Часть II Глава I-II

    
                Глава I

  Они поступили в распоряжение молодого подполковника-афганца. Его звали Саша. Спустившись вниз, перешли площадь и вошли в спортзал. Весь он был забит добровольцами, много было там и Баркашовцев со своими свастиками на рукавах камуфляжной формы, среди них встретил того лысоватого, участвовавшего в его аресте. Он удивленно пялил на Василия глаза. Саша взял с собой ещё двух  Баркашовцев.

  При выходе через патрули назад в город никто никого не задерживал, и вскоре они уже, поймав ночное такси, катили по городу. Подъехав к ж.д. вокзалу, зашли в зал ожидания. Баркашовцы вернулись. Рассматривая расписание поездов, увидели, что приехали не на тот вокзал. Добрались до другого. Саня опять смотрит расписание поездов и объясняет задание:
- К нам едет старший курс военного училища, они будут все одеты в полевую камуфляжную форму. Наша задача - встретить их и препроводить в “Дом”.

  Весь остаток ночи они встречали поезда и электрички, но курсантов все не было. Утром вдобавок потерялся и Борода. Решили ждать до полудня. Теперь даже и по очереди уже не бегали на вокзал греться, а стояли на площадке платформы перед зданием вокзала, там, где потерялся Борода, в надежде, что он здесь их и найдет. Но его все не было. Они терялись в догадках, но тот не появлялся. Курсантов тоже не было, хотя, по словам Саши, они вчера звонили, что выезжают.
- Значит, их тормознули в пути, - думал Василь. - Да и не удивительно: такое количество военных не могли не засечь. Не дождавшись, они спустились в метро и поехали назад. Вышли на станции метро Баррикадная. Саня сказал, что зайдет к Стерлигову. Они вошли в красивое здание со шпилем. Саня вошел в кабину лифта и уехал наверх, а Василь остался ждать.

   Здесь в огромном коридоре, видимо, вахтер, очень пожилая, но, как он понял из ее речей, весьма политизированная женщина обсуждала с молодым хорошо одетым парнем обстановку в Москве.
   У Василия вовсе не было желания составлять им компанию собеседников, но женщина так беспардонно лгала парню про “бандитов” из Белого дома, что он не мог не вмешаться в их защиту. Парень посмотрел на него осуждающе и высокомерно заявил:
- Всей этой забастовкой в защиту Белого Дома занимаются бездельники и лентяи! Мне лично просто этим некогда заниматься, я делаю деньги. У меня каждый день занят, я каждый день делаю деньги! Парень еще раз гордо глянул на него и исчез в дверях лифта. Вася хорошо рассмотрел его лицо, оно у него было простое, он бы сказал даже больше, чем простое: круглое, полное, с толстыми губами - лицо русского обывателя.
- Милый ты мой предприниматель, - думал Василий, - твои чаяния мне знакомы... Он и сам мотался то в Польшу, то в Румынию, то в Москву, то в “глубинку”. И есть масса способов, чтобы, не особенно напрягаясь, делать деньги. Но со временем ты поймешь, что это все “мышиная возня на мешке пшеницы”, потому, что дали свободу легко обогатиться, чтобы отвлечь народ от политики, а потом поставить всех, куда нужно.
  И как бы ты ни крутился, хотя ты, конечно, и вспухнешь большой шишкой на уровне жизни незадачливых своих сограждан, даже по-своему будешь жить богато, ты никогда не станешь крупным землевладельцем или фабрикантом по примеру, скажем, русских помещиков прошлого века, какой бы закон о земле ни принимали. Потому, что это уже вопрос политический. И тебе никогда не дадут честным предпринимательством перешагнуть отведенную тебе грань позволенного, какой бы ты гений ни был. Все сферы серьезного бизнеса давно уже распределены и поделены.
  Правда, есть некоторые “субъекты”, которые владеют не одним банком и “большим делом”, но заработали они это не тем, что смогли перебросить в Россию, в качестве сырья, южноафриканские алмазы или по дешевке кувейтскую нефть. Нет, как раз наоборот, это подаренные им сребреники за разграбление своей Отчизны.

