СМЕРТЬ ЛОХОТРОНЩИКАМ!!! ( КРИМИНАЛЬНАЯ ДРАМА)
ПРОЛОГ
С надрывным кашлем старого курильщика, клекотом и харканьем, американское чудо авиатехники, не так давно сменившее милые сердцу россиянина «илы» и «тушки», сообщило своим пассажирам о том, что они, возможно, вскоре взлетят. Правда, корпус сего (с огромной натяжкой) авиалайнера содрогался так, что у многих могло создаться впечатление, мол, это чудо собиралось в сарае Кузьмича, а обшивка состоит из листов жести, найденных на помойке и, только ради этого полета, скрепленных проволокой. Но не эти мысли заботили Сергея. Он даже не замечал ни эпилептических судорог «авиатитаника», ни квадратеющих глаз пассажиров (а это зрелище достойно внимания, особенно, когда пассажиры – азиаты). Бывший лейтенант КГБ Зверев, многие годы находящийся в розыске своей же «конторой» (читай предыдущий рассказ о С. Звереве «Марсельеза»), безнадежно опаздывал на похороны своей матери. Вся канитель по развалу СССР давала чудесные всходы. В кошмарном сне бывшего октябренка, пионера и комсомольца, воспитанного «Пионерской Зорькой» (такой же «правдой» и другими средствами воздействия на психику ребенка, впоследствии подростка) в духе интернационализма и дружбы народов, присниться не могло, что для поездки в ставший почти родным Узбекистан, потребуется ЗАГРАНПАСПОРТ. Хлопоты с ним и задержали Сергея в Питере на сутки. По времени, уже несколько часов, как тело мамы предали земле на ташкентском кладбище Домбрабад, рядом со своим мужем. Вынужденные часы ожидания перед отлетом небольшой знаток живописи, Сергей посвятил импрессионистам, чьи работы любезно выставлял Эрмитаж. Дега, Моне, Мане, Писсарро, Ренуар, Сера, Сезанн, Сислей и многие другие ныне знаменитые французские художники были представлены очень широко. Почему-то, именно их картины волновали его воображение. И при любой возможности попасть в залы, где выставлялись работы из собраний немецких коллекционеров, Зверев стремился в Эрмитаж (играл роль «дамоклов меч» передачи этих полотен законным владельцам, висевший многие годы над этим собранием) насладиться их волшебством, может быть в последний раз. Справедливости ради надо сказать, что так ценимые ныне картины, как раз академически образованными художниками и критиками были первоначально подвергнуты обструкции и поносились многие годы.… Пока не отвоевали свое место под солнцем. Пока не перестроилось сознание большинства. Глас Золя, Бодлера и иже с ними в защиту нового направления в искусстве многие годы был «вопиющим в пустыне». А нынче Сергей, вероятно, примелькавшийся уже в опытном глазу служительницы музея и извещенный ею почти шепотом о том, что картины отданы не будут, стоял в спокойствии, с неким превосходством наблюдая за проносящимися мимо толпами туристов (они-то, скорее всего лишь раз в жизни и посмотрят на это чудо, не так ли сам он пробегал бы по залам Лувра или Прадо, или Дрезденской Картинной Галереи), а он и в следующий приезд в Питер(буде жив) придет в этот зальчик и опять встретится с «Танцовщицей» Дега, «Мужчиной… и «Женщиной на лестнице» Ренуара, «Цветами» Делакруа, «Возлежащей женщиной» Курбе, «Пионами в вазе» Фантен-Латура, с замечательным «Портретом м-ль Изабель Лемонье» кисти Эдуарда Мане, произведениями Коро, с «Большой набережной в Гавре», «Сеной в Аньере», «Сеной в Руане» Клода Моне и многими-многими другими работами Великих ныне художников. Увлекшись несколько лет назад их творчеством, Сергей прочитал о жизни, тяготах, друзьях и недругах, смерти и о времени, в котором они творили, что позволило взглянуть по новому на знакомые картины. Не так ли стоит и прозу с лирикой осваивать? Ведь лишь через призму времени, в котором творил поэт ли, художник ли можно понять мысль и цель Мастера.
