Одно из двух – наша бабушка или свихнулась, или … влюбилась!
Да-да, очень похоже на то! Но поскольку два этих вроде бы разных катаклизма имеют весьма схожие признаки, то определить, наверняка пока не удается.
Попробуем проанализировать симптомы. То, что она отвечает на вопросы невпопад, хотя слушает собеседника с очень заинтересованным выражением на лице – увы, не определяющий показатель. Бабушка – натура творческая, она всю жизнь славилась умением с места в карьер уноситься вслед за мечтами, даже не попрощавшись. Нет, она очень вежливая и воспитанная дама, но в таких случаях попрощаться она просто не успевает. Вот только что вроде бы вам в рот смотрела, охала и ахала, а через пару минут - фьють! – и нет ее! Парит, наша орлица, поминай, как звали…
Мы не обижаемся, мы привыкли. Ее коллеги и ближайшие подруги тоже научились вовремя замечать ее исчезновение. А вот о том, как обстоят дела с непосвященными, мы стараемся не думать. У нас сейчас и так достаточно причин для беспокойства. Потому что наша единственная и неповторимая бабушка то ли влюбилась, то ли … В общем, с ней что-то не то!
Ведь раньше, если она влюблялась (а бабушка – натура увлекающаяся!), то, как мы об этом узнавали? Она впадала попеременно в два пограничных состояния. Первое – ее влюбленность мощным потоком вливалась в общую массу любви. То есть, бабушка и так нас всегда любила, но в такие времена любила особенно сильно! Ее любовь начинала не просто выражаться в привычных заботах и опеке, она изливалась на все вокруг: на флору и фауну, на собственную родину и другие государства, на планеты и галактики, на отдельно попадающихся ей под руку людей и на человечество в целом.
Бабушка переставала просто жить, отныне она жила – любя! Саму жизнь, свою способность любить и… еще кого-то, кто являлся эпицентром этой вселенской любви.
Второе пограничное состояние наступало позже. Со временем мы научились предвидеть его приближение и заранее боялись злого рока, который преследовал нашу бабушку, обладавшую такой чудесной способностью – влюбляться в жизнь снова и снова.
Но неизменно обнаруживалось какое-то трагическое обстоятельство, из-за которого этот водопад любви срывался в пропасть, и чувства улетали в пустоту. Объект, являвшийся главной причиной чудесного настроения, которым она всех нас заражала, либо, наконец, решался открыть свою «страшную тайну», либо постыдно признавался, что силушек снести столько радости зараз, у него нет. И бабушка тут же угасала, на наших глазах…
Мы могли бы вспомнить все предыдущие случаи и не бояться, что она умрет от неразделенной любви. Но каждый раз, глядя на ее невыносимые страдания, сердце заходилось от страха...
Она, действительно, умирала! Причем, мучительно. Первые минуты, когда она входила в дом с осунувшимся лицом, то еще пыталась бороться с собой. Она говорила с нами о делах, копошилась на кухне, но с каждой минутой напряжение возрастало. Наконец, ее голос начинал предательски дрожать, посуда выскакивала из рук, несчастье смывало краски с лица и… О, эти слезы! Целые реки слез лились из ее глаз, а она уже не могла их ни сдерживать, ни вытирать, ни, тем более, скрывать!
Бабушка уходила в свою комнату, падала плашмя на диван, и приглушенно рыдала. Самое большое, что мы могли для нее сделать – это иногда заходить и гладить ее по плечу. Она поворачивала к нам опухшее от слез лицо, благодарно кивала, сквозь всхлипы отдавала какие-то распоряжения и твердо обещала, что скоро придет в себя.
Но как скоро – она не могла знать. Иногда она плакала всего несколько дней, но случалось и такое, что эти ежевечерние (а ведь днем ей приходилось держаться на работе!) страдания длились по нескольку месяцев. Однажды она проплакала полгода…
Просто поразительно, как она смогла не утратить своей романтичности с годами, хотя, и не в такой степени, как прежде!
Как бы светло нам не было от такой ее в стократ усиленной любви, но ни за что на свете мы не хотели бы больше видеть ее беспомощность и боль после утраты чувств.
Поэтому сейчас, когда прошло несколько относительно спокойных лет, во время которых бабушка усердно постигала искусство прилежной домохозяйки и даже научилась печь пару-тройку видов пирогов, мы очень встревожились, заметив в ней кое-какие знакомые перемены.
Инновации мимо нее не прошли - и компьютер, и Интернет бабушка освоила в два счета. Ну, может, чуть дольше. Но не в этом суть. Стадии погружения в виртуальные знакомства она тоже прошла успешно. И даже блестяще! В том смысле, что успела и назнакомиться от души, и перевести переписку в дружеское и даже познавательное и полезное для творчества русло. А с непонятливыми респондентами она просто без сожаления прекратила общаться, что нас несколько удивило. Но потом порадовало.
