КРИБЛЕ, КРАБЛЕ, БУМС!
Громко кричат дети вместе с Дедом Морозом и Снегурочкой «волшебные слова». Звучит музыка, мигают фонари, летят световые снежинки, и Танечка с Ванечкой из сказки Чуковского «Бармалей», всхлипывая, вбегают в зал и бросаются к спасителям - к Деду Морозу и Снегурочке.
Первый новогодний праздник в истории телевидения для детей сотрудников идёт в большой студии Шаболовки. Инициаторами этого праздника были инженеры. Они попросили меня придумать сценарий и поставить детский спектакль, обещали предоставить любую техническую помощь, а работу по организации подарков, билетов на ёлку, проводу детей в студию распределить между членами профбюро своих и творческих работников. И работа закипела...
Основным действием спектакля я решила сделать спасение плачущих и несчастных героев детских сказок. Используя готовые и снятые заново кино и видео фрагменты с драматическими эпизодами сказок, мы их «вклинили» в традиционный ход праздника, показывая детям на нескольких студийных мониторах. Как только раздавался плач в сказках, дети «спасали» обиженных. Все роли взрослых исполняли сотрудники, а танцы снежинок, хороводные пляски – средняя и старшая группы Аниного детского сада. Желающих попасть на ёлку оказалось так много, что пришлось повторить праздник три раза за один день.
И вот, идёт последняя ёлка. Я слежу за своевременным выходом «актёров», даю команды на начало видео фрагментов, музыки, подсказываю, забытые в волнении, тексты и, изнемогая от усталости, с удовольствием смотрю на, увлечённых действием спектакля ребят и на Анечку. Это она в роли Танечки из сказки только что вбежала в студию с Гришей из её детсадовской группы. Он играет роль Ванечки.
Ох, и намучилась я с ними, когда записывала кусочек из сказки для этого праздника! Аня ни за что не хотела «идти в Африку». Она же знала всю сказку, знала про Бармалея и боялась его. Пришлось познакомить её с инженером, который должен был исполнять роль Бармалея. Молодой, красивый, весёлый парень ей понравился, и она согласилась поиграть с ним в студии в путешествие по Африке. Так и записали этот кусочек. Инженер за камерой шагал перед ребятами «по Африке», а в кадре, повторяя его движения, прыгая и напевая, весело шли дети. Но когда после перерыва в записи, началась съёмка второго, основного фрагмента с Бармалеем, случилось непредвиденное. Анечка не узнала молодого инженера в костюме и гриме Бармалея и, когда увидела, что он «разжигает костёр», чтобы их «зажарить», она стала кричать, плакать по-настоящему, забыв весь текст. Убежать из кадра она не могла, так как детей «связал» Бармалей, обмотав вокруг их пояса верёвку, и крепко её держал. Гриша, понимая, что это всего лишь игра, удивился реакции Ани и тоже испугался, и, на всякий случай (вдруг «поможет»), произнёс нужный текст-просьбу к Бармалею «простить» их.
Вот она, режиссёрская «жестокость», не позволившая мне остановить запись, чтобы успокоить доченьку. Ведь получался такой органичный, с настоящими детскими слезами сюжет! Солнышко моё кричит от страха, а я шиплю операторам: «Снимай, снимай!».
Ещё два года я делала детские новогодние праздники по новым сценариям, где неизменно, в разных ролях участвовала Анечка. Но энтузиазм и альтруизм сотрудников, да, и мой, не вечные. Жаль, что не осталось на память ни одной фотографии, ни одной видеоплёнки. Я об этом не подумала, Илюша фотографировать не догадался, да и фотоаппарата у меня не было, а сотрудники фотографировали в основном своих детей.
Удивительный ребёнок моя Анечка! Как искренне она верит всему! Для неё все события в сказке – события настоящей жизни. Помню, ей было чуть больше двух лет. Я решила показать давно знакомую ей сказку «Репка» с куклами. Усадила Анечку за её детский столик, а сама спряталась за комнатной дверью, как за ширмой. Над дверью появился дед с лопаткой, дошёл до середины, «покопал», «посадил» репку и ушёл. Начала репка «расти». Я за дверью надуваю жёлтый воздушный шарик, и он над дверью становится всё больше и больше. Истошный крик Анечки прерывает действие. Я вижу, как она карабкается на столик, чтобы достать до репки, и плачет, поняв, что это не удастся сделать. Странная реакция. Ведь мы с ней только что рассмотрели всех кукол для сказки, она видела воздушный шарик для репки, который я при ней надувала, показывая, как репка растёт. И вдруг, такой крик! Такое эмоциональное потрясение от сказки! Больше я не показывала ей кукольных спектаклей дома, боясь нервных срывов.
