Глава 8
- 1 -
Старший сын Командира, Василий, бороздил окраины Ойкумены пилотом на патруле Спасательной службы. Средний, Орест, второй год обретался научным сотрудником в Юго-Восточном заповеднике и со временем обещал стать светилом в генном программировании или ещё бог весть в какой науке, занимающейся возвращением к жизни саблезубых кошек.
Кому они нужны, эти саблезубые? Однажды, еще, будучи студентом, Орест привёз с собой домой эдакую полосатую страхолюдину, доходившую ему до пояса, это при его росте сто восемьдесят девять сантиметров. Застенчиво улыбаясь, он объяснил отцу, вернувшемуся из поиска, что это не взрослый тигр, а всего лишь детёныш. Затылком ощущая на себе ехидненькие взгляды дочери, глава семьи непроизвольно старался держаться в сторонке от игривого тигрёнка. Улучив минуту, этот детёныш неожиданно спрыгнул с балюстрады и, встав на задние лапы, передние положил Командиру на плечи и, раскрыв клыкастую пасть, выразил готовность вылизать лицо. Командир, с опаской отворачиваясь в сторону, посоветовал сыну посадить своего котёночка на цепь. Домочадцы словно сговорились целый день ждать этого момента, дружно расхохотались. Марина от смеха упала в кресло, дрыгала ногами и хлопала в ладоши, Жаклин отворачивалась, а сам укротитель диких зверей уговаривал тигра не обижать дядю. Василий в тот день приехать не смог и не видел позор своего кумира. Оказывается, это был всего-навсего синтез-кибер, запрограммированный на одно мурлыканье. Даже зубы у него на самый-самый всякий случай, сделаны из мягкого материала.
- Всяких железных роботов и в мыслях ни у кого нет бояться, - возмущался Орест, - кто знает, что в их железную башку может придти? А от этого люди в разные стороны на улице шарахаются. Атавизм! На дворе двадцать седьмой век, а они ведут себя, как питекантропы.
- Зачем они вообще нужны, эти саблезубые? - спросил Командир у сына, посмеявшись вместе со всеми над своим испугом.
- А зачем ты в Космос летаешь? - ответил вопросом на вопрос сын. - Места землянам на сотни тысяч лет хватит. - Командир поглядел на прищурившегося сына и кивнул - “я тебя понял”. Орест бросил на него настороженный взгляд, опасаясь насмешки, но отец смотрел серьёзно и он продолжал: - Дело не в саблезубых. Саблезубые моя прихоть. Мы хотим воссоздать на Земле уголки с природой, существовавшей, когда человек ещё не совсем превратился в хомо сапиенса, а был человеком прямоходящим и вёл себя прилежно.
Командир удивлённо вскинул брови, оказывается, он совершенно не знал стремлений своего среднего сына. Для него тот всё ещё занимался детскими играми со зверушками, а на самом деле полон серьёзных идей.
- Как же вы собираетесь это сделать? - спросил недоверчиво.
Орест прищурил левый глаз, лицо его тут же сделалось плутовским и лукавым.
- А тут ничего хитрого нет. Берёшь ген, удаляешь из него то, что не нужно и наоборот, добавляешь то, что нужно.
- С тем, что не нужно понятно. Хотя я не очень себе представляю, как это можно сделать. А где вы берёте то, что нужно?
- Хороший вопрос. Ты попал прямо в суть. Тут тоже ничего сложного нет. Моделируем ген и для его получения программируем и выращиваем целую цепочку мутантов. Постепенно надеемся получить искомое. Но, - Орест на минуту оставил в покое своего четвероного друга, с сожалением развёл руками, - даже если я проживу раза в полтора больше отведённого мне природой ста пятидесятилетнего срока, всё равно я навряд ли увижу настоящую кошечку, - и он потрепал робота по пушистому загривку.
Командир прошёлся по гостиной и остановился у полочек, рассматривая новые миниатюры, появившиеся в его отсутствие, на слова сына он ответил неопределённым хмыканьем.
- Н-да, нескончаемое занятие. Так вы, таким образом, можете спрограммировать и какого-нибудь сверхчеловека? С двумя головами, например, чтобы мозгов было побольше.
Орест, продолжая теребить загривок искусственного тигра, покачал головой:
- Не-ет. Людей мы не программируем. Идеи на этот счёт существуют, и кое-кто занимается теоретизированием, и даже время от времени об этом возникают споры, но общее мнение против. Программирование человека чревато. Человек - творение природы. Если мы начнём сами себя программировать, может начаться цепная реакция, каждый раз впереди будут возникать новые всё более заманчивые цели, и в один прекрасный момент мы можем потерять контроль над процессом, и сами не заметим, как превратимся в каких-нибудь выродков. - Орест начал горячиться, Марина воспользовалась этим и увела за собой тигра. - Воздействию подвергнется подкорка, в некоторой степени верхнее подсознание, но нижнее остаётся в первозданном виде. А как раз в нём и заключается человеческая сущность, или попросту говоря - душа. Произойдёт разрыв между сознанием и подсознанием, человек лишится души и превратится в кибера. Вот это-то и чревато, люди уже совершали ошибки, когда не пытались прогнозировать последствия использования всех без исключения научных открытий. Некоторые считают наоборот, программирование и есть естественный ход событий. Природа исчерпала себя и передаёт в руки человека эволюцию его собственного вида, а те, кто препятствуют этому нарушают законы природы.
Командир перестал разглядывать миниатюры, а только вертел их в руках.
- Интересно вы живёте. Ты-то сам что думаешь?
- Да я бы не сказал, что мы скучаем, - усмехнулся Орест. - О-о! У нас такие головы есть, всё вверх тормашками поставить могут. Что я считаю? Я считаю, что тезис о программированной эволюции как о естественном процессе, это чистейшей воды схоластика. Тут в ход идут слова, термины и всё такое прочее, а не смысл, который эти слова и термины обозначают.
Сын заканчивал университет, ему оставалось учиться всего год, а он уже не помнил, когда беседовал с ним по душам в последний раз. Ему хотелось побольше поговорить с Орестом, понять его душу, стремления, которых он оказывается, совсем не знал. Средний сын для него всё ещё оставался восторженным мальчуганом, исцарапанным собственными питомцами. Орест откликнулся на призыв отца и Жаклин, уловив их душевное расположение, друг к другу, достала оплетённую цветной соломкой бутыль вина из кавказских виноградников. Налив вино в высокие хрустальные бокалы, подала им. С фужерами в руках, они сели в “уголке для бесед” перед камином под лестницей. Мужчины расположились в креслах наискосок к столику, а Жаклин тихо стояла поодаль у витражно-цветочной стенки-экрана, отгораживающей “уголок” от всей гостиной, и ревниво наблюдала за ними. Марина, ещё не избавившаяся от детских шалостей, уселась верхом на страхолюдину, проехалась по освободившемуся залу, наклонившись вперёд, что-то пошептала на ухо и они, горделиво поглядывая по сторонам, взобрались по лестнице на галерею. Полюбовавшись на витражи и удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, вспрыгнув на широкие перила, они сиганули вниз. У Командира чуть не вывалился из рук фужер, когда с пронзительным криком древних охотников или просто радостным визгом хулиганки, дочь верхом на тигре на его глазах прыгнула с балюстрады. Что-то в детских мозгах кибера не сработало, всеми четырьмя лапами он, издавая шипение, приземлился на стол, стол накренился, свалился набок, с него со звоном посыпался хрусталь, наездница катапультировалась со своего иноходца и врезалась головой в стену, добавив свою лепту в разгром. С настенных полочек посыпались божки, эмалевые миниатюры, украшавшие гостиную, а она сама уселась на пол, потирая на лбу шишку и раскинув ноги в коротких бархатных штанах до колен. В уголке за камином произошёл лёгкий переполох. Жаклин, в первый момент, вскрикнув от испуга, выразительно смотрела на мужа, Орест, согнувшись пополам в кресле, дико хохотал, Командир не мог найти слов.
- Он не нарочно, - пролепетала Марина, сидя на полу подъехав к продолжавшему лежать тигру, и как ни в чём не бывало колотившему хвостом по посуде, доканчивая учинённый разор.
- Великие боги! Что за девчонка! Ты не ушиблась? - спросила Жаклин, подходя к дочери.
- Были бы мозги, было б сотрясение! - продолжал хохотать Орест.
- У кого ума меньше, у него или у тебя? - недовольно проворчал Командир и отставил фужер на столик. С Мариной, по всей видимости, ничего страшного не случилось, и шутливо-сердитым тоном он сказал сыну: - Робот не доработан. Он не должен подчиняться командам несовершеннолетних амазонок.
- Несовершеннолетние амазонки могут свернуть себе шею и без его участия! - парировал Орест, - Но я передам твои слова синтез-кибернетикам, это их изделие, наш только заказ. Но ведь никто не предполагал, что он попадёт в руки моей сестры.
- Ты хочешь сказать, что этого тигрёнка студенты сделали? - недоверчиво спросил Командир.
- Конечно, - ответил Орест, он уже поочерёдно поднял с пола сестру, стол и, отстранив мать, вместе с хозяйкой собирал с пола осколки.
- Идём, - Жаклин взяла дочь за руку, - раны обработаем. Ты всё-таки думай, когда что-то делаешь.
Через несколько минут Марина спускалась вниз, её лоб украшал оранжевый пластырь, вырезанный в виде снежинки, а глаза плутовски посматривали по сторонам. Отец погрозил пальцем.
- Ну-у, я только внизу кататься буду, - капризно надув губки, сказала она и посмотрела на отца исподлобья, заранее зная, что ей простятся любые проказы.
- Ты в следующий раз предупреждай, такие кадры надо увековечивать! - У Ореста, приводившего в порядок стену, разорённую сестрой, продолжали подрагивать плечи. - Может, повторим? Я камеру приготовлю, - он не выдержал и опять рассмеялся. - Головёнка-то как?
- Я вам повторю! - раздался грозный голос отца и Марина, запрокинув голову, захохотала вслед за братом.
Она подошла к лежавшему в углу тигру и принялась его гладить, приговаривая:
- Ах, ты, моя кисонька, тебя тут совсем заругали. Я тебя пожалею.
Орест вернулся к прерванному разговору, а Марина уже сидела на своём любимце. Сделав два чинных круга по гостиной, пригарцевала к Оресту, тигр устроился у ног повелителя, а сама Марина, примостившись на подлокотнике рядом с братом, принялась взбивать вверх его волосы, мощной гривой спадавшей тому на плечи. Орест только морщился и терпеливо сносил проказы сестры. Командир, продолжая разговаривать, отметил про себя, что Василий такого издевательства ни за что бы не стерпел. Смакуя, он сделал несколько глотков чуть кисловатого вина и, повертев фужер на столе, спросил:
- А не получится так, что возрождённые вами дикие жители Земли, расплодятся и вытеснят с неё человека? И вообще, как они будут уживаться? Не кончится ли эта затея тем, что все эти кошечки, как ты их называешь, начнут вас самих кушать?
Орест засмеялся.
- На Земле хватит места всем. А для того чтобы они нас не кушали, у нас есть ультразвуковые отпугиватели. Если он у человека, ни один зверь ближе десяти метров к нему не подойдёт. Уже испытанное и надёжное средство.
- Вот тебе идея, - Командир осушил фужер и помассировал правой рукой подбородок. - Хоть ты и уверяешь, что на Земле хватит места всем, это далеко не так. Своих питомцев вы ведь не в клетках намереваетесь держать?
- Нет, конечно. Иначе бы не стоило и огород городить.
- Пройдёт время и окажется, что вы мешаете населению Земли. - Орест хотел возразить, но Командир поднял руку, останавливая его. - Уж поверь мне. Обязательно найдутся люди, которые заявят об этом. Не лучше ли заранее вам предусмотреть такой ход событий и подобрать себе какую-нибудь новую планету с климатом достаточно близким земному и там устраивать себе заповедники? Разобьёте планету на зоны в зависимости от климата, рельефа и так далее, это уже ваши проблемы. Люди будут прилетать на эту планету на экскурсии, и никто никому не будет мешать. Организуете центр обслуживания, который займётся экскурсантами, ну и так далее, - он откинулся на спинку кресла и, прищурясь, посмотрел на сына. - Как тебе моя идея?
- А что, резон в этом есть, - Орест неожиданно встал с кресла, Марина, изогнувшись, успела подхватить едва не опрокинутый им бокал и, взяв его в обе руки, поднесла к губам. Орест почесал всей пятернёй затылок, потоптался на пятачке, посмотрел на отца и снова плюхнулся в кресло, едва не повалив на этот раз Марину. - Но это же колоссальный труд, - он развёл руками, - по организации всего этого.
- Я и не говорю, что всё это просто. Для начала обмозгуйте, хотя бы в первом приближении и направьте проект в правительство. Они уже разберутся, что к чему. Ты всё толкуешь: мы, мы, мы. А кто мы?
- Ну-у, - протянул Орест неопределённо, - группа энтузиастов, в общем.
- Ясно! - засмеялся Командир.
- Нет, ты не думай, - загорячился Орест, - что всё это пустая болтовня студентов-фантазёров. В нашем, ну как тебе сказать, - он опять подумал, что его недосягаемый отец начнёт вышучивать заветные мысли, которые он ему только что выложил, и заговорил торопливо и сбивчиво. - Мы ещё не определились. Но у нас есть единомышленники во многих университетах, исследовательских центрах, заповедниках. Только вот плохо, все действуют по своим программам. В Академии эту идею пока ещё всерьёз не воспринимают, - закончил он с вздохом. Он отобрал у сестры почти пустой бокал и, наполнив его доверху, залпом выпил половину.
- Академики, значит, против ваших идей?
- Да. Ребята с Юго-Восточного заповедника уже предлагали им организовать специальный центр на их базе, но получили отказ - генная инженерия уже исчерпала себя. Человек получил от неё всё что хотел. То что мы предлагаем не имеет практического значения, но потребует целую армию научных сил, материальных затрат и вообще, всё это вилами на воде писано, исходного материала недостаточно для начала работ. Но генная инженерия это совсем другое, когда-то людям требовалось выращивать высокопродуктивный скот: коров, свиней и прочих, но мы-то хотим не улучшать породы тигров или крокодилов. Мы хотим восстановить виды, которые на просто вымерли, а которые погубил человек. Конечно, практического значения они не имеют и если так рассуждать, все затраты будут выброшены на ветер. Но сейчас человек может всё, в том числе и позволить себе траты. Восстановление видов это движение вперёд в генном программировании и моделировании. Но сейчас этим занимаются студенческие научные секции, а в исследовательских центрах они держатся на уровне побочных работ, - Орест горестно вздохнул.
Командир и не думал высмеивать его. Некоторые слова сына звучали наивно, но это был поиск знания, а такие вещи никогда не оставляли Командира равнодушным. Он воодушевился сам и принялся растолковывать сыну, как лучше запустить в ход его замысел.
- Заинтересуйте кого-нибудь из депутатов Федерации. Для освоения планеты потребуется организация целой службы, а я как понимаю, вы в этом не сильны. Ты прав, на это понадобятся колоссальные затраты энергии, материальных ресурсов и правительство может попытаться от вас отмахнуться, если академики вас не поддерживают, но если этим займётся Верховный Совет, дело примет совершенно иной оборот. Главное не робейте и добивайтесь своего, если вы уверенны в себе. На это уйдёт десяток лет, но и у вас пока что только синтез-кибернетические модели, - он кивнул на не спускавшего с него жёлтых глаз тигра, - если академики вас игнорируют, оставьте их в стороне. Обратитесь в Комитет Совета по науке. Только идите туда подготовленными, обрисуйте картину утраченного, покажите свои разработки, - он улыбнулся. - Приведите с собой это страшилище, только без Марины, конечно, а то она устроит вам встречу за круглым столом. Там есть ребята, которые вас поддержат. Я встречался с ними, знаю. Правительство выделит средства на ваш исследовательский центр и дело сдвинется. Вам в ближайшее время нужно только это. - Командир уже решил ничего не говоря сыну, переговорить кое с кем из старых знакомых, чтобы молодёжь встретил, по крайней мере, дружественный приём.
Бутыль постепенно пустела и Жаклин поворчала, но отец с сыном в один голос убедили её в том, что пили из уже начатой. Она достала из охладителя новую и подала Оресту. Научно-техническая революция, давая периодические вспышки, переворачивала целые пласты человеческой жизни, установившихся понятий и традиций, но виноделие оставалось самым консервативным ремеслом-искусством. Бутылки закупоривали таким же способом, что и тысячу лет назад, иначе, как утверждали специалисты, люди будут пить не вино, а потреблять заурядный алкогольный напиток. Жаклин, натянув домашнюю блузу сунутыми в её карманы руками, посмотрела, как Орест возится с бутылкой и, позвав с собой хозяйку, чем-то опечаленная ушла на кухню готовить ужин. Командир проводил её недоумённым взглядом. В кои-то веки они разговорились с Орестом, а она недовольна.
Грусть Жаклин объяснялась просто. Её первенец, Василий, уже ушёл вслед за отцом в Космос. Ореста она считала своим, домашним. Сколько раз её душа наполнялась тихим счастьем, когда вот здесь же, в уголке у камина, он, фантазируя, вскакивал с кресла, размахивал руками, и рассказывал ей какой, рай он устроит в будущем для зверей. Стоило отцу уделить ему капельку внимания и поманить за собой, и он уже рвётся туда, в эту холодную чёрную бездну, крадущую у женщин их мужей и сыновей.
В том, что со средним сыном у него не было таких же откровенных отношений, как со старшим, Командир винил только себя. Орест больше тянулся к матери. С ней он заклеивал раны увечным воробышкам и пестовал облезлых котят, которые, вырастая, норовили переловить выздоровевших воробьёв. Командиру хотелось взять за шкирку весь этот неугомонный зверинец и сунуть в аннигилятор, но он терпел его из уважения к чужим желаниям. Жаклин же вместе с сыном нянчилась со всей наводнявшей квартиру живностью. Когда тот подрос и учился в колледже, а потом в университете и перестал таскать в дом пернатых и четвероногих инвалидов во время своих приездов, по-прежнему интересовалась жизнью бессловесных воспитанников. Сообразно отношению родителей к его увлечениям, у Ореста вышло делиться мыслями с матерью, а не отцом. Зверушек он не привозил, но подолгу, со сверканием глаз и размахиванием рук, рассказывал о них матери. Жаклин делала круглые глаза, всплёскивала руками и говорила с неподдельным изумлением на лице: “О-о!” Командир посмеивался гад ними, а когда хватился, было уже поздно. Общение с сыном поддерживалось на уровне шуточек и взаимного подтрунивания. Он даже ревновал его к Жаклин, когда после долгого отсутствия возвращался домой, а Орест уединялся с ней в уголке у камина. Но потом он как-то подумал, что Жаклин, наверное, также мучается из-за Василия и тут они с ней квиты.
- 2 -
С Василием у него всё складывалось по другому. В детстве Василия, шутя, даже называли папиным хвостиком. Его самозабвенная любовь и обожание отца начались ещё в раннем детстве, когда ему едва исполнилось годика полтора. Жаклин рассказывала, как, вернувшись из Калькутты, забрала сына домой из детского городка, наигравшись с ним, ушла к себе, а он остался на нижнем этаже возиться с игрушками в гостиной.
Устроившись поудобней в кресле, с чашкой кофе в руке, она просматривала по программнику любимые пушкинские рукописи.
- Вдруг слышу - рассказывала она, счастливо и нежно улыбаясь мужу, - по лестнице: топ, топ, потом шлёп и опять топ-топ-топ. Ко мне вбегает, глазёнки светятся, за руку схватил, я даже кофе пролила, за собой тащит и кричит: “Там папа! Там папа!” Думаю всё, с тобой невесть что случилось, и по связи вызывают. Оказывается ты, - Жаклин, смеясь, прикрыла рот рукой, - с грацией тюленя красуешься на экране, смотришь куда-то вбок, зачем-то прячешь руки за спину и над тобой подшучивает ведущий.
Это происходило вскоре после первого его полёта за пределы Ойкумены. Он всю жизнь привязывал по времени не полёты к событиям, а события к полётам. В тот день в рубрике “Молодые дарования” показывали Звёздный космодром. Командир, тогда ещё вовсе не командир, а начинающий пилот, смущённый от такого вселенского внимания, через слово, запинаясь от того что, пытался на ходу перевести профессионализмы на доступный широкоё публике язык, объяснял устройство рубки звездолёта последней марки и работу пилота во время полёта. Ведущий, вплетая в его косноязычную речь свои комментарии, суть которых сводилась к тому - какой прекрасный и знающий пилот этот Джон Иванов, с улыбкой пояснил, что во время полёта он выглядит вовсе не таким недотёпой, каким кажется сейчас на экране.
