( Акварель )
По случаю своего восьмидесятилетия наш общий знакомый Ефим Боренбойм пригласил меня и жену на торжественный обед. Как иногда случается, хозяева не успели управиться к назначенному времени. И пока женщины помогали на кухне, а Ефим заканчивал сервировать пиршественный стол, мужчин, чтобы они не скучали, заняли разглядыванием семейного альбома. Между прочим, все альбомы походят один на другой, словно близнецы. Они как бы являются иллюстрацией бренности человеческого бытия. В фотографиях отражается весь цикл от появления на свет человеческого существа до неизбежной кончины. Поначалу на вас бессмысленно пялятся голенькие младенцы, возлежащие на животиках. Дальше вы можете лицезреть мальчиков в коротеньких штанишках с лямками наперекрест и девочек в коротеньких юбочках. Затем перед вашим взором предстают женихи в костюмах с галстуками и невесты в кружевных белых платьях. И все это великолепие завершается скорбными сценами возлежащего в гробу покойника. Как правило, на оборотной стороне фотографий не проставлены ни имена действующих лиц, ни даты съемок. Так что подобные раритеты вряд ли заинтересуют потомков.
Мое внимание привлекла к себе пожелтевшая от времени любительская фотография с надорванными уголками. На ней красовались дружно шагающие в ногу трое молодых людей.
Двух бравых вояк в сапогах, гимнастерках и пилотках держала под руку миловидная девушка. Видимо, всем им было очень весело, что они улыбались. Я подозвал Ефима и поинтересовался, кто эти люди на фотографии.
- Это целая история, - сказал Ефим. – Если будет время, я как-нибудь расскажу о ней.
Когда через несколько дней я напомнил Ефиму о его обещании, мы встретились в Холодном парке и присели на свободную скамейку в тени.
Был субботний день и жизнь в парке била ключом. Пенсионеры привычно кучковались вокруг нескольких столов, за которыми участники игры могли отвести душу, стуча костяшками домино как можно громче. Картинно возлежавшие на травянистых пригорках парни и девушки были заняты исключительно друг другом. А многочисленная ребятня развлекалась, кто как мог. Одни гоняли футбольные мячи, другие на списанных автомобильных скатах скользили по тросу подвесной дороги. Третьи – упрямо карабкались к вершине внутри веревочной паутины.
Июльское солнце шпарило вовсю, как и положено для Израиля в это время года. Веера пальм ослепительно сияли. Видневшиеся пологие горы были подернуты дремотной фиолетовой дымкой.
Ефим очень медленно начал свое повествование. Но постепенно он стал заметно воодушевляться, по мере того, как все глубже и глубже погружался в те далекие годы, когда он был молодым и влюбленным…
- Боже ж ты мой, до чего прекрасным было то время! Фашистская Германия была разгромлена и капитулировала. Позади у солдат остались тысячи километров тяжелейших фронтовых дорог, гибель многих боевых товарищей. А впереди – безоблачное мирное небо, бесконечная жизнь, исполнение заветных желаний. Пришедшие на немецкую землю Победители испытывали такое огромное счастье, подобное которому в будущем уже не довелось испытать никому из них.
Одним из таких счастливцев был выходец из украинского города Житомира, воин Советской Армии – Ефим Боренбойм. В 1946 году, когда и произошла эта история, Ефиму исполнилось всего лишь двадцать два. А между тем он дослужился до звания старшего лейтенанта. К его гимнастерке был привинчен орден Красной Звезды. В составе своей воинской части Ефим Боренбойм прошел славный путь от огненной Курской дуги до немецкого города Магдебург. Собственно говоря, города как такового не было. По-видимому, от того, что он должен был перейти к русским, англичане и американцы основательно его разбомбили. Город на Эльбе был превращен в руины. Повсюду валялись битые кирпичи, обрушенные стены, потолки и печные трубы. Под развалинами были погребены десятки тысяч мирных граждан – женщин, стариков и детей. Передислоцировавшаяся из Зоненбурга воинская часть Ефима обосновалась в чудом уцелевшем от бомбежек микрорайоне Магдебурга. Там разместились военный городок, госпиталь, казармы, гарнизонный клуб с кинотеатриком. В городке было несколько улиц со стандартными жилыми домами. В одном из таких домов и снял комнату Ефим, не пожелавший ютиться в казарме. Снял он ее у Марты Францевны, вдовы погибшего в ожесточенных боях под Москвой немецкого майора Ганса Грюнвальда. У нее было две дочери: старшая Магда и младшая семнадцатилетняя Лора. Магда жила отдельно от матери. Ее муж тоже погиб на русском фронте – у стен Сталинграда.