Ну вот, кажется, и взлетели. Место было в VIP-салоне. Последний билет – выбирать не приходилось. Рядом расположился мужчина его лет. Узбек. Телосложением и кое-чем, неуловимым для обычного взгляда, не уступал Сергею. «Из бывших», – безошибочно определил сам бывший ВДВшник. Разговорились. Шержон, так назвался сосед, вез труп друга, умершего в Питере, в Джизак. Не раз ходил «на караван» в Афгане, и бои в знаменитом ущелье, описанные Томонниковым, это были его бои. Там остались многие друзья из Сибири и Урала, Питера и Ташкента. Полет за воспоминаниями и разговорами прошел на удивление быстро. Из темноты… вдруг…сияние миллионов бриллиантов ослепило пассажиров несчастного «Боинга», еле дотянувшего свою лямку до Ташкента. Да, это была столица Средней Азии! Год от года хорошеющая и от этого, становясь привлекательной не только для туристов и бизнесменов, но и для различного жулья и мошенников разного ранга. На прощание обнялись, как братья, обменялись адресами и телефонами (впрочем, каждый сознавал, что вряд ли позвонит, а тем более встретит друг друга еще когда-нибудь). Прокручивая в голове разговор с Шержоном, рассказ о его мытарствах, Сергей поймал себя на мысли, что за искренним сочувствием кроется еще нечто. Злость, что ли? В далеких 70-х, случайно оказавшись в Ташкенте (по распределению, читай «Марсельезу» - первый рассказ о Сергее Звереве), он в таких восхитительных словах описал этот, действительно, чудесный город, что мама, всегда легкая на подъем, сорвалась с места и обосновалась в Ташкенте. Тогда обмены проходили проще и намного чище (без практикуемого ныне «кидалова»). Даже, не застав сына, быстро перезнакомилась с соседями (татарами, белорусами, узбеками, русскими, корейцами, украинцами, уйгурами, разными путями попавшими в этот край) и стала жить на пенсию свою и мужа (а пенсии, надо отдать должное Советской Власти были достойными). А он, Сергей Зверев, лишь изредка гостевал у родителей. И то тайком, поскольку был в розыске. И ведь никто из соседей не сдал его органам. Все эти годы, скитаясь, как перекати-поле (пока не осел в городе за Полярным Кругом), наблюдая жизнь в разных регионах страны, Сергей искренне восхищался трудолюбием и дружелюбием ташкентцев. И дружбой народов, хоть бы взять конкретный дом на Чиланзаре из 144 квартир, населенных представителями всех народов нашей многонациональной страны. Где по вечерам за игрой в лото собирались ткачихи и мотальщицы с текстилькомбината, продавщица из ЦУМа, режиссер из «Узбекфильма», да, господи, кого только не было. А во время игры обсуждались и новости, и анекдоты рассказывались, и байки из прошлой жизни. Легко было с ними… Но тогда никто не осознавал свою «счастливость». Всё рухнуло-то не в одночасье. Работникам органов КГБ на инструктажах и летучках доводилось до сведения, что готовится нечто. Идет обработка узбекской молодежи некими ваххабитами. Кто это за люди и с чем их едят, непонятно было. Да и не до них: вон хиппи, вон битломаны… С запада ждали беду. Хоть и отлавливали кое-кого, конечно. Но всей картины готовящегося «пиршества сатаны» не мог предсказать ни один крутолобый аналитик Конторы. Видимо, велик грех у Советской Власти был не только перед своим народом, но и перед теми, кого власть приручила. Но зло начали срывать на трудягах. Хотя, разве справедливы были срывы народного гнева русского, российского обывателя на евреях, мусульманах в начале 20-го века, в конце 19-го? Палка всегда имеет два конца. В этот раз эстафету зла принял Узбекистан.
И вот теперь летел Сергей рядом с этим приятным и умным узбеком, мирно беседовал. Очень быстро выяснилось, что они в чем-то «родственны». Тот – бывший спецназовец, прошедший Афган. Как раз одна из книг Тамонникова, которую оба проштудировали об их Бригаде. А после Афгана развал, хаос, безработица. И только крепкие руки помогли выжить. Да сослуживец, позвавший в Питер на заработки. Только представь, Сергей, чем бы обернулось для Узбекистана решение перекрыть нам дорогу на трудовой рынок России.
Так за разговорами о книгах, прошлом и нынешнем пролетели четыре часа в чудо-машине, под смешным названием «Боинг». … И, вдруг, из темноты…
Как будто бриллианты из Гохрана рассыпали по полу… Внизу вспыхнули десятки, сотни тысяч ярких огней. Ах, как прекрасен Ташкент!!! Даже ночью. Даже когда на душе тяжело, а в голове тяжкие думы о покойной маме, сердце защемило от предстоящего свидания с родиной. Глаза невольно прищурились. Сверху очень сложно было распознать улицы и площади города. Но только не Сергею и Шержону, прошедших нехилую выучку по картографии и прочим наукам, для одной цели – выжить и выполнить задание! И вот мост над дорогой на Сергели, там во дворах стоит до сих пор, наверно, домик, где Сергей прятал Учителя у знакомой девушки. Да и сам хоронился, когда его объявили в розыск. Но в Ташкенте, зная систему поиска, затеряться было делом плёвым. Беглые зека всегда стремились в Ташкент. И народу – пруд пруди (попробуй, уследи за всеми), и народ простой, почему-то всегда был на стороне беглеца, хотя идеология, насаждаемая в кино, была на стороне славных и честных сыскарях, а не на стороне бяк-уголовников….
VIPовцев пропускали через отдельный зал. Быстро и почти подобострастно. Даже обнаружив в рюкзаке Сергея водку в большем количестве, нежели дозволялось правилами, посмотрели на это сквозь пальцы. С новым приятелем расстались хорошо. Обменялись адресами и телефонами. Хотя каждый сознавал, хоть и маленький мир наш, но встретиться снова … это вряд ли.
На выходе их уже ждали. Шержона, чтобы везти друга дальше, в Джизак. А Сергея – Хусан! Братишка, салям! С ним и его братом-близнецом, Хасаном, Сергей сдружился в Школе ГБ. Не ожидая, что попадет по распределению в Ташкент с ними. Но, если братья прибыли в родные Пенаты, то Зверев-то в чужой край. И немалая заслуга братьев, в том, что он очень быстро адаптировался в Ташкенте и всем сердцем полюбил его.
1 ГЛАВА ВСТРЕЧА
Ну, салям аллейкум, шахар Тошкент! – Здорово, Марсельеза!
Выросший, как из под земли, Хусан обхватил своими руками, крепкими и мускулистыми, как клешни. Из его захватов на спарринге вырваться было почти невозможно. Освободившись от захвата, приложил руку к груди, как требует восточный этикет, а уж потом трижды, по-славянски, облобызались.
