ЗАПРУДНЫЕ ЛУГА
И. Буранов рассказ
Хата наша располагалась на самом краю деревни, довольно далеко от центра. Широко раскинулись в долине реки луга за деревней, раскидистые вербы прорисовывают на них многочисленные старые русла, правый, крутой берег насмурился меловыми обрывами. Сама деревня, укрытая густыми садами и отороченная ровными наделами огородов, горделиво отстранялась от нашей простодушной окраины, убегала кривыми улицами прочь от полей и пастбищ к церкви со сверкающими куполами, к двухэтажной школе, к асфальтированной дороге на райцентр. Культурные люди, жившие вдоль асфальтированной дороги, недолюбливали наши края и относились к нам с чувством собственного превосходства. За это мы относились к ним с ответным чувством непонимания и легкой, беззлобной ненависти. Когда они пригоняли на наши луга своих коз, мы пугали их своими собаками, когда пригоняли коров мы натравливали на них своих быков. В остальном жили дружно и весло, как и положено в стране развитого социализма. В те теплые, пропахшие летними ветрами времена, суровая пора войн, революций и коллективизаций давно прошла, а еще более бестолковая пора перестроек и реформ еще не наступила. Можно было жить спокойной, размеренной жизнью, сеять хлеб, растить детей, участвовать в школьной самодеятельности, которую я, лично, очень не любил, даже очень и очень. Можно было быть счастливым и беззаботным, можно было быть пионером и комсомольцем, сдавать металлолом и макулатуру, можно было натравливать своих быков на чужих коров, к неописуемому восторгу самих быков и неудовольствию чужих пастухов.
За запрудой реки лежали самые обильные луга, их всегда делили на сенокос частным молокосдатчикам. Нашей семье выделили, как всегда, жирный, широкий надел. Корова наша - Чубара давала молока столько, что хватало и нам и сдавали мы больше всех соседей, даже тех у кого было две коровы. Рядом выделили участок соседу дяде Пете, его участок был уже раза в три, и в сравнении с нашим, он вызывал чувство беднороственнической жалости. Сам дядя Петя такие чувства вызвать ни как не мог. Это был статный, самоуверенный мужчина с окладистым большим животом, ходил он всегда ровно, с высоко поднятой головой и выпяченным далеко вперед пузом. Это придавало ему вид гордый, значимый и победоносный.
- Ну что, Ванька – сказал дядя Петя весело – тебе тут на недельку косить.
В другую, более зрелую пору, я легко пропустил бы подобные слова мимо ушей, да и сам бы не полез в карман за словом, слова ведь говорить не камни тяжелые ворочать, а тогда, в пору непобежденного детского максимализма, такие слова означали для меня только одно. Это вызов. Это вызов на соцсоревнование. Соцсоревнование с дядей Петей у нас имело характер постоянный. Кто быстрее посадит картошку, кто быстрее ее выкопает, кто быстрее скосит сено, кто быстрее его уберет. Соревнование было негласное, но упорное необыкновенно и, честно сказать, побеждал неизменно дядя Петя. Меня это задевало до глубины корней волос. Проигрывать я не любил, а особенно Дяде Пете. К труду мой извечный соперник относился очень спокойно, даже гораздо больше чем спокойно – спокойно и рассудительно.
- Никогда не оставляй на завтра, то что можно сделать послезавтра – любил он говорить многозначительно. Побеждать в соцсоревновании дяде Пете помогали незаурядная выдержка и знание стратегии. Никогда он не стремился победить умением или чем бы то ни было еще. Исключительно числом. Дословно наоборот суворовской науке. А число дядя Петя знал туго. Он никогда не брал большой надел ни по картошке, ни по сену. Но не это было главное в его науке побеждать. Главное было в том, что когда наступала пора решающего сражения дядя Петя появлялся на поле брани в сопровождении своих сыновей Сашки и Сереги. Эти статные, суровые богатыри еще уступали отцу по размеру живота, но нисколько не уступали ему по спокойствию и самообладанию. Так вот когда эта недюжинная трехбогатырская сила появлялась на огороде, что случалось довольно редко, тогда любая работа спорилась и заканчивалась быстро, и тогда дядя Петя шествуя важно в спокойствии чинном, бросал веселый взгляд на бесконечные грядки простилавшиеся предо мной и говорил добродушно
- тебе, Ванька, тут на недельку копать.
