ЭТО БЫЛО В ЯКУТИИ В 2001 ГОДУ
Во второй половине мая 2001 года в республике Саха – Якутия произошёл катастрофический паводок, принёсший многочисленные бедствия его населению. В эти годы я работал ведущим экспертом по оценке ущербов от ЧС в АПК Российской Федерации в Минсельхозе России и по роду своей службы был направлен туда для помощи в оформлении документов о причинённых ущербах пострадавшему от небывалых по своим последствиям разрушений народному хозяйству этой северной республики.
Выехал я туда в конце мая, когда большая вода уже спала, оставив после себя груды обломков от жилых и хозяйственных построек. Были снесены сотни мостов, разрушены все животноводческие фермы, авторемонтные мастерские, хранилища сельскохозяйственной техники, находившиеся вдоль всех крупных якутских рек.
Город Якутск от наводнения спасали дамбы в авральном порядке возведённые всем городским населением и круглосуточно наращиваемые их высоту во избежание перелива через них паводковой воды.
Большие разрушения и значительный ущерб был нанесён всем сельским населённым пунктам в бассейне Лены, так в ближайшем к Якутску Намском улусе сельские жители загоняли свой скот по деревянным сходням на плоские огороженые крыши своих скотных дворов во время затопления их посёлков.
Многочисленные ущербы были причинены сельхозобъектам и на восточном берегу реки Лены - Мегино-Кангаласском и Усть-Алданском улусах. Вот туда в первую очередь и отправились мы с начальником ГО и ЧС Министерства сельского хозяйства Якутии Виталием Никитиным.
Чтобы туда попасть нам надо было переправиться через несущую на себе обломки сельскохозяйственных и жилых построек, и всё, что было смыто стремительным и разбушевавшимся потоком реки Лены с её берегов и пойменных земель. Паромная переправа на другую сторону не работала, и пришлось воспользоваться услугами редких частников, видавшие виды катера (с крытым верхом) которых были причалены к речному берегу.
Выбрав среди них, наиболее надёжный (по внешнему виду), с небольшой каютой, и заплатив, не торгуясь, запрашиваемую сумму, мы забрались внутрь, там уже сидела молодая якутка с маленьким сынишкой.
И вот мы уже плывём по мутным водам, несущим всякий хлам, покрытой воронками многочисленных водоворотов, главной реке Восточной Сибири – Лене.
Плывём мы всё время наискось, с поправкой на сносимое нас речное течение.
Наконец мы на той стороне реки, где нас ждали люди, уже заранее предупреждённые о нашем приезде к ним. На крутом берегу стоял небольшой вездеход «Уазик», и мы сразу отправились по территории, по которой совсем ещё недавно шла паводковая волна, сметая лёгкие и руша капитальные строения своими огромными льдинами на своём пути.
Теперь эти громадные льдины (некоторые достигали двух метров толщины), лежали в хаотическом беспорядке на огородах и улицах (взъерошенных) посёлков, через которые мы проезжали. Верхний уровень произошедших затоплений был отмечен пучками сухой травы и смытого (из стогов) сена застрявшими на заборах, в ветках деревьев, на электрических проводах по всему пути прохождения паводковой волны.
Само русло реки Лены проходило в этом месте далеко - у своих левых высоких берегов, а обширная речная пойма между теперешним её речным руслом и крутым увалом её правого древнего берега совсем недавно представляло собой прекрасные заливные луга, на которых пасся многочисленный скот кооперативов «Дойду», «Техтюр» и других хозяйств. Я увидел километровые (из столбов и трёх горизонтальных крепких жердей) ограждения для скота вдоль почти всей реки Лены и её притоков вблизи её поселений и улусов.
Передвигались мы с большим трудом, все мосты через встречавшиеся на нашем пути притоки были или смыты совсем, или находились в таком состоянии, которое не позволяло нам проехать по ним. Поэтому часто приходилось возвращаться обратно и искать обходные пути, чтобы двигаться дальше.
Характер (и степень) всех разрушений, полученных сельскохозяйственными строениями в хозяйствах «Дойду» и «Техтюр», я скрупулёзно записывал в свою тетрадь, ведь потом на каждое из них придётся составлять сметную документацию, с последующим суммарным представлением в Минфин России (и предварительным согласованием в МЧС России). Существующие полевые и поселковые дороги превратились в неимоверное месиво, из которых потом нас вытаскивал трактор «Беларусь».
По лесным дорогам, с очень глубокими промытыми колеями, наш уазик совсем не мог ехать, садился сразу на мост, и нам приходилось, чтобы выбраться, подкладывать под его колёса хворост и мелкие деревья, поэтому чаще всего мы ехали просто по лесу, виляя между деревьями, и цепляясь за них своими бортами.
Постепенно мы въехали на территорию села «Соттикцы» Усть-Алданского улуса, увиденные нами разрушения сельхозпостроек были аналогичны разрушениям в предыдущим улусе.
Только теперь к ним добавились масштабные разрушения большой оросительной системы в колхозе «Элуэнэ» (обеспечивающая ранней овощной продукцией городское население Якутска), бравшей воду из реки Лены.