Потом, когда она начала ходить в детский сад, мы стали играть в другую игру. Я расставляла все куклы в разные мизансцены, чтобы, придя из детского сада, Аня угадала, что они делали, когда её не было дома. Фантазия у Анечки работала замечательно! Внимательно осмотрев всех в комнате, она через минуту начинала «раздавать» куклам поощрения или тумаки. А ненавистной кукле Лене приходилось каждый раз становиться в угол вне зависимости от мизансцены. Я защищала её, говорила, что Лена ни в чём не виновата, но ничего не помогало. Аня неумолимо её наказывала.
Растёт моя девочка... Раскрываются её способности и новые черты характера. Она с удовольствием слушает музыку, у неё хороший слух, она неплохо рисует. Однажды принесла домой рисунок своей старшей группы. На рисунке – воспитательница ведёт детей парами на прогулку. Интересно было то, что все были нарисованы простым карандашом, а воспитательница и один ребёнок – цветными карандашами.
- Кто этот цветной ребёнок? – спросила я у Ани.
- Это я, - гордо ответила Анютка.
Через много лет я показала этот рисунок знакомому психологу, и он сказал, что так нарисовать мог только чрезвычайно эгоцентричный ребёнок. Знать бы мне об этом раньше! Сколько конфликтов с Анюткой удалось бы избежать! Но не было в то советское время психологов, а вся педагогика была нацелена только на безоговорочное послушание и усреднение личности в коллективе.
С пяти лет я начала учить её читать. «Ох, и трудная это работа – из болота тащить бегемота!» - вспоминала я строчки Чуковского, когда боролась с нежеланием Анечки разглядывать буквы. Но с каким азартом она справлялась со слогами, как точно подбирала слова, начинавшиеся на каждый слог, если мы играли на конфеты!
- ВА, - говорю я, выбрав с закрытыми глазами из разложенных слогов карточку. Мысленно подбираю слово, а Анечка быстро считает до трёх. Если я слово не придумаю, конфета из моей кучки перелетит к ней. – Вафля! – вовремя говорю я, ловя недовольный взгляд Ани. Конфета осталась в моей кучке.
- ГА, - читает Аня, взяв очередную карточку, и задумывается. Я медленно считаю до трёх, упоминая все половинки. Наконец, она кричит, - ГА-ГА-ГА!
- Но это же не слово, - возражаю я. – Давай конфету.
- Нет, слово! Слово! Так гуси разговаривают! Не дам конфету! – с жаром спорит Анечка, прикрывая свою кучку ладошкой. - Нам это слово читала Ирина Николаевна в книжке! Если в книжке написано, значит, слово!
- Ладно, согласна... МА, - взяв очередной слог и, подогревая её азарт, надолго задумываюсь.
- Раз, два, три! – торопится Аня. – Всё! Давай конфету.
- Нет! Ты должна сама придумать слово на слог МА, тогда только получишь конфету!
- Мама! Машина! Маша! – выпаливает Анютка, хватая мою конфету.
Как весело было с ней играть, проигрывая все свои конфеты! Но когда я начинала «выигрывать», и у неё оставались две-три конфетки, она почти со слезами бежала в свою комнату, пряталась за дверью и шептала там заклинание: «Сивка-Бурка, рыжая Каурка!». Потом возвращалась и, конечно, с моей помощью вновь выигрывала. Почему она эти слова из сказки Ершова «Конёк-Горбунок» сочла волшебными? Не знаю. Знаю только, что сказка ей очень нравилась, просила почитать её ещё и ещё раз, внимательно разглядывала картинки. Это была её любимая книжка. Она вообще любила сказки и рассказы, где героями были животные. К семи годам она, хоть и медленно, но уже читала, правда соглашалась читать только понравившиеся ей книжки. Я начинала чтение, потом на самом интересном месте «уставала» читать вслух, и Анечка соглашалась почитать, пока я отдыхаю.
