Кессонная болезнь

(фантастическая повесть-антиутопия)

    И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали...
                (Откровение Иоанна Богослова 21:1) 

       Кессонная болезнь – болезненное состояние, возникающее у человека после действия высокого атмосферного давления с резким его снижением. Вызывается резким выделением пузырьков газообразного азота, растворенного в тканях. Возможен летальный исход. 
                (Энциклопедический словарь)

Чуткие уши антенн прислушивались к свинцовому пасмурному небу. Шумели на ветру кроны вековых елей. Тайга. Сетчатые уши антенн, горстка операторов космической связи и больше никого на десятки километров вокруг.
А там, за одеялом облаков, вырвавшись из обжигающих плотных слоев атмосферы, брала разгон сверхтяжелая ракета-носитель Н-2, стартовавшая с девятой площадки полигона Плесецк. Именно станцией слежения, затерявшейся в глухой тайге, и было передано в Центр Управления Военно-Космических сил СССР: изделие выведено на орбиту.
В официальных сводках ТАСС изделие именовалось очередным, с порядковым номером уже за тысячу, спутником серии «Космос», запущенным для народнохозяйственных нужд. В докладных записках, помеченных грифом особой секретности, «изделие» носило совсем другое имя: М-4.
Экспериментальный многоразовый пилотируемый корабль, четвертая версия проекта «Спираль», разработку которого начинал еще Юрий Гагарин в середине шестидесятых.
В отличие от трех предшествующих моделей, М-4 был оснащен еще одной, принципиально новой двигательной установкой. Позже этот проект похоронят в архивах, и история человечества замедлит свой ход, ибо надолго окажется закрытым выход в Галактику, в Большой Космос. Или, напротив, история не прервется апокалиптической вспышкой глобального термоядерного конфликта. Или…
Никто и никогда не скажет, как бы развивались события, случись иной финал этой странной и парадоксальной цепочки событий. История не имеет сослагательного наклонения.
Все дело в том, что новые двигатели М-4 позволяли, используя последние достижения советской физики элементарных частиц, развивать скорость, превышающую световую. Наперекор теориям старика Эйнштейна...

...Генерал-майор Федорович напряженно следил за происходящим на большом экране Центра Управления. О результатах он должен будет доложить лично маршалу Устинову. От содержания доклада зависит судьба проекта и лично его, Федоровича, судьба. Если, – генерал оглянулся: не видит ли кто? – и тихонько постучал по деревянному подлокотнику, – Если удастся, то будет обеспечена абсолютная противоракетная оборона, недоступная вероятному противнику.
Десятки М-4 (уже готово их серийное название – «Смерч») займут места в поясе астероидов между орбитами Марса и Юпитера и, в случае сообщения о ядерном нападении на СССР, готовы будут устремиться к Земле со сверхсветовой скоростью. Пробив брешь в пространственно-временном континууме, они нанесут удар возмездия еще до того, как ракеты противника покинут шахты, до того, как поднимутся в воздух летающие командные пункты и стратегические бомбардировщики.
Впрочем, судьба проекта «Смерч» решалась не здесь, а в миллионах километров от Земли. Решалась теми, чьи имена никогда не выплывут под звуки фанфар на первые полосы центральных газет и в сообщения программы «Время». Командир корабля, подполковник ВВС Александр Полуянов, бортинженер, специалист по двигателям, доктор физико-математических наук Сергей Умеренков, специалист по полезной нагрузке полковник госбезопасности Анатолий Бутов...

 – Поздравляю, выход на орбиту прошел штатно, – произнес Полуянов, – На следующем витке пойдет твоя работа, Сережа.
– Да, Сергей Николаевич, ваша очередь включаться в исполнение программы, – Бутов, вошедший в основной экипаж из дублирующего за неделю до старта, подчеркнуто держался на официальной ноте, – И не забывайте, ЧТО лежит в нашем отсеке полезной нагрузки!
– О болванках не забывать? – отмахнулся Умеренков.
– Нет, – с железным спокойствием возразил Бутов, – Там не болванки. По решению Верховного Командования это еще и первый вылет на боевое дежурство. Поэтому в нашем фюзеляже, Сергей Николаевич, не болванки, а восемьсот мегатонн в тротиловом эквиваленте.
Бортинженер сглотнул неожиданно подступивший к горлу комок, помолчал, и его пальцы, как и раньше, привычно забегали по клавиатуре пульта управления тахионным реактором...

...Федорович вышел в коридор, достал из пачки «беломорину». Гильза была пустой. Генерал про себя чертыхнулся и полез за новой папиросой.
– Константин Матвеевич, – окликнул появившийся в дверях штатский, – Через четыре минуты начало основного эксперимента!
– Знаю, – кивнул генерал, и, погасив пламя бензиновой зажигалки, стал раскуривать непослушную папиросу.
– Скорость объекта пока восемьдесят тысяч километров в секунду, они идут в сторону орбиты Марса под углом к плоскости эклиптики. То есть, плоскости Солнечной системы, – извиняющимся тоном добавил штатский.
– Я знаю, что такое эклиптика, – отрезал Федорович и нервно затянулся.
Через минуту он вновь был в центральном зале.
– В принципе они уже начали эксперимент, но находятся в трех световых минутах от нас, – пояснил все тот же штатский. Федорович молча кивнул.
– Молодцы, – по-отечески сказал он, взглянув на экран.
Три лица за щитками гермошлемов не отреагировали. Они услышат слова генерала лишь через три минуты. Еще три минуты направленный радиолуч будет нести к Земле их ответ. Пока они обменивались короткими репликами и следили за пультами. Время от времени изображение искажалось всплесками помех. Движения на экране, показывающем внутренний объем пилотской кабины, постепенно ускорялись, изображение становилось размазанным, а вместо голосов экипажа стали доноситься неразборчивые блеющие звуки.
– Сказывается релятивистский эффект, – пояснил оператор, все еще опекавший генерала, – Приближаются к «С» – к световой скорости. 
И в этот момент изображение окончательно смазалось, экран пошел рябью. Оператор схватился за наушники:
– Наверное, сбой станции слежения, – торопливо сказал он, обернувшись к Федоровичу, – Я все сейчас выясню. «Заря 28», почему прекратили подачу информации по видеоканалу? Минутку... (Пауза). Это, наверное, неполадки на объекте. (Вновь пауза. Потом рука оператора медленно стянула шлемофон с головы) – Это не связь. Это... Из точки нахождения корабля идет интенсивный поток жесткого излучения, – оператор вдруг совсем по-детски всхлипнул, – Их нет! Их уже три минуты нет!.. 

...Звезд прямо по курсу стало больше, и все они отливали ядовито-фиолетовым. Казалось, все бесконечное бархатное небо собирается сползтись в одну точку на носу корабля.
– Скорость двести пятьдесят тысяч, продолжаю разгон, – доложил Умеренков.
Невидимый тахионный ливень пронзал тело «Смерча», равномерно ускоряя каждый атом машины и находящихся внутри космонавтов. Звезды неумолимо ползли по небесной сфере вперед. Передние горели фантастическими фиалками, отстающие, все еще висящие за кормой, сияли кроваво-красным. Созвездия смешались и стали совершенно неузнаваемыми.
– Скорость двести семьдесят пять тысяч.
– Сергей, радар фиксирует объект прямо по курсу!
– Там ничего нет. При релятивистских скоростях наш радар ничего кроме фантомов показать не сможет.
– А что, Сергей Николаевич, – подал голос Бутов, – Вы много летали на релятивистских скоростях? Откуда у вас столь богатый практический опыт?
– Уели, Анатолий Анатольевич, – в тон Бутову ответил Умеренков, – Ох уели! Если радар что и поймает – так только нас самих, когда мы обгоним его радиолуч. Двести девяносто тысяч, приготовьтесь к прохождению «С».
– Приготовиться к прохождению светового барьера! – скомандовал Полуянов ставшими вдруг непослушными губами,
– Сережа, объект не исчезает!
Звезды прямо по курсу все быстрее и быстрее слипались в ослепительный ком, готовый вот-вот провалиться в ультрафиолетовую часть спектра. Все трое, сидящие в кабине «Смерча» опустили светофильтры, скрыв лица за позолотой.
– Триста!
– Сережа, что это?
– Сергей Николаевич говорил – фантом, – язвительно заметил специалист по полезной нагрузке. Он не успел договорить, потому, что в следующую секунду произошло сразу несколько событий. Возникшая на фоне звездного кома точка превратилась в надвигающуюся корму второго «Смерча». Небо вспыхнуло слепящим белым светом.
– Тормози–и–и!.. – успел взвизгнуть Бутов.
Дальше наступило небытие.