Конечно, они могли поприветствовать друг друга ещё сотней способов, от европейских, до экзотических (отдельных племен). Но к чему усложнять процедуру. Не на приеме у Генсека. Да, годы берут своё, подумалось Сергею. Пока усаживались в «Дамир», небольшой автомобиль-буханочку узбекской сборки, друга разглядел очень внимательно. Хоть и не пялился с выпученными гляделками. Нет, выучку не пропьешь. Вон какие мягкие пружинящие шаги. Хоть сейчас готов взмыть над землей и нанести удар ребром ступни в точку над ухом. После чего над получившим такой удар архангелы запоют свои псалмы, а душа вознесется туда, куда ей положено по заслугам.
Хусан, тоже с улыбкой, прятавшейся в усах, разглядывал Сергея. Потом, когда автомобиль уже выехал за пределы аэропорта, рассказал о том, что знал о смерти матери. Не забывали братья мать друга. И просить было не надо. Из Конторы им только доверился. И не ошибся в друзьях. Не только не сдали, но и прикрывали, рискуя карьерой, собой, семьями, наконец. Ну, это в крови восточных людей. Надо отдать им должное. Но и братьев известие о смерти деятельной, боевой старушки (язык не поворачивался так называть восьмидесятидвухлетнюю Тетю Машу) застало врасплох. Она была в вечном движении. Годы распада СССР, последующие лишения, скорая смерть мужа, пропавший неведомо куда и разыскиваемый милицией сын… . Всё это не только не подкосило женщину, а, кажется, наоборот, закалило. Или это была одна видимость? Откуда же было взяться двум инфарктам и миниинсульту? Как бы то ни было, но похороны уже состоялись. Похоронили ТЕТЮ Машу рядом с мужем, на Домбрабаде. Сами братья не хоронили. От греха. Контора «развалилась» - это миф для обывателей. Ни к чему лишние разговоры да внимание. Между тем, минут за двадцать доехали по ночному и, как всегда, прекрасному городу до знакомых пятиэтажек на Чиланзаре. Поднялись на пятый , самый верхний этаж. Знакомая дверь была не заперта. Их уже ждали. Занесли вещи в дом. Водку и рыбу, привезённую из Заполярья, а потому здесь редкостную, убрали в холодильник – старую «ОКУ». Холодильник, стараниями соседей, был забит до отказа. Поминки прошли, но люди будут приходить посопереживать. Повспоминать. Удивительное устройство души русской: в городе, где Сергей обосновался ныне, в подъезде на 20 квартир, его знали от силы двое. Сергею это было на руку. Но он понимал, что там люди просто не стремились к общению. И у них в подъезде умирали старики и старухи. Но никто не шел выразить родственникам соболезнования. А вырази от души, что чувствуешь, не поняли бы. Здесь же система «ХОШАР» – помоги другому – действовала безотказно! И те же славяне, не говоря уже про самих узбеков, татар и евреев, населявших Ташкент, были сострадательны, учтивы и любили своих соседей. Здесь свят был закон: если горе, то общее, если радость, то на всех! Поэтому и свадьбы в Ташкенте казались Сергею радостнее, солнечнее, что ли, чем за Полярным Кругом. А похороны более скорбными, чем в России.
В квартире была давнишняя подруга мамы, тоже теть Маша. Сели за стол. Помянули. Хусан засобирался домой. Как никак третий час ночи. А с утра на работу – торговать какой-то херней в магазинчике на Алишера Навои.
Проводив друга, Сергей закрыл за ним дверь. Сел. Ну, что, теть Маш, рассказывай.
2 ГЛАВА РАССКАЗ ТЕТЬ МАШИ
Рассказ тёть Маши не был долгим. Бутылка, которую Сергей достал для гостьи (чтобы помянуть маму, да и за встречу выпить), так и осталась едва початой. "Мама твоя очень хотела холодильник поменять. Да где же на пенсию купишь. А ты неизвестно где. Вот на этом она на рынке и "купилась". Если бы эти лохотронщики деньгами заманивали, она бы не поддалась, а тут подбегает расторопный паренёк и "Бабуля, вы холодильник выиграли, надо только немного денег положить." Вот тут её сердце и дрогнуло. Ну, кто же от халявы у нас отказывается. Да тем более вот он стоит: новый, заграничный, дорогой. Не знаю подробностей, но мама твоя их сама под гипнозом этого холодильника привела и все сбережения отдала. и мне-то не сразу рассказала. Да что с ними сделаешь? Разве есть на них управа? Ходила недели две сама не своя. Она же вон какая боевая всегда была: благополучие всего дома на ней держалось. Ведь в этот ЖЭК долбаный никто идти не хотел разбираться, если что не так. Только она. И выбивала, и трубы и краску, и людей на ремонт. Теперь-то они там вздохнут. А как умерла мы не сразу и заметили. Соседка, татарка, что к ней ходила телевизор смотреть по вечерам да так за разговором время скоротать раз не дозвонилась, второй. Ну, а остальное ты уже знаешь: похоронили нормально, всем миром, как у нас, в Ташкенте принято. Хашар, одним словом». Сергей, не перебивал соседку. Лишь два-три вопроса вскользь задал, уточнил для себя, на каком базаре её «развели» говорила ли, описывала ли мама кого-нибудь… Но так чтобы в памяти у тёть Маши ничего не осталось... И этому он тоже обучался в школе КГБ. Краток был скорбный рассказ. Но в голове Сергея уже созревало нечто тёмное и страшное для этих мошенников. Мысли боевика, специалиста «убивных» дел не так прямолинейны, как у палачей времён французской революции (впрочем, кто поручится, что обслуживающие гильотину передовики своего производства, кроме подсчёта голов человеческих ни о чём ни думали?), а потому не хватать топор и нестись на этот рынок и крошить головушки и виновных и не виновных надо. А сначала степень вины уяснить каждого. Однако рефреном свербила мысль: «они сами напросились на жесткий ответ». К концу рассказа всё было решено. Разговор очень аккуратно свернул на дела её дочки, Любы. О соседях поспрашивал...
