Гуляла я по Прозе и Светозара Афанасьева 2 встретила. Идёт себе и мыслищи при нём, а у меня ни единой!
Подхожу и ласковенько говорю
- Светозарушка, в Ильфа и Петрова поиграем?
- А это как? – заинтересовался он.
- Ну, скажем, у тебя есть конфета, но нет фантика, а у меня есть фантик, но нет конфеты. Вот мы твою конфету завернём в мой фантик, понял?
- Угу! Ох, не жадный я! – порадовался на себя Светозарушка.
- А конфетку кто кушать будет?
- Дык вместе и съедим, у нас всё по-честному.
Забрала я быстренько из его доверчивых ручонок конфетку и в фантик завернула.
Конфетка без фантика (см. страницу Светозар Афанасьев 2 «Как-то в марте. Версия моей смерти).
Конфетка в фантике:
Весенним вечером месяц на небе светил серьгой, светил просто и нахально, черт его возьми.
Реальный пацан Раздолбаев, поверх кашне на плечи накинувши пальто, намотав портянки и всунув ноги в сапоги со скрипом, попёр в люди, сменив тесноту своей квартиры на ширь и простор городских улиц.
По стрит текущей к морю, в порт, шёл франтом, пялясь на витрины и отмечая, что хищные взгляды встречных женщин засидели его, как голуби статую, но ему это льстило – мачо!
Ба! Кабак знакомый! Приятели гуляют и он лихо пристроился к компании.
Вино лакал без меры и в морально скверной атмосфере за проституток принялся, рассчитался с ними исключительно стихами собственного сочинения. Проститутки креатива не заценили , разъярённые ругались матерно, но пьяный Раздолбаев отпустил себе грехи!
В мордовороте безумно-пьяных лиц и откровений, закруживших его мутно- потной рекой, он ещё раз прочитал выписанное самому себе удостоверение «Я ГЕНИЙ» и вдруг, зарыдал от умиленья, держать себя в руках не было сил.
Кулак, прилетевший в морду, усугубил карму хозяина, но взашей вытолкали пострадавшего Раздолбаева и возмущенный, сидя на грязном пороге, он долго в нехорошем изумлении разглядывал захлопнутую перед носом дверь.
Рядом постовой оловянно нёс службу.
Раздолбаев, тяжело дыша винными парами ему в лицо объяснялся, почти небрежно. Вдруг, его русская душа начала испытывать к погонам двусмысленную дьявольскую нежность, что очень испугало постового. Во избежание скандала (так заведено), прощаясь Раздолбаев сунул ему в руку купюру, у постового отлегло, он козырнул: «Понимаю, бес попутал, сколько не пей её, родимую!» и больше ничего.
Раздолбаев на радостях затянул песню, переврав мотив. Шел задираясь на прохожих, не давая им пройти, потому что пьяному человеку всегда есть, что сказать людям.
В сквере спугнул парочку влюблённых, икнув амброзией из глубины души и громко зарекаясь не пить до самой смерти. В торжественную минуту клятвы откуда-то вынесло кошку, Раздолбаев обложил нахалку и мать её. От досады, кирпичом разбил окно в торговой лавке. Спохватившись, проходными дворами пустился бежать, спотыкаясь и виртуозно матерясь, на каждом шагу. Поскользнувшись на корке, тающего льда и ударившись головой, вдруг, вспомнил, что верует в Христа.
Без шапки, с расквашенной мордой, перемахивая стены и заборы, попадающиеся на пути, отчаянно причитал: «Господи, прости!», но проворные менты всё же догнали.
Били сапогами прямо по бокам.
Избитый Раздолбаев, лежал «глядя задумчиво в небо широкое», ему открылась бездонность и чьи-то влажные глаза строго посмотрели на него.
Подкатила карета скорой помощи и надрывно воя повезла туда, откуда Раздолбаев решил никогда не возвращаться, но его возвернули после обработки ран, за непристойно громкое исполнение похабных песен и поношение медперсонала. Возвернули насильно в районное отделение милиции.
Его распахнутая, не понятая душа искрой мелькнула в мартовской ночи, но никому до этого не было дела.
А по утру он проснулся, хотел оплатить штраф стихами, но менты не проститутки, их на арапа не возьмешь.
С опустошенным кошельком, побитый и помятый, Раздолбаев покинул отделение милиции и скрипнув сапогами, вышел в март. Непонятая душа его, увяла веточкой мимозы и больше не распахивалась и не искрилась.