...Жизнь вернулась к Полуянову пульсирующей болью в висках. С усилием он разлепил веки. Голова гудела, как надтреснутый колокол. В кабине было темно, лишь ровно и успокаивающе горели несколько зеленых огоньков на пульте резервной энергосистемы. Сквозь фонарь кабины светили привычные, совсем неподвижные звезды. «Смерч» висел в пространстве, медленно поворачиваясь к Солнцу своей горбатой спиной.
Полуянов обернулся к товарищам. Сергей вяло шевелился. Еще правее скорчилась в воздухе сухопарая фигура Бутова.
– Сережа, – позвал Полуянов, еле ворочая опухшим, словно с тяжелого похмелья, языком, – Сережа, ты живой?
– Глупо – то как! – ни к кому не обращаясь, проговорил Умеренков, – Ведь в себя врезались! В себя же! Это же просто, как дважды два: нарушение закона причинности...
– И где мы?
– М -м -м... – Умеренков помотал головой и изо рта его выскочили и закружили по кабине несколько кровавых шариков.
– Мы, я полагаю, переселились на тот свет, – донесся вдруг голос пришедшего в себя Бутова. Голос был скрипучий, похоже, Бутову было нехорошо.
Кабину залил яркий солнечный свет. Бутов вдруг согнулся пополам и начал давиться истерическим хохотом, сквозь который пробивались только отдельные слова:
– Слава Богу... При взрыве... Боекомплект... Восемьсот мегатонн... Нас бы всех в прах...   Никто не стал хлестать его по щекам, чтобы привести в чувство. Никто просто не слышал его. Командир и бортинженер, оцепенев, взирали через жаростойкие стекла кабины на дневное светило. Шар Солнца, висящий на фоне черного бархата неба, был окружен несколькими, вложенными одно в другое, серебристыми кольцами...
...Радио молчало. Чувствительные антенны «Смерча» не принимали ничего во всех доступных диапазонах. Этого не могло быть, но эфир был девственно пуст. Полуянов отвернулся от восстановленной системы связи и принялся за наладку блока астроориентации. Умеренков возился с электронной начинкой управления маршевым двигателем, сосредоточенно сопя.
– Я понял! – вдруг сказал он, воздев указательный палец, – Мы долго шли в запределе. Мы ушли на сверхсвете в прошлое. Кольца – образование солнечной системы, а радио еще не существует.
– Два по астрономии! – ответил Полуянов – Посмотри, рисунок созвездий остался неизменным. Небо далекого прошлого было бы для нас чужим. И Земля, кстати, на своем месте – гелиоцентрическая долгота 260. Фантазер... – Ну, а если не так далеко – пара веков назад. Радио нет. А кольца... Они могли быть столь тонкими, что мы первыми их заметили, выйдя из плоскости эклиптики. Глянули на родную систему со стороны – и нате вам, пожалуйста! Привет в шляпу!
– Фантазер! У нас просто барахлит связь. А вот идея твоя насчет взгляда на эклиптику со стороны... – Полуянов показал отогнутый кверху большой палец – знак высшего одобрения.
– На нашу систему со стороны смотреть не рекомендую, вредно для здоровья! – заметил думавший о чем-то своем Бутов...
...Через десять минут после запуска тахионного реактора на скорости 0.3 световой «Смерч» подошел к Земле и включил режим торможения. Голубой диск разрастался.
– Подобные случайности, – уже чеканил Бутов, – нужно будет исключть. Представьте, что было бы при исполнении боевого задания, когда решаются судьбы страны и мира! У нас, в контрразведке...
– Остынь, Анатольич, – ответил командир – Обошлось. Живы. Целы. Это главное.
– Обошлось? О-бо-шлось?! -взвился вдруг бортинженер, – А это? Это вы какими поломками объясните? Выраставший слева по курсу шар Луны был покрыт мутной дымкой с завитками облаков, под которыми местами сверкала водная гладь.
  – Вот те на. С возвращеньицем, значит. Все ж таки в прошлое угодили... – неуверенно пробормотал Полуянов.
– Александр Владимирович! – Бутов укоризненно покачал головой, глядя на Полуянова своими колючими, почти рыбьими глазами – Не городите ерунды. Не будем торопиться и во всем спокойно разберемся. Но для того, чтобы разобраться, нужно вернуться домой. Плавно и мягко посадить машину в заданном районе, а не ахать и галлюцинировать! И не суетиться. Суетиться в сортире будем, при определенных обстоятельствах.

Случившееся через пару секунд действительно можно было назвать галлюцинацией. В вакууме справа по борту вдруг возникла гигантская золотая пирамида. Медленно надвигаясь, она заслонила пол-неба, повернувшись к «Смерчу» одной из своих граней. На поверхности прорезался темный зев, втянувший в себя маленький горбатый кораблик с потрясенным экипажем внутри...
...Внутри было темно. На далеких стенах, словно покрытых плесенью и влагой, гуляли лишь отблески света, источаемого иллюминаторами «Смерча».
– Ну-с, и какие изволите выдвинуть версии? – подал голос Бутов, когда пауза грозила затянуться сверх меры.
– Пришельцы, – наобум рубанул командир. Мозг не работал.
– Нет, -возразил Умеренков, – Все-таки путешествие во времени.
– Прошлое?
– Нет, будущее.
– И далекое? Десять, сто, двести лет?
– Это мы спросим у хозяев, – неожиданно ответил Бутов.
В стене «ангара» прорезалась дверь. В нее, освещенные ярким неоновым лучом, вошли несколько человек в пурпурных тогах.
– Как в плохой фантастике, – прокомментировал Умеренков.
– Интересно, а какой у них язык? – поинтересовался Бутов.
– Пожалуй, надо выйти, – задумчиво сказал Полуянов, – Нехорошо как-то, – и он полез к шлюзу.
– Стоп! – запротестовал специалист по полезной нагрузке, – Корабль является секретной военной техникой и при посадке на чужой территории должен быть немедленно уничтожен! Мы не можем отдать его в чужие руки, у меня на этот счет есть инструкции.
– Опомнись, это что, войска НАТО? Кому здесь нужно это старье? На таких драндулетах здесь, небось, пацаны гоняют вместо мотоциклов! – командир топнул ногой и рванул на себя рычаг разгерметизации.
– Откуда вы знаете? – не согласился Бутов, капризно поджав губы, но систему самоуничтожения включать не стал и развернулся, вслед за Полуяновым, к выходу.
– А вы уверены, что снаружи не хлор-аммиачная смесь? – поинтересовался бортинженер, но люк уже открылся. Командир, нарушая все инструкции, первым покинул корабль и под мрачными сводами вдруг разнесся его смачный многоэтажный мат. Следом за ним крякнул и чертыхнулся споткнувшийся Бутов. Умеренков шагнул наружу, отметив, что гравитация составляет земную норму, и по глазам его резанул яркий луч. Бортинженер охнул и схватился за обрез люка. В голове что-то щелкнуло, словно лопнувшая пружина в старом будильнике.
Когда перед глазами перестали прыгать разноцветные чертики, Сергей увидел, что хозяева все так же терпеливо и невозмутимо стоят. Заметив, что оцепенение гостей или пленников прошло, люди в тогах вдруг вскинули правые руки ладонью вперед – жест, до боли знакомый по фильмам о войне.
– Влипли, – прошептал Бутов и нервно провел рукой по залысине надо лбом. Полуянов икнул. Глава делегации в тогах сделал шаг вперед и на чистом и безупречном русском языке объявил, чеканя каждое слово:
– Меня зовут Владимир-Октавиан. Добро пожаловать в Пятый Рим!
Шок от первых секунд встречи прошел на удивление быстро. И первое, что спросил командир «Смерча», было:
– Скажите, а какой сейчас год? – и совершенно не к месту представился: – Подполковник Полуянов.
– 822 год Пятого Рима. Нам неизвестны ваши опознавательные знаки, – Октавиан кивнул, указывая на красные пятиконечные звезды на хвостовом оперении корабля, – Из какого века вы?
– Похоже, гости из прошлого для них дело привычное. По копейке штучка, пятачок – пучок, – нервно рассмеялся Бутов.
– Бессмысленные идиомы. Мы думаем, что вы одна из звездных экспедиций, отправленных в ХХ111-ХХ1Х веках старого исчисления. Сейчас его 4114 год. Ваши слова о неких пятачках -копейках для нас неясны.
– Свои, земляне, слава Те, Господи! -шепнул Полуянов Умеренкову. А Бутов серьезно пояснил:
– Пятачок и копейка – это деньги. Рубли, доллары, марки, фунты, йены (перечисляя, Бутов пристально следил за лицами римлян, но они оставались непроницаемо неизменными). Единый эквивалент товара для обмена.
Этим объяснением он, похоже, еще больше запутал высоких красивых людей в пурпурных тогах и сандалиях. А Умеренков толкнул Бутова локтем в бок, что было совсем не по уставу и отдавало непростительной фамильярностью, и ехидно прошептал:
– Анатолий Анатольевич! Они не поймут! Кажется, они вообще не знают, что такое деньги, товар и обмен.
– Коммунизм, что ли? – не поверил Полуянов.
– Давайте детали уточним позже, – объявил предводитель встречающей делегации, – Для этого у нас будет еще масса времени потом. Прошу всех за мной. Вам предстоит встреча с миром, в котором будет протекать ваша жизнь. Это теперь ваш мир.
– То есть как это – наш? – возмутился Сергей.
– Во-первых, если я правильно понимаю ситуацию, у вас просто нет выбора. Никто и никогда еще не мог возвратиться во вчерашний день. Ну, а во-вторых, вы и сами не захотите этого.
– Почему вы так уверены?
– В вашем обществе только мечтали о мире всеобщего равенства и   благоденствия. Мы создали этот мир восемь веков назад...