И когда тёть Маша засобиралась домой, не стал её удерживать. В скорбном доме всегда неуютно. Кто ж этого не поймёт. Посопереживал тебе человек и спасибо.
3 ГЛАВА Этюд о шашках и любви
А наутро звонок в Джизак попутчику: «Извини, Шержон, не телефонный разговор, ты мне нужен в Ташкенте". Даже согласия не стал спрашивать, был почему-то уверен что Шержон не откажет в помощи. Ну, а Хусанчики… Собрались в Ак-таше, на даче братьев - чудеснейшем месте в горах. Уникальном по каким-то показателям. Именно в Ак-таше для астрономов и физиков СССР выстроена была секретнейшая канитель.
Чилля в Ташкенте, это не жара. Главное, не в температуре. То приходит испытание свыше людям. Неспроста ссылали в царские годы сюда ретивых революционеров. С петербургской слякоти и влажности в Ташкенте многие и с ума сходили. В это время хорошо в кишлаке, в своём доме, от всего мира закрытым дувалом из саманных кирпичей, у арыка, а ещё лучше у бассейна небольшого, среди визга многочисленной детворы, под хлопоты женщин, ужин готовящих, за пиалой чая со старшим сыном, а то и с соседом сидеть. И вести длинные разговоры о политике, "Коране", вспоминать молодость.
Сергей, после похорон, все дела на кладбище: заказ памятника и оплату наперёд (пусть ставят, как и положено через год, но долгов не надо оставлять в этом деле) в один день устроил. До девяти дней после смерти оставалось пять. По утрам он ходил на озеро, по старинке называемом старожилами -Волгоградским. По местожительству строителей, возродивших в 66-м году этот район. Брал с собой шашки. Если находился партнёр-соперник, то играл. Нет, просто купался, загорал, читал книги.
Все началось с предложения мальчишке неопределенного возраста (попробуй, определи возраст, если рост - метр девяносто, плечи теленка, а на поверку интеллекта дашь не больше двенадцати) поиграть в русские шашки в промежутках между заплывами в озере. Ответ его: « Я не люблю шашки…» шокировал. Пришел на память анекдот: « Гоги, ты помидоры любишь?» - «Кушать - да, а так - нет». Но Сергей не стал травмировать откровенной издевкой молодого человека, а пустился в пространные рассуждения о любви. Знаешь ли ты, что такое «любовь»? Вот ты, выходя из подъезда своего дома, столкнешься однажды с девушкой, обычной, рядовой, таких вокруг сто миллионов, только без усов (впрочем, встречаются и с оными). Но она что-то спросила, а ты, не вслушиваясь в смысл вопросов, что-то лопочешь в ответ, завороженный большими и притягивающими глазами, мягким журчанием голоса, нежным ароматом, исходящим от чудесной копны волос, пышной, с рыжеватым оттенком, косой, перекинутой через плечо. И будешь готов сто тысяч лет стоять и слушать ее, слушать и стоять…. А потом, расставшись, сидя за партой, будешь перебирать
кусочки мозаики чудесной встречи. И даже удар учительской указки не сможет вывести тебя из этого состояния. Господи! Какая она умная: ни одного глупого вопроса. Какая красивая: как она легко закидывает свою толстенную косищу за плечо. И готовность умереть за нее, за одну только слезинку, и, если это будет обоюдно - счастье ваше будет бесконечным. Вот что такое - любовь. А шашки… Ты просто не знаешь этой игры, как знаю ее я. Как она богата комбинациями, изощренными и красивыми многоходовками. А сколько ярких личностей увлекались этой игрой. Ты просто ступи на путь познания и будешь счастлив этим и никогда не позволишь себе высокомерных высказываний об этой игре... . Не зря мудрецы из Индии много тысяч лет назад сказали: «шашки - мать шахмат». Дошли до мальчика сентенции? Не знаю. Он ушел тихо и молча.
Выйти на «лохотронщиков» изнутри - вот задача№1. И для этого Шенжор подходит как нельзя лучше: бабай из области, но с мозгами, покрутившийся, жадный до денег, не побрезгающий ничем. Вошёл он в эту хевру сам, без помощи со стороны. Без помарок вроде бы. Довольно быстро освоился и, поскольку был обладателем автомобиля, стал подвозить после «работы» то одного, то другого, без всяких справочных, узнавая, кто где живёт.
