За тремя горами и реками,
за тремя степями бескрайними
лежит ханство хана богатого,
за пределы востока известное.
Город каменный очень славится
минаретами и мечетями,
купола их сливаются с небом,
а дворцы утопают в роскоши.
Сады райские с певчей птицею,
льют фонтаны струями высокими,
в ханство то караваны из Индии,
из Китая идут тяжелые.
Там долины цветут белым золотом,
серебром шелка вышиваются,
там и кони довольно редкие.
Хан Бадай правит сорокалетие:
миролюб, расторопен, грамотен,
по уму его ханство устроено,
вот и слава о нем великая.
У Бадая есть дочь единая
и принцессу зовут Туяною,
ей от роду должно исполниться,
по подсчету моему достоверному,
лет семьнадцать сегодня вечером,-
говорила так мать в напутствие,
в дальний путь собирая сына,-
- Туяна ханом тебе нареченная
нам с рожденья в невестки обещана,
в честь победы над чужеземцами.
Поспеши, Рыскулбек, к Бадаю,
передай мой поклон, что вдовою
три зимы живу, обреченная
на страдания, слезы вдовские.
Для себя ты руки обещанной
попроси с первых слов без робости,
возвращайся со своею суженой,
успокой мое сердце в старости."
За тремя горами и реками,
за тремя степями бескрайними
у ворот городских высоких,
вспоминал Рыскулбек напутствие.
У высоких ворот окованных
отворилось окошко узкое:
"-Кто такой? Чьего рода и племени?"
"-Рыскулбек я, сын Батырхана!
сорок дней шел горами и степями,
чтоб увидеть хана славного,
передать ему поклон матери,
как в отцовской беседе утешиться,
попросить совета мудрого,
поучиться уму-разуму!"
За воротами, за высокими
сады райские с певчей птицею,
льют фонтаны струями высокими,
минареты глядят в них, красуются.
А базар кипит - удивляет -
серебром звенит, звенит золотом,
глаз слепит то пурпур с изумрудами,
то парча, то шелка с дивной вышивкой.
Что ни шаг - звон ливок в кузницах,
звону вторят напевы башмачников,
в чайхане мудрецы, звездочеты
умный спор ведут о науках.
У дворца хана стража грозная
щиты сдвинула, копья скрестила:
"- Кто такой? Чьего рода и племени?"
"- Рыскулбек я, сын Батырхана!"
Распахнулись дворцовые двери,
хан Бадай на пороге встречает,
дорогим называет гостем,
на почетное место усаживает.
Три хлопка в ладоши... и музыка,
танцовщицы блестят веерами,
рассыпая косы кружаться
и поют, и , играя танцуют.
Дастархан угощением полон:
виноград и янтарный персик,
хан Бадай алмазом чалмы
будто третьим глазом сверкает:
"- Рад я встрече! Годы как воды:
вырос как, как хорош собою!
Если двадцать лет отлистать назад,
без сомненья, Батырхан предо мною!
Счастья ищещь по белому свету,
иль для ханства чего промышляешь?
Как отец? Как мать? С кем торговлю
и каким товаром ведете?"
"- Три зимы мать живет вдовою,
свой поклон тебе посылает,
долгих лет желает и здравия.
и удачи во все дорогах
Нас измучил падеж и засуха,
степи знойные, бури пыльные...
за советами пришел мудрыми,
поучиться уму-разуму,
но, во-первых, руки твоей дочери,
что отцу в невестки обещана,
я прошу и клянусь чистым небом,
что счастливою будет навеки!"
Уронил Бадай сладкий персик,
опрокинул винную чашу
и холодно слепя алмазом,
улыбнулся еще холоднее:
"- Обещал. Обещанье не дело.
Жить стараюсь в ладах, а не в ссорах
и держу всегда обещание,
если друг или недруг держит
и свое железное слово.
Как отдам я принцессу Туяну,
мою нежную райскую птичку,
в сторону, где гуляет буря,
где падеж и народ голодает?
Клятву дал Батырхан, что воздвигнет
он оазис под солнцем палящим,
что приедет он сам за невесткой,
увезет ее в город чудесный.
К нам раджа из Индии сватался,
из Китая сваты приезжали,
шаху было отказано вежливо,
так как вам принцесса обещана.
Батырханом не сдержано слово
и свое я назад забираю!
А советов не жаль премудрых,
у меня их, что зерен к посеву:
сам главенствуй в юрте и в ханстве,
что отец не доделал, доделай
и народ во славу воинственный
пора бы призвать полтрудиться.
Перевалит за сорок,услышишь,
как мудрость сама постучится,
отвори ей не юрты полог,
а свое беспокойное сердце.
В сердце впустишь ее, будешь думать
об Аллахе, смиренности, смерти,
как достойно мир сей покитнуть,
да пьянит тебя мудрость и воля!"
" - Вижу, хан, как богатство и слава
ум пьянит и глаза застилает,
что чалма малахай сменила,
в подражанье радже ли, какому?