...Похожее на мыльный пузырь воздушное такси несло Умеренкова над океаном. Сергей уже не в первый раз удивлялся тому, как хитроумно устроена эта простая с виду машина. Почти невидимая шарообразная оболочка. Больше ничего. Воздух для дыхания пропускает прямо сквозь играющий радугой борт. И где-то совершенно вне восприятия расположено все то, что заставляет это невесомое, но чертовски прочное «почти ничто» взлетать в воздух, перемещаться со сверхзвуковой скоростью, оберегать и понимать человека, слушаться его голосовых команд и даже давать справки и комментарии на темы, интересующие пассажира.
Правда, в отличие от Умеренкова, большинство пассажиров использовало справочную систему лишь как веселого, непринужденного собеседника. Все, что Римляне считали нужным знать, они, как правило, уже знали.
Мир за два тысячелетия разительно изменился. Исчезли пустыни – их место заняли изумрудные тропические заросли, над которыми на полукилометровых столбах возвышались чаши многочисленных городов. Словно в порядке компенсации, природа раскинула полярные шапки до Великих Американских озер на севере и до Огненной земли на юге. Даже новое могущественное человечество Пятого Рима не было в состоянии с ними справиться, опасаясь нарушить какие-то скрытые, но жизненно важные для Земли струны мирового баланса.
Однако, и в глубинах Океана, и под толщей льда, и над лесами – всюду жили люди. Сверхцивилизация заселила даже Луну, покрытую теперь океаном и атмосферой. Даже Марс. Даже раскаленную когда-то Венеру. Энергетические кольца, построенные вокруг Солнца, обеспечивали Пятому Риму необычайное могущество. Технические чудеса встречали Умеренкова на каждом шагу. Потомками можно было гордиться. Лишь когда экс-бортинженер общался с людьми на улицах, его охватывало приходящее исподволь какое -то тревожное чувство. Словно вокруг него была зона отчуждения. Тонкая, невидимая, но непробиваемая пленочка, наподобие стенки воздушного такси.
Впрочем, а чего другого он должен был ждать? Он и его друзья без спроса вторглись в этот волшебный мир. Они чужие. Они только проходят адаптацию под мудрым руководством координаторов Пятого Рима. Только иногда все равно посещала обида: даже если он – музейный экспонат, это должно вызывать хоть какой -то интерес?..
Выслушав рекомендации куратора адаптационного процесса, носившего звучное имя Святослав-Тиберий, каждый обитатель «Смерча» избрал свой, наиболее доступный, на его взгляд, путь знакомства с миром. Умеренков отправился путешествовать в «мыльном пузыре». Полуянов решил просто пожить среди людей в одном из городов, чтобы ощутить себя, «без дураков», как он сам любил выражаться, членом нового человечества. Мог ли он мечтать пожить при коммунизме? Лишь Бутов остался, как прежде, нелюдимым. Он потребовал помещение прямо в Пирамиде и занялся изучением содержимого хранилища информации.
– Информация правит миром! – назидательно сказал он на прощание Полуянову и Умеренкову. Они только усмехнулись и пожали плечами. Что может быть проще: выйти на улицу! Даже дверь открывать не нужно: двери давно устарели. Стены сами пропускают человека, а по «зеро-каналу» можно мигом переместиться из Азии в Америку или из Европы на Венеру. А может быть с Европы? Ведь Европа – это еще и спутник Юпитера. Или Европу пока только начали осваивать?..

...Полуянов сладко потянулся в постели и властно произнес: «Окно!» Одна из стен стала прозрачной и в лицо ударили яркие лучи восходящего Солнца. Откуда -то повеяло утренней прохладой. «Не так ярко!» – заметил Полуянов и в комнате установился приятный для глаз полумрак. Экс-космонавт еще понежился на белоснежной постели и сообщил в пространство:
– На завтрак я буду... м-м-м... яичницу с луком и ветчиной, кофе по-венски и... м-м-м... бородинский хлеб с вологодским маслом. В комнате ничего не изменилось.
– Где завтрак?! -помолчав, возмутился Полуянов.
– Простите, – зашелестел в воздухе мягкий и нежный девичий голосок, – ваш заказ, как всегда, немножко нестандартен и я вынуждена запросить рецепты и химические формулы в Информационном хранилище.
– Я же просил не напоминать, что вы получаете продукты химическим путем! Опять портите аппетит.
– Простите, – стала оправдываться невидимая фея, – я всего лишь машина и всегда выполняю конкретные пожелания. Ваше распоряжение принято к сведению. Пока готовится завтрак, не желаете ли посмотреть выпуск новостей?
– Нет. Там, как обычно: лучший хит сезона «Фиолетовый запах», турнир по этим, как бишь их, левитанцам что-ли? Ну, когда парочки кружатся и кувыркаются прямо между облаков? Это уже начало надоедать.
– Могу подключить к служебному информационному каналу Внеземелья, хотя последние шесть веков это непопулярно.
– Что-нибудь об освоении плацдармов для обитания на спутниках Сатурна и Урана? Годится!
– Завтрак готов.
Посреди комнаты, словно гриб, вспух и развернулся стол, от которого тут же потянулись аппетитные запахи. «Что-то расслабился я, – подумал Полуянов, потягивая кофе, – в барство ударился. Это время, отведенное на адаптацию, в совокупности с таким уровнем жизни развращает. Временами становлюсь сам себе неприятен. Нахамил «Горничной»... Хотя ведь это же просто машина. Да и вообще, в конце то концов, могу я раз в две тысячи лет позволить себе отдохнуть?» За этой мысленной шуткой Полуянов попытался на время упрятать от самого себя нараставшее в нем беспокойство, причин которого он пока не понимал.
– Ну, что там с информацией об освоении Внеземелья? – поинтересовался он. В ответ во всю стену развернулся стереоэкран. Действо, разворачивавшееся за экраном, напоминало голливудский фильм в стиле Спилберга и Лукаса. Многокилометровые металлические махины, порхающие в пространстве, сверхмощные излучатели, вылизывающие поверхность чужих лун, шагающие дредноуты, из которых высыпается десант бочонкообразных роботов, начинающих монтировать исполинские чаши городов... За десять минут новостей на экране ни разу не появилась хотя бы одна человеческая фигурка в скафандре. «А неплохо было бы вернуться здесь к своей профессии, – подумал Полуянов, – К примеру, принять участие в десанте на Оберон. Как там, у Юры Визбора поется: Мы построим лестницу до звезд.…»
– Послушай, – обратился он к своей невидимой служанке-собеседнице, – Я как-то раньше не интересовался: как у вас можно устроиться на работу?
– Вопрос неясен.
– Ну вот, к примеру, я хочу поработать на освоении Оберона или, там, Япета.
– Вы желаете острых ощущений? Могу предложить виртуальный стимулятор сознания. Полный эффект присутствия при абсолютной безопасности.
– Да нет, – досадливо отмахнулся Полуянов, – Я в смысле труда на благо общества.
– Вопрос неясен. Я вынуждена связаться с информационным хранилищем.
Завтракая, Полуянов мурлыкал визборовскую песню о туманных далях Оберона. Через пятнадцать минут Горничная «вернулась». Под сводом комнаты вновь прошелестел ее голосок:
– Я консультировалась с медицинским информаторием. Смею заметить, что ваша психика нуждается в отдыхе. У вас возникают неадекватные желания, свидетельствующее, как говорят диагносты, о серьезных сбоях в здоровье. Диагносты рекомендуют вам расширить круг общения, посетить места массовых развлечений. Наконец, вы длительное время не общались с противоположным полом, что усугубляет психический стресс.
– Это, Солнышко, дело тонкое, не машинного ума...
– Диагност настоятельно рекомендует, иначе вы станете опасным для общества и придется применить крайние меры.
– Уж не в смирительную ли рубашку вы меня хотите упаковать?
– Я имею в виду прямую трансляцию. Получив ваше условное или безусловное согласие, мы заменим в электрической и химической структуре вашего мозга центры концентрации отрицательных эмоций и неадекватных желаний новыми центрами удовольствия и стандартизируем цепи желаний и стремлений.
Полуянова передернуло. Словно могильным холодом дохнуло на него из окна с видом на наступающий солнечный день.
– Ладно, – сказал он с неохотой, – в твоих советах что -то есть. Так что давай отложим эти ваши трансляции. Схожу на вечеринку, развеюсь, а потом поговорим уже о моем трудоустройстве...   


