История СССР. 1796 – 1825. Курс лекций. Л., 1948, с. 87 – 89). Уже к декабрю 1799 года были закончены работы по созданию Российско-Азиатской компании (аналога Ост-Индской компании, господствовавшей в Индии) для обеспечения торговли с Индией, в основном – через Среднюю Азию. Были учреждены конторы компании в Оренбурге, Бухаре и Астрабаде. Путь через Среднюю Азию был для России важнее, так как здесь она практически не сталкивалась с конкуренцией других стран. Предложение Наполеона, вероятно, устраивало Павла, прежде всего, как способ попугать Англию, наказать её за недобросовестность в выполнении союзнических обязательств. Реальная же выгода от похода, именно при его успехе не была гарантирована. России трудно было бы конкурировать там с Францией, особенно, если Франции удалось бы в достаточной степени восстановить свой флот. Наполеон в письме Павлу 15 (27) февраля 1801 года писал, что уже готов проект Суецкого канала, и эти работы не будут трудными (ДОР, № 21).
В значительной степени именно этим вызвана поспешность, с какой был начат поход войска Донского, опережая совместные с французскими войсками действия от Астрабада. Задача войска Донского – закрепить на Индостане позиции, которые позволили бы России претендовать на достойную долю выгод от совместного с Францией предприятия (Окунь, с. 88). Б.С.Окунь, возможно, несколько преуменьшает трудности этого похода войска Донского (которые дали о себе знать уже на своей территории и ожидались несравненно более ощутимыми в последующем), но в целом нарисованная им картина планировавшегося совместного похода французских и российских войск в Индию засуживает самого серьёзного внимания. Это – единственное известное мне освещение всей проблемы в целом. Павел 9 марта подписал приказ о формировании армии для совместной экспедиции с армией Массена в Индию. Все пять своих рескриптов атаману войска Донского генералу от кавалерии В.П.Орлову 12 января (два рескрипта), 13 января, 7 и 21 февраля Павел писал собственноручно – никому не доверял эту тайну.
Н.Я.Эйдельман (1992, с. 262) называет Б.С.Окуня «глубоким знатоком проблемы» и приводит обширную цитату из этого автора. Но сам Эйдельман рисует картину: предложения Наполеона – торговля России с Индией – поход войска Донского, - значительно менее чёткой, чем Б.С.Окунь, хотя и добавляет к ней некоторые частные детали (а ув. В.Я. на базе этого расплывчатого текста пускается в какие-то совсем уж легкомысленные фантазии). Что интересно, ни Б.С.Окунь, ни Н.Я.Эйдельман Баторского, видимо, не читали. У Н.Я.Эйдельмана нет Баторского в списке литературы, хотя, например, для пяти рескриптов Павла генералу Орлову он даёт три совсем необязательных ссылки на источники.
Сам Эйдельман (особенно это касается «Грани веков», сочинения, в сущности, не оконченного) не относится к своим текстам с таким священным трепетом, какой ув. В.Я. положил в основу своего сочинения. Например (Эйдельман, 1992, с. 139) он признаётся, что «проявлял известное легковерие при использовании павловских анекдотов в качестве исторического источника. Прежнее представление автора о павловской “системе” теперь кажутся ему самому в ряде отношений упрощёнными». В 1986 году этого замечания не было, видимо, «упрощённость представлений» касается и издания «Грани» 1986 года. Следы некритического использования анекдотов остались и в издании 1992 года, например в утверждении (с. 145), что Ермолов находился два года в заключении, хотя в действительности он провёл эти два года в ссылке, в Костроме. Ув. В.Я. безо всякой надобности для своего текста старательно переписал это ошибочное утверждение (с. 151). Попадаются и другие неточности у Эйдельмана, в том числе – и в издании 1992 года. Например, на странице 246: «21 ноября в Париж к Наполеону отправляется специальный дипломатический представитель императора Спренгпортен». Как я указал выше, Спренгпортен 28 ноября (10 декабря) был уже в Брюсселе, причём месяц пробыл в Берлине.
