Моя мама знала, что мадам Фури берет в учение только девочек. Но мама была наслышана о юношах, которые тоже прошли у нее обучение. Они были мудры и рассудительны не по годам, а самое главное, по мнению матери, умели заработать на жизнь, а не просить милостыню у ворот города Хадэ.
Мы обошли многих людей, умоляя, взять меня в ученики. Но, поглядев на меня: маленького, тщедушного, с большими печальными глазами смотрящего исподлобья, отказывались брать. Даже удачливый вор Шанун отмахнулся:
- Не до него. Мне не нужны хиляки.
Мадам Фури долго совещалась с матерью, ставя свои условия, а та безропотно соглашалась.
За то, что буду, сыт и одет, мама была счастлива отдать восьмого сына в любую кабалу.
Я смотрел на хихикающих девочек – учениц с синими фартучками, которые воспользовались моментом поегозить, побаловаться, пока мадам Фури занята просительницей. Девочки тыкали в меня пальцем, закрывали ладошками смеющиеся рты, а меня пьянил доносящийся, откуда–то сытный запах хлеба.
Поглядел на часы – долго ли до обеда. Не смотря на нашу нищету, отец все же находил время, чтобы научить детей читать и считать. Он показывал единственную гордость семьи – старенькие наручные часики, рассказывая о цифрах.
Но здесь. Я поразился. Это был не циферблат с резными стрелками. Витые колбы – песочные часы. Песчинки, как золотые зерна быстро падали вниз, отсчитывая невидимые мгновения времени. Тончайшая талия, широкие бедра, струящийся песок.
- До обеда рано, мальчишка. Еще не заработал на хлеб.
« Странно», - подумал я, - «Они, что же разговаривают со мной? Этого больше никто не слышал? Чудеса!»
- Давай прощаться, сынок. Будь вежливым, трудолюбивым. Слушайся госпожу Фури, - мама целовала мои исхудалые щеки, придерживая свой живот руками.
Еще один ребенок – братик или сестренка поджидали момента, чтобы родиться.
При девочках было стыдно, но оттолкнуть не посмел.
«Когда еще свидимся!»
Мысль о том, что прощаемся, обожгла изнутри. Навернулись слезы. Еле сдержал, стиснув зубы.
Мама обняла, сунула незаметно мелкую монетку мне в руку и ушла, утирая слезы, сгорбившись, будто уносила с собой непомерный груз.
Мадам Фури щелкнула пальцем и раздвоилась. Одна мадам – ярко – видимая, сделала замечание расшалившимся девочкам, продолжила уроки ведовства.
А вторая мадам – прозрачная, поманила за собой.
- Ты будешь жить здесь, - она кивнула, указывая на сарайчик.
Видеть сквозь нее было забавно. Не удержался, улыбнулся. За что и получил первый подзатыльник. Хоть прозрачная, но удар ощутимый. Брызнули слезы.
- Прекрати реветь. А то мигом собакам отдам, - последовала угроза.
Упомянутые дородные детины – собачища зашевелились, угрожающе рыкнули, бренча мощными цепями. Слезы высохли, обида осталась.
Подзатыльники станут разменной монетой, метод для лучшей усвояемости тех уроков, что задавала мадам.
В мое распоряжение поступили швабры, щетки, тряпки, ведра, грабли…Все это щипалось, кололось, норовило выскользнуть, разлиться, исчезнуть. За что снова получал подзатыльники.
Я убирал территорию леса, что окружал дом ведуньи. Мыл полы, носил воду из дальнего ручья, который разветвлялся и каждый поток нес живую и мертвую воды.
На зиму колол дрова, протирал пыль с волшебных книг под присмотром старой подслеповатой совы, которая норовила пребольно царапнуть клювом.
Только к ночи получал чечевичную похлебку, кусок хлеба и кувшин разбавленного до синевы молока. И я рад был безмерно этому. Знаю, что ведунья выжимала с меня больше, чем давала. Но, если вспомнить, как по карточкам отец получал раз в месяц продукты, и мы, как стая голодных волчат, набрасывались и съедали за раз запас провизии…Вечно голодные, хныкающие…Нет, я шиковал в отличие от братьев и сестер.