...Бутов, осваивая новые и новые пласты информации, уже почти сдружился с ИХТИС – Индетерминированным Хранителем Трансцендентной Информационной Сети. С главным обитателем Золотой Пирамиды, в какой -то мере – хозяином Пятого Рима. Сдружился, если вообще можно сдружиться с суперкомпьютером.
– ИХТИС, человечество в тупике? Оно прекратило свое развитие?
– Человечество стабильно. Нестабильна лишь его численность.
– А ты не пробовал ее регулировать?
– Это мне неподконтрольно. Я не в праве причинять человеку какой-либо вред...
Да, большинство стремлений и мечтаний, будораживших мир столетиями, оказались ложными. Одна за другой были решены проблемы недостатка энергии, голода, транспорта. Дальше – больше. Люди научились управлять своими телами. За несколько поколений – невиданное дело в эволюционной биологии! – родилась новая раса, поглотившая все, ранее существовавшие. Совершенное тело, напрочь лишенное болезней, способное жить несколько столетий, левитировать, дышать под водой и вообще не дышать по несколько часов. За Веком Больших Войн и Веком Всеобщего Благоденствия наступил Век Всеобщей Стандартизации. Стандартные, даже внешне напоминающие друг друга, дети получали строго отобранные придирчивыми специалистами знания под девизом: ничего лишнего! Мозг не должен быть перегружен, человек слишком много думал и мучился в своей истории, он должен быть создан для радости и отдыха! Всем стали нравиться одни покрои одежды, одни прически, одни мелодии. Для того, чтобы не вызвать в обществе усталости и массового раздражения Служба Управления Общественным Мнением, зарождавшаяся в ХХ столетии в виде электронных средств массовой информации, несколько раз в году сменяла пристрастия отдельных частей населения. Оставалась лишь одна проблема: нехватка жизненного пространства. Бессистемно и бурно размножающиеся, благоденствующие и абсолютно физически здоровые долгожители требовали все больше и больше материальных благ. Все труднее было маленькой группке управленцев, контролирующих процесс процветания и благополучия. От жуткой нагрузки вершители судеб человечества сходили с ума, умирали от сердечной недостаточности. И вот тогда, наконец, в чьей -то умной голове (или головах, точно уже никто не помнит) созрела гениальная мысль: перепоручить нечеловеческий труд и ответственность гигантской машине, упрятанной в неуязвимой, парящей в Космосе «Золотой Пирамиде».
Так возник ИХТИС. Так был провозглашен Пятый Рим. Так стадо по имени Человечество было перепоручено мудрому электронному Пастырю, призванному знать все, видеть все и заботиться обо всех и каждом. Среди населения ИХТИС отбирал тех, кого в наше беспокойное время называли бы гениями. Ведь среди Римлян рождались и такие нестандартные выродки. Им было тяжело жить в Большом Стаде и потому ИХТИС брал их в свой небесный град. Эти сто тысяч избранных были операторами и координаторами. Они помогали выходить из непредвиденных ситуаций. Например, при появлении «Смерча». Они помогали ИХТИС управлять сложной многоплановой системой под названием Пятый Рим и сами оставались частью этой системы, увенчанной Золотой Пирамидой небесного города.
Только управлять. Ибо у Пятого Рима не было ни правителя, ни президента, ни монарха со своей волей и своим видением мира. Был лишь бесстрастный и хорошо отлаженный и запрограммированный управляющий. Сотни лет назад он был нанят давно ушедшими в небытие конструкторами и кибернетиками, перед ним была поставлена задача: обеспечивать людей всеми материальными благами и жизненным пространством. И он выполнял эту задачу прекрасно. Он просто не умел что -либо делать иначе.
– ИХТИС, – спросил Бутов, – Как ты думаешь, чего люди Пятого Рима больше всего хотят? И чего больше всего боятся?
– Я не умею думать. Я знаю. Они хотят жить. Смысл их жизни в самом их существовании. И боятся они лишь своей собственной смерти...


 ...Полуянов никогда не подумал бы, что первый урок обществоведения в этом мире он получит от смазливой зеленоглазой девчонки, сразу после танцев. Сумей он заглянуть чуть подальше в свое будущее – ни за что не пошел бы вечером танцевать, послушав электронную горничную. Хотя расклад карт в его судьбе от этого вряд ли существенно изменился бы.
– У тебя такое романтичное имя – Александр-Владимир, – непринужденно щебетала Ливия-Кристина. На вид ей было лет двадцать, хотя на деле могло быть и сорок, и сто двадцать пять. Наивные глазки, острый, чуть вздернутый остренький носик, русые с рыжиной, коротко остриженные волосы с алой прядью в челке, упругая фигурка школьницы-старшеклассницы.
– А кто сказал, что можно носить усы и бороду? У нас так никто не ходит. По ТВ-плюс говорят, что так ходили варвары. Правда, я не знаю, кто такие эти варвары. Наверное, красивое название изгоев... Но это так приятно – щекочет! Пушисто...
Ливия потерлась лицом о лицо Полуянова и беззаботно рассмеялась. Потом прильнула к экс-космонавту всем телом так, что он почувствовал ее тепло, напрягшиеся груди и затвердевшие бугорки сосков. Полуянов, неожиданно для себя, залился краской. Такого темпа развития событий он не ожидал в принципе. Видимо Ливия почувствовала, как напряглось его тело, как окаменели литые бугры мышц. Она отпрянула и замерла, часто-часто заморгав.
– Я забыла, что ты из прошлого. Не такой, как мы. Наверное, у вас все это было не так? Расскажи, как!.. Нет-нет, не рассказывай, забудь, того твоего страшного мира больше нет и никогда не будет! И не было никогда! Будь со мной!
Полуянов что-то нечленораздельно пробормотал. Шла игра не по тем правилам, к которым даже он, неисправимый холостяк, привык.
– Ты считаешь, что с этим должны быть какие-то проблемы? – удивилась Ливия и с этими словами сбросила и без того вызывающе прозрачную тунику, – У нас это просто...
Она приникла к Александру в неправдоподобно страстном поцелуе. Ему оставалось только молча подчиниться. Впрочем, совершенно без насилия над собой.
...Ее голова лежала на его равномерно вздымающейся груди.
– Видишь, – мурлыкала Ливия, – у нас все действительно просто. Женщина вправе получить любого мужчину, а мужчина женщину, если желание обоюдное. И никто не вправе им помешать.
– А семья? Верность? В нашем двадцатом веке такого не потерпели бы. У нас были муж и жена...
– Ты опять говоришь непонятные слова, – перебила жалобным голоском Ливия, – Что такое это «семья»?
– Не это, а эта. Женского рода.
– Вы так называли женщин?
– Тьфу, Господи! Как, это вам неизвестно?! Ну, семья, ячейка общества...
– Чушь какая-то! – вспыхнула Ливия. От возмущения она даже села на край ложа, – Всем с детства известно, что самодостаточной ячейкой человечества является индивидуум, про общество нам вообще никто ничего такого не говорил. Ну, есть всякие общества любителей кошек, левитанцев, спейсборда. А общество вообще – это глупо. Полузвук.
– Но семья – это значит делить все трудности и радости на двоих, и все такое.
– Скажи, пожалуйста, почему вдруг я должна делить свое «Я» с кем-то еще? А, так вот откуда это слово «семья»! Семь Я! Значит, вы жили всемером! Как интересно! – Ливия в восторге от сделанного ею открытия даже захлопала в ладоши.
Ошарашенный потоком откровений Полуянов потерял дар речи.
– Нет, Александр-Владимир, – посерьезнев сказала Ливия, – «Я» – это только мое! Тело – пожалуйста. Мы можем использовать друг друга, чтобы получить обоюдное удовольствие. Но личность! Запомни, в Пятом Риме это свято и неприкосновенно! Как можно делиться с другим сокровенными мыслями, как можно непрерывно жить кем-то одним? Какая гнусность!!!
Полуянова словно окатили ушатом холодной воды.
– Но любовь, – промямлил он, – Любовь между мужчиной и женщиной.
– Любовь между разными людьми?! Ты решил пошутить? Глупая шутка! – Ливия надула губки – Это же извращение, как ты не понимаешь! Говорят такое бывает только у изгоев. Фу, какая пакость! Неужели в вашем времени не понимали, что любить можно только себя? Ведь каждый индивидуум единственный и неповторимый. Что, как не эта уникальность, заслуживает самой нежной, чистой и высокой любви? И почему бы не доставить удовольствие этой неповторимости, побыв с кем-то еще? Давай еще разок? – Ливия-Кристина призывно выгнулась и совершила недвусмысленное движение. Однако желание у Полуянова исчезло напрочь. Он уже всерьез пожалел, что отправился «отдохнуть в обществе» и «встретиться с женщиной», по рекомендации диагноста. Ливия вдруг показалась ему похожей на мраморную статую. Прекрасную, но абсолютно холодную и неживую. Переспать со статуей? Полуянову стало даже смешно.
– Ливия, у тебя есть сын или дочь? – неожиданно спросил он.
– О чем ты? – удивилась Ливия.
– Ну дети, – объяснил Полуянов, почему -то почувствовав раздражение.
– А, дети... – Ливия подняла и опустила длинные ресницы, – Наверное есть. Обычно они есть у каждой взрослой женщины Пятого Рима.
– А как их зовут?
– Откуда мне знать?! – крайнее изумление – Мы выбираем имена сами, когда становимся взрослыми. До этого у каждого только код.
– Но они еще не получили имен? Сколько их у тебя?
– Откуда мне знать? – в голосе холодок и неприязнь.
– То есть как это – откуда? Ты что, не видела их?
– А что в этом удивительного? Ах, ну да, ты же из прошлого... Да, я что-то такое слышала, что у вас все было как-то иначе.
Словно пелена слетела с глаз, с одурманенного событиями последних дней, комфортом и вездесущей электроникой мозга. Полуянов вскочил, как был нагишом, и выкрикнул код своего дома. «Зеро-канал» пропустил его сквозь стену. С Ливией он даже не простился. Как мало он знал о мире в который его забросила катастрофа. Своем новом мире. Таком чужом своем мире...