И вдруг, когда мы уже совсем успокоились, нате вам!
Бабушка, как и все прогрессивное человечество, много общается по мобильному телефону. Ну и зачем, спрашивается, она стала убегать с трубкой в дальние уголки квартиры? Сначала мы думали – опять по работе звонят, и мы ей мешаем. Но что-то часто она забегала, да еще и двери стала закрывать! Дальше – больше. Наша бабушка очень редко наводит марафет. Так было всегда. Нет, она следит за собой, как и любая нормальная женщина! Просто не жалует косметику, делает макияж в исключительных случаях – когда идет на публичное мероприятие. А так - посетит салон, где ей сотворят что-то долгоиграющее, и – до следующего раза свободна, как птица!
Но тут мы застукали ее с помадой в руке! Это неслыханно – ведь что она всегда с трудом переносила, так это помаду на губах! Если уж было совершенно необходимо, она ей пользовалась, но терпела ровно до той минуты, когда можно было удалиться с салфеткой в укромный уголок и стереть помаду. И вдруг – откопала в косметичке сразу три тюбика, стоит у зеркала, и - раз-два-три – выбирает, что лучше!
Но и это еще не все! Бабушка достала с полки сапоги на каблуках! Это нонсенс! Не надо думать, что она всю жизнь в лаптях, то есть, в кроссовках пробегала, но она владеет даром выглядеть привлекательно и без каблуков. В это трудно поверить, но все же это так. Нет, обувь на маленьких каблучках она носит, но чуть повыше каблук – и у нее начинает болеть спина. Ничего не поделаешь, как уж смолоду повелось. А тут и спины не пожалела: сапожки натянула, снова перед зеркалом покрутилась, подолом юбки (юбки! вылезла из брюк!) как крылом взмахнула и - цок-цок – по ступеням лестницы…
Ну, и, наконец, самая важная улика. С самого нашего детства мы храним воспоминание о танцующей бабушке. Да, да, она танцевала! Даже занималась в клубе любителей танца. Но репетиций и периодических выступлений ей было недостаточно. Поэтому каждый раз, когда у нее выдавалось свободное время, она включала музыку и танцевала дома. По часу, а то и дольше. Это было захватывающее зрелище: движения классического танца вместе со сменой мелодии превращались в самый что ни на есть современный, и было видно, что такие хореографические упражнения не составляют для бабушки особого труда, а приносят истинное удовольствие. Так она сбрасывала с себя непомерную ношу чувств, которую ей было нелегко удерживать. Но это было давно…
А пару недель назад в квартире снова послышалась музыка. Дверь в комнату заперта неплотно… В щелку нам было видно, как бабушка стоит перед огромным зеркалом и внимательно всматривается в свое отражение. Это тоже ей несвойственно – она из тех людей, которые пробегают мимо зеркала, задержавшись возле него ровно настолько, чтобы привести себя в порядок. А тут стоит и смотрит… Непохоже, чтобы осмотр доставил ей удовлетворение, потому что все закончилось вздохом. Она отвернулась от зеркала и прислушалась к музыке… Моментально уловила ритм и начала двигаться… неуверенно… потихоньку. Никак не могла забыть то, что показало ей зеркало – она резко подошла к нему и отвернула так, чтобы оно за ней не подсматривало. И сразу ее движения наполнились свободой и стали такими же легкими, какими были когда-то. Почти такими же, ведь она так долго пыталась переделать себя!
Но тут в соседней комнате проснулся и заплакал новый маленький человек. И бабушка, забыв про танцы-каблуки-помаду, выпорхнула из комнаты. У них любовь – тоже вселенских масштабов! Между коликами и пронзительным плачем, крохотный паренек обязательно улучит минутку, чтобы улыбнуться навстречу лицу своей бабушки.
Наконец, малыш вдоволь наулыбался, наплакался, наелся и уснул на бабушкином плече. Она маятником вышагивает взад-вперед по комнате, напевая экспромтом сочиненные колыбельные, и приглушенно рассуждая, а не заняться ли ей всерьез вокалом – в этом она еще себя не пробовала?
И вдруг умолкает, осторожно перехватывает спящего внука одной рукой, а второй достает из кармана тихо гудящий мобильный… Вглядывается в номер, сбрасывает вызов, водворяет телефон на место и снова обнимает малыша, осторожно целуя его личико. Ее глаза светятся счастьем, а текст колыбельных песенок несколько меняется, хоть красной нитью в них всегда звучит любовь.
- Весна, весна, весна – легко вальсирует она с внуком на руках и вдруг дарит безумно-восхищенную улыбку своему отражению в зеркале.
Вот и ломай голову после этого, что же происходит на самом деле - опять влюбилась наша бабушка, или свихнулась окончательно?!