Мадам Фури выдала мне деревянные башмаки, которые нещадно натирали пятки. Но помогали к вечеру добираться до дома – сарайчика, чуть ли не за меня перебирая усталыми ногами. Рубашка и штаны, из какого – то кусачего материала. Я отчаянно чесался в них, но зато летом мне в такой одежде не было жарко, а зимой холодно.
Среди всех невзгод (особенно, когда мадам Фури была не в духе или воспитанницы отрабатывали на мне ведовские приемы то, превращая в осла, то, опаивая слабительным зельем) мне было по душе работать в доме. Я не сказал, что не видел у мадам Фури ни одного мальчишки, мужчины, как поступил? Но вот в доме чувствовал их присутствие. Не могу объяснить это, но ощущал какую – то невидимую поддержку, какую – то мужскую солидарность. Многие работы спорились: будь то повесить полку под ведовские манускрипты или передвинуть старинный шкаф, который не поддавался никаким заклинаниям, не желая перемещаться. Легко, словно пара грузчиков мне помогли перетаскать камни из подвала, что наколдовали неугомонные ученицы мадам Фури.
Но меня всегда притягивали к себе часы. Этот неслышимый ход времени, эти крупинки, падающие сверху, насыпая горку отработанных минут и часов. Посеребренные крышки - на колбах.
- Время для уборки парт закончено. Пора вставлять вторые рамы в кабинет мадам Фури и спальни учениц, - безмолвное напоминание мне.
Я мог с ними говорить обо всем, пусть часы отвечали только свое. Но это все равно для меня было отдохновением среди вечного порицания мадам и колких до слез насмешниц учениц.
Однажды не вытерпел и подошел к песочным часам, которые стояли на крепком столике из дуба.
- Время принести дров, - отдали приказ часы.
Впервые не послушался, нагнулся хорошенько рассмотреть песчинки. Странная вибрация шла от часов, словно они были живые. Коснулся корпуса и в тоже мгновение был втянут внутрь часов. Я стоял в нижней колбе, и на меня сыпался песок. Испугался ни на шутку, заорал, что есть мочи:
- Помогите! Помогите мне!!!
Впервые за два года служения не боялся появлению мадам Фури, а жаждал. Пусть даже изобьет меня за любопытство за полусмерти. Только бы не погибнуть в заточении от песка. Я прижался к прозрачной стенке, отчаянно барабаня в стекло:
- Спасите меня!!!
- Вот ты и свободен, - услышал.
Мадам Фури стояла возле часов, в которых я был заключен. Она пожимала руку незнакомому юноше. Тот низко склонился, ни говоря, ни слова.
- Теперь ты знаешь цену времени и цену слов. Ты не станешь размениваться по пустякам, – улыбалась ведунья, кокетливо поправляя пучок седых волос.
- Да, госпожа, - ответил почтительно юноша, продолжая кланяться.
- Ты свободен. Твое место занял новый ученик, которому есть что познать, есть чему выучиться, прилежно собирая по крупицам время.
- Да, госпожа. Часовщик – это сложная профессия. Знание о каждом предмете и живом организме во времени, умение сориентировать и найти правильную концепцию развития.
Мадам Фури еще поулыбалась, затем махнула рукой. Юноша исчез.
- А ты принимайся за работу, бездельник.
Я стоял по пояс в песке. Подумав, ответил:
- Вам, госпожа, надо найти нового помощника по хозяйству.
- Хорошо, - ведунья в кои – то веки, не наградив меня оплеухой.
Меня засыпало. Но я знал, что потом часы переверну, проскользну через узкое горлышко, и снова зерна песка будут сыпаться. Я буду их пересчитывать, сортируя временные отрезки. И каждому, кто обратит внимания на песочные часы, расскажу, что необходимо совершить сейчас, не откладывая на потом, ибо время быстротечно.
Я в последний раз окинул комнату взглядом и на миг поразился. В каждом предмете, что находились в доме, были заключены души, как и моя. Книги, шкафы, стулья, окна, занавесы… они ожидали своей замены…год, два ожидания, а кто и больше, постигая уроки жизни. Прежний часовщик времени прождал десять лет, пока я его не сменил.
19. 03. 11