ТРЕВОГА ЗА ДОЧЬ
Радость от победы на выборах наших кандидатов сменилась тревогой. Я вдруг обнаружила, что моя маленькая, капризная доченька, превратилась в незнакомую, почти взрослую девушку-красавицу, которая давно живёт своей, неизвестной мне жизнью, и решает свои проблемы самостоятельно. После 8-го класса, не посоветовавшись со мной, она с подружками сама оформила перевод в другую школу. Я, конечно, расстроилась, но ничего изменить не могла. Анютка вырывалась из под моей опеки, доказывала мне свою самостоятельность, и я, надеясь, что в новой школе она будет лучше учиться, решила не напрягать наши взаимоотношения.
Что происходит с ребёнком, когда мама превращается в производственную и общественную единицу, а папа живёт отдельно и занят собственными проблемами? Правильно! Ребёнка начинает воспитывать двор. А моя Анютка с двенадцати лет нашла ещё одно место, где решались все её душевные проблемы со школой, подружками и со мной. К прогулкам во дворе прибавились конюшни с умными красивыми лошадьми, но и особыми, открыто циничными отношениями между людьми - работниками и постояльцами этих конюшен. Пока мама боролась за победу на выборах и свободу в стране, эта свобода скорчила ей злобную рожу. Конюшня и двор вырабатывали у доченьки стремление к воле, к свободному самовыражению и превращали самое дорогое существо в брыкающуюся злую кобылицу. Казалось, что мои отношения с Анечкой катастрофически рушились. Но главное, что меня очень встревожило – это её раннее увлечение мальчиком.
Рома был старше Ани на четыре года. Не помню, закончил ли он десять классов, но в то время, переняв ремесло у старшего мастера, он работал в часовой мастерской. Не строя никаких планов на будущее, ни к чему не стремясь, он просто «радовался жизни», увлекая за собой в бесцельное существование Аню.
Ах, доченька! Как же я переживала за тебя! Как боялась, что по новой молодёжной моде раннего секса – этой очередной гримасы свободы, рождённой мутной, голливудской пеной «свободной любви», хлынувшей с телевизионных экранов во время перестройки, ты не устоишь от соблазна! Конечно, я понимала, что и суровое напоминание Роме об уголовной статье за растление малолетних, и взрослые разговоры с тобой, иногда переходящие в скандалы, об опасности ранней, сексуальной жизни, оскорбляли твоё первое чувство любви. И ты, взяв в союзники своего Рому, всё больше ожесточалась и отдалялась от меня.
Но мне надо было терпеть, потому что, сколько бы ты не кричала, что у тебя своя, особая жизнь, что ты не будешь жить, как я, твоя же жизнь доказывала, что ничто не ново под луной. Ты своей непримиримостью и ненавистью была похожа на меня, четырнадцатилетнюю, вредную и злую девчонку! Только ты этого не знала. Для тебя, как и для каждого поколения, собственная жизнь – открытие! Вот почему я, как и моя мама, должна была строгой уздой удерживать тебя, юную «кобылку», от весеннего безумия на зелёных лугах юности.
И вот, с грехом пополам, Аня закончила 9-й класс. В школе объявили, что запись в десятый класс будет проводиться в июле, и что у Ани есть шанс продолжить обучение в школе, несмотря на её среднюю успеваемость.
В то лето я ещё надеялась, что мы вместе уедем куда-нибудь в отпуск, будем много разговаривать о святости любви, о ценности и красоте целомудрия, о женском счастье, и наши отношения вновь наладятся, как наладились у меня отношения с моей мамой.
Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы. Работая над случайными передачами, я иногда не знала, что буду делать завтра. Спланировать чётко своё время в этом телевизионном хаосе было невозможно. Вместо отпуска всплыла десятидневная командировка, причём такая, какая бывает раз в жизни. Для передачи «Детский час» надо было снять сюжет о здоровом образе жизни детей, о методике обучения ребят умению отказываться от сигарет, наркотиков, выпивки, даже тогда, когда на этом настаивают «друзья». А организаторами этого обучения были американцы. Занятия должны были проходить с американскими и нашими детьми во время путешествия по Днепру и Чёрному морю из Киева в Одессу на шикарном круизном лайнере. Можно было взять с собой и Анечку. Я очень хотела, чтобы она со мной поехала, даже в списки её внесла, но Аня наотрез отказалась - выбрала Рому и конюшню.