...Сергей Умеренков был занят изучением работы средств коммуникации Пятого Рима, когда звонкий, словно капель, голосок из воздуха вежливо сообщил.
– К вам видеовизит.
– Видеовизит разрешаю.
Умеренков повернулся к правой стене. Она, тихо вздохнув, потеряла прозрачность и по другую сторону возник возбужденный Полуянов.
– Давно не виделись, командир. Слушаю тебя.
– Ты понимаешь, Сергей, куда мы попали?! Это же не люди! Это не то, чего мы все хотели! Не то, о чем мечтали! Они любовь уничтожили! Они мечту убили, светлую мечту человечества! Серега, это свиньи у корыта, наполненного звездами! И ради этого сто веков и миллионы смертей? – лицо Полуянова налилось кровью, – Неужели ты до сих пор так ничего и не понял?
– Успокойся, командир! А то ты со своей свежеотпущенной бородой напоминаешь мне протопопа Аввакума. «Иное хощу и промолчать – ино невозможное дело – горит во утробе моей яко пламя палит!» – процитировал, усмехнувшись, Умеренков,
– Все по порядку. А для начала – войди. Полуянов перешагнул мерцающую грань «зеро-перехода» на полу и сошел с экрана в комнату Умеренкова. «Никогда к этому не привыкну!» – подумал бортинженер «Смерча», присаживаясь в услужливо возникшее кресло. Командир тоже приземлился и, немного успокоившись, продолжил:
– Ты, когда гулял по городу, не замечал ничего необычного?
– Ну спросил! Да один «зеро-канал»...
– Не то, в обычной жизни, говорю, ничего неестественного? В человеческих отношениях, там...
– Ну, замкнутые. Многие вопросы их удивляют. Но ведь прошло две тысячи лет. Мы для них рухлядь, музейные экспонаты. Даже в плане биологии, не говоря уже об образе мышления.
– О музеях мы еще поговорим. С этим я тоже, вроде бы, разобрался. А дети? Ты видел их детей? Слышал на улицах детский смех и крик младенцев?
– Н-нет. Точно. Детей не видел. А я все думаю: что это меня так угнетает?
– Сережа! Их женщины не рожают детей! Они не знают, что такое быть матерью.
– То есть как это? Ты еще скажи, что они не спят друг с другом. Они что, потомство в инкубаторах выводят? Как бройлеров?
– Вот именно! В инкубаторах! – заорал Полуянов, – И спят! Еще как спят! Нам и не снилось как! А после зачатия переносят плод в инкубатор. Это для них, как для нас в парикмахерскую сходить.
– Помню, еще в Пирамиде Владимир-Октавиан говорил что-то такое, дескать они избавили женщину от мучительных родов.
– Окстись! Они избавили детей от материнской ласки! Общество от семьи! Женщину от заботы о детях! Воспитывают машины, знания, кем-то и когда-то отобранные раз и навсегда, запихивают в мозг прямой трансляцией, без школ и учебников, за долю секунды. Да они...
– Это же гениально! Переворот в методике обучения!
– В мозгах твоих переворот! Что ты несешь! Они наплодили восемьсот миллиардов самодовольных эгоистичных биороботов-потребителей со знаниями дилетанта-недоумка, не имеющих никаких целей существования кроме одной: холить и лелеять себя, любимого! Трансляция!.. Да знаешь ли ты вообще, почему мы свободно с ними общаемся? Или весь Пятый Рим в честь нашего прибытия с радостью выучил Великий и Могучий? Из соображений вежливости и гостеприимства, так сказать.
– Октавиан говорил, что это для них не проблема. Учитывая эту твою трансляцию...
– Черта с два! Я лишь вчера вдруг заметил, что это Я говорю на ИХ языке! Его впечатали в нас еще когда мы выкарабкивались из «Смерча». А мы даже не заметили!
– У меня все путается. Тогда почему у них русские имена, а?
– Это не у них имена. Это у нас адекватный перевод. Жан, Ян, Иван, Джон. Петр, Питер, Пьер, Педро, мать их растак! Суть ясна? Мне страшно, Сергей! Я не знаю в кого они нас начали превращать! Я хочу остаться собой, понимаешь?! Я не хочу превратиться в самодовольного биоробота с русско-римским именем!
– Прошло две тысячи лет, многое изменилось, – глубокомысленно сказал Умеренков.
– Вечные вещи должны оставаться. Они с палеолита существуют. С шестого дня творения. Дружба. Любовь. Ненависть. Стремление к знаниям. Где все это делось, Сережа? Где?!
– Но их технические достижения говорят об обратном.
– Да? Ты сама наивность. Тогда слушай: мгновенное перемещение через «зеро» изобретено полторы тысячи лет назад. Внешний пояс и океанические города существуют около тысячи. А твои открытия тахионной реакции вообще забыты!
– Не может быть! Это неумно... Невозможно, в конце концов!
– Еще как возможно! А музеи мира, не нужные никому, все до одного перенесенные в Золотую Пирамиду? Музеи и картинные галереи не нужны ни одному римлянину. Рубенс, Рембрандт, Тициан, Боттичелли, Серебрякова – все забыты! Бернс, Есенин, Пушкин, Киплинг – все, все сгинули без следа!
– Не могу поверить. У меня в голове не укладывается... Стоп! Но освоение Вселенной -то продолжается! Продолжается, как ни крути!
– Еще расскажи о Великом Кольце и братстве галактических цивилизаций. Враки это! Больной бред наших наивных мечтателей! Все прозаичней. Проще. Их 800 миллиардов, Сережа. Нужно жизненное пространство для удовлетворения потребностей каждого индивидуума. Материальных потребностей, естественно – других у них, в общем-то нет. Самое простое решение – космическая экспансия. Авангард роботов под командованием Золотой Пирамиды уже вышел на границы Солнечной системы. Затем под контроль попадут ближайшие звезды. После – Галактика. Саранча! Вот апофеоз светлого будущего! Космическая саранча, цель которой обильно и безболезненно с максимумом удобств и удовольствия размножаться, поплотнее и повкуснее набить желудок и расширить обитаемую территорию.
– В вас говорят эмоции, Александр-Владимир, – вдруг раздался голос куратора адаптации Святослава-Тиберия, – Мы не саранча. Я все понимаю и не в обиде за вашу излишнюю резкость и категоричность. Но мы не саранча, как вы изволили выразиться. Мы – Сила упорядочивающая и благоустраивающая Вселенную, превращающая ее в вечный и неистощимый источник материальных благ, вселяющая в бессмысленный хаос материи смысл и предназначение. Мы гасим мировую энтропию. Так считает ИХТИС, и у меня нет оснований не согласиться с ним.
С этими словами Святослав-Тиберий шагнул в комнату, выйдя из-за похожего на облачко стола, так и оставшегося на экране.
– Превращаете Вселенную в парк культуры и отдыха с плевательницами на аллеях? – парировал Полуянов, – Но для чего? Для величия человечества? Но у вас нет человечества, есть только армия холеных, откормленных эгоистов.
– А вы уверены, что нашим людям нужно что-то другое? Вы уже месяц у нас. Вы видели хоть одно лицо, омраченное неприятностями? Хоть одни глаза, потемневшие от горя? Вы этого хотите? Да, вы привыкли жить в борьбе, но мы уже достигли ее конечной цели. Наш девиз: стабильность. Благоденствие. А вы, в вашем страшном времени, вы привыкли жить, причиняя друг другу боль и страдания. Так кто же из нас больше похож на животных?
Вместо ответа Полуянов вскочил и шагнул в экран. На мерцающей полосе зеро -перехода он задержался, отчего изображение позади пошло рябью, и зло бросил на прощание:
– А ты, Сережа, хорошо прошел адаптацию.На место экрана вернулась стена. Прочная, гладкая, непробиваемая...

