трагифарс в двух действиях с мистическими прологом и эпилогом
Действующие лица:
Бард - человек лет 30-40, в потертых джинсах, не разлучается со своей гитарой.
Коломенский Иван Иванович – боевой генерал-майор Российской армии, возраст за пятьдесят.
Сотников Евгений Гаврилович - глава местной администрации, сын председателя колхоза, бывший местный партийный босс второй руки ныне успешно перекрасившийся в полудемократа–полупатриота. Практически ровесник Коломенского.
Сидорчук Юрий Валентинович - зам. главы по духовно-интеллектуальному развитию населения района. Бывший комсомольский вожак. Появляется всегда с двумя папками под мышкой – черной (с православным крестом) и красной( с надписью «Все путём!»).
Лососев Валерий Семёнович – секретарь Национал-демократической партии, в прошлом – адвокат. Возраст – за 40, мужчина с большими амбициями и в самом расцвете сил.
Камнежуев Вячеслав Исаевич - «шестерка» Лососева, неопределенного возраста, политическая проститутка местного масштаба и проходимец того же уровня.
Губернатор - на сцене не появляется, звонит по телефону.
Чиновники – не говорят, только появляются на сцее.
Советские солдаты Второй Мировой .
Солдаты Вермахта, офицер дивизии СС «Мертвая голова».
Мистический Пролог.
На сцене темно. Луч света выхватывает из темноты фигуру барда в шутовском колпаке, незаметно вышедшего из-за кулис. Он поет песню Михаила Сероусова «Шут гороховый», а затем обращается к зрителям.
Бард: Почтеннейшая публика! Сейчас мы покажем вам занимательную историю, которая никогда не происходила! Она произойдет прямо сейчас, на ваших глазах. Прошу на аплодисменты не скупиться, а на совпадения не обижаться! Разве можно, господа хорошие, обидеться на то, чего не было никогда? (бард вдруг срывает с головы шутовской колпак, голос его теряет скомороший задор, становится задумчив). Никогда... Да, почтеннейшая публика! Эта история никогда не происходила где-то в совершенно вымышленном районе, на совершенно вымышленной границе Курской и Белгородской губерний. Ни-ког-да! Как хочется верить этому бескомпромиссному слову. Но мы часто забываем – оно защищает только прошедшие дни. Прошлое уже не перекроить, не переделать. А вот будущее – оно совсем беззащитно, как ребенок. И там – в этом неведомом будущем спрятаны от наших глаз наши судьбы и судьбы наших детей. Как хочется заглянуть туда хоть одним глазком! Не страшно? Точно не страшно?! Ну конечно, нас же уверяют, что... (неожиданно берет аккорд на гитаре и поет): «Спокойно! Все в норме! Отходят колонны,
Сосчитаны снова в обоймах патроны!..
Но тише! Не надо торжественных тостов!
Мы были глухи, вновь оглохнуть так просто...
Я слышу - опять над страною набат,
И тянется время, как старый канат,
И в руки кому-то суют автомат.
«Ты будешь героем!» - ему говорят».
За сценой на фоне последних слов начинают слышаться разрывы.
Бард: Слышите? Это там – за гранью слова Никогда. Что это? Война? Или мы зря боимся, и это просто праздничный фейерверк? Значит – идем? Еще несколько шагов и мы окажемся там.
Затемнение. Под таинственную музыку, постепенно сменяющуюся бравурными аккордами занавес открывается.
Действие первое.
На сцене кабинет главы администрации местного масштаба. Под углом к зрительному залу огромный письменный стол с приставленным к нему столом для совещающихся. Позади напоминающего трон кресла - российский триколор. Над ним – большие часы, показывают семь часов. На шкафу рядом в золоченой раме портрет неизвестного седого человека с депутатским значком на лацкане, звездой Героя Советского Союза, орденскими планками на сером пиджаке. На боковой стене - окно, под ним - несколько стульев. Музыка угасает. Слышны сигналы точного времени, за ними голос диктора - «Московское время семь часов». За этим следуют позывные «Курского радио» и голос уже нового диктора:
Диктор: «Завершается подготовка к празднованию юбилея битвы на Курской дуге. В 1943 году в эти июльские дни части Красной Армии вели бои под Курском, Орлом, Белгородом, одерживая новые и новые победы над ненавистными захватчиками. Именно в ознаменование этих событий в соответствии с постановлением губернатора на нашей, помнящей ратные подвиги земле, будет впервые в истории проведено театрализованное танковое сражение...»
Входит Сотников. Выключает на полуслове орущее радио.
Сотников: Счастье великое! Танков понагнали, единственную порядочную дорогу в районе изгадили так, что по ней теперь не то, что на моей «Волге», а и на джипе губернаторском не протолкнешься. Бюджет районный на два года вперед сожрали… Зато местным потаскухам радость – вон сколько мужиков в форме без дела шляется... Всю водку в магазинах выжрали… Кстати, где-то тут со вчерашней планёрки оставалось...
Оглядывается, извлекает из-за стола початую бутылку водки, наливает в стакан подрагивающей рукой. Раздается телефонный звонок. Бутылка немедленно отправляется на место, вытягивается по стойке смирно, берет трубку.
Сотников: Сотников слушает... Здравствуйте! Не ожидал столь рано!.. Да!… Как штык на работе. Уже с утра голова болит... Нет-нет, в переносном смысле – от забот. Военных разместили не хуже, чем в Париже... Нет-нет, не бывал, это я в переносном смысле... Да-да, техника прибыла, вот только дорога... Ну-ну, конечно плохая была… Ничего, спрямим, отстроим... Вот-вот, и я говорю, чтоб стакан водки на капоте не расплескался... (косится на стакан в руке) В переносном смысле. Только вот насчет средств… Ну денег то есть... Не хватает… Нет-нет, с шоу все в порядке, но вот пенсионеры волнуются... Часто ли в войну пенсии выдавали? Да ведь я тогда как бы еще не того... Не родился... Нет-нет, не надо это нам на пятаки резать, нам эта часть вашего тела дорога... Понял… Примем… Окажем… До свида…
Кладет трубку, шумно выдыхает и вливает в себя стакан, который до сих пор держал в руке на гусарский манер – отставив локоть. Из стойки «смирно» возвращается в положение «вольно».
Сотников: Ишь ты. Губернатор. В такую рань. Неужели и у него опохмелиться только в кабинете осталось?… Н-да, хрен, значит, вам, губернаторский, а не деньги... На пятаки нарезанный. Вот. Зато – к нам едет генерал. Который всей этой гвардией командовать будет во время представления ( снимает телефонную трубку). Сидорчук! Уже на работе? Тоже башка деревянная с утра?... Она всегда у тебя такая… Какая-какая, дубовая! Шучу… Очень хорошо, зайди ко мне. Отставить дела – дела будут у прокурора. Чего?! Да нет тут прокурора! Никто твои отчеты по прошлогоднему фестивалю смотреть не собирается! Говорят тебе – он не проспался еще. Когда придешь, будут дела, говорю! Я тут тебе уже подарочек приготовил. Вот.