Глава 4 ОДНОКЛАССНИКИ
Машина неслась к Ак-Ташу. Четверо мужчин не проронили за всю дорогу ни слова. К чему слова? Каждый понимал, что творится в душе другого. Когда один сын божий отнимает жизнь у другого (плохого и ужасного, но человека), как ты это ни назови: месть, возмездие, устранение, ликвидация - убийство останется убийством. А поэтому специалисты, которые учили убивать и специальной программой готовили к «отходняку» после акции лучшего средства, чем водка, не рекомендовали. Время показало, что они были правы. Ни героин, ни «колёса» современные не давали такого эффекта расслабления. А поэтому в багажнике покоились (вернее, тряслись в ящиках) два десятка бутылок казахской водки. Почему в Узбекистане, богатом овощами и фруктами никогда не производились в государственном масштабе хорошие вина и коньяки, для Сергея оставалось загадкой. А про водку и говорить нечего. Поэтому за всем этим добром (или дерьмом, кто как к этому относится) ездили через границу к соседям-казахам. И оборотливые люди неплохо на этом зарабатывали. Уже проехали ворота знаменитые, исторические. Горы быстро приближались. Вот и конечная цель поездки - дачный посёлок бывшего Министерства обороны СССР. Он находился на территории то ли кишлака, то ли посёлка. Редкие прохожие бросали исподтишка любопытные взгляды на машину с ташкентскими номерами. Да нет-нет перебегали дорогу бараны и куры. Петушино-куриные песни, блеяние бараньего стада, мычание коров - от этого оркестра сразу полегчало. Да горный воздух. Да шум горной реки…
Без суеты и спешки, присущим городским компаниям, чаще гражданским и безмозговым, для которых водка и шашлык лишь способ вырваться из закольцованности существования «работа-дом-работа-дом»(только учащающиеся пикники вплавляются в обруч обыденности, который сдавливает горло горожанина ли, деревенского жителя) разгрузили машину: водку частью в холодильник, частью в арык со студёной водой. Мясо, взятое по дороге у знакомого шашлычника, замаринованное по всем правилам кулинарного искусства, Хасан сразу перенёс к мангалу, чтобы нанизывать на шампуры. Хусан занялся мангалом. На их слаженную молчаливую работу Сергей смотрел с любованием. Ведь и сам при надобности мог и замариновать и приготовить блюдо, называемое -ШАШЛЫК. Но, когда это делает УСТО, дорогого стоит это зрелище. Не говоря уже про употребление готового блюда.
Да сегодня произошла первая акция. Без сучка и задоринки. А на душе погано. Хорошо, что этого козлика не сразу хватятся: жизнь он свою так построил, что неделями пропадал из поля зрения подельников. А знал он немало, как выяснилось даже при не очень пристрастном допросе. Но ведь Сергей решил извести под корень эту заразу на данном, конкретном ташкентском базаре. От «донышка» до «крыши». И началась утомительная работа по очищению: выслеживание, заманивание в сети, увоз в горы спеленатого объекта, допрос с пристрастием (или без), с протоколированием преступлений, связей… И допрашиваемые про себя такое «вываливали», что ни один следак не вытянул бы. А тут сопли, всхлипы, ползание у ног: «Не убивайте, все заначки отдам, они там-то и там-то…». Коды, шифры. И ведь не обманывали эту мразь, предупреждали, что убивать везут. Потому что то, чем ты занимаешься, вгоняет в гроб матерей и отцов наших… Но таков человек - надеяться до самого последнего на хороший исход. Не так ли шли в Бабий Яр тысячи человек на смерть, надеясь, на чудо, на ЧТО?! Но там была война! И люди, евреи не понимали: за что их можно убить? Хотя и эта шваль, когда кончали его, недоумения полон был, как?! За что?! Они же сами ..., они жадные..., они хотят на халяву..., мы жадных наказываем...
Кончая очередного бандита (Сергей не делал снисхождения для мошенников, как это могло случиться в суде, не убивают же?!), Сергей не сочувствовал, не мучился угрызениями совести. А роль палача он справедливо взял на себя.
В горах много места для "успокоенных", летающие, бегающие на четырёх лапах и ползающие мертвоеды. Нет надобности описывать приёмы захвата «объектов» (их много). Эти премудрости вся четвёрка проходила ещё на учебном этапе. И всё проходило буднично как-то, легко. Учили их толковые спецы, а учащиеся были не пальцем деланные…
Из арыка первая бутылка была поставлена на достархан. И не пиалы приняли жгучую жидкость, а советские гранёные стаканы, цена которым была семь копеек в советское время. И начали её пить, глушить, жрать, лакать… молча, зло… Не закусывая. И опустошенность стала уходить понемногу. Глаза у ребят потеряли свинцовый оттенок, потеплели. После четвёртой бутылки молчание нарушилось. Ни к кому конкретно не обращаясь, Хасан сказал давно точившие его слова: «Вот эти игры с развалом СССР и самостийностью республик - авантюра мошенников или мошенничество авантюристов с целью навариться легко и быстро. Но если копнуть историю, то обнаружиться, что ничего нового наши беки не придумали. Вспомните работу Бунича «Золото партии», где описан сценарий, который