...Бутов беседовал с ИХТИС. Более он, по мере возможности, не общался ни с кем. Римляне были столь же чуждыми для него, сколь и напарники по экипажу. На этот раз он задал совершенно неожиданный вопрос. Если, конечно, допустить, что суперкомпьютер ИХТИС способен вообще чего -то ожидать.
– Что такое человек?
– Высшая ступень развития жизни, носитель и субъект разумной деятельности.
– Не конкретно.
– Средних размеров примат с длиной тела до 90 сантиметров и высотой 160 -200 сантиметров . Имеет половой диморфизм... 
Выслушав и это определение, Бутов вновь заметил:
– Это определение так же размыто на миллиарды особей. Но в мирах Рима происходят мутации. Идет эволюционный процесс. Люди ли те, кого ты, ИХТИС, по привычке считаешь людьми?
– У меня нет привычек. Есть программа, есть информационные носители. Если часть информации оказывается ложной, я замещаю ее более совершенным блоком. Жду предложений.
– Я прибыл из прошлого. Мне, как особи, уже более двух тысяч лет. Это значит, что я во всем сохранил признаки стандартного человека. Ты можешь использовать меня для формирования уточненного блока информации о понятии «ЧЕЛОВЕК».
Слово «стандартный» понравилось ИХТИС. Если машине вообще может что-то нравиться. Он ответил:
– Принято. Приступаю к сканированию.
Когда возникшее вокруг Бутова сияние угасло, он вновь поинтересовался:
– Что такое человек?
ИХТИС выдал на мониторы трехмерное изображение Бутова.
– Се – человек! – удовлетворенно ткнул себя в грудь Бутов.
– Ответ утвердительный.
– Я не спрашиваю. Я сам утверждаю. Есть ли в твоей памяти идиома «Человек – царь природы»?
– Есть. Смысл подтверждаю.
– Даю логическую цепочку: Человек – Царь – Цезарь – Император.
– Подтверждаю.
– Тогда меня следует называть «император». Ты создан для службы человеку?
– Да, Император.
– Сколько людей в Пятом Риме?
– По данным идентификаторов 800221655200 человекоподобных особей и 3 с отклонениями в пределах понятия «ЧЕЛОВЕК».
– Тогда ты должен исполнять лишь мои распоряжения.
– И еще двух особей.
– Признать несущественным, в тебе заложена пока лишь моя матрица.
– Подтверждаю.
– Тогда слушай мой первый приказ...

– Все видеовизиты отменяются – Александр Полуянов откинулся в кресле.
Стены погасли. Лишь настоящее окно нарушало полумрак комнаты закатными тонами.
Полуянов сам себе продекламировал в тишине.
- День безумным аллюром вскачь,
И придавит вдруг сердце тоска.
И приходит Вечный Палач,
Окровавивший облака.
Вот безумию тихий гимн -
Заходящего Солнца свет.
Одинокий – будет любим,
А бездарный – создаст сонет.
Только в этот закатный час
Бритвой в вены врезается страх:
Эта жизнь не для нас, не для нас!
И живем мы не так, не так!..
 Затем достал из кармана записную книжку и что-то размашисто написал авторучкой. Выругался. На листке появились еще несколько строчек. Встал, нервно прошелся по комнате, постоял у окна, вернулся в кресло. Достал портсигар. Выкурил последнюю, остававшуюся в нем сигарету, извлек из-за пазухи пистолет и спокойным точным движением приложил вороненое дуло к виску... 

...Владимир-Октавиан шел по залитому неоновым светом коридору. Только что поступил экстренный вызов: с одним из адаптантов несчастье. От стены отделилась шестиугольная металлическая тумба униробота. Что -то странное было в его облике. К чему уборщику плазменный резак? Может быть где -то неподалеку идет ремонт? Это было последней мыслью Октавиана. Он даже не успел удивиться, когда шнур раскаленной до звездной температуры плазмы пронзил его высокий лоб...

...В окно были видны покрытые вечными снегами вершины гор. То ли Альп, то ли Карпат. Свидетельство вечности, свидетельство все еще неполного всевластия человечества Пятого Рима над миром. Святослав-Тиберий вошел через зеро неожиданно. Лицо его было мрачнее грозовой тучи.
– Что -то нехорошее? – удивился Умеренков.
– Мне чрезвычайно жаль, Сергей-Николай...
– Что -то с Сашей?! – вдруг осознал Умеренков, и, не дав продолжить, схватил координатора за тогу, – Вы же видели, видели!
Святослав мягко взял Умеренкова за запястья.
– Мы не знали, Сергей-Николай, что у него с собой оружие. А если бы и знали, то нам в голову бы не пришло, что его можно повернуть против себя самого. Это же нонсенс.
– Он не мог смириться с этим миром! А я! Как я мог!?
– Я не понимаю, разве вам тяжело жить в мире вашей мечты? Чем он стал плох для вас?
– Плох? Да нет, чересчур даже неплох. Только вот... У вас есть такая профессия – водолаз? Ах, что я! У вас же нет профессий! А вот у нас были водолазы! – слова Умеренкова прозвучали с необычной даже для него самого гордостью, – Они погружались в глубину моря в специальном скафандре и им, чтобы они там нормально дышали, подавали с поверхности воздух под большим давлением. А когда работа на глубине была сделана – слышали, бывает такая штука – работа – тогда водолаза поднимали на поверхность. Медленно и осторожно, как елочную игрушку. Ах да, вы не знаете, что такое игрушка. Такая хрупкая, красивая вещь. А поднимали так водолаза потому, что растворенный в крови азот должен был покинуть организм. Если поднимать слишком быстро – кровь вскипит. Как газированная вода. Это называлось кессонной болезнью. Азот вскипал в крови и водолаз умирал в мучениях, хотя над ним было синее чистое небо и кричали белые чайки.
– Нам искренне жаль,-повторил Тиберий, – Но к чему эти обильные переживания, сжигающие ваш психический потенциал. Вспышка прямой трансляции – и стресс снят навсегда.
– Зачем? А затем, что у нас тоже кессонная болезнь. Только не азот, а время, наше время – несовершенное, несправедливое, бедовое и бредовое, дикое – но наше – вскипает в нашей крови. Вам требовался подъем к этой жизни с глубины восьмидесяти поколений. Но нельзя сделать то же за один шаг. Нельзя в ночь с сегодня на завтра бросить человека в новую жизнь, словно мордой об стол! Жалко должно быть человека! Вам вообще, когда-нибудь бывает жалко другого человека, а не себя? Вы когда-нибудь плачете не по предписанию диагноста?
– Я сказал не все, что хотел. Два часа назад погиб так же и главный координатор Владимир-Октавиан. Он убит.
– Саша не мог! – выкрикнул Умеренков.
– Идет расследование. Это не ваш друг. Но координаторы в шоке. Он был одним из Ста Тысяч. ИХТИС рекомендует, чтобы именно вы заняли освободившееся место среди нас. Почему-то именно вас он называет ЧЕЛОВЕКОМ.
Речь прервало повизгивание коммуникатора. Кто-то просил экстренной связи. Окно исчезло, став продолжением комнаты, на другом конце возникла фигура в пурпуре.
– Рад приветствовать, Фотий-Эдуард. – Святослав вымученно улыбнулся, вяло вскинув руку в «знаке кобры», – Что еще стряслось?
– Анатолий-Анатолий исчез! Мы не фиксируем его местонахождения. ИХТИС на запросы не реагирует.
– Бутов сбежал? – спросил Умеренков.
– Прошу со мной, мы теперь коллеги, – обратился к нему Святослав.
– И еще. Простите, чуть не забыл. Если я что -то понимаю, Александр-Владимир оставил это для вас. Святослав протянул сложенный листок бумаги и сделал шаг через мерцающую полосу, разделяющую земной город и парящий в небе город небожителей – Золотую Пирамиду, Новый Иерусалим в версии XLII века.
Умеренков развернул вырванный из записной книжки листок. На нем размашистым почерком Полуянова было написано: «Безысходность – вот что меня гнетет, Сережа. Это будущее уже существует, его нельзя изменить. Мы чужие на этом празднике жизни. Да это и не жизнь. Если можешь, прости мою последнюю слабость. Прощай и будь счастлив. Александр. P.S.: Будь осторожен с Бутовым, не верь ему, он что-то задумал. Никогда не любил «лишних людей». Дай им волю – они уничтожат мир в целях его безопасности».
Сергей Умеренков спрятал записку в карман и шагнул в марево зеро-экрана. Мерцающая полоса на полу исчезла, вернув на прежнее место окно. Из окна были видны вершины не то Альп, не то Карпат, покрытые глубокими вечными снегами...

..Два прожженных плазменными шнурами тела лежали посреди коридора. В голосе Святослава-Тиберия звучали панические нотки:
 – ИХТИС ничего не отвечает на наши запросы. Анатолий-Анатолий сумел как -то его заблокировать! Что делать?! Сергей-Николай, вы прибыли с ним. Вы должны иметь хотя бы минимальное влияние на него. Мы даже не представляем, чего он хочет!
 – Бесполезно все. Он сошел с ума, это опять кессонная болезнь, – растеряно сказал Умеренков. И в этот момент раздался усиленный многократно, ставший громовым, спокойный голос Бутова:
 – Я разрешаю войти бортинженеру Умеренкову. Остальным приказываю оставаться на местах и ждать моих дальнейших распоряжений. Любая попытка приблизиться ко входу в центральный операционный зал, как и ранее, повлечет за собой немедленную смерть. Я выразился достаточно ясно?