Уже сто лет назад А.Корнилов совершенно справедливо называл «глупыми сплетнями» утверждения о том, что Павел погнал казаков в поход в наказание, чтобы выветрить распространившиеся у них вольнолюбивые мысли. Такова, к сожалению, и попытка ув. В.Я. оживить эти сплетни с помощью «дела Грузиновых». «Дело Грузиновых» и «поход донцов 1801 года» - относятся к наименее убедительным страницам книги Эйдельмана. Я сильно подозреваю, что Эйдельман сам не читал В.З.Джинчарадзе и О.Гвинчидзе, а выписки из этих двух работ взял готовыми из чьего-то сочинения (ний), на которое (ые) почему-то не хотел ссылаться (для такого бывает множество причин). Казалось бы – частный второстепенный вопрос, мелкая небрежность …
Дед братьев Грузиновых – князь Роман Намчевадзе вынужден был уехать из Грузии около 1727 года, как сторонник присоединения Грузии к России. Раз пришлось уехать, значит был на виду, затаиться в уголке не мог. Годится ли для его внука определение «из низов» (Эйдельман, 1992, с. 119)? Конечно, нет. Так ли уж Евграф Грузинов был «почти без образования» - у него при обыске нашли книги, жаль – их названия не попали в протокол. Евграф и Пётр Грузиновы офицерами воевали под началом Суворова и «смоленского якобинца» А.М.Каховского (В.З.Джинчарадзе. Военно-судное дело гвардии полковника Евграфа Осиповича Грузинова <1800 г.>/ Уч. записки Новг. гос. пед. ин-та, т. 1, Новг., 1956; О.Гвинчидзе. Братья Грузиновы. Тбилиси. 1965). Было ли в их взглядах что-то от «якобинства» А.М.Каховского не известно. Но наверняка было общее для гвардейских офицеров недовольство прусскими нововведениями в армии и опалой Суворова. Не мог Эйдельман всего этого не заметить, если бы читал двух грузинских авторов. Должен был написать как-то иначе. И какая после этого возможность оставалась у братьев Грузиновых отражать «характерные черты народного мышления, казацкую оппозиционность»? Показательно и то, что опала братьев Грузиновых приходится на самый разгар «Смоленского дела». Так что в их позиции, скорее всего, было очень много от основной, оппозиционной Павлу массы гвардейских офицеров и очень мало специфически «казацкого».
Вопрос о вольномыслии казаков применительно к данному сюжету ни в коем случае нельзя решать поверхностно, тем более – на основании пяти куцых цитат из трёх текстов, прямо этой проблемы не касающихся.
Мухи – отдельно, котлеты – отдельно! Одно дело болезненный для казаков вопрос о сохранении их самоуправления и совсем другое – республиканские фантазии Е.Грузинова относительно государственного устройства России.
Например, Р.Скрынников (Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1982, с. 161) подчёркивает, что Ермак сразу же «вручил» Сибирское царство Грозному и не только из военных соображений. В том числе (а половину дружины Ермака составляли вольные, «воровские» казаки) они руководствовались (как и подавляющая часть других слоёв общества) «наивными царистскими иллюзиями», а все претензии к власти адресовали боярам и приказным. Так это было и во время Смуты (собирали силы только призывы очередного претендента на трон), и в восстаниях Болотникова, Разина (таскал с собой какого-то «царевича»), Булавина («не подменили ли царя?») и Пугачёва.
Евграфа Грузинова с его республиканскими мечтаниями и в Петербурге немногие стали бы слушать, а уж на Дону – и подавно. Тем более, что приехав в Черкасск, в ссылку, он вызывал настороженность: то ли опальный любимец царя, то ли прислан «для пригляда», в любом случае лучше держаться от него на расстоянии. Он не отражал никаких вольнолюбивых идей казачества, и не представлял никакой опасности для власти. Его контактов с другими казаками комиссия, как ни старалась, не обнаружила. Просто они были до обморока напуганы Французской революцией и очень боялись обвинения в недостатке усердия … Беннигсену (Эйдельман, 1992, с. 121) важно показать, что Павла обязательно требовалось убить, но заодно он явно свидетельствует о том, что Е.Грузинов никаких «вольнолюбивых казацких идей» не выражал, никакой опасности для власти не представлял, и «выветривать», получается, было нечего! Никакие концы ни с какими концами не сходятся и в таком состоянии оставлены.