После этого он гордо, с церемониалом покидал огород последним, как капитан корабль, что бы долго долго на него не возвращаться, вплоть до следующей, очередной победы надо мной. Все остальное время огородом соседей занималась тетя Шура, жена дяди Пети, ни в каких победах и соцсоревнованиях она не участвовала. Это была одна из тех великих тружениц, таких же как моя мать, как моя бабушка, и большинство деревенских женщин, на чьих руках покоилось благосостояние семей, да пожалуй и всей страны. В отличии от нас с Дядей Петей, тетя Шура не стремилась на огороде кого то обогнать, она больше заботилась об урожае.
Неописуемой красотой славятся запрудненские луга, густой зеленый ковер травы, пронизан узорами простеньких луговых цветов и обрезается старой плотиной. На плотину нависают кроны верб, образуя замысловатые шатры и пологи. Сама плотина уступами и бастионами напоминает стену древнего города, заброшенного много веков назад. Загадочный, первозданный мир, мир тайны и красоты. Летний зной плывет над лугом в торжествующей музыке стройного оркестра кузнечиков и цикад, ароматы луговых цветов поднимаются терпким дурманом до самой вышины бесконечно синего неба.
Но мне то сейчас нет ни какого дела до всей этой красоты. Дурацкие слова про дурацкую недельку - это сейчас единственное что меня волнует и тревожит. Я должен победить. Это у себя на огороде я мог и проигрывать, хоть обидно, но ничего, как говорится проигрыш на своем поле. А здесь я проиграть не мог ни как. Здесь нужно было побеждать во что бы то не стало. Именно здесь, на лугах непревзойденной красоты, ни какого другого исхода великой битвы, кроме как безоговорочная победа не может быть. Потому что здесь, через три надела от моего, надел Николая Николаевича, а занимать его пришла его дочь Таня, безусловно самая красивая девочка в нашей школе, а значит и во всей близлежащей вселенной. Ни один ученый пацан из нашего класса не мог сказать чем она отличается от остальных девочек, но то что она самая красивая, это был факт не подвергающийся ни малейшему сомнению. Было в ней что то необычайно легкое, загадочное и волнующее, чего в других девчонках мы не замечали. И вот сейчас она идет немного в сторонке от остальных людей в простеньком платье, ее волосы перебирает легкий ветерок, и все в ней так ладно, так красиво. Когда ее веселые, карие глаза глядят на меня, я забываю все слова и даже мысли останавливаются у меня в голове. Надо же было такому случится, как раз когда дядя Петя говорил про свою дурацкую недельку, Таня проходила рядом и посмотрела на меня. Мне показалось что в ее взгляде не было насмешки, а наоборот уважение к моему широкому наделу, и надежда на то что бестолковые пророчества дяди Пети не сбудутся.