Распахнулись массивные створки, уважительно раздвинулись, нелепо поклонившись при этом, унироботы с плазменными резаками в клешнях. Умеренков вошел в святая святых «Золотой пирамиды», небесной столицы Пятого Рима – в операционный зал ИХТИС. Посреди сияющего огнями зала за пультом сидел Бутов. За его сухопарой небольшой фигурой возвышался горбатый силуэт переведенного им сюда «Смерча» с открытым люком отсека полезной нагрузки.
– Ну, здравствуй, – проворчал специалист по полезной нагрузке, – Не нервничай, присядь. Успокойся. Я в своем уме и убивать тебя никто не собирается. Мне просто нужен помощник. Нет, даже соратник. Умный соратник. Человек.
– Еще раз здравствуйте, Анатолий Анатольевич. Объясните хотя бы: что вы затеяли?
– Затеял...– Бутов тяжело, почти безнадежно вздохнул, – Скажи, тебе нравится этот мир?
– Здесь не все совершенно.
– Нет, дорогой мой, этот мир в своем роде весьма совершенен. Но он мертв. Давно мертв в своем совершенстве. И знаешь, почему? Не перебивай, я сам тебе скажу. Этому миру не хватает одного – цели. Он самодостаточен. Цивилизация, раздвигая территориальные рамки, закапсулировалась. Чтобы возродить человечество, вывести его из тупика, мы должны дать ему цель. Импульс к дальнейшему развитию. В этом наша миссия. Я не побоюсь этого слова – Великая миссия.
– Не скрою, звучит красиво. Но итог вашего свободного творчества пока лишь несколько трупов. На мой взгляд, путь, усеянный мертвыми телами – не самый удачный.
Секундный колючий взгляд водянистых, почти рыбьих глаз. И вновь спокойный и уверенный в своей правоте голос Бутова:
– Пока вы там катались в пузырях, прыгали сквозь окна и развлекались со смазливыми бабенками, я здесь работал. Я понял и рассчитал все.
– Зря вы так. Я тоже многое успел рассчитать. Вот только опоздал к командиру... В общем, так. Анатолий Анатольевич, мы можем вернуться в двадцатый век. Реактор способен работать, его ресурс позволяет сделать такой временной скачок в пространстве– инферно. Оставьте римлян в покое. Богу – богово, кесарю – кесарево.
– Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево. Вернуться? А ты знаешь, что нам некуда возвращаться?!
– И это говорите вы? Полковник КГБ решил стать невозвращенцем?
– Ты сам этого хотел! – резко и холодно отчеканил Бутов, – Я надеялся, что этого не придется делать еще раз, мне вполне хватило одного самоубийцы! Тогда – смотри! Стена разверзлась, открыв знакомую панораму Москвы. По улицам ползли танки и бронетранспортеры, к холодному голубому осеннему небу вздымались клубы дыма и копоти. Кадр сменился. Пушкинская площадь. Над памятником поэту красно-белый неоновый щит: «Мс`Donalds. Всегда кока-кола!» Новая смена кадра: по знакомым улицам плывут ряды иномарок, многочисленные, похожие на жестяные собачьи будки, ларьки размалеваны похабной рекламой. Новый кадр: толпящиеся на вокзале десятки замызганных, покрытых коростой, вшивых нищих. Троих, упавших на мокрый, заплеванный асфальт, лупят ногами два полисмена с озверевшими пьяными рожами. Новый: развороченная взрывом АЭС, над которой на бреющем идут тяжелые армейские вертолеты. Новый: руины южного города. На закопченной стене, в которую уперлась носом подбитая боевая машина пехоты, надпись: «Да здравствует нерушимая дружба народов!» Под гусеницами – труп солдата, до костей обглоданный бродячими псами. Новый: толпы демонстрантов с красными флагами, которых разгоняют, поливая из пожарных водометов... Новый кадр... Еще... Еще... Этого не могло быть, это был бред несусветный, запечатленный на видеопленку плод чьего-то больного воображения. «Мы не могли это натворить сами! Не могли!» – запульсировало в голове. И как сквозь вату донесся глухой, далекий голос Бутова:
– Что это по твоему? Ну?! Молчать будем?
Потрясенный Умеренков молчал.
– Это не кино, Умеренков. Это хроника. Хроника конца ХХ века. Нашего с тобой века, Умеренков. Это оккупация. Оккупация, Умеренков, потому, что это не может быть ничем иным. Нашей страны там нет больше. Нам некуда отсюда бежать!
«МЫ НЕ МОГЛИ ЭТО НАТВОРИТЬ САМИ! И ВСЕ-ТАКИ ЭТО СДЕЛАЛИ МЫ. МЫ, СЧИТАВШИЕ СЕБЯ ТВОРЦАМИ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО, ОКАЗАЛИСЬ БЕЗМОЗГЛЫМИ СКОТАМИ!» – словно на транспаранте пульта управления отпечаталось в мозгу Умеренкова. Буквы почему-то были кровавого цвета, фон – иссиня-черный.
– Страшнейшая геополитическая катастрова ХХ века. Это произошло потому, что бездарности в Кремле могли только много и красиво говорить. Но разучились делать. И их взяли тепленькими. Тепленькими, Сергей Николаевич. А идеи надо воплощать в жизнь. Не забалтывать, а делать. Нам дан такой шанс. А когда идея уже отлита в металл – в сталь, в свинец, черт побери, то трепаться и рассуждать уже не приходится. Я решил не говорить, а делать. Если надо – будем строить, надо – будем мочить в сортире. Итак: ИХТИС сейчас полностью прекратил всякий информационный обмен с обжитыми территориями. Пятый Рим в шоке. Их тоже можно брать тепленькими! Теперь – внимание на экран. Обще-Римская Трансляция на все видеостены!
По огромному экрану побежали строки: «Обращение Императора Цезаря -Анатолия к гражданам Пятого Рима. Городу и Миру!» Затем возникла фигура Бутова в золотом лавровом венке и пурпурной тунике с рукой, приветственно поднятой в знаке кобры. То ли тщедушный римский император, то ли сушеный Наполеон. Лицо с колючим взглядом, не исчезающим даже в момент кривой улыбки, выросло во весь экран. Похожий чем -то на настоящего Юлия Цезаря Бутов на экране выдержал почти минутную паузу, затем зазвучала его речь.
– Граждане Пятого Рима! Подданные! Помните ли вы, почему ваш мир назван именно так? Пять тысячелетий назад существовала великая Римская империя. Так же как и вы, ее граждане благоденствовали, так же, как вы, развлекались и более всего ценили себя и свои собственные жизни. Они просили у своих правителей хлеба и зрелищ. Но неожиданно к границам Империи пришли коварные враги, а ослабленный, разжиревший, погрязший в развлечениях и самодовольстве Рим не смог сопротивляться и позорно пал. Таков урок истории. Каждый из вас любит только себя. Но заблуждение ваше велико! Ибо вас кормит, поит, холит ваш мир – Пятый Рим. И хотя бы за это вы обязаны любить его больше своей драгоценной жизни. Не станет Пятого Рима – не станет и вас. Задумайтесь об этом! Задумайтесь, быть может, впервые в жизни! Вы, женщины Пятого Рима, лишены чувства материнства. Коварные враги, прикинувшиеся жителями нашего мира, устроили все так, что вы не рожаете детей и вам не знакомо чувство заботы о потомстве. Иначе – заботы о будущем. Я, Цезарь-Анатолий, верну вам счастье материнства, но повторю при этом слова Всевышнего: Рожать будете в муках! Как ваши героические предки, память которых вы предали. С этого часа все инкубаторы по моему приказу уничтожены. Этим я возвращаю вам ваше природное предназначение. Мужчины Пятого Рима! Почувствовав себя не партнерами женщин по любовным играм, а отцами, вы поймете, что ваши дети, будущее Пятого Рима, нуждаются в опеке и защите. Вы осознаете, что новым поколениям нужно жизненное пространство. Да, руководимые из Небесного Города – моей нынешней резиденции – машины создают для вас новые миры на окраинах Солнечной системы. Их хватит на ближайшие десятилетия. Дальше управляющий ИХТИС планировал освоение новых звездных систем. Но можете ли вы поручиться, что они еще не заселены без вашего участия? Кто поручится, что благополучный и благоустроенный Пятый Рим сам не является лакомным кусочком для коварных пришельцев извне? За немногие годы, оставшиеся у нас в запасе до начала Звездной Экспансии, мы обязаны воспитать новое поколение римлян – Поколение Воинов! И воспитать его может только воин, а не машина, даже такая совершенная, как ИХТИС. Именно поэтому к вам пришел на помощь из героического Прошлого Спаситель. Его имя – Цезарь-Анатолий. Наша цель – защита благоденствия не нынешнего, а всех будущих поколений Пятого Рима. Для этого мы должны пожертвовать благоденствием сегодняшним. У нас нет выбора. Это будет плата за 800 лет беспечности, за возможность думать и действовать, как надлежит настоящим людям. Хорошо защищается тот, кто умеет нападать первым. И мы обязаны уже сейчас вырваться за пределы Солнечной системы в звездный мир. Здесь, за моей спиной, стоит гарантия того, что это возможно сегодня. Это корабль, на котором я прибыл к вам из вчерашнего дня с Великой Миссией Спасения, на котором со мной прибыли два моих апостола, один из которых сегодня был зверски убит коварными врагами Человечества. Этот корабль способен не за века, как учили вас, а за мгновения пронзать время и пространство. Это – Оружие Спасения. Но невинная кровь моего апостола Александра требует отмщения. Потому мой корабль – еще и Оружие Возмездия врагам и непокорным. Не мир я вам принес, но меч! Наш мир в опасности. И потому я без содрогания уничтожу любого, кто попытается противиться мне. Любой, попытавшийся отречься от новой жизни, немедленно распрощается со старой. Сразу после окончания моего обращения каждый из вас безоговорочно примет мое послание Прямой Трансляции, дабы принять Новое Знание, Новое Мышление и Новую Веру. Примете знание на чело свое и меч в руки свои. А чтобы никто не сомневался в неотвратимости моих слов, я на ваших глазах сейчас уничтожу сейчас тех, кто готовил тайно захват нашего мира, живя бок о бок снами под личиной друзей. Прильните к экранам и внимайте!..
Бутов на экране вновь вскинул руку. Бутов в зале отер пот со лба и лысеющей головы и победоносно посмотрел на Умеренкова.
– Не ожидал таких талантов! Прям–таки откровение Иоанна Богослова и Адольф на трибуне в одном лице – с ехидцей отреагировал тот.
– Работа императора скотов тяжела. Но уже через час я стану главнокомандующим сильнейшей, многочисленной и беспрекословной армии. Прямая трансляция сделает свое дело! ИХТИС всецело предан одному мне.
– Как это удалось сделать?
– Тайны здесь нет. Любую машину можно перепрограммировать. Машина – дура, человеку она должна подчиняться. Все во имя человека, все для блага человека, и этот человек теперь – я! – Бутов усмехнулся, – Предвижу и следующий вопрос: кто такие агенты пришельцев? А никто! Но если врага нет, его надо придумать. Потому что страшнее всего осознавать: «Мы это сами натворили! Мы – скоты!»
«Он читает мои мысли!» – мелькнуло в голове у Умеренкова, а Бутов неторопливо продолжал:
– Возвращение этих скотов в человеческий облик стоит задуманного. Париж стоил мессы, а человечество стоит... Луны.
– Что за шарада? Отчего Луны?.. Вы хотите... – до Умеренкова вдруг начала доходить вся чудовищность сказанного и верить в это не хотелось.
– Каково население Луны? – бросил в пространство Бутов.
– Двенадцать миллиардов особей, Император, – прошелестел ИХТИС.
– А населения всего Пятого Рима? – Восемьсот миллиардов особей, Император. – Какова доля населения Луны? – Одна шестьдесят шестая, Император.
– Слышишь, Умеренков! Шестьдесят шестая! Могу я пожертвовать частью ради спасения целого? Чтобы через страх сделать людьми кайфующих скотов? Во имя человечества!
– Значит Луна...
– Да. Луна будет уничтожена. Для этого хватит всего двухсот мегатонн из нашего боекомплекта. Картинку на экран!
Стена вновь ожила, открыв черный бархат космоса, на котором лежал изумрудный, покрытый атмосферой шар Луны.
– До взрыва пятьдесят секунд. Прямая трансляция, – сообщил Бутов, взглянув на наручные часы.
– Остановите это, так шутить – глупо!
– Сорок секунд. Вы опоздали, ракета уже в пути.
– Это преступление против человечества!
– То, что они сделали за двадцать веков – вот преступление против человечества. Двадцать секунд.
– Там люди!
– Там агенты влияния пришельцев. Так решил я.
– Это бред!
– Но очень удобный! Десять секунд.
– Вы блефуете!
– Посмотрим. Пять, четыре, три...
Вдруг весь лимб Луны ярко осветился. Дымка атмосферы вздрогнула, заструилась, и, как отброшенная вуаль, соскочила с лунного диска. Изумрудный цвет стал на глазах блекнуть, диск потемнел, а затем затмился тяжелыми облаками взметнувшейся пыли. Бутов стоял, гордо вскинув голову, в глазах его горел огонь. А может быть просто отражалась агония убитой планеты. Новая эра начиналась термоядерным фейерверком. И тут Умеренков бросился на Бутова.
Уже через несколько он секунд пожалел о том, что начал драку не подготовившись как следует, в порыве гнева. Бутов, как любой гэбэшник, великолепно владел самбо, и, несмотря на невысокий рост, больно швырнул немелкого Умеренкова на пол. Бортинженер схватил новоявленного императора за ногу и рванул на себя. Лапы унироботов, призванных охранять Человека, дернулись и застыли на месте. Потому, что по полу катились два Человека. Один выкрикивал бессвязные проклятия, другой тщетно звал охрану. Но человеку нельзя было причинять вред. Любому из двоих. Неожиданно Бутов обмяк.
– Сердце, сердце... – прошептал он белеющими губами, – Ты идиот, Умеренков! Я не властью упивался... Как глупо... Ты ничего не понял... Спаси человечество, Умеренков! Хоть ты!..
Жизнь покинула Императора удивительно легко и быстро.
– Жду приказа, Император Сергей-Николай, – вдруг сообщил ИХТИС.
– Господи... – охнул бортинженер «Смерча». На экране возникли лица координаторов.
– Мы благодарны за спасение. Вы уничтожили безумца и это стоило нам всего одного обитаемого мира.
– Это стоило двенадцать миллиардов жизней!
– Чужих жизней. И могло стоить большего.
«Они и правда скоты в образе людей!» – подумал Умеренков, отступая от экрана к «Смерчу». Решение созрело неожиданно. А Координаторы продолжали:
– Помогите восстановить связь с ИХТИС. У него сбой в программе. Он провозгласил вас новым Императором. Что нам делать?
– Становиться людьми.
Умеренков впрыгнул в створ люка и рванул ручку герметизации. Лица на экране что -то быстро говорили, перебивая друг друга. Бортинженер надел шлемофон и вновь обрел возможность слышать:
– ...это необходимо. Вы ведь здравомыслящий человек.
– Я не все сказал! – жестко оборвал координаторов Умеренков, – Теперь боекомплект в моих руках. И условия ставлю я. Лица сидящих по ту сторону экрана покрылись испариной. – Я требую немедленно выпустить космоплан в пространство. После этого я уйду в глубокий космос. Возвращаться к вам я не планирую. Если мое условие не будет выполнено – вы понимаете, что оставят от Золотой Приамиды шестьсот мегатонн. Я не шучу. И мне нечего терять.
– Вы погибнете! – вскричал Святослав -Тиберий, – Неужели у нас действительно не все в порядке? Неужели вас перестал устраивать наш мир?
– Меня перестал устраивать мой мир. Я просто хочу вернуться домой...