Хотя квартира фрау Марты считалась трехкомнатной, она была небольшой. А коридор и кухонька уж совсем крохотные. Впоследствии немецкие архитекторы передали чертежи типовых зданий Советскому Союзу, что было использовано в массовом строительстве крупнопанельных домов.
Когда Ефим договаривался с фрау Мартой об условиях найма комнаты, при этом присутствовала ее дочь Лора. То была стройная девушка с белоснежным лицом, каштановыми волосами, высокой грудью и приветливым взглядом зеленовато-серых глаз. Она очень понравилась Ефиму.
Договаривающиеся стороны сошлись на ста марках в месяц без пансиона, в котором, впрочем, Ефим и не нуждался: он завтракал и обедал в гарнизонной столовой. При этом Марта Францевна строго предупредила постояльцы, чтобы он «ни в коем разе не приводил в свою комнату девок». Поймав на себе лукавый взгляд Лоры, Ефим смекнул, что, кажется, в этом не будет никакой надобности. Тем более, что он свободно изъяснялся на немецком, что не должно было вызвать каких-либо проблем при общении с девушкой.
Надо заметить, что Ефиму, как и его одноклассникам, очень повезло с учительницей немецкого языка. Маргарита Фридриховна была талантливым педагогом. Она сумела привить своим подопечным истинную любовь к преподаваемому предмету. Ее выпускники не только превосходно писали и читали по-немецки, но даже поставили на школьной сцене спектакль по пьесе Шиллера «Разбойники», главную роль в котором исполнял Ефим.
Кстати, к услугам Ефима не раз прибегали в случаях, когда надо было допросить пленного немецкого офицера.
Служебные обязанности Ефима были весьма необременительны. В утренние часы он занимался осмотром и ремонтом техники, а после обеда был свободен и мог беспрепятственно заниматься своими личными делами.
Через два дня после того, как Ефим поселился у Грюнвальдов, он пригласил Лору прогуляться. По этому случаю Лора надела синюю плиссированную юбочку и целомудренно застегнутую до подбородка белую блузку, делавшую ее особенно привлекательной.
Побродив некоторое время по улицам, они заглянули в кинотеатрик, в котором бесперерывно крутили приключенческие фильмы. Смотрительница фонариком присветила им места, указанные в билетах.
Ефим не столько вникал в содержание фильма, сколько приударял за Лорой. Исключительно в разведывательных целях Ефим осторожно положил руку на прохладное колено девушки. Лора сняла с колена его руку, однако, оставив ее в своей, да к тому же стала легонько пожимать ладонь. Ефим ответил тем же. Оба поняли друг друга без слов.
Несколько раз Ефим приглашал Лору на танцы под духовой оркестр в гарнизонный клуб. Она танцевала замечательно, чутко откликаясь на каждое движение Ефима. Ему не приходилась с трудом ворочать ее, как это бывало с другими партнершами.
Однажды вечером молодые люди уединились в отдаленном и укромном уголке парке. После того, как была осушена бутылка вермута, счет поцелуям был потерян. Волна желания накатила на них одновременно. Ефим медленно опустился на Лору, вошел в нее, и она порывисто подалась всем телом ему на встречу. Наслаждение нарастало в убыстряющемся темпе и завершилось одновременным всплеском оргазма. Лора желала Ефима беспрестанно. Как только он остывал, после кратковременной передышки она нежно возбуждала его плоть. Ефим снова вступал с ней в любовную схватку, наверстывая двухгодичное вынужденное воздержание.
Лора оказалась большой мастерицей по части секса. Но Ефим не захотел портить настроение ни себе, ни Лоре, допытываясь, кто был ее наставником и сколько их у нее было.