Малолетний Иванов из всей передачи понял только, что его папу сильно хвалят за то, что он очень умный и сильный. Блестя вытаращенными от восторженного изумления глазёнками, он беспрестанно дёргал Жаклин за рукав блузы, и показывал пальчиком на экран: “Там папа, папа!” Потом он настолько заинтриговал детский городок рассказами о своём выдающемся папе, что Командиру под натиском настойчивых воспитательниц пришлось, почесав в затылке, вооружиться видеозаписями и пару раз пообщаться с очень любознательным народцем, доходящим ему до колена.
Потом был необъятный - в нём могли запросто прилуниться одновременно пару планетолётов - Зал Встреч в Звёздном космопорту, наполненной то щемящими звуками Марша звездолётчиков, то Звёздной рапсодии Андреева, охапка красных пионов, пятнами крови рассыпанная по мозаичному полу плачущей от радости Жаклин, и сам Василий. Гордый от свершившегося события и одновременно смущённый исступлёнными поцелуями матери. Командир стоял рядом и не мешал Жаклин. Когда первый взрыв радости прошёл, Василий подошёл к нему и они, не скрывая улыбок, потрясли друг друга за плечи.
- Ну, как? - спросил Командир, отпуская сына. От прищура у него собирались лучики морщин у глаз, и взгляд от этого становился много добрее.
Поцелуи матери сделали своё дело и растопили напускную сдержанность сына.
- Я видел Космос, - ответил тот кратко и взгляд его растворился во взгляде отца.
Они оба привыкли владеть собой и не позволяли эмоциям выплёскиваться наружу. Примерно такого ответа и ждал Командир от сына. Он кивнул и также кратко сказал:
- Поздравляю!
Всё же эмоции взяли верх и Василий уже не сдержанно, а безудержно и счастливо улыбнулся отцу. Он понял, с чем его поздравил отец. Это было не просто поздравление с возвращением, а поздравление с тем видением, которое открылось ему там, среди немеркнущих звёзд и теперь навсегда поселившееся в душе. При этой встрече сына после первого полёта, Командир пережил одну из самых счастливых минут своей жизни, поняв, что в сыне не только течёт его кровь, но и живёт кусочек души.
Сам Командир чувствовал Космос, как другие чувствуют музыку, природу, поэзию. Он любил долгие часы ночных вахт во время дрейфа, они не казались ему скучными. Оставаясь один в рубке, он включал все экраны, и мог часами сидеть в пилотском кресле, созерцая открывающиеся перед ним картины. Это была не холодная чёрная бездна, коварно расставляющая человеку всевозможные ловушки, вокруг него расстилался радостный сияющий мир, предлагавший открыть свои тайны. В эти минуты душа Командира наполнялась восторгом и устремлялась туда, в горние выси, в которых свободно парил вырвавшийся из паутины монстров Человеческий дух, дух вечного познания и бесконечной любви ко всему сущему.
Из всех детей наибольшее беспокойство Командиру внушала дочь. Два года назад он перевалил полувековой рубеж, но так и не мог разобраться в самом себе. Любит он её больше сыновей, или это так природой заложено, чтобы отцы больше беспокоились о дочерях, чем о сыновьях. Спрашивается, что может случиться в двадцать седьмом столетии с человеческим детёнышем, ежесекундно находящимся под неусыпным контролем воспитателей и специальных, сверхчутких детских роботов? Ведь даже Молодёжная армия это всего лишь игра в трудности. Они могут навкалываться до седьмого пота, проголодаться до того, что желудки слипнутся, нажарившись на солнце, высунуть языки до плеч, или, наоборот, наморозить носы, но от всяких случайностей, они застрахованы. Когда он долго не видел Марину, у Командира всегда щемило сердце. О сыновьях он тоже беспокоился, но подспудно думал, что мальчишки есть мальчишки. Ничего страшного, если лишний раз нос расшибут. О дочери он так не думал. Сейчас он ушёл в полёт, который неизвестно, сколько продлится, а Марина отправилась в Молодёжную армию, и у Командира в глубине души шевелился червячок - ни с кем никогда ничего не случается, а с твоей дочерью случится.
Последние полгода перед Молодёжкой она вдруг воспылала неугасимой любовью к диким животным. До сих пор все были уверены в её великом медицинском будущем. Она даже не заведёт собственную семью, чтобы ничто не мешало её службе страждущему человечеству. Но подошло время выбирать место молодёжных испытаний и оказалось, что дикий животный мир Земли без неё никак не обойдётся и ей прямо-таки необходимо испытать себя в общении с ним.
Она выбрала заповедник, где работал Орест, и приложила все силы, чтобы её направили именно туда. И как не без оснований предполагал Командир, вовсе не для того чтобы отсидеться под боком у старшего брата, а творить всякие безрассудства, потому, что этот балбес с самого раннего детства потакает всем её капризам. И чёрт его знает, что у них в этом заповеднике творится. Может, медведи гризли по всей территории верхом на саблезубых тиграх разъезжают, а эта бестолковая девчонка обязательно забудет где-нибудь свой отпугиватель. Уж лучше бы разводила сады на Венеры.
Глава 9
1 -
Командир подошёл к стоявшему навытяжку у двери Микки и, ткнув пальцем в медную бляху, строго сказал:
- Почему не чищена? Упущение по службе.
Робот заторопился выполнить команду, но он остановил его:
- Потом почистишь. Сходи-ка ты, дружок, в кают-компанию, принеси мне чашку кофе и какой-нибудь бутерброд, что-то от этих мыслей у меня аппетит разыгрался.
Отправив робота, он подошёл к столу. Всё, вечер воспоминаний закончен. Времени второй час, а он ещё ничего не решил. Старшим группы пойдёт либо Леклерк, либо, либо, а что если послать Коростылёва? Космогеолог, ему, конечно, мало спектрограмм и захочется потрогать Спутник на зуб, понюхать \в скафандре\, чем пахнет пыль на нём.
Командир набрал на мониторе свой код и вызвал из памяти главного компьютера характеристики на всех членов экспедиции. Помнить-то он помнил всех, но не мешало глянуть ещё разок, за какие потрясающие способности каждого взяли в этот полёт. У них тут не команда подобралась, а компания одних феноменов, начиная с него самого.
На экране появилось худощавое лицо Олега Коростылёва с волевым очертанием твёрдого рта и подбородка. Рядом побежали строчки характеристики. Чем-то он напоминал Командиру сына Василия. Повадкой, голосом, лицом они не были схожи и Василий на пять лет моложе, а между тем что-то общее в них присутствовало, и Командир невольно внутренне симпатизировал Коростылёву, правда, тот об этом даже не догадывался.
Странно, ничего выдающегося, из-за чего же его зачислили в экспедицию? Хотя всё правильно. Умеет управлять планетолётом в нормальном режиме. Ну, если припечёт, сумеет и в ненормальном. А-а, диплом пилота любительский. Тогда с нормальным режимом всё ясно. Не захотел связываться с экзаменом по высшей категории, лишь бы к управлению допускали. Космос есть космос, такое завернёт, про дипломы и вспоминать некогда. Свободно управляет малой космической техникой, владеет всевозможными видами оружия. В этих его способностях они уже удостоверились, но это не диво. Те, кто летал в поисковые экспедиции, обучены этому так же, как любой землянин управлять авиалетками. Так, а вот этого он не знал. Интересно. По собственному желанию ему продлили срок пребывания в Молодёжной армии для прохождения специальных тренировок по выживаемости в космосе и на неосвоенных планетах в экстремальных условиях. Любого любознательного парня, если он сошёлся с экипажем, ребята от нечего делать, во время дрейфа не то, что управлять кораблём научат, фигуры высшего пилотажа, как на самолёте закладывать будет. А вот сам себе продлил срок в Молодёжке, это уже характер. Чёрт её эту молодёжь знает. Не успеют получить основное образование, в Молодёжку рвутся, в Молодёжке срок не закончился, считают дни до университета. Словно в жизни что-то изменится, если на год раньше или позже обучение закончат. А этот сам себе срок продлил, ещё неизвестно было - попадёт ли он вообще в космос. Значит, уверен был. Серьёзный парень. А тренировочки эти не мё-ёд! Ой, не мёд. Там такое закручивают, во всю жизнь потом не встретишь. Василий рассказывал, спасатели их в обязательном порядке проходят. Ну что ж, умеет выживать сам, позаботится и о других. Легко сказать, устроить засаду, парализовать пару инопланетян, взять их под белы ручки, или что там у них за конечности, и доставить на звездолёт. А если они не отключатся? А если их друзья-товарищи шарахнут ядерной ракетой по своим же?
Дверь в каюту открылась, и вошёл робот с подносом в руках, на котором дымилась чашка кофе, и лежал кусок хлеба, намазанный чем-то коричневым. Тонким голосом он доложил о выполнении команды и Командир от неожиданности вздрогнул, он уже забыл о своём желании чего-нибудь перекусить. Велев роботу поставить поднос на стол, он строго выговорил ему:
- Микки, ты у меня совсем от рук отбился. Бляха не чищена, пищишь, как трёхлетняя девчонка, слушать неприятно. Я тебе уже говорил об этом. Почему не исправил голос?
- Самостоятельно команду по исправлению голоса выполнить не могу, - пискляво доложил робот. - Инженерам некогда, я обращался. Остапчук сказал - с таким голосом я выгляжу колоритной фигурой. Велел уходить.
- Тьфу! - Командир чертыхнулся. Шутники-феномены! - Тогда стой тихо.
Командир надкусил бутерброд с массой имевший отдалённый вкус печёночного паштета и отхлебнул кофе. Остапчук, конечно, прав, сочетание фигуры атлетически сложенного мужчины и тоненького голоска несколько разнообразили обстановку, вызывая невольную усмешку.
Корабль поведёт Леклерк. Командир посмотрел на бородатое с потаённой улыбкой лицо своего заместителя. А ведь Пьер и не догадывается, что в полёт его взяли благодаря Хайнелайнену. Когда перебирали кандидатуру на должность первого, его участие в полёте вообще стояло под вопросом. В профессионализме Леклерка никто не сомневался. Но это его знаменитое на всё Звёздное управление донжуанство! Отбор проводился строгий, и на то, что не обращали внимания при обычных поисках, вдруг приобрело огромный смысл. Определённую роль, конечно, сыграл необычно громоздкий состав комиссии. Люди есть люди, всем хотелось потрудиться. Серьёзные мужи от тонких психологических наук засомневались, не повлияет ли эмоциональность Леклерка на его работу. Хайнелайнен, уже зачисленный к этому времени в члены экспедиции, принимал участие в работе комиссии. Как оказалось, серьёзные мужи очень даже прислушиваются к его мнению. В областях науки, далёких от Командира, несуразный психолог обладал достаточно весомым авторитетом и периодически непричёсанными идеями будил своих коллег, не давая впасть им в сонное состояние от повседневной рутины. В этот раз поразил своими соображениями насчёт Леклерка. Во-первых, после общения с Леклерком и наблюдения за ним во время испытательного срока на совместимость, считает его очень уравновешенным и способным управлять своими эмоциями человеком. А, во-вторых, образ закоренелого ловеласа не совсем соответствует действительности. Что есть, то есть, но этот образ наполовину придуман самим Леклерком. Он когда-то вошёл в него и теперь бы уже и рад избавиться от своей надуманной маски, но все утвердились во мнении о его легкомыслии.
- 2 -
Всю свою жизнь, до тех пор, когда получил образование и ушёл в свой первый полёт, Пьер провёл на Земле. Почти с самого рождения он жил вначале в детском, а позже в молодёжном городке. У отца с матерью, как он понял, повзрослев, семья не сложилась. В этом отношении он был их точной копией.
Женщины воспринимали Пьера только как любовника. В любви он не скупился на чувства, и женщины дарили ему свою любовь, но создать с ним семью и иметь от него детей, ни одна не выразила желания. Обычно его романы заканчивались вынужденной разлукой. Во время полёта либо у него остывали чувства, либо она встречала другого. Случались и исключения, но они всё равно заканчивались расставанием по обоюдному согласию. К сорока годам Пьер незаметно для себя начал завидовать товарищам, которых где-то ждали жёны и дети, а не бывшие и будущие возлюбленные.
В детстве и юности Пьер едва ли не боготворил отца. На следующий день после отъезда он начинал ждать его. Жизнь в городках была насыщенна и разнообразна, но приезд отца превращал её в праздник. Нельзя сказать, что он уж совсем равнодушно относился к матери, но по ней он не скучал. Отец безвыездно жил на Земле, а мать летала в Космосе. Отец имел редкую среди мужчин тихую специальность и работал научным сотрудником в хранилище старинных книг. У матери же, наоборот, была очень распространённая среди женщин специальность программистки, дополненная тягой к перемене мест. Облик отца скорее увязывался с мужественным, не знающим преград первопроходцем или пилотом звездолёта, но никак не с тишиной старинных библиотек. Высокий, широкоплечий, с хорошо развитым торсом и перекатывающимися под кожей мышцами, он вызывал у маленького Пьера восхищение мужской красотой и гордой благородной силой. Без всякого предупреждения он появлялся в городке, забирал сына и они уходили путешествовать. С течением времени эти наезды несколько упорядочились, поскольку их приходилось согласовывать с расписанием занятий. Зимой обычно катались на лыжах, а летом улетали на Южные моря. Лыжных курортов отец не признавал. Они отправлялись в безлюдные места на Север, каждый раз на новое место. В спортивно-туристическом центре брали лыжное снаряжение, их забрасывали на авиалетке в понравившееся отцу место, помахав на прощанье пилоту, в сопровождении робота, тащившего их припасы и пожитки, уходили в многодневный поход.
Глядя на отца, Пьер тоже, поёживаясь и вздрагивая всем телом, выскакивал по утрам из палатки и, набирая полные пригоршни обжигающего снега, обтирался до красноты, только отец громко ухал и фыркал при этом, а он тоненько, по-щенячьи, повизгивал. Приняв снежные ванны, они делали пробежку вокруг палатки и, приветствуя восходящее солнце, оглашали окрестности дикими воплями. Потом, раскрасневшиеся и бодрые, выпивали в палатке по чашке горячего шоколада с хрустящими хлебцами и, встав на лыжи, пускались в дальнейший путь.
Походы их состояли не из одной однообразной ходьбы. Встретив живописный уголок с седыми кедрами, вековыми соснами на склонах распадка, забуревшими обомшелыми утёсами, они устраивали на пару дней стоянку. Днём, разбросав приманку, устанавливали съёмочные камеры, а сами прятались в укромном местечке в ожидании птиц и зверей. Потом, из объёмных снимков отец монтировал панораму со звуковым сопровождением и отдавал её в детский городок. По вечерам они сидели у настоящего костра, смотрели на огонь и слушали ночные шорохи леса.
В один из таких лыжных походов Пьер твёрдо решил стать звездолётчиком. Произошло это в ту пору, когда он в основном ещё передвигался не самостоятельно, а, притомившись, сидел в специальном тёплом кармане у робота и наружу выглядывала только его довольная, разрумянившаяся на морозе мордашка.
Перед сном, сидя по-турецки в прогретой палатке, они вели длинные беседы. Отец рассказывал о прекрасных смелых людях, живших когда-то на Земле. В основном это были древние греки и жители сказочной страны Атлантиды. Маленького Пьера очаровывали отцовские сказания, он внимал им, затаив дыхание и, едва отец умолкал, требовал продолжения. По прошествии многих лет, он пытался выяснить, как тому удавалось заворожить детское воображение. Были ли его рассказы плодом собственной фантазии или он пересказывал древние легенды и верования. Отец в шутку объяснял, что то был синтез трансформированных в его извилинах мифов и сказок. Пьер пенял ему на зарытый талант, говорил, что тот мог бы создать прелестные, имеющие успех, видеосюжеты, но отец пренебрежительно отмахивался от славы.
Давным-давно, кроме людей, на Земле жили ещё всякие разные существа: проказницы нимфы, могучие титаны, чудища, в борьбе, с которыми герои ради людей совершали свои подвиги. Моря, реки, леса и горы населяли всевозможные боги и полубоги. А самое главное, на Земле обитали мудрые красавцы кентавры. Кентавры больше всего нравились Пьеру. Но потом, все они куда-то незаметно исчезли.
Отец разводил руками и грустно говорил:
- Люди испортились, стали злы, наверное, чем-то обидели кентавров и те ускакали.
- Но куда? Куда? - спрашивал нетерпеливо Пьер.
- Наверное, туда, на какую-нибудь звезду, - показывал отец рукой на куполообразный верх палатки.
- Но они вернутся?
- Навряд ли, они же не знают, что люди с тех пор изменились, - говорил серьёзно отец.
Пьер помолчал, сердито сдвинув бровки, и сказал твёрдо:
- Я вырасту, стану звездолётчиком и найду их. Я им скажу, что можно возвращаться. Они вернутся, и будут жить с нами. Ведь теперь на Земле нет плохих людей? - посмотрел он на отца пытливым взглядом.
- Конечно. Теперь на Земле живут только добрые люди, - подтвердил отец.
Обрадованный найденным решением, Пьер довольно засопел.
С тех пор кентавры стали их своеобразным паролем. Возвращаясь из полёта, Пьер выходил на связь из космопорта, и поседевший отец спрашивал первым долгом:
- Ну, как, нашёл?
- Пока нет, - серьёзно отвечал Пьер, - но я их обязательно найду.
Они заговорщически подмигивали и смеялись, довольные друг другом.
На море бывало по-другому. Если их общество разделял только робот, летом они присоединялись к какой-нибудь компании, отец встречал друзей, и время проходило в нескончаемых играх и веселье. Когда постоянное многолюдье прискучивало, они катались на лыжах и салазках. Заплыв подальше в море, резвились с дельфинами. Или же надев маски, уходили на мелководье и, распластавшись на мягких волнах, чуть шевеля руками и ластами, следили за проворными крабами и солнечными зайчиками, снующими по морскому дну, неспешно проплывающими фиолетово-сиреневыми медузами, стайками рыбок, испуганно сверкающих серебристыми телами. Здесь, на море, отец преподал ему уроки смелости и ловкости, от которых у Пьера захватывало дух, азартно разгорались глаза, и, благодаря которым, в нём поселилась уверенность в себе и уважение к собственному телу. Встав на салазки, они мчались на заворачивающихся гребнях двухметровых волн, в месиве брызг и солёного ветра делали сальто, и перескакивали на следующие, несущиеся один за другим островерхие валы.
Пьер подрастал и отец всё чаще оставлял его со своими сверстниками, а сам уходил к взрослым. К этому времени Пьер общался с морем не хуже дельфинов, да и спасательная служба, в которой к взаимному удовольствию люди сотрудничали с теми же дельфинами, исключала всякие недоразумения.
В пятнадцать лет Пьер во всём походил на отца, даже на верхней губе у него чернел пушок, обещая в скором времени превратиться в шикарные усики. В чём ему никак не удавалось стать похожим на отца, так это в непринуждённом общении с представительницами противоположного пола. Пьер поражался, как отец может так запросто заговорить с совершенно незнакомой женщиной. Причём, как он, взрослея, стал понимать, женщинам нравилось, когда отец заговаривал и шутил с ними. Сам он ни за что не мог заговорить первым с незнакомой девушкой, отец даже подтрунивал над ним по этому поводу.
Пьер попросту боялся девушек. В свои пятнадцать лет он, как любой его сверстник или сверстница, прекрасно знал всё о взаимоотношении полов, но уроки общения и развития воспринимались абстрактно, и никак не накладывались на знакомых девушек. Ему казалось, если он заговорит с какой-нибудь из девушек, плещущихся рядом с ним, она сразу же поймёт, что он втайне хочет от неё, станет ей гадок, она будет презирать и с отвращением покинет его общество.
Избавиться от комплексов ему помогла девушка по имени Ола. Ола была уже почти взрослой и нынче уходила в Молодёжку, а Пьеру предстояло ещё два года учиться в колледже. Ему становилось немного не по себе и сладко замирало сердце, когда он увидел, что Ола отличает его от других, а ведь здесь хватало парней одного с ней возраста. Она подтрунивала над ним, а он краснел и стеснялся.
В играх в мяч, гонках на катамаранах, борьбе с морским змеем, они всё чаще оказывались в одной паре, но инициатива принадлежала Оле, а Пьер в основном хлопал глазами.
- Если бы сама не видела, ни за что бы не поверила, что ты так шикарно гоняешь на салазках. Из-за тебя мы всё время проигрываем, - выговаривала она ему, но в пару становилась именно с ним.
Однажды они ловили медуз. Медузу надо было подстеречь на гребне волны и ловко ухватить за плотную шляпку, иначе она больно жалилась студенистыми щупальцами. Они всё шли и шли по колено в воде, пляж остался за широкой полосой скальных нагромождений, спустившихся к самой кромке прибоя, медузы исчезли и они гонялись за крабами, смешно разбегавшимися при появлении их босых ступней и пытавшихся спрятаться между разноцветной галькой. За крабами нужно было наклоняться, и они исподтишка толкали друг дружку в набегавшие волны, падали, смеясь, подымались и продолжали весёлую толкотню. Как-то так получилось, он упал сзади на Олу и его ладони сомкнулись на едва прикрытой груди девушки. От резкого движения соскользнула и та узенькая полоска ткани, которая прикрывала и грудь и его ладони ощутили соски. Он подумал, что она в гневе вскочит и оттолкнёт его, но она, не пытаясь высвободиться, повернула к нему голову и странно посмотрела прямо в глаза.