Кладет трубку, смотрится в стекло шкафа, приглаживает волосы, садится в кресло-трон, подвигает к себе стопку бумаг, ждет. Быстрыми шагами в кабинет влетает Сидорчук с двумя папками.
Сидорчук: Вызывали?
Сотников: Приглашал, а не вызывал. Никак не запомнишь. Садись. Хотя подожди. Знакома тебе такая фамилия: Коломенский?
Сидорчук: Вроде чего-то с царями связано... А сейчас там тепловозы делают.
Сотников: Да я тебя не про Коломенское, что под Москвой, спрашиваю, а про фамилию такую.
Сидорчук: Стоп, стоп! Это же...
Сотников (перебивая): Это никакая тебе не «же», а генерал-майор!
Сидорчук (дребезжаще смеется глядя на Сотникова, не увидев реакции обрывает смех и после паузы как бы продолжает за Сотникова): командовал полком в Афганистане, получил Героя...
Сотников: Так вот, сейчас бери мою «Волгу», поедешь, организуешь соответствующий домик, из наших гостевых, обед закажешь в нашем ресторане. Ну – в «Аисте». Понял? А после – дуй в область к дворцу губернатора и встречай этого самого героя. Вернешься – с ним прямо ко мне. Вот. В общем, не мне тебя учить – третьим был, знаешь, как все делается. Одна нога здесь – другая там, а первая – обратно здесь. Понял? Давай, комсомол! В переносном смысле… Или как вас там ныне кличут, юная гвардия президента – «Идущие в Место»? В какое там вы место идете-то?
Сидорчук (игнорируя иронию): Понял, не маленький. Так он к нам как – вроде почетного гостя?
Сотников: Бери выше! Губернатор уломал его командовать всей этой нашей танковой камарильей. По старой дружбе, так сказать. Ну, дуй!
Сидорчук: Понял, одна нога здесь, другая... (Убегает).
Сотников (поднимая телефонную трубку): Петька! Заправился уже? Сейчас к тебе наш «комсомолец» спустится, сгоняй с ним по нашим адресам, после – в область, как обычно, ко дворцу. Заберёте генерала и резво назад. Вот. И еще – пока этот охламон будет суетиться, захвати пару пузырей «Смирновской» и перекусить чего-нибудь. Мне сегодня без обеда до ночи тут торчать! Ну, давай (Кладет трубку). Чёрт, никак в рабочий режим не перейду. В переносном смысле.
Тянется за недопитой бутылкой под стол. Слышен стук в дверь. Сотников хватает авторучку, не обращая внимания на то, что рука - левая. Правая рука под столом сжимает желанную бутылку.
Сотников: Войдите!
Входит Лососев – худощав, одет щегольски, топорщатся усы «под Петра 1». За ним семенит Камнежуев в помятом камуфляже и тельняшке. Лицо у Камнежуева помято не меньше, чем одежда. Глазки рыскают по сторонам явно выискивая – где что плохо лежит.
Лососев: Доброго здравия, Евгений Гаврилович!
Сотников: Какое уж тут здравие!.. В переносном смысле. С этим сражением – беда не беде. То есть забота на заботе, я хотел сказать.
Лососев (садясь к столу без приглашения, Камнежуев стоит за его спиной): А я думал – победа на победе. У вас же все должно ладиться – вы, левши, народ способный, талантливый.
Гении, можно сказать. Клинтон. Буш…
Сотников (поначалу с некоторым напряжением): Я с Бушем за руку не здоровался. Да и в чем он талантлив – ваш Буш? Своими словесными перлами что-ли? (цитирует) «Мир страдает не от загрязнения окружающей среды, а от нечистоты воздуха и воды». А? Так у нас тот еще бывший премьер Виктор Степаныч не хуже афоризмы выдавал без всякой левой… А с чего это вы взяли, что я левша?
Лососев (кивая в сторону левой руки с ручкой): Левой ведь пишете? Кстати, для меня неожиданность, что вы ещё и творческая натура. Я вас всегда представлял этаким несгибаемым борцом...
Сотников (перекладывая ручку в правую руку и перехватывая бутылку под столом левой): Какой там борец. Заботы, заботы. Цирк этот... то есть в переносном смысле, конечно... Представление я имел в виду. Вот вчера вечером так и не решили вопрос. Тут вот для массовки форму привезли – опять проблема. Советскую местные мужики разобрали вместе с ППШ и прочими делами. А вот немецкую – ни в какую не хотят. Один молодой тракторист согласился - так его собственный дед клюкой с полчаса по площади гонял: дескать вырастил фрица, на свою голову... Актеров нанимать на массовку – денег уже нет ни шиша... В переносном смысле…
Лососев: Проблемы нет.
Сотников: То есть как это «нет»?
Лососев (весело): Имейте дело с национал–демократами и всё будет тип-топ! Мы не подведем Родину даже в самой безвыходной ситуации. И вас – тоже. Я, например, решил бы вашу проблему с «немецкой массовкой» за пару часов (оборачивается к стоящему позади Камнежуеву). Верно я говорю, Вячеслав Мусаевич?
Камнежуев: Исаевич я, как великий Солженицын… Верно, все верно. Вот, когда я был в партии у покойной Старовойтовой – так там порядка куда меньше было, бардак одним словом. Помню, захожу я как-то в кабинет к Глебу Якунину. А он мне, значит, говорит: «Давай сыне, коротким чином, тороплюсь» Ну, а я...
Лососев (перебивает): Так что я совершенно серьезно говорю: проблема ваша разрешима за пару часов. Мне нужно только несколько военных автофургонов и... ваше разрешение конечно. Не терплю самодеятельности.
Сотников: Но как?
Лососев: Мы – партия дисциплинированная, готовая из чувства патриотизма, ради, так сказать, поддержки российской демократии, пойти на лишения. Например, готовы надеть эту самую вашу форму и даже взять в руки немецкие «шмайссеры». Чего не сделаешь ради мероприятия, посвященного славе российской. Национальный праздник! Так?
Камнежуев незаметно подсаживается к столу, запускает руки под стол. Напряженно шарит там, внимательно глядя на собеседников. Нащупывает бутылку водки, но её держит спрятанной под стол рукой Сотников. Перетягивание бутылки длится в течение следующих фраз, затем эту картину заслоняет встающий Лососев.
Сотников: Чудесно! Значит, сегодня же это дело организуем! Только форма не моя – немецкая. Из гардероба «Мосфильма» по старому знакомству третий зам губернатора добыл под свою ответственность – как-никак еще полгода назад сам был режиссером и артистом...