У атамана войска Донского генерала В.П.Орлова была значительно более серьёзная причина размышлять в 1800 – 1801 годах о надёжности войска, о чём ув. В.Я. не знает и потому молчит. В 1792 году в войске были сильные волнения в связи с переводом шести донских полков на Кубанскую линию – освободившиеся таким образом земли на Дону захватывала казацкая верхушка, частью земли раздавали пришельцам: армянам, грекам и т.д. После подавления бунта, возглавленного казаком Фокой Сухоруковым и есаулом Иваном Рубцовым, в 1793 году 1991 казак из пяти станиц был наказан кнутом и сослан в Сибирь. Позже более лёгким наказаниям за эти волнения были подвергнуты ещё 500 казаков. Десятую часть войска выпороли и сослали в Сибирь! На этом фоне нелепо вспоминать как о деле Грузиновых, так и о казачьем вольнолюбии.
Но Орлов, видимо, посчитал, что принятых мер достаточно. И очень трудный зимний-весенний поход, по глубокому снегу и т.д. на 1350 вёрст был осуществлён без особых дисциплинарных проблем, хотя погнали в поход всех, включая больных и увечных. А насчёт того, способствует ли очень трудный поход «выветриванию вольнолюбивых настроений», возможны различные точки зрения. Я допускаю, что мысли генерала Орлова на этот счёт (а ему ли не знать: вон у Бухгольца в 1716 году с Ямышева озера многие разбежались!) заметно отличались от суждений ув. В.Я.
На страницах 159 – 160 читаем: «Последняя нота в драматической индийской партитуре была сыграна … лишь во время похода в Туркестан 1882 года …». Это опять-таки неверно. Ув. В.Я. не знает, в частности, о таком обстоятельстве: до 8 октября 1920 года Бухарский эмират (включавший нынешние Узбекистан и Таджикистан вместе) формально оставался самостоятельным государством. Летом 1918 года, когда немцы лупили по Парижу из дальнобойных орудий, несмотря на всю напряжённость борьбы на европейском театре, англичане сохраняли значительные силы на северо-западе Индии – для предотвращения возможного удара со стороны России через Афнанистан (через Хайберский перевал). Л.Троцкий в своём письме в ЦК писал 5 августа 1919 года: на востоке «открыты довольно широкие ворота в Азию … На азиатских полях мировой политики наша Красная армия является несравненно более значительной силой, чем на полях европейских … Дорога на Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию. Один серьёзный военный работник предложил ещё несколько месяцев назад план создания конного корпуса (30 – 40 тысяч) с расчётом бросить его на Индию … Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». И в следующем письме 20 сентября 1919 года добавил в том числе: нужно «предписать РВС республики сосредоточить в Туркестане материальные и персональные элементы для возможного с нашей стороны наступления из Туркестана на юг» («Коминтерн и идея мировой революции». Сост. и комм. Я.С.Драбкин, Л.Г.Бабиченко, К.К.Шириня. М.,1998, с. 145 – 150). «Серьёзный военный работник» - А.Брусилов в марте 1921 года докладывал на заседании СНК план похода на Индию: главное в этом плане – довести производство винтовок до 5 млн в год и тайно (!) вооружить ими 10 млн наших сторонников в Индии. Тогда сам поход Красной армии не будет трудным. В порядке подготовки этого похода М.В.Фрунзе со своими красноармейцами осуществил «бутафорскую» (выражение В.Л.Гениса) «Бухарскую революцию» и объявил о создании Бухарской народной советской республики (БНСР, с 19 сентября 1924 года – Бухарская ССР). Всё для того же посол РСФСР в Афганистане Ф.Раскольников и представитель Коминтерна (Гопнер - Суриц?) уговаривали эмира Афганистана пропустить советские войска в Индию, а до того – разрешить революционную пропаганду на Индию с территории Афганистана. За это обещали самолёты, кучу оружия, телеграфную линию Кушка – Кабул и т.д. Для этой же цели привлекли одного из трёх главных «младотурок» Энвера-пашу, который в Первую мировую войну был военным министром и возглавлял вооружённые силы Турции. Ленин направил его в Бухару, чтобы он возглавил поход тамошних мусульман для освобождения индийских единоверцев. Вместо этого коварный Энвер-паша объявил себя наместником эмира и главой вооружённых сил Бухары. В начале 1922 года он захватил Дюшанбе, угрожал самому городу Бухаре. Таким образом, этот «поход в Индию» более чем на десять лет выродился (хотя сам Энвер-паша был убит 4 августа 1922 года) в поход за утверждение советской власти в Средней Азии.