Перед отъездом я попросила Аню не пропустить дату записи в 10-й класс и пойти в школу вместе с папой: на всякий случай, если возникнут какие-нибудь трудности. О том же попросила и Илюшу.
- Да, да, - ответили мне оба. – Всё сделаем.
И вот, я вновь дома. Какое же отчаяние и гнев охватили меня, когда я узнала, что Аня в десятый класс не записана!
- Почему ты не повёл Аню в школу?! Ты же обещал! - кричала я на Илюшу в телефонную трубку. – Ты понимаешь, что наделал?!
- Я не обязан за ней бегать! – обиженно возражал Илья. – Я в назначенный день приехал за ней, а она сказала, что никуда со мной не пойдёт и пошла гулять с Ромой. Что я должен был бежать за ними?
- Отстань от меня! – кричала мне Аня в ответ на мои вопли. – Я не буду жить, как ты, уткнувшись в книгу! Что ты видела в жизни?! Ты вечно училась, мучилась, а живёшь, как нищая! Я хочу просто жить!
- «Просто жить» за чей счёт?! Ты уже поработала неделю почтальоном, тебе не понравилось вставать каждый день в пять утра, и ты работу бросила. Так за чей счёт ты думаешь жить дальше? Папин? Мамин?
- За свой! Я другую работу найду!
- Кем?! Что ты умеешь делать?! Тебя в лучшем случае могут взять на работу уборщицей! – пыталась я образумить Аню.
- Найду что-нибудь получше!
Потом мы уже более спокойно стали говорить о будущем. Я купила справочник «Куда пойти учиться?» и нашла там сельскохозяйственный техникум, где было ветеринарное отделение. До конца июля можно было подать туда документы, в начале августа сдать экзамены и с сентября начать там учиться.
- Ты же любишь лошадей, а в жизни надо выбирать профессию, связанную с любимым делом, - убеждала я Аню. – Этот техникум как раз для тебя.
- Я не хочу быть ветеринаром. Я хочу работать только с лошадьми.
- Но чтобы с ними работать, надо знать о них очень много, не только, как отбивать стойло и разбираться в сбруе. Нужно специальное образование. И тогда ты сможешь работать кем захочешь, даже заводчиком по разведению лошадей. Пойми, нужны знания.
- А где этот техникум? – небрежно спросила Аня, почти согласившись с моими доводами.
- Под Москвой. Вот адрес. Поедем туда?
- А в Москве таких техникумов нет?
- В Москве, к сожалению, нет. В Москве есть только сельскохозяйственная академия. Это институт. В него принимают после окончания десяти классов или техникума.
- Хорошо. Поедем в техникум, - наконец, согласилась Аня.
В приёмной комиссии нас очень приветливо встретили. Посмотрев оценки Ани, женщина уверенно сказала, что ни с диктантом, ни с экзаменами по химии и математике у Ани проблем не будет. Успокоила настороженную Аню, что конкурса у них почти нет, и к ним поступают все, любящие животных. Поговорив ещё немного об условиях учёбы и перспективах работы с лошадьми, она уговорила Аню сдать документы. После сдачи документов, мы с Аней пошли на конюшню посмотреть на лошадей. Конюшня была старая и убогая, вокруг грязь, но в стойлах чисто. Аня молча, недовольно фыркая, обошла свои будущие владения и, переговорив с одной из девочек, пошла вместе с ней осматривать общежитие, в котором придётся жить всё время учёбы, и лишь иногда, по воскресеньям, приезжать в Москву. Пошла с ними и я.
Трёхэтажное полупустое здание общежития выглядело, как старая крепость, пережившая вражескую осаду и всё-таки взятую жестоким варваром. Кое-где выбитые стёкла, повисшие на одной петле двери в некоторые комнаты, единственный на длинный коридор душ со ржавыми, текущими кранами, всюду облупившаяся штукатурка, и невыносимый запах из туалета: всё «кричало» о трудных учебных буднях техникума.
- Почему у вас тут всё так грязно, разломано? – брезгливо спросила Аня у девочки.