Вечером он был угрюм и неразговорчив. Отец пытался растормошить его, но он только вздыхал в ответ. Кое-как поужинав, закрылся в своей комнате и до глубокой ночи смотрел фантастику о паукообразных инопланетянах. Отец два раза заглядывал к нему, но он сделал вид, что увлечён разворачивающимся на экране сюжетом. Спозаранку он примчался на пляж, вся их компания уже собралась, а она всё не приходила.
Он занял наблюдательный пункт на возвышении и, томясь в ожидании, поглядывал в сторону гостиницы, в которой она жила с друзьями, но она не появлялась. Он немного не рассчитал и устроился на самом солнцепёке. Полыхающий невидимым пламенем диск подымался к зениту. Пьер поджарил на солнце спину, один бок, потом второй - ожидание было тщётным. Ему хотелось выкупаться, спрятаться в тень, он проголодался и изнывал от жажды, но боялся покинуть свой пост и пропустить её приход. На него упала тень, он поднял голову, над ним стояла одна из её насмешливых подруг в шляпе с огромными полями. В руках она держала пакет полный холодного апельсинового сока, от которого прямо веяло прохладой, и Пьер невольно сглотнул. Девушка запустила в пакет другую руку и, вынув из него прозрачную упаковку, протянула ему.
- На, попей, а то совсем засохнешь. Если Олу ждёшь, то зря. Её сегодня не будет.
- Она что, уехала? - спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как можно равнодушней. Покрывшаяся на жаре обильной испариной пирамидка приятно холодила ладони, он запрокинул голову, выливая в пересохшее горло сок.
- Мммм, - ответила девушка, глядя на него сверху вниз сквозь зеркальные очки. - Приболела. Завтра явится. Это она тебе сок послала, так что не переживай. Вас вчера что, ядовитый краб искусал? - спросила насмешливо. - Между прочим, специально в гостиницу бегала, чтобы о твоих страданиях сообщить. Ты теперь мой должник. Хватит тебе печального рыцаря изображать, идём к нам.
Пьер отрицательно покачал головой и девушка, бросив ему:
- Ну, как хочешь. Страдай, если тебе так нравится, - и убежала к нетерпеливо зовущим друзьям.
Пьер свистнул уборщику, отдал пустую упаковку и распираемый радостью, ушёл в свою гостиницу. Войдя в прохладный холл, он с удивлением увидел отца в обществе пышноволосой смуглянки с миндалевидными глазами развлекавшихся игрой в лабиринт на компьютере. Они ели мороженое из большой заиндевевшей вазы и, смеясь, отбирали друг у друга ход.
- Как дела, сынок? Что так рано? - спросил отец, положив ладонь на плечо смуглянке и повернув к нему голову.
- Всё о”кей! - ответил Пьер весело и помахал высоко поднятой рукой. - Есть хочу, помираю.
Направляясь в экспресс-столовую, он вприпрыжку пересёк холл и не видел, как смуглянка проводила его долгим взглядом и, склонившись к отцу, что-то прошептала тому на ухо. Отец в ответ улыбнулся.
Ола пришла утром, ещё до наступления жары, весёлая и смешливая, в руках держала свёрнутый рулончиком плавательный плотик. Он подошёл к ней, загребая ступнями песок и заглядывая в глаза ищущим взглядом.
- Идём, - сказала она, словно между ними ничего не произошло. - Позагораем среди волн. Догоняй! - и бросилась бегом по плотному мокрому песку, подымая брызги в накатывающихся волнах. Они добежали до тех же камней и по воде зашли за них с другой стороны. Остановившись между двумя огромными валунами, она бросила ему плотик.
- Накачай!
Он открыл клапаны, и воздух с шипением заполнил камеры. Пока он возился с плотиком, она сняла плавки, лёгкую накидку и широкую пляжную шляпу, бросив всё это в углубление между камнями. Она стояла перед ним обнажённая и гордая, слегка расставив ноги и положив руки на пояс. Уголки губ её подрагивали.
Ола отлепила клапан карманчика в углу плотика, достала оттуда тюбик с защитной мазью и они по очереди намазали друг дружку. Солнце стояло уже высоко и чувствительно припекало их бронзовые тела. Потом из того же карманчика она вынула две питательные капсулы и одну протянула ему.
- Ого, звездолётческие! - с уважением сказал он.
Они легли на спину на шершаво-бархатистую поверхность плота, подложили руки друг другу под головы и смотрели в глубокое ярко-голубое небо. Высоко, высоко на недосягаемой высоте, над ними, подгоняемые резвящимся ветерком, плыли лёгкие пёрышки облаков. Мазь, покрывавшая тела, умерила жар солнечных лучей, и они приятно ласкали кожу.
- Ты что, никогда с девочками даже не целовался? - спросила Ола, нарушив дремотную тишину. - Или у вас в колледже одни страшилища?
- Да нет, почему же, есть очень хорошенькие, - ответил Пьер и, чувствуя безграничное доверие к Оле, после всего, что с ними произошло, рассказал ей о своих страха.
- Глупыш, - сказала она, переворачиваясь на живот и запуская руку в его слипшиеся от подсыхающей морской соли волосы. - Мужчина хочет женщину, женщина хочет мужчину, это же естественно. Но только ты запомни на всю свою долгую-долгую жизнь. Женщина не животное, если мужчина хочет соединиться с ней, это должно быть прекрасно. Тогда, тогда, - она на минутку смолкла, подыскивая нужное слово, - это будет естественно по-человечески.
По молодости лет Ола выражалась несколько выспренне, но восторженный Пьер внимал её словам, затаив дыхание.
- А у нас с тобой прекрасно? - спросил он наивно.
- Солнце, море и мы! Что же может быть прекрасней, дурачок! - Ола засмеялась, соскользнула с плотика и, приподняв его за край, опрокинула Пьера в воду.
Эта сказка продолжалась три дня. Они нашли в скалах расщелину наподобие грота, натаскали туда высохших водорослей, лёгкого, прожаренного солнцем плавника, запаслись провизией и устроили в ней своё первобытное обиталище. А потом Ола сказала, что подошло время уезжать. В свой последний день они остались на ночь в скалах. Пьер разжёг костер, и они просидели полночи, глядя на скачущее пламя, ярко блещущие в чёрном небе звёзды. Таинственным шёпотом Пьер поведал о благородных существах, населявших когда-то Землю, и открыл свою тайну. Также шёпотом Ола взяла с него клятву первой на Земле познакомить её с кентаврами.
Рассвет они встречали, взявшись за руки и забредя по колено в воду. Тёплые ласковые волны омывали их ноги, лёгкий утренний ветерок шевелил волосы. На сколько хватало глаз, перед ними раскинулось бескрайнее море, впереди яркими лоскутками по нему скользили паруса, вставало свежеумытое солнце, нежа их первыми лучами.
- Я буду помнить тебя, - говорила она ему, - а у тебя, чтобы целый год после меня не было девушек.
Пьер хотел сказать, что он, и вообще, но она закрыла ему рот ладонью и засмеялась. Расставание наполнило их сердца грустью, но горечи не было. Мир, полный любви, раскрывал свои объятья.
Свой дом Леклерк устроил в шумном курортном городе на Апеннинском полуострове. Самоуправляемая территория, на которой размещался город, по традиции называлась республикой Италией. В такие подробности Леклерк не вникал, его общение с управленческим аппаратом ограничивалось сообщением о своём прибытии-убытии в городской статистический центр. После долгих месяцев, проведённых в замкнутом мирке, ему хотелось общения, музыки, громких разговоров, весёлого смеха и бесшабашного веселья. Он даже ловил себя на желании, уподобившись десятилетнему мальчишке, бегать, прыгать и во всё горло орать что-нибудь несуразное. Выплеснув излишек энергии в шумных пирушках с друзьями, он начинал вести более-менее размеренную жизнь. Дни свои он заполнял занятием парусным спортом, конструированием и строительством замысловатых яхт. Однажды соблазнился морскими приключениями и отправился в Америку под парусами в качестве палубного матроса на трёхмачтовом бриге. Мореплавателям крупно не повезло. В Атлантике бриг попал в недельную полосу штиля, а потом его изрядно потрепали налетевшие штормы. Чтобы попасть к сроку на Луну пришлось обращаться к помощи Морских спасателей и, не заглядывая, домой, добираться до Северо-Американского космопорта на их летательной посудине.
Вечерами он смотрел видео, выбирая сюжеты с интеллектуальными загадками, и слушал пение. Пение предпочитал живое, а не записанное, отправляясь для этого в какой-нибудь старый город в оперу, или, удобно устроившись в гондоле с черноокой красавицей и бутылкой красного вина, внимал уличным напевам, дополненным шелестом волн и блеском звёзд на чёрно-бархатном небосводе.
Два-три раза в неделю Пьер посещал вечера очаровательной Джильды, где всегда бывал желанным гостем. Вечера представляли собой своеобразный вид искусства общения. Устраивали их пережившие первую молодость дамы, которых называли почему-то миледи и окружали всеобщим уважением. Стать миледи могла далеко не каждая женщина, для этого требовался особый дар от природы. Во-первых, она должна была иметь приятную привлекательную внешность, врождённый такт, достаточный опыт и обладать многочисленными талантами. Во-вторых, тонко разбираться в искусствах, эротике, уметь непринуждённо общаться, на ходу импровизировать и при этом блистать остроумием и обвораживать гостей обаянием. На вечерах у миледи собирались в основном вольноопределяющиеся мужчины и женщины с одинаковой целью: приятно, со вкусом провести время, наслаждаясь искусствами, остроумной беседой, тонкими винами и выбрать себе возлюбленную или возлюбленного для утончённых любовных утех. Всё происходило непринуждённо, переплетаясь между собой. За игривыми стихами звучала музыка, возвышенная поэзия, за которой мог последовать спор на философские темы, а за тем со вкусом исполненные томно-пластические или искромётно-возбуждающие эротические танцы. От миледи требовалось направлять всё это по плавному руслу, используя дар импровизации и такта. Она должна была обладать многими талантами, чтобы устраивать приятные вечера и услаждать своих гостей, но и гости должны были в свою очередь поддерживать дух её вечеров и откликаться на завуалированные намёки.
Никаких двусмысленностей не допускалось. На вечерах существовало неписаное правило, чтобы не происходило после вечера, на мужчину или женщину никаких обязательств это не накладывало. Свою возлюбленную или возлюбленного надо было завоёвывать вновь. Появление на вечере совсем не обязывало откликаться на чей-то призыв. Интимная близость, когда человек, безразлично мужчина или женщина, в полной беззащитности раскрывается перед другим, очень тонкая сфера и любой неверный жест или слово могут спугнуть наметившееся сближение.
Отец Леклерка перебрался на работу и жительство в Ватикан и изучал католические манускрипты и теологические труды. Пять лет назад он поразил сына, в свои шестьдесят лет, без памяти влюбившись в молоденькую двадцатипятилетнюю сотрудницу. Как Пьер понял, та отвечала ему тем же и он, посмеиваясь, наблюдал их любовное воркованье. Никакими особыми женскими статями - он отметил это чисто автоматически, даже не задумываясь - Ирэн не отличалась. Ни высокого полного бюста, ни крутых бёдер, ни зовущих чувственных губ она не имела. Правда, насчёт бюста он не мог быть точно уверен, девушка одевалась в просторную бесформенную блузу, закрывавшую тело до шеи. Зато внизу всё было достаточно открыто: коротенькие шортики едва выглядывали из-под краёв блузы. Тонкие в лодыжках ноги отличались стройностью, ходила она обычно босиком. Всё это он отметил в свой первый приезд к ним, бросив на неё заинтересованный взгляд. К нему она относилась непринуждённо, с детской непосредственностью. Натурой она была весьма и весьма одарённой. С тем весёлым беспорядком, который она устроила в квартире отца, не могла справиться даже прилежная хозяйка. Наученный горьким опытом, Пьер, проведывая их, вначале заходил в продуктовый центр. Для того чтобы в современном мире оставаться вечером без крошки съестного, нужно было обладать поистине великим даром.
Католицизм наскучил отцу, и он решил вернуться к Древней Греции. В прошлом году Ирэн, сидя по-турецки на диване отца - она любила занимать такую позу, а широкий диван в переполненном книгами кабинете отца стал её любимым местом - поведала Пьеру об их ближайших планах.
- Мы поедем на Олимп и с помощью Проекций найдём трон Зевса, - из лексикона отца и его возлюбленной жены исчезло местоимение “я”, они говорили только “мы”. - Мы уже ведём переговоры с Римским бюро Проекций, следующим летом надеемся начать работы. Уж слишком громоздкое у них оборудование.
- Католический бог, - рассуждал отец, расхаживая по кабинету, обходя груды и стопы книг, - бог рабства и ханжества. То ли дело эллинские боги. Они, конечно, ещё те боги. Но при всей своей взбалмошности, вспышках жестокости и сластолюбия, они - боги свободных людей. Богини дарили свою любовь смертным мужчинам, а боги приходили к женщинам, и от этой любви рождались герои. Герои! А что мы видим у христиан? Жена да убоится мужа своего! Да почему ж она должна его бояться? Она должна его любить. А если не любит, не хочет его и вообще он ей противен, почему она должна ложиться с ним в постель и отдавать своё тело для наслаждений? Ф-фу! Какая мерзость, даже говорить об этом противно. Природа дала человеку в дар великую радость, которая вместе с разумом возвысила его над животным состоянием, а христианская религия превратила эту радость в гнусное паскудство. Нет, нет, это не для меня, я сыт этим по горло. Мон ами, - обратился он к Ирэн, - принесла бы ты нам чего-нибудь промочить горло.
Ирэн резво соскочила на ноги, Пьер уже давно заметил, как они оба с готовностью исполняют малейшие желания друг друга, впрочем, в большей степени это относилось к его молоденькой родственнице. Через пять минут она вернулась с бутылкой охлаждённого белого вермута. Бокалов не нашлось, и вино пили из широких серебряных чаш, удерживая их обеими руками.
- Конечно, - продолжал старший Леклерк, сидя в кресле и, поставив чашу себе на колени, Пьер сидел на диване рядом с Ирэн, принявшую свою излюбленную позу и потягивающую вино через соломинку. - Это упрощённый взгляд, но как подумаю, что в конечном итоге все философские труды христиан утверждают рабство духа и направлены на превращение человека в червя, у меня к их религии появляется чувство глубочайшего отвращения. Эллины меня больше притягивают.
- Но ведь на Олимпе уже находили какой-то булыжник, - брякнул Пьер и, спохватившись, поперхнулся вином, но было уже поздно.
- Смейся, смейся, - отец погрозил ему пальцем. - Что-то ведь должно быть и почему нам не найти это? В девятнадцатом столетии Шлиман, руководствуясь одной “Илиадой” раскопал Трою, в существование которой тоже не верили. Тот булыжник, о котором ты говоришь, я видел, это скорей всего мистификация. Наши пра-пра любили развлекаться подобными шуточками. Его ещё надо проверить, - он засмеялся. - Возможно, мы с Ирэн будем первыми смертными, усевшимися на трон, на который Громовержец не пускал даже Геру.
Пьер недоверчиво покачал головой.
- Но ведь ты же не археолог.
- Ну и что? Шлиман тоже не был профессионалом. А представь себе такой вариант. Четыре-пять тысячелетий тому назад Землю посетили представители чужой цивилизации и устроили свою базу на Олимпе. Потом они по непонятным причинам то ли погибли, то ли покинули Землю, - отец закинул руки за голову и смотрел на сына смеющимися глазами. - А мы всё это установим доподлинно. А?
- Ты всё такой же мечтатель, как и тридцать лет назад, - Пьер с улыбкой смотрел на отца, с удовольствием чувствуя в себе тёплую привязанность к нему. - Так, а что с Проекциями? Они не хотят искать Зевса? - он говорил шутливым тоном, но отцу он не был неприятен.
- Видишь ли, Проекции интересная штука, но в их достоверность пока ещё мало кто верит. Оборудование у них громоздкое, сеансы требуют больших затрат энергии и большого объёма компьютерной подготовки. Бюро посылает передвижной отряд в Палестину искать Иисуса. Ты может не в курсе, но сейчас с материальной достоверностью установлено, что человек, которого люди позднее назвали Иисусом существовал в действительности. Он обладал уникальными экстрасенсорными способностями и гипнозом. Но почему нужно начинать с него? Почему не с Зевса? Вот об этом и идут переговоры. А установок наводящих Проекции, пока что мало, - отец развёл руками.
Бутылка опустела, и Пьер засобирался домой, но отец остановил его.
- Кстати! - воскликнул он, хлопнув себя рукой по лбу. - Тебе же привет от матери. Я с этими Зевсами и Иисусами совсем забыл. Мон ами, - обратился он к Ирэн, и та опять проворно вскочила с дивана, порылась в груде книг, кубиков, сложенных в углу, нашла нужный и вставила его в программник. На экране появилось несколько постаревшее с тех пор, как он в последний раз видел, но ещё довольно привлекательное лицо матери. Она говорила Пьеру о своей любви к нему и просила при случае навестить её, через минуту рядом с ней появились два мальчугана примерно шести - и семилетнего возраста. “Это твои братишки, Пьер!” - проговорила мать, обнимая мальчуганов за плечи и привлекая к себе.
- Прелестные мальчики! - проворковала Ирэн с милой непосредственностью. - У нас будут такие же, только позже, после Олимпа.
Пьер сглотнул комок и вопросительно посмотрел на отца.
- Где она сейчас? О том, что завела новую семью, она сообщала лет пять назад, но про мальчиков ни слова, и вообще, как в воду канула. Я после каждого полёта посылал ей приветы через Лунный ретранслятор, но она или не отвечала, или посылала два слова - привет, жива, здорова. Подписывалась кодом и никакого адреса.
- А ты не мог выяснить на ретрансляторе, куда идут твои приветы, и доходят ли они вообще до адресата? - спросил отец, вызвав на лице Пьера краску смущения. - У неё был сильный стресс. Во время прыжка она впала в кому, и её высадили на планете Грёз в системе Сиреневой Туманности. Врачи запретили ей летать на звездолётах. Она очень переживала, долго не могла придти в себя. У неё не всё ладилось с наземной работой, случались нервные срывы.
- Да, полёты - это на всю жизнь, - пробормотал Пьер.
- В трудную минуту рядом нашёлся человек, который помог ей преодолеть себя. Она вышла замуж, по-видимому, на этот раз удачно, ну результат ты видел. Жизнь её выровнялась, но не сразу. Замужество, дети помогли ей. Сейчас она полностью адаптировалась к новой обстановке и работает в диспетчерской службе Центра Управления полётами планетной системе, - отец кашлянул. - Землю она не увидит до конца своих дней. Это, наверное, действует на нервы - когда нельзя. Ты постарайся навестить её, сынок.
- Конечно, при первой возможности. Завтра же пошлю ей сообщение, - проговорил Пьер виновато.
- Принеси-ка нам ещё бутылочку винца и спой под гитару, - попросил отец Ирэн.
Они пили вермут, заедая его тоненькими копчеными колбасками, а Ирэн не сильным, но приятным голосом с лёгкой грубоватостью и грассирующим “р” пела про кентавров, парней, уходящих в дальний поиск и остающихся дома возлюбленных.
После вина и песен Пьер несколько обмяк, и говорил Ирэн, вышедшей проводить его на выложенную брусчаткой площадь:
- Ты люби отца. Видишь, какой он у нас хороший.
Ирэн, обхватив себя руками от вечерней прохлады, отвечала шёпотом:
- Я его очень люблю. И тебя тоже, - она подняла руки, притянула его за плечи и поцеловала в лоб. - Ты проведай мать, Пьер.
- Конечно, проведаю, - ответил он и сжал её руки в своих. - Ну, беги!
Но он так и не проведал ни мать, и не виделся больше с отцом и Ирэн. Подошёл срок штатной переподготовки, а потом началась подготовка к полёту и сам полёт.
Начальство относилось к Леклерку примерно также как и женщины. Почти до сорока лет он летал рядовым пилотом, хотя и считался хорошим профессионалом. Это был его второй полёт в качестве первого. Главное же, он считал себя способным на большее. Всему виной была укрепившаяся за ним слава легкомысленного человека, на которого опасно возлагать большую ответственность. После нынешнего полёта, в котором он участвовал не просто в качестве первого, а ещё и в качестве заместителя начальника экспедиции, что являлось средним между первым пилотом и командиром звездолёта, причём заместителем не кого-нибудь, а самого Джона Иванова, он считал, что путь к назначению командиром поискового звездолёта для него будет открыт.