Теперь замытые речным илом останки насосных установок были видны в дали среди ледяных глыб и древесных обломков. Транспортирующий водовод (СНП=75/100, диаметром 300 мм) был сброшен со своих опор и местами унесён далеко в поле, а сами трубы были сильно помяты (льдинами), а некоторые были даже сложены вдвое, чему мы все сильно удивлялись.
Незаметно наступил вечер, и мы заночевали на территории какого-то, уцелевшего Дома отдыха (предусмотрительно, по советам стариков) расположенного на возвышенности поросшей большим сосновым лесом. После небольшого ужина, из продуктов, взятых с собой (так называемый, сухой паёк) нам предоставили небольшое помещение, где на всех кроватях были чистые простыни и по два комплекта одеял (ночи ещё были холодные).
Когда мы пробирались на нашем «Уазике» по мелколесью правого увала огромной поймы Лены, то иногда выезжали на крутые открытые места, с которых перед нами открывалась панорама огромного пространства (после спада большой воды) покрытого разного размера льдинами вперемешку с вырванными с корнем деревьями, ветками кустарников, всевозможными строительными обломками, а из образованных бурным течением воронок торчали, замытые в них, обломки сельскохозяйственной техники – всё это представляло собой леденящую, в полном смысле этого слова, картину.
Уже на расстоянии почти сотни метров, от этой мертвящего ледяного хаоса несло сильным холодом, что непосредственно ощущалось нашими лицами. И непроизвольно приходила в голову мысль, когда, и каким образом, здесь опять будут бескрайние заливные луга с пасущими на них стадами молочного скота и табунами знаменитых якутских лошадок.
Само русло реки Лены проходило в этом месте далеко - у своих левых высоких берегов, а обширная речная пойма между теперешним её речным руслом и крутым увалом её правого древнего берега совсем недавно представляло собой прекрасные заливные луга, на которых пасся многочисленный скот кооперативов «Дойду», «Техтюр» и других хозяйств. Забегая вперёд, скажу, сколько раз мне приходилось в Москве защищать перед своим начальством моё включение в общую сметную документацию по восстановительным работам в Якутии эти изуродованные беспощадной стихией пойменные луга.
Мои начальники, сидя в московских кабинетах, просто не представляли себе, всей ужасающей разрушительной картины, и говорили мне, ну и что? Лёд растает и всё будет, как прежде. И только привезённые мной оттуда фотографии в виде обширной панорамы, на которой от горизонта до горизонта простиралось пространство, покрытое ледяными торосами, изрытое многочисленными речными воронками и хаотическим нагромождением всяческого строительного хлама и мусора, сумело их убедить не вычёркивать эти хозяйства из экспертной сметы РВР по сельскому хозяйству.
Во всех уцелевших якутских посёлках я встречался с бухгалтерами (вернее бухгалтершами), пострадавших от наводнения хозяйств и помогал им в составлении документации по всем разрушенным (и повреждённым) объектам, которую потом они представят в Минсельхоз России (и, конкретно, в ФГУП «РосНТЦагроЧС», где я работал). И везде, каким-то невообразимым образом, в таких ужасных условиях отсутствия нормальных условий проживания эти женщины умудрялись выглядеть аккуратно причёсанными, быть в отглаженной (каким образом?) одежде и полном макияже.
Всё это время в городе Якутске в одной из центральных гостиниц мой однокомнатный номер люкс оставался за мной, а в каждом новом месте моего пребывания в якутских улусах местными властями в конце дня представлялось очередное место, где можно было достойно отдохнуть, и провести ночь, несмотря на всеобщую в Якутии послепаводковую разруху.
После возвращения из моей первой экспертной поездки по улусам правобережья Лены в город Якутск, мне дали одни сутки для отдыха и приведения себя в цивильный вид. За это время я сходил в большой крытый рынок, посмотреть, чем там торгуют и по каким ценам. Цены, конечно, были выше чем в Москве, но не такие большие, как я ожидал. А вечером меня пригласили в ресторан, при гостинице, где меня познакомили с всевозможными экзотическими (для русского человека) рыбными блюдами и, конечно, знаменитой строганиной из мороженной рыбы.
На следующее утро к гостинице подъехала машина с Виталием Никитиным и отвезла нас теперь в городской аэропорт, откуда небольшим самолётом лётной компании «Аэрофлот-Дон» через несколько часов полёта оказались в месте под названием «Тёплый Ключ» (по прямой от Якутска – 377км).
В местном аэропорту было много детей разного возраста, которых якутские власти эвакуировали из мест подвергшихся разрушительному наводнению, с последующим отправлением их в различные дома отдыха и пионерские лагеря страны.
Вдали виднелись заснеженные отроги Верхоянского хребта. Выйдя из здания местного аэропорта, мы увидели махавшего нам рукой блондина, стоявшего около «Газончика», представившийся нам как Анатолий Майер. Пригласив нас в машину, он сказал, что приехал из Хандыги, городского центра Томпонского улуса (что в 73 километрах от Тёплого ключа), где нас уже ждут.
