я не только вступал в монологи, я порой, говорил м

Пьер Пряный
 Антракт.
Зрители расходятся, зрителям не понравилось.
 
Нет, пусть будет ещё хуже. Никто не пришел, или актеры разругались, неважно, разрушению могла послужить любая причина. Спектакль не состоялся. Замысел пылится за портером, тускнеет, лицо трагика становится не узнаваемым, клоун спивается в коморке, память превращает их прекрасные маски в лица людей в метро, а значит, уничтожает актеров. Театральное действо через время, совершило метаморфозу, теперь это химеры в голове автора. Триумфальные па – паранойя, наваждения сценариста.
Херувимы молчали, первая нота не сыграна.
 Видел ли постановщик игру света на фальшивых слезах, умирающей матери? Ворчал ли подмастерье, починяя испорченное платье, реквизит?
Проходит время. Коллапс, для каждого причастного к гибели зарубцевался. Стал одним из многих неотличимых друг от друга шрамов. Парадным маршем лицедеи вышагивали, кто важно, кто неторопливо в сторону своей утопии. По прошествии времени, каждый безмолвно замер, на пройденном отрезке пути.
 Возможно, ли представить, что по возвращению в точку пересечения, точку начала катастрофы, хотя бы один из остальных, развеет прах события на своих руках?
 Как воспоминание о забытом сне, основанное на предчувствиях и домыслах, пустячок, чувство, которым можно пренебречь, которое робким туманом, сакрального знания, пронесется мимо, шорохом декораций. Не заметно как пыль, не облеченная солнечными лучами. Оно не задевает наших струн, лишь создает иллюзию тактильного присутствия, наш инструмент изнежен другими частотами, а значит чувство пусто. 
 Причастные лица моргнули, членами своими, двинулись к апогею, к точке забвения. Отлаженный механизм, быстро набирая обороты, зашуршал одноразовыми деталями.
Была ли репетиция несыгранной пьесы?  Заключались ли договоры на купли продажи постановочных трюмо?
 Дождь смывает следы комедиантов. Вдовы, выпив горькие слезы, хранят фотокарточки усопших в особых шкатулках, порой, терзая в отчаянии горя размытые образы, лица.
Позже или раньше, дождь добирается и до этих робких отпечатков в сырой земле.

Последний акт.
Писаный на воде он, не дает покоя истцу ищущему,  не оправдывает бытность действа, заявленного, потому объект сомнительный, остается висеть в воздухе тяжкой ношею, вопросом в пустоту заданным.