  Мысли его прервала та женщина, которая подошла к нему вплотную и начала объяснять, что все защитники Белого дома куплены чеченцами Хасбулатова и что им платят большие деньги для создания хаоса, чтобы свергнуть Ельцина и установить в Москве господство чеченской мафии.  Василий эти доводы легко отмел, приведя ей весомые аргументы. Она, как бы  спохватившись и отступив на шаг, внимательно всматривалась в него. Изучив его, таким образом, видимо поняла, что сделала ошибку, по привычке принимая всех за обывателей, и что тактика обычной обработки здесь не приемлема.  Тогда она стала деликатно, издали рассказывать о роли чисто русского человека Ельцина в возрождении Великой России и о чаяниях коммуно-фашистов захватить власть и уничтожить демократию. Когда же Василий ей ответил, что этот “очень чисто русский человек” сделал “обрубок” из некогда Великой России не без учета интересов демократов с идеями “Великого Израиля”, женщина посмотрела на него уже совсем по-другому.  По-видимому, тот перешел границу дозволенного, затронув неприкосновенную тему. Она уничтожающе глядела на него. В ее глазах он был безнадежно неисправимым человеком, со своим сложившимся мнением, не поддающимся идеологической обработке, а значит - врагом, подлежащим уничтожению.

  Глядя на эту женщину, Василий невольно вспомнил последнюю жену Сахарова. Да, конечно, проводить работу с людьми они умеют не в пример православным. Особенно это он понял, живя в городе Горьком, во 2-х Щербинках через дорогу от девятиэтажки, где жил академик Сахаров. Там он часто видел Сахарова с Боннэр и пытался осмыслить, как академик, технически умный человек, женился на последней ... , оставив нормальную семью.  Но, видя их вместе и слушая академика, стал больше и больше замечать, что тот, говоря, даже с небольшой кучкой людей (а он это делал часто), все время посматривал на нее, как бы сверяя верность сказанного.  Тогда Василий понял, что она имела на него магическую силу удава на кролика, и он говорит ее устами.
  И только уже потом стало известно, что это не просто, бывшая много раз замужем, женщина - это “Юдифь” нашего времени, которая шла по лестнице рангов своих мужей к человеку - обладателю мирового имени и одновременно слабого характера. А после неоднократных встреч с ними, ему стало понятно, что она на кого-то работала.

  Мысли его прервала та женщина-вахтерша, которая громко кашлянула и, как хорошая артистка, сменив выражение лица, сделав его добродушным, сказала, что политика её не интересует, что у нее и так дел по горло.  Конечно, он для нее остался врагом, но врагом не досягаемым в этот момент. И, надо полагать, что и она его враг, враг его государства, человек, как  и многие другие такие, которые смогли подточить изнутри и разрушить некогда могучее славянское братство. Но, что характерно, юридически она всегда была обычной, неприкосновенной личностью нашего общества, и в то же время, затаившись, она всегда боролась за развал этого общества.
  Она и тысячи ей подобных, живут, как нормальные люди, и только когда они пересекут границу для жизни на “земле обетованной”, тогда показывают свой звериный оскал сионизма. Ну, а здесь в стране, где наши отцы ценой своей крови спасли их от истребления, они не вызывали у Василия никогда никакой неприязни, даже наоборот.

  Из лифта вышла группа людей, среди них Саша и генерал Стерлигов в гражданском. На улице шел дождь, всей группой пошли, обходя лужи, в сторону Белого дома; прохожие приветствовали Стерлигова, называя его народным героем.
  У нарядов милиции, охранявших подходы к “Дому”, стояли кучки людей в надежде каким-то образом прорваться. Стерлигов подходил к старшим нарядов, прося, чтобы его пропустили, но те говорили, что сегодня у них  особый приказ и все предупреждены персонально, что будут жестоко наказаны в случае нарушения.

  Когда шли назад, шли мимо церкви. К ним подошла женщина и сказала, что сегодня опять, как позавчера, батюшка будет делать крестный ход.  Это известие Василия обрадовало. В тот раз собралась вокруг батюшки огромная толпа людей, которая в дальнейшем по ходу превратилась в колонну.  Колонна ходила по периметру вдоль патрулей и в одном из участков прорвала кордоны. Люди устремились к Белому дому.
 Оставили Стерлигова, и пошли на центральную аллею, ведущую к фасаду здания Белого дома.
- Плохо, что дождь, народа придет меньше,- думал Василий. Но люди шли и шли, многие были с зонтиками. Вскоре подошли и стали троллейбусы.  Женщины-вожатые сказали, что они объявили забастовку. Это было кстати;

  Василий уже порядочно продрог, и туфли промокли. Он зашёл в троллейбус и сел на сидение. Потом в троллейбус начали сносить еду для защитников “Белого”.  Василий сказал, что тоже из “Дома”, и мальчишки с девчонками школьного возраста с удовольствием угощали его содержимым своих сумок.
                Глава II