Я давно задумалась, куда, в какую школу её отдавать. На нашей улице были четыре школы. Одна – для умственно отсталых детей. Другая, не десятилетка, меня испугала, когда я услыхала, как младшие ученики в школьном дворе ругаются матом. В третьей школе учились не лучшие дети из нашего дома. Поговорив с их родителями, я поняла, что и преподавание там среднее. Процент поступивших в институты выпускников этой школы не велик. Была подальше от дома ещё одна физико-математическая школа. Способности к математике у Анечки были, не то, что у меня. Однажды, только-только заговорив словами, а не междометиями, Аня, увидела за завтраком у себя на тарелке одно, любимое ею, яйцо, а у меня – два. «Да... У тебя два...» - с укором сказала мне она. А ведь её никто ещё не учил считать. Потом она сама как-то быстро научилась считать до десяти, хорошо считала палочки, умела прибавлять и отнимать единицу. Я уже думала отдать её в ту школу, но, вдруг, там разразился скандал. Преподаватель физики вёл и кружок по фото. Во время занятий кружка его поймали на том, что он фотографировал голых мальчишек и соблазнил несколько из них. Физика, конечно, выгнали с работы, посадили за растление малолетних, но мне уже расхотелось отдавать туда Анечку.
Школа эстетического воспитания, на которой я остановила свой выбор, находилась на Хавской улице, как раз напротив моей работы. Хоть и надо было ехать в неё на двух автобусах, но там и преподавание, и контингент учеников был лучше. А с первого класса там, ещё не умеющих читать детей, начинали учить английскому языку. Школа-десятилетка была экспериментальная при Академии педагогических наук.
Илюша одобрил мой выбор, и с шести лет Аня по вечерам три раза в неделю стала ходить в подготовительный класс этой школы. Там были уроки музыки, танца, рисования, лепки, был хор. За 25 рублей в месяц профессионалы развивали творческие способности детей. Педагоги были довольны развитием девочки. Особенно отмечали её необычные работы по рисованию и лепке. А Анечке нравились все занятия.
1983-й год. Наступила последняя весна перед школьным десятилетним марафоном. Чтобы поступить в первый класс этой школы, Анечке надо было пройти собеседование с учительской комиссией. Педагоги говорили, что у детей, проучившихся год в подготовительном классе, никаких проблем при поступлении не будет.
В день экзамена вестибюль школы гудел от детских и взрослых голосов. Конкурс на право учиться в первом классе этой школы был довольно большой. Общее волнение детей и взрослых передалось и Ане. Я, как могла, успокаивала Анечку, но вот, назвали её фамилию, она вздрогнула и, чуть побледнев, вошла в директорский кабинет...
Анечку в школу не приняли. Учительская комиссия сочла её умственно отсталой и посоветовала отдать её в школу с облегчённым обучением, рассчитанным для таких детей. Для меня эта рекомендация прозвучала, как гром среди ясного неба. Конечно, я не сказала Анечке о результатах экзамена, но попросила её подробно мне рассказать, о чём с ней говорили учителя.
Аня рассказала, что она читала книжку, считала, потом показала, где круг, где квадрат, а где треугольник, отвечала на вопросы про овощи и фрукты. И на один вопрос сначала ответила не правильно, а потом ответила правильно.
- Что же это был за вопрос? – уточнила я.
- Кто такой Ленин? - ответила Аня, засмеявшись. – Там учительница быстро-быстро говорила, и мне послышалось слово олень, я и сказала, что олень – животное. А потом они на меня так страшно посмотрели, я испугалась, и учительница ещё раз повторила вопрос. Я тогда услыхала, что не олень, а Ленин, и ответила, что - человек.
Позже я попросила Татьяну Константиновну, учительницу музыки подготовительного класса, узнать, что действительно произошло на экзамене.
- Анечка очень волновалась, запиналась при чтении, - рассказала мне Татьяна Константиновна, после разговора с членом комиссии. - Потом Аню попросили посчитать, сколько будет, если от десяти отнять четыре, она через паузу ответила, что шесть. Но педагоги заметили, что она считает, спрятав руки за спиной, на пальчиках. Её попросили не прятать ручки за спиной и дали ещё один пример. Без помощи пальчиков, она ответить не смогла, совсем разволновалась и не стала рассказывать стихотворение. Ответила, что стихов не знает.
- Но она знала стихотворение, - удивилась я. – Мы с ней повторили его прямо перед экзаменом.