развалил Россию с помощью революции господина Ульянова - Ленина. А про африканские и азиатские государства… Пальцев не хватит перечислять. А что для народа, населяющего такую страну, отдавшему этой стране своё здоровье, годы труда, переворот, революция оборачивается моментальным обнищанием, сокращениями, закрытием заводов, фабрик, развалом инфраструктуры транспорта, служб безопасности и армии… Ну полное согласие с Верещагиным: За державу обидно! Ты, Сергей, возьми наших с Хусаном одноклассников. Ведь сейчас и десятка не найдёшь в Ташкенте. Да, мы с братом, Раношка, Махмуда Абдуллаева. Так мы узбеки. Да, Коля-Компот, Сонька-Качура, Саня-Шульц, Саша-Веник, Ленка-староста-Елизарова... И всё! А ведь почти сорок разбойников и разбойниц было. И где они?! Геннадий Иванович - классный во всех отношениях в Кишинёве (КИШИНЭУ, блин)! Сколько походов, «Зарница», фотокружок, да мало ли, чем он нас ни занимал? Ну на хрена его вынудили уехать? Жуть! Козочка и Гуга в Москве, Лариска Коган в Израиле (и добрая половина учителей там же), Киричис в Германии (грек в Германии!), Серёга Крот в Мурманске, Мончика уже нет, Честина, Вишни, Жени Зуба… А ведь им только жить! Что такое пятьдесят с хвостиком? А мы здесь и не собираемся вместе совсем. Вон с Компотом десяток лет не виделись. А позвонил, поговорили и всё. Раношка, Махмуда, Лена - все в семейных заботах. И так везде. Сергей не прерывал, но вспоминая своих одноклассников в Приволжске, вынужден был согласиться с другом. За столько лет скитаний он увидел лишь одного - друга детства -Серёгу Лебедева. На Соловках, где подвизался в восстановлении Кремля (заработок смешной, но спокойно и далеко от назойливых ментов), вдруг увидел с лесов Сергея с гитарой в окружении гомонящих бардов. Потом пошёл послушал их песни. Сергей пел хорошо, душевно и искренне. Про войну. Голос, что ли сорвал, хрипел слегка. Но это не портило его песню. Потом был на его сольном выступлении, где бывший дружок читал свои стихи. Понравилось. А братья меж тем перечисляли тех кто уехал в Россию, Америку или Европу. И тоже соглашался с ними, если рождён, влюбился в этом городе, то счастья на чужбине (даже на исторической родине) не найти! Но вот братья угомонились. Шашлыки были готовы. Водку уже половинили. Не торопили хмель. Заговорил "Джавдет", как в шутку прозвали Шенжора друзья.
ГЛАВА ПЯТАЯ. РАССКАЗ «ДЖАВДЕТА».
А я пока работал в Питере и Москве, так научился ненавидеть русских. Впрочем учиться и не пришлось. Это великодержавность вшивая! Сам без штанов, а на нас смотрит, хуже чем на животных: «Чурки» да «бабаи». А менты? Вы наших, ташкентских, ментов, из кишлаков, знаете. Там в сотни раз хуже. Хотя здесь пока живёшь, думаешь, куда уж хуже. Но это система ментовская и условия выживания для них в столице (что в Москве, что в Ташкенте). Ох и ненавижу Москву. Если что-то и погубит Россию, то это её же столица, заносчивая, гнилая, как Рим перед крахом своим и, главное, без опоры! Опора из умных, преданных и правдивых людей подевалась куда-то. А взамен из кишлаков российских певички да пидоры понаехали. Ощущение такое, что город ими кишит. Да наших. Больше, чем в Ташкенте; хохлов в Москве всяко больше, чем в Киеве; белорусов больше чем в Минске. И погано, конечно, что и меж собой у нас нет лада. Сдают друг друга. Меня в поезде «Москва-Ташкент» коллеги ваши, гэбэшники обобрали. Я тогда чудом их не грохнул. А они мне поведали на прощание, кто меня сдал. А делов-то было: прижали одного, мол, выкладывай, у кого где нычки и сколько, а не то голым из поезда выйдешь. И за своего борохла он всех сдал. Глазастый, сука, оказался. Вот с ними он потом от кислоты серной, нечаянно брызнувшей непонятно откуда, и распрощался. А менты… М-м-м-м.. Я знаю, Сергей, что следующая очередь за ними, за крышей. Отдай их мне. Я их буду казнить за измену присяге! Мы кровь (без пафоса) лили в Афгане, а они наших солдат в Домодедове, прилетающих из Ташкента, грабили, шмонали. Убивали. Как же - воины-интернационалисты, значит, долларов должно быть не меряно! Вот шакальё где! И эти, «наши», с рынка! Ведь должны порядок и справедливость блюсти! А они рыночников обирают! Да так нагло, что те вынуждены цены поднимать до небес (в соответствии с заоблачными желаниями стражей правопорядка). А народ возмущается жадностью торгашей. Нет, ребята, и майора, и капитана, и старлея мне. Может сержантикам, что под ними ходят, это на пользу пойдёт. Да и веры мы одной. Сам их сделаю, сам, как положено и похороню. А мои одноклассники по всей России поразъехались и во Владике, хотя там китайцы и корейцы "мазу держат", и в Мурманске... Скажи мне раньше, что учителя станут челноками, бухгалтеры и писатели строить на Рублёвке зажравшимся свиньям их хлев.... Рехнулся бы от смеха, хоть и не смешливый по жизни. А потом на весь Союз превратились в джамшудов... Вот теперь и хохочу со слезами досады на глазах, когда этих пидоров в "комеди-клаб" смотрю. Нет, ребята, Джавдетом быть лучше!