   Дождь усиливался, но народ продолжал собираться на площади. И вскоре Василий увидел, что вся площадь покрыта зонтами.
    На маленький автобус, стоящий перед аллеей, забрался Алкснис и еще несколько выступающих - автобус вмиг превратился в трибуну. Василий вышел и стал под сплошную крышу зонтов. Ораторы менялись один за другим. Несмотря на дождь, все внимательно слушали, он тоже старался не пропустить ни одного слова, глядя на трибуну, но какая-то женщина со счастливой улыбкой, как бы отвлекала всех стоящих вокруг, подходила к группам людей и говорила:
- Вы обратили внимание? Посмотрите вокруг! Что это - совпадение? Вы заметили? Нет ни одного некрасивого лица. Вокруг все только красивые лица, обратите внимание!- Все невольно глядели вокруг и улыбались.

  Народ продолжал валить, и вскоре все подходящие к площади улицы были заполнены. Счетчики не без радости сообщали через трибуны, что количество людей приближается к ста тысячам.
  Это известие всех воодушевило, люди стали делать коридор через всю площадь и организовывать женщин для передачи пищи защитникам Белого дома, не придав особого значения, что к ним стекаются цепочкой вдоль решетки забора дополнительные подразделения в бронежилетах, армейских касках, с металлическими щитами и дубинками в руках.
  Впереди шедшие офицеры, просили людей дать им дорогу, и народ расступался, привыкший к передвижению милиции к местам их службы по блокаде Дома Советов. У Василия возникла мысль пробраться быстрее других к “Белому” по образовавшейся живой аллее. И он стал передвигаться совместно с военными.
  Пройдя до самого кордона военных патрулей, Василий увидел, что они проводят какие-то маневры по перестановке своих рядов.

  Неожиданно вдруг живая цепь щитов стала напирать на демонстрантов, одновременно со всех сторон. Все крепкие молодые люди с обратной стороны уперлись в щиты. Они топтались пока на месте, сдерживая натиск, но военные, проводя маневры то в одном, то в другом месте, делая ударные натиски, кое-где прорвали ряды обороны и обходили их сзади.
  Василий и ещё человек пятнадцать, держа такую оборону в одном месте, оказались окруженными. Ораторы, что ещё были на крыше автобуса, просили солдат не применять силу против своих сограждан.
  Молодые люди продолжали держаться, но их постепенно сдавливали в одно место.
  Вдруг рядом с собой в парне, отчаянно сдерживающем натиск, Василий узнал Володю, того, что ушел от них из Белого дома. Он обрадовался и закричал:
- Володя, привет! Тот тоже обрадовался ему, и они, упираясь в щиты, несколько минут обменивались приветствиями. Потом потеряли друг друга.  Давить их стали сильнее, и Василий уже видел, как с автобуса стягивали выступавших. Видно, также, было, как подходили свежие силы военных.  Давление усиливалось и усиливалось.
  Впереди наступавшие пять рядов были из молодых солдат, видимо, первогодок. Они испуганно таращили глаза; собственно, практически не давили, а только старались сомкнуть посильнее стенку из щитов. Сзади же офицеры давили на солдат, при этом делая маневры давления то в одной, то в другой стороне.
  По краям, сзади, стояли военные с автоматами.
Василий попробовал вклиниться между солдатами и под давлением обеих сторон оттеснил одного из солдатиков в толпу демонстрантов. Он вовсе  не сопротивлялся и шел, куда его теснили. Если бы у демонстрантов было сколько-нибудь человек организованных, то они бы, может, смогли разорвать и потеснить цепи наступающих. Но те сами же, видя, что солдатик оторвался далеко к ним в толпу, расступаясь, провожали его назад, говоря:
- Иди к своим.

  Демонстрантов продолжали вытеснять. Василий не заметил, как уже стало темнеть. Женщины умоляли солдат не применять силу. Солдаты слушали и молчали.
  Вскоре Василий и некоторые из сопротивляющихся оказались посреди большой лужи, как бы уже в глубоком тылу военных цепей, которые перестроились по-новому.
  К ним подходило несколько здоровых ребят, офицеров с дубинками, хватали по одному и вытаскивали за пределы цепей. Народ медленно, но уверенно вытесняли с площади.