Потом, после некоторого лавировал по улицам местного посёлка, он выехал на прямую, хорошо укатанную дорогу, с крепким щебёночным покрытием (когда мы ехали по ней, было заметно, что за ней периодически ухаживали, были видны следы недавнего прохода планировщика-грейдера).
Полотно этой дороги значительно возвышалась над болотистой местностью поросшей небольшими берёзками и многочисленной кустовой растительностью, которая была справа и слева от этой, похоже, построенной во времена Иосифа Сталина, крепкой дороги, наверняка, предназначенной для проезда по ней большегрузных машин.
Как инженер-гидротехник я понимал, чтобы построить такую дорогу среди бескрайних болот и вечной мерзлоты, надо было «вбухать» в болотистый грунт очень большое количество минерального грунта, песка и щебня, пока «полотно» строящейся дороги не перестало бы погружаться в него и стабилизировалось.
И вся эта гигантская по своей трудоёмкости работа делалась на протяжении многих десятков километров, и почти наверняка без подневольного труда заключённых здесь не обошлись.
Своей догадкой я поделился с новым нашим знакомым Анатолием, на что он утвердительно кивнул головой. Потом добавил, что когда строили эту дорогу заключённые, то многие из них нашли здесь свой последний приют, после чего их тут же в дорожном полотне и хоронили, больше негде было - вокруг бескрайние болота, под которыми вечная мерзлота, и сразу же запел песню: «Я помню тот Ванинский порт …».
Шла эта, прямая как стрела (вероятно нарисованная на карте с помощью линейки самим великим наркомом), дорога до самого знаменитого на всём Дальнем Востоке города Магадана, (находившемся в 1400 км от Хандыги) - «Жемчужины Колымского края».
Ехали мы быстро, как я уже сказал, дорога была хорошая (рытвин и ям на нашем пути не было), но периодически останавливались у небольших речушек, попадавших, время от времени, нам на нашем пути, проходивших под полотном дороги в трубах большого диаметра, где наш шофёр вынимал из багажника большой резиновый мешок и шёл с ним за водой, чтобы потом залить её в начинавший закипать прохудившийся радиатор, таких остановок у него было около пяти.
Когда он набирал воду, то мы выходили из машины, и в воде этих речушек видели резвящихся хариусов. Анатолий потом «грозился» нам устроить рыбную ловлю этих хариусов, которых, по его словам, было множество во всех местных речушках.
Город Хандыга состоял преимущественно из деревянных домов малоэтажной застройки, поселили нас в такой же деревянной одноэтажной гостинице, в которой были: четыре большие комнаты (с кроватями), общая гостиная с диванами, стульями и телевизором, кухня с газовой плитой и посудой, ванная комната с большим титаном и газовой горелкой.
Деревянные дома, которые мы видели вблизи от нашей гостиницы выглядели вполне моторозоустойчиво (в этом суровом краю, где морозы нередко достигали пятидесяти градусов).
Что было необычным для всех прибывших сюда впервые, так это наличие на всех приусадебных участках местных жителей больших теплиц, выглядевших очень внушительно (совсем не похожих на те, что у нас в средней полосе России), с двойными застеклёнными деревянными рамами.
Все местные жители, без исключения, всю суровую якутскую зиму в них выращивали для собственного потребления различные овощи, которые в любые холода отапливались здесь дешёвым углем (блестящим на изломах, антрацитом), добываемым открытым способом недалеко от Хандыги.
Печки в местных домах оттапливались исключительно местным дешёвым углем, из-за этого все улицы в городе были усыпаны антрацитовой крошкой. Неизвестно, кто был тот первый, который воспользовавшись наличием дешёвого угля, построил себе с двойными рамами на морозоустойчивом фундаменте теплицу, теперь же все жители этого города уже много лет научились выращивать в своих теплицах (в которых можно было ходить раздетыми и в полный рост) ранние огурцы, помидоры и другую зелень, а некоторые местные энтузиасты умудрялись выращивать в них лимоны и разные другие цитрусовые культуры.
Следующим утром Анатолий отвёз нас с Никитиным и начальником Томпонского УСХ Николаем Колодезниковым к небольшой пристани на реке Алдан, течение которой, как я отметил для себя, здесь в этом месте этой реки было ещё более бурлящим, чем у Лены в Якутске.
Предстояло побывать в разорённых нынешним паводком якутских посёлках и хозяйствах. Сели мы в небольшой металлический катер (с открытым верхом) и отправились по очень мутной воде, полной всякого плывущего мусора, который, то и дело, втягивался в глубину реки многочисленными водяными воронками, во множестве возникающими по оба борта нашего катера.
Самый большой приток реки Лены, Алдан в районе Хандыги был не меньше самой Лены у Якутска, и так же яростно крушил своими льдинами всё попадавшееся на своём пути. В отличие от Лены, Алдан местами, по неизвестно какой причине, резко менял направление своего стремительного течения, неожиданно выходя из столетиями привычного своего русла.