ГЛАВА 6 ПЕШИЕ ПРОГУЛКИ ПО ТАШКЕНТУ
(почти по РАУЛЮ МИР-ХАЙДАРОВУ)
Сложно передать чувства человека, гуляющего по городу, в который не влюблён. Это всё равно, что писать стихи о любви ни разу не испытав это чувство. Но ведь тысячи тысяч пар живут на планете без любви и ничего. Хорошо, хоть без ненависти. Так и Ташкент для Сергея был, если не туристской стометровкой (это я о городах из туристических меню: Питер, Москва, Загорск, Новгород, Рим, Прага, Берлин, Дрезден, Варшава и тому подобных, где бедолаги- туристы носятся, как угорелым, по достопримечательным местам, без нормального отдыха, едят непонятно что, а потом и вспомнить ничего не могут, где были), но и не городом, где захотелось бы доживать век свой. Но с утра он одевал чистую хлопчатобумажную рубашку, белые брюки, туфли, лёгкие и в тон брюкам, кремового цвета и шёл на рынок. Слушал гомон рыночной эстрады, вдыхал ароматы цветов, восточных яств, лепёшек, что-нибудь покупал на вечер, а потом шёл в кафе. Там заказывал или лагман, или плов. Чайник чая. Съедал и выпивал всё. И шёл домой. Там переодевался и отправлялся на озеро, где плавал или играл в шашки-шахматы. Конечно, с тех пор, как он метался по городу в поисках надёжного убежища, пока совсем не уехал в Кенигсберг, чтобы попытаться проскочить через Польшу за границу (даже в Мамонове долго жил, 500 метров и Польша), город кардинально изменился. Стал напыщенным, как индюк, с уродливой псевдовосточной архитектурой, совмещённой с извечными чайханами, базарами и шашлычными. И всё это под аккомпанемент латиницы на каждом шагу… Но жесткое солнце, богатая растительность, извечное изобилие базаров, поражающее Сергея всякий раз, когда бы он ни был там: ранним утром, когда товар ещё только занимает своё место на полках, прилавках, на ковриках и просто на земле сбрызнутой водой, чтобы хоть как-то уменьшить жар будущего дня. Любой город незнакомцу кажется огромным. Но узнай его поближе и город огромный сжимается, как шагреневая кожа. Так и Ташкент, поначалу показавшийся Сергею огромным, шумным, базарным, населённым миллиардом людей, на поверку оказался очень маленьким. И с утра пешим ходом Сергей мог дойти до центра. Без всякого напряжения. Побродить у знаменитого театра имени Алишера Навои, зайти в ЦУМ, поесть в «Зеравшане», пройти к фонтанам на площади, по пути показав язык зданию, в котором начинал свою трудовую деятельность. Возвращение по Алишеру Навои, мимо оставшегося в стороне «Панорамного» и стадиона «Пахтакор». Постоять на мосту через Анхор, по которому в знаменитом фильме «Нежность» плыли пацаны на камерах от самолётных колёс. А зной вступал в силу с такой скоростью и яростью, что идти и дышать становилось труднее. Но вот уже и пристанище, где можно принять душ, переодеться. Так с душем погорячился. Воды нет. Чертыхнувшись беззлобно, Сергей, предвидевший этот фортель местного ЖЕКа, намочив полотенце в тазу с водой, набранной с утра, обтёрся. Вытершись другим насухо, сразу посвежевший, позвонил Хусану, и, договорившись о встречи, поехал на Кара-Камыш. Брать майора надо было быстро и нагло. Ах, не было в их команде девки. Майор, очень охочий до противоположного пола, клюнул бы на любую приманку из смазливой и с приличными формами девицы. Пришлось «вызывать на ковёр» эфемерного начальства по поводу исчезновений на территории майора криминального контингента. Уже четверо из банды Хана упокоились в ямах Ак-Таша. Главарь, с великолепным чутьём понял, что вокруг него сгущается беда, но, как всякий оборзевший и обнаглевший бандюган, прижавший всех вокруг к ногтю, а кого не прижал, купил, не мог просто так смыться, даже почуяв смертельную опасность. Таких хлопцы обычно надеются жестокого отомстить наглецам посягнувшим на их вотчину. А не удастся наказать, так договориться или откупиться. А потому, когда с «крышей» было покончено (Шержон сдержал слово: кончил их по-восточному и похоронил по мусульманским обычаям), и четвёрка вплотную занялась окружением Хана, тот начал будировать связи в ментуре, ищите, мол. Но, друзья, знали систему. И у них было минимум две недели пока те раскачаются. Но самим надо было не мешкать. До Хана можно было добраться только через Аллу, шлюшку хановскую. Ни друзей. Ни родни. Никаких зацепок. Не любит ресторанов, застолий. Соседи по обычной пятиэтажке советской, вряд ли в пожилом корейце, ежедневно в аккуратном костюме спускающимся к своему авто, приветливо здоровающимся с соседями, могли разглядеть главаря мафии, ограбившей уже несколько сотен горожан. В основном старух и стариков. И то, что те, не выдержав потрясения, вскоре умирали, а то и кончали жизнь самоубийством, нисколько не смущало их соседа.
Соседкам-старушкам с рынка он приносил разные восточные вкусности: то парварду, то шербет, то пахлаву, то халву. Кушайте, соседушки. К чаю. От всего сердца.