  Страсти накалялись. Метрах в тридцати от себя Василий увидел, как вышедшая “свиньей” из цепи молодых солдат группа офицеров начала бить дубинками Алксниса. (В этот день Алкснису пробили голову и сломали ключицу) Люди закричали, ринулись вперед, на некоторое время смяли первые ряды, но на них обрушился град дубинок с других рядов, упали сразу две женщины, они оказались в гуще наступающих военных и кричали, поднимаясь и выходя из толпы. Василий оказался перед лужей, в метре от остановившейся цепи щитов.
- Чем-то надо помочь Алкснису, - думал он, и действия его опережали мысли. Увидев, как один из солдат начал размахивать дубинкой выше щитов, он метнулся к нему через лужу, одним махом двумя руками поймал дубинку и изо всех сил дернул за нее в надежде вырвать. Однако дубинка крепко была обмотана шнурком за руку солдата. Солдат, выдернутый из цепи, вместе с дубинкой плюхнулся в лужу. А Василий, в свою очередь, не зная, что ему делать самому, тащил его к себе по луже. Из цепи опешивших солдат к нему пробирались офицеры.
  Он хотел уже оставить того солдатика, но подоспевшие сбоку военные ударили ему по ногам, он упал на бок, прикрывая голову руками. Его “прогнали” несколькими ударами, потом схватили за руки и подняли. Первая мысль:
- Сейчас будет “добавка”! Но его просто вели, не трогая. И тут он увидел, что на них направлен луч света от телекамеры.
- Значит, глаза прессы освободили его от “дополнительной пайки”,-подумал он опять. Офицеры несколько раз пытались через толпу достать до камеры дубинками, но репортеры, надо думать, уже знавшие такие ситуации, ловко уходили, и удары дубинок приходились на какую-то удачную добавку впереди объектива телекамеры.
  Тем не менее, военные, попавшие в луч света от телекамер, резко меняли свою тактику действий. Его вывели в сторону большого кинотеатра, завели за цепи и неожиданно для него самого - отпустили.

  Он вышел на возвышенное место перед входом в кинотеатр (что-то типа летнего фойе с колоннами), здесь несколько зевак наблюдали побоище. Уже достаточно стемнело, но фонари освещали происходящее. Молодая мать, пришедшая на площадь с ребенком в коляске, видимо никогда не думала о том, что может случиться.
  Но там шла уже настоящая бойня, а она оказалась метрах в пяти от своего ребенка в коляске. Рванувшись на демонстрантов, отряд военных сзади не мог видеть впереди коляску и давил на передних. Падая через коляску с ребенком, передние не могли, конечно, остановить, давивших на них, задних. Женщина, оторванная от коляски толпой, дико кричала, рвалась пробраться между ними.
  Военные, приняв ее за ярую демонстрантку, что есть мочи, лупили дубинками, женщина падала, но через минуту вскакивала и с остервенением и визгом кидалась снова на них, ее опять сбивали с ног.
  Лучи света от телекамер, репортеры которых примостились на фонарях и деревьях или были в толпе, высоко держа свои камеры на различных технических устройствах, устремились в одно место и несколько гражданских одновременно с женщиной добрались до коляски.

  С высоты хорошо было видно, как войска умело проводили маневры, то, заменяя целые подразделения, то бросая в бой на отдельные участки новые силы.
  Народ оттеснили уже далеко. Прямо посреди проспекта, из приехавшей черной “Волги” вышли гражданские, руководя всем происходящим.Василий спустился по ступенькам, подошел к оцеплениям.

  Женщины совестили военных, но они стояли, как мумии, в полной экипировке, равнодушно пропуская мимо ушей все разговоры.
В унисон женщинам он тоже высказал свои мысли вслух, глядя на пожилого грузного человека в погонах рядового:
- Интересно, в каком офицерском звании этот молодой боец? “Боец” эту реплику сразу услышал, внимательно посмотрел на него и кивком головы указал, чтобы тот отошел.

  Собственно, Василий задерживаться и не собирался. По параллельной улице он шел опять туда, куда оттеснили людей, вступивших в неравное противостояние с отмобилизованными, обученными и до зубов экипированными спецотрядами. Вскоре он опять оказался у своих.
  Демонстранты натащили всякой всячины и сделали через улицу баррикады.  Но этой “всячины” было немного, а подоспевшие войска вывели молодых бойцов, которые быстро разбирали эти баррикады. Колонны демонстрантов были разделены на отдельные группы и вытеснены в различные переулки. Тут на проспекте осталась, как максимум, десятая часть демонстрантов.
  Люди стояли и молча смотрели через головы военных, как там, в квартале от них, большую часть народа таранили, вклиниваясь и разбивая на мелкие группы подразделения ОМОНа. Закрытые плотными рядами высоких щитов, они издали напоминали какие-то мифические машины, врезавшиеся в толпу людей, разрезая ее на части и тесня в нужные направления.
 