Командира Леклерк увидел впервые пятнадцать лет назад в вестибюле Звёздного космопорта. Они, группка однокашников, сгрудившись, стояли и делились первыми впечатлениями первых полётов. Командир, насупившись, скорым шагом пересекал обширный зал. Он уже тогда превращался в человека-легенду и вызывал уважение у своих бывалых товарищей, а уж они, зелёные новички, взирали на него с благоговейным трепетом. Но молодости присуща ирония во все времена и в любом месте. “Предполётные размышления” - со скрытой усмешкой сказал кто-то, но он ошибался. Именно в эту минуту мысли Командира были далеки от космоса, и ближнего, и дальнего, по той простой причине, что он переживал очередную ссору с Жаклин.
Глава 10
- 1 -
Командир смотрел на обрамлённое каштановыми волосами лицо Клэр Стентон с сияющими доверчивыми глазами и размышлял, отправлять Клэр в поиск или не отправлять. То, что Хайнелайнен останется в звездолёте, он решил сразу. Хайнелайнен академик, он будет хорош, когда пленных доставят сюда. Придётся посылать Стентон. Первый раз в звездолёте. Как она вообще в экспедицию попала? Хотя причём здесь первый полёт, если никаких контактов ещё не было. Молодых и надо посылать. Что у неё выдающегося? Дешифровка старых секретных кодов, забытых языков, оператор компьютеров. Прекрасно, только вот дешифровка переговоров инопланетян, пока ни с места. Если дождя не будет, то будет ясно, а, если пойдёт дождь, то будет пасмурно. Хотя девчонка старалась. Какие у неё ещё таланты? Первая медицинская помощь, это пригодится, хотя первую помощь оказать многие могут. А вот что не заложили в компьютер, так это данные об упрямом характере. Командир усмехнулся и покачал головой. Тоже немаловажное качество. Душа у него не лежала посылать Стентон, но не драться же ей придётся. Блокпост посещают двое-трое инопланетян, от неё потребуется только подстраховка. А вот позже может возникнуть ситуация, когда потребуется её опыт и умение по дешифровке. Во всяком случае, если завтра он уловит у неё хоть тень нерешительности, оставит на звездолёте, а вместо неё пошлёт кого-нибудь из штурманов.
Кого же определить в пару с Коростылёвым? Командир перебрал весь состав экспедиции и остановился на Джозе Феллини. Прекрасные физические данные, хорошая реакция и специальность подходящая. Им без всяких штучек никак не обойтись. Феллини производит подготовку захвата, так сказать, инженерное обеспечение, сам захват осуществляют он и Коростылёв. Стентон страхует. Четвёртым должен быть водитель-ас, инженер и вообще на все руки мастер. Можно Мартынова, можно Остапчука или Богданова. Нет, Богданов не подойдёт, недостаточно решителен. Пожалуй, всё-таки лучше Остапчук. Трое молодых и один постарше, будет вроде противовеса.
Командир вгляделся в крупное, с хитроватым прищуром серых глаз, лицо Остапчука. Этот не подведёт, за ним, как за каменной стеной. Со стороны посмотришь, как работает - увалень увальнем, а в итоге получается побыстрей, чем у иных торопыг.
В буквальном смысле слова, Остапчук не был землянином. Он родился и большую часть жизни провёл на Венере. Правда, на своей родной планете он получил основное образование, на Венере это так и называлось - основная школа, на Земле говорили по-старинному - колледж. Молодёжную закалку получил на Земле, в лесах Амазонии, университет закончил тоже земной. В венерианских университетах преобладали гуманитарные науки и кибернетика, той специальности, которую он хотел получить, в них ещё не было. А вот его Джоан почти всю жизнь провела на Венере. Она выросла в семье потомственных венерианских садоводов и даже Молодёжку провела в тех же самых садах, где трудились её родители, только жила не с ними, а со своей молодёжной группой. Пройдя все испытания, поступила в институт садоводства Первого Венерианского университета.
Джоан и сама выглядела, как наливное яблочко, правда, друзья шутили, что она не яблочко, а хорошее яблоко, но Рэму, при его комплекции, как раз такая жена и требовалась.
После свадьбы они улетели на планету-прародительницу и провели на ней почти год. Основными их занятиями были купание на земных пляжах, знакомство со старинными городами и всякими доисторическими диковинками, от которых гордецы-земляне задирали нос, а у истых венериан они вызывали ироничную усмешку.
Начали они со средиземноморья. Кроме общения с солнцем и морем, они поглощали в достаточных количествах фрукты и виноградные вина. Земные плоды вызывали у Джоан иронию. Фрукты на Венере не сравнить с земными, венерианские сочнее и в них больше солнца. Рэм, меланхолично разглаживая ногтём большого пальца пшеничного цвета усы - в молодости он любил украшать лицо растительностью - заметил, что да, дорогая, ведь на Венере выращиваешь их ты. И тут же получил подушкой по голове. В другой раз к нему были приняты более суровые меры. Критика Джоан не ограничивалась иронизированием над плодами земных садов. Однажды вечером, готовя постель ко сну и отбиваясь от Рэма, понемногу приходящего в игривое настроение от вида её почти обнажённого тела, она сказала с ехидной насмешливостью:
- Не понимаю, почему на пляже мужчины на землянок таращатся. По сравнению с венерианками, они как воблы засушенные.
Рэм, лаская жену, ответил невпопад:
- Ну, уж так бы я не сказал, грудь у них, к примеру...
Какая именно грудь у жительниц Земли сказать он не успел, потому что кубарем слетел с ложа и на эту ночь был лишён любовных утех. Правда, утром, после первого купания, они наверстали упущенное.
В Риме они побывали в Колизее. Посещение древнего игрища оставило неприятный осадок. Они получили последний инструктаж и, войдя внутрь Колизея, оказались в другом мире.
Шумная, пёстро одетая толпа заполняла амфитеатр. Рэму хотелось потрогать живого римлянина, но их предупредили, что лучше этого не делать. Язык, на котором разговаривали вокруг, был им чужд, но Рэму, между тем, казалось, что он понимает смысл разговоров. Пока он разглядывал толпу, на арене показались гладиаторы, и Рэм вздрогнул от неожиданности, когда из тысяч глоток одновременно исторгся рёв нетерпения. Выражение лиц сменилось. Все с непонятным вожделением смотрели на арену и, показывая руками, обсуждали достоинства воинов. Здесь были чёрные и белокожие, курчавые и длинноволосые, гиганты, коренастые крепыши и гибкие юноши, поседевшие ветераны и совсем молодые. Одни с немым презрением оглядывали трибуны, во взглядах других сквозила предсмертная тоска. Гладиаторы подошли к ложе находившейся справа от Рэма и Джоан и, подняв вверх правые кулаки, что-то прокричали. Рэм понял, что они скоро умрут и кого-то приветствуют. Это было ему абсолютно непонятно. Как можно в угоду кому-то, ради чьего-то извращённого развлечения, добровольно убивать друг друга? События между тем развивались. Большая часть гладиаторов покинула арену, а оставшиеся разделились на две группы и набросились друг на друга. Вначале это выглядело как красивое зрелище. Мускулистые воины нападали и ловко отражали удары. Сверкали лезвия мечей и жала копий, сопровождавшиеся лязгом скрещиваемых клинков и глухими ударами о щиты. Рэм с удовольствием наблюдал за развернувшимся перед ним боем. Но вот хлынула первая кровь, и ему стало не по себе. Он шептал Джоан, что это не по-настоящему, это всего лишь искусная имитация, и никто не умирает. Но кровь выглядела до того всамделишной, что казалось дымится. Вот упал ещё один гладиатор, затем ещё и у Рэма у самого не выдержали нервы. На арене лежал, корчась и орошая песок струившейся из груди кровью, молодой боец, его победитель, наступив на грудь и подняв вверх меч, смотрел на зрителей. Колизей опять наполнился рёвом. Люди с горящими от вида крови глазами, вскакивали на ноги со своих мест, и, что-то крича, показывали большими пальцами вниз. Даже молодая римлянка, сидевшая неподалёку в роскошной ложе, и, на которую Рэм бросал отнюдь не невинные взоры, вскочила с некрасиво раскрытым в крике ртом и требовала смерти абсолютно незнакомого ей человека.
Они с Джоан тоже вскочили и, не разбирая дороги, ступая по чьим-то ногам и выслушивая проклятья, бросились к выходу. Впопыхах они забыли обо всех наставлениях и правилах выхода из Проекций и тыкались в глухую каменную стену. Выхода не было.
Проекции Прошлого были тогда ещё новинкой. Можно было съездить в Пелопоннес на древнегреческие Олимпийские игры или отправиться в Лондон в шекспировский “Глобус”. Но они находились в Риме. Лондон планировали посетить позже, на Олимпийских играх возникали затруднения из-за обычая древних греков не допускать на спортивные состязания женщин. Вокруг только и говорили о Проекциях, и они решили сходить в Колизей.
Рэм пытался разобраться в сути Проекций, но тонул в научных выкладках и многословных объяснениях, как нерадивый школяр в конспектах перед экзаменом. Отправляя недовольно ворчавшую Джоан в одиночестве бродить по улицам Вечного города, он два дня игрался видеокубиками на программнике.
Землю, подобно озоновому слою, окружала трепещущая информационная сфера, сотканная из отражённых электромагнитных волн. В момент излучения, на них тончайшим узором, как на матрицу, накладывались биополя живших в то время людей. Задача состояла в том, чтобы выудить из этого месива конкретные биополя соответственно строго определенному времени и пространству. При воссоздании конкретной Проекции, на слабые сгустки энергии, которым придавали облик людей и начиняли информационным квантом с вполне определёнными сведениями об индивидууме, накладывали соответствующее биополе. Прочитанные биополя предварительно закладывали в компьютер и с помощью моделирования к ним подбирались воссозданные знаниями, фантазией авторов и скрупулёзной работой компьютерных схем и кристаллов, соответствующие образы. Самым простым в создании Проекций было придание бесформенным сгусткам энергии человеческого облика. Изюминка заключалась в том, что сами авторы и постановщики не знали, как будет протекать и чем закончится воссозданное ими очередное действо. В этом они видели одно из доказательств истинности Проекций.
На первых порах путались времена, католические священники кричали пронзительными голосами кровожадных варваров, галантные кавалеры и дамы разговаривали на латыни, но постепенно настойчивый труд принёс свои результаты.
На экране о Проекциях высказывали прямо противоположные мнения. На одном канале информационную сферу называли плодом больного воображения, разбивали в пух и прах теорию об отражённых электромагнитных волнах с наложенными на них биополями, с чем Рэм внутренне соглашался, а самих проектантов называли великими иллюзионистами и имитаторами. Сами же Проекции в глазах оппонентов выглядели, как буйно фантастические компьютерные представления.
На другом канале проектантов превозносили до небес. Их сравнивали с Эйнштейном и Поповым. Проекции называли величайшим открытием двадцать седьмого столетия и пророчили им большое будущее. Энтузиасты Проекций с восторгом уверяли, что теперь история человечества это открытая книга. В недалёком будущем, выловив биополя исторических личностей, можно будет размотать клубки противоречий и исторических загадок.
Молодожёны записались на сеанс в Колизее и почти месяц осматривали Рим, ожидая своей очереди. Ещё при регистрации очереди с ними битый час беседовал психиатр, а перед самым сеансом служительницы объяснили правила поведения и входа-выхода из Проекций. И вот теперь Джоан почти, что билась в истерике, а Рэм начисто забыл о коробочке, спрятанной в складках туники. Он хорошо запомнил место, где они появились, но перед ними высилась только глухая, мало похожая на имитацию, стена. Рэм на миг даже почудилось, что всё это взаправдашнее и его самого сейчас схватят, сунут в руки меч или копьё и отправят на арену. В гневе он постучал по стене кулаком. Никакого намёка на дверь. Такую стену только бластером и возьмёшь. И тут совсем рядом с ними стена начала как бы размываться, в ней показалась тут же распахнувшаяся дверь и, ныряя в неё вместе с Джоан, Рэм вспомнил о коробочке.
Они пулей влетели в полутёмную после солнечного дня, комнату. Строгая женщина в коричневом брючном костюме и синим значком на груди, укоризненно сказала:
- Я же предупреждала, как надо выходить. Всегда одно и тоже.
Джоан гневно выпалила ей в лицо, будто женщина придумала всё это:
- Какая мерзость! И после этого нам говорят, что античный мир это колыбель цивилизации!
Служительница подала стакан с розовой жидкостью и Джоан, стуча зубами о край, выпила половину. Рэм отрицательно покачал головой и служительница, теперь уже не укоризненным, а доверительным тоном сказала:
- Со всеми одно и тоже, мы еле успеваем подготовить выход. Надо прекращать эти побоища, они никому не доставляют удовольствия.
Пока первая занималась с ними, её напарница, дежурившая у входа, быстро нажала на кнопки пульта и в холле, оказалось, сразу пять человек.
После Рима следующим пунктом их программы значился Париж. Рэм заикнулся, что неплохо бы продолжить морские купания и всё то, чем они сопровождаются. Джоан возразила. Они и так прозагорали больше двух месяцев, и чрезмерные морские купания с такими же чрезмерными дозами любви, вредно отразятся на его организме. Поскольку, как мужчина, он её устраивает, ей хотелось бы продлить их полноценную совместную жизнь как можно дольше. Поэтому они делают перерыв в развлечениях и займутся культурой.
В Париж они отправились через Марсель на тихоходе более подходившим для отдыха, чем для передвижения. В хорошую погоду, по желанию публики, двигатели стопорили, и пару дней он безмятежно скользил под парусами. Но как бы тихо не передвигалось, выбранное ими плавсредство, до Марселя они всё-таки добрались. В море продолжался так понравившийся Рэму вид отдыха и, как он заметил, Джоан, несмотря на её серьёзное заявление, он тоже не внушал отвращения.
В Париже, с упорством провинциалов, они занялись изучением Лувра, Тюильри, посещением театров и всевозможных вернисажей. Театры были достопримечательностью Земли, на Венере в ходу было только современное искусство. Земные же театры, после многочисленных превращений, новых слов и гениальных новаций, если не считать современное оснащение сцены, вернулись едва ли не к шекспировским временам. Впрочем, здесь хватало места всем цветам. Рядом с классикой девятнадцатого столетия мирно уживался модерн двадцать второго, уже ставший архаикой, феерические хроники двадцать пятого, звёздные рапсодии двадцать шестого и современный новейший модерн. Вначале земное сценическое искусство не понравилось Джоан.
- Не понимаю, как древние находили в этом удовольствие. Смотришь с одной точки и даже не видишь глаз артиста. И никакого ощущения, что ты в этом тоже участвуешь, - говорила она, пожимая своими роскошными, золотистого загара, плечами.
Посетив десяток спектаклей, она вошла во вкус, и сказала задумчиво, что в этом что-то есть. Но на первом спектакле они опростоволосились.
В театр, оказывается, ходили в старинной одежде, а они, как дремучая деревенщина, заявились в современной. Можно было бы, конечно, если не обращать внимания на осеннюю прохладу, заявиться и в пляжном одеянии, никто бы им ничего не сказал, но в антрактах на них оборачивались и они выглядели, как белые вороны.
Заканчивалось очередное действие, и жизнь пьесы переносилась в фойе, смотровые залы, буфетные. Пьеса игралась на языке автора и на этом же языке между собой общались зрители. В первый раз Джоан восприняла всё это: костюмы, манеру поведения, язык за известное всей Ойкумене выдрючивание коренных землян, и вернулась домой с оттопыренной нижней губкой. Но, повращавшись среди заядлых театралов, она в очередной раз сказала: “В этом что-то есть” и уже с удовольствием представляла из себя то сентиментальную тургеневскую барышню, то погрязшую в практицизме деловую женщину, то не знающую страха энергичную покорительницу Вселенной, с восторгом кладущую свою жизнь на алтарь служения Человечеству.
На следующее утро после выхода в свет, Джоан связалась с ближайшим центром обслуживания. Рэм, ещё не проснувшись, как следует, сидел на постели, кое-как прикрывшись простынёй, и поочерёдно поглощал бодрящий тоник и утренний кофе, доставленные в номер гостиничным роботом. Вполуха он слушал переговоры Джоан, долетавшие в спальню через полуоткрытую дверь из гостиной. В центре обслуживания Джоан связали с Домом одежды. Рэму страсть как не хотелось никуда идти и таскаться по примерочным. Когда женский голос начал объяснять, как добраться до их Дома и сколько времени может занять выбор костюма и примерка, Рэм заорал, что никуда не пойдёт. Джоан, занятая беседой, не обратила на крики мужа внимания и он, как был с чашкой кофе в руке, выскочил в гостиную. По дороге он за что-то зацепился, простынь, представлявшая на нём тунику, размоталась и свалилась на пол. Молодая женщина на экране, смеясь так, что у неё подрагивали плечи, прикрываясь изящной узкой ладонью, сказала, что не надо ни о чём беспокоиться и через четверть часа мастер будет у них.
Мастером оказалась стильная, коротко стриженая девица. Сняв перехваченный в поясе узким ремешком длинный тёплый плащ с высокими плечами, она осталась в белоснежной приталенной майке-платье, едва прикрывающим трусики и древнеримских сандалиях с ремешками до колен. С Рэмом справились быстро. Оказалось, что ему очень идёт длиннополый пиджак с разрезами по бокам, расклешенные брюки и, невообразимый нормальным человеком, какой-то бантик на шее. Подсоединив свой миникомпьютер к экрану связи, девица передала задание в Дом одежды, и занялась Джоан. Этого Рэм выдержать не смог и пошёл в ближайшее кафе продолжить знакомство с земными винами.
На следующий день Джоан возобновила свои изыскания в области старинных туалетов. Для Рэма это явилось полной неожиданностью. Не успели они позавтракать, как в номер вошла вчерашняя девица. Сегодня она была завёрнута в кусок ткани, загадочно обрисовывавшим и приоткрывавшим грудь и бёдра. Рэм, со своим пытливым инженерным умом, так и не смог понять, каким образом эта чудо-одежда удерживается на теле девушки. Строго посмотрев на него, девица спросила, какой костюм он закажет сегодня. Разинув рот, Рэм ответил, что он ещё вчерашний не износил. Передёрнув плечиками, юная мастерица с лёгкой гримаской снисходительного пренебрежения, объявила, что некоторых вещей мужчинам понять не дано. Джоан пожалела супруга и разрешила на ближайшие спектакли сходить во вчерашнем костюме. На этом Рэма оставили в покое. Покосившись на экран, на котором уже мельтешили аристократического вида дамы в самых разнообразных туалетах, он удалился из номера и, выйдя на бульвар, присоединился к весело гомонящей толпе.
Он вначале удивлялся многочисленности публики, праздно фланирующей по парижским бульварам. Потом понял, что в неофициальную столицу земного мира собираются граждане со всей Федерации и коренных парижан в разноликой толпе присутствует малая толика. Уже начался театральный сезон, увеличивший наплыв гостей, в Оперу было не пробиться, им с Джоан это пока так и не удалось сделать. Поневоле пришлось довольствоваться посещением одного из демонстрационных залов, где велась прямая передача, но по сцене двигались не артисты, а фантомы и, хотя качество передачи было выше всяких похвал, Джоан непременно требовалось попасть в саму Оперу.
Сегодня Рэм удалился от гостиницы дальше и, свернув с бульвара в узкую улочку, наткнулся на небольшое, уютное кафе, всего столиков на восемь. В нём хозяйничал жизнерадостный толстячок с раскосыми глазами и редкими тонкими усиками, наподобие мышиных хвостиков. Толстячка именовали Жан-Луи, а кафе называлось “Винная бочка”. В первый же день знакомства Жан-Луи поведал Рэму за бокалом доброго вина, что его пра-пра-пра были потомственными французскими виноделами и он, Жан-Луи, за парсек может отличить, чем его хотят напоить - хорошим вином или искусственным суррогатом. В кафе “Винная бочка” подают исключительно настоящие выдержанные вина, в этом его новый друг может нисколько не сомневаться.
С этих пор так и повелось - Джоан удалялась с утра в Дом одежды, а Рэм к симпатичному лунолицему парижанину. С тем же жаром, с каким Джоан занималась моделированием одежды, Рэм изучал секреты виноделия, с помощью Жан-Луи заполнил информкубик различными познаниями на этот счёт, и для разнообразия вставлял туда же пышные огненные тосты. Толстячок посчитал своим долгом обучить его легкомысленным парижским песенкам, без которых невозможно весёлое застолье, и для их записи потребовался уже новый кубик.
Почти всю зиму они провели в Париже, а потом уехали в Лондон. Туманный Альбион Джоан не понравился, и они перебрались на родину Колумба знакомиться с парусным флотом. Однажды, закутавшись в непромокаемые плащи и стоя среди брызг на носу каравеллы, они оба подумали, что неплохо бы вернуться, домой, и взяться за работу. Дальнейшее их пребывание на Земле напоминало галоп. Они ещё посмотрели очистившийся ото льда Байкал, пролетели над Большим Каньоном, побывали на Ниагарском водопаде, осмотрев его изнутри и снаружи.