А с Аллой помучились. То ли чувствовала свою погибель, то ли талант имела ловушки разглядывать издалека. Не зря же у классических бандюганов и Машки были им подстать: отчаянные и умные очень. Намного умнее всех их помощников и подельников. По шестому чувству или по другим причинам, но она обходила пост ГАИ, где наши смертоносцы готовили встречу даме, и не открывала дверь врачам скорой помощи, приехавшим к соседскому ребёнку, а там телефон неисправен. Но отступаться от неё уже было нельзя. Да и ниточка к Хану единственная и самая верная – Ариадна ёптыть…. «Сантехником» или «горгазом» к ней соваться нечего было думать. Не поддалась на воровство сумочки своей, когда 108-ой выхватил сумку и побежал за угол. Ну, сучка, сунься только. Нет, курва, постояла секунду-другую да в другую сторону сиганула. И не кончишь издалека. Нужна живой. Допрос треба провести. И все-таки не зря ребята серьёзную школу прошли. Для этого всё же пришлось Сергею в сантехника превратиться и к соседям выше этажом подняться. И организовать прорыв канализации с затоплением. Тут Алла и потеряла бдительность. До соседей она не успела подняться: мужики чинившие на площадке окна как-то превратились в демонов и мир светлый для неё перестал существовать. А Сергей получив сигнал, что всё в порядке, устранил засор, взял мзду за работу и нежно распрощался с хозяйкой, рассказавшей ей без всякого допроса об Алле столько, что Сергей подумал уже: « На хрена им теперь эта …»
Ну, что Хан, готовься! Смерть идёт за тобой, душегуб!
ГЛАВА 7 и последняя. РАЗГОВОР С ХАНОМ
Любой, нарушающий закон, добывающий деньги неправедно, удивительно чувствителен, сторожится всего и опасность чувствует, что называется «за версту». Вот и Хан, войдя в своё убежище, сразу почувствовал чужого. Ощущая себя в этом городе королём (или что-то в этом роде), он пренебрегал ношением оружия. Даже почувствовав опасность, когда сначала подельники, а потом и крышевавшие из менты, стали исчезать неизвестно куда, не проявил догадливость, столько лет выручавшую его из всяческих передряг. Но сейчас он ринулся к тайнику со старым «Вальтером», по случаю приобретённому у барыг. А это зря. Ребята, пришедшие по его душу скоры были на кулак. И вскоре утихомирившийся Хан разговаривал с Сергеем, как подследственный со следаком. И изворачивался Хан, так ни разу и не «нюхавший парашу», весьма грамотно. Психолог тот ещё. «В чём ты меня обвиняешь? В смерти матери? Да я насильно её тащил к лохотрону? Сама пришла. И другие от жадности своей, срубить бабла на халяву и быстро идут. Мошенники на жадности людской живут с незапамятных времён! И будут жить и дурить, пока люди не переменятся. Но они-то не переменятся никогда, понимаешь! Ни-ко-гда!!!! В 61-ом Хрущ кинул твоих родителей и миллионы таких же как они! Ты ещё под стол ходил, а я уже в кодле шустрил. Наши паханы только головами вертели – вот это мазурик! Так облапошить столько народу и спокойно править продолжать. А Павлов ваш? А Чубайс? А хевра ельцинская стариков не «обула»? Да они без всякого «МММ» нагрели пап и мам, бабушек и дедушек так, что во всём мире удивляются: до чего россияне – рас****яи. В какой-нибудь Лумумбе вождя бы на кол уже посадили, шкуру или скальп сняли, зажарили, съели и три дня бы веселились после таких хулиганств. А у вас всё молчком-тишком. В советское время мои на пенсию на море ездили каждый год. И ещё детей возили. А сейчас посмотри – помойки лижут!!! За квартплату отнесут пенсию, и зубы – на полку. Ты не помогал бы своей матери - она на помойке бы оказалась…»
«Врёшь, сука! Она с голоду бы умерла, а не пошла бы туда. В Белоруссии оккупацию пережила, не сытно и потом было. Навидалась всякого. Но про наших «лохотронщиков» ты – прав. Пора и им правилку устраивать».
Дверь за спиной Сергея мягко закрылась. Он даже не услышал, а почувствовал, когда лёгкий щелчок прозвучал в квартире Хана. Шенжор сделал то, за чем пришёл Сергей; то, что должен был бы сделать сын за мать, за сотни обманутых и разорённых стариков… Но не поднялась рука. Нет, не простила. Хан был виновен, чтобы не говорил о мошенничестве власть имущих.
Только сев в «Дамас» Хусана, стоящий за квартал от логова хановского, Сергей скинул с себя оцепенение, охватившее его в квартире Хана. Не прощения лохотронщикам. Поделом им. И тем, кто народ обворовывает, сидя на министерских или других чиновничьих постах, придёт наказание. Не мгновенно, конечно. Но на детях или (что больнее) на внуках. Но ОНО Н-Е-О-Т-В-Р-А-Т-И-М-О!!!
Улетал Сергей поздно ночью. Пройдя все таможенные заморочки, помахал уже почти невидимым братьям Хусанчикам и Шенжору….
И американская рухлядь вновь приняла в своё чрево моего героя, чтобы увезти его из этого знойного ташкентского августа в Питерскую осеннюю прохладу. У Сергея было стойкое убеждение, что больше в этот пустой без мамы и отца город он не вернётся.
НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ
Совсем недавно по ТВ показали сюжет об убийстве в Краснодарском Крае криминального авторитета по иронии судьбы, носившего кличку Хан. Эта повесть, вернее, финал её («Разговор с Ханом») были написаны за год- полтора до произошедших событий. Я поделился с мурманским журналистом совпадением странным. На что он ответил, что слова МАТЕРИАЛЬНЫ! Задумываемся ли мы об этом, когда своих близких ругаем грубыми и обидными словами?