Ну что же вызов брошен, Рубикон перейден, мосты стоят там же где и раньше стояли. Как же победить дядю Петю, ведь не раньше как завтра после обеда три богатыря порвут свой сиротский надел легче чем пресловутый бобик грелку. Но ведь это завтра вечером, а у меня есть еще сегодня полдня, завтра день и сегодняшняя ночь. Это не так и мало. Это совсем не мало. Время, могучий союзник, на моей стороне. Я не стал дожидаться пока заканчивалась дележка участков, а отбыл на велосипеде домой, налаживать косу. Сразу после обеда я приступил к делу. Солнце склонилось за полдень и от этого стало еще жарче. По такой жаре тяжело делать и более легкую работу, не то что косить, ведь косьба это самый тяжелый крестьянский труд, по энергозатратам ни один спорт и рядом не стоит. Конечно, какой ни будь тяжелоатлет может бессмысленно ворочать многопудовое железо с гораздо большим энтузиазмом, и в своем неадекватном, психически нездоровом порыве, он выдаст больший тоннокилометраж, но ни один спортсмен не свалит за день столько травы, сколько свалит тщедушный, серенький, деревенский мужичек. Пот заливает глаза, и мокрая рубаха предательски липнет к телу, мешая размеренному замаху. Жара многопудовой гирей давит, мешает дышать и забирает силы гораздо больше чем сама работа. Но ждать нельзя. Время мой могущественный союзник, может стать не менее грозным соперником, время нельзя терять. Нужно грамотно подстроится под время, и тогда оно поможет одолеть любого противника. Один рядок – пятнадцать метров, затем короткий отдых и еще рядок, отдых, и еще рядок. Неумолимое постоянство вот оружие против больших участков. Первые рядки самые тяжелые. Как бесконечно далеко еще до плотины, и кажется что каждый рядок не сколько не приближает тебя к финишному бугру. Ты кажешься сам себе меленьким Сизифом толкающим огромный камень. Шальные, ядовитые сомнения пробиваются в ряду стройных мыслей – а вдруг не успею, вдруг завтра, когда приедут богатыри я еще далеко не закончу, и тогда они стройной слоновьей поступью опередят меня. Впереди ковер изумительной красоты разбит колышками на отдельные лоскуты, а за спиной ровные, толстые рядки скошенной травы. Это мой плацдарм, не смотря ни на что он увеличивается, теперь я не гляжу в сторону далекой плотины, я смотрю как неуклонно растет территория завоеванная мной.
Когда то, в шестидесятые годы, один из председателей нашего колхоза решил из заливных лугов сделать орошаемые поля, для этого он перегородил речку высокой плотиной. Много тысяч тонн чернозема подняли на дыбы. В низине, откуда выбрали грунт образовалось продолговатое озеро, а все луга до плотины превратились в болото. И даже когда во время разлива, река прорвала плотину, заболоченность сохранилась. На долгие пятилетки непроходимые заросли камышей остались рукотворным памятником, ознаменовавшим победу человека над природой и здравым смыслом. И до сих пор там за плотиной и за заросшим озером стеной стоят камыши, там место обитания дикой природы, место не тронутое цивилизацией, точнее тронутое неразумно и теперь временно не дотупное. По рассказам бывалых охотников там водятся волки и кабаны, и даже якобы, там видели медведя. Хотя оба наши деревенские охотники люди бывалые, это бесспорно, все же есть сомнения в том что их богатое воображение гораздо превосходит их скромную смелость. Еще молва приписывает болоту совсем потусторонние явления, такие как русалки, водяные и дед Кирей, оригинальный персонаж оккультного фольклора нашей деревни.
Солнце начало клонится на закат, косить стало легче, хотя на смену жаре пришла усталость. И все же теперь намного легче, теперь за спиной плотные валки травы далеко отодвинули дорогу, и сама плотина отделенная недосягаемой дальностью, теперь подвинулась, дрогнула, и начала очень неохотно приближаться. День быстро угасал, на склон солнце пошло быстрее, и вот оно уже село на меловые кручи. Из своих дневных убежищ поднялись комары, теперь они вместе с нарастающей усталостью создавали мне дополнительные трудности. По своему плану я должен докосить до большого муравейника, который возвышается примерно на средине участка. Солнце уже спряталось и сил остается все меньше, уже на одном рядке приходится дважды отдыхать, а муравейник все не достижим. И это при том что я незаметно перенес свой колышек так, что уступил дяде Пете метра полтора. Другой раз я не уступил бы и сантиметра, чего ради уступать сено своей коровы какому то дяде Пете, который у себя за огородом то сено выкашивает не каждый год. Сейчас другой случай, сейчас дело не в сене. Густой, прохладный туман вылез из тростниковых зарослей, на небе зажглись точки звезд, а в деревне лампочки. Плотность комаров сгустилась и уже нет возможности реагировать на каждый укус, только когда особенно злой кровосос вонзит свое жало с сильной болью, только тогда я бросаю косу. Ночью здесь действительно жутковато. Если бы меня встретил случайный прохожий, он наверняка принял бы меня за сумасшедшего, но здесь ночью случайных прохожих не бывает. В слабом свете луны очертания плотины и верб становятся зловещими и потусторонними. Какие то тени бесшумно проносятся по черному небу, за плотиной, на болоте что то громко чавкает, словно огромные чудовища медленно передвигают свои ужасные лапы по непроходимой грязи. А там под плотиной желтые глаза свирепо рыскают в высокой осоке. Но им не остановить меня, муравейник уже близко, вот всего несколько рядков. Лампочки в деревне начали гаснуть, нормальные люди ложатся спать, и только одна лампочка горит ярче других, это в моем доме. Не ложатся спать, волнуются за хозяина, ведь сказано им было что бы ложились, не ждали, хозяин сам знает когда косить, когда не косить. Перед этим устоять не возможно. На сегодня цель не достигнута, заветный муравейник остался в паре метров, если бы родные не подкачали я бы добрался и до него, и до волков под плотиной тоже добрался бы, наверное.