Лососев (поднимаясь): По рукам! (Наклоняется к Сотникову и шепчет) Кстати, в нашем аппарате есть вакансии. До нашего прихода к власти можем не афишировать членство... Надеюсь, я могу рассчитывать на ответное дальнейшее содействие моей политической группировке?
Сотников: (чересчур жизнерадостно) Сделаем, что в наших силах! Подойдите к моему первому заму, через приёмную, он решит все вопросы (Жмет руку, вторая все ещё под столом). Вот. До встречи, еще раз благодарю!
Камнежуев выползает из-за стола и пятится спиной вполоборота к залу, липом к собеседникам. В руках за его спиной оказывается уже известная зрителям початая бутылка водки.
Лососев: До встречи, Евгений Гаврилович! Между прочим, вы в курсе, чья идея «Театрализованой Курской битвы»? Э-э-э, и не поверите! Это вашему губернатору подкинул идейку наш генеральный секретарь – товарищ Беркут. Скоро он станет Ставропольским губернатором... В гости будут друг к другу ездить, так-то! И это только начало. Только начало!..
Выходят - Лососев вальяжно, Камнежуев пятясь. Из коридора голос Камнежуева:
Кашежуев: Вот когда я был в партии у Жириновского... (удаляется).
Сотников (в трубку телефона): Петр Петрович, сейчас к вам зайдут двое товарищей. Ну, товарищи там они или нет, но они нам серьезно помогут. На безрыбье и рак рыба, на безлюдье и поп соловей. В переносном смысле. Да, так что выделите им все что просят. Надеюсь, мое вмешательство не потребуется...
Кладет трубку, озирается, правой рукой извлекает из ящика стола стакан, а затем левой с удивлением извлекает из под стола свернутую в трубочку газету зажатую в руке вместо горлышка бутылки. Смотрит на неё удивленно, разворачивает, плюётся, отправляет в урну. Склоняется над бумагами. Легкое затемнение.
Под громкий стук метронома подходят и уходят от стола безгласные чиновники, а часы на стене передвигают свои стрелки вперед, теперь время – без пятнадцати полдень. Свет разгорается.
Неожиданно входит генерал-майор Коломенский. Подтянутый, седеющий, в полевой форме. Явно боевой генерал, не засиживавшийся по столичным штабам и подмосковным дачам.
Коломенский: Здравия желаю! Коломенский. Иван Иванович.
Сотников (ошарашено): Здравствуйте. А Сидорчук?
Коломенский (так же ошарашенно): Какой Сидорчук?
Сотников; Ну, я за вами в область своего деятеля из комитета по борьбе с молодежью отправил.
Коломенский: Не стоило беспокоиться, я на своем транспорте. Я его отпустил. Думаю, что вертолет нам больше не пригодится? (Сотников молча кивает, пытаясь осознать ситуацию, Коломенский присаживается за стол). Ну что, с корабля на бал. Или, вернее, наоборот. Времени, как я понял, мало до начала всей этой вашей безумной затеи. Так что пора входить в курс дел. Рассказывайте.
Сотников: Ну а собственно чего тут рассказывать? Все идет по разработанному плану. Войска прибыли. Машины готовы. Массовка в процессе. Настроение бодрое.
Коломенский: Массовка, говорите?.. Не надо со мной играть в парадные рапорты. Я – не он (указывает на висящий на стене портрет губернатора). Расставим точки над i. Говоря честно, не по душе мне это дело. Нельзя в войну играть. Даже детям своим этого не разрешал никогда. И не жалею!
Сотников: Это не игра, это патриотическое воспитание масс…
Коломенский: Бросьте эту демагогию. Если откровенно – это вообще отмывание денег. Или я не прав?
Сотников: Ну-у-у… Мой карман это точно не наполнит. В переносном смысле.
Коломенский: Мне вполне ясно, что это «мероприятие» обогатит кое-кого из Санькиного окружения. Он сам-то бессребреник, но в людях никогда не разбирался. Все у него хорошие сначала, а после тех же самых – трехэтажными матюгами кроет. И все-таки сейчас удивил он даже меня, хоть и знакомы с ним уже тридцать лет – он же воевал. А вы-то сами, кстати, настоящую войну видели? Не в кино. Хоть краем глаза?
Сотников: Да вот сегодня я и вашему Са… нашему губернатору с утра то же говорил: я, как бы это сказать, после родился. Недавно. А в армии – заведовал красным уголком. Давно это было. Вот.
Коломенский: Ну, я тоже после родился. Только кое-что повидать успел. Разные дыры затыкать приходилось. Афган. Карабах. Приднестровье. Абхазия. Таджикистан. Чечня… Так что видал я и кое-что на этом свете, и немного – на том. Не тем Санька занялся. Он всегда, конечно, сорвиголовой был, и в Афгане, за то и Героя получил. И нынче – в губернаторах... За три дня выиграл предвыборную кампанию! Говорил я ему – «Раскинь мозгами, посмотри – нехорошее дело ты затеял», а он в ответ ёрничать стал: «Раскинь да раскинь, так и мозгов не останется». Ну, если остался еще ум в голове после двух катапультирований, им же иногда и думать надо! Это же не пара сетов в теннис и не рюмка чая с бывшим президентом. На Бородинском поле – там любители бегают, члены военно-исторических клубов. И то бывает… А здесь – два танковых полка с боевыми машинами, пехота, авиация. Полномасштабные сухопутные учения. Вот я и согласился. Именно потому здесь. Так спокойнее будет.
Сотников: «Как бы чего не вышло!» Прямо Акакий Акакиевич, в переносном смысле. Да чего тут выйти-то может? Проскочит. Денег, правда, вгрохали… Дороги порушили гусеницами… (вдруг заводится) Во время представления такое поле пшеницы зазря загубят... Как же можно - хлеб – под гусеницы? Ради исторической реальности… Ради часа развлечения... (затихая) Только это между нами, пожалуйста. Что мы можем? Мы люди маленькие. У нас же тут теперь, как у вас в армии - принцип единоначалия. Стану спорить – ваш приятель по Афгану меня в порошок... Сами же говорили. Он меня назначил, он и... Как Тарас Бульба своего сына. А у меня семья, дети… Коттедж новый не достроен, сын без машины (Коломенский морщится). Как-то на совещании выдал ваш друг: дескать, местные главы менялись им, и будут меняться хоть через неделю. Это, говорит, как презервативы.
Коломенский (с усмешкой): Так и сказал?
Сотников (трагично): Так и сказал... (осекается). Только, Иван Иванович, никому! Ради всего святого! В переносном смысле…
Коломенский: Узнаю Саньку! Его лексикон. А что, плохая идея разве? (вновь гадливо морщится). Ладно, замнем для ясности. Я ничего не слышал (Сотников кивает). Что ж, к делу. Давайте так: я все осмотрю, сделаю выводы, доложу вам. Потом примем окончательное решение.