  Здесь также людей продолжали теснить: через разобранные проходы в баррикадах войска шли к рядам демонстрантов. Те, упираясь в щиты, несколько минут удерживали натиск, затем в одном из мест военные расталкивали их, метров десять-двадцать двигали всех противостоящих, затем проводили передислокацию и, отдохнув, снова всех теснили.

  Василий уже перестал сдерживать напирающие щиты, так как понял, что силы не равны и занятие это пользы не приносит, когда увидел Славика, того, что приехал к ним недавно с Волги. Он также был в числе противостоящих.  Василь подошел к нему, с ним еще было человека четыре, как он сказал, те, что с ним приехали и которых, он пошел вчера встречать.

  Офицеры поняли, что эта часть людей, уже, “выдохлась” и стала вполне управляемая. Поэтому они выбрали тактику спокойного оттеснения всех по проспекту с интервалами, для передышки и перегруппировки, тем более что было много телекамер различных агентств, снимавших это. Военные старались,  чтобы в съемках они выглядели благочестивыми блюстителями порядка, а если и применяли дубинки, то били незаметно по ногам, как бы нечаянно.

   Как Василий понял, среди митингующих были тоже их люди. Так, один пожилой мужчина в очках ходил и присматривался, а затем вмешивался со своими особыми мнениями, обрывая женщин, которые особенно яростно стыдили офицеров.   Когда Василий вступился за женщин, он начал кричать на него, что мол, это провокатор, который стравливает народ с военными. Василий тогда предложил ему отойти и разобраться, кто из них провокатор. Но он быстро ушел под защиту офицера, а офицер стал возмущаться Васиным поведением.
 
  Народ продолжал время от времени сдерживать наступавших, затем, под натиском, люди отступали, и некоторое время все шли назад, при этом громко скандируя что-то типа:
“Ельцин - вор! Ельцин - вор! Суд ему и приговор!!!” или “Да здравствует власть Совета народных депутатов! Ура!” и т.д. Наступавшим, конечно, было не до их скандирования. Они молча, с равнодушием, стояли, глядя, как те, повернувшись, отходили от них на несколько шагов по проспекту, скандируя свои сочиненные здесь же лозунги. Правда, когда демонстранты громко скандировали Васину цитату: - Ачалов! Министр обороны! - они как-то  поеживались, видимо задумываясь над неизвестностью исхода событий. Люди уже не пытались сдерживать напирающую стену щитов.

  И тут даже в это трагическое для народа время (может и кощунственно про это вспоминать) сложился островок комической ситуации: Народ как бы перестроился в праздничную демонстрацию, скандируя лозунги. Василий и несколько человек наиболее активных демонстрантов смогли регулировать это движение, останавливая колонну при остановке военных, которые постоянно перегруппировывались. Вся эта колонна, казалось, удвоилась замыкавшими их военными и Василий, обращаясь ко всем, громко выкрикивал:
- Граждане, обратите внимание: к нашей демонстрации присоединился отряд милиции особого назначения! Люди смеялись. Среди офицеров, не ожидавших оказаться в таком положении, также показались смущенные улыбки.  Московские обыватели, повысыпавшие в столь уже не раннее время на балконы от раскалывающего тишину: “Ельцин - вор! Ельцин - вор!” - с удивлением смотрели на эту демонстрацию с “примкнувшими” военными. Демонстрация медленно двигалась по проспекту.

  Но все же настало время исходного момента плана рассеивания и ликвидации очага народного негодования. Людей оттеснили ко входу в метро.  За солдатами подъехали автобусы. Перед входом на каких-то каменных сооружениях стихийно возник митинг с ораторами, но их тут же начали стаскивать. Один из ораторов успел крикнуть:
- Сбор завтра у метро Баррикадная. Всех загнали во вход метро.  Здесь, конечно, можно было выждать, когда, автобусы увезут солдат. Но неорганизованная группа демонстрантов, поспешила выйти из метро, и пошла назад, мимо сидевших в автобусах военных. И грузный полковник милиции торопился вывести омоновцев из автобусов. Один из них выскочил в ярости, с дубинкой и погнался за молодым парнем, но, не очень свободно чувствуя себя в бронежилете, тут же поскользнулся на свежеухоженном газоне и лицом по самую каску зарылся в липком черноземе.  Окрестность огласилась хохотом.

  Но войска снова выстроились в боевые порядки, применяя активно дубинки, позагоняли всех опять в метро и некоторое время оставались на входе. Демонстранты также вынуждены были ждать.
  Какие-то люди, видимо организаторы митинга, подходили к каждому благодаря за выполнение своего гражданского долга и приглашали всех на митинг завтра в 17.00.на “Баррикадной”.