На следующий день, еще первые отблески рассвета только начали подкрашивать восток, я уже прибыл на свой фронт. Ночью я почти не спал, усталость не дает спать, натруженные мышцы стальными обручами стягивают тело, больно поворачиваться, даже дышать не удобно. Вот и сегодня движения даются с большим трудом. Вчерашний туман еще не рассеялся, а вчерашние комары встречают меня радостным гулом. Вот солнце вернулось из своего далекого путешествия, трудно поверить что за это короткое время солнце осветило Атлантический океан, Америку и Тихий океан. Наконец мышцы разработались, дело пошло быстрее. Уже далеко позади муравейник, который вчера казался недосягаемым. Красоту рассвета понимают немногие, самые верные поклонники рассветной красоты это рыбаки, к которым я себя не без основания причисляю. Когда огромное красное солнце встает над горизонтом, на него можно спокойно смотреть, это из за того что красные лучи преломляются сильнее, и мы видим солнце там где его еще нет. Позже солнце взойдет выше, тогда жесткие ультрафиолетовые лучи не позволят любоваться нашим светилом без защитных очков. За солнцем на луг потянулись крестьяне. Коси коса пока роса – одна из народных мудростей дошедшая до нас от далеких предков. Действительно роса сильно облегчает тяжелую участь косца. Размоченные холодными каплями стебли теряют жесткость и легче поддаются косе. К десяти часам, когда роса спала даже самые ленивые выбрались на луг и приступили к своим участкам, горестно сожалея об ушедшей росе. Окрестности наполнились многолюдьем и веселым говором. Тем более весело было мне, мои рядки уже подступались к плотине. Теперь ясно победа не моей стороне, через несколько рядков я могу бросить косьбу, не обязательно косить до самой плотины, там перед плотиной жесткая осока забила более мягкие травы, это не ахти какое сено. А соперники все не появлялись. Теперь можно было со спокойной совестью отправляться на обед. По дороге я сделал небольшою крюк и взобрался на высокую, меловую гору, что бы с высоты птичьего полета посмотреть на луг. Внизу, маленькие, словно муравьи, суетились люди, сверху это было похоже на то что они что то ищут, так они равномерно рассредоточились по всей площади. Свой участок я сразу даже не узнал, скорее не поверил что это он. Весь огромный луг разделялся на две большие части, даже на три, мой надел разделял весь луг и сам был отдельной, пусть не большой но частью. Ровные поперечные рядки, аккуратно заштриховали эту дерзкую полосу, решительно разрезавшую пестрый ковер многотравья. Наделы остальных косарей только начали вырисовываться вкривь и вкось положенными радами. Вот бы сейчас видели эту картину мои одноклассники, хотя нет, эти обалдуи разве поймут красоту величия, пожалуй хватило бы что бы это увидела только одна девочка. С чувствами несвойственной мне гордости и глубокого удовлетворения, я поехал домой, не сколько не сожалея о лишних трех километрах.
Они появились, как я предполагал, после обеда. Остановили трактор не доезжая своей делянки. Пока Серега и Сашка вываливались из тележки, дядя Петя возглавил торжественное шествие с косой на плече. Вдруг его победоносный живот споткнулся о пустоту, от неожиданности он открыл рот и застыл в изумлении. Абсолютно невозмутимые люди в момент неожиданности выглядят даже смешнее обычных. Подошли сыновья, немая сцена закрепилась в трех лицах. Что бы выйти из состояния оцепенения, дядя Петя потянул руку, он хотел почесать затылок, другая его рука так ослабила косу, что та перевалилась через плечо и едва не уколола дядю Петю сзади. Не отрывая обалдевшего, немигающего взгляда от скошенной травы, знатный механизатор снял косу с плеча, и зачем то воткнул ее в землю, так как поверженный рыцарь складывает свой меч перед более сильным соперником.