Коминтерн просуществовал до 15 мая 1943 года, а идея торжества социализма во вселенной жила намного дольше. Соответственно то и дело возрождалась и мысль добраться, наконец, до Индии, совершались всякие решительные действия.
На странице 150 ув. В.Я. старается убедить читателей, что выдрать, скажем, Ляодунский полуостров из зубов у Японии было «логично». А заботиться о расширении торговли с Индией – «не логично». Нет, оказывается, «обоснования во времени, своих вех (битв, дипломатии)». И тут ув. В.Я. не очень доказателен. К уже упомянутым выше «вехам», опровергающим эту концепцию, к книге А.Ф.Малиновского (Известие об отправлениях в Индию Российских Посланников, гонцов и купчин с товарами и о приездах в Россию Индейцев, с 1469 по 1751 год/ Труды и Летописи Об-ва истории и древностей Российских при Императ. Моск. ун-те, ч. 7, М., 1837, 121 – 207), не оставляющей от этой концепции камня на камне, добавлю ещё несколько соображений.
Ещё до появления на Ладоге Рюрика Волга была важным торговым путём, связывающим Северную Европу с Хорезмом, а транзитом через него – с Индией. А.Ф.Малиновский учитывает только тех купцов – «Индейцев», которые добирались до Москвы и Петербурга и привозили грамоты от своих властителей. А в Астрахани купцы из Индии вообще не переводились. Так что, если во всём разобраться как следует, то может оказаться, что ничего «логичнее» торговли с Индией вообще не придумать.
Грозный обещал англичанам и голландцам щедрое вознаграждение за отыскание Северного морского пути для торговли с Китаем и Индией. Английский посол Джон Мерик сразу же после подписания Россией Столбовского мира со Швецией (1617) просил разрешения англичанам торговать по Волге с Персией и по Оби достигать Китая и Индии. Ему отвечали, что на Волге сейчас опасно, а насчёт Оби надо сначала самим узнать побольше.
Ув. В.Я., в его поисках «логики» будет интересно прочитать у А.Ф.Малиновского (с. 168 и 177) об идее приобретения Россией острова Тобаго и о готовившейся экспедиции вице-адмирала Вильстера в 1723 году на двух фрегатах к Великому Моголу, причём по дороге он должен был принять под российскую опеку мадагаскарских пиратов.
Чем меньше знаешь, тем легче обобщать: надоедливые факты не путаются под ногами.
*
Неряшливость мышления отражается и в несовершенстве языка. Кроме раздражающей высокопарной трескотни, вроде «драматической партитуры» (Ещё Сократ заметил: тот, кто уверен, что говорит правду, не нуждается в украшении своей речи никакими выкрутасами. Истина, сама по себе, лучшее, ни с чем не сравнимое украшение. Если изощряются в красноречии, значит – лгут), то и дело попадаются прямые грехи против грамотности. Добавлю к уже приведённым цитатам ещё несколько примеров.
Роль Витворта в финансировании заговора ув. В.Я. описывает (с. 154) следующим странным образом: «Витворт, через своё правительство … финансировавший …». Т.е. Витворт достаёт деньги из тумбочки, отправляет их в Лондон, а там правительство его величества суетится, распихивает фунты стерлингов по карманам заговорщиков.