Так произошло в Томпонском улусе, где Алдан внезапно повернул в сторону селения «Сайды», и, пройдя сквозь (и поверх) него, проделал своими огромными льдинами широкую просеку (по словам одного местного жителя – как танками) в находящемся за этим селением лесу.
Несколько суток его жители спасались на вторых этажах, а то и на крышах своих домов находясь среди стремительно несущего речного потока. Некоторые деревянные дома были смыты со своих фундаментов и потом их нашли далеко от посёлка в самом плачевном виде. Весь скот погиб, и теперь в наступившей летней жаре запах их гниения был ощущаем повсеместно.
После входа паводковой воды в своё прежнее русло, Алдан оставил в хозяйствах «Томхар», «Кэнчэри», «Айбултал» глубокие с вертикальными стенками ямы, сделанные речными воронками бешено несущего потока.
Теперь некоторые дома сельчан почти на половину нависали над такими полными воды ямами.
Из воды одной такой ямы торчал ковш экскаватора, в других ямах в разных вариантах покоилась занесённая туда прочая искорёженная сельхозтехника.
А в одной такой яме покоился мощный бульдозер, замытый впоследствии грунтощебёночной смесью из смытой неподалёку автодороги - виднелся только верх кабины и небольшая его задняя часть (про его водителя ничего не было известно).
В Томпонском улусе береговая линия Алдана местами приобрела совершенно новые контуры, и в старых своих границах, стала опасной и неустойчивой для людей, из-за неожиданных оползней и обрушениях грунтовых берегов.
Нам встречались люди, полностью потерявшие свои дома вместе с находившимися в них имуществом и документами, и лишь каким-то чудом сами оставшиеся в живых.
Всё увиденное за этот день было настолько печально и удручающе, что мы просто не находили себе место среди этого тотального и всеобъемлющего разрушения. Оставшиеся в живых люди были крайне немногословны, они ещё не отошли от предыдущего кошмара, находясь несколько суток днём и ночью! на своих домах посреди бешено мчащегося речного потока.
На следующий день в том же Томпонском улусе была запланировано посещение островного селения «Бордой», находившегося на большом речном острове, где до этого наводнения было развитое сельское хозяйство с животноводческой фермой, телятником, свинарником, различными хозяйственными постройками, а теперь возник болезненный вопрос о полном прекращении ведения там всякой хозяйственной деятельности.
Мы появились в этом разорённом островном хозяйстве уже после ухода паводковой воды с большей части этого острова, с нами теперь была глава ГУАПП «Томпо-Ас» Бездеточная Полина (средних лет высокая энергичная блондинка) к которой были обращены все вопросы о своей дальней судьбе, находившихся там людей, которые настолько были травмированы и удручены произошедшими с ними страшными событиями, и теперь вообще не знали, что им тут делать дальше.
Часть сельских лёгких строений с этого острова было сразу унесено паводковой волной (такой величины впервые за много сотен лет) промчавшейся через этот остров. Другие строения, более крепкой конструкции, были просто смяты массивными льдинами в гармошку, и теперь под переломанные деревянными балками и стропилами остались лежать часть коров и большинство телят, мёртвые мордочки которых теперь были видны сквозь отдельные в них прорехи.
Такая же судьба постигла и находившийся рядом свинарник, теперь мёртвые поросята лежали рядком, ожидая санитарной утилизации. От ремонтной механической мастерской, гаража, нескольких складов остались одни лишь пеньки от деревянных их фундаментов.
Две большие цистерны котельной были опрокинуты на бок и перемещены к единственному уцелевшему двухэтажному дому, который пока держался на огромной льдине (постепенно тающей), въехавшей наполовину в его первый этаж, а со второго этажа раздавалось громкое мычание тех некоторых коров, которых удалось затащить туда. Остатки разнообразной сельхозтехники помятые и изуродованные льдинами, покрытые толстым слоем грязи находились в конце острова.
Теперь, чтобы привести в относительный порядок всего оставшегося на этом острове, разборке завалов и смятых в гармошку коровников надо будет завозить сюда мощный бульдозер с подъёмным краном. Всем было видно, что от ранее тут процветающего сельского хозяйства, практически ничего не осталось, потому в воздухе висел немой вопрос: «Что здесь теперь делать оставшимся в живых людям?
Может, будет проще и целесообразнее, всех их перевезти на «материк», но тут возникает закономерно и второй, не менее важный вопрос, а куда?
Тогда всё побережье реки Алдана представляло аналогичную печальную картину, не говоря уже обо всей послепаводковой Якутии.
С тяжёлым сердцем (и полностью использованной фотокассетой) покидали мы этот разорённый остров, который, может быть, уже никогда не будет восстановлен в своём прежнем процветающем виде, это образцовое (когда-то) фермерское хозяйство часто показывали по Якутскому телевидению, ставя всем в пример (интересно мне, что сейчас на этом острове?).
Перед своим отбытием из Хандыги обратно в Якутск, в городской гостинице я случайно встретился с молоденькой журналистской (Валерией Ядрихинской), которая только что приехала сюда по заданию республиканского Якутского радио. Она была тоже поражена масштабом всего происшедшего в Томпонском улусе, и теперь при встречах с пострадавшими и уцелевшими людьми вовсю использовала портативный диктофон и отличный японский фотоаппарат.