Грудь Лоры была упруго-твердая, а когда Ефим не скрыл от нее своего удивления, она объяснила это откровенно:
- Я не позволяла парням лапать себя.
И, помолчав, смущенно добавила:
- Я их берегла для тебя.
- Откуда ты могла знать, что именно я буду твоим избранником? – засомневался Ефим.
- Я ждала того, кого полюблю! – таков был ответ Лоры.
Ефим не стал торопиться с признанием в любви: он для этого еще «не созрел», хотя Лора ему очень нравилась.
Интимные отношения между квартирантом и Лорой, разумеется, не остались не замеченными ее матерью. Однако он не стала вмешиваться, полагая, что ее здравомыслящая дочь сумеет предохраниться от беременности. К тому же с практической точки зрения Ефим был выгодным квартирантом, так как весь своей недельный дополнительный паек приносил в дом. А по меркам послевоенного немецкого голодного времени паек тот был весьма существенным: два брикета сливочного масла, полкило сахара, две банки тушенки, несколько пачек галет и табака, который можно было на черном рынке обменять на хлеб.
Для Лоры в Ефиме было все, чем по отдельности обладали ее немногочисленные поклонники: мужская сила, ум, обходительность. В свою очередь в Лоре Ефим обрел чувственную, жизнерадостную и привлекательную женщину, умеющую быть и беспечно-веселой, и серьезной. Они идеально подходили друг другу не только физически, но и духовно.
Полагая, что у них с Лорой для любви будет достаточно времени, Ефим старался сдерживать себя, хотя это было ему нелегко. Гибкое молодое тело, запах ее дешевых духов сильно возбуждали Ефима и, забывая о своем намерении, он пользовался любым удобным случаем, чтобы затащить Лору в постель.
В минуты интимной близости Лора все время повторяла:
- Их либэ дих!... А как это будет по-русски?
- Я тебя люблю!
Морща лоб, Лора старательно повторила:
- Я тебья льюблю!
Они придумывали друг для друга ласковые имена. Ефим называл Лору звездочкой, розой, птичкой. А Лора называла его медвежонком, зайчиком и «маленьким». Хотя этот маленький был ростом сто восемьдесят сантиметров.
В конце концов Ефим по-настоящему влюбился в Лору. Желаю воплотить свои чувства в нечто материальное, Ефим купил у антиквара для Лоры золотое кольцо с драгоценным камнем. На это он затратил свое месячное жалование. Впрочем, кроме того, он получал полторы тысячи рублей, которые он не имел права тратить, а должен был откладывать не сберкнижку, чтобы воспользоваться ими по возвращении на родину. Ефиму полагался также денежный аттестат в размере шестисот рублей. Бухгалтерия воинской части отправляла его в Житомирский военкомат, в котором мать Ефим ежемесячно его получала.
Когда Ефим надел золотое кольцо на палец Лоры, она пришла в неописуемый восторг.
- Ты мой сказочный принц! – взволнованно выдохнула Лора и горячо расцеловала Ефима.
Ефим пообещал в связи с «помолвкой» совершить с Лорой «свадебное путешествие». За шестьдесят марок Ефим нанял водителя «Фольксвагена» Шульца. Кроме того, Ефиму предстояло оплатить стоимость затраченного в поездке бензина, обходившегося в десять марок за литр. Они совершили поездку по ближайшим городам, посещали кафе, магазины, музеи и даже побывали в театре. В одно из магазинов Ефим купил Лоре дамскую сумочку, что ее очень обрадовало. Во время путешествия они любовались пейзажами, менявшимися с калейдоскопическим разнообразием.
По прошествии «медового месяца», когда накал страстей Ефима и Лоры несколько поубавился, они стали проводить больше времени в беседах. И хотя между ними существовал негласный уговор не касаться политики, Лора однажды все-таки затронула эту тему:
- Знаешь, Фимочка, о чем я подумала: надо было случиться этой страшной войне, во время которой погибло так много людей, чтобы встретились и полюбили друг друга два человека - ты и я. Если бы не война, я бы даже не знала о твоем существовании, а ты о моем.
- А мне на ум пришло другое, - произнес Ефим, – Нас с тобой вполне можно сравнить с Ромео и Джульеттой. Они принадлежали к двум враждебным семьям, а мы с тобой представляем два враждебных государства.