Сотников (испуганно): Какое окончательное решение? Я? Я ничего не принимаю. Все ясно уже. Всё! Какое после? Ведь уже иностранцы приезжают, пресса. Опозоримся на весь мир! А после – не сносить головы! Я же говорил.
Коломенский (упрямо): Что – говорили? Я же ни-че-го не слы-шал! Ладно, ладно, коль будет нужно – прикрою. У Саньки гнев шумный, но быстрый. Но одно постарайтесь понять четко прямо сейчас, чтобы не усложнять ситуацию. Нельзя в войну играть. Нельзя! Ни в переносном смысле, ни в прямом. Ни детям, ни взрослым мужикам. Война – дело серьезное. Был у нас уже один такой генерал-игрун. Джохаром звали...
Вбегает растерянный, запыхавшийся Сидорчук.
Сидорчук: Евгений Гаврилович! Этой самой героической «жэ», за которой вы меня посылали в области уже нет, сказали – выехал на аэродром. (Сотников делает Сидорчуку гримасы, но тот пытается продолжить) Этот Коломенский - просто живчик какой-то...
Коломенский: Героическая «жэ» уже здесь. Генерал Коломенский – это я.
Сидорчук временно теряет дар речи.
Сотников: Иван Иванович, это, так сказать, племя младое, незнакомое… с деловым этикетом. В переносном смысле... Не обращайте внимания.
Коломенский: Да я, собственно, не обращаю. По этому поводу даже анекдот имеется.
В это время за спиной у Коломенского из-за кулис появляется бард. Его видит только Сотников, но он молчит, не желая перебивать Коломенского.
Коломенский: Подходит к Штирлицу в ресторанчике «Элефант» незаметный человечек и бросает на стол записку. Штирлиц читает, улыбается и бросает бумажку под стол. Подбегает Мюллер: хватает с пола бумажку и читает ее вслух: «Штирлиц, вы говно!» Все в зале засмеялись, и лишь один советский разведчик Максим Максимович Исаев знал, что ему присвоено звание генерала.
Все смеются. Сотников несколько натянуто, Сидорчук - неестественно, Бард и генерал - с удовольствием. Сидорчук и Коломенский оборачиваются и видят Барда.
Бард: А вот и главный поджигатель войны!
Сотников: Порядочные леди сначала здороваются.
Бард: Порядочные – с порядочными (картинно раскланиваясь в сторону зала): Здравствуйте! (поворачивается к Сотникову) А вы, чтоб я с вами здоровался, поинтересуйтесь – желают ли вам здоровья пенсионеры, которые по вашей милости сидят без куска хлеба. Где пенсии? В бензобаках танков? Сходите, поговорите с ними! А детское пособие куда дели? На оплату визита группы «Бодун» и клонированных «Белок-Стрелок»? Слабо народу ответить? Уютней здесь, в кабинете, с темными приятелями, вроде Лососева? Только на людях воюете?
Сотников: Никакой он мне не приятель! Мало ли, чего бабки с голодухи наплетут… И вообще, с какой стати я должен перед вами, молодой человек, оправдываться! То есть отчитываться. То есть… В переносном смысле… Покиньте кабинет! Или мне придется вызвать наряд! Да! (демонстративно хватается за телефон и делает паузу).
Бард: У вас же тут уже есть генерал-майор. Только он, наверное, свадебный, коли к нему понадобилась еще пара сержантов с дубинками? (с вызовом смотрит на Коломенского).
Коломенский: Видимо вы меня с кем-то перепутали.
Бард: Это ведь вы будете возглавлять это кощунство?!
Сидорчук (наконец опомнившись): Держите себя в рамках! Начитались всяких порнографов и калоедов, вроде Сорокина с Пелевиным! Вы замахиваетесь на святое! Мы вас поставим на место! (открывает черную папку с православным крестом на ней). Вот – сам архиепископ Пафнутий благословил сие начинание во славу державы Российской! (Трясет какой-то бумажкой, ища одобрения во взгляде Сотникова).
Бард (с издевкой): И тонны водки и пива для зрителей ваш владыка тоже благословил? Ну недаром же они водочкой и сигаретками беспошлинно приторговывали. И ночную дискотеку, которая должна открыться на поле боя после сражения?
Коломенский (заинтересовано): Дискотека на поле боя? Ну, товарищи постановщики, вы, как я посмотрю, большие оригиналы!
Сидорчук (раскрывая красную папку с надписью «Всё путём!»): Товарищ Коломенский, это все идеологически обосновано и морально выдержано. Лучшая дискотека региона - «Голубой козел», номера подобраны с точки зрения патриотизма. Эта дискотека существовала еще когда я был секретарем горкома комсомола, все проверенные ребята, сейчас – члены «Идущих». Будет организована охрана правопорядка силой «Орлят губернатора» (ловит непонимающий взгляд Коломенского) Ну это то же, что раньше оперативный комсомольский отряд дружинников. Такие, как стояли раньше на Пасху в оцеплении вокруг храмов...
Бард: Да помню. Видел, как вы по очереди в подворотню бегали к сумке с бутылками, причащались!
Сидорчук: Не смей пачкать своими грязными несогласными лапами нашу комсомольскую юность! Ребята мерзли, но стояли, оберегая верующих от атеистов! То есть атеистов от церкви. То есть (запутывается вконец) – в общем, стояли и оберегали там всех. А ты тогда в диссидентах ходил, лизал зад американцам, неформал, нехристь!
Коломенский (в пространство): «Д’Артаньян послушал Арамиса еще пять минут и понял, что начинает тупеть...» (поворачиваясь к готовым вцепиться друг в друга Барду и Сидорчуку): Хватит! (Голос генерала - как взрыв, все затихают). Вернемся к нашим баранам! Я не про твоих обновленных комсомольцев, вожак, не пыхти. Это, как любит говорить ваш начальник – в переносном смысле (Сотников хмыкает). Итак, как я понял, говоря с губернатором, я имею полномочия командовать войсками во время вашего празденства. Так вот, чтобы исполнить то, что мне поручено и предложено, хотя мне это и не нравится, я должен для начала ознакомиться с обстановкой. Если вы хотите, чтобы в первый и, надеюсь, в последний раз эта ваша бредовая затея состоялась – дайте мне возможность действовать, а не выслушивать разборки. (Поворачиваясь к Барду) Молодой человек, составите компанию «поджигателю войны», как вы изволили выразиться?
Бард (смущенно): Я имел в виду не вас, а его (кивает на Сотникова и Сидорчука).
Коломенский: И все-таки мне хотели навязать роль свадебного генерала. А вы откровенней других сказали об этом. Я ценю откровенность в людях. Потому и зову вас с собой. Итак, (Коломенский вновь повернулся к Сотникову) Евгений Гаврилович, транспорт для нас найдется?