Главка IV «Заговора» (с. 156) открывается следующей фразой: «из очередного письма Павла Наполеон узнаёт подробности своего плана “раздела Азии”, который в переработанном императором Павлом виде оказывался ни чем иным … как планом похода в Индию, отправленным для согласования и “апробирования” в Париж». Кто его знает, может быть всё это что-нибудь да означает …
На странице 155 читаем: позиции русской армии (ноябрь 1800 года) «почти буквально повторяют расстановку русских сил в 1812 году». Повторить можно только то, что имело место в прошлом, в данной же ситуации, в нормальном русском языке требовались бы какие-то другие слова (не говоря уж о том, что в действительности нет никакого «повторения» и по сути).
*
В уголовном праве подобное деяние именуется покушением с негодными средствами. Однако там негодность средств рассматривается как смягчающее обстоятельство, а здесь – не только отягчающее обстоятельство, но и сам состав преступления. Конечно, к популярному изложению не те требования, что в специальных изданиях. Но, даже пересказывая какую-нибудь научную проблему, скажем, для «Мурзилки», следует иметь в виду какие-то минимальные критерии полноты и достоверности информации.
Ув. В.Я. ограничивается буквально ничтожными крохами того, с чем следовало бы ознакомиться, берясь за каждую данную тему. Половину из этой скудной информационной базы он воспринимает превратно, или пропускает незамеченной. Образовавшийся дефицит положительной информации он компенсирует плодами своей безудержной фантазии, и выдаёт их за достоверные факты. Он придумывает исторические события, обстоятельства, при которых они происходили, даты. Приписывает историческим лицам действия, которых они не совершали. Придумывает содержание писем Наполеона и Павла (он не читал этих писем не потому, что они, скажем, утрачены или находятся в каких-то недоступных архивах; нет – они опубликованы 120 лет назад; но они, подлинные мешали бы полёту его фантазии!).
В старину на карточных столах держали шандалы для подобных случаев. В научном сообществе тоже имеются кое-какие средства борьбы за истину и добросовестность. Но ув. В.Я. – не учёный. Ему закон не писан, он не давал клятвы служить одной лишь истине. Его статус иной: он «постоянный автор “Нового мира”». Именно этой рубрики: «Философия. История. Политика»?
Такая вот философия, такая неприличная история, такая политика!
Весело живём, господа!
*
Другие статьи автора
1 Беседа под бомбами (встреча Гумилёва с Честертоном и пр.). «Самиздат»: «Занимательная историография».
2 Беспечные и спесьеватые («Женитьба» Гоголя).
3 Великое Гу-Гу (А.Платонов о М.Горьком). «Самиздат»: «Литературоведение».
4 Весёлая культурология (о статье А.Куляпина, О.Скубач «Пища богов и кроликов» в «Новом мире»).
5 «Гималаи» (Сталин, Бухарин и Горький в прозе А.Платонова). «Самиздат»: «Литературоведение».
6 Для чего человек рождается? (Об одной фразе, приписываемой Короленко и пр.). «Самиздат»: «Литературоведение».
7 Можно ли устоять против чёрта? (Гоголь спорит с Чаадаевым). «Самиздат»: «Литературоведение».
8 Не вещь, а отношение (послесловие к четырём моим статьям о Платонове). «Самиздат»: «Литературоведение».
9 О чём скорбела Анна Павловна Шерер? (Л.Толстой об убийстве Павла I в «Войне и мире»). «Самиздат»: «Занимательная историография».
10 Портретная галерея «Чевенгура». «Самиздат»: «Литературоведение».
11 Походы Наполеона в Индию. «Самиздат»: «Занимательная историография».
12 Пришествие Платонова (Платонов и литературный мир Москвы). «Самиздат»: «Литературоведение».
13 Частица, сохранившаяся от правильного мира (Ю.Олеша «Зависть»). «Самиздат»: «Занимательная историография».
14 Четыре анекдота о времени и пространстве (как Панин вешал Державина, Платов завоёвывал Индию, а Чаадаев отказывался быть адъютантом Александра I). «Самиздат»: «Занимательная историография».