Исключение составила Эллада. Молодые туристы не знали, с чем собираются соприкоснуться. Планируя осмотреть Акрополь за день, они остановились на священном холме на три. Окажись в это время в Акрополе Фидий, он бы нашёл своё творение в первозданном виде, разве что обнаружил небольшие погрешности во фризе. Будто Золотой век Эллады и новый расцвет человечества, основанный на освобожденном труде, сомкнулись между собой, и не было бесконечной череды тёмных лет. Не рушили Эрехтейон бравые римские воители по приказу своего солдатского императора, не оскверняли и не уродовали Акрополь христиане и турки. Никто не устраивал под сводами его храмов пороховых погребов и гаремов, и не касались статуй алчущие руки грабителей всех мастей - от невежественных и полудиких до утончённо просвещенных. Украденные в девятнадцатом столетии гордым английским лордом, статуи были перевезены из Британского музея в Парфенон. При восстановлении всего ансамбля использовались изображения на монетах, описания древних и более поздних авторов, бронзовые, мраморные римские копии и гипсовые слепки Эрмитажа, не обошлось без компьютерного моделирования. Собственно, без него невозможно было обойтись. Взявшись за руки, Рэм и Джоан любовались парящим в утреннем тумане Эрехтейоном, спустившись вниз по холму, здоровались с кариатидами. Вернувшись назад, задрав головы, ловили солнечные лучи на кончике копья Афины Промахос. Походив под колоннами Парфенона, останавливались перед воплощением богини в образе девы - Афиной Парфенос. Выйдя из храма, не могли оторвать взгляд от фриза, и бродили вдоль фронтонов, впитывая пластическую красоту скульптур. Для восстановительных работ, двести лет назад затратили десятки тонн золота и слоновой кости, многотонные глыбы мрамора доставляли с Венеры, о чём не преминула вспомнить Джоан. Бросая прощальный взор на венчавшее бесформенную скалу воплощение гармонии и красоты, она поразила Рэма словами, не вязавшимися с её характером:
- Эллины ещё три тысячелетия назад поняли смысл жизни, а мы всё о чём-то мудрствуем. Всех наших философов надо поселить на Акрополе, тогда они сразу поймут, что к чему в этом мире, - и добавила ворчливо: - Сразу сюда надо было ехать. Каких-то дурацких гладиаторов потащились смотреть.
На Земле ещё оставалось великолепие Петергофа, исполины острова Пасхи, египетские пирамиды, дельфиньи поселения и много чего другого, но они заторопились на Венеру. Рэм сделал запрос в Звёздное управление, и его зачислили в инженерную службу поисковика. Ему сообщили дату явки на Луну, и они отбыли домой.
Джоан планета предков понравилась не очень. На Венере люди жили проще и безыскусней. На Земле её порой смешили чопорность и церемонная вежливость коренных землян. Здесь не редкостью было даже среди равных по возрасту обращение на “вы”. Рэм, обладавший более широким кругозором, шутливо подтрунивал над ней. На Венере они только и успели обсудить проект своего будущего палаццо и выбрать место для его постройки. Рэму подошло время лететь на Звездный космодром, и устройством дома Джоан занялась одна.
К тому времени, когда Джоан и Рэм соединили свои судьбы, население Венеры приближалось к половине численности земного. При этом венерианское продолжало увеличиваться, а с Земли всё ещё не иссякал отток жителей на вновь открываемые планеты. Одно время Земле грозило перенаселение. Демографический взрыв, последовавший за социальными изменениями, принял стабильный характер естественного процесса. Психика людей от комплексов, из подсознания исчезали вековые потаённые страхи, этот процесс благотворно сказывался и на увеличении срока пребывания человека на белом свете, и на продлении рода.
Человечество уже обуздало Энергию и рванулось к звездам. Одна за другой открывались планеты с климатом близком земному. Туда устремились самые непоседливые. Но это было далеко, в чёрных просторах Галактики, Венера же вот она, сияет на предрассветном небосклоне. И тогда на свет появился Великий Венерианский проект.
Ещё первые исследователи Венеры страдали от неприятных грибковых и совсем уж ненужных лёгочных заболеваний. Влажная парниковая атмосфера, способствовавшая размножению микрофауны и флоры, климат с бесконечными дождями и грозами, держали взаперти от людей манящую их взоры планету. Около ста лет длилось преобразование климата. Воздух Венеры очистился от излишней влаги и углекислоты, небо освободилось от туч, и солнечные лучи принесли на её поверхность радость жизни. На Венеру хлынул поток переселенцев, космический флот не успевал перевозить желающих. Люди превратили её из когда-то безликого небесного тела в планету-сад. Недра оставили в неприкосновенности, потребности людей к этому времени удовлетворяли астероиды и бездушные мёртвые планеты. В чистых, незагрязнённых водах взращивались плантации белка, а материки покрыли бескрайние сады. Из всей промышленности, кроме того, что было бессмысленно доставлять с Земли или Новых планет, построили заводы по выращиванию информкристаллов, потребность в которых возрастала по всей Земной Федерации из года в год.
Джоан происходила из семьи ещё тех, первых поселенцев, осуществлявших Венерианский проект, у Рэма венерианские корни были не так глубоки. Его дед родился на Земле.
Большинство венерианского населения предпочитало жить в небольших посёлках или вообще уединённо в особнячках, называемых откуда-то вынырнувшим словом “палаццо”. Были на Венере и то, что называется административно-культурными и промышленными центрами, но городов-гигантов, жилых массивов, раскинувшихся на сотни квадратных километров, венериане не строили. Изобилие всевозможных мраморов, от белого до чёрного, лёгкость получения искусственных строительных материалов и достаточное количество промышленных роботов позволяло удовлетворить самые фантастические вкусы и запросы в жилом строительстве. Но непременными атрибутами всех особняков были сады и бассейны. Палаццо строили обычно двухэтажными с широкой лестницей из бело-розового мрамора, в остальном буйствовала фантазия будущих жильцов от портиков на нижнем этаже до минипентхаузов на крыше. Бассейны тоже не страдали однообразием. Начиная от всевозможных форм и кончая уединёнными гротиками, в которые можно было попасть только из-под воды, и ночной подсветкой дна.
Мужа, вернувшегося из первого полёта после свадебного путешествия, Джоан встречала стоя на широких ступенях розовомраморной лестницы. Сада ещё не было, но садовник усиленно трудился над его созданием. Как-то так оказалось, что в доме Джоан командует всем. Даже когда Рэм, облачившись в мягкие бесформенные штаны с эластичным поясом, широкую рубаху расспояской и непременно босиком - он говорил, что через босые ступни набирается энергии для новых полётов - работал в саду, а после, довольный собой, возвращался в дом, за дело принимался садовник. Рэм поначалу пробовал шугануть непрошеного помощника, но робот невозмутимо отвечал, что выполняет команду. С роботами, получившими команду, спорить бесполезно. Вначале Рэму действовало на нервы, что роботов программирует Джоан, гостей собирает Джоан и куда в доме не повернись, Джоан уже навела свой порядок. Но после длительного воздержания в полете Джоан дарила ему восхитительные ночи, и он философски смирился с главенством жены, и только добродушно подтрунивал над ней.
Через три года она родила одну за другой двух дочерей. Старшая пошла в родителей, а младшая неизвестно в кого, росла стройной, тонкой и гибкой. Друзья посмеивались над Джоан, говорили, что, оставшись одна без мужа, она времени зря не теряет. На двух дочерях Джоан не остановилась. После двадцатидвухлетнего перерыва у Рэма появилась ещё одна дочь, а два года назад, встречаемый по традиции на лестнице шумной толпой родственников, увидел на руках жены младенца. Принимая на руки розовый комок, оглядел дочерей и спросил: “Чья?”. Его слова были встречены дружным смехом, оказалось это его четвёртая дочь.
Семейная жизнь Рэма Остапчука протекала без катаклизмов, ровно и гармонично. В полётах он сохранял незыблемую верность жене. Происходило это само собой, без нравственных усилий с его стороны. Ему казалось, что он не сможет коснуться своей Джоан, если какая-нибудь другая женщина подарит ему свою любовь. Зато дома его ждало умопомрачительное вознаграждение. Первую неделю домашней жизни мужа, Джоан всё своё время отдавала ему, суточный режим нарушался, они продолжали свой медовый месяц.
Остапчук недолго проводил межполётное время под сенью апельсиновых деревьев или на берегу бассейна, уподобившись ленивому сибариту. Его таланты раскрылись в Обществе любителей старинных средств передвижения. Устраивать гонки на современных гравимобилях с их практически неограниченными возможностями не было никакого смысла. Другое дело старина, когда победа зависит от умения и сноровки гонщика. У Остапчука оказался природный дар чувствовать двигатель. Даже давным-давно позабытые двигатели внутреннего сгорания он мог ремонтировать и определять неисправности, что называется с закрытыми глазами. Ежегодно Общество устраивало тысячекилометровые ралли. Рэм, если оказывался в это время дома, становился их непременным участником. Призовые места доставались ему именно благодаря неторопливой уверенности и необъяснимому наитию, когда и что можно выжать из машины.
Гонки стали традицией и превратились для счастливых возлюбленных в семейный праздник. Для Рэма главными были сами гонки, дух состязания и весёлого товарищеского соперничества царившие здесь. На десяток дней гонщики превращались в центр внимания всей планеты, а уж самого Рэма знал в лицо каждый венерианский мальчишка. Для Джоан же главным было то, что происходило потом, когда гонки заканчивались.
Триумфаторы получали призы, ажиотаж спадал, страсти несколько успокаивались и Рэм, удостоенный официальных почестей и обласканный вниманием восторженных болельщиков, возвращался домой. Джоан в его честь устраивала пышный бал. Место, занятое мужем на состязаниях, играло второстепенную роль. Рэм подозревал, что займи он даже последнее место, домашние также увенчают его чело венком из остро пахнущих молодых лимонных побегов и осыпят цветами. Героем бала он бывал первый час, после тостов за его здравие и успехи внимание гостей переключалось на Джоан. К нему нисходили много позже, дойдя до игривого состояния, чтобы послушать фривольные парижские напевы.
Побывав в молодости в Парижском Доме одежды, Джоан приобрела вкус к моделированию. Правда, её усилия распространялись на женскую половину семьи и знакомых. Рэм норовил выйти к гостям по-домашнему: босиком и в своих знаменитых штанах. Дочери бывали начеку, вовремя его отлавливали, смеясь, подхватывали под руки и уводили наверх, где для него висела праздничная одежда. Не переставая хихикать, они наряжали его и с чинным выражением лиц, торжественно сопровождали королевский выход.
Бал удавалось устроить не каждый год, и тем тщательней готовилась к нему Джоан, и тем блистательней бывали её туалеты.
- 2 -
Они разомкнули объятья и легли на спину, сплетя пальцы. Клэр напоследок со смешанным чувством благодарности, удовлетворённой страсти и любовной истомы, коснулась горячими распухшими губами лица возлюбленного. Приятная умиротворяющая дрёма убаюкивала Олега, но Клэр не дала ему спать. Полежав пять минут, она повернулась набок и, подперев голову рукой, провела кончиками пальцев по его лицу. Олег тряхнул головой, выскакивая из прозрачных сновидений, и Клэр тихонько засмеялась.
- Не спи. Говори со мной.
- О чём? - Олег не открывал глаз, блаженно улыбался. - Я люблю тебя. У тебя красивые сильные ноги, и вся ты красивая и мне хорошо с тобой, - он примолк, подыскивая слова, способные передать весь его восторг, но она шлёпнула по губам.
- Перестань. Расскажи про своих пра-пра. Я никогда не жила на природе, так, чтобы по-настоящему. Только стены, роботы, экраны, компьютеры, кондиционеры, ароматизация, ионизация.
Олег пробормотал сонным голосом:
- Я ведь уже рассказывал.
- Ты не рассказывал, ты только собирался это сделать.
- Я их толком не разберу, кто из них мне пра-пра-пра, кто пра-пра, а кто только пра. А кто вообще десятая вода на киселе, вроде троюродной прабабушки. Знаю точно, что самый старший из них, его Аристархом зовут, доводится мне прапрапрадедушкой. Ему что-то около ста шестидесяти лет. Но он ещё вполне и даже очень. Три года назад грозился одну мою прабабку утащить на сеновал. Это такое место, где высушенную траву хранят, они ею зимой коров кормят. А мне, я у них прошлым летом был, как-то за ужином шёпотом сказал - ну у него шепоток, Евдокия на другом конце стола сидела и пальцем у виска крутила - чтобы приезжал к ним с молодой женой на сеновале детей делать. Они тогда получаются крепкими и хорошо пахнут. Короче, тот ещё старикан. Что-нибудь как завернёт-завернёт, только уши развешивай. А вообще он командиром звездолёта был и всё это затеял.
- Погоди, - Клэр перебила его, - ты зря смеёшься над своим стариканом. Я вот читала, про древних греков, у них такое поверье существовало. Когда молодой древний грек и молодая древняя гречанка...
Олег рассмеялся.
- Молодой древний грек и молодая древняя гречанка! Ну, у тебя и выражения! Какие же они молодые, если им как минимум по три тысячи лет?
- Не придирайся, - Клэр щёлкнула Олега по носу. - Вот тебе. Когда молодая... Мммм. Вот же ты, какой ехидный!
- Эллинка, - подсказал Олег, но Клэр упрямо говорила по своему.
- Когда молодая жительница Древней Греции, - произнесла она скороговоркой, - хотела чтобы у неё родился здоровый крепкий ребёнок, она предавалась любви со своим возлюбленным, только обязательно должен был быть возлюбленный, под звёздами, на свежевспаханном поле.
- Представляю, какой у них потом видок был, - со смешком констатировал Олег.
- Потом они может бежали на море и купались.
- И предавались любви в морской пене...
- Не иронизируй. Рассказывай про своего Аристарха.
- Они всё летали, строили, а на Земле проводили меньше трети своей жизни. Вроде моих родителей. Те тоже всё где-то космопорты строят. Последний раз прилетали на Землю лет пятнадцать назад, я ещё колледж заканчивал.
- А ты разве не с ними жил?
- Нет, я рос на Земле. Пару лет с ними пожил, и мне тогда на этих Новых планетах здорово не понравилось. Всё наполовину искусственное и любознательному мальчугану, вроде меня, - Олег улыбнулся, - шагу ступить нельзя, чтобы за ним не увязалась какая-нибудь всевидящая, всеслышащая, всёумеющая, отовсегопредостерегающая, автоматическисамопрограммирующаяся робототётинька. Поначалу интересно было, а потом приелось. Я вообще считаю, что детство и юность люди должны проводить на Земле, а то скоро человечество на родной планете в каких-то пришельцев превратится.
- А как же ты в Космос пошёл?
- Это же разные вещи. В Космосе, на других планетах я работаю. Может год, может два, а дом, настоящий дом, у меня на Земле.
- Ладно. Про Евдокию рассказывай, - строго сказала Клэр. - Не отвлекайся. Кто такая Евдокия?
- Евдокия у них, по-моему, самая молодая. Ей ещё и двадцати нет. Ста двадцати. Она у них вроде специалиста по психологической совместимости, хотя всю жизнь работала компьютерщиком. Это у неё такой природный дар. Аристарху может указывать только она.
- Она может дочь ему.
- Не перебивай. Может дочь, может племянница. Аристарх их собрал, или они сами помаленьку к нему съехались. Построили себе дома из брёвен. Они, если захотят, у них всё появится, стоит только кнопку нажать и пару слов сказать. Есть специальная служба, которая постоянно подобных чудаков страхует. Не нужно даже ничего говорить, только дотронуться до аварийной кнопки. Живут, как тыщу лет назад жили, или может пятьсот, я не знаю. Нет, наверное, всё-таки пятьсот, тыщу лет назад ещё даже электричество не открыли, а у них из современного комфорта кое-что имеется. Вот. Представляешь, деды сами траву косят, ещё делают самодельное вино. По вечерам пьют его и поют песни. Тоже самодельные. И очень ловко у них всё получается! - Олег даже засмеялся от удовольствия, вспомнив вечерние посиделки с дедами. - Бабки коров доят. У коров есть такой орган, вымя называется, если за него подёргать, из него молоко течёт. Тёплое. Сам видел.
Клэр хихикнула.
- Надо же. А я думала у коров груди, как у женщин.
- Ещё у них есть теплицы. Вот теплицы на современном уровне. Да, а само поселение, ну, как тебе объяснить, где-то посередине между Волгой и Окой. Там зимой снегу по пояс выпадает. Самое главное у них, это яблоневый сад. Они и посёлок свой назвали поэтому - Яблоневый Хутор. Мы когда вернёмся на Землю, обязательно полетим к ним. Весной, когда зацветут яблони. Тогда там вообще красотища, тебе понравится, вот увидишь. Яблони в цвету... - Олег, округлив ладонь, накрыл грудь Клэр, напрягшийся сосок скользнул между пальцами, сжав его, он зашептал ей на ухо: - Мы будем выходить ночью в сад, над нами будут сиять звёзды, тебя всю облепят яблоневые лепестки, и ты будешь пахнуть яблоневым цветом, и мы будем любить друг друга сильно, сильно...
- А утром деды будут заносить в дом наши бездыханные тела, - Клэр тихонько засмеялась и оттолкнула Олега. - Погоди. Мне ухо щекотно, прямо в него шепчешь. Расскажи ещё что-нибудь.
Олег откинулся на спину и закинул руки за голову.
- Ещё у них есть бабка Лаура. Хуторская знахарка. Она их пользует всякими настоями из трав, корешков, цветочков.
- Вроде битовского “Пробуждения”?
- Нет, - губы Олега тронула мимолётная улыбка. - Её напитки потреблять не в пример приятней. Она целую книгу составила. Их оказывается, ну, эти корешки, цветочки собирают при определённой погоде, при определённой фазе луны, в определённое время суток, а уж сушить - на них вообще, лишний раз дохнуть нельзя.
Олег замолчал, повернулся к Клэр и провёл рукой по всему телу, от подбородка до бёдер. Она ждала этого и призывно сжала ладонь. Не отпускающая усталость и просыпающееся желание делали его безвольным и одновременно готовым ответить на все ласки подруги, и в безмерной любви к ней превратить мгновения сладостной муки в бесконечность. Движения его наполняли мягкость и нежность, но в них не было огня. Клэр опрокинула его навзничь и, встав над ним на колени, коснулась тела. Почувствовав жаждущую плоть, он подался навстречу, голова Клэр запрокинулась, и руки легли на грудь.
Обоюдная готовность в любовном неистовстве нежно заботиться друг о друге, соединяла их души раньше, чем тело обретало тело и от этого двойного слияния, оказавшись на пике экстаза, они бывали, переполнены счастьем, границ которого не знает никто.
Глава 11
- 1 -
Утро восемнадцатого января началось не совсем обычно. Отзавтракав, звездолётчики остались в кают-компании, покинула её только вахта. Расположились не по приятельским кружкам, а по рабочим группам. Головка Клэр терялась между Фуше и Хайнелайненом, Коростылёв сидел с физиками - Титовым, Коротичем и Сысоевым. В последнее время он совсем забросил свою работу, лишь мельком проверял выполнение программ автоматами. Все его помыслы сосредотачивались в учебно-тренировочном ангаре. За прошедший месяц он полностью восстановил утраченную в спокойной жизни форму. Отношение товарищей к тренировкам вызывало у него недоумение. Они с готовностью приходили в ангар, выполняли все установки, разработанные им и Фуше, но, выполняя их, словно бы развлекались новой игрой. Коростылёв не видел у них серьёзности, а у него самого возникало чувство, что вся его тридцатитрёхлетняя жизнь это всего лишь пролог к грядущим событиям, и он всё упорней готовился к ним. Занимаясь с товарищами отработкой приёмов защиты, огневой подготовкой, он ловил ироничные взгляды и улыбки. Сам он, совершая немыслимые кульбиты, в мгновение ока отстёгивал бластер, синхронно с едва уловимым шорохом или неожиданной вспышкой света, направлял в возникшую цель луч имитатора. Предчувствие драматических событий он наблюдал только у Командира. Тот оставался по-прежнему сдержанным и уравновешенным, но во взгляде появилась едва уловимая нервность. Все ждали действий, были готовы к ним морально и в то же время не верили в возможность неблагополучного исхода своей миссии и пребывали в беспечности. Так казалось Коростылёву.
Ровно в девять Командир вошёл в кают-компанию. Окидывая взглядом зал, он на миг задержался у входа и приветствовал собравшихся традиционным жестом звездолётчиков - поднятым на уровень плеча слегка сжатым правым кулаком. Голубые, чёрные, карие глаза с напряжением и надеждой смотрели в его как всегда бесстрастное лицо. Стараниями малышки Додсон кают-компания сегодня приобрела вид горной страны.