- Ты что, Ванька … - наконец обрел дар речи дядя Петя, но дар логики к нему еще не вернулся, так вопрос и остался в глупо недосказанной форме висеть среди пропасти недоумения.
- Роса уже спала – ответил я, неопределенно пожав плечами.
- Да спала…. – выдавил из себя дядя Петя, при этом ударение потерялось между первым и вторым слогом, так что совершенно не понятно что случилось с росой.
Сыновья уже подлаживали косы, а дядя Петя все не как не мог отойти, наконец и он взял косу правильным образом, ведь он же должен возглавить наступление богатырей. Солнце склонилось за полдень, жара сполна наказывала нерадивых тружеников. Дяде Пете приходилось нелегко, тут и лишний вес и отдышка делали свое дело, да и то что он то и дело глуповато поглядывал на скошенные угодья не добавляло ему сил. Для наслаждения полной победой, я не покидал место сражения. Я стал подкашивать осоку под плотиной, еще удлиняя гоны своим соперникам. Богатыри, как им и положено шли рядки вдоль, когда они достигли осоки в их стройных рядах возникла высокоинтеллектуальная дискуссия – косить ли осоку, или оставить свой позорно узкий надел еще и куцо –коротким.
Спорили они основательно с расстановкой, выслушав аргументы оппонентов, очередной оратор совершенно спокойно высказывал свои, категорически противоположные. Не смотря на то что сами аргументы носили характер воинственный, непреклонный и непререкаемый, авторы аргументов оставались спокойны, неторопливы и рассудительны. Первоначальный разнобой мнений закончился единодушным решением – осоку не косить.
А я тем временем дошел до самой плотины, мой участок обрел логически законченный вид. Начинаясь от дороги, он ровно и мощно пробивал весь луг, беспощадные ровные валки, не сбившись ни разу, шли уверенными волнами до самой плотины. По соседству рядки были длинные, кривые, то и дело прерывающиеся, дойдя до высокой осоки, они трусливо и нервно пресекались, так будто кто то робкий начал высказать слишком смелую мысль, затем испугался ее и смолк посредине слова. К вечеру богатыри управились и оправились. Закончив последний ряд дядя Петя гордо расправил живот, водрузил косу на плечо и пошел свадебным генералом вдоль границы с Николаем Николаевичем.
- тебе, Коля, здесь еще дня три косить – весело подбодрил он соседа.
- ничего управимся, - ответил дядя Коля, - а что то у тебя , Петя совсем поле узкое, хватит ли сена на зиму, не придется у соседа покупать.
- хватит- отмахнулся дядя Петя.
Конечно хватит, не может сена не хватить у знатного механизатора, зря что ли он на тракторе работает, если не хватит можно и колхозным добавить, ведь путать своих и государственных баранов у нас не считается зазорным, а тем более сено. На луга наваливался тихий вечер, терпкие ароматы разнотравья уже разбавили ноты более тонких и трепетных запахов подсыхающего сена, очередной быстротечный летний день оторвал свою страницу, и улетел за дальние моря.
Сережа предложил подвезти меня до дома, он поднял мой велосипед на тракторную тележку с такой легкостью, как некоторые могли поднимать разве что стакан. Дядя Петя занял свое командирское место в рубке трактора, омрачая безмятежность лугов беспорядочным торохтением и дребезжанием трактор покатил к деревне. Братья затянули песню о Доне. Пели они не стройно, зато громко и я тоже стал подпевать, хотя слова я знал очень приблизительно, да они и сами не лучше. Крестьяне оборачивались вслед нашей бригаде, весело махали руками или укоризненно качали головами, но и от того и от другого было весело и хорошо.
Конец.
Автор выражает признательность тем кто пожертвовал своим временем на чтение рассказа. На стихи.ру тоже присутствуют произведения данного автора.