Сотников: Без проблем (берет трубку телефона) Петька, к тебе сейчас спустятся генерал с товарищем, поступаешь в их распоряжение на сегодня. Постой, то, что я просил, привез? Занеси ко мне, перед тем, как ехать! (Коломенскому) Моя карета к вашим услугам, (подобострастная пауза, реакции нет). В переносном смысле. Ну, черная «Волга» там, у входа. Что-то не так?
Коломенский: Благодарю. Да не волнуйтесь, будет вам ваш танковый театр. Только безопасный. (К Барду) Пойдем.
Бард уходит первым, Коломенского окликает Сотников.
Сотников: Иван Иванович, секунду!
Коломенский, замирает вполоборота.
Сотников: Я просто хочу предупредить – относитесь к этому молодому пацифисту с гитарой критически. Не от мира сего. Вот. До девяносто первого стоял на учете в органах. Ну, сами понимаете. Всякие странные студенческие клубы, то да сё, связи и прочее такое. В переносном смысле.
Сидорчук (раскрывая красную папку): Хотели из комсомола его выгонять, но не успели. Комсомол разогнали. Наглый, настырный, вечно лезет куда-то. А как попросили выступить с патриотической песней во время концерта на открытии сражения, так он... (Коломенский, брезгливо морщится).
Сотников (мученическим голосом): Помолчи, Юра! Товарищ генерал-майор, я не то чтобы…
Сидорчук (увлеченно и самозабвенно продолжает): И вообще, про коммунизм анекдоты рассказывал, наш основной молодёжный лозунг «Всё путём!» критикует, в суверенную демократию не верит. В храм опять же не ходит, с какими-то фуфологами водится, что есть сатанизм, как сказано было архимандритом... (лезет уже в черную папку).
Коломенский, махнув рукой, молча уходит за бардом.
Сотников (неожиданно резко): Заткнись же ты, наконец, мандахренит! «Всё путём, всё путём!» Что – путём? Что? Ради Бога, ежели ничего путного сделать сам не можешь – хоть не мешай. Займись своим делом! Прямо сейчас!
Сидорчук (скороговоркой): Так, значит, я сейчас иду еще разок проверю дискотеку, команду для фейерверка, потом «Орлят губернатора»... Ну, в смысле – оперотряд «Идущих».
Сотников: Иди, иди. Иди! В переносном смысле. Вот-вот...
Легкое затемнение. Под громкий стук метронома вновь подходят и уходят от стола безгласные чиновники, а часы на стене начинают передвигать стрелки вперед.
Конец первого действия.
Занавес.
Интерлюдия.
Занавес закрыт. Затемнение. Луч прожектора выхватывает на передней части сцены группу солдат в униформе Советской Армии образца 1943 года. Солдаты сидят, видимо отдыхают, тихо переговариваясь. Второй луч выхватывает в проходе зрительного зала генерала Коломенского и Барда с гитарой. Они идут к сцене.
Коломенский: Ну вот, слава Богу, и тут все нормально. Пережить это надо все, пережить и проглотить. Не нужно драться с ветряными мельницами.
Бард: Сами себя уговариваете? А я уж думал, сразу скажете «не плюй против ветра». Вы же весь день мне сегодня твердили – нельзя играть в войну! Нельзя! Так, значит, если нельзя, но кое-кому очень хочется – значит все-таки можно?
Коломенский: Нужно соизмерять силы. Мы не можем сейчас остановить это все. Помнишь, Бард, у братьев Стругацких: «Если мудрость бессильна творить добро, она делает единственно возможное - удлиняет путь зла».
Бард (удивленно) Вы Стругацких читали? Воз уж не думал!
Коломенский: Я много чего читал, и подумать у меня время было. (Указывает на солдат) Посмотри внимательно, Бард. Запомни их лица. Они устали, ожидая. А завтра - в бой.
Бард: Бой будет игрушечный. К чему патетика?
Коломенский: Война игрушечной не бывает, я тебе уже говорил. Даже если ее начинают, чтобы развлечь пару тысяч дармоедов. Все войны, даже самые большие, начинают, как правило, именно с такой целью. Пока войны нет. Есть просто уставшие ждать люди. Спой им. Просто спой...
Бард и генерал садятся на сцене среди солдат. Бард берет гитару и поет (исполняет песню Владимира Аникина):
«Нам надоело падать в страхе на дно окопов прямо в лужи,
Рвать грязные рубахи на бинты.
А нам хотелось бы в атаку, Но штабу наш порыв не нужен,
Пока стоят соседние фронты.
В грязи орудия увязли, пусты у танков бензобаки,
На каждый ствол всего один заряд.
Четвертый день сечет нас дождик, мы - как бездомные собаки.
Ну так и ладно - так хоть не бомбят.
Все приглушенней стали речи, безэмоциональны лица,
В землянке с потолка течет вода.
И к нам, сюда, доходят слухи, что враг бомбил нашу столицу,
И мы хотим бомбить их города.
Делились с вшами своим телом, мечтаем лишь о самом малом:
Страшит нас Завтра больше, чем Вчера
Сюда звонят по телефону, сюда не ездят генералы.
Тут метко бьют людей их снайпера.
И тут всю ночь висят ракеты в пустом, бездонном черном небе,
Тут зубы скалят минные поля.
Земля спит с мыслями о плуге, земля спит с мыслями о хлебе,
Но взрывами пропахана земля.
А завтра нам прикажут в бой против людей и против стали,
И от полка останется лишь взвод.
Нас разбросают по фронтам, и будут нас искать медали
По сорок лет, и так - из года в год...
Ну, а пока мы на бинты рвем свои грязные рубахи,
Пока недвижны траки и винты.
Мы будем терпеливо ждать и снова в лужи падать в страхе,
Пока стоят соседние фронты...»
Затемнение.
Действие второе
Тот же кабинет Сотникова. На стене - огромная карта «сражения», размалеванная черными и красными стрелами, на столе с пяток лишних телефонов, полевая радиостанция, несколько сотовых телефонов. За столом сидят Сотников, Лососев и Камнежуев. На газете – закуска, початая бутылка водки. Лососев в какой-то черной униформе и в хромовых сапогах, Камнежуев - в аляповатом костюме-тройке и галстуке павлиньей окраски. Все радостно возбуждены.
Лососев: Я же говорил, что все будет как нельзя лучше. Наши отряды уже на исходных позициях. Красные пока еще подтягиваются. Так что я предлагаю тост за успешное сотрудничество! (поднимает стакан).
Сотников: Не кажите «гоп!», за будущее не пью.
Лососев: Но сотрудничество состоялось! Держитесь национал-демократов - и все будет в полном порядке. Верно, Вячеслав Моисеевич?