- К счастью, это уже в прошлом, - возразила Лора, – Сейчас Германия не враг Советского Союза. А вообще лучше не думать об этом. Как сказал одни француз: надо жить одним днем.
- Откуда ты знаешь француза? – ревниво встрепенулся Ефим.
- Успокойся! В деревне у моей бабушки во время войны на ферме работал пленный француз. Он это сказал. А бабушка передала мне его слова.
- Наверное, француз уже вернулся в свою Францию, – задумчиво произнес Ефим.
Он вдруг улыбнулся и сказал:
- Со временем ты выйдешь замуж за брюхатого бюргера, Он будет пропадать ночами в пивнушках и борделях. А ты, окруженная ребятишками, будешь торчать на кухне. Согласно традиционным немецким трем «К»: Кирхе, Кюхе, Киндер.
- А ты, дорогой, женишься на толстой русской бабе, – мстительно произнесло Лора.
- А может, на толстой еврейке, - меланхолически добавил Ефим.
- Мне все равно, на ком ты когда-нибудь женишься! – решительно произнесла Лора. – Я знаю, что сейчас я счастлива, и никто у меня этого счастью отнять не сможет!
Маленькая размолвка любовников завершилась миром, который был скреплен длительными поцелуями.
В одном из разговоров о литературных симпатиях выяснилось, что любимым поэтом обоих был Генрих Гейне, имя и фамилию которого Лора произносила непривычно мягко для уха Ефима: Ханрих Хайнэ. Больше всего Ефиму нравилась баллада Гейне о несчастном влюбленном, которую он тут же с чувством исполнил:
Гонец, скачи во весь опор
Через леса, поля,
Пока не въедешь ты во двор
Дункана – короля.
Спроси в конюшне у людей
Кого король-отец
Из двух прекрасных дочерей
Готовит под венец.
Коль темный локон под фатой
Ко мне стрелой лети.
А если локон золотой,
Не торопись в пути.
В канатной лавке раздобудь
Веревку для меня
И поезжай в обратный путь,
Не горяча коня.
- У тебя настоящий актерский талант, - искренне похвалила Ефима Лора.
- Нет, Лора, актером я не стану. Я больше всего интересуюсь техникой. Инженер – вот моя будущая мирная профессия.
- Знаешь, Фима, мне из стихов Хайне больше всего нравится «Лорелея», - сказала Лора. – При Гитлере Хайне был запрещен, книги его брошены в костер. А текст «Лорелеи» было приказано считать народным творчеством.
- Теперь я тебя буду называть только Лорелеей, моя милая! – обнимая Лору, сказал Ефим.
Чтобы расширить географию прогулок, Ефим за две тысячи марок купил старенький мотоцикл «БМВ». Обычно Ефим развивал на мотоцикле огромную скорость. Сердечко Лоры замирало от страха и удовольствия. Она тоже была поклонницей быстрой езды.
Ефим и Лора были неразлучны. Только один раз Ефим не взял с собой Лору - когда ему пришлось сопровождать своего друга комсорга полка Алексея Донцова, родом с Кубани. До переезда в Магдебург воинская часть Ефима находилась в Зоненбурге. За короткое время Леха сумел вскружить голову хорошенькой немочке Флоре Блаумфельд. От него у Флоры родился сын, которого она нарекла Вальтером. Вот Леха и пригласил Ефима на «крестины». Дорога была дальняя, но Ефим не мог отказать своему другу. И пока точная копия Лехи, белобрысый Вальтер смиренно сосал соску в люльке, Леха, Флора и Ефим распивали в его честь бутылку шнапса, закусывая колбасой. Потом они пили чай с конфетами. Леха подарил Флоре набор серебряных чайных ложечек и капроновые колготки. Когда они вернулись в Магдебург, Леха попросил Ефима не выдавать его. Но, во-первых, Ефиму претило стукачество, а, во-вторых, у него самого была схожая пикантная ситуация.
Однажы, когда Ефим, Лора и Алексей прогуливались по улицам городка, их заснял какой-то бродячий фотограф. Эту фотографию Ефим хранил, как драгоценнейшую реликвию.