- Конечно, знала, - согласилась учительница музыки. – Но она, видимо, так разволновалась, что впала в ступор. С ней бывает такое и на моих уроках. Когда у неё сразу что-то не получается, она за роялем впадает в ступор, и уже ничего не слышит и не может. Я её тогда отпускаю попрыгать на минут пять-десять, и она вновь обретает способность работать.
- Да, там, в кабинете, не попрыгаешь...
- А потом ей показали геометрические фигуры. Она правильно все назвала. Но кто-то из педагогов, указывая на последнюю фигуру треугольника, спросила: «Разве это треугольник?» Анечка, только что правильно ответившая, вскрикнула: «Ой!», и отбросила фигуру. Для педагогов этого было достаточно, чтобы усомниться в твёрдости её знаний. Ну, а уж то, что она Ленина назвала животным...
- Знаю, знаю, - вздохнула я. – Она не расслышала вопрос, но потом-то ответила правильно. Она сказала, что Ленин – человек.
- Это был неправильный ответ. Она должна была сказать, что Ленин – вождь мирового пролетариата.
- Что?! – возмутилась я. – Да, она и слов таких ещё не знает. Как можно от семилетнего ребёнка требовать такого ответа!?
- Наша школа особенная, и педагоги подбирают особенных детей, - с сожалением ответила Татьяна Алексеевна. - Она и крейсер «Аврора» не узнала. Сказала, что это корабль.
- Ну, это вообще уже идиотизм... А потом говорят, что Анечка умственно отсталая! Разве это так?!
- Нет, конечно. Она очень способная, но чуть больше чем другие, нервная, не уверенная в себе.
Простите меня родители, не сумевшие «устроить» своего ребёнка в эту школу! Моя «умственно отсталая» девочка заняла место вашего ребёнка. Я довольно быстро поняла, что конкурс был устроен не среди детей, а среди родителей. Телевизионные связи с Академией педагогических наук моей редакции научно-популярных и учебных программ сделали своё дело. Анечка пошла в первый класс этой школы.
Похожий на парк, двор школы заполнен нарядными детьми. Яркие букеты цветов в детских руках гармонично вписываются в золото осени. Моя малышка в красивой школьной форме (платье с плиссированной юбочкой – последний «писк» моды!) с букетом гладиолусов (эти цветы выбрала она сама) входит с детьми первого «А» класса в старинный трёхэтажный особняк школы. Личико у неё встревоженное и серьёзное. Ищет меня глазами в толпе родителей, я машу ей рукой, она меня увидела, улыбнулась и, кажется, успокоилась.
Всё, маленькая моя, вдруг повзрослевшая, доченька! Начался новый, трудный этап твоей жизни...
Хорошо бы, чтоб о своём школьном периоде рассказала сама Анечка, но она теперь далеко от меня - живёт в Кёльне, в чужом городе чужой страны - и, ни рассказывать, ни писать о своих школьных годах она не захочет. Вечная «война» за себя, за свои права с одноклассниками, с учителями, со мной – воспоминание не из приятных. Не буду рассказывать о них и я. Все редкие радости и многочисленные трудности моих с Аней взаимоотношений, наше с ней непонимание друг друга, пусть останутся нашей тайной. Главное – я в моей дочурке вижу плоды своих усилий.
Она добрый и отзывчивый на чужую боль человек. Гордость и чувство собственного достоинства дают ей силы бороться со злом и преодолевать невзгоды. Конечно, она не достигла и, видимо, не достигнет социально значимых высот в обществе, нет у неё высшего образования, да и среднее образование, полученное в ПТУ, не соответствует этому понятию. Но кто сказал, что отличная швея хуже профессора, что умные руки хуже умной головы? Без штанов не ходит ни один политик, не обойтись без них и досточтимому академику. А уж нравственно она чище многих из них, интуитивно чувствует неправду. Может быть, её детство и юность были бы более радостными и интересными, если бы у меня хватило на мою доченьку времени, денег и сил. Но, увы, увы... Прости меня, родная...
Что же так занимало меня? Из-за чего меня не хватило на самое любимое, самое родное существо?
Крибле! Крабле! Бумс!!! Перестройка!!! Провозгласил генеральный секретарь партии Горбачёв Михаил Сергеевич, и мой привычный уклад, строй мысли окружавших меня людей, стали меняться…
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/20/754