Начинённый энергетическими комплексами, средствами защиты, компьютерными блоками и многим другим, что обеспечивало жизнеспособность корабля во враждебном мире, “Зевс Громовержец” имел минимум комфорта по сравнению со звездолётами своего класса. Для поддержания стабильного психического состояния экипажа, на любом космическом корабле, совершающим длительные полёты, стены в жилых помещениях, коридорах снабжались специальными устройствами, позволяющими варьировать изображения на них по своему желанию и вкусу. На “Громовержце” живые картины имела только кают-компания. Хотя в принципе он знал за счёт, чего достигается эффект, втайне Командир поражался удачно подобранным изображениям, выглядевшим, как распахнутые в реально существующий мир огромные окна.
Если не сосредотачивать внимание на деталях, картина выглядела обыкновенной стенной росписью. Стоило же чуть сосредоточиться и орёл, паривший в вышине, едва заметно шевелил крыльями и медленно плыл в потоках воздуха, скользя над горными вершинами, оставаясь при этом на одном месте. Внизу в ущелье, совершенно в другом ритме неслись бурные воды стремительной речки. Её струи, вздымая колышущуюся на волнах пену, дробились о пороги и острые прибрежные камни. На противоположной стене горные вершины, оплавленные ослепительно белым снегом, сверкали в лучах полуденного солнца. А та стена, возле которой стояло его персонально командирское кресло, выглядела вообще шедевром. Её фривольное содержание не вязалось с серьезным характером Аллы Додсон, на чьём попечении находилась кают-компания. Скорей всего, заморочив маленькому коку голову, к оформлению этой стены приложили руку оба вертопраха - Мартынов и Леклерк. Если смотреть прямо или вниз, взору представало подножие и склон, занимавший всю стену, а, переведя взгляд выше, вырисовывалась из клубившихся внизу облаков плоская вершина. У подножия два плотоядно улыбающихся козлоногих сатира наблюдали за купающимися нимфами. Сатиры имели несомненное сходство с вечными антагонистами - Фуше и Хайнелайненом. На склоне, под облаками, небольшое собрание богов среднего ранга, приняв свободные позы, вкушали амброзию и запивали её нектаром. Поодаль от них, на краю озарённой солнцем поляны, полускрытая густой листвой, стояла нагая богиня и, приподняв левой рукой пышную грудь, правой манила к себе онемевшего, с разинутым ртом охотника, настигшего совсем не ту дичь, за которой гнался. В том, что оригиналом для образа охотника послужил увалень Форд, сомнений не возникало. В небольшую ровную площадку, представлявшую собой вершину, были воткнуты три полыхавшие огнём зигзага молнии. Командир замедлил шаг, созерцая это горно-эротическое великолепие, и направился к своему креслу. Оно стояло рядом с молниями, подходя к нему, он, догадавшись, покачал головой и улыбнулся. Изогнутое изображение рождало перспективу и, сидя в кресле, он из глубины зала представлялся Зевсом, восседающим на Олимпе. Притронувшись к клавишам на подлокотнике, он превратил мягкий удобный трон в жёсткое сиденье и, усаживаясь на него, спросил, поддерживая шутку:
- Ну что, герои, к подвигам готовы?
Все заулыбались, довольные его реакцией. Мартынов, сидевший с левого края во втором ряду вместе с чёрноволосой красавицей Джой Керри, воскликнул, вызвав новые улыбки:
- Ждём твоих повелений, Громовержец! - и деланно ворчливым тоном, добавил: - Мы их, кстати, заждались.
- Будут, Сергей, будут, - утешил “вертопраха” Командир. - Сейчас немного посовещаемся для полноты картины, и начнутся повеления. Пьер, прошу, - кивнул он своему заместителю. - Для начала Олимп, пожалуй, можно убрать, чтобы богини не отвлекали.
Первый пилот, сегодняшним утром из-за неулыбчивого лица не похожий сам на себя, сосредоточенно барабанил пальцами по столу. Услышав приглашение, с готовностью поднялся и, подойдя к пульту, нажал поочерёдно несколько кнопок. Обиталище богов померкло и исчезло, а на освободившейся стене-экране проявилось изображение исследуемой солнечной системы с передвигающимися точками искусственных спутников и автоматических станций. Сам звездолёт пульсировал красным пятнышком за пределами системы. Леклерк работал лучевой указкой и, повинуясь его жестам, планеты, спутники, искусственные и естественные ярко вспыхивали и переливались то синими, то фиолетовыми, то угрожающе кроваво-красными огнями. При необходимости, части планет или спутников занимали весь экран и на них проступали контуры материков, рельефа и крупных искусственных сооружений. То о чём он говорил, не было новостью. Получаемые сведения, как и обещал Командир, не держались в секрете и живо обсуждались в жилых отсеках и кают-компании. Исключения составляли данные, доставленные последним автоматом, и все с надеждой ожидали, что, возможно, они прольют какой-то свет на судьбу исчезнувших землян. Доклад Пьера рисовал связную картину, факты соединялись воедино, позволяли осмысливать их как единое целое и делать выводы.
Большая часть Планеты, как и Земля, скрывалась водами океанов, из которых выступали четыре разновеликих материка. Наибольший интерес представляли два, условно названные Северным и Восточным. Так же как и на земных материках, здесь высились горные страны со снежными вершинами и каменистыми бесплодными плато, соседствующие с обширными равнинами и низменностями. Климат и состав атмосферы приближались к земным, если не считать вредных примесей, насыщавших её в результате интенсивной работы промышленности, и была пригодна для человеческого дыхания. Масса Планеты превышала земную, соответственно и сила тяжести была несколько больше земной. Сутки примерно на семь часов длиннее земных, а полный оборот вокруг своего солнца Планета совершает на три месяца дольше.
- Судя по перехваченным переговорам, народы Планеты разделены на государства. Но можно с уверенностью предполагать, что в переговорах между государствами на всех четырех материках пользуются языком самой большой страны Восточного континента. Вообще страны Восточного континента более развиты, чем на трёх других. Здесь же установлены самые большие запасы ядерного оружия и систем по его наведению и защиты от него. Несколько ядерных ожогов обнаружены на Северном континенте, а самого ядерного оружия здесь во много раз меньше, чем на других. Ближний космос над этим континентом буквально нашпигован “сторожами”, автоматическими и пилотируемыми станциями с комплексами следящих систем и целыми арсеналами ракетно-ядерного и лазерного оружия. Можно сказать, что каждый квадратный метр Северного континента находится под неусыпным контролем и прицелом. Космодромов на Планете три. Два на Восточном и один на Южном материке. На Северном обнаружены остатки разрушенных сооружений этого назначения. Планета имеет два естественных спутника, условно обозначенных Большим и Малым. Малый спутник вращается по более близкой к Планете орбите и с большей угловой скоростью. На нём установлены системы слежения и наведения. Большой спутник представляет из себя огромный военно-космический комплекс. На нём расположен космодром и две военные базы. Строится ещё один на более высоком техническом уровне, способный принимать мощные корабли, предназначенные для звёздных полётов. Поверхность спутника покрыта системой блокпостов, работающих в основном в автоматическом режиме и периодически посещаемых персоналом, передвигающимся на ракетопланах и вездеходах. Одна военная база скрытная, её удалось обнаружить только по антеннам. Одну из планет своей системы инопланетяне усиленно осваивают. Сюда идут целые караваны кораблей с Южного материка. На этой планете имеются рудники по добыче тяжелых металлов и урана, перерабатывающие заводы, военная база и космодром, при этом самыми интенсивными темпами строится ещё один. Вообще, система настолько насыщенна оружием, словно инопланетяне собрались воевать со всей своей галактикой, и вот-вот ожидается нападение извне. Звездолёт “Дерзкий” обнаружен на Большом спутнике, рядом с космодромом. На сигналы не отвечает, об участи его экипажа ничего выяснить не удалось.
Доклад Леклерка был сух и изобиловал цифрами, характеристиками, фактами. Он откинул свободной рукой волосы со лба, и стали видны две прорезавшие его морщины. Одна подлинней и повыше, почти у самых волос и вторая короткая над переносицей. Бородка топорщилась, как шерсть у давно некормленого пса. Он посмотрел на Командира и тот кивком отпустил его. Леклерк положил карандаш указки на пульт и, тяжело ступая, вернулся на прежнее место.
В кают-компании повисло тягостное молчание. В глубине души, если не у всех, то у многих, теплилась слабенькая надежда, что может быть вот этой ночью, вот только что получены и расшифрованы какие-то сведения об исчезнувшем экипаже и Леклерк приберегает их под занавес. Но Леклерк повторил: “На сигналы “Дерзкий” не отвечает” и, мрачно насупившись, сел на место. Командир обвёл взглядом, молчаливо и ждуще, глядевших в глаза людей. У него вдруг запершило в горле и, откашлявшись, он невесело произнёс:
- Да, никаких сведений о наших товарищах мы не имеем, но надо надеяться, возможно, ещё не всё потеряно. Конечно, тот приём, который нам оказали, отказ от контакта, даёт самые мрачные прогнозы. Я вот что хочу добавить к сообщению Пьера. Анализ данных о техническом уровне инопланетян показывает существенное их отставание от нас, столетия на три с половиной, по крайней мере. Во всяком случае, использовать солнечную энергию так же как мы, они ещё не умеют, и мало того, им ещё далеко до этого. Хотя всё может быть. Не умели раньше, а после пленения “Дерзкого” ситуация скорей всего изменилась. Спрятать под землю можно всё что угодно, и чем они занимаются в своих шахтах, мы пока что не знаем. Вторую военную базу на Большом спутнике мы так и не расшифровали. Но накопители с поверхности не уберёшь, а их мы не обнаружили. Как Леклерк доложил, Планета разделена на государства и что обостряет ситуацию, главенствующую роль играет более развитое технически и агрессивно настроенное, скорей всего даже не одно государство, а группа государств. Вывод напрашивается такой - пленение нашего звездолёта непременно позволит сделать им скачок в своём развитии, и этот скачок они непременно используют в агрессивных целях. А вот насколько далеко идущими будут планы, зародившиеся в их горячих головах, на данный момент мы не знаем и не можем узнать, как и то, что стало с экипажем “Дерзкого”. А не знаем, потому что не смогли расшифровать ни одного перехваченного разговора.
Взгляды, как по команде, устремились на Питера Хайнелайнена и сидящую рядом Клэр. Хайнелайнен развёл руками, а Клэр опустила голову.
- Всё же я позволю себе заметить, - голос Хайнелайнена в напряжённой тишине прозвучал неприятно скрипуче. - Кое-каких успехов мы добились, и кое-какой смысл в переговорах мы улавливаем.
- Вот именно, что кое-какой, - Командир вздохнул и сделал успокаивающий жест. - Я вас ни в чём не виню, Питер. Вы и Стентон трудились с полной отдачей. Очевидно, в их языке есть какая-то особенность, которую мы не улавливаем. Возможно, Клэр права в своих предположениях и со временем вы бы добились с ней ощутимых результатов. Но у нас нет времени ждать. Возможно, сейчас решается судьба наших товарищей, - Командир выпрямился в кресле, и обвёл всех строгим взглядом, призывая к вниманию. - Надеюсь обстановка теперь всем ясна. Нам надо принять решение, одно из трёх. Прошу учесть, что жизни звездолёта ничто в настоящий момент не угрожает. Согласно инструкции я не имею права при таких обстоятельствах отдавать приказы, ставящие под угрозу жизни исполнителей. Первое. Захватить двух-трёх инопланетян. Для этого высадить на Большом спутнике специальную группу. С помощью шлема изучить язык, выяснить все, что удастся об экипаже “Дерзкого” и планах инопланетян. Потом мы пленников, конечно, вернём туда, откуда взяли. После допроса картина прояснится, во всяком случае, мы уже с пользой для дела сможем прослушивать радиопереговоры, а, уже имея достаточную информацию, можно будет принимать конкретные решения. При этом я подчёркиваю, те, кто полетит на Большой спутник, будет рисковать собственной жизнью. План не хитрый, устроить на блокпосту засаду, обработать инопланетян парализаторами и доставить на звездолёт. Второе решение. Учитывая, что планы инопланетян могут представлять угрозу Земле, мы расставляем автоматические следящие станции и ведём патрулирование вблизи системы. На Землю посылаем сообщение и ждём помощи или указаний. При этом звездолёт, а значит, и все мы будем находиться в достаточной безопасности. Ну и третье решение - патрулирование доверяем автоматическим станциям, а сами возвращаемся на Землю. Вот всё что я хотел сказать, - Командир поставил локти на стол, сцепил кисти, устроил на них подбородок и полуприкрыл глаза.
Шум поднялся порядочный, он даже не ожидал такого. Сквозь него прорезался срывающийся от негодования голосок Джой Керри. Предки европейцы наделили её лицо и фигуру чёткими изящными линиями, а от африканских пра-пра досталась кожа цвета кофе со сливками.
- Командир, вы, пожалуйста, не отворачивайтесь! Как вы могли предложить нам бежать на Землю? Мы все, вы слышите, все прилетели сюда выручить наших товарищей из беды и готовы рисковать чем угодно для их спасения! А мы даже не узнали, что с ними. У меня просто слов не хватает! Как только вы могли предложить нам такое?
За Джой поднялся серьёзный и невозмутимый Дон Витте. Потерев указательным пальцем подбородок, он посмотрел на Командира узкими раскосыми глазами.
- Что-то, Командир, ты с инструкцией напутал. В опасности жизни экипажа целого звездолёта. Так что, моё мнение - назначай группу захвата, и на этом прекратим дебаты.
- Какие могут быть разговоры, Командир? Меня первого назначай! - это уже Мартынов.
- Специалист по контакту должен лететь обязательно, - а это уже Стентон.
Звездолётчики шумели, Командир, продолжал сохранять молчание. Боковым зрением он поймал острый, из-под прищура, взгляд Фуше, невозмутимо поглаживавшего усики, но встал и он.
- Друзья мои, - он повернулся к залу и успокаивающе поднял руки, - хватит шуметь. Будем считать, что наш уважаемый Командир провёл психологическое тестирование, - дождавшись тишины, продолжал: - Захват пленных это только начало, причём самое безопасное. Смертельный риск начнётся, когда мы по-настоящему приступим к освобождению. Поэтому я хочу задать вам два вопроса - все ли готовы идти до конца и беспрекословно выполнять приказы в любой обстановке?
- Мы как, наподобие древних новгородцев, кричать должны, руку подымать или на компьютере голосовать будем? Сколько можно? - флегматичный Фёдор Форд под дружные хлопки поднялся с высоко поднятой правой рукой. - Как сказала наша милая Джой, мы сюда именно для этого и прилетели. И хватит с нас вашего тестирования, оно у меня ещё с Земли в печёнках сидит, - под одобрительные смешки и хлопки, микробиолог раскланялся и сел.
Лицо Командира, наконец, осветилось улыбкой, он открыл рот, но не успел издать и звука, как в глубине зала поднялась мощная фигура Рэма Остапчука.
- У меня тоже есть предложение, - Остапчук пригладил волосы, посмотрел на выжидательно глядевшего на него Командира. - На кой ляд нам устраивать засаду? Нам эти пленные, как козе гармошка. - Лексикон Остапчука не страдал сухостью и однообразием. Из каких только кладезей он черпал свои стародавние прибаутки и поговорки? - Подлетаем в коконе к Большому спутнику, садимся на космодроме. Ударная группа на вездеходах подъезжает к зданию, вырезает двери и косит инопланетян парализаторами. Из звездолёта группу страхуют от нападения извне. В результате у нас несколько десятков инопланетян, космодромовский компьютер и радиостанция. И “Дерзкий” вот он, рядышком стоит. Вот так я соображаю, детали ещё подработать надо, конечно. Захваченных пленных инопланетян обмениваем на экипаж “Дерзкого”.
- Ничего не скажешь, кардинальное решение, - произнёс в полной тишине Арт Робинсон.
- Коллега, вы с ума сошли! Это же объявление войны! - вскочил всклокоченный Хайнелайнен.
- А они нам её уже объявили, - невозмутимо парировал Остапчук. - Так что нечего мякину жевать. Воевать, так воевать. Разнести к чертям собачьим все их цацки вокруг Планеты, сразу сговорчивей станут.
- Нет, Рэм, это ты горячку порешь, - Командир покачал головой. - Нам это не подходит. Мы пришли сюда не с войной, а с миром. Я право не ожидал от тебя такого. Потребуется, цацки, как ты их называешь, мы уничтожим. Пойми, они стоят на ступень ниже нас в своём развитии. Мы старше своих братьев по разуму, а значит должны вести себя несколько разумней, чем они. И потом, если они не согласятся на обмен? Силой мы ничего не добьёмся. Мы не сможем обшарить всю Планету. Так что извини, Рэм, но предложение твоё отвергается. А теперь слушайте состав группы захвата. - Зал затаил дыхание, каждый ожидал услышать своё имя и Командир добродушно усмехнулся. - Старший группы - Олег Коростылёв, - он посмотрел на космогеолога, но тот сидел с непроницаемым лицом и только кивнул удовлетворённо, - следующие: Рэм Остапчук и Джоз Феллини, - взгляд Командира задержался на Клэр, привставшей от нетерпения в своём кресле и смотревшей на него умоляющими глазами, и не смог сдержать улыбки, - ну, и медицинское обеспечение, контакт - Клэр Стентон. План разработаем позже в рубке. Сейчас удаляемся от системы, посылаем сообщение на Землю, разгоняемся и в коконе летим к Большому спутнику. Свенсон и Мориссон за работу, Леклерк, командуй полётом.
- 2 -
Едва корабль коснулся поверхности, и смолкли двигатели, открылся шлюз грузового отсека, выдвинулся трап и по нему съехала громадина вездехода. Спустившись вниз, он тут же набрал скорость и умчался в ночь от места посадки. Как только вездеход удалился на безопасное расстояние, вновь взревели двигатели, безжизненная поверхность спутника озарилась бушующим пламенем, и корабль взлетел. Поднявшись на километровую высоту, он зигзагами ушёл в сторону полюса. Экипажу предстояло сделать ещё несколько лжепосадок. Вся операция заняла считанные минуты.
Ехали молча, напряжённо вглядываясь в экраны на расстилавшийся вокруг пейзаж. Он был схож с другими, виденными раньше. Поверхность планетных спутников не отличалась многообразием. Кратеры от падения метеоритов, остроконечные скалы, впадины, называемые морями и толстый слой пыли. Если для Клэр, побывавшей только на Луне, точнее на Звёздном космодроме да на Венере, всё было в диковинку, и она расширенными глазами впитывала в себя новые впечатления, замирая от мысли о невероятности происходящего, остальные вглядывались в раскинувшуюся вокруг бездушную пустыню из опасения увидеть затаившихся в засаде инопланетян. Но ничто не указывало на присутствие каких-либо разумных существ.
Вездеход мчался по дну моря к скоплению скал на противоположном берегу. Ему предстояло преодолеть путь в полсотни километров. Ближайший блокпост находился от места посадки примерно в шестистах километров. Но захват решили производить не на этом, ближайшем, а на другом. До намеченного блокпоста нужно было сделать крюк, чтобы объехать обитаемую станцию и при этом совершить бросок в полторы тысячи километров. Из опасения активизации инопланетян после посадки корабля, решили не рисковать и первые сутки отсидеться, замаскировавшись среди скал. С наступлением сумерек двигаться с максимальной скоростью к месту назначения, используя складки местности, и сменяя друг друга у пульта управления.
Днём Коростылёв и Остапчук выбрались наружу. Как и предполагал Командир, Коростылёву не терпелось попробовать на зуб Большой спутник. Остапчук же пошёл с ним за компанию. Он заявил, что чем изнывать от скуки, лучше вместо робота, будет Олегу камни долбить, а инопланетян пусть Клэр и Джоз слушают, может те их на обед пригласят. На обед их никто не пригласил, но когда Олег с Рэмом уже битый час лазили по скалам, Рэм вдруг потянул увлёкшегося космогеолога за рукав. Рэм, хотя и собирался набурить образцов, больше смотрел по сторонам. Удивлённый Олег повернулся и открыл уже рот, чтобы спросить в чём дело, но Рэм сделал предостерегающий жест молчать, и показал рукой на впадину, по которой они ехали ночью. На таком расстоянии что-либо разобрать было трудно и Олег отфокусировал оптические линзы.
Во впадине, низко над поверхностью летел ракетоплан. Сделав разворот над местом посадки корабля пришельцев, он сел рядом с ним. Коростылёв сомневался в наличии у инопланетян техники, способной засечь разговор на большом расстоянии, но из предосторожности молчал. Из ракетоплана вышли два инопланетянина. Даже сквозь линзы они выглядели небольшими букашками. Он только и смог разобрать, насколько неуклюжи их скафандры с непомерно большими шлемами. Инопланетяне походили по обожжённой поверхности и вернулись в ракетоплан. Следов вездехода они обнаружить не могли, гравиподушки их не оставляют. Ракетоплан взлетел и последовал по курсу их корабля. Ночной полет, безусловно, засекли и теперь инопланетяне, очевидно, терялись в догадках, с какой целью летал корабль пришельцев. Чтобы направить фантазию по нужному руслу, в двух местах их ожидали блоки с набором всевозможных датчиков.