...В стене прорезалась щель. Она несколько расширилась, и зал, конвульсивно сжавшись, выплюнул в пространство маленький горбатый планер «Смерча». Умеренков покрутил ручки ориентации и остановил беспорядочное вращение корабля. Над фонарем кабины величаво плыла чужая планета. Земля сорок второго века от рождества Христова. С заоблачными городами, с паутинкой океанических поселений, с огромными ледниковыми шапками. Это была чужая Земля. Земля Пятого Рима. Бортинженер развернул «Смерч» носом к Денебу и, бросив последний взгляд на чужой мир, запустил тахионный реактор.
– Я постараюсь вернуться в свой дом. В свое время, сказал вслух Умеренков и звук собственного голоса придал ему уверенность в себе. – Фигу с маком вам, ангелочки в туниках! Ничего вам не отдам! Ни памяти своей, ни надежды на мое, мое, а не ваше, будущее! Слабо вам все это отнять у меня!

Звезды, багровея, сталкивались друг с другом прямо по курсу и сгусток света, словно висевший на острие блистера, разгорался. Солнечный шар превратился в ослепительно сияющее веретено. И в тот миг, когда веретено стало опоясывающей беззвездное черное небо нитью, все пространство вспыхнуло и тут же погасло, погрузив «Смерч» в мир абсолютной тьмы. Мир за световым барьером. Инферно. Время сменило свой знак и побежало в обратном направлении. В направлении ХХ века. В направлении прежней, надежной, устоявшейся жизни. Гражданин СССР, доктор физико-математических наук, изобретатель тахионного реактора Сергей Николаевич Умеренков, прикрыв глаза, улыбался...

Из рапорта командующего N-ским полком ПВО П.П. Коваленко:
«В 6-05 поясного времени в воздушное пространство страны на вверенном моему подразделению участке государственной границы со стороны Китая вторгся объект, зафиксированный сразу несколькими РЛС. Высота движения около 32 км , скорость – 3 звуковых. Объект идентифицирован не был. Постепенно снижаясь, объект курса не менял, на радиозапросы не отвечал. После консультации со штабом округа была дана команда на уничтожение объекта. В 6 15 поясного времени 20 августа 1991 года объект был атакован зенитно-ракетным комплексом С-300. Из трех ракет две достигли цели над Капчагайским водохранилищем...»

---г. Курчатов, 1997-1999 г.