Идиллия гражданского брака Ефима и Лоры длилась два года. Как вдруг поступил приказ о возвращении оккупационного полка на родину. Ему на смену должен был заступить новый состав военнослужащих. Командование опасалось, что длительное пребывание советских воинов за границей может оказать на них разлагающее действие в идеологическом отношении из-за тесного контакта с местным населением.
На счастье Ефима и Лоры в ту последнюю ночь Марты Францевны дома не было – она гостила в деревне у своей матери.
- Милая моя Лорелея! Подумать только, мы с тобой прожили, как муж и жена целых два года! – говорил Ефим в постели.
- Да, дорогой, я была твоей верной женой семьсот тридцать дней и ночей.
- Я тебя никогда не забуду! – пообещал Ефим.
- И я тоже буду всегда помнить тебя! – пообещала Лора.
Им обоим было очень грустно.
В бесчеловечные советские времена переписываться с зарубежными гражданами было строжайше запрещено. И связь Ефима и Лоры прервалась навсегда.
После Лоры ни с одной женщиной Ефим не смог испытать того острого и необычайного наслаждения, которое он испытывал с ней. При одном лишь воспоминании о ласках Лоры и ее бархатистом теле, его мужской корень вставал на дыбы. Возможно, Ефим так никогда и не женился, если бы к этому его не принудили друзья. Они подыскали ему невесту из порядочной еврейской семье, некую Двойру Дорфман. Она оказалась замечательной хозяйкой, хорошей матерью троих девочек. А вот в постели Двойра была вялой, лишь старательно исполняла свое супружеские обязанности.
Как-то, заметив в альбоме любительскую фотографию с тремя молодыми людьми, Двойра поинтересовалась, кто эта девушка. Ефим пояснил, что была у них в воинской части медсестричка. Больше на эту тему разговора не возникало. В Израиль Ефим с женой приехали в девяностые года, когда был особенно большой наплыв алии.
… Ефим замолчал. Легкий ветерок слегка теребил его волосы. Вдруг он воскликнул:
- Вот это была любовь, я тебе скажу! Мы расстались с Лорой совсем так, как описано у Гейне:
Двое перед разлукой,
Прощаясь, подают
Один другому руку.
Вздыхают и слезы льют.
А мы с тобой не рыдали,
Когда нам расстаться пришлось.
Тяжелые слезы печали
Мы пролили позже – и врозь.
- Знаешь, Яков, мне в ту последнюю ночь, когда мы любили друг друга показалось, что Лора не захотела предохраняться, и, быть может, в настоящее время по немецкой земле ходит мой еврейский сын. А я о нем ничего не знаю. И он про меня не знает. Как ничего не знает про своего отца Алексея Донцова белокурый Вальтер. Сколько таких детей появилось в Германии после того, как там побывала наша армия! Зачастую все происходило полюбовно, как у меня с Лорой. А между тем западная пропаганда поднимает шумиху о массовом изнасиловании немецких женщин советскими солдатами.
Я не поклонник некоторых местных виршеплетов, но один частый посетитель «Холодного парка», прочитал мне свое коротенькое четверостишие, которое запало в душу:
Дни и годы я влачу, с тобой расставшись.
Как заноза мысли о тебе.
Не так ли рыба, с лески сорвавшись,
Доживает жизнь с крючком в губе?
Ефим встал со скамьи и скучным голосом сказал:
- Ну, ладно, надо спускаться с небес на землю. А то Двойра устроит мне концерт из-за длительного отсутствия. Каждый раз она учиняет допрос: где шлялся? С кем? Почему так долго?
Мы расстались. А я почему-то вспомнил, что из Германии Ефим вывез две привычки: маниакальное пристрастие к немецком пиву и абсолютной чистоте тарелок после еды. Обычно Двойра сообразно своему аппетиту накладывает в тарелки больше, чем в состоянии съесть. И Ефим упрекает ее за остающуюся на тарелках еду. Своими замечаниями он порой доводит Двойру до истерики.
И я не раз задавался вопросом: а не является ли косвенной виновницей семейного разлада Боренбоймов та самая девушка из далекой молодости, что заснята на любительской фотографии?
Кармиэль, 2002-й г.