Камнежуев: Я Исаевич. Это точно, национал-демократы это вам не какая-то там чернорубашечная «Память». Помню, захожу я на квартиру к Диме Васильеву, а он как раз наливает. Ну и я, значит, со стаканом. Что делать? И мне налил. Правда, после, один на один, обматюкал, но мне-то что? Водочка-то – она вон уже где! Вот так. А вот еще...
Лососев (перебивая): И все же тост, от которого вы, дорогой Евгений Гаврилович не откажетесь. Великий гений земли русской – император Петр Алексеевич, сказал некогда: «Когда в ту пору, как трудились мы на марсовой потехе, ничего боле, кроме игры, на уме не было; однако эта игра стала предвестницею настоящего дела». За настоящее дело, Евгений. Гаврилович, за настоящее дело!
Сотников: За дело - это хорошо. Будем! (чокаются, пьют).
Камнежуев (жуёт): Дело – это штука наипервейшая. Вот когда я выпускал газету «Черный ворон» у Новодворской, дело было так...
Лососев (перебивая): Помолчите, Гамножуев, не мешайте полету мысли! Это чувство вам незнакомо.
Камнежуев (возмущенно): Не смейте склонять мою фамилию! Я не позволю! (Машет каким-то куском газеты перед носом Лососева).
Лососев: Что, бунт? Право, Вячеслав Банзаевич, ну держите в рамках свой бурный темперамент, иначе останетесь без воскресной чарки.
Камнежуев: (быстро успокаиваясь): Исаевич я. Как великий Солженицын. Помню, как мы с Сашей, на даче у Ростроповича...
Сотников: Я прошу прощения, должен на пару минут вас покинуть (уходит за кулисы).
Камнежуев (прервав свои воспоминания): Слушай, патрон, зачем ты с ним так заигрываешь? Это же бывший коммуняка! Хотел я как-то к ним записаться, одел красную рубаху...
Лососев: Он нам пока нужен. Но только пока. Когда мы будем у власти – такие как он будут наказаны. Но к власти нас приведут именно они. Достаточно вам такого объяснения, Вячеслав Мазаевич?
Камнежуев: (пряча за пазуху пару мобильников со стола): Исаевич, с вашего позволения, патрон. Мне нужно тоже на пару минут...
Лососев: Твои слабости тебя погубят. Иди.
Камнежуев пятясь, уходит, налетает «пятой точкой» на вошедшего Сотникова.
Камнежуев: Премного извиняюсь! Я сейчас. (исчезает).
Сотников: Мне вот что непонятно, товарищ Лососев. Скажите, зачем вы держите возле себя этого проходимца? Его же насквозь видно за сотню километров! В переносном смысле.
Лососев: Знаю, знаю. Увы, он пока мне нужен. Но только пока. Да, он болтает без меры и до сих пор не видит разницы между самоуправлением и самоуправством. Равно как и между этикой и эстетикой. В этом он не сильно отличается от вашего клеврета-комсомольца. Но связи. Связи, Евгений Гаврилович, у него действительно есть. Этого не отнимешь. Пользоваться он ими не умеет, но это могу я. Связи – значит деньги. Деньги – власть. Вам же, как никому, знакома эта цепочка. Ведь ваш шеф использует ее на триста процентов! Заплатил и - подать сюда насолившего вам Штыркина-Пыркина...
Из за кулис доносится жалобный голос Камнежуева:
Камнежуев: Исаевич я!
Появляется и сам Камнежуев.
Сотников: Ну что же, друзья мои. До начала – минут пятнадцать. Где же наш дорогой генерал? Хотелось бы, чтобы и он избавился, наконец, от своих беспричинных страхов. Вот именно.
Лососев (с некоторым пренебрежением): Афганский синдром!
Камнежуев: Но-но! Я тоже, некоторым образом... кровь проливал! В составе ограниченного контингента...
Лососев: Чарки лишу! (к Сотникову) Не слушайте, вы же все понимаете...
Входят Коломенский и Бард.
Бард: О, Шер Хан со своим верным шакалом Табаки уже здесь?
Лососев: Не стоит, мон шер, обижать моего официального помощника столь нелестным сравнением. Он уже и так обижен существом, стоящим заметно выше всех нас...
Коломенский (глядя на Камнежуева): Слушай, где-то я тебя уже видел... Только вот никак не припомню. Память на лица у меня цепкая, так что встречались мы где-то. Точно встречались.
Камнежуев (уставясь в пол): Где-где... В предвыборных роликах. Где же ещё?
Бард (поясняет): Он у нас кандидат Всея Руси. Был кандидатом в президенты, в губернаторы, в депутаты и прочая, прочая, прочая... Даже ножом вроде как вены резал перед камерой в знак протеста. Потом это по НТВ показывали.
Камнежуев: Имею право! У нас свободная страна! Олимпийский принцип – главное не победа, а участие!
Бард (с ехидцей): И деньги, которые за участие платят. Политолог Кошкина продала свою дачу, когда ты был ее довереным лицом? И что – она в Госдуме? Прошел все тот же Тупенко, почетный железнодорожник с колхозным прошлым.
Камнежуев: Ну и что? Выбор народа – вещь непредсказуемая. Мы – политики. На то и русский народ…
Сотников: Чем это вам не нравится наше крестьянство? Я вот тоже – от сохи!
Бард (Сотникову): Скорее от председательского «козла». Ась? (Вновь Камнежуеву) Как говорил русский ученый Ломоносов – где сколько убудет, столько в другом месте прибавится. В драной тельняшке перед камерами светитесь, Камнежуев, а коттеджик строите? А? А как поживает норковая шуба вашей супруги?
Камнежуев, Лососев и Сотников хором, вразнобой:
Камнежуев (истерично): Не имеете права, это моя личная жизнь! И вены буду резать где хочу! У нас свободная страна!
Лососев: Не будьте мелочным!
Сотников (зло): Вы сегодня второй раз в моем кабинете затеваете скандал! Имейте совесть, вот!
Коломенский (как бы про себя в возникшей паузе): И все-таки я где-то его видел. Но живьем.
Лососев: Прошу прощения, но нам пора. Труба зовет! Слава демократии! Виват Россия!
Лососев и Камнежуев уходят.
Сотников: Ишь ты, эк выпендрились! Виват... Как патриотично!
Бард: Что эти типы тут делали?
Сотников: Я что обязан отчитываться перед вами? Вот. Они нам помогают.
Бард: Не нравятся мне что-то эти ваши помощнички! Схожу-ка на улицу... (уходит за кулисы).
Сотников (вдогонку): А они вам в родню и не набиваются, чтоб нравиться! Дело надо делать! Дело!
Коломенский: Вспомнил. Вспомнил! В Афгане я его рожу мятую видел! Прапором он служил.
Сотников: Так он все-таки там был на самом деле? А я думал – проходимец.