Сын степи я! Моли гости: ветер,
дым костра под луной и под солнцем,
дом мой: горы и быстрые реки,
звон домбры и в печали, и в радости!
Испытанья спешат навстречу,
значит, так Аллаху угодно!
Я служу Великому Хану
и его великому делу! -
Сторожу вместе с бурей границы! -
Мне свобода степи благ превыше
всех, которых сейчас вокруг вижу!
Жаль, не смог ты, Бадай, дать совета,
как конец положить войнам в мире,
чтоб слова золотые, как зерна,
на своей земле сеял и на вражьей!"
"- Как ты смеешь дерзить, презренный!
Укорять меня делами благими?
Видно в яму сырую хочешь
иль камча по тебе не гуляла?
С глаз долой! Убирайся к бурям,
убирайся к ветрам, к шайтанам!
О! Хвала тебе, Всемогущий,
что помог узреть недостойность!
Память светлая о Батырхане
призывает сердце на милость:
пой степи веселые песни
и танцуй у костра под луною!"
Три хлопка в ладоши и ... стража
Рыскулбеку руки заломила
и к спине, приставив копье,
из дворцовых дверей вон швырнула.
Горожане толпой окружили,
насмеялись вдоволь, натешились,
а больнее ударов камчи
молодых горожанок улыбки.
Вновь дорога долгая к дому,
степи рыжие, реки быстрые,
колдуны - косматые горы,
да волков голодные стаи.
"- Почему один? Где Туяна?" -
Было первым, что мать спросила,
- как гостил ты у славного хана?
Прохудился чепан, сам не весел".
" - Я рассорился с ханом Бадаем!
Не по нашим живет он законам,
не по-нашему видит и слышит,
не по-нашему и веселится!
В его ханстве и вправду богатом,
нет любви той, что правит миром,
той, что правит душой и делами,
да и той, что правит веселье!"
" - Не смогу умереть я, сыночек,
до тех пор, пока не увижу
в своей юрте внуков и внучек
и глаза твои полные счастья!
Посмотри хоть на дочь Сарыбая:
высока, стройна, да красива,
хоть на дочь Салтыхана взгляни,
чем она в степи не принцесса?"
Твердь великой горной страны
белой шапкой касается неба,
а в глубоких тенистыъх ущельях
водопады хранят ее тайны.
Хранят тайны туманы молочные,
родники и ручьи холодные,
что стекаются в реки быстрые
и легендой несутся по степи.
Степь великая, солнца полная,
течет время твое извечное,
как всегда облака кудрявые,
долгожданные гости, желанные.
Как тебя не любить такую,
как не петь о тебе, не сказывать?
Месяц, год ли минул, Рыскулбеку
не до часу подсчитывать время,
сторожит вместе с ветром границы
и поет, и грустит он под солнцем.
Иногда в сон глубокий ворвется
три хлопка в ладоши и ... музыка,
три сверкающих холодом глаза,
молодых горожанок улыбки.
А бывает Туяна приснится,
хоть не видел, а видится будто
золотая туфля на ножке,
черный волос струится по шелку.
Три хлопка в ладоши... Туяна,
хоть и грустно, но улыбнется,
три хлопка в ладоши... заплачет
и с ресничек, росою сверкая,
упадут слезинки на щечки.
Снова, снова нагрянут беды,
эти сны как предвестники бури,
с той поры, когда возвратился
Рыскулбек от хана Бадая.
А в степи осыпаются маки,
ветер их лепестками играет,
собирает венок сердцем алым,
топит в волнах ковыля седого.
Гор вершины и лето нахмурены,
белой латкой по склонам залатаны,
то туман опускают дремотный,
то печальные песни заводят.
В песне гор и пески поющие,
камни в ней, да и те говорящие,
эхом долгим припевы летают,
степь-сосодку собой баюкая.
А за теми вершинами белыми
враг недремлющий, враг беспощадный,
ждал когда Рыскулбек забудется,
уведет народ свой в веселие.
Но напрасно ждал враг веселия,
ковал стрелы, точил сабли острые,
Рыскулбек словно коршун над степью,
его войско заркие соколы.
И молва о нем в края дальние,
за леса, за горы посеялась:
будто силушки в войске не меряно,
и никем оно не сосчитано,
и острей в войске сабли с копьями,
ну а стрелы, так будто волшебные,
хоть вслепую пусти, даже из руки,
сами цели найдут победные.
И соседи искать стали мира,
слать посыльных к Великому Хану,
и дороги проторили краткие
через степи и горы восокие.
В срок пора торжества: Рыскулбек,
гостем зван к Великому Хану,
мать в дорогу собирая сына,
об одном, как всегда, печется:
"- Чем тебе не по нраву Назира?
Акмарал? А Гульшат как танцует?
по утру к ручью иль к реке я
слышу, лишь о тебе воркуют.