- Почему грязно? Видишь? В нашей комнате чисто. А в коридоре чини не чини, убирай не убирай, всегда так. Я тут уже год проучилась и поняла, что жить здесь надо тихо, незаметно и в своей комнате. Тут рядом воинская часть, так каждое воскресенье солдаты к девчонкам ломятся, двери выбивают. Некоторые девочки их пускают, они выпивают вместе, потом гадят везде. С ними бессмысленно бороться. А учиться здесь очень интересно, преподаватели хорошие, добрые, не то, что в школе.
С не лучшими впечатлениями мы с Аней вернулись домой.
- Ну, и ты хочешь, чтобы я училась в этом техникуме? – язвительно спросила Аня.
- Не знаю... Страшно, конечно... Но думай сама, что для тебя важнее – комфорт или будущая любимая работа. Девочка сказала, что учиться интересно, а сможешь ли ты противостоять хулиганам, решай сама.
И Аня решила. Через неделю они с Ромой поехали в техникум и забрали документы. Начался август, а вопрос с дальнейшей учёбой оставался открытым.
- Что ты собираешься делать дальше? – вновь затронула я неприятную для Ани тему.
- Пойду работать. Я шить умею.
- И ты думаешь, что тебя возьмут на швейную фабрику?
- А почему нет? В школе я лучше всех шила.
- Хорошо. Подготовь к завтрашнему дню свой паспорт и свидетельство об окончании 9-го класса. Завтра пойдём вместе на ближайшую швейную фабрику. Попробуй устроиться туда на работу хотя бы ученицей.
В отделе кадров фабрики Ане вежливо и популярно объяснили, что она без специального образования не нужна не только им, но и ни одной фабрике Москвы. Если она хочет работать швеёй, то надо окончить одно из специальных ПТУ, которых в Москве много.
- Мы бы с радостью вас приняли в своё ПТУ при фабрике, но у нас уже все места заполнены. Вы поздно пришли, - закончила беседу кадровичка.
Этот отказ, как холодный душ, повлиял на болезненную самоуверенность Ани. Что делать? Работать не берут, а идти учиться не хочется. Так прошли ещё две недели. Однажды вечером Аня с Ромой зашли на минутку домой, чтобы что-то взять с собой и пойти опять гулять.
- Хорошо, что вы пришли, - спокойно сказала я. – Мне надо поговорить с вами серьёзно.
Аня испуганно на меня посмотрела. Она уже давно знала, что, если я спокойно и серьёзно начинаю говорить, то я приняла за неё решение, от которого отвертеться будет нельзя.
- Аня, я хочу предупредить тебя при Роме, что если ты 1-го сентября не будешь ни учиться, ни работать, то я прекращу твоё субсидирование.
- А что это такое? – насторожилась Аня.
- Это значит, что я тебя не буду кормить, одевать. В лучшем случае дам тебе стакан чаю с куском чёрного хлеба и всё. Если Рома согласен с тобой не только гулять, но и содержать тебя, я не против. А теперь можете идти, куда собирались и подумайте о том, что я сказала.
Ребята ушли, а я, успокаивая себя валерьянкой, пыталась оправдать свои вынужденно жестокие слова. А что ещё я могла сделать?! Как ещё можно было прервать этот бездумный полёт бабочки к яркому огню жизни?!
Вернулась Аня с гулянья вовремя и, не разговаривая со мной, легла спать. Обиделась. Ничего, думала я, пусть обижается, но действует. Я надеялась на Анино сильное чувство самосохранения. Я знала, Аня строптива, но и прагматична. Она обязательно решит возникшую проблему. Так всегда было с ней. Когда она видела, что проблема грозит вырасти до непреодолимого потом предела, она очень разумно её решала за оставшийся до «гибели» срок. Так двойки в школе к концу четверти, вдруг, превращались в пятёрки и четвёрки, и она благополучно переползала из четверти в четверть, из класса в класс. Так и сейчас, думала я, она переползёт из весёлых каникул в трудовые будни.
И я не ошиблась! Через два дня они сообщили мне радостную новость. С 1-го сентября Аня будет учиться на швею в ПТУ. Записали туда Аню условно, т.к. давно были заполнены все классы, но они смогли уговорить директора. Молодцы! Конечно, ПТУ – не академия, но трудовую профессию даёт, а значит на хлеб себе Аня заработать сможет. Может быть, когда повзрослеет, захочет учиться дальше.
Борьба за Анину душу шла на фоне тревожных событий на работе...
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/21/1194