Коломенский: Вспомнил! Теперь точно вспомнил. Его же тогда отдали под трибунал. За мародерство... Точно – он.
Сотников ошарашен, он хочет что-то сказать, но только открывает рот, как выброшенная на берег рыба. Легкое затемнение, под стук метронома вновь подходят и отходят от стола Сотникова молчаливые чиновники. И тут раздается телефонный звонок. Свет разгорается.
Сотников: Сотников слушает.
Голос губернатора: Почему не начинаете? Концерт идет к концу, я уже сказал речь. Что, ждете, пока я разделюсь как инфузория-туфелька и буду сам и гостей встречать, и речи толкать, и руководить сражением, как в прежние времена? Дай мне Коломенского, я с ним сам поговорю!
Сотников, вытянувшийся по стойке смирно протягивает трубку генералу Коломенскому.
Коломенский: Коломенский у телефона.
Голос губернатора: Иван, это я. Что там у вас застряло? Почему танки не выходят на исходную? Где артподготовка? Что вы там, спите, что ли?
Коломенский: Саня, я предлагаю, пока не началось, хотя бы снизить численность непосредственных участников. И еще, нужно убрать пехоту с обеих сторон! Могут быть жертвы!
Голос Губернатора (с нарастающей яростью): Вы что там, матерь вашу, с ума что ли посходили? На Бородино каждый год такой театр устраивают и с пехотой, и с кавалерией! И никаких жертв! Ты что, хочешь мне сказать, что я не могу себе позволить то, что позволяет эта вонючая столица? Да у нас тут своя держава, я отсюда на Москву чихал!
Коломенский: Там нет танков, Саня. И там добровольны, а ты хочешь превратить армию в цирковую команду. Это опасно...
Голос Губернатора (с истерическими нотками): Да ты что, подставить меня хочешь перед иностранцами?! Да мне после шоу вести переговоры о новых кредитах для губернии! А-а-а, вот что! Засланный казачок? Предаешь меня? И ты тоже?! Всех подменили! Всех купили! Ничего, и не таких видали! Я тебя отстраняю нахрен от командования шоу! Понял?! От-стра-ня-ю!!! Катись отсюда! Дай трубку Сотникову!
Коломенский: Ты запутался, Саня… Пойми, это не «Зарница»! Ты всю жизнь играешь в войну, а я говорил тебе – в войну нельзя...
Голос Губернатора (перебивает взбешенно): Не учи меня жить! Отдай трубку, я сказал, сукин сын! Ты мне с сегодняшнего дня не друг! Разошлись наши дорожки!
Коломенский отдает трубку.
Сотников: Сотников на проводе.
Голос Губернатора: Хоть ты там в штаны еще не наложил?
Сотников: Нет... В переносном смысле...
Голос Губернатора: Принимаешь командование шоу на себя! Чтобы через пять минут все завертелось! Люди ждут! Сделаешь все как надо - знаешь, я умею отблагодарить. А этого чудака на букву «м», в генеральских погонах, гони к едрене фене из своего кабинета! С ним у меня свой разговор будет, понял я, чего они хотят! Не выйдет! Не на того напали!
Короткие гудки. Сотников кладет трубку, оправляет пиджак, приосанивается.
Сотников: Прошу прощения, Иван Иванович, но вы начинаете мешать. Вот. В переносном смысле...
Коломенский: Ну, раз в переносном смысле, то я все-таки останусь на вашем... командном пункте. Думаю, смогу пригодиться. Дело серьезное, я всегда говорил, что дурак у власти это смешно, но если у власти инициативный дурак - это уже страшно.
Сотников делает гримасу и подносит указательный пален ко рту: «Тише, и у стен могут быть уши!»
Сотников (в телефонную трубку другого телефона): Сидорчук, зайди ко мне! Эротическое шоу обойдется без тебя, зайди я сказал! (говорит дальше в микрофон полевой радиостанции) Всем подразделениям! Говорит «Дрофа»! Готовность пять минут! Доложить выдвижение на исходную!
Голос Сотникова на глазах обретает твердость, почти исчезают слова-паразиты, на Коломенского он уже не смотрит. Начинают звонить телефоны один за другим.
Сотников (снимая трубки по очереди, а иногда и по две сразу): Понял, «Хищники» вышли... Ясно... Принято, «Соловей», принято... Ясно, «Сапсан»… Понято, понятно... Эсэсовцы готовы?.. Очень хорошо... Что значит «Не нанесли опознавательных знаков»? Кузбасс-лак имеется? Вот, намалюйте кресты и поднимайте машину в воздух! Да, я сказал... Что за драка? Запомните: драка наших и немцев должна быть только на поле сражения! За его пределами вызывайте участкового! Дайте мне вашего штандартенфюрера на провод... Да я не вам, майор!.. Я те покажу «хайль!» Что там у вас?.. Пьяных из рядов убрать! Это же позор – среди зрителей иностранцы, что они подумают о русских солдатах?
Входит Сидорчук. В руках, как всегда две папки.
Сидорчук: Вызывали?
Сотников: Приглашал, приглашал! Я хотел вам поручить… (звонок, хватает трубку, говорит в нее) Сотников, то есть «Дрофа» на проводе... Решайте на месте я сказал! (кладет трубку, опять Сидорчуку) Поезжайте на место, к Советской армии. Я имею в виду, что Лососев со своими ребятами справятся и без нас, а вот местная массовка не дисциплинирована. (Вновь телефонный звонок, опять в трубку) «Дрофа»!.. Не верю... Хватит провокаций! Еще пьяной драки нам не хватало!.. (Опять Сидорчуку) Поэтому вам нужно...
Сразу несколько телефонных звонков. Сотников хватается за голову. Телефоны разрываются.
Сидорчук: Снова съездить?
Сотников: Нет, Юрий Валентинович, никуда не нужно ехать. Останьтесь тут. Поможете на связи. Там без вас обойдутся. Кивает на «орущие» телефоны.
Сидорчук (открывая черную папку): Тут, кстати, еще проблема, Евгений Гаврилович. Не успели подвезти цистерну святой воды. По-моему, у губернатора какой-то конфликт с епархией возник на почве передела собственности... И еще, рок-группа «Бодун» вдруг начала заламывать цены, а все уже было договорено... И вот еще: тот текст речи, что мне передали из главной фракции Госдумы, может быть все таки сделать помягче? Это я насчет слов о великом гении Сталина... (лезет в красную папку).
Сотников (взрываясь): Вы что, сами без головы!? Что вы ко мне с мелочами лезете!? Да-да, с мелочами! То святая вода, то святое говно... Военный праздник начался уже, вы понимаете или нет? Шоу полным ходом идет, а вы со своими... Сядьте к телефонам. Вот. Сядьте!
Вбегает взъерошенный бард.