Разве сын мой овца-одиночка,
заблудился, отбившись от стада,
да и разве колючий терновник
мягче ласковй теплой постели?"
Отдых перед дальней дорогой
вдруг прервался тремя хлопками...
три сверкающих холодом глаза
неподвижно заледенели,
заблестели росою слезинки
на ресницах принцессы Туяны,
золотая туфля спала с ножки,
в руках платье багряного шелка.
Спал, не спал, а глаза открыты,
мать тревожно на ухо шепчет:
"- С крыльев ветра у юрты спустился
человек от хана Бадая!"
Человек ржаную лепешку
жадно есть и водой запивает,
беды хана Бадая толкует,
опустившись на оба колена:
"- О-о-о! Великое горе настигло
ханство славного хана Бадая!
Дикий Барс привел свои стаи,
что собрал по пути с Гималаев!
Крепок камень, стены высоки,
на двойны закрылись ворота,
в бой втупить мы со стен готовы,
на другая, видать, ждет нас участь.
Дикий Барс окружил наш город,
на голодную смерть обрекает,
караваны встречает за нас,
ест и пьет - одним словом воюет!
Тебе низкий поклон посылает
хан Бадай и желает здравия,
долгих лет и большой удачи
на широкой славной дороге!"
И склонившись к ногам Рыскулбека,
гость алмаз протянул на ладони,
тот алмаз, что у хана Бадая
тетьим глазом в чалме светился.
"- Убери! За свободу степи
нет цены равнозначной жизни!
Жаль к призыву Великиго Хана
ваш Бадай глух и нем оставался!
Не нашел он угла у степи,
где забиться удельным ханством,
понял степь кругла, как юрта,
а дороги, какими б не хаживал
к своему ведут роду-племени!"
Не вставая с колен, человек
достал Туфлю принцессы Туяны,
золотою лодочкой туфля
на ладони подплыла к Рыскулбеку.
Чем горячее сердце героя
ранил этот беспечный осколок
пусть останется тайной в песне,
тайной пусть остается в тайне.
Рыскулбек чары хана Бадая
отстранил, за плечом человека
Рыскулбеку послышался спор,
умный спор мудрецов о науках,
звон литовок послышался в кузнецах,
а за звоном напевы башмачников
и видением милым промчались
молодых горожанок улыбки.
За три горы, три реки и степи
Рыскулбек ведет свое войско,
по знакомой до кочки дороге,
по которой ходил за невестой.
Вон зеленый кустарника остров
распластался на рыжем холме,
в его тени, в полуденный час
он мечтал о принцессе Туяне.
Тут родник в который смотрелся
и гадал пригнянется ль Туяне?
Вон скала, с которой кричал:
"- Рыскулбек я! Сын Батырхана!"
Время нет отдохнуть в тени,
нет мгновения оглядеть себя
и скале поклониться некогда,
так и путь к Бадаю недолог.
А в степи вечера,словно модницы,
на закате такие капризницы:
час за часом меняют наряды,
люб им бархат с хрустальными звездами.
С вечерами родными капризными,
под хрустальными в бархате звездами
хить-любить просто очень хочется,
пить вино вольной воли допьяну.
Только страшная ночь Рыскулбека
на границах Бадая встречает:
горят горы белого золота,
дымом звездный хрусталь застилая.
Город каменный в кольце огненном
Дикий Барс пирует на подступах
к белым стенам, к воротам окованным,
песнь победы с напитком смакует.
Вдруг из тьмы густой туча острая,
дым и пепел собой рассекая,
пролилась дождем:стрелы быстрые,
огневые стрелы, да меткие.
Словно молнии сабли блеснули,
полетели с плеч вражьи головы,
через скрип телег, через рев быков
клич победы стремглав разносился.
Золотой шлем пробит, Дикий Барс
в бегстве мчится вновь к Гималаям,
эхом грозным за ним летит:
"- Рыскулбек это! Сын Батырхана!"
Распахнулись городские ворота,
те окованные, высокие,
те, в которых окошко узкое,
распахнулись за ними вторые.
У ворот городских отворенных
сам Бадай Рыскулбека встречает,
своего ведет он коня,
свой чепан несет, шитый золотом.
На ладони держит Бадай
золотую Туфлб Туяны
и в поклоне низком не торг:
"- Рыскулбек мой! Сын Батырхана!"
Не потерей исчезла чалма
и алмаз не случайно обронен,
головою седою Бадай
только в знаки согласья кивает.
Дастархан пусть сейчас не полон,
нет вина и раснос пуст под персик,
но слова золотые за ним,
словно зерна в посеву готовят.
Нет на свете улыбки прелестней,
чем улыбка принцессы Туяны
и сравнится с ее красотою
разве, что луна золотая...
А в степи зацветают маки,
на зеленом красное любится,
по любви и песнь слагается,
и поют , и любят под солнцем!
Конец.
Издана Министерством связи и информации РК в рамках "социально-важной литературы".
Издательство БИЛИМ, 2011год