К блокпосту добрались, когда эта сторона спутника обратилась к своему светилу. Тёмное четырёхугольное здание, с круглым куполом и разнообразными антеннами наверху, рассматривали, затаившись среди небольшого нагромождения скал в полутора десятках километров от него. Этот блокпост был выбран ещё и по этой причине. Свой сезам, входя в блокпост, инопланетяне произносили, приставив ключ-излучатель вплотную к дешифратору и записать код не удалось. Тогда в рубке долго ломали голову, как подбираться к блокпосту, на скуттерах или вездеходе.
- Подъезжайте на вездеходе, - резюмировал Командир. - Максимальная скорость у него не намного меньше, чем у скуттера и, если не повезёт и прилетит ракетоплан, когда вы будете там ковыряться, лучше вам находиться всем вместе возле вездехода.
- Тем более что точно не известно, будет ли в тот момент блокпост необитаем, - добавил Фуше.
Пылевой слой перед зданием избороздили следы вездеходов, инопланетян, усеяли разной величины обломки метеоритов, тем легче было замаскировать минидатчики.
- Может, всё-таки робота пошлём? - спросил Коростылёв, помогая Феллини загерметизировать шлем.
- Нет, я же сказал, сам поставлю, - ответил Джоз и вошёл в тесный предбанник шлюзовой.
Остапчук остановил вездеход и Феллини выскочил наружу. Рэм направил излучатель лазера на дверь, Коростылёв, не отрываясь, следил за экраном радара, держа руку на штурвале управления излучателем второго лазера. Клэр, прижав кулачки к щекам, бездеятельно следила, эти долгие несколько минут за действиями Джоза. Но вот она с облегчением вздохнула. Раздался стук ботинок по броне и в переговорнике прозвучал весёлый голос Джоза:
- Готово, трогай!
От набранной за несколько секунд скорости, все откачнулись назад, Остапчук даже не шелохнулся. Торопились зря, прилёта инопланетян пришлось ждать почти сутки. Из вездехода не выходили, слушали эфир. Слова звучали неразборчиво, отдельные фразы воспринимались, как обрывки незнакомой мелодии. Речь менялась по тональности и модуляции. Очевидно, в языке инопланетян участвовали не только сами звуки, но и их высота.
- А что, - сказал Джоз, - если увеличить скорость воспроизведения, ничего музычка получится, почти как космик, даже расслабиться под неё можно.
- Ага, - ответил Остапчук, не поворачивая головы, - нам самое время сейчас танцы устроить. Места у нас в вездеходе много, делать нам нечего. Сидим скучаем. Ждём, то ли нас лазером поджарят, то ли ракетой шарахнут. Самое время в пляс пуститься.
- Чёрный юморист ты, Рэм, - произнёс Джоз, лениво потягиваясь и позёвывая. - Как только тебя, такого зануду, в полёты берут?
- Я не нудный, я рассудительный. Бодрячков и без меня хватает, как ты, например. Ты вот лучше подумай, как сматываться будем, когда инопланетян своруем? Как бы они нас сами не сцапали, для собеседования с тестированием. Они побеседуют в таком случае, чует моё сердце.
Остапчук с высоты своих пятидесяти шести лет, снисходительно посматривал на молодёжь. Он сидел в водительском кресле, развернув его в рубку, и со стороны казался благодушным увальнем. Тело спокойно расслабилось, богатырские ноги он вытянул, закинув одна на другую, и подложил под затылок сцепленные ладони. Зрил “здравомыслящий романтик” в корень. Джоз Феллини, конечно, не был таким уж бездумным бодрячком, но мировые проблемы не тревожили душу горячего компьютерщика. Проблемы он видел только сквозь твёрдые грани жидких кристаллов, других для него просто не существовало. Утром он с нетерпением встречал наступивший день, обещающий радости общения и разгаданных загадок, и так же ждал прихода вечера, несущего отдых и развлечения. Будучи всего на год-полтора моложе Коростылёва, выглядел, по сравнению с ним, несерьёзным мальчишкой.
- Эх, не послушал меня Командир, - продолжал Рэм, - а как бы всё чудно вышло. Подлетели в коконе, как можно ближе, хоп и мы на космодроме. Парализаторами направо налево, натолкали бы этих инопланетян полный звездолёт. И по очереди, будьте такими добренькими - пожалуйте под шлем. Все их языки бы выучили, и про “Дерзкий” узнали, и с кем воевать собрались, и про всё, что у них тут творится. Это ж надо - половине планеты голову поднять не дают. Куда пальцем не ткни - то ракеты, то лазеры.
Остапчука слушали молча, он, обычно не очень то общительный, под влиянием минуты разговорился. Коростылёв, не покидая штурманского места, не отрывался от экрана радара, Клэр, вполоборота повернувшись в рубку, одним ухом продолжала вслушиваться в чужую речь, переключив эфир на наушники, Феллини, заняв место у бокового пульта ракет, занялся изготовлением из кристаллов какой-то хитроумной штучки, предназначение, которой было известно ему одному. Только звёздный робот с идиотским именем Муся болтался по всему вездеходу, переходя из грузового отсека в жилой салон, из салона в рубку.
- Они нас знать не знают, - рассуждал Остапчук, для разнообразия поменяв ноги местами, - а уже ракетами в нас швыряются, что с парнями сделали, одним богам известно. А их надо осторожненько, чтоб не дай бог пальчик не зашибить, доставить на звездолёт, извиниться и назад отпустить.
- Но, Рэм, - мягко заспорила с ним Клэр, - если бы мы поступили, как ты предлагаешь, а они в ответ драку начали, мы тоже. Какой потом Контакт может быть?
- А-а, - Остапчук махнул рукой. - Вас разве переспоришь? Вас убивают, а вы одно - контакт, контакт.
- Кстати, - Джоз поднял голову от своей игрушки, - какое сегодня число?
- Двадцать пятое, месяц - январь, - ехидно ответил Остапчук, - год сам помнишь или подсказать?
- Ребята, вы бы не ругались! - взмолилась Клэр.
- Это мы для поднятия духа, - успокоил её Джоз.
Первым ракетоплан заметил Коростылёв, он поднял руку, и перепалка в рубке стихла. Пока Джоз менялся с Клэр местами, ракетоплан появился на обзорном экране и пошёл на посадку рядом с блокпостом. Теперь его можно было видеть невооружённым глазом в иллюминатор, правда, различить что-либо было невозможно. Феллини увеличил изображение, и местность возле блокпоста пошла на экране крупным планом. Из ракетоплана выбрались три инопланетянина и приблизились к зданию.
- Джоз! - окликнул Коростылёв.
- Джоз на посту, - буркнул тот в ответ и через пару минут добавил: - Ерунда, а не код. Войдём как в собственную спальню.
Ракетоплан не улетал. Начались переговоры между постом, космодромом и ракетопланом. Час прошёл в напряжённом молчании, за это время Остапчук обрядил Мусю в камуфляжный скафандр и отечески похлопал по плечу. Но вот из ракетоплана выбросили грузовой трап, один инопланетянин вышел из поста, обогнул здание и через несколько минут появился на самоходной тележке с манипулятором. Два других вывезли на электрокаре какой-то поблёскивающий на солнце ящик, перегрузили на тележку, кар затолкали в шлюз, дверь сомкнулась, и все три инопланетянина вместе с тележкой двинулись к ракетоплану. Ящик погрузили внутрь, тележку отогнали к зданию и инопланетяне улетели.
- Наверное, что-то сломалось. В ремонт повезли, - прокомментировал посещение поста Остапчук. А когда вернутся?
- Поразительная сообразительность! - не упустил своего шанса Джоз, но Остапчук даже бровью не повёл.
- Та-ак, - вымолвил Коростылёв, - если у них на базе такой же ящик исправный имеется? Этот выгрузят, новый возьмут и сюда. И мы - вот они! Или засекут на подходе?
- Вчера же не засекли, - возразил Феллини. – Может, как раз тот блок и вышел из строя, который подходы к посту контролирует. Чего бояться?
- Я не за себя боюсь, я операцию сорвать боюсь.
Остапчук сидел уже за пультом управления вездеходом и меланхолично рассуждал:
- Я так думаю, они контролируют то, что летает, а не ползает. Так что хватит гадать, надо ехать. А то мы не на том месте в засаде сидим, они в эти скалы до конца света не полезут.
- Юморист ты, Рэм, - засмеялся Коростылёв. - Давай, двигай.
Остапчук словно ждал этих слов, в тот же миг вездеход сорвался с места.
- Ну что, облачаемся? - спросил Феллини и направился из рубки в задний отсек.
- Погоди, - остановил его Коростылёв. - Они каждый раз с базой связываются или это только сегодня из-за поломки?
- Олег, торопиться надо! - нетерпеливо перебил его Феллини.
- Да погоди ты, - отмахнулся Коростылёв и сказал то, что хотел, но до сих пор не решался и тянул время: - Клэр! - окликнул он девушку. - Ты сама с вездеходом справишься? Надо было тебе побольше потренироваться, пока сюда добирались.
- Ты это к чему? - подозрительно посмотрела на него Клэр. - Ты даже и не думай, я с вами на пост пойду. Обязанности ещё на звездолёте распределили. Вездеход Рэм водит, - и она упрямо сжала губы.
- Мало ли что решили!
- А если что-нибудь не так пойдёт и вас выручать придётся? А я даже стрелять не умею, - не сдавалась Клэр. - Буду сидеть в вездеходе и реветь.
- Олег, она вообще-то права, - поддержал девушку Остапчук. - Не теряйте времени, - добавил он резко.
- Ну, ладно, - недовольно согласился Коростылёв. Минутное колебание из-за желания оградить Клэр от возможной опасности оставило его, и к нему вернулась прежняя решительность. - Быстро одеваться! - скомандовал он и напомнил на ходу: - Первым в здание входит робот.
Вездеход остановился в двух метрах от поста. Одна за другой с него спрыгнули четыре фигуры. Повинуясь кудеснику Джозу, створки дверей разъехались в разные стороны. Они увидели кар и стальной щит, перекрывающий вход. Трое землян и робот вошли в шлюз. Коростылёв помедлил и, обернувшись, помахал Рэму. В лобовом иллюминаторе он увидел, как Остапчук улыбнулся и ответно поднял руку. Вездеход развернулся и умчался к скалам.
- Ну и что дальше? - вопросительно сказал Коростылёв. Внутренняя дверь оставалась закрытой, а наружная открытой.
- Надо искать, - пробормотал Феллини, обследуя стены. - Есть! - воскликнул он. На миг его рука застыла возле стены и осторожно сдвинула какую-то створку. Наружные двери сомкнулись, в шлюзе потемнело, и он наполнился воздухом. С секундным замедлением, щит, закрывающий вход в здание, пополз вверх.
- Муся! Вперёд! - скомандовал Коростылёв.
Земляне оказались в четырёхугольной квадратной комнате. Слева располагалась лестница, ведущая, очевидно, в купол, справа стояли в ряд несколько шкафов, прямо перед ними тянулся коридор с дверьми по обоим сторонам. Всё заливал неяркий синеватый с неестественным фиолетовым оттенком свет. Феллини, уже по обретённому опыту, нашёл створку и закрыл дверь. Робот, навострив все свои кибернетические чувства, двинулся по коридору. Клэр склонилась над экспресс-анализатором. Коростылёв, сжимая в руке парализатор, сторожко оглядывался по сторонам. Тишину нарушало только тихое потрескивание приборов, долетавшее сюда сверху.
- Глянь в шкафы, - велел Коростылёв Феллини.
- Три пустых, в двух скафандры, в двух всякая амуниция, - доложил Джоз через несколько минут.
- Воздух пригоден для дыхания, - сообщила Клэр и перечислила характеристики. - Может, снимем скафандры?
- Погоди, вначале всё осмотрим. Джоз, оставайся внизу, Клэр, идёшь позади меня, осмотрим купол. Да приготовьте парализаторы! Чёрт вас дери! Вы что, на прогулке? - добавил сердито.
Коростылёв чувствовал опасность каждой клеткой своего тела. Робот показал отсутствие живых существ внутри здания блокпоста, но у Коростылёва словно проснулась генная память. Тысячелетия назад, оберегая родную землю в сторожах, его предки вглядывались в сонное марево степи, ещё не видя и не слыша полчищ кровожадных кочёвников, по колыханию воздуха, слабому гулу земли чуяли приближение беды. Опасность была везде, она пронизывала сам воздух, но ни Феллини, ни Клэр не обращали на неё никакого внимания, и от этого она становилась во сто крат смертельней. Беззаботность друзей выводила Коростылёва из себя.
Когда осталось преодолеть несколько ступенек, он в прыжке взлетел наверх, разворачиваясь в полёте корпусом. Купол был пуст. Вдоль стен стояли приборы с мигающими лампочками, экранами, осциллографами.
- Проверь воздух, - велел он Клэр.
Девушка отстегнула от пояса прибор и, испуганно глянув на сердитого Коростылёва, положила парализатор на пол. Он поймал её взгляд, заметил суетливое движение, которым она положила оружие, и как можно мягче сказал:
- Клэр, давай договоримся сразу, ты выполняешь все мои команды, без всяких обид. Я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло.
- Но ведь можно не покрикивать.
Коростылёв вздохнул и обошёл панели приборов. В одном месте зияло пустое место от блока, приборы вокруг молчали. Он вернулся к Клэр.
- Состав воздуха тот же, - сказала она, подняв голову.
Он кивнул, и они спустились вниз.
- Двери на фотоэлементах, - сообщил Феллини. - Муся опасности не обнаружил.
- Неисправный блок с купола. Там не спрячешься, они сразу туда пойдут, - сказал ему Коростылёв. - С первого взгляда техника допотопная. Ну что, давай внизу всё осмотрим.
В первом помещении слева стояли агрегаты для регенерации кислорода и обогрева здания. Дальше находилась рубка с компьютером и радиостанция. Из торца коридора дверь вела на склад, заставленный ящиками и незнакомыми приборами. Три двери по правую сторону вели в мастерскую, жилую комнату, в которой стояли три кровати и столовую.
- Да, здесь не спрячешься, - сказал Коростылёв, стоя в дверях столовой.
Помещение было небольшим, посередине стоял стол и несколько табуреток на одной ножке. Возле стены располагались два контейнера. Феллини подошёл к ним и открыл крышки. Один заполняла рассыпчатая, влажная на вид, масса, второй - густая жидкость.
- Не сможешь определить, что за пищу, они потребляют? - спросил Коростылёв у Клэр.
Клэр согласно кивнула и, отобрав пробы, устроилась за столом. Мебель в столовой была небольших размеров и наводила на мысль, что инопланетяне уступают землянам в росте.
- Блок работает в двух режимах, автоматическом и управляемом. Иначе, зачем всё это? - проговорил Феллини.
- Будем надеяться, что, когда они привезут исправный блок, то останутся здесь. Иначе нам придётся куковать неизвестно, сколько времени, либо сбивать ракетоплан. Ну и что у тебя? Можно за стол садиться? - спросил Коростылёв у Клэр.
- В принципе можно. Ядовитого ничего нет, но я бы не советовала, сплошная химия. Надо будет отобрать образцы на звездолет. Больше пока ничего сказать не могу.
- Ладно, у нас своей еды хватает, - засмеялся Феллини.
Коростылёв разрешил отстегнуть шлемы, и земляне приступили к более детальному осмотру поста.
- Следи за кислородом, - получила задание Клэр.
Везде царило унылое однообразие. Серо-стальной с неземным искрящимся оттенком и фиолетовые цвета. Мельком оглядев рубку, с жадным любопытством устремились в жилое помещение. Здесь было хоть какое-то разнообразие. На стенах красовались несколько фотографий. На первый взгляд инопланетяне выглядели, как земляне, но отличались вытянутостью тела и нездоровым, на взгляд землянина, фиолетовым оттенком кожи. На столике лежало несколько журналов с яркими цветными фотографиями. Преобладали обнажённые до разной степени инопланетянки.
- Сугубо мужское чтиво, - констатировал Феллини. - Судя по изображениям, жизненные процессы протекают у них так же, как у нас. Интересно было бы пообщаться с инопланетяночкой, чтобы удостовериться окончательно.
- Можешь захватить с собой журнальчик. Для предварительного ознакомления, - ехидно посоветовал Коростылёв. - Где засядем? По-моему, самое лучшее место на складе. Скорей всего они первым делом полезут на купол.
- А если их встретить прямо у входа? - возразил Феллини.
- Нет. Ракетоплан они скорей всего отправят, когда установят блок. После захвата нам нужно выиграть хотя бы пару часов, поэтому дождёмся, когда он улетит. Доставай свои штучки, бери Мусю и устанавливайте их во всех помещениях, будем следить за инопланетянами из засады. Не полезут же они сразу на склад. Клэр, ты иди в рубку и смотри в иллюминатор, а я погляжу, что у них за скафандры.
Полтора часа прошло в напряжённой работе.
- Пришлось стены сверлить для антенн, - сообщил Феллини, настраивая прибор. На небольшом плоском экране, разделённом на квадраты, появилось помещение поста. - Темновато. Ну, хозяева появятся, включат свет. Как у них со скафандрами?
- Мрак. Больше суток не выдержать, и то будешь плавать в собственных испарениях. Регенерация хуже, чем у нас. Нам это без разницы. Я ни один не смог надеть, разве что все причиндалы изнутри выбросить. А снаружи смотреть - вполне по росту подходят.
- Хлипкий народишко. С Остапчуком будем связываться?
- Не стоит рисковать. Он же видит, что ничего не происходит. Ладно, позову Клэр, пора и перекусить. На твоём экране подходы к блоку видно?
Феллини повернул ручку, изображение помещений исчезло, и появилась местность перед постом.
- На себя хочешь посмотреть?
- Не требуется, - Коростылёв повернулся и пошёл в рубку.
- Давайте снимем эту амуницию, - первым делом предложила Клэр. - Ну, правда же, Олег, это излишняя предосторожность. Нам может до завтра ждать придётся.
- Ладно, снимаем, - согласился Коростылёв. - Корми нас.
Обед землян состоял из двух пятидесятиграммовых капсул. Дразня Феллини, Коростылёв с аппетитным причмокиванием, разжевал свои.
- У меня желудок от такой еды сморщился, - вздохнул Джоз.
- Иди, инопланетянской мякиной его набей, - засмеялся Коростылёв. - Клэр же определила, что она не ядовитая.
Два часа прошло в ожидании. Феллини уныло смотрел на экран, пересчитывая видимые метеориты вначале справа налево, потом в обратном порядке. Клэр прикорнула под боком у мужа, и через четверть часа они начали шептаться. Первым не выдержал Феллини. Для его импульсивной натуры бездеятельное ожидание превратилось в пытку.
- Ну, вот что, любовнички, вы тут воркуйте, - он с шумом поднялся с ящика, на котором сидел, и проделал несколько резких гимнастических упражнений, - а я пошёл в рубку. Сил моих больше нет сидеть вот так. Попробую разобраться в их схемах. - И не дожидаясь, когда Коростылёв начнёт возражать, поскорей удалился.
Олег и Клэр недолго оставались наедине, оставив Мусю стеречь экран, они отправились вслед за Феллини. Джоз к этому времени обложился инструкциями, испещрёнными волнистыми линиями, перемежающихся угловатыми значками и весь ушёл в их изучение. Клэр присоединилась к нему, а Коростылёв продолжил знакомство с постом. К вечеру Феллини объявил, что начал кое-что понимать, правда, Клэр в сомнении качала головой, но Джоз самоуверенно клялся, что если бы ему позволили распотрошить пару блоков, он без всяких пленных разобрался во всех их схемах.
- А я тут настоящий арсенал обнаружил, - возвестил Коростылёв. - Шкафчик в спальне оказался не с одеждой, а с оружием. В основном огнестрельное и что-то вроде электрических разрядников. Огнестрельное тоже, будь здоров. Скорострельные автоматы. Но я оказался подогадливей вас и кое-что в них исправил. Стрелять они не будут, во всяком случае, пока не разберут.
Феллини подтолкнул Клэр локтем и сделал приглашающий жест.
- К твоим услугам вся рубка, хвастунишка!
Эти сутки, также как и предыдущие, прошли в бесплодном ожидании. Ракетоплан прилетел на следующий день примерно в то же время, что и накануне.
- 3 -
Вчерашняя процедура повторилась в обратном порядке. Затаив дыхание, земляне смотрели, как, поскрипывая, поднялся щит, вошедшие инопланетяне сняли скафандры и поместили их в пустые шкафчики. Помещение наполнилось напевами и своеобразным посвистыванием. Прибывшие подхватили блок и понесли его наверх. Джоз гримасами показывал Коростылёву, что надо идти туда и, не выдержав, щекоча дыханием, зашептал в самое ухо:
- Мы здесь будем сидеть, а они сделают своё дело и уберутся. Что тогда? Надо брать, пока они заняты и все вместе.