Эта симпатичная журналистка рассказала мне об интересном музее находящемся в Хандыге, единственным в своём роде и его не менее известном (конечно, в определённых кругах) молодом директоре Иване Егошине, редким подвижником и собирателем всего, что касалось печального прошлого, когда в этих местах тысячи и тысячи заключённых, пригнанных сюда со всех уголков нашего необъятного Союза, строили здесь дороги, посёлки, города, заводы, рудники, массами умирая от нечеловеческих условий поистине рабского труда (когда-то в Хандыге располагался распределительный пункт ГУЛАГ-а).
После них остались тут разрушенные бараки и разные хозяйственные постройки, с редкими оставшимися конкретными следами их проживания, которые там искал и находил этот фанатический местный поисковик, с последующим водворением их в свой музей советских «политкаторжан». И каждое короткое северное лето он организовывал очередные такие вылазки в наше страшное историческое прошлое, чтобы эта позорная страница нашего великого государства навечно не канула в безвестное и забытое прошлое.
Порыбачить с Анатолием нам так и не удалось, теперь нас срочно вызывало в Якутск минсельхозовское начальство. Отвёз нас на аэродром в «Тёплый Ключ» всё тот же Анатолий, но теперь уже без надоедливых своих остановок у каждого ручья, знать починил радиатор у своей машины, или заменил на новый (мы не спрашивали).
В Якутске мне было сказано, что теперь меня ждут в городе Ленске, который тоже сильно пострадал во время этого катастрофического наводнения. И переночевав в очередной раз в моём гостиничном номере «Люкс», мне рано утром позвонили и сказали, что сейчас за мной приедет (прикреплённая за мной) чёрная «Волга», чтобы отвезти на городской аэродром, и я приготовился к новой своей местной командировке.
Внизу у гостиничного подъезда меня теперь ждал начальник «Мелиоводхоза» Якутии Герасимов Владимир (вероятно у самого Никитина за время его отсутствия в Якутске накопилось масса неотложных текущих дел).
Летели мы в Ленск (840 км от Якутска) на самолёте компании «Аэрофлот-Дон», обслуживали нас вышколенные стюардессы, питание и питиё было первоклассным.
При въезде нашей легковой машины в пределы города, на автодороге идущей вдоль реки Лены нам встречались целые деревянные дома (в их окнах, конечно, не было стёкол), принесённые откуда-то речным потоком и теперь стоявшими прямо на их середине, приходилось тормозить и аккуратно их объезжать.
Ещё мне запомнился большой бензовоз, каким-то образом повисший на несолидном (с виду) заборе, да так, что не касался всеми своими четырьмя колёсами земли.
В Ленске меня и главного мелиоратора Якутии привезли к небольшому двухэтажному пансионату, расположенному на самой набережной реки Лены, в самой середине её городской части, все входные двери были распахнуты настежь (как и во всех домах тогдашнего Ленска).
У самого подъезда на улице стояло несколько распахнутых пустых шкафов, рядом на расстеленном картоне лежали книги, и всё это было выставлено для просушки на теперь уже по-летнему жарком солнце.
Страницы книжек (как и их обложки) высыхая, коробились и теперь уже не закрывались прежним образом, и уже были не пригодны для обратного помещения на книжные полки гостиничной библиотеки.
Внутри гостиницы в вестибюле у регистратуры было сумрачно, электрического света не было, отовсюду несло затхлостью и сыростью. Поселили нас в двухместном номере на втором этаже с балконом и видом на реку Лену, где было не так сыро, как на первом этаже.
Оказывается во время затопления города Ленска паводковая вода в нашем номере поднялась только до его середины (середины второго этажа).
Когда мы посмотрели на обои на стене, то явно различили на них верхнюю линию бывшей тут воды, ниже её обои были более тёмного цвета (может быть от того, что ещё не достаточно просохли).
Но бельё наших кроватях, слава богу, было сухое. Обедать нас отвели в ближайшее кафе, абсолютно пустое и такое же сумрачное. Как мы уже понимали, вся городская электропроводка, побывавшая под ленской водой за это время отсырела и вышла из строя.
Потом вместе с представителями местных сельхозорганов: Налётовым Александром (директором ГУП «Мургинский» и Козловой Галиной (председателем с.х. артели «Восход») на двух легковых машинах поехали в ближайшие разрушенные (и повреждённые) этим наводнением хозяйства.
Прямо перед металлическим ограждением ворот (сами деревянные ворота были снесены и унесены паводковой водой хозяйства «Восход» лежала треугольная крыша, одной своей частью ещё находившаяся на здании, а другой упиралась в землю, всё вокруг было усыпано разными обломками, перешагнув через которые мы вошли на территорию самого хозяйства.
Тут нашим «экскурсоводом» стала Галина (её покойный муж был в своё время здесь главным лесничим), вначале красочно описала, как всё начиналось и чем всё это закончилось.
Разрушения были в большей части типовые: все половые доски в устоявших административных и жилых зданиях грудами лежали в каждом отдельном помещении, а другие такие же деревянные здания были «аккуратно» сняты со своих фундаментов и перемещены на траву, одни недалеко (от своих фундаментов), другие подальше.
Сельскохозяйственная техника была вся в перевёрнутом виде и помятом состоянии. Всё вокруг было покрыто слоем ила с пятнами мазута из разрушенных городских складов ГСМ.
Внутри всех коровников также все половые доски лежали хаотическими грудами. Каменные их фундаменты были местами подмыты и вместе с находившимися на них стенами были в больших трещинах.
Внутренние деревянные колонны были смещены и лежавшие на них потолочные плиты еле держались. Входить внутрь было крайне опасно из-за угрозы сиюминутного обрушения.
Особенностью местного Ленского наводнения было относительно короткое время, когда скорость водного потока была большой. Вначале вышедшая из берегов Ленская вода с большой скоростью стала распространяться по городским кварталам, но потом из-за образованного ниже Ленска по течению ледяного затора, скорость течения приходившей паводковой воды к Ленску стала уменьшаться, потом и совсем прекратилось, зато стала постепенно подниматься всё выше и выше, затопив полностью (по крыши и выше) большинство домов в городе.
Когда первая волна выхлестнула на городские улицы, люди, застигнутые врасплох, бежали от неё по деревянным квадратным коробам расположенным примерно одного метра от земной поверхности.
Такие короба были во всех городах Якутии, внутри них в опилках находились трубы отопления, из-за невозможности закапывания их в грунт, по причине сплошной вечной мерзлоты на территории большей части Якутии.
Мне рассказал один житель этого города, как он бежал что есть силы по такому коробу, а за ним нёсся водяной вал.
Когда он добежал до школы и, вбежав в неё, закрыл за собой дверь, то через несколько секунд водная масса с размаху ударила в стену школы с такой силой, что всё здание её содрогнулось, а из имевшихся щелей её деревянного пола (под напором воды) тут же забили фонтанчики воды.
Вскоре, люди из ближайших одноэтажных домов собрались в школе (как самом высоком здании в этом месте города) и постепенно со второго этажа все находившие в ней стали перебираться на её крышу, и, опасаясь, что здание школы долго не выдержит водного напора, и, не будучи уверенными, что уровень воды больше не будет подниматься, стали готовиться к эвакуации с помощью вертолётов МЧС.
А чтобы вертолёты смогли садиться на крышу, с вертолёта им было передано, чтобы они частично разобрали металлическое покрытие крыши, сделав её плоской.
В блочных многоэтажных домах неподалёку от самой реки уровень воды достиг середины вторых этажей.
НО в своём большинстве дома в Ленске были одноэтажными и деревянными, что сыграло с ними злую шутку – некоторые из них стали всплывать вверх как поплавки, отрываясь от своих фундаментов и перемещаться в другие места.
Что касается множества сараев, то многие из них, вместе с находившимся в них имуществом впоследствии (после спада воды) «приземлились совсем на новых местах, оказавшись, в лучшем случае у соседей, а то и очень далеко от своего первоначального места нахождения.
Всё домашнее имущество горожан оказалось глубоко под водой: шкафы с одеждой и книгами, ковры, телевизоры, холодильники, стиральные машины и другая техника, и после ухода воды, всё это стало непригодным, ещё по причине покрытия их слоем мазута (из городских складов ГСМ), которым была покрыта вся паводковая вода.
Теперь «всё это» (выпачканное мазутом) было вынесено на улицу и горестно стояло, разложено на картонках, просто лежало на земле, или висело на заборах, обречённо сохнув под летним жарким солнцем.
Почти у всех в этих домах было печное отопление, так многие печи от воды раскисли (и оползли), и люди уже не могли ими пользоваться, половые доски, разбухнув от воды, теперь в виде сырых досок были частично вынесены во дворы на просушку (а просохнув, искривятся и будут тоже не пригодны для обратного водворения на старое своё место).
Рассказывали, что один смышленый хозяин, видя, как вода затапливает всё вокруг, быстро соорудил вместительный плот, на который погрузил телевизор, всю электроаппаратуру, и наиболее ценные вещи, которые сумел быстро водрузить на этот плот, потом привязал его крепкой верёвкой к стволу растущего у него дерева, и сам уселся на него сверху.
И так прождал, пока не спала паводковая вода, и теперь ему уже не надо будет опять покупать многое, что у его соседей пропало навсегда.
Хотя для населения Якутии речные наводнения уже были привычным весенним событием, но такого катастрофического не помнили даже старожилы, и только устные предания говорили об аналогичных наводнениях когда-то в далёком историческом прошлом. Говорили, что самыми устойчивыми домами в городе оказались те, которые были построены ещё до 17-го года местными купцами и промышленниками.
Вернувшись вечером в свою комнату в маленькой гостинице с балконом на реку Лену, мы ещё какое-то время делились друг с другом виденным в этот день. Вспомнился рассказ одной женщины, как она отгоняла стадо коров от наступающей по её пятам паводковой воды на высокое место, совсем забыв про свой собственный дом.
И только потом, найдя лодку, она приплыла к своему дому, к тому времени уже погрузившемуся почти по верхние оконные рамы, в котором остались все ей личные вещи, документы и всё нажитое за многие годы трудного сельского труда.
В первый момент, в горячке, она хотела даже разбить верхнее стекло в окне и нырнуть туда, чтобы найти там и достать свои документы, но её насильно удержали в лодке её товарищи по несчастью, говоря, что ты просто там погибнешь, к тому же температура ленской воды была тогда очень холодной из-за обилия большого количества льдин в её воде.
И только после спада воды она сумела попасть в свой дом, что она там увидела, не поддаётся описанию, слёзы брызнули у неё из глаз. И теперь вспоминая и рассказывая об этом, она опять сильно прослезилась.
Мы стояли с главным мелиоратором Якутии на балконе и смотрели вниз на покрытую илом набережную реки Лены, по которой (совсем ещё недавно) любило гулять всё население этого небольшого города, на уцелевшие, но покривившиеся металлические столбы набережной с разбитыми на них фонарями, которые тогда были целиком под водой, на самую реку, несущую теперь свои спокойные воды вниз к Якутску, смотрели на далёкий его противоположный берег, где были еле видны несколько причаленных лодок и небольшой костёр рядом.
Потом мы решили спуститься вниз к самой реке, и хотя было уже 12 часов ночи, было довольно светло. Спустившись с речного крутого ещё сырого обрыва к самой воде, первым делом мы опустили в неё свои руки, вода в Лене уже не была такой ледяной, как совсем недавно по причине большого количества находившихся в ней громадных льдин.
Песок у самой кромка воды был в мелком мусоре, которого ещё было много в самой реке Лене, были и обкатанные гальки, совсем не похожие на те, которые я видел на черноморском побережье.
Они были совсем из других минералов, принесённых рекой и его притоками сюда почти от самого Байкала. На память о своём пребывании в этом многострадальном городе я выбрал из них самый необычный (тёмно-серый голыш с белыми вкраплениями), и теперь он находится у меня на письменном столе.
Моего сопровождающего Владимира совсем не интересовали такие пустяки, его голова была занята судьбой своих пожилых родственников, которые жили в этом городе. Следующую ночь я провёл в гостинице один.
Владимир, отпросившись у меня, и взяв с собой сухой паёк, отправился в другой конец города, где находился дом его родственников.
Рано утром он вернулся и сообщил, что они живы, но их дом после наводнения стал непригодным для проживания (как и у многих жителей Ленска), в него просто было опасно заходить, и они перебрались в небольшой металлический гараж, где пока и стали жить.
С отлётом из Ленска обратно в Якутск возникли проблемы. Накануне в Ленске прошло большое республиканское совещание, посвящённое скорейшему преодолению последствий от произошедшего катастрофического наводнения, которое проводил тогдашний президент Якутии Николаев.
Вместе с ним прибыли в Ленск все якутские важные чиновники, и теперь авиабилеты на все обратные рейсы в Якутск были ими полностью куплены.
Нам помог (ушедший в 2010 году с поста президента Якутии) Вячеслав Штернов.
В те годы он возглавлял Объединение по добыче алмазов в Мирном (был президентом АК «АЛРОССА») и имел собственный малый воздушный флот, авиакампанию «АлРосс» (с базированием в Мирном).
Теперь, улетая со своей «командой» к себе в Мирный, Штернов позволил нам с Герасимовым, и присоединившейся к нам ведущей якутской журналисткой, сесть в его самолёт (были свободные места).
На тот момент, единственно возможным вариантом попасть в Якутск, это прилететь туда из Мирного.
Прилетели мы туда часов в 10 вечера и, сразу же купив авиабилеты в Якутск на самый ранний утренний рейс, мы отправились на короткую экскурсию по центру Мирного.
В это время в нём гостил какой-то московский ВИА, и в самом центре было полным полно молодёжи, почти у каждого в руке была бутылка пива, было очень шумно от приветственных криков присутствующих на этом праздничном фестивале.
Гуляя по центру, мы вышли к небольшому новому православному храму, который по позднему времени был уже закрыт. Полюбовавшись на него, мы отправились обратно в гостиницу, ведь нам надо было вставать очень рано.
А вот спать нам так и не удалось, окна нашего гостиничного номера выходили как раз на площадь, где выступали столичные музыканты, и доносившаяся оттуда громкая музыка не давала возможности нам уснуть.
И под самое утро (когда ночной концерт закончился) мы, едва уснув, были разбужены гостиничной горничной (заранее нами предупреждённой об этом) и еле размыкая веки, наскоро умывшись, поехали в местный аэропорт.
Поднявшись в небо, мы пролетали рядом с огромным глубоким кратером, в котором открытым способом добывалась алмазосодержащая руда, в иллюминаторы были видны крошечные стотонные самосвалы, по кругу, один за другим спускавшиеся на самое дно этого (одного из самого большого в мире) рукотворного кратера.
По прибытии в Якутск передо мной встала новая профессиональная задача, заключавшаяся в экспертом просматривании привезённых из других улусов (а их было тогда в Якутии 33) документов по всем разрушениям сельскохозяйственных объектов и сооружений.
Это происходило в центральном зале Дома Правительства Якутии, где за длинным широким столом по обе его стороны находились приехавшие в Якутск представители улусов. Одни уезжали обратно в свои улусы (те у которых я уже проверил их документы), другие только приехали и занимали очередь ко мне.
Эта экспертная работа требовала большого внимания и не менее большого терпения, со стороны не согласных с моим заключением о качестве их документов (просто, не желавших их переделывать).
Теперь я каждое утро отправлялся в самый центр Якутска, где стоял памятник Ленину, там вокруг просторной и красивой площади располагались главные правительственные учреждения, в том числе и Дом Правительства.
Поднявшись по многочисленным ступенькам и предъявив дежурному милиционеру своё удостоверение, я проходил в центральный зал, где меня уже терпеливо ожидали представители сельского хозяйства якутских улусов (прибывших часто с большим трудом, из-за разрушенных этим паводком всех транспортных коммуникаций).
В наступившее воскресенье я решил найти редакцию республиканской газеты «Якутия», чтобы там получить некоторые недостающие сведения о недавних разрушительных событиях в Якутии. Редакция была закрыта на выходной, но охрана, видя моё удостоверение, пропустила меня, сказав, что в здании на втором этаже кто-то есть.
Поднявшись, я увидел в конце коридора открытую дверь и идущий свет оттуда, и пошёл туда. В небольшой комнатке, набитой всяческой фотоаппаратурой и полками с газетами я увидел человека занятого просушкой фотоплёнок.
После моего объяснения моего тут появления (как и моего появления, непосредственно в Якутии), он сказал, что работает в этой газете фотокорреспондентом, фамилия его Саркисов, и что уже заканчивает свою работу, неожиданно пригласил меня к себе на домашние пельмени, и сколько я не отказывался, он всё же настоял на своём.
Дома меня встретила интеллигентная семья, состоявшая из его жены, тёщи и дочки. Кроме пельменей они меня угощали и другими местными «изысками», название которых уже стёрлись в моей памяти.
Я был очень тронут, таким проявлением искреннего гостеприимства и их тёплым отношением к совершено не знакомому им человеку. Когда я уходил от них, то спросил, не знают ли они, где в городе находится улица Мерзлотная.
Ещё в Москве один мой однокурсник сообщил, что на этой улице в Якутске живёт наш однокурсник Джан, которого институтская комиссия распределила в эти далёкие края. Саркисовы охотно описали, как мне туда попасть, и следующим выходным днём стареньким автобусом я приехал на конечную остановку с названием Мерзлотная улица.
Телефон своего якутского однокурсника я нашёл в местной телефонной книге, и, позвонив, представился, передав ему привет от московских однокурсников.
Теперь передо мной раскинулся небольшой пустырь, за которым находились пятиэтажные панельные дома (ну совсем как в московских Черёмушках).
И вот, я звоню в одну из квартир на первом этаже, и передо мной появляется Джан, который сразу же приглашает заходить в квартиру, извиняясь за беспорядок, они с женой как раз в эти дни решили сделать в ней ремонт. В Якутию, в институт «Мерзлотоведения» были распределены и ещё двое наших студентов: Борис Губанов и Эдуард Казаков.
Когда я спросил о них, он сказал, что Боб Губанов (я его помнил высоким крепкого телосложения парнем) трагически погиб в каком-то далёком улусе уже давно, а Казаков куда-то уехал отсюда, и теперь он тут один из нашего институтского выпуска.
Работает он доцентом в институте «Мерзлотоведения» и совсем недавно защитил докторскую диссертацию на тему «Низконапорные плотины на вечной мерзлоте», в подтверждение чего подарил мне свой докторский труд с дарственной подписью. Посидел я у него и у его жены недолго.
К нам то и дело забегала из соседней квартиры, его замужняя дочь, проживавшая там с мужем и со своей дочкой. Сделав прощальную совместную фотографию, я отбыл обратно в свой гостиничный номер «Люкс».
Уезжал я из Якутии с подарками:
большой исторической и этнографической книгой «Якуты», талантливо написанной Владиславом Серошевским (бывший тут в ссылке, после подавления третьего польского восстания), сосудом «чорон» для пития кумыса на трёх ножках, настоящим якутским ножом «кынах бысах» (форма которого нигде больше не встречается), с ручкой из особой породы дерева в деревянных ножнах, музыкальным губным инструментом «хомус» и большим количеством магнитофонных кассет с очень мелодичными народными и современными якутскими песнями.
Перед отъездом со мной тепло попрощались министр сельского хозяйства Якутии Дмитрий Наумов и его первый зам. Александр Ядреев, поблагодарив меня за всю проделанную у них работу.
Улетев из Якутска в 12-00, через шесть часов беспосадочного полёта я прилетел в Москву в 12-00.
Московский журналист, ветеран труда Александр Лофиченко