Глава 12. На краю гибели

Рина Титова
   Обо Ман сразу почувствовал: всё пошло не так. Разум подсказывал, что он был прав, посылая девчонку за Серебряным, а другое чувство упрямо приставляло к макушке длинные ослиные уши. Это чувство называлось интуиция. Мудрец метался по лаборатории, натыкаясь на столы и приборы.
   «Неужели я недооценил тринадцатилетнюю пигалицу? – думал он. – Как такое возможно? Ведь выбора у неё нет. Либо она приведёт ко мне Серебряного Дракона, и он тут сдохнет, либо он сдохнет прямо посреди ледяной пустыни у неё на глазах. То, что я замыслил, она не могла прозреть. Золотая крокодилица могла… И всё же выбора у них нет! Или есть? Неужели  Творец решил вмешаться? Он уже давно ушёл в другие миры, наплевав на Драконов! И к тому же, не может девчонка стать голосом Великого… Или может?!»
    Обо Ман вцепился себе в бороду и выдрал из неё добрый клок чёрных, никогда не знавших седины волос. Боль отрезвила его. И тут… Он явственно почувствовал великое изменение. Уже давно он ощущал связь с Драконом как некую удобную подвижную опору, основание которой приятно улеглось в районе солнечного сплетения. Внезапно натяжение связующей нити стало болезненно велико, по ней пробежал ток неприемлемой для Обо Мана чистоты и мощи, а потом всё кончилось.
   Провод, питающий самозваного Учителя, лопнул, с силой хлестнув по тому, к кому был присоединён, и сбив его с ног страшным ударом.
   В это время ослепительная вспышка золотого света накрыла Серебряного Дракона. Иссушающая душу связь с Обо Маном распалась. Радостное воспоминание обожгло разум. Дин Лин поднял голову и с восторгом огляделся:
«Что это? Неужели я вижу солнце? Как прекрасен мир! И как я мог считать, что снег, лишённый блеска дневного светила, красив? Все наши творения были так унылы, так безжизненны! О, я – глупец!»
   «Не вини себя так… – услышал серебряный родной голос. – Хотя, я согласна. Ты мог быть и поумнее! Но теперь всё самое страшное позади! Самое страшное – наша разлука!»
   Чтобы общаться с другом, Сияющей Песне не нужно было спускаться вниз. Она продолжала описывать в небе широкие круги. Сверху было так хорошо видно! Сверкающие на солнце льдинки выглядели в тысячу раз роскошнее всех алмазных пуговиц Обо Мана вместе взятых.
   «Кстати, о нём…» – Варя нахмурилась.
Пьянящее душу чувство упоения от только что содеянного рассеивалось, и на его место потихоньку закрадывалась тревога. Девочка вспомнила любимую лабораторию учёного отшельника, и ей стало нехорошо.
   – Лин, послушай, мне кажется, мы рано обрадовались. Обо Ман затеял какую-то пакость. И если ты подскажешь мне, что такое пурану-частицы…
Лин Дин так дёрнула головой, что Варя с размаху влепилась в стеклянную стену своей кабины.
– Надо спешить, – мрачно сказала Лин. – Я расскажу тебе об этих частицах по дороге. В вашем мире их называют атомы.
Внизу тяжко застонал Серебряный Дракон. Ведь он слышал разговор своей подруги с девочкой от начала и до конца. Он прекрасно понимал, куда может завести учёного знание о строении атома. Но помочь не мог. Тело всё ещё не хотело подчиняться ему. Тело, так привыкшее питаться разрушающим синим светом. О, скорей бы уже взглянуть в сияющие глаза ночных светил! Где вы, прекрасные звёздные сёстры?
   Три отпущенных ему часа Обо Ман провёл не зря. Во-первых, он запер в комнате дикого пса, варварски нагадившего прямо на белый ковёр. Права была Варя. Собак надо выгуливать вовремя…
   Во-вторых, обежав пешком несколько этажей (лестница перестала двигаться), привёл в действие несколько старых механизмов, которые должны были пригодиться для переговоров с Драконами. И почему он не изобрёл каких-нибудь гигантских луков с огненными стрелами? Посбивал бы этих летающих ящериц прямо в воздухе.
   Наконец, он забрался на самый верх башни, где подобно его любимой алмазной пуговице, из крыши росла круглая стеклянная комната, которая могла бы стать обсерваторией, если б только Обо Ман сам не спрятал небо за толстым ковром облаков. Отсюда открывался прекрасный обзор, и здесь находился ручной пульт управления самим сердцем хрустальной башни – многометровым столбом голубого света, в основании которого находился страшный реактор, по разрушительности превосходящий ядерный.
   И теперь злой, лишённый магической силы и вечной жизни Обо Ман жаждал одного: взорвать своё детище, не дав оттаять и пробудиться Драконьему Миру. На что он надеялся? Неужели он готов был погибнуть вместе со всеми своими неудавшимися творениями? Конечно, нет.
   – Слышишь ли ты меня, Серебряный? – мысленно закричал чернобородый. – Слышишь ли ты своего Учителя?
   – Я отчётливо слышу тебя, предатель.
   – Как можешь ты – мудрейший из Драконов, называть меня так?
   – Мудрейшая из Драконов сейчас на пути к твоей ужасной башне. А я – раскаявшийся гордец, лежу на тающей льдине посреди океана. Хотелось бы мне сейчас оказаться рядом с тобой. И наступить на тебя.
   Обо Ман заскрежетал зубами. Он не желал верить, что Серебряный прозрел и осознал своё положение. Положение слуги при господине. Три тысячи лет услужения…
   – Ты мой друг, – завёл опять избитую песню вероломный Учитель. – Разве я не подарил своему другу силу, превосходящую жалкий свет космических пылинок в сотни раз? Ты же чувствовал себя таким могучим и самостоятельным все эти годы. Ты творил без Золотого Дракона! Ты возвысился над замыслом Творца Сущего! Я выполнил наш давний уговор! В чём ты винишь меня?
   – Творить без Золотого Дракона оказалось совершенно…
   И тут Дин Лин неожиданно понял, чего же лишил себя, погнавшись за знаниями чужестранца. Он лишил себя радости. Этого возвышающего дух чувства. Все эти годы он был абсолютно, беспросветно несчастен… Серебряный понял, какой самый великий дар преподнёс Драконам их Отец. Он даровал им радость совместного творчества. Друг с другом и с Ним – Величайшим из творцов. А с Чужаком такого ему не дано было испытать никогда.
   Обо Ман с ужасом понял, что теряет духовную власть над своим слугой. А он так надеялся вернуть Дракона. Чёрт с ним, даже сохранить ему жизнь! Пока. Потом приручить девчонку. Потом опутать разум Золотого Дракона. Ведь нет ничего невозможного на этом свете! Надо только постараться!
   Всё-таки, Обо Ман был великим тружеником.