- Ты что, не понимаешь? - сердито ответил Коростылёв. - Ракетоплан ещё здесь. Мы из охотников в дичь превратимся. В любом случае мы их на выходе возьмём. Жди, не паникуй.
Один из инопланетян спустился вниз и прошёл в рубку. Заработала радиосвязь. Феллини в нетерпении ударил кулаком по ладони. Коростылёв покосился на Клэр. Девушка стояла, обхватив себя руками, превратившись в натянутую струну. На экране из сопла ракетоплана вырвалось пламя, вытянутый корпус вздрогнул и вначале медленно, потом всё быстрей и быстрей покатился по поверхности и, оторвавшись от неё, ушёл за пределы видимости. Оставшиеся наверху инопланетяне спустились вниз и прошли в рубку.
- Джоз, - окликнул Коростылёв, - проверь наручники, и оба приготовьте парализаторы.
В это время радиосвязь прекратилась, и один инопланетянин что-то пропел высоким голосом. Все трое вышли из рубки и открыли дверь в столовую
- Ну! Самое время! - Джоз нетерпеливо посмотрел на Коростылёва.
Олег согласно кивнул и скомандовал:
- Ты берёшь левую сторону, я правую, Клэр, ты страхуешь. Муся, остаёшься в коридоре, если инопланетяне выскочат из столовой, ловишь их и ждёшь новой команды. Вперёд! - и первым выскочил в коридор.
Упругая подошва скрадывала шаги, и инопланетяне ничего не заметили, пока не оказались под излучателями трёх парализаторов. Дверь в столовую оставалась открытой. Слева один инопланетянин накладывал из контейнера мучнистую массу, второй набирал жидкость, третий сидел посередине за столом. В мгновение ока, двое, не успев сообразить, что к чему, потеряли способность двигаться, говорить, и упали на пол. Этого мгновения оказалось достаточным, чтобы третий, сидевший, пулей вылетел из-за стола и оказался за контейнерами. Позже земляне не раз поражались быстроте реакции инопланетян. Оттуда, скорчившись за контейнерами, с невообразимым акцентом, коверкая слова, но вполне понятно, высоким до визга голосом, инопланетянин прокричал несколько раз:
- Не убивайте! Сдаюсь! Не убивайте!
Коростылёв машинально ответил:
- Тебя никто не собирается убивать. Выходи!
Расставив руки в стороны, словно намеревался обнять всех троих пришельцев, инопланетянин выбрался из-за контейнеров.
- Откуда знаешь, наш язык? - спросил Коростылёв удивлённо и тут же сделал шаг в сторону, чтобы не быть с Феллини одной целью и скомандовал: - Клэр, пройди сзади Джоза и контролируй тех двоих, - и прикрикнул на инопланетянина: - Ну!
- От ваших товарищей. С первого звездолёта. По разговорнику.
- Что с ними? Где они? Живы? - воскликнули земляне в один голос.
- Я с ними не общался. Я не знаю. У меня другая работа. Я ни причём, - инопланетянин говорил торопливо, захлёбываясь словами, коверкая их до неузнаваемости.
- Не дёргайся, - сказал Феллини, - тебя никто не собирается убивать. Отвечай на вопросы членораздельно.
- Ладно, погоди, Джоз, - сказал Коростылёв. - Наденьте вместе с Клэр наручники на тех двоих, а ты, приятель, подойди лицом к стене и упрись в неё руками, только без шуток, иначе я тебя до смерти успокою.
Когда парализованные инопланетяне были скованы по рукам и ногам и аккуратно уложены у двери, Коростылёв велел Феллини обыскать третьего. Из оружия у того оказалась какая-то штуковина, закреплённая на бедре. Коростылёв потрогал её рукой.
- Что-то огнестрельное. Тех двоих тоже осмотреть надо. Дай этому табуретку, пусть сядет у стены.
С обыском покончили, и земляне как следует рассмотрели пленника. В первый момент его можно было принять за сородича, но чуть приглядевшись, тут же замечались отличия. По комплекции он уступал прилетевшим с другого конца света братьям по разуму. Рост не превышал ста семидесяти сантиметров, плечи уже, кость тоньше, чем у землян. Череп его был вытянут, разрез глаз удлинённый, нос тонкий и высокий, что придавало лицу птичье выражение. Кожа имела едва уловимый фиолетовый оттенок, из-за чего инопланетянин имел вид выходца с того света. Голову покрывали прямые жёсткие волосы длиной не более трёх сантиметров, они торчали вверх с наклоном вперёд, делая его похожим на насторожившегося ежа. Одежда состояла из комбинезона с множеством карманов. На правой стороне груди и на правом рукаве ярко-синими аппликациями красовались по три зигзага. Сам комбинезон имел всё тот же серо-фиолетовый цвет.
- Теперь поговорим, - сказал Коростылёв, присаживаясь боком к столу и, положив на колени парализатор, который до сих пор не выпускал из рук. Волнение улеглось, им овладело спокойствие. - Первый вопрос: когда сюда должен прилететь ракетоплан? Второй - как вы поддерживаете связь с базой? Отвечай.
Инопланетянин часто-часто заморгал, будто пребывал в нерешительности. Коростылёв взял парализатор и покачал в руке.
- Я буду говорить. Мне трудно произносить слова. Ваша речь очень непривычна для нас, - инопланетянин заговорил медленно, останавливаясь перед каждым словом, будто вначале пережёвывал его, а потом произносил. Успокоившись, как и земляне, он с удивлением посмотрел на Клэр, сидевшую по другую сторону стола от Коростылёва. Феллини устроился на ближнем к инопланетянину контейнере с едой. - Это кто, женщина?
- А ты что, женщин не видел? - зло спросил Джоз, раздражённый затягивающимся допросом. - Вы что, бесполые?
Губы инопланетянина вытянулись, и он издал шипящий свист.
- У нас есть женщины. Они не летают. Летают только мужчины. Женщины сидят на Юуюлуе.
- Где?
- Так мы называем свою планету, - инопланетянин с трудом оторвал взгляд от пугавшего его Феллини и посмотрел на Коростылёва. - Связь работает постоянно. Обязательные сеансы три раза в сутки. Дайте мне часы, - он показал на стол.
- Это? - спросил Коростылёв, взяв в руки плоский ромб с прыгающими значками. Инопланетянин ответил утвердительно, и он отдал часы ему. - Можешь оставить их себе.
Инопланетянин послушно закрепил ромб на манжете рукава.
- Следующий сеанс через три часа. Потом через восемь. Мы прилетели на шесть дней. До окончания срока ракетоплан не появится.
- Значит так. У нас есть время обстоятельно поговорить с тобой. Потом ты выйдешь на связь и передашь, что всё нормально и предупредишь, что до следующего сеанса вас на связи не будет. Придумай что-нибудь, будете заняты какой-нибудь работой снаружи или ещё что-либо под вид этого. Учти, это парализатор, а вот это бластер, - Коростылёв похлопал по закреплённому над правым коленом смертоносному оружию. - Если предашь нас и вызовешь ракетоплан, я сожгу тебя вместе с радиостанцией, - стращая инопланетянина, поймал испуганный взгляд Клэр, но промолчал.
- Знаю, я знаю. Бластер страшное оружие. Не беспокойтесь, я не вызову ракетоплан.
- Вот и прекрасно. А теперь на всякий случай перейдём в рубку, поближе к радиостанции и ты расскажешь всё, что знаешь про первый звездолёт. Расскажи всё. Понял?
4 -
Рассказ занял основную часть времени до сеанса связи. Инопланетянин говорил медленно, некоторые слова он не мог произнести сразу, или не мог припомнить их и начинал путаться. Иногда земляне заставляли его то смолкнуть, переваривая услышанное, то повторить некоторые места ещё раз. Феллини срывался с табуретки и носился кругами по рубке. Клэр сжимала ладонями лицо и шептала: “Этого не может быть. Это невозможно». Коростылёв слушал с каменным лицом, уточнял детали и заставлял повторить непонятное.
“Дерзкий” вышел на инопланетную цивилизацию на колонизуемой планете. Земляне бросились к инопланетянам с распростёртыми объятиями, но те встретили их настороженно. Первое общение ограничилось передачей обучающего мини-компьютера, в памяти которого хранились сведения о земной цивилизации. Такие компьютеры имелись на каждом поисковом звездолёте. Это было создание Центра Контакта. В него заложили программу обучения земному языку и всевозможные программы с различной информацией о человеческой деятельности. Часть блоков оставили свободными, на них можно было бы записать свои программы и после взаимного общения с компьютером, контакт был бы обеспечен.
Инопланетяне компьютер взяли, но жестами предложили землянам вернуться на звездолёт и, показывая на небо, дали понять, что ждут чьего-то прилёта. Земляне послушно вернулись на корабль и не делали попыток выйти из него. Дни шли за днями, звездолёт окружили охраной, почти ежедневно прибывали корабли, но в контакт никто не вступал. Земляне тоже, выполняя волю хозяев, больше не предпринимали попыток к общению. Но вот всё изменилось, как по мановению волшебной палочки. На звездолёт поступила вполне связная радиограмма, из которой земляне поняли, что их приглашают выйти из звездолёта для знакомства.
Делегация землян посетила главную базу инопланетян, а их делегация - звездолёт. Инопланетяне демонстрировали образцы радушия и гостеприимства. После того как инопланетян уговорили надеть шлем, процесс взаимного узнавания облегчился. Земляне сделали множество персональных переводчиков и снабдили ими инопланетян, а через некоторое время наиболее способные к языкам могли обходиться и без них. Инопланетяне показали себя любознательными и усердными учениками. Своих знаний и достижений они не скрывали. Скрывать не имело смысла, земляне ушли далеко вперёд. Гости делились всем, кроме секрета энергии. У хозяев тоже оставались тайны, о которых земляне не подозревали.
Когда-то на Земле разрабатывались и внедрялись в практику специальными ведомствами различные способы воздействия на человеческую психику. С наступлением эры свободы, всякое насильственное воздействие на психику было признано неэтичным и несовместимым с человечностью. Исключение составляло подавление агрессивности у неизлечимых параноиков. Различные виды гипноза, используемых при обучении в связи с колоссально возросшим объёмом знаний, ничего общего с изменением психики не имели. Люди научились прогнозировать применение научных достижений и заранее оценивать, что к чему может привести.
Инопланетяне, достигнув уровня, при котором выявлялись различные способы управления поведением человека, шагнули далеко вперёд, опережая землян, остановившихся на достигнутом. Теперь их интересовала нервная система землян и способы воздействия на неё. Повышенное внимание к этому вопросу подавалось, как желание сравнить многообразие форм жизни. Прошло время, земляне начали выказывать интерес к посещению самой Планеты. Из этических соображений они не запускали автоматических станций, не прощупывали систему лучами и довольствовались тем, что инопланетяне предлагали сами. А инопланетяне всё тянули и тянули. Причина была простой, подлетев к Планете, земляне неминуемо поняли бы, что на ней не всё благополучно и стали бы более сдержаны. Во время уроков сравнительной анатомии специалисты инопланетян, поднаторевшие в психиатрии, чтении чужих мыслей и умонастроений, поняли, что к чему и земляне подписали себе смертный приговор.
Инопланетяне предложили гостям посадить звездолёт на Большой спутник и отправиться с визитом на Планету. Во время полёта к Планете, с “Дерзкого” ушло сообщение на Землю с обширной информацией. До Земли дошёл только искажённый обрывок, из которого невозможно было что-либо понять. Инопланетяне не сумели полностью заэкранировать “Дерзкий”. На Планету отправилась почти вся команда. На звездолёте осталось четверо. Ни под каким видом они не должны были открывать дверь до возвращения своих товарищей. Но предосторожность оказалась тщётной. Инопланетяне успели нашпиговать звездолёт своими изделиями, в определенный момент они сработали и земляне превратились в марионеток.
- Точно я не знаю, - говорил инопланетянин. - Всё держится в секрете. Этих четверых посадили под шлем. Их мозг высосали до дна. Узнали даже то, что они думают, когда любят женщин. Наши учёные использовали свою приставку. Все четверо превратились в идиотов. Наши что-то не учли. Они стали бесполезны.
- Что с ними потом сделали? - спросил Коростылёв.
- Ничего, вытолкнули наружу.
- Где остальные?
- Пятеро здесь, на космодроме. Учат наших управлять звездолётом. У них в голове электроды. Наши хотят узнать секрет энергии. Ваш компьютер не подчиняется. Мы не знаем, как работают ваши двигатели.
- Ладно, - перебил Коростылёв, - где остальные члены экипажа?
- На Планете, их исследуют. Где, не знаю, всё секретно. Я работник космической станции.
- Военной или гражданской?
- Всё космическое подчиняется военным.
Коростылёв задумался. Мысль о спасении этих пятерых запала ему в голову.
- Теперь скажи, сколько ваших обучается на звездолёте? Они находятся на нём круглые сутки или уходят?
- Много. Мы хотим построить такие же. Ночуют на космодроме. На звездолёте работают. Бывает остаются.
- Ты не ответил на мой вопрос. Сколько ваших бывает на звездолёте? Пять, двадцать пять?
Инопланетянин закивал головой.
- Не знаю число точно. Двадцать пять, много, меньше не много. Звездолёт охраняют.
- Ну, это и ежу понятно. Что можешь сказать про систему охраны?
Инопланетянин опять закивал головой.
- Я там не был. Всё секретно. Спросить - допрос, зачем хотел узнать.
Пленный изнемог и начал путаться.
- Ладно, последний вопрос и можешь отдохнуть. Как тебя зовут?
- Яаяаньяа, - своё имя инопланетянин произнёс на одном дыхании, вытянув губы.
- Яань, - резюмировал Феллини. - Однако, и мерзкие же вы ребята.
До сеанса связи оставалось чуть больше получаса. Пришёл Муся и сообщил, что парализованные инопланетяне подают признаки жизни.
- Они знают наш язык? - спросил Коростылёв, подымаясь.
- Нет, - Яань присвистнул, эти свистки, каждый раз другие, то тонкие, то какие-то шипящие, очевидно, что-то обозначали, как междометия в земном языке, но из-за своей непонятности уже действовали Коростылёву на нервы. - Я знаю, я начальник. Они исполнители, солдаты, да, так правильно. Я хочу быть ещё выше. Власть, деньги. Много знать.
- Угу, вишь, как у вас устроено. Тогда идём к ним. Скажешь, чтобы не рыпались. Ничего страшного с вами не случится. Сейчас наденем скафандры, вас доставят на звездолёт, там побеседуют и вернут назад в целости и сохранности. Так что можете не бояться.
Инопланетянин не двигался с места и опять свистел. Коростылёв удивлённо посмотрел на него.
- Ты что, не понял, что я сказал? Идём.
- Ты начальник. Я прошу. Не надо назад. Оставьте у себя. Вы получите информацию. За это газовая камера, там. Тут без скафандра наружу. Смерть.
- Ну, на вас не угодишь. Об этом с Командиром поговоришь. Идём быстрей.
Очнувшиеся инопланетяне сидели у двери, привалившись спинами к стене. Яань что- то посвистал им, они ответили заунывными трелями.
- Всё в порядке, - сообщил офицер Коростылёву.
Они успели заскочить в кислородно-силовой узел, и Яань накоротке познакомил Коростылёва с его работой. Правила пользования рацией он объяснял уже готовясь к связи.
- Джоз, бери Мусю, одевай инопланетян в скафандры. Не забудь про наручники. Связь закончится, сразу двигаемся.
Вездеход ждали снаружи, тревожно вглядываясь в небо. Но Яань сдержал слово, ракетоплан не появился. Погрузились буквально на ходу, подталкивая скованных инопланетян. Двоих устроили в грузовом отсеке, поручив их заботам Муси. Яаня Коростылёв повёл в рубку.
- Клэр, наговорите как можно больше слов в компьютер. Мне нужен хоть какой-нибудь переводчик. Джоз, посылай сигнал на звездолёт, - отдав команды, Коростылёв захватив информик и два кубика, ушёл в салон. Остапчук вёл вездеход на условленное место.
Записав свои соображения, закодировав памятным шифром, сигналы для связи и некоторые объекты рельефа, Коростылёв вернулся в рубку.
- Звездолёт сигнал принял, - сообщил Феллини, он кивнул, подсел к Остапчуку и протянул ему один кубик, второй оставлял себе.
- Рэм, вернёшься на “Громовержец”, отдашь Командиру. Я остаюсь, тут всё записано.
Остапчук кубик не взял, а, взметнув вверх лохматые брови, удивлённо посмотрел на Коростылёва.
- Не понял. Объясни.
Тут только Коростылёв вспомнил, что впопыхах они ничего не рассказали Остапчуку, и вкратце пересказал сообщение Яаня о “Дерзком”.
- Понимаешь, есть возможность захватить “Дерзкий”. Я останусь и попытаюсь что-нибудь разнюхать и сообщу на “Громовержец”. А если сейчас все улетим, потом...
- Это я понял. Я не понял, почему ты в одиночку берёшься за это. Не дури, Олег, такие дела в одиночку не делаются. Ты ребятам говорил?
- Понимаешь, Клэр... Я собирался сообщить в последнюю минуту.
- Ну и дурень же ты, парень. Ты подумал, в какое положение нас с Джозом ставишь? Забери свой кубик, отдашь Леклерку. Надо будет взять с корабля малютку и ещё пару скуттеров на всякий случай.
- Я же не в одиночку, - оправдывался Коростылёв, - со мной Муся останется.
- Муся! - передразнил Остапчук. - Муся он Муся и есть. Ты катером умеешь управлять?
Коростылёв кивнул утвердительно.
- Но на катере нас быстрее засекут, - возразил тут же.
-Они всё равно скоро про наши подвиги знать будут. Догадаться, что мы попытаемся проникнуть на “Дерзкий” не трудно. Сбить малютку не так-то просто, их кое-чем оборудовали. Да и летать можно пониже, чтобы не засекли, главное - скорость. Это мы ещё посмотрим, а про запас иметь не помешает. Ты спроси своего нового дружка, известно ему, что его начальники про нас замышляют?
- Вас всех хотели уничтожить, - ответил Яань. - Сейчас - захватить живыми. Почему не знаю.
- Олег! - окликнула Коростылёва Клэр. - Мы с Джозом тоже остаёмся.
Коростылёв от удивления застыл с раскрытым ртом.
Остапчук захохотал.
- Эх ты, конспиратор.
Они добрались до условленного места, прощупали окрестности радаром, прослушали эфир, призвав себе на помощь Яаня, и послали сигнал о том, что путь свободен. Через несколько минут в небе появилась быстро снижающаяся яркая точка.
- Пьер, - говорил Коростылёв Леклерку, войдя вместе с Феллини и инопланетянами на корабль. Они стояли возле шлюза, откинув шлемы. - Мы остаёмся. Пятеро наших здесь, на “Дерзком”, - он протянул Леклерку кубик. - Будьте осторожны, они знают наш язык и хотят захватить “Громовержец”, - Коростылёв говорил быстро, не давая Леклерку времени на раздумья. - Дай нам малый катер и два скуттера.
- На малютке есть два скуттера. Про язык уже известно. Мы получили квантограмму. Кто-то заверяет нас в своей дружбе и просит о помощи.
- Пьер, это может быть ловушка. Инопланетяне очень коварны. И ещё, нам понадобятся индивидуальные переводчики. Один из инопланетян, тот, что с зигзагами, знает наш язык.
- Ты всё записал? - Леклерк перебил его и подбросил в руке кубик, Коростылёв кивнул утвердительно. - Не будем терять времени. Забирайте катер, вам лучше пока закрепить его на вездеходе и не пользоваться, пока не уберётесь отсюда подальше. А теперь за дело. Действуйте! Я прилечу к вам, Олег.
Герметизируя на ходу шлемы, Коростылёв и Феллини бросились в сопровождении Леклерка в грузовой отсек.
Когда на корабле взревели двигатели, и он начал отрываться от поверхности, в небе появились две быстро приближающиеся точки, а в динамике раздался чужой голос до невозможности растягивающий гласные:
- Земляне! Немедленно сядьте! Немедленно сядьте! Иначе будете сбиты.
- Эх, полоснуть бы лазером для острастки, - Феллини даже потянулся к пульту.
- Сиди, - успокоил его Остапчук. - Корабль уйдёт, а мы только себя обнаружим.
Они молча следили за удаляющимся планетолётом. Словно мотылёк тот метался из стороны в сторону, постоянно меняя курс. От ракетопланов отделились две искорки и помчались вдогонку, но вместо одной точки уже три веером уходили ввысь и разобрать, где настоящая цель, где ложная, стало невозможно. Скоро всё потерялось в черноте ночи. Ракетопланы сделали широкий круг и скрылись с экранов. Остапчук запустил двигатель, и вездеход помчался вперёд.