Бард: Вы кого же допустили в ваши игры, господа хорошие?! Вы что, от своих властных полномочий совсем уже сбрендили?
Сотников: Вы что себе позволяете! Вон отсюда!
Сидорчук: Анархист! Мы вами займемся после праздника! (оглядывается в поисках поддержки на Сотникова, но тот уже остывает).
Бард (пропуская оскорбления мимо ушей и обращаясь к Сотникову): Вы знаете, кто такой этот ваш Лососев и что он затеял? Вы понимаете...
Сотников: Лососев представитель одной из партий, готовых поддержать нынешний режим. Идти нога в ногу. В свете многопартийности мы можем и должны сотрудничать! И вообще – Лососев делом доказал, так сказать! Вот-вот, а вы воду мутите. В переносном смысле. Вот.
Бард (бросает на стол вынутую, из-за пазухи тачку толи листовок, толи небольших газет): Нате, почитайте!
Сидорчук (нюхает): Типографская краска свежая. Не ксерокс.
Сотников (бормочет читая): идеалы национал-демократии всегда были близки... Великая Россия... Петр, Наполеон… Сталин и Гитлер... железным кулаком... к всенародному счастью... идея всегда была русской... новгородское вече... Чушь какая-то! Кто это разрешил? Кто это написал? Откуда это?
Бард: Это ваш Лососев со своим шакалом! Раздают на митинге.
Сотников (ошарашено): на каком еще митинге? Где?! Кто дал санкцию?
Бард: А сколько месяцев назад последний раз вы полностью выдавали зарплаты и пенсии в районе? А квартплату не вы почти вдвое подняли полгода назад? А билеты на автобус...
Сотников: Но распоряжение губернатора... Всенародный праздник любой ценой...
Коломенский (тоже взяв газету): Бред. Этот номер не пройдет – нельзя скомандовать «Время, назад!».
Бард: Я думаю, что достаточно не дать ему идти вперёд…
Сидорчук (обиженным голосом, потрясая листовкой): Евгений Гаврилович, они хотят возродить язычество! Так что, значит, мы опять идеологически ошибались? В смысле с православием?
Вопрос остается без ответа. Затемнение на сцене, под стук метронома и звонки Сотников и Сидорчук священнодействуют с телефонами, вновь подходят и отходят молчаливые чиновники. Вдруг как по команде телефоны умолкают.
МИСТИЧЕСКИЙ ЭПИЛОГ
Сотников хватает трубку телефона. Нервно бьет по рычагу. Хватает второй телефон. Радиостанцию. Еще телефон. Стучит телефоном по столу. Результата нет. Испугано озирается. Все, и даже Коломенский, который до того сидел, погрузившись в свои мысли, внимательно, пристально смотрят на Сотникова. Сотников поникает, становился совершенно растерянным. Внезапно оживает радиоприемник.
Громкий голос Левитана на весь зал: «От Советского Информбюро. В течение 6 июля наши войска на орловско-курском и белгородском направлениях продолжали вести упорные бои с крупными силами танков и пехоты противника. Наступление противника поддерживалось большим количеством авиации. На Орловско-Курском направлении все атаки противника отбиты с большими для него потерями. На белгородском направлении противнику ценой больших потерь удалось незначительно продвинуться на отдельных участках. По неполным данным, нашими войсками на орловско-курском и белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 433 немецких танка. В воздушных боях и зенитной, артиллерией сбито 217 самолетов противника. Взято в плен 22 фашистских летчика».
Внезапно радио умолкает на полуслове. За окном слышен грохот близкого разрыва, звенят бьющиеся стекла. Сотников вскакивает.
Сотников: Что это? Где?
Коломенский (спокойно): Я предупреждал. Игры кончились.
За окном новый разрыв, более отдаленный.
Сотников: Не надо дискуссий. Да-да, не надо. Вот. Я хочу знать обстановку!
Коломенский (зло): Я тоже. Отправьте своего адъютанта на АТС.
Сидорчук: Постойте! Что это?! (указывает в окно, за окном отдельные выстрелы, автоматная очередь). Я не понимаю ничего! Я ничего не понимаю! Ведя у них должны быть холостые патроны! Это же просто представление, правда, товарищ генерал?
Коломенский: Я думаю – это война.
Сотников и Сидорчук: Как война? Какая еще война?
Бард (Коломенскому): На этих надежды мало. Давайте разберемся, что происходит. Время на самом деле вспять пошло, что ли? Мистика какая-то...
Коломенский (подходя к окну): Время… Дураки, бедные царствующие дураки! Вы думали, что играете в войну, а война начала играть вами. Всё. Времени нет.
Слышен топот за кулисами. В кабинет на сцене врываются четыре солдата вермахта во главе с офицером дивизии СС «Мертвая голова»« Офицер с парабеллумом, остальные вооружены автоматами.
Офицер: Halt! H;nde hoch!!
Бард и Коломенский стоят, словно окаменев. Сидорчук поднимает медленно руки. Сотников машинально тянется к телефону рукой и получает по руке одним из автоматов.
Сотников (сгибаясь, нянча руку): Уй, сука! Больно!
Офицер: Erwarten Sie nicht, Russisch Schwein? Wir haben wenig Zeit. (повернувшись к Барду и Коломенскому) Wenn Sie m;chten, am Leben zu bleiben, um schnell die Fragen zu beantworten!
Солдат вермахта в очках в металлической оправе, вероятно переводчик: Герр официр каварит, что у него есть мало-мало времени. Ви отвечайт на вопрос герр официр, унд герр официр бутет товолен. Так. Ви не отвечайт – и герр официр убивайт вас тут, ja?
Офицер подходит к российскому флагу, тянет к нему руку с явным намерением сорвать. Солдаты уже протягивают красное полотнище со свастикой. Сотников отворачивается, Сидорчук упрямо смотрит в пол.
Коломенский: Не сметь, падаль!
Отталкивает офицера. Бард делает шаг и становится рядом с Коломенским, закрывая собой флаг. Солдаты передергивают затворы «шмайссеров».
Немая сцена.
Затемнение.
Слышны несколько автоматных очередей, топот ног. Свет постепенно разгорается.
На полу лежат фашисты и генерал Коломенский. Над Коломенским склоняется коленопреклоненный Бард, на его плече расплывается кровавое пятно. Сотников и Сидорчук все так же с поднятыми руками у окна, ошалелые. В кабинете - трое советских солдат Второй Мировой, в касках, плащ-палатках, с автоматами ППШ наперевес. Несколько секунд они печально смотрят на погибшего генерала, но касок не снимают. Липа их ожесточаются. Наконец один поворачивается к застывшим у окна чиновникам, еще не обретшим дар речи.
Солдат: Ну что? Доигрались, сволочи!?
Солдат передергивает затвор автомата